Текст книги "Безумцы в клетках (СИ)"
Автор книги: Надежда Олишевец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
========== Часть 1 ==========
Громкий хлопок металлической двери заставил меня вздрогнуть. В тишине этот хлопок показался оглушительным. Передо мной предстал длинный, узкий коридор. Стены были покрыты серой, потрескавшейся штукатуркой, местами – паутиной. С потолка струился тусклый, болезненно-желтый свет.
Мои рыжевато-каштановые волосы были заплетены в две косички, на мне – растянутая футболка, мягкие пижамные штаны и забавные тапки в виде кроличьих мордашек. Сзади меня идут мои «конвоиры» – два крепко сложенных, с лицами, не обезображенными интеллектом, мужчины. У них были широкие, плотные ладони, массивные шеи и сексуальные спины. Лица – суровые, неприветливые. Но меня это особо и не расстраивало.
Меня зовут – Эми Дженнет. Мне шестнадцать лет, я ученица закрытой школы для девочек. Мое учебное заведение отличается, как Вы уже поняли, тем, что за исключением охранника и старого профессора по квантовой физике, оно заполнено одними женщинами, от мала до велика.
Признаться откровенно, я страшно ненавидела свою школу, ведь именно она и стала причиной моего появления там, где я сейчас.
Но, давайте по порядку.
Я родилась в провинциальном городке, затерянном среди холмов и лесов, обдуваемом хвойным ветром и запахом свободы. Моя семья – отец, да и только. Он был полицейским, постоянно задерживался на работе, не имея ни личной жизни, ни свободного времени. Это являлось одной из причин моего поступления в школу. Вторая причина – он слишком волновался из-за недостатка женского, материнского надзора за мной. Правда, то, что мне его не хватает, решил именно он. Я имела на этот счет другое мнение.
Пока отца не было дома, я занималась рисованием. Правда, не на должном уровне (из художественной школы меня выперли за ненадлежащее поведение задолго до описываемых мною событий). Но мой явный талант не признал таких мелочных преград, я все-таки выработала свой авторский стиль и часто изливала эмоции на холсте.
Каникулы я проводила дома, изредка – в курортных зонах с друзьями нашей маленькой семьи. Но столь короткое время вне стен школы не спасло меня от моего нынешнего дома…
Наш путь прервался у одной из непримечательных дверей. Один из мужчин распахнул ее передо мной, а другой подтолкнул внутрь.
– Ваша комната на ближайшее время, мисс Дженнет, – произнес санитар и с издевкой добавил-Советую подружиться с соседками, одна из них довольно буйная.
Как раз-таки при этих словах с одной из кроватей соскочила невысокая девушка. Ее конфетно-розовые волосы были собраны в два высоких хвоста, лицо в форме сердечка и мелкая россыпь редких веснушек, придавали ей милый, но комичный вид. Одета она была примерно как я – такая же растянутая черная футболка с логотипом рок-группы, короткие розовые шортики и белоснежные гольфы. Эта девушка отчаянно напоминала мне современных кукол.
– Оу, мальчишки, – сладко протянула она. Вопреки ожиданиям, у этой конфетной девчонки голос был прокуренный, с легкой хрипотцой. – А я вас ждала. Мне здесь было так одиноко.
Ее взгляд переметнулся ко мне:
– Новенькая? Хм, надеюсь, она не как эта, – и она махнула куда-то в угол, где стояла еще одна кровать и угадывался силуэт, – Белл такая молчунья. Меня это нервирует. Я с ней говорю, а она всегда молчит. А когда я попыталась заплести ей косу, эта припадочная вцепилась мне в волосы и вырвала огромный клок моего розового чуда.
– Припадочная здесь только ты, Гринз, – мужчины развернулись, собираясь уходить, – устроишь драку с новенькой – закроем в изоляторе.
Как только за ними захлопнулась дверь, внимание переключилось на меня.
– Эй, а ты кто?
Я не спеша прошла к соседней от ее, кровати, находящейся около стены.
– Меня зовут Эми Дженнет.
– Эми? Тебе не идет это имя. Оно слишком короткое. Я всегда хотела себе более короткое имя. Оно бы больше подошло ко мне. Меня зовут Джорджина Гринз, – защебетала розововолосая. Ее легкомысленное щебетание было вполне дружелюбным. Если бы в нем не было частички безумия. – А вон та, Белинда. Но она не разговаривает, как ты уже поняла. Сутками пялится в стену. Кажется, у нее анорексия, или что-то такое. Советую держаться подальше от Белл. Хрен знает, что она еще может выкинуть.
Меня не требовалось предупреждать. Чувствую, что мне с лихвой хватит и самой Джорджины.
Рассеянно слушая треп девицы, я расстилала постель и расставляла личные вещи в тумбочку.
– Слушай, а что у тебя?
– Ты о чем? – вопрос застал меня врасплох.
– Ну как о чем? Какое у тебя расстройство?
– А, ты об этом. Я здесь оказалась по ошибке.
Мой ответ вызвал хриплый, отрывистый смех Джорджины.
– Да, все мы в психушке по ошибке. Ну хорошо, не хочешь говорить – не надо.
Вскоре последовал отбой. Я лежала в темноте и обдумывала свое положение. Крайне незавидное, надо сказать.
И, выслушивая сначала болтовню Джорджины, а позже – тихий плач Белинды, я молилась, чтобы не сойти с ума до выписки.
========== Часть 2 ==========
Подъем в клинике душевного покоя был назначен на шесть тридцать утра. Проснувшись, я заметила, что Джорджина уже давно не спит. Она сидела возле кровати Белинды и о чем-то самозабвенно рассказывала. По недовольному сопению, я поняла, что Белинда тоже не спит. Впрочем, отвечать Джорджине, она не спешила.
Заметив, что я не сплю, Джорджина радостно встрепыхнулась:
– Ты уже проснулась? Это хорошо. Мне так скучно, а Белл полностью меня игнорирует.
– Может, ты ее достала? – грубовато усмехнулась я.
– Достала? Нет, – Джорджину ни капли не обидело мое предположение, – она такая с самого начала, я тут не при чем. Вот уж, точно, кто здесь больной, так это Белл.
Белинда также проигнорировала хамство Джорджины.
Дверь нашей палаты распахнулась и внутрь заглянула медсестра. У нее была женственная, с плавными линиями, фигура, которая могла принадлежать только человеку активно следящему за собой. Но лицо выдавало, что женщине прилично за сорок. Миссис Хилл, как гласила надпись на ее формуляре. Перед собой она катила небольшой столик на колесиках, нагруженный пластиковыми чашечками с таблетками – к каждой из них были прикреплен лист с нашими фамилиями. Гринз, Дженнет, Рид. Также на столике находилась тарелка с жидковатого вида кашей, йогурт и стакан с жидкостью розового цвета, похожей на сок. Впрочем, там могло быть, что угодно.
Прикатив столик к Белинде, миссис Хилл остановилась.
– Доброе утро, девушки.
– Утро просто прекрасное! – воскликнула Джорджина с излишним ликованием. – Я так рада Вас видеть, миссис Хилл.
– Я тоже рада тебя видеть здесь, – сдержанно кивнула медсестра. – А теперь, девочки, разбирайте свои лекарства.
Я приняла свою порцию и послушно проглотила таблетки. Делать этого не хотелось: все-таки таблетки предназначались для лечения, а я здоровый человек. Я боялась, что из-за этого таблетки окажут на меня обратное, губительное действие.
Джорджина так же приняла свои таблетки.
А Белинда поднялась с кровати, и я впервые увидела ее. Джорджина была права: у Белинды явно была анорексия. Кожа обтягивала ее тело настолько сильно, будто бы в ней не было ни грамма жира или мышц. Конечно, это было еще не полное истощение – иначе бы Белинда находилась совершенно в другой больнице. Ее худоба была на грани истощения, но все же достигала той самой грани. Острые коленки, провалы ключиц, выступающие скулы и огромные, каре-зеленые глаза – это была вся Белинда. Ее черные волосы едва касались плеча и не отличались густотой – видимо, не одну прядь волос она потеряла из-за анорексии.
– Пора завтракать, Белинда.
– Я могу есть сама, – впервые подала голос эта девушка. Голос ее был приглушенный, отстраненный.
– Нет, Белинда. Мы ведь знаем, что ты нас обманываешь и не ешь. Мистер Скальд запретил тебе завтракать самой.
Миссис Хилл уселась на табуретку, стоящую в углу.
– Если вы приняли таблетки, то подходите ко мне, а потом можете идти на завтрак.
Первой к ней подошла Джорджина, открыла рот, который тщательно осмотрела медсестра и вышла из палаты.
Меня ждала такая же процедура, после которой я отправилась в столовую.
Еда здесь была не лучшего уровня. Но, по сравнению с тем, что нам давали в школе – здесь были деликатесы.
Мне досталась порция чего-то смутно похожего на картофельное пюре зеленоватого цвета, немного пареной фасоли, несладкий чай и подозрительного вида кекс.
Усевшись в дальнем, пустующем углу, я принялась за завтрак. Однако мой покой долго не продлился. Возле меня раздался какой-то странной, писклявый звук, а сразу за ним, на соседний стул приземлилась Джорджина.
– Это редкостная дрянь, – сказала она, демонстративно тыкая ложкой в зеленоватую муть и наблюдая, как муть тянется вслед за ложкой.
– Это вполне съедобно, – отмахнулась я, не желая обдумывать сходство пюре с соплями.
– Чем же ты до этого питалась, что такое дерьмо кажется тебе съедобным???
Я предпочла не отвечать на вопрос. Кажется, скоро я буду подобна Белинде.
За него мой взгляд зацепился чисто случайно.
Он сидел в противоположном углу столовой, не проявляя к еде никакого интереса. Зато он проявлял интерес ко мне. Во всяком случае, его взгляд был прикован ко мне. Для психушки он выглядел странновато – имел слишком развитую мускулатуру, когда остальные были или истощены, или имели среднестатистическое строение тела, без каких-либо выделительных черт. С расстояния наших столиков мне показалось, что его волосы были темно-каштановыми – слегка растрепанными и мягкими на вид. Лицо – довольно правильные, классические черты лица, тонкая линия губ. Он был привлекательным – как привлекают внимание эдакие приличные, сдержанные молодые мужчины. Только вот от сдержанности в нем не было абсолютно ничего. В глаза бросались его татуировки – полностью забитые руки и, насколько я могла заметить, в них же была и шея, а верхний узор рисунка слегка задевал подбородок и линию челюсти.
Поймав мой взгляд, он улыбнулся. Хотя, даже не знаю, можно ли это назвать улыбкой. Эта была какая-то дикая, совершенно неожиданная, помесь хищного оскала и крайне обворожительной ухмылки.
Отступая вперед, хочу сказать, что, наверное, забрела в сети я именно тогда. Но, на тот момент, я была лишь добычей, которая слегка переступила черту опасной территории.
Пропала я чуть позже, но именно тогда в обшарпанной столовой психушки, среди психов и со странной едой в тарелке, я поняла – таких я еще не встречала.
Вдоволь насмотреться на его ухмылку мне не дала, будь она не ладна, чертова Джорджина!
Заметив наши взгляды, она прервала свою болтовню и как-то пискляво, словно мышка (я не понимаю как она это делает при достаточно хриплом голосе) вскрикнула:
– Эми, не смотри на Кайла!
Кайл. Мне нравилось даже его имя.
– Что? – я ошарашенно заморгала. Создавалось впечатление, будто меня вырвали из гипноза.
– Не смотри на главного психа! Никогда и ни за что не смотри в его сторону! Его даже я боюсь!
А зря. Думаю, Джорджине бы удалось довести его до окончательной стадии безумия своим трепом. Все-таки, тут даже у меня, здорового человека, начинается нервный тик.
– Главный псих? Почему ты его боишься?
– Потому, что он реальный психопат! Смотри, у него тело как у гладиатора – он бывший боец. Занимался какими-то боями на профессиональном уровне. Потом что-то произошло… Одни говорят – надавали-таки по кукушке, вот она и слетела. Другие говорят, что там врожденный психоз какой-то. Во!
Это вызвало у меня смех.
– Так он легенда психушки?
– Ты мне не веришь? – Джорджи надула пухлые, розовые губки.
Я не обратила внимания на ее обиду и вновь взглянула на его столик.
Его не было.
Тогда пришлось вновь обратить внимание к своей навязчивой соседке. Она сидела с задумчивым видом, наматывая прядь розовых волос на тонкий палец. Кстати, лак на ногтях у нее тоже был розовый, идентичного оттенка к волосам.
– А что еще ты знаешь?
– Какое тебе дело?
– Джо, – пропела я, улыбаясь и, готовясь подлизываться, – не обижайся. В конце концов, тебе не выгодно обижаться. Ведь тогда тебе опять не с кем будет поговорить.
Розововолосая задумалась и, видимо, тараканы в ее голове проголосовали в мою пользу.
– Хорошо, я расскажу. Говорят, что в первый же день лечения, он довел мисс Джастинс – она раньше являлась нашим психиатром, до истерики. И после этого она здесь больше не появлялась, а с нами стал работать Скальд. Палата у него одиночная. Правда, как и все мы, временами он попадает в изолятор. Но свою комнату он получил после того, как избил соседа – параноика. Тот не давал ему спать. При его навыках бойца и агрессии, оставлять его с кем-то опасно. В общем, его легче усыпить, как пса.
Наверно, шутка показалась Джорджи дико смешной ибо сама она залилась в хриплом смехе.
========== Часть 3 ==========
На улице было прохладно и пасмурно: над территорией клиники нависали тучи, холодный ветер хлестал по щекам. Собирался дождь.
Я неловко куталась в свою песочную парку и злостно щурилась, поглядывая на закрытые, высокие ворота. Впервые захотелось сбежать из этого отвратительного места.
А вообще, прогулки в психбольнице – это нечто. Толпа психов, под присмотром санитаров, гуляют взад-вперед по территории. Кто адекватнее – создавали впечатление будто просто вышли в пижамах в парк. Отбитые – могли бегать, дурачиться. Один мужчина средних лет громко вел ожесточенный спор сам с собой на тему Божественной комедии. Грешно признаться, но меня это даже заинтересовало – столь весомые приводил он аргументы.
Парочка психов играли в песочнице, кто-то расположился на узких лавочках.
Я брела среди этого безумия медленно, выискивая какое-нибудь укромное местечко. Все-таки, территория психбольницы была обширной, немного заброшенной и заросшей. Вдаль уходила поросль абсолютно неухоженны кустов и деревьев. Из-за этого порождался неприятный, мистический страх. Услужливое сознание сразу подкинуло несколько картин из популярных ужастиков.
Отгоняя эти мысли, я шла дальше. Именно таким образом я и наткнулась на качели. Старые, покрытые толстым слоем ржавчины, обвиваемые вьюнком в удушье.
Они имели настолько ветхий вид, что было страшно отягощать их своим весом. Но я ведь рисковая…
Качели жалобно скрипели при каждом движении. Но меня это уже не волновало, я летала, я была в раю. В лицо бил сильнейший ветер, унося меня в глубокую задумчивость. Хотелось увидеть отца. Наша последняя встреча в суде, где директриса школы отстаивала мое принудительное помещение в клинику, он практически не смотрел на меня, опускал глаза в пол. Знаю, ему было стыдно, что его дочь оказалась в такой ситуации. А вот мне… мне было больно, что он поверил в это. Клянусь, когда я выйду отсюда, директрисе школы несдобровать. Я еще отомщу ей и за загубленное будущее, и за горе отца, и за дни, проведенные в клинике.
Болезнью она посмела признать мои романтические отношения со своим сыном. Это и явилось причиной ее нелюбви ко мне, а позже, помещения в клинику.
Запрокинув голову и закрыв глаза, я стала жадно ловить капли начавшегося дождя. Ржавый скрип слегка раздражал, очень сильно не хватало музыки. А еще хотелось рисовать настолько, что жгло кончики пальцев.
Откуда-то издалека в нос ударил легкий запах сигарет. Захотелось курить.
Очень раздражало, что здесь я была лишена элементарных радостей.
Скрип качели становился еще противнее и я поняла, что амплитуда моего полета набрала довольно опасное направление. А я даже не заметила, когда успела так сильно раскачаться.
Приоткрыв глаза и попытавшись упереться ногами в землю, я почувствовала резкое и полное торможение.
А так же усилившийся запах сигаретного дыма.
Обернувшись, я буквально обмерла, попав в плен больших, миндалевидных глаз цвета густого тумана, с серебристо-лунным отливом.
Одной рукой он удерживал сиденье, отчего я находилась в подвешенном состоянии, а в другой была сигарета.
В столовой мне показалось, что его волосы были каштановыми – в свете дня же они отливали золотистой рыжиной на слегка вьющихся кончиках. Одет он был в камуфляжные штаны, берцы, черную толстовку и серую футболку.
На миг мне стало страшно – я отошла далеко от надзора, забившись в дальний угол заброшенного парка лечебницы. Поблизости никого не было. Только я и он. Мало ли какие мысли ходят у этого психа в голове. Нет никакой гарантии, что он не захочет сломать мне что-то или убить меня. А ведь еще он может… На этой дурной мысли я себя одернула, чувствуя как от смущения отчаянно краснею.
Тем временем, Кайл слегка присел, потянув меня к себе поближе. Наши глаза оказались на одном уровне, совсем близко друг к другу.
Приоткрыв рот, он выдохнул дым прямо мне в губы, шепча при этом:
– Ты нравишься моим демонам.
И вот именно тогда я поняла, что пропаду в этом омуте.
========== Часть 4 ==========
Время текло мучительно медленно, словно вытягиваемая из пальца игла – по жалкому миллиметру, с неохотой и лишней толикой боли.
Оскар Скальд – мой врач, сидел в огромном кресле, которое, честное слово, напоминало мне трон самого дьявола. Скальду было около тридцати пяти – на вид, серый костюм прекрасно на нем сидел, а белоснежный халат добавлял лицу некой свежести. Короткие, светлые волосы были аккуратно уложены, черты лица – плавные, с мягкими изгибами. Он мог бы быть красивой женщиной. Но в глубине синих океанов глаз плескалось едва заметное, безумие – думаю, работая с безумцами и его разум не мог остаться в сохранности.
Я сидела напротив Скальда, на мягкой, серо-песочной тахте. Слушая его плавный, красивый голос, я отчаянно думала. Мозг пытался выискать наиболее близкий вариант для освобождения из этого места.
– Эми, если ты не будешь говорить, я назначу тебе закрытую палату, – Скальд же времени не терял, он задавал какие-то глупые вопросы, которые я удачно игнорировала, то уставляясь в одну точку, за его головой, то собирая глаза в кучку, имитируя безумие. Последнее, впрочем, я делала скорее для личного развлечения. Однако, осознавая, что делаю себе только хуже, я решила немного включиться в суть его слов.
– Что Вам от меня надо, доктор Скальд?
Кажется, его слегка удивила смена моего поведения.
– Я хочу поговорить.
В ответ он получил лишь мою сдержанную усмешку.
– Хорошо. Чего тебе больше всего здесь не хватает?
Сказать откровенно, этот вопрос заинтересовал меня больше всего. Лишь только потому, что мне некому было пожаловаться: у Джорджи был плеер с музыкой и ей было разрешено выкуривать три сигареты в день, а больше ничего ее и не волновало.
– Листов для рисования, музыки и сигарет.
Скальд недовольно нахмурился:
– Я пока не могу разрешить тебе перечисленное. Но если твое лечение будет проходить успешно, то, думаю, я смогу позволить тебе условия, подобные условиям твоей розововолосой соседки. Но для этого тебе, как минимум, придется хорошо себя вести. Ты меня понимаешь, Эми?
Какое-то время я не мигая смотрела в его лицо, наматывая на палец выбившуюся из косичек прядь и обдумывала. Он поставил мне вполне выполнимые условия.
– Да, доктор Скальд.
– Вот и славно, – из-за улыбки от глаз потянулись лучики морщинок, – а теперь, давай поговорим о тебе, Эми. Расскажи о себе. Начиная с самого детства, все, что пожелаешь.
Я нахмурилась, размышляя, с чего бы начать, чтобы он действительно не счел меня психбольной.
– Мне начать с рождения?
– Можешь начать с чего угодно.
– Хорошо. Я родилась в маленьком городке, где все друг друга знали. В нашем городе холодная, дождливая зима сменялась жарким, сухим летом. Из-за климата я была болезненным ребенком. Почти все мои воспоминания детства связаны с моими постоянными больничными. Я почти ни с кем не дружила в младшей школе – пока дети знакомились, играли и заводили эту самую дружбу, я была либо в больнице, либо не могла выйти из дома из-за очередного приступа гриппа.
– Именно поэтому ты не смогла завести там друзей? – задал вопрос Скальд.
Я не стала удивляться его догадливости и просто продолжила:
– Да. Я вообще не могла строить отношения со своими ровесниками. Мне было с ними скучно. Они играли в глупые игры, смотрели глупые теле-шоу, говорили глупые вещи. В общем, свое детство я не могу назвать каким-то примечательным или значимым.
– Но ведь есть самое яркое воспоминание?
Это вызвало у меня приступ хриплого смеха:
– Да. Право же, это было очень забавно. Помню, как мама отправилась в соседний город и взяла меня с собой. У нее был старый Икар, такой ржавый, с продавленными сиденьями, сплошь прокуренный. И глох он крайне часто. А в бардачке валялась бутылочка шипучки. Так вот, мы поехали в соседний городок. Всю дорогу мама материлась на свое старое корыто, подпевала размеренному пению Кобейна или же ругалась с другими водителями на дороге. Я ехала рядом с ней, слушала ее истеричные выкрики и была безмерно счастлива. А потом мама врезалась в какой-то столб, меня не хило передернуло в другую сторону и я разбила лоб, – моя рука невольно потянулась ко лбу, нащупывая крошечный шрам.
– Почему тебя передернуло с такой силой?
Я вздохнула и, без всякого стыда, развалилась на тахте, глядя в потрескавшийся потолок.
– Она меня не пристегивала. Никогда. Она была очень рассеянной. Ей просто в голову не могло прийти то, что ремень безопасности в машине не для красоты.
– Твоя мать была настолько беспечна?
– Очень, – этот вопрос вызвал у меня легкую ухмылку. – После этого она быстро смылась с места происшествия, потом как-то неумело обработала мне рану. А после этого мы заехали в торговый центр, где она меня успешно потеряла. Она оставила меня сидеть в кресле, пока сама ушла в уборную, после чего она уехала домой, а по приезду обнаружила шокированного отца. «Я была уверена, что оставила ее дома», говорила она позже.
После изложенного я замолчала.
– Ты злишься на свою мать?
– Нет, – я мгновенно поднялась на ноги, – я не хочу сегодня больше говорить. Вам достаточно?
– Вполне.
========== Часть 5 ==========
Мои проблемы начались внезапно. Изначально я плохо спала ночью, терзая себя непрошеными мыслями о свободе, школе и отце. Когда мне все-таки удавалось заснуть, ко мне приходили запутанные, бредовые сны.
Только представьте, однажды мне снился Скальд. Его лицо переходило в птичий клюв, а вместо одной руки были ножницы, которыми он вскрыл мой черепную коробку. А в моих мозгах копошились черви-паразиты. Я чувствовала их движения, бултыхание их жирных, скользких тел. Скальд доставал половину из них, откусывал по чуть-чуть и возвращал обратно.
Мне снились будни моей мрачной школы, где в качестве наказания могли лишить еды, заставляли молиться в маленькой часовне по несколько часов, а в качестве наказания избивали розгами.
Именно поэтому я плохо спала, мои глаза налились кровью, а лицо осунулось.
Таким образом, прошло три недели. Мои беседы со Скальдом ни к чему не приводили, общий язык нам найти не удавалось. Но, вечерами, во время творческой работы, мне удавалось порисовать. Правда, тематику своих рисунков я строго контролировала, понимая, что если нарисую что-то, что шепчет мне мое сознание – Скальд может растолковать это как прогрессивность болезни. А это мне было ни к чему.
Потом мне начал сниться Кайл. В моих снах он был прекрасным принцем, который превращался в ужасное чудовище. Не знаю, почему мое извращенное подсознание воспринимало его как чужака. Наверное, во мне шептала злость из-за того, что я его больше не видела. Однажды я попыталась его найти в клинике,но особого успеха мне это не принесло. Медсестры игнорировали мои вопросы о нем, Джорджина обиженно дулась без объективной на то причины. Будто Кайла здесь никогда не было.
Я не знаю, что расстроило меня больше – то, что он не приходил ко мне или то, что он, вероятно, имеет возможность покидать территорию клиники.
***
Мне опять снились черви в моей голове. Но проснулась я не от этого. А от какого-то мерзкого ощущения на коже, чувства чего-то постороннего на мне.
Какое-то время я лежала в темноте, с ужасом ощущая, что на мне что-то двигается. Я надеялась, что это просто ворсистость нового постельного белья. Очень надеялась.
С замиранием сердца, дрожащей рукой, я откинула край одеяла. Мой крик острым лезвием прорезал тишину ночной больницы, внутри всё замерло от ужаса и омерзения – на моем теле была сотня, а может, и тысяча отвратительных, жирных червей. Это было настолько ужасно, что я впала в немеющую панику. Я не могла соскочить, отряхнуть их. Меня охватил парализующий страх.
Всё это продолжалось какое-то мгновение, пока в палату не влетела медсестра с санитарами, пока я еще не кричала благим матом, что на мне гребанные черви и пока мне не вкололи снотворное. Это был короткий миг. Но это был один из самых ужасных мгновений моей жизни.
========== Часть 6 ==========
– Это потому, что ты пьешь таблетки.
– А ты не пьешь?
Вопрос застал Джорджи врасплох.
– Нет, конечно! Я ведь не идиотка.
– Но дежурная медсестра ведь проверяет нас…
Блеск белоснежных зубов я заметила даже в темном, пыльном чулане, где мы с ней спрятались, сбежав с прогулки.
– Я научу тебя прятать таблетки около гланд. Так, чтобы можно было легко их выплюнуть.
Такая формулировка привела меня в некое замешательство. Что-что, а вот прятать таблетки в гландах – поразительно.
– И вообще, – довольно мурлыкала Джо, – у меня кое-что есть.
Присев на колени, она зашуршала среди хлама, после чего вытащила из вороха тряпья что-то.
– Не обманул, оставил, – бормотала она под нос, крутя извлеченный предмет в руках, – Смотри!
И она чиркнула зажигалкой, осветив тусклым светом наше пыльное убежище. На секунду мне стало страшно – вдруг она задумала устроить пожар, кто знает, что на уме у этой полоумной.
Но в следующий момент я заметила в другой ее руке пачку “Кэмел”. А еще я заметила, что пальцы Джорджи дрожали, будто она держала в руках самую драгоценную вещь.
Ломающимися пальцами она вскрыла пачку, вытянув оттуда две сигареты, передав одну мне. Чиркнул огонек и чулан наполнился едким дымом.
Мое тело затопила теплая нега, расслабленность.
– Джорджи, откуда здесь сигареты?
– Оставляет один санитар…он влюблен в меня и поэтому многое мне сходит с рук, – раздался хриплый смешок в темноте.
Я задумалась над полученной информацией, стараясь представить, кто это именно. И неожиданно даже для самой себя, спросила, почему она здесь.
– Я здесь уже полгода, – от этого внутри меня все замерло. Я знала точно: полгода я здесь не выдержу. – О, знаешь, это вообще-то очень интересная история. Я сбежала из дома в четырнадцать, добиралась автостопом до Нового Орлеана. Там неплохо обосновалась: сначала перебивалась ночлежками, еду воровала. А всё свободное время торчала в кабаках, среди панков, готов и самопальных рокеров. Это было чудесным временем в моей жизни, несмотря на то, что иногда я не ела днями и ночевала возле самых низших слоев населения. Потом я познакомилась с Уорнером, он был дилером дешевых, синтетических наркотиков. Сначала я пользовалась его симпатией, чтобы получать наркоту еще дешевле. Не думай, ничего серьезного. Так, кислота, марки, лсд. Потом мы начали жить вместе и он не поскупился на наркоту хорошего качества. Именно так мы, однажды, нанюхавшись первоклассного пакистанского героина и словили безумные галлюцинации. Я везде видела ужасных розовых кроликов-убийц. Они гнались за мной по всему городу. После этого я попала в наркологическую клинику, а после – сюда.
Джорджина смолкла, введя меня в ступор. Кукольная несмолкающая девочка с розовыми волосами – я воспринимала ее как ребенка, избалованную принцессу. Мне и в голову не приходило, что Джорджина могла жить на улице, воровать и принимать наркотики.
В чулане повисло молчание, не вызывающее неловкости. Каждая из нас думала о своем, пока мы не услышали какие-то подозрительные крики.
Джо поднялась на ноги:
– Я посмотрю, что там. Если не вернусь через десять минут, выходи.
Она ушла, оставив меня во тьме чулана и дымной пелене.
Я докурила сигарету, потушила ее об угол стены и стала усиленно прислушиваться к шуму. Крики стихли, пришло время выходить. Скоро ужин, а если я его пропущу, то останусь голодной до завтрака.
Рассеянно поднявшись на ноги, я попыталась толкнуть дверь и застыла в ужасе.
Она была заперта.
Кричать и рваться в дверь нельзя – я не могла раскрыть убежище Джо.
Стараясь не шуметь, я начала медленно расшатывать ручку, надеясь на хлипкость замков. Но мне не повезло.
Еще какое-то время я продолжала попытки сломать преграду, но вскоре вернулась в угол. Достала запрятанную пачку сигарет и опять прикурила. Меня особо не волновало то, что могут обнаружить мою пропажу. Больше расстраивало то, что я пропущу ужин. Впрочем, не поужинать той мерзостью, что нам выдают – тоже не так уж страшно.
Если уж говорить откровенно, самое страшное не то, что я заперта в чулане, пропущу ужин или то, что меня мучают галлюцинации из-за таблеток. Самое страшное то, что я вообще нахожусь в клинике.
Я очень устала от этого места и даже вообразить не могла, какого это – провести здесь полгода. Страшно. Липкие лапы страха держали меня крепко с тех пор, как я здесь оказалась. Странно, но даже в отвратительной школе мне не было так страшно. Впрочем, в школе я боялась только физического наказания. Остальное хоть и приносило страдания, но было вполне сносным.
Да и ведь там был Тео, что являлось дополнительной причиной терпеть эту школу и его мамашу-директрису.
Сейчас как никогда захотелось домой. Я бы просидела весь день под шерстяным одеялом, с банкой мороженого, а поздно вечером, к приходу отца, разогрела бы тушенные сосиски с фасолью, мы бы поужинали под теле-шоу или очередной футбольный матч. Дома меня всегда напрягала компания отца – слишком мало у нас было общего. По сути то, нам не о чем было и поговорить и каждый чувствовал себя неловко.
Для меня всегда оставалось загадкой причина совместного (хоть и недолгого) сожительства моего отца, которому было чуть за сорок и моей матери, которой едва исполнилось шестнадцать. Я знала, что они познакомились при его работе с ней, как с трудным подростком. Знала и то, что их роман продержался несколько лет только из-за меня. Но никогда не понимала, что вообще могло их свести вместе, уж слишком они были разные.
Мой сдержанный, молчаливый отец, который к сорока годам не имел ни жены, ни детей и легкомысленная, рассеянная вертихвостка из неблагополучной семьи.
Я много лет не видела маму, но помнила ее прекрасно. Она любила слушать джаз и кантри, носила джинсы на высокой посадке, густо подводила глаза и имела целую коллекцию ковбойских шляп. Ее ногти всегда имели острую форму и приличную длину. Выкрашенные в вишневый, кислотно-желтый или мертвенно-синий, эти ногти придавали ей некую схожесть с ведьмой. По утрам она выглядела жутко помятой после очередной ночной вечеринки. Мама выходила из комнаты в трусах и отцовской футболке. Ее волосы, окрашенные в цвет бешеной малины, торчали со всех сторон. В такие периоды она обычно ругалась, проклинала алкоголь или прошедшую ночь.
