Текст книги "Нужным быть кому-то (СИ)"
Автор книги: Надежда Михайловна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Михайловна Надежда
Нужным быть кому-то
В третий раз проходя по этому Ананьевскому переулку, Валентина про себя чертыхалась – согласилась на свою голову помочь бабе Тане, вот и искала эту фирму «Полет» уже сорок минут.
Баба Таня, добрейшей души старушка, слезно просила помочь, ей срочно надо было отвезти документы в эту фирму, а совсем не ходят ноженьки.
Валя, естественно, пошла ей навстречу, тем более, что документы просто надо было передать под расписку.
Переулок, застроенный домами прошлого века, был пустынным. Похоже, что жителей в этих домах не было, одни офисы, вот и спросить не у кого.
И Валя решилась – зашла в шикарный холл какого-то там общества "Святогор", увидела торопливо шедшего к ней охранника.
–Женщина, что вы хотели?
–Мне бы узнать, где в этом переулке фирма такая – "Полет"?
Он начал объяснять, затем, глянув в огромное окно, увидел, как подъезжает роскошное авто, торопливо договорил, куда идти, и вытянувшись в струнку с подобострастной миной на лице, пробормотал:
– Уходите скорее!
Развернувшись, Валентина шагнула к выходу, и тут на неё налетел быстро шагавший и говоривший по телефону злющий мужик. Налетев на неё, взмахнул рукой с телефоном и попал ей по носу.
Боль была адская, и Валя вскрикнула:
–Дебил, смотри куда прёшь!-
Мужик притормозил, с недоумением глянул на неё и, бросив следовавшим за ним двум крупным ребяткам: – Игорь,разберись!-
полетел дальше, ругаясь на кого-то в телефон.
Из носа текла кровь, и едва видя выход сквозь набежавшие слезы, она быстро выбежала в огороженный низкой оградкой дворик, увидев неподалеку возле кустов лавочку, села на неё. Задрав повыше голову, попросила выскочившего за ней охранника:
– Мне бы лед не помешал!
Тот кивнул: -Немного подождите!-
–Вот, блин, съездила в Москву, синяк будет, и нос как слива станет! – подумала она и тут услышала детский голосок:
– Большая, а ревешь!
– Да не реву я, они сами бегут. -А чего голову так держишь?
–Да какой-то дебил налетел на меня вон там и телефоном по носу заехал, разбил нос, вот и приходится голову вверх поднимать, чтобы кровь перестала идти. Не будешь же идти по городу с разбитым носом.
–А-а-а, тогда понятно, – протянул мальчишка.
Скосив глаз, Валя увидела небольшого, худенького, взъерошенного как воробей пацаненка, лет 8-9, странно как-то одетого: из продранных джинсов выглядывали тощие синюшные коленки, футболка была в каких-то монстрах.
–Чё ты так вырядился, на улице-то прохладно?
–Из протеста!
–Против чего же протестуешь?
–А... произвола, гувер... – он скривился, -...нантки... та ещё штучка.
–А не в школе чего?
–Я неконтактный, непредсказуемый. На домашнем обучении. Давай, платок выкину, возьми вот, – он протянул пачку бумажных платков, вытащив их из небольшого рюкзачка.
–Спасибо, какой же ты неконтактный? Очень даже контактный, наговариваешь на себя невесть что!-
Мальчишка быстро вернулся
– Тебя как зовут?
–Валя, а тебя?
–Тебе как, по-простому или официально?
–На кой мне твоя официальность, раз уж на "ты" разговариваем.
Мальчишка хитро прищурил глаз. -Я, может, тебя проверял, ты смешная, другие, вон, сразу начинают воспитывать, а ты наоборот.
Инстинктивно понимая, что ребенку нравится такой простой разговор, Валя сказала:
–Говори, как тебя все же звать-то?
–Лёха я. Слушай, а давай этому дебилу диверсию устроим?
–Ну да, ещё скажи подкараулим и ро... э-э личико набьем.
–А ты дралась когда-нибудь?
–Ну... – она задумалась, – а, вспомнила, в третьем классе мы с девочками одного толстого портфелями отлупили.
–За что же? – мальчишка подвинулся ближе, и Валя неожиданно для себя сгребла его к себе под бок, прикрыла полой плаща. – Обижал он нас. Вот так-то лучше, а то дрожишь как кутёнок.
Ребенок как-то удивленно смотрел на неё: – Кто такой кутёнок, котёнок, может? И тебе не противно меня обнимать?
–Ты чё, дурак? С чего бы мне противно? Я тебя согреть хочу, а кутёнок – это совсем маленьких щенков так называют.
Мальчик расслабился и плотнее прижался к теплому боку.
–Я бы хотел щенка, да не разрешат, грязь, антисанитария, – передразнил он кого-то. -
–Родители так говорят?
Он вздохнул: – Нет у меня родителей, только дед.
–Ну, раз дед имеется, то ты не один.
–Да, не один я, у меня ещё и дети есть, за ними пригляд нужен.
–Ну, ты даешь, раз у тебя уже и дети есть, то старина уже. Силён, в таком возрасте и детей имеешь!
Он хихикнул:
–А ты тогда кто?
–Я? хмм... старушка-развалюшка, или как в мультике: ты ежик, а я лошадка.
–Что за мультик?
–Чё, не смотрел такой? "Ежик в тумане"?
–Не!
–Ну ты даешь! А кота Матроскина и "Жил был пёс"? "Ща спою"?
– Не!
–Темнота ты, старина!
Мальчишка завозился под боком:
–Скажи-ка мне, Леха, а фильмы – сказки смотрел? "Морозко", например?
–Не! – уже с восторгом ответил он. -
–Вывод: глухая, неграмотная деревня ты! И оба захихикали.
– А давай ты будешь моей гувернанткой?
– Это ты, брат, хватил, у меня такого образования нет, да и этикету тебя надо учить, не, да и дома у меня хозяйство.
–А чего ты умеешь?
–Я-то? Пироги печь, щи варить, всякие деревенские дела делать.
–Ты в деревне живешь? У тебя корова есть?
–Коровы нет, есть кот, куры с петухом и ласточки.
–Телефон у тебя есть? Пиши мой номер, я, может, к тебе приеду, посмотреть.
Валя вытащила телефон, мальчуган воскликнул:
–Это ж прошлый век, а не телефон, тут же совсем мало функций!
–Знаешь чего, не умничай, ты вон ни одного фильма нормального не смотрел, я же не говорю на тебя всякие слова!
–Не буду, вот смотри, я записал себя: Лёха-ежик.
–Алексей Игоревич! – на входе надрывалась какая-то разодетая девица, – Алексей Игоревич, где же вы!-
Мальчишка поджал ноги.-
–Это тебя что ли?
–Ну да, противная она, за деда замуж хочет. А нас в пансионат отправить, я подслушал вот.
–Леха,это ж домомучительница получается у тебя?
–Опять мультик, да? Какой? Я только иностранные смотрел.
Валя вздохнула:
– Бяяда мне с тобой! Давай так, договаривайся с дедом и приезжай ко мне на выходные, будем и мультики смотреть, и пельмени лепить, и пироги стряпать, и баню истопим.
– Адрес говори. А с детьми можно?-
– Сколько у тебя их и лет им сколько?
– Две сестренки – Варя и Вера, по пять лет.
–Ладно, только без этой Фрекен Бок.
–Я с Палычем приеду, он мужик хороший.
–Дед-то отпустит?
–Уговорю, я тебе позвоню. – Увидев, что истерически кричавшая девица ушла, а в дверях появились два охранника, он нехотя отстранился.
–Искать будут, пойду я.
– Лех, ты только одевайся потеплее, а то заболеешь, и не отпустят ко мне.-
Валя взлохматила его и так торчащие во все стороны вихры и, притянув к себе, поцеловала в щеку.
–Я рада, что у меня такой крутой дружок появился!
Мальчишка замер в её объятьях и севшим голосом сказал:
– Я точно приеду!
– Смотри, слово дал! Вот за разговорами и нос успокоился, пока, Лёха!
Распрощались довольные друг другом, и не видели оба, как стоящий с другой стороны куста мужчина улыбнулся. Нажал на телефоне какую-то кнопку и пошел качая головой в здание, а возле куста остался пакет с подтаявшим льдом.
– Иван Игнатьич! – раздался в в динамике голос его бессменной секретарши Катерины, – к Вам Кристина Викторовна и Владимир Павлович.
–Палыча давай! Кристине, – он скривился, – Викторовне, скажи, вечером поговорим.
Гувернантка детей стала его сильно раздражать в последнее время, и Иван старался ограничивать время общения с ней, её манера одеваться, выставляя на показ прелести, назойливость и стремление постоянно дотронуться до него раздражала.-
Зашел начальник по безопасности – старый, проверенный жизнью, службой и Афганом друг, чему-то улыбаясь.
–Ты что, в лотерею выиграл?
Тот улыбнулся ещё шире:
–Больше! Вот, послушай! – он положил на стол свой телефон, нажал кнопку, раздался голос его внука.
–"Большая, а ревешь?" – все с большим удивлением и вниманием Иван слушал разговор, затем нажал и ещё раз послушал.
–Это что?
–Лешка твой, обычный и нормальный пацан, сам знаешь, повесь на человека ярлык, потом не отмоешься. Иван, включи запись с камеры в комнате Вершкова, к вечеру она будет подчищенная.
–Даже так? И давно?
Палыч почесал макушку: – Мой косяк, с неделю как заметил, но голословным быть не хотел. Смотри! И включи запись!
Вершков был неплохим специалистом, все записи наружных и внутренних камер наблюдения всегда были в порядке, нареканий не было, сейчас же в его комнате находилась Кристина, донесся её возмущенный голос:
– ...никаких нервов не хватает... представляешь, этот гадёныш опять меня обозвал, ну ничего, вот лето пройдет, и поедут они все трое в закрытый пансионат, в Швейцарию! Уж я постараюсь, в такой закрытый, что приедет он сюда лет через пять! А тут уже свои, родные наследники подрастут, я согласна каждый год рожать, тем более, от тебя, только чтобы внукам любимым, особенно этому тупому и наглому Алексею Игоревичу, – она аж плюнула, – ничего не досталось. В интернате для слабоумных ему место! Иван уже считай у меня в кармане, на пансионат почти согласен, вот как переспим и всё. Милый, я так по тебе соскучилась, – замурлыкала она тут же, – повесь табличку!
Дальше пошло пыхтение, сопение, стоны...
–Так!
Лицо Ивана Игнатьевича закаменело, глаза стали ледяными, он напоминал готового к прыжку хищника, таким вот его и знал по войне Палыч – резким, четко знающим, что надо делать, мгновенно просчитывающим все плюсы и минусы.
–Вершкова вечером поймать на горячем сможем?
–Когда он будет удалять лишнюю запись? Там надо пошуршать на предмет лишних записей, наверняка компромат имеется, спеца надо. Попроси Макса у Виктора Сергеевича. Парень хоть и раздолбай, но мозга!
– Да, позвоню. Теперь всё, я подчеркиваю, всё об этой старушке-развалюшке! Леха точно придет проситься к ней, а может она тоже охотница за приданым и, имея побольше мозгов, начала с внука?
Владимир усмехнулся:
–А чего не спросишь, кто тот дебил, что нос разбил ей?
–Ну и кто?
–Ты, мил друг,ты?
–Серьёзно? Когда?
– Совсем заработался, ты в холле на бабенку налетел и своим навороченным телефоном попал ей по носу!
–Надо же,-пробормотал Иван, – даже не заметил.
И вдруг засмеялся:
–А внук-то, внук, диверсию деду предлагал... Я ж дурак. Начал верить... этой... что он... Эх, деда, правда тебе рожу надо набить. Ладно, это все решаемо, и побыстрее об этой Вале сведения мне.
Валя, наведавшись в свою московскую квартиру, проверив все, прикупив кой каких сладостей для соседок-подружек и их детей-внуков, ехала в электричке, глубоко задумавшись. Этот колючий ёжик Лёха сильно зацепил её, сильный человечек. Несмотря на нелестную характеристику, мальчишка умел и смеяться и заботиться о младших сестричках, называя их своими детьми.
– Как хочется этому неведомому деду гадостей и сделать, и наговорить, – подумала она в сердцах.
Выйдя на платформу, глубоко вдохнула чистый воздух и неспешно пошла по тропинке, протоптанной местными жителями между кустов. На появившейся после кустов большой поляне залюбовалась открывшейся панорамой Каменки – деревня расположилась на бугре, яркие, раскрашенные в разные цвета домики, как разноцветные жучки, казалось, ползли по бугру вверх. За бугром, на небольшом отдалении, блестела и сверкала на весеннем солнышке Малявка, неширокая речушка, в которой несмотря на название, имелись омуты, и с ранней весны до поздней осени сидели по её берегам рыбаки.
Наезжали сюда летом и постоянные туристы-москвичи, которые ставили палатки, отдыхали подолгу, купались, загорали. Покупали у местных продукты – молочку, овощи, яйца и говорили, что никакие Сейшелы-Мальдивы так не влекут, как милые сердцу русскому просторы.
Вот и Валентина выбрала Каменку. После тяжелого, выматывающего душу развода она сдала квартиру квартирантам, а сама, отремонтировав и перестроив бабулин дом, поселилась здесь. И за пять лет ни разу не пожалела об этом.
Её дом, покрашенный в нежно-голубой цвет, с красивыми наличниками, был виден издалека. Вообще их Цветочная выделялась из всех улиц. Когда Валя перекрасила свой дом, а сосед Володька, мастер на все руки выпилил и приладил на окна оригинальные наличники, чем-то напоминающие гжельские мотивы, все соседи наперебой стали заказывать резные наличники и перекрашивать дома в разные цвета. У бабы Тани домик стал "лимоновый", у Володьки с Томкой – малиновый, были и сиреневые, и желтые, и зеленые дома. Деревня преобразилась – стала празднично-красивой. Жители Каменки как-то незаметно для себя втянулись в дружеское соревнование, чья улица лучше. Сейчас возле каждого дома росли цветы и красиво подстриженные кустики, было много сирени, улицы заровняли, засыпали ямы мелкими камнями и битым кирпичом. Глава сельского поселения договорился с дорожниками, ведущими неподалеку развязку федеральной трассы, и в выходной день три катка проутюжили и укатали все камни. Сами для себя устроили уют и красоту. Сейчас начинали цвести сливы и вишни, деревня была в белопенном кружеве, а уж когда зацветала сирень...
– Бу! – раздалось за спиной заглядевшейся на Каменку Вали.
Она подпрыгнула.
–Вовка, дубина, я ж заикаться буду!
–Ой, Валюха, я тебя пять лет пугаю, ничё, живая. Как съездила-то? Чёй-то нос у тебя припух? Вроде не пьёшь, асфальтовой болезнью не страдаешь?
–Да вот, – она рассказала ему и про нос, и про пацанёнка.
Он взял её сумки, пристроил в корзину, укрепленную впереди руля, помолчал и сказал:
–Это ты верно сделала, что позвала к нам – дети должны бегать, драться, прыгать, лазить, все как полагается в детстве. Вон, мой архаровец, коленки только зимой не ободранные, а уж на придумки мастак. Я был шустрым, но Матюшка мне сто очков вперед даст. Ты мне тогда заранее скажи, как гости будут, я их на рыбаловку утащу, с завтрева обещают потепление, вот и пущай у них будет веселье. Забыл, Ильинишна, тут опять твой с утреца наезжал, баба Таня ругмя ругалась на него, грозилась Верного на него спустить.
Верный – огромный псина непонятной породы, был хозяином всей деревни, все собаки его боялись, да и некоторые людишки тоже.
Стоило бабе Тане появиться в сопровождении пса у магазина, так отирающиеся там с раннего утра и до закрытия алкаши мгновенно испарялись.
К Вале он сразу же проникся симпатией и позволял иногда вычесать репьев из шерсти. Пёс был очень разборчив в людях, но соседей бабы Тани уважал всех и защищал в случае чего постоянно.
И невзлюбил с первого раза бывшего Валиного мужа, он не лаял, а негромко рыча, неспешно двигался в его сторону, и приходилось лощеному, нарядно одетому мужчине чуть ли не бегом садиться в машину и уезжать под веселый смех соседей.
–Чё ему надо из под тебя хоть?
Володька был мастер на всякие присказки-поговорки.
–Да все то же – прости, вернись!
–Ага, вернись, я все прощу! Москва большая... Чё и не найдёт никак по Сеньке и шапку, по едреней матери колпак?
–Да там, Ильич, запросов и амбиций много, а пользы – шиш. Моя-то сталинская двушка как теперешняя четырехкомнатная будет, а ему пришлось в однушку в Кукуево перебираться, это ж на дорогу много время уходит, да и тесновато, масштаб не тот.
–А, ну, на хитрую задницу всегда находится...
С горы скатились три пацаненка на великах и понеслись к ним наперегонки.
–Во, Валь, махновцы появились, ничего ведь не боятся! Слышь, а у меня ведь есть велик лишний. Я его погляжу, цепь подтяну, педали смажу, и будет твой Лёха на транспорте рассекать по Каменке.
Пацаны подъехали, галдя все разом.
–Цыц! На первый-второй рассчитайсь! Вот теперь по номерам и говорите, первый пошел!
–Дед, баба Тома сказала, что с завтрева тепло пойдет, на рыбалку пойдем ?
–Дядь Вов, пойдем, а? Мы уже червей накопали, целую банку, бабе Тане три грядки перекопали заодно, -
шустрый Санька с Яблоневой улицы успевал везде.
–Ладно, завтра не, через три дня как раз суббота, и погода устоится. Пойдем, но смотрите у меня, чтоб... как в танковых войсках!
Вечером, как всегда набежали к Вале соседи, как выражался Вовка, "на огонёк – бабьи посиделки". Посидели, попили чайку, выпили калиновки, для сугреву внутренностей, а потом пошли разговоры обо всём. Поохав на Валин слегка спавший, но ещё опухший нос, пригорюнились над судьбой мальчонки.
–Вот ведь, дети с воспитательницей, а без тепла совсем. Это ж какой надо стервой быть, что его чуть ли не дурачком обозначить? – возмущалась баба Таня. – Сама вырастила семерых без отца и хоть один остался без внимания и ласки? Правильно, Валюшка, сделала, чтоб в Каменку приезжал завсегда. А мы всем миром и отогреем. Вот оно, богатство, как глаза застит, дед-то явно не из работяг, а дитям внимания совсем не уделяет! Тряпки, игрушки всякие компютЕры – это одно, а обнять и похвалить дитёнка – совсем другое. Мои Аришку грозятся привезть, она тама их достала нытьем, вот ведь, сколь их у меня внуков-то, а Аришка как истинная каменская, со скандалом и воплями уезжает на зиму, чё делать будут осенью, ведь первый класс? Ванюшка поговаривает меня в Москву забрать, с ей ходить в школу. Но я, девки, из Каменки никуда! А Людмилка в Красноярск зовет, хоть на месяц. Ну, может, зимой и соберуся на немножко. Тут вон Верный, Муська, Зорька, куда от них?
Баба Таня, несмотря на свой солидный возраст – 75 лет, держала корову, гусей, курочек.
Невысокая, шустрая, она успевала везде, а летом, когда на покос съезжались все пять сынов, она летала по Каменке, сияя как молоденькая. Сыны были как на подбор – рослые, крупные мужики, и баба Таня среди них выглядела, как мелкий подросток, но надо было видеть, с какой любовью и вниманием относились к ней сыновья.
Старшенький, Петруша, в свои пятьдесят пять лет, слушал маманю неукоснительно, дети выросли дружные, друг за друга горой.
Только младшенький, Ванюшка, смеялся на мамкины наставления и, схватив её в охапку, посадив на руки, таскал по деревне.
Она ругалась:
–Охальник, пусти! – а сама с нежностью смотрела на своих мужуков и счастливо вздыхала:
–Удалися детки! Вот бы Никифор порадовался!
–Так что, пусть детки приезжают, девчонок с Аришкой пустим гулять, а Лёху вон Томкин Матюха быстро в курс дела введет. Том, я так ли сказала?
–Баб Таня, ты у нас в Каменке большой авторитет, как скажешь, так и будет, – крупная, смешливая, никого и ничего не боящаяся Тома всегда прислушивалась к советам бабы Тани, их три дома жили одной жизнью, знали и помогали друг другу.
Вовка, посмеиваясь, звал их – "мои курочки"!
Валя, выросшая здесь с бабулей, вернувшись в Каменку после развода, как и не уезжала на двенадцать лет в Москву, хотя она наведывалась все эти годы постоянно сюда. Несмотря на недовольное бурчание мужа, её тянуло в Каменку. Даже после смерти своей бабули она неизменно бывала здесь, и никогда не забывала своих соседей – помогала, чем могла, бабе Тане, Вовке с Томой по хозяйству. Перед тем как приехать, звонила им, спрашивала, что привезти, или же они сами просили что-то купить.
Валя, рано оставшаяся без матери, жила с бабулей Ниной Ефимовной на скромные две пенсии, и соседи поддерживали их, чем могли.
Вовка же, бывший на десять лет старше малявки, дружил и заступался за неё с детства. Поначалу находились желающие обозвать скромную тихую девочку с огромными карими глазами безотцовщиной, а то и похуже. Но пара разбитых носов и фингалы, поставленные Вовкой, быстро утихомирили желающих сказать гадости.
Вовка же и привел её в секцию борьбы в деревенском клубе, бурча, что надо уметь за себя ответить и постоять. Там же занималась и Тома, жившая в соседней деревушке – Аксёново, вот и дружили они крепко, почти тридцать лет.
Надо сказать, что все трое не одобрили в свое время выбор Валин – мужа. Валерий не понравился никому, но ослепленная, влюбленная, девятнадцатилетняя Валя не видела и не слышала никого.
Вовка, поплевашись, сказал тогда своим бабам, Томе и бабе Тане:
–Свои синяки и шишки пока не набьет, бесполезно.
Молодые жили в Медведково, в однокомнатной хрущёбе, Валя училась, муж делал карьеру, и когда Валя забеременела, настоял на аборте.
Тогда уже что-то сломалось внутри у Вали, она долго болела и восстанавливалась, зачастила в деревню, где соседи приглядывали за их домиком.
После третьего курса, Валю отправили в Израиль на три месяца, по договору об обмене студентами между вузами двух стран. Английский и, как ни странно, иврит, давались ей без труда. Вот и отобрали её в пятерку счастливцев.
Встречавший их в аэропорту средних лет мужчина как-то изумленно вылупился на Валю, было такое ощущение, что он увидел что-то из разряда невероятного.
Повез их в студенческое общежитие, показал где что, и распрощался до завтра, велев быть готовыми к восьми утра.
Утром же, когда их привели к куратору их практики, Валю ждало потрясение – рядом с куратором сидела женщина лет шестидесяти... абсолютная копия Вали, только совсем седая...
Обе в изумлении уставились друг на друга, затем старшая, отмерев, сказала:
–Натан Борисович, я на сегодня заберу студентку э-э-э...
–Михееву, – сказала Валя.
– Да, Сара Львовна, пожалуйста!
–Сара Львовна чуть ли не бегом привела Валю в огромный кабинет с невероятно красивой панорамой города.
–Потом, девочка, – видя, что Валя застыла от восторга на пороге, как-то нервно сказала седая дама. Несмотря на сходство в лице, ростом она была повыше и похудее
–Скажи мне, кто твои родители?
–Мама, Наталья Сергеевна Михеева, а отец... знаю только, что его звали Илья. Знаю со слов бабули, что у них была любовь в институте, должны были пожениться, но какая-то подруга сказала маме, что беременна от него, и мама уехала сразу после получения диплома. Потом оказалось, что и мама беременна, но напоминать о себе не стала. Когда мне было пять лет, она умерла, я не помню, но бабуля говорила, что она так и не оправилась после предательства, болела долго.
–А бабуля?
–Бабуля год как ушла.
–Так ты одна?
–Муж есть!
– А почему ты Михеева? -
–Я оставила свою фамилию.
–Так, – дама постучала наманикюренными ногтями по столу. – Сейчас мы поедем в одно место, не волнуйся, это недолго.
Сидя на переднем сиденье, Валя только головой крутила, глядя на проносившиеся за окном улицы Тель– Авива. Сара Львовна, ловко маневрируя в потоке машин, подъехала к входу в небольшое здание, почти бегом, ухватив Валю за руку, влетела в здание и, крикнув охраннику на иврите:
–Я к Абельману, он должен был предупредить! – полетела дальше.
Наконец, на третьем этаже возле двери с табличкой "Абельман Э.Н.", как-то судорожно вздохнула и, постучав, толкнула дверь.
Из-за стола выкатился круглый человечек, его лысину по кругу смешно обрамляли рыжие кудряшки, казалось, что у него венец на голове.
–Сара, девочка моя, таки зря волнуешься. Это ж я, Абельман, тебе говорю, таки видно, что порода Веккеровская передо мною! – он как-то хитренько подмигнул ничего не понимающей Вале.
–Садись, деточка, сейчас дядя Абельман тебе будет сделать бо-бо! Сара, не кипиши, я шутю!
Произнося всё это с так узнаваемым одесским говорком, он шустро усадил Валю в кресло, велел открыть рот, мазнул ватной палочкой по внутренней стороне щеки и, тут же положив её в пробирку, извинившись, убежал.
–Как я понимаю, это проверка на родство? – спросила Валя.
– Да, девочка, это нужно не мне, я и так вижу свою кровь, это нужно твоему упёртому отцу, он смолоду считает, что бесплоден! Я не стану тебе всё объяснять, пусть сам своей дочке... – она сморщилась и всхлипнула, так было странно видеть эту самоуверенную, холеную даму всхлипывающей.
–Деточка, вай мэй! Ты меня к жизни вернула!
–Сарочка, что я имею слышать? Наконец-то!
–Абельман, неслышно вкатившийся в кабинет – было впечатление, что он не ходил, а катался, как колобок – всплеснул руками.
–И таки да, малышка, я имею с далекого одесского детства прозвище – Колобок, и этот сопливый поц, Илюха, меня с детства зовет дядя Колобок, и я таки шо должен за него обижаться? Сара, деточка, я тебя умоляю, перестань крутить себе нервы! Завтра, ближе к вечеру мы будем иметь известие, а потом, – он аж зажмурился, – я таки буду счастлив, шо у нас имеется такая замечательная внучка, без пеленок и сосок! Сарочка, это таки счастье, сразу и большая! Деточка, зови меня дядя Эмиль, за колобка буду таки обижаться! – галантно поцеловав Саре руку, а Валю расцеловав в обе щеки, Абельман проводил их до машины.
Теперь Сара Львовна ехала неспеша.
–Валечка, мы с тобой сейчас пообедаем и просто посидим у меня дома, мне немного нехорошо, переволновалась.
–Да,конечно! – Валя заметила, как побледнела её, похоже, на самом деле, бабушка, и едва войдя в шикарную квартиру, настояла, чтобы та прилегла на диван, принесла ей воду, подала таблетку и села рядом. И они говорили...
Сара хотела знать все, ей были интересны всякие мелочи о жизни Вали и бабушки. Валя старалась говорить только о веселом, видя как оживает бабушка. Потом до ночи пили чай, ели какие-то еврейские сладости и опять говорили.
Сара и слышать не хотела об общежитии, но Валя мягко и настойчиво убедила, что вместе со студентами ей будет легче адаптироваться здесь.
Утром поехали в университет. Целый день был забит новыми впечатлениями от экскурсий и общения с новыми людьми. Извинившись перед Сарой Львовной, Валя умотанная к вечеру жарой и впечатлениями, отрубилась в девять вечера и спала до утра. С утра опять были встречи, а на обед её забрала ничего не желавшая слушать Сара.
А квартире её ждали... Едва Валя зашла в зал, навстречу резко поднялся сидевший на диване мужчина: высокий, подтянутый, с заметной сединой на висках, с крупными карими глазами. Он порывисто шагнул к ней и замер, внимательно, даже как-то болезненно вглядываясь в её лицо, затем как-то заторможенно сказал:
–Губы, волосы, овал лица – Наташины, остальное наше, Веккеровское. Ты позволишь? – он бережно и острожно обнял тоже во все глаза разглядывающую его Валю.
И она разрыдалась в таких бережных объятиях. Илья же, уткнувшись носом в её макушку, только крепче прижимал её к себе.
–Извините, – Валя подняла не него мокрые глаза, он аккуратно вытирая её лицо платком, сказал:
–Никаких извините, извини, и на ты! Я нескоро поверю, что у меня есть взрослая дочь, – он как-то неловко улыбнулся, – да, девочка, мама специально сделала анализ, для меня, я двадцать лет был уверен, что детей у меня нет и не будет, а тут такое счастье...
Илья уже пятнадцать лет жил и работал в Швейцарии, жениться так и не собрался – как сказал с грустной улыбкой Вале:
– Не встрепенулось больше сердце после Наташи, да и то, что не будет детей, останавливало. Я же на получении диплома метался как сумасшедший, Наташу искал, не знал я тогда, что её 'заклятая подруга' спала и видела за меня замуж выйти и уехать в Израиль, – здесь родственники жили, – и наговорила Наташе всякой ерунды. Я в ту же ночь в аварию попал, мама меня чудом успела сюда привезти, здесь меня и вытащили, долго, почти два года восстанавливался. Мама тут сердце и посадила, а потом, опять же с подачи этой подруги узнал, что Наташа якобы замужем и счастлива. Вот и не стал искать... Я не знаю, что можно сказать в оправдание, не знаю, как оправдываться за твое такое безрадостное детство, за то, что росла без родителей, если ты сможешь меня простить, я безмерно буду счастлив.
–Я бы не сказала, что мое детство было безрадостным. Да, родителей не хватало, но была бабуля, славные соседи рядом, обычное детство, если б не авария, вы бы с мамой точно встретились.
Отец и бабушка Сара окружили Валю вниманием и заботой, они тряслись над ней, отец за эти три месяца, три раза прилетал из Швейцарии и возил её повсюду – Иерусалим, Хайфа, Эйлат, Яффа, Акко, река Иордан. Валя влюбилась в эту страну, в её старину, в города и городочки, где все пронизано древностью. Поразили сады Бахаи своей непревзойденной красотой, древняя крепость в Акко, стены которой, казалось, вырастают из моря, часами могла бродить по христианским святыням Иерусалима, а Мертвое море вызвало бурю восторга. Музеи, галереи, художественные центры, она жадно впитывала информацию и просто радовалась всему новому. Эти три месяца были для неё сказкой, она нечасто вспоминала мужа, это было где-то там, на окраине сознания, а здесь и сейчас были приобретенные бабуля и отец.
Перед отъездом бабуля сделала роскошный подарок – отдала ключи от московской квартиры в сталинском доме, что расположен в Сивцевом Вражке, сказав, что жить они могут там, не беспокоясь, но полноценным хозяином может стать только Валин ребенок – она уже составила такое завещание.
Валерий естественно обрадовался: двушка – семьдесят метров, в центре, осталось только ребёнка родить, тогда вот перестроить квартиру можно, ему отдельный кабинет нужен .
А Валя с удивлением ясно поняла, что не хочет она рожать ребенка от него – какой-то чужой человек возле неё с апломбом, претензиями и капризами. И ушла с головой в учёбу, выбрав дополнительно французский язык – по совету отца, который работал в концерне, занимающимся поставками нефтегазового оборудования по всему миру.
Два года пролетели незаметно, на получение красного диплома к Вале приехала целая толпа – наряженная и серьёзная баба Таня, немного смущенные и торжественные Вовка с Томой, Сара Львовна и самый лучший, как оказалось, в мире папа. Муж же отговорился занятостью. Еще соседка по площадке -Клара Виталиновна, с которой Валя сдружилась в первые же дни пребывания в квартире.
Всей этой дружной компанией рванули в Каменку, где и пошло веселье, были и шашлыки, и купание в Малявке, и знаменитые рыбные пироги бабы Тани. Сара и Клара непрерывно восторгались, а Илья, осмотрев и прикинув что-то в уме, сказал:
– Давай, дочка, немного перестроим домик, он и мне дорог, ведь здесь Наташа жила, сделаем канализацию, пристрой для ванной комнаты и сам дом расширим.
Валя, подумав, сказала:
–Давай, я немного поработаю, чтобы и мой взнос был, тогда и перестроим.
Баба Таня долго пытала Илью, с пристрастием разбираясь, почему и что, затем вынесла вердикт:
–Хороший ты мужик, Илюшка, жаль, что так сложилось, но утешение у тебя вон, глянь, какое – дочка умница-красавица.
Отец же и устроил Валю в филиал своего концерна в России, Валя моталась по командировкам, выучила за это время всю географию Тюменского севера, увидела и влюбилась в северное сияние, привыкла ездить на оленях, терпеть обжигающие ветра и сильные морозы, видеть весеннюю тундру с её робкой природой.
С мужем же отношения застыли на какой-то мёртвой точке: он постоянно упрекал её за отсутствие детей, она отговаривалась командировками, так и жили соседями.
Как-то Клара Виталиновна обмолвилась:
–Ты бы, Валюша, разок пораньше объявленного времени приехала, оно того стоит.
Вскоре подвернулась возможность вернуться на три дня раньше домой.
Первое, что бросилось в глаза зашедшей в квартиру Вале – разбросанные на полу вещи, мужские и явно женские, пахло ароматическими свечами, играла какая-то музычка...
