Текст книги "Он меня не отпустит (СИ)"
Автор книги: Надежда Борзакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Глава 9
Демид
В своих проблемах родителей винят только слабаки. Я себя слабаком не считал никогда. Практически. Кроме моментов, когда грудную клетку сковывало тисками, воздух становился густым, плотным и горячим – не вздохнуть, и начинало колотить так, что мышцы сводило от напряжения и зуб на зуб не попадал. Кроме моментов, когда я оказывался в темноте и наяву ощущал, что вот-вот и она меня поглотит. Бред же? Ну, да, я и сам это понимал. При свете. А еще понимал, откуда у меня этот бред, когда он возник.
В детстве. В котором батя воспитывал меня кулаками и закрывая в долбанном темном и ледяном подвале нашего дома. Черт, как там было холодно. И темно. Казалось, что темнота была живой, осязаемой и сжимала меня своими ледяными щупальцами, пытаясь поглотить. Снова и снова пытаясь.
У нее не получалось.
Так же, как и у меня не получалось побороть эту долбанную панику. Что бы не делал – не получалось. Я не могу оставаться в темноте. Не сплю без света. Ольга, когда скандалили, любила говорить, что по мне плачет психушка. Я не мог бы сказать, так ли сильно она не права. Стас, по чистой случайности узнав, стал предлагать психотерапию. Чтоб еще кто-то узнал, что успешный, крутой и опасный я становлюсь беспомощным стоит погаснуть свету? Идите, знаете, куда…
Если бы мой отец не был отморозком, не был отбитым деспотом и бандюком, то меня бы не чмырили в школе, я бы не рос отбросом, выгрызая себе место под солнцем кулаками. Я бы не вырос неадекватом, который, как дите малое, боится темноты. И у которого беда с самоконтролем. Впрочем, с последним теперь уже полегче. Хоть с чем-то справляюсь.
Если бы не отец, я был бы нормальным. И нормально бы жил.
Но после прошлой пятницы… Реально, уж лучше бы пошел к мозгоправу. Там врачебная тайна, там отбашлять можно за молчание и припугнуть дополнительно и, в конце-концов, а вдруг бы помогло? Зачем-то же могзгоправам башляют бабки не только скучающие телочки, но и вполне себе адекватные и успешные мужики.
Может тогда бы не случилось так, что она увидит меня таким. Слабым. Беспомощным. Жалким.
Не испугалась. Не стала ржать. Даже… Впервые за много лет, меня стала вытягивать не включившаяся лампочка, а другой человек. Она. Саша. Ее голос, тепло, дыхание. Какая-то ее эмоция, которой я не мог подобрать название. Знал только, что это не жалость. Точнее, хотел верить, что все же не она.
Но, как бы там ни было, Саша могла рассказать. Своей белобрысой подружке, либо мудаку-женишку. Даже без злого умысла, его я в ее поступках не мог и не хотел искать. Просто поделиться, как это делают люди…
Любую твою слабость используют против тебя. Потому никогда ее не показывай. Этому меня отец учил. Это единственное правильное, что я взял от него.
Я ничего не мог поделать. Оставалось только ждать. День. Второй. Третий. Неделя.
Встреча с Лехой по делам. Ничего. Никаких перемен в общении. Либо хорошо шифруется, либо Маша умеет секреты хранить, либо она и правда никому не сказала…
Проверить?
Появляться перед ней стыдно. И страшно прочесть в карих омутах жалость и презрение. Но тянет, как магнитом. Ни дня не проходит, чтоб не вспоминал о ней. Можно же просто заехать, спасибо сказать, что не стала трепаться. Заодно проверю так ли это. Увижу, если соврет.
Худшее она уже видела.
Когда там она работает? Во-от, утром-то и поеду. Заодно ее домой завезу, нечего после ночной на тачке ехать. Опасно. Как только Мартышкин ее об этом не думает?
Мудак.
Вечером два часа листал сайт цветочного бутика. Все не то. Слишком пластмассовое. Что, если тюльпаны? Красные… Весна скоро. Пусть они ей про это напоминают. Купил. Привез. И нет, она действительно не стала трепаться. Не врет. Это видно. С чего вдруг, интересно? Пожалела меня?
А-а-а!
Боковым зрением зацепился за знакомую тачку у Саши за спиной. Мартышкин решил позаботиться и приперся ее домой отвезти? Вовремя, капец просто… Но через секунду я забыл абсолютно обо всем.
В ее глаза страх. Нет, даже паника. Она его боится. Он, этот мудак, ее пугает. В висках застучала кровь, она же застелила глаза…
Криво припарковавшись, Мартышкин вылетел из тачки.
– Степа…
– Ниче мне объяснить не хочешь? – рявкнул он, надвигаясь на девочку.
– А-ну не быкуй! – отодвинув ее себе за спину, сказал я. – Успокоился!
– Ты мне еще указывать будешь?! – бегая глазками.
– Понадобится и буду!
– Степа… Демид… Не надо, пожалуйста! Степа, поехали домой! Пожалуйста…
Она видимо попыталась его за руку взять или еще что – я не видел. А он оттолкнул ее так, что Саша еле равновесие удержала.
А он, когда я ему врезал, не смог. Рухнул кулем на асфальт, а я врезал снова…
– Демид! Не надо! Не смей!
Сквозь звериное удовольствие от того, как мудак скулит у моих ног прорвался ее испуганный голос.
– Саша…
Теперь она на меня со страхом смотрела. Со страхом и презрением, написанном на бледном лице.
– Степа! Степочка, – стала возле него на колени прямо в грязь. – Демид, уйди, прошу!
Уйди! Мне – уйди, а ему?
– Уйди!
Я дальше не смотрел. Реально понял, что могу не сдержаться и дел натворить. Сломаю его, она тогда уж точно никогда не…
Сел в тачку, уехал. Видел в зеркало заднего вида, как она его обнимает, сидя в грязи.
Александра
Администратор в клинике мне успокоительное уже час назад дала, а трясти все равно не переставало. Сжавшись в комок на мягком диване, я сидела и грела ледяные дрожащие пальцы о чашку с чаем. Ждала. Ждала уже, кажется, целую вечность. Что там со Степой? Неужели что-то серьезное, а иначе почему они так долго?
Сотрясение или еще что?
Господи!
Это я во всем виновата. Я! Зачем только разговаривала с Демидом! И цветы эти приняла… Нужно было сказать чтоб уезжал и все. И чтоб держался от меня подальше впредь.
Боковым зрением я уловила знакомый женский силуэт. Повернула голову… Нет, я не ошиблась. По коридору стремительно приближалась Валентина Андреевна, мама Степы, а вместе с ней их семейный адвокат и папа Леши Виктор Петрович. На тонком, почти лишенном мимики из-за пластик и ботокса, лице женщины было трудно прочесть эмоции, а вот зеленые глаза прямо горели… Ненавистью и презрением. Беспокойства и переживания в них не было ни капельки. Она обладала шикарной для своего возраста фигурой, носила платья-футляры, обувь на каблуках и черное каре до плеч. Черты ее лица были излишне резкими, а взгляд всегда холодным и колким, как и тон с которым она говорила.
Меня она не любила. Я ее тоже.
– Здрав…
– Александра, где Степа? – перебила меня она.
– Там, – я кивнула на кабинет и женщина двинулась туда.
Адвокат же, вежливо улыбнувшись, сел рядом со мной.
– Не беспокойтесь, Александра, все будет хорошо. Я сделаю все, чтоб этого Власова наказали по всей строгости закона и он вас больше не побеспокоил.
Власова… Наказали… Погруженный в панику мозг отказывался обрабатывать сказанное мужчиной.
К нам подошел еще один.
– Добрый день! Меня зовут Ященко Сергей Иванович, – он вежливо показал нам полицейское удостоверение. – Я здесь чтоб записать ваши показания и принять заявление о нападении…
Нападении?
– А вы…
– Александра. Зорина, – дрожащими пальцами я выудила из сумочки документы и отдала ему.
– Александра Максимовна? А, скажите, пожалуйста, ваш отец случайно не полковник Максим Зорин?
Я кивнула в знак согласия.
– Он был моим наставником, – сказал Сергей Иванович. – Я его очень уважаю. Что ж, Александра, вы готовы дать показания?
– Д-да, – выдавила я.
В этот момент из кабинета врача вышел Степа вместе с мамой. Вся левая сторона его лица посинела и опухла, на носу была повязка, губа разбита…
Господи…
– Степа, – я подскочила к нему. – Что с тобой? Что сказал врач?
Вместо ответа, он стряхнул мои руки и отвернулся. Валентина Андреевна прожгла меня презрительным взглядом.
– Александра, ты уже дала показания?
– Нет, я как раз собирался начать беседу, – вместо меня ответил полицейский. – Ященко Сергей Иванович, – он показал им удостоверение.
– А, отлично. Вот, это результаты экспертизы, – сунула ему в руки бумаги. – Сотрясение мозга, перелом носа…
– Мама, дай я сам буду разбираться, – сказал Степа.
– Ты уже наразбирался вон. Связался не пойми с кем и вот что вышло.
– Мама, спасибо, что ты приехала, но дальше я сам, – впервые на моей памяти в тоне Степы при обращении к матери зазвучали стальные нотки. – Мне сказали на сутки остаться в больнице. Давайте поднимемся в палату, там будет удобнее. Мама, прошу, поезжай домой, отдохни.
– Но Степа…
– Пожалуйста! – осадил он ее.
К счастью, спорить женщина не стала. Поцеловав сына в щеку и сделав знак Виктору Петровичу, мол, перезвоните потом, двинулась к выходу из больницы. В палату мы направились вчетвером.
– Саша, думаю, стоит начать с тебя, – впервые обратился ко мне Степа, сев на койку. – Расскажи как этот Власов тебя преследовал…
Глава 10
На часах было четыре тридцать утра. Я лежала под одеялом и, обняв подушку, тщетно пыталась уснуть. Снова и снова, который уже час. Предварительно выпив успокоительное. Две таблетки вместо одной. А толку все равно ноль. Потому, что я солгала. Потому, что из-за меня Демиду теперь “пришьют” нападение. А уж то, что он “преследовал” дочку полковника Зорина…
Степа с разбитым лицом сидел и смотрел на меня. Давил взглядом, давил наводящими вопросами, “помогая” давать показания. И чувство вины перед ним тоже давило. И я давала показания. Что Демид меня преследовал, что Степа в это утро потребовал от меня отстать и он на него напал…
У меня папа полковник полиции. Принципиальный и честный. И жесткий. И гроза всех преступников. И легенда всей столицы. Он меня научил жить по закону. Но он в то же время считал низостью “решать” мужские дела вмешивая полицию.
А что натворила я? Я дала ложные показания. Из-за себя, не из-за кого-то. Потому, что слабачка и трусиха. Податливая, как какая-то зеленая сопля, а не взрослая женщина. Еще и против кого… Против мужчины, который уже дважды за меня заступился. Против мужчины, с которым…
Сейчас, наедине с собой все в голове сложилось в четкую картинку. Я имею право общаться с людьми. И в букете цветов нет ничего зазорного. Степа опять все не так понял. Опять поддался этой чертовой ревности. И он толкнул меня! Сильно толкнул! И только потом Демид его ударил.
А я… А что натворила я?!
Едва соображая, что делаю, я схватила с тумбочки телефон. Набрала папу. Только услышав первые гудки вспомнила, что на дворе ночь. Торопливо положила трубку. Вот, дура!
Через пару секунд включился телефон.
– Алло? Пап, прости, что я тебя разбудила, – затараторила я.
– А я рассчитывал на “прости, что я тебе не рассказала, что у меня проблемы”! – бодрым и укоризненным голосом отозвалась трубка.
Ах, ну да. Уже пять утра. То, что для меня ночь, для полковника полиции пусть и в отставке, уже утро.
– Ты все знаешь?
– Конечно же знаю. Только почему-то от чужих людей, а не от собственной дочери. Если бы ты сама не позвонила, то это бы сделал я.
– Пап… Я такое натворила… Можно мне к вам приехать, пожалуйста?
– Что значит “можно”? Это твой дом и ты сюда можешь приехать в любое время.
Вскочив с кровати, я напялила на себя черный спортивный костюм, собрала волосы в хвост, обулась, накинула куртку и вызвала такси. Машина же так и осталась на парковке у клиники…
Через двадцать минут я уже была на пороге родительской квартиры и от самого этого факта впервые за эти жуткие сутки почувствовала себя лучше.
– Доченька, – встревоженная мама обняла меня сразу как я переступила порог. – С тобой все хорошо?
– Да, мам, – со мной-то хорошо, а вот…
– Раздевайся давай. Я омлетик пожарила…
За ее спиной я увидела папу. Скрестив руки на груди, он прислонился плечом к стене и смотрел на меня до боли знакомым взглядом. Так, как в юности, когда ловил на каких-то мелких шалостях вроде прогулянного урока либо стертой двойки в дневнике. Тогда я этого взгляда боялась. И вообще боялась отца. Теперь же у нас выстроились совсем другие отношения, в которых он перестал быть деспотичным притеснителем и превратился просто в родителя. Любящего и надежного, к которому можешь прийти посреди ночи за поддержкой.
– Подожди с едой, Ань. Идем-ка, Саша, со мной, поговорим. Наедине.
Разувшись и повесив куртку на вешалку, я пошла следом за папой. Посторонившись, он впустил меня в залу и запер дверь. Усадил на диван, а сам стал напротив.
– Ну, рассказывай.
– Пап. Демид меня не преследовал. Он просто по-дружески приехал поговорить. Степа приревновал, ну и… Спровоцировал его.
– Аха, – нахмурился папа. – А мне Серега другую версию излагал.
– Дело в том, что… Это Степа подал все так, а я… Ну…, – я сделала глубокий вздох, – Пап, не знаю, что на меня нашло. Я почувствовала себя виноватой в случившемся. Степа очень ревнивый. Ему не нравится, если я общаюсь с другими мужчинами. Если бы я…
– Он что угрожает тебе? – с угрозой в голосе спросил папа. – Отец уголовник конченый и сынок туда же!
– Кто?
– Власов этот! Угрожает? – папа навис надо мной. – Правду мне говори! Не смей его бояться, понятно? Одно мое слово и на зону к папаше пойдет…
– Папа, я не знаю, какой у Демида отец, но насчет него самого все именно так, как я тебе сказала. Я думаю… Степа захотел Демиду отомстить за драку. И за общение со мной. Но все это не важно. Я сама виновата, что соврала.
К концу фразы мой голос сорвался. Стыд жег изнутри каленым железом. Все, все из-за меня!
Папа молчал. Смотрел в сторону, не на меня, как делал всегда, когда я была по его мнению в чем-то виновата. А сейчас я и правда была виновата. Перед Степой. Перед Демидом. Перед ним самим. Дочка полицейского и врет!
– Саша, ты понимаешь, что это нездорово выглядит? – мягко спросил он, усаживаясь рядом.
– Это ужасно, – всхлипнула я. – Пап, я виновата. Что полагается за лжесвидетельство? Я готова…
– Я не об этом, Саша. Я о том, что твой жених нарушает закон, еще и тебя для этого использует. Не можете поделить девушку, так решайте это между собой, по-мужски…
– Ты прав, пап. Я обязательно поговорю со Степой. Но Демид…
Папа почесал в затылке.
– Я сейчас Сереге наберу и объясню ситуацию. Так как говоришь твой Степа его спровоцировал?
– Нагрубил мне, – выпалила я.
– Короче, Саша. Тебя из уравнения, связанного с этим Власовым вычеркиваем. А насчет Степана… Не пора ли мне ему напомнить о том, как следует вести себя жениху моей дочери?
– Пап… Степа прекрасно ко мне относится. Очень меня любит. Просто он ревнивый. И вот, сорвался, нагрубил. Но по факту ничего критичного не сделал, – затараторила я, мысленно умоляя, чтоб не было заметно что вру, – Я сама разберусь, ладно?
– Надеюсь на это, Саша. В ином случае, не обессудь. И… От Власова держись подальше. У него отец уголовник. Рэкет, вымогательство… Яблочко от яблоньки. Да и… У тебя жених.
– Пап, у нас просто была общая компания, ничего большего. Мы просто знакомые.
– Вот и ладненько. Теперь иди, а то мать вся извелась, что с голоду помрешь. А я пока косяки твои справлю.
– Спаси-и-ибо, папочка, – обняв за шею, я поцеловала его в щеку.
– Все, все! Иди!
Когда я выходила из залы, было ощущение, что с плеч упала гора.Точнее, ее половина. Потому, что со второй мне предстоит ходить ровно до того момента, как поговорю со Степой.
Демид
Ребра ныли, бошка как чугунная, скула пульсирует. Давно уже забытое ощущение. А уж причина – менты помяли – так вообще. Когда это было? Лет десять назад последний раз, когда сдуру врезал одному когда они бой спалили. Еще и ночь в участке… Отмокнуть в ванной бы да поскорее. А шмотки выкинуть в мусор. Несмотря на это ощущение, что сейчас взлечу. Прямо вот в это серое небо.
– Демон, чему ты лыбишься, м? Давай все-таки в больницу съездим, голову тебе проверим, – Стас моего настроения очевидно не разделял. И Николай, мой адвокат, тоже. Оба сидели с угрюмыми лицами – один за рулем, а другой возле меня на заднем сиденье.
– Не надо ни в какую больницу. Нормально со мной все. Даже классно.
– Ничего классного Демид Олегович я не вижу, извините. Вам грозит судебный иск…
Грозит. Угу. Прям как пророчили “добрые и честные” окружающие. Яблочо от яблоньки. Думал лязг закрывшейся за мной тюремной решетки и понимание того, что меня таки нагнала “судьба” раздавит, но нет. Было плевать. На все, кроме того, что она, оказывается вот так – солгала ради него. А потом, когда узнал, что передумала…
– Ну а вы мне на что, Николай Николаевич?
– Я очень постараюсь чтоб все решилось без суда, Демид Олегович. Но и вы в свою очередь…
– Вот и постарайтесь, – перебил я и, откинувшись на подголовник, закрыл глаза.
И сразу ее увидел. Сашку. Как смотрит на меня своими глазищами, в которых тонешь и губки приоткрывает. Прогоняешь меня да, девочка? Типа не нужен и все такое… А чего тогда показания изменила, раз не нужен?
– Выздоравливайте, Демид Олегович, – сказал адвокат, когда Стас затормозил у его дома. – И я очень вас прошу, постарайтесь пожалуйста…
– Угу. Спасибо. До свидания, – отчеканил я, не открывая глаз.
Услышал, как Николай и Стас синхронно фыркнули а потом первый попрощался и вышел из машины. Дверь тихо закрыл, а все равно бошку прострелило болью. Таблетку бы…
– Дем, ты понимаешь, что рискуешь просрать абсолютно все, чего добился? – после длинной паузы, в которую я успел понадеяться, что Стас передумал читать мне мораль, сказал он.
– Этот урод ее толкнул. Я что должен был стоять и смотреть?!
– Не, зачем же! Лучше кулаками помахать и потом виноватым еще оказаться, – хмыкнул Стас. – Как там эта Саша твоя говорила – что ты преследуешь ее?
– Она не моя, – от понимания этого грудь огнем.
Не моя. Его. Но показания-то изменила.
– Ты вообще меня слушаешь? – Стас так резко тормознул, что меня дернуло и от этого голова и ребра буквально взорвались болью.
– Да, блин! Аккуратнее! – простонал я.
– Я понять не могу, чего тебя вечно на шмарах клинит? То Ольга, то эта теперь…
– Не смей так говорить про Сашу!
– Угу, извините, пожалуйста, – скривился Стас. – Дем, ты что не понимаешь? У Мартынова этого связи везде, а Саша дочка полкана. А у тебя биография…
Биография… Какая, к черту, биография? Почему отцовские грехи ко мне прилипли так, что никак не отмоюсь?
– А чего ты тогда со мной дружишь, м? Чтоб на путь истинный наставить сына бандюка, да? Из благородства?! Так не надо, понятно? Наставник тоже мне…
Вышел из машины и грохнул дверью.
– Демид, сядь обратно. Что за детский сад? – Стас опустил окно.
– Нет уж! Спасибо…
И развернувшись зашагал к подземному переходу. Там метро. Сто лет на нем уже не ездил. Вспомню молодость.
Купил жетон, зашел в вагон. Он пустой, середина дня. Сел, прислонился затылком к стенке. Закрыл глаза.
Саша поменяла показания. Интересно, это совесть просто замучала или… Или? Я уже тогда понимал, что даже если “не или”, я все равно не отступлюсь. Не будет она его и точка. И плевать на последствия.
Н-да уж… Ошибался я. Раньше меня так не крыло.
Глава 11
Александра
– В голове не укладывается, что ты так поступила.
– В моей тоже многое не укладывается, Степа. Например, что ты, оказывается, способен на меня руку поднять…
Все внутри дрожало, но я как-то умудрилась сделать так, чтоб дрожь эта не проникала в голос и он звучал твердо. Вечером того же дня Степа позвонил с вопросом как я могла изменить показания и потребовать сейчас же приехать домой. А я ответила, что не готова что либо обсуждать с ним, останусь ночевать у родителей, а, если захочет, то мы сможем поговорить утром.
И вот мы сидели напротив друг друга в глубине зала одной из кофеен потому, что я отказалась ехать для разговора в нашу квартиру. Понимала, там. на его территории, будет труднее. Но, честно говоря, нейтральная тоже не особо помогала. Место не могло изменить того, что у Степы разбито лицо и сотрясение мозга и что, если бы я не стала общаться с Демидом, а сразу попросила его уехать, то ничего этого бы не случилось. Как и того, что он не имел права меня толкать…
– Какую руку поднять? Что ты несешь? – скривился он. – Не было такого.
Поморщившись, притронулся к опухшей стороне лица.
– Степа, ты меня толкнул. Очень сильно.
– Ты меня довела! Какого стояла там и улыбалась этому упырю, м? И цветы от него приняла! Это что такое вообще? – увидев, что на нас начали посматривать, Степа понизил голос и ниже надвинул на глаза черную бейсболку, которая худо-бедно скрывала лицо. – Если б я какой-то бабе цветы носил, тебе бы как? Ок-норм было?
– Для меня недопустимо рукоприкладство, понятно? – вскипела я. – У тебя на все одно оправдание – довела. Чем, скажи, пожалуйста? Мы просто стояли и разговаривали. А цветы – это просто знак внимания, способ сделать приятное, а не сразу намек на отношения, вдруг ты не знал! И что бы там ни было, это не дает тебе право на меня руку поднимать!
– Угу. Ну понятно! Я виноват опять, да? В том, что этот упырь мне чуть голову не проломил, а моя невеста еще и заступилась за него, выставив меня придурком полным! Спасибо под статью не подвела!
– И тебе спасибо, что меня не подвел, фактически заставив соврать следователю! – прошипела я.
Он качнул головой, стиснул двумя пальцами переносицу и зажмурился.
– Степа, я считаю… Нам нужно паузу сделать или вообще… Извини, но я начинаю тебя бояться. Сейчас толкнул, потому ударишь… Я не хочу этого…
– Что? – он побледнел. – Что ты хочешь сказать?
Его взгляд был каким-то бешеным, полным злого отчаяния и боли и от этого у меня слова застревали в горле.
– Ну? Что ты молчишь? Говори! Хоть раз скажи правду, Саша! Мол, сплю с Демидом, а ты мне больше не нужен!
– Господи, что ты несешь, – я качнула головой. – Причем здесь Демид? Ты вообще слушал, что я…
– Я-то слушал! Уж что, а лить в уши ты умеешь. Хорошая ты наша вечная обиженка, на которую злой и плохой Степа руку поднял!
– Так все! – я полезла в сумку и, достав из нее бумажник, а из него пару купюр, положила их возле так и не начатой чашки латте. – Я не хочу все это слушать.
Ушла. Он следом не пошел. Только выругался сквозь зубы и, кажется, кулаком по столу стукнул.
Слезы застилали глаза и я еле-еле видела, куда иду. Сердце рвалось на части. Неужели на этом все? Неужели мы расстанемся? Не будет больше наших завтраков вместе – кофе, омлет с брускетами с рыбой и авокадо, на светлой и просторной кухне. Не будет объятий и поцелуев, Степиных рассказов о бизнесе, каждый из которых заставлял меня еще больше гордиться тем, какой у меня успешный и талантливый жених. Как многого он достиг в тридцать один. Да, пусть бизнес основал его отец, но как хорошо Степа справляется. Развивает семейное дело. Не будет посиделок в заведениях с друзьями раз в пару-тройку недель и вдвоем стабильно дважды в неделю или чаще. Вечеров у моря. Ночей наших не будет…
Не будет ничего!
И из-за чего? Из-за еще одной дурацкой ссоры на ровном месте? Что, если я все слишком сильно утрировала? Ну, не рассчитал силу слегка на эмоциях, с кем не бывает? А я… Придумала себе невесть что, накрутила. Все из-за папы, который чуть ли не с двенадцати лет мне истории всякие из своей практики рассказывал. Про жертв семейного насилия.
“Если на тебя твой парень замахнулся, а тем более ударил – уходи. Сразу! Иначе…”.
Папа – полковник полиции. У него профдеформация и все такое. Манера из мухи слона раздувать. А еще он излишне категоричен, помешан на контроле и деспотичен. Уж скольких слез и скандалов, а после денег на терапию мне стоило право быть для него взрослой и самостоятельной и чтоб мои границы уважали.
А теперь что? Я, получается, поступаю так же, как и он. Категорично! И из мухи слона раздуваю, как и он.
Вот она моя квартира. Папин подарок на двадцать первый День рождения. Здесь все еще полно моих вещей. По большей части летних, ведь переезжала я поздней осенью и они были пока не нужны. Думала, перевезу потом, позже, постепенно.
Через четыре дня был бы год с нашего знакомства. Да, это случилось именно четырнадцатого февраля. У меня в машине спустило колесо, а Степа остановился помочь. Я посчитала это ужасно романтичным. Самым настоящим знаком свыше посчитала. Ведь есть же поверье – знакомство в День влюбленных обязательно приведет к счастью.
А я… Я, получается, своими руками все испортила.
Свернувшись клубком на диване в зале я рыдала и рыдала пока в какой-то момент не уснула, обессилев от слез. Разбудила меня трель домофонного звонка. Неловко поднявшись с дивана, я поплелась открывать дверь. Нажала на кнопку и только потом подумала, что даже не спросила, кто идет. Папа бы за такое убил и был бы прав, но мне сейчас все равно.
Квартира погрузилась во мрак. На часах уже половина шестого вечера, выходит я провалялась весь день. Деятельной мне это было дико. Раньше. Теперь тоже все равно.
– Саша, это я, открой, пожалуйста, дверь!
Степа!
Вмиг начавшими дрожать пальцами, я открыла дверь. Он стоял там, в предбаннике. Бледный и с разбитым лицом, без бейсболки. С красными глазами. И с букетом цветов в руках.
– Сашенька, – на колени прямо в предбаннике. – Прости меня, дурака! Пожалуйста, прости, я…
Закрыв лицо руками, я разрыдалась.
Демид
Видок у меня еще тот, что правда, то правда. И это учитывая что я ждал несколько дней, пока хоть немного отек спадет. Хорошо бы еще недельку, но меня крыло так, что уже все невмоготу. Хочу ее увидеть. Поговорить. Узнать в конце-концов, в порядке ли все.
Пробовал через Леху. Но тот дипломатично дал понять, что рад будет сотрудничеству и общению, но не рад расспросам и тому, что я помял его друга. И через Артема. С ним разговора не вышло. Плевать в принципе. А вот на то, что Сашку вполне возможно поколачивает ее мудак, а они оба явно могут об этом знать, но не лезут…
Мелкая красная “Фабия” зарулила на парковку. Дурацкое место встречи, особенно учитывая предыдущую, но у меня особо выбора нет.
Когда она припарковалась и вышла, впился голодным взглядом. А-а-а, как же скучал по ней. До ломоты в теле, серьезно.
Сегодня Саша в белой шубе-баране в пол. Дурацкий “оверсайз”, черт бы его подрал, скрывал всю ее хрупкую фигурку. Но не делал ее грузной, а наоборот… Короче, она как дите в маминой шубе. Прекрасное, как ангел, дите. Луноликое с рассыпавшимися по плечам волосами цвета золота. Из бы между пальцами пропустить, а потом сгрести в горсть и потянуть, заставив выгнуться, когда она…
– Демид…, – глаза растерянные. Виноватые. Но и злые, да.
– Привет, Саша.
Обогнув машину, она приблизилась и я жадно втянул полной грудью запах вишни, исходящий от ее волос и кожи. Зарыться бы в них лицом и вдыхать снова и снова…
С каждой секундой, что она меня разглядывала, лицо девочки мрачнело все больше.
– Демид, мне очень жаль, что я так поступила. Знаю, извинений мало, особенно с тем, что я их приношу аж сейчас, но… Просто знай, что я сожалею о своем поступке. О том, что ты пострадал из-за меня…
– Так, хватит, – оборвал ее сбивчивый самоуничижительный монолог. – Он заставил сказать что надо, да? Что еще он заставляет делать?
Виноватое выражение сменилось злым. Смешная она, когда злиться. Как котенок, возомнивший себя львом, честное слово.
– Демид, я должна тебе кое что сказать и очень прошу меня услышать, – он сделала паузу, словно ожидала какого-то от меня ответа. – Твое… Внимание ко мне неуместно. Я в нем не заинтересована, понимаешь? Я в отношениях. Я счастлива в них. И мне не надо…
Не знаю, что на меня нашло. Ее слова, их очевидный смысл резали по живому. Я просто хотел заставить ее замолчать. Просто хотел не слышать ничего больше. А еще хотел…
Шагнув к Саше, я обхватил ладонями ее лицо и поцеловал в губы. Точнее впился в них, как оголодавший хищник в желанную добычу. От их вкуса и манящей влажной мягкости и податливости закипала кровь.
Хрипло застонав, я протолкнул язык в ее рот, чтоб как можно полнее ощутить и насладиться пьянящим вкусом этой девочки.
Моей девочки!
Во что бы то ни стало! Моей!
Глава 12
Александра
– Демид, я должна тебе кое что сказать и очень прошу меня услышать, – вот так, в лицо говорить было почему-то ужасно трудно. – Твое… Внимание ко мне неуместно. Я в нем не заинтересована, понимаешь? Я в отношениях. Я счастлива в них. И мне не надо…
Я не успела договорить. Демид шагнул ко мне, обхватил холодными, как лед, ладонями мое лицо и поцеловал в губы. Смял их своими, втянул в рот нижнюю, прикусил и по моей коже рассыпались мурашки. С хриплым стоном Демид раздвинул мои губы, проникая в рот языком. Я ощутила во рту вкус мяты и слегка горьковатый кофе и он пьянил, а не отвращал.
Ледяные пальцы запутались в моих волосах, прижимая крепче. Так, что не оторваться и не глотнуть воздуха. Но мне это было и не нужно. Я дышала им. Мы дышали друг-другом. Он не целовал. Он словно покорял меня, пожирал, присваивал… Не знаю. Этого не описать словами…
Мои колени становились мягкими, а голова кружилась. Я растворялась в этом поцелуе, отдаваясь без остатка.
Другому… Другому мужчине! Что же я творю?
– Отпусти меня, – сумев отстраниться, я заколотила открытыми ладонями по каменным плечам Демида.
– Ни за что! – рыкнул, убирая руки. Давая понять, что речь не об этом моменте.
– Никогда больше ко мне не приближайся, понятно? – крикнула я, тыльной стороной ладони вытирая губы. – И не говори со мной!
– Ты можешь лгать самой себе сколько хочешь, Саша, – усмехнулся Демид, к счастью не пытаясь приблизиться ко мне. – Но это не изменит того, что тебя тоже ко мне тянет.
– Это не так! Я люблю Степу! И скоро мы поженимся! – выпалила я.
– Нет, я этого не позволю!
– Ты с ума сошел?
– Я хочу чтоб ты была моей. Чтоб выбрала меня! И сделаю что угодно для этого.
– Напрасно потеряешь время! – выплюнула я и бросилась прочь.
Запыхавшись, забежала в клинику. Под удивленным взглядом сидевшей на ресепшене Али промчалась в туалет. Заперла дверь, задвинула щеколду и прислонилась спиной к стенке.
Что же я натворила? Стояла там и позволяла Демиду себя целовать! Что со мной такое, а? Я люблю Степу! Я с ним счастлива, я…
Губы слегка саднило. На них все еще жил вкус мяты и кофе и кажется я все еще ощущала запах ветивера и холодные пальцы в своих волосах. Холодные, а ощущение, что их касания обжигали. И жар этот под кожу проникал и растекался по всему телу, собираясь внизу живота.
“Ты можешь лгать самой себе сколько хочешь, Саша. Но это не изменит того, что тебя тоже ко мне тянет.”.
Слова Демида эхом прозвучали в ушах, заставляя все внутри задрожать от негодования. Тянет к нему! Ха! Решил, что если ты привлекательный и безбашенный, и самоуверенный, и горячий, и неуправляемый наглец, то каждую девушку к тебе тянет, ага! Ну, значит тебя ждет разочарование, Демон. Потому, что что бы ты не делал, я ни за что не…
“Я хочу чтоб ты была моей. Чтоб выбрала меня!”
Мне очень-очень не понравилось то, как от этих слов, от взгляда его потемневших глаз цвета виски, защемило сердце. Защемило, затрепетало, застучало в ребра. Наваждение какое-то! Я не такой человек. Я никогда в жизни даже не уходила из одних отношений сразу в другие, что уж и говорить об изменах.
