Текст книги "Приключения мальчика с собакой"
Автор книги: Надежда Остроменцкая
Соавторы: Наталья Бромлей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5. Неожиданный защитник
Клеон стоял посреди вестибюля, обеими руками вцепившись в ошейник Льва. Вокруг мальчика и собаки столпились клиенты, потрясая кулаками. Поджав хвост и взъерошив загривок, Лев, словно волк, окруженный собаками, вертелся во все стороны, отпугивая беснующихся людей оскаленными клыками. Рабы, стоя поодаль, с жалостью глядели на мальчика.
Станиен замахнулся своей статуэткой, но сзади кто-то схватил его за руку и с такой силой сжал запястье, что серебряная танцовщица выскользнула и со звоном хлопнулась о пол. Толстяк угрожающе обернулся. Перед ним стоял его старший сын Луций.
– Ты смеешь… на отца!.. – задыхаясь, крикнул Станиен. – Да я убью тебя, как… – Он наклонился, чтобы поднять статуэтку.
Луций, опередив его, поднял серебряную танцовщицу:
– Моя жизнь в твоих руках.[64]64
Отцовская власть в Древнем Риме была неограниченной: отец мог судить своих детей и казнить, продать в рабство, выкинуть новорожденного ребенка на улицу.
[Закрыть] Но подумай, что, если бы собака бросилась на тебя?
Толстяк отдувался, обессиленный вспышкой гнева. Взглянув на Льва, он попятился за спины слуг, которые – он был уверен – скорее дадут растерзать себя, чем допустят, чтобы собака искусала хозяина. Они поступили бы так не из преданности: если они не сумеют защитить господина, все живущие в доме рабы будут наказаны, а в случае его смерти – и казнены.
Станиен опустился на скамью, где по утрам обычно сидели клиенты, поджидая пробуждения патрона, и слабо помахал рукой, указывая на Клеона и Льва:
– Повесить… немедленно…
Крики вокруг мальчика и собаки усилились, но подойти к ним по-прежнему никто не решался.
Изо всех сил удерживая Льва, Клеон шептал:
– Тихо… тихо, Лев…
– Стоит ли их убивать, отец? – спокойно сказал Луций. – Мне кажется, это невыгодно: ты же их только что купил. Лучше прикажи людям, чтобы они перестали кричать и размахивать палками – это волнует собаку. Пастух сам сумеет с ней справиться. Потом ты все спокойно обдумаешь и решишь, как с ними поступить. А нашего Рекса пусть возьмет к себе в каморку остиарий и полечит.
– Да-да, пусть остиарий его выходит, – закивал головой Станиен. – Мать с ума сойдет, если он издохнет.
Вдруг из-под ног рабов и клиентов вынырнул мальчуган лет пяти и, прежде чем его могли остановить, очутился возле Льва.
– Гай! – в ужасе вскрикнул Станиен, поднимаясь.
Все замерли. Никто не смел тронуться с места, хотя Лев успокоился, как только смолкли крики. Нянька малыша, гнавшаяся за ним от самой спальни госпожи, бросилась вперед, надеясь поймать наконец своего непослушного питомца.
Гай положил маленькую ручку на голову собаки и победоносно взглянул на отца. Лев вздрогнул и замер, косясь на бесстрашного человека.
– Гай… – прошептал сенатор, делая шаг к сыну.
– Не бойся, господин, – поспешил успокоить его Клеон: – Лев не трогает детей. Он и на собак никогда первый не нападает. Драку начал не он… Поздоровайся, Лев, с маленьким господином, это друг.
Лев вильнул хвостом и в знак приветствия вытянул правую лапу. Гай в восторге захлопал в ладоши.
– Я хочу эту собаку, – заявил он. – Подари мне ее, отец!
Гней Станиен не знал, что ответить. Собака пастуха казалась добродушной, гораздо добродушнее Рекса, который злобно визжал и лаял, когда его проносили мимо Льва в каморку привратника. Собака пастуха даже не взглянула на Рекса. Но кто может поручиться, что она не рассвирепеет опять?… И все же, когда Гай о чем-нибудь просит, невозможно отказать: он так умильно заглядывает в лицо…
– Сначала надо разузнать, что тут произошло, – нашелся наконец Станиен. – Потом я подарю тебе собаку.
Нянька взяла Гая за руку:
– Пойдем, господин. После мы вернемся сюда.
– Отстань! – оттолкнул ее малыш. – Я не хочу после. Я хочу сейчас!.. Подари мне ее сейчас, отец! И раба тоже.
– Да зачем они тебе? – слабо сопротивлялся Станиен.
– Собака будет у меня лошадью, а раб – конюхом.
– Пусть он с ними поиграет, отец, – вмешался Луций. – Ты видел, как слушается собака пастуха.
– Но она испачкает Гая, – возразил Станиен, – у нее на плече рана.
– Сыны Квирина[65]65
Квирин – божество, близкое по своей сущности богу войны Марсу. В последние века Республики считалось, что основатель Рима, Ромул, и есть бог Квирин.
[Закрыть] с детства должны приучаться к виду крови! – с деланным пафосом продекламировал Луций и затем тихо, чтобы никто не слышал, добавил: – Тебя это избавит от неприятностей. Вспомни, что было сегодня у храма Кастора.
Станиен вздрогнул и поморщился: «Уже все известно!.. И у кого это такой болтливый язык! Но, если мальчишка и собака хотя бы на время развлекут Гая, Фульвия не будет бранить меня за покупку. Может быть, даже простит, если Рекс погибнет. А Гаю скоро надоест эта игрушка, и тогда мальчишку и собаку можно будет отослать».
– Хорошо, – согласился он. – Я подарю Гаю этих сицилийцев… Но знай, – с угрозой обернулся он к пастуху: – ты жизнью отвечаешь за безопасность маленького господина!
– Я буду смотреть за ним, как нянька, – пообещал Клеон, радуясь, что гроза миновала.
– Нет! – капризно топнул ногой малыш. – Няньки мне надоели. Ты конюх. Посади меня на лошадь!
– Нельзя, мальчуган, – остановил его отец. – Только на колеснице!
Понимая, что раненому Льву тяжело будет идти в упряжке, Клеон умоляюще посмотрел на хозяина:
– Дозволь маленькому господину ехать верхом. Упряжь натрет Льву рану, и он будет не так послушен.
– Пастух прав, – поддержал его Луций. – Пусть Гай едет верхом, отец. Это безопаснее. А чтобы Гай не испачкался, можно что-нибудь подложить. Возьми тот ковер, сицилиец, – указал он на небольшой коврик, покрывавший полукруглую скамью, на которой клиенты коротали время, поджидая, когда их позовут к патрону.
Рана Льва, которую он все время зализывал, почти перестала кровоточить. Клеон скрепя сердце помог малышу взобраться на спину собаки и пошел за ним, готовый подхватить Гая на руки, если Лев проявит недовольство. Рядом с юным наездником шагала обеспокоенная нянька.
– Клянусь богами, наш маленький Гай скоро будет победителем на конских ристалищах,[66]66
Ристалище – конские состязания в цирке.
[Закрыть] – улыбнулся Станиен, пропуская их в переднюю. – Помни, – свирепо прошипел он Клеону вслед: – за малейшую царапину ребенка ты поплатишься жизнью!
Глава 6. Путешествие по дому сенатора
Через маленькую переднюю Клеон и Лев с Гаем на спине вошли в атрий.[67]67
Атрий (атриум) – первый, за передней, зал древнеримского дома. Обязательной принадлежностью атриума было отверстие в потолке (комплювиум) и под ним водоем для стока дождевой воды (имплювиум).
[Закрыть] Пастух не сразу понял, что это: зал, храм или двор? Узорчатый мозаичный пол, тяжелые лиловые занавеси вместо дверей и вдали, на другом конце, убранный цветами ларарий[68]68
Ларарий – божница.
[Закрыть] делали это помещение похожим и на комнату и на храм. Но, осмотревшись, Клеон решил, что ошибся: это, должно быть, двор – крыша покрывала это пространство только у стен, оставляя в середине большой просвет, наполовину задернутый шелковой шторой, над которой голубело небо, отражаясь в неглубоком бассейне, огороженном бронзовой решеткой. Должно быть, во время дождя вода с крыши стекала в этот водоем по черепичным желобам, спускавшимся с четырех углов верхнего отверстия. Клеон загляделся на звериные морды, которыми заканчивались желоба. Потом он заметил, что лиловые занавеси, висевшие по обеим сторонам атрия, кое-где отодвинуты; за ними виднелись маленькие комнатки, уставленные шкафиками с бюстами важных господ, плечи которых были задрапированы складками таких же плащей, как тот, что носил его хозяин, а большие лица их были раскрашены и казались живыми, как те маски, в которых актеры шли сегодня утром в похоронной процессии.
– Осторожнее, господин!.. Упадешь!.. – вскрикнула нянька, когда Гай запрокинул голову, вглядываясь в окна наверху.
– Ты мне надоела! – рассердился Гай. – Слышала, что сказал отец?… Пойди и доложи госпоже, что к ней скачет знаменитый наездник!
Нянька стояла в нерешительности.
– Не бойся, – сказал Клеон, – я присмотрю за мальчиком.
– Почему ты не уходишь? – крикнул Гай, замахиваясь на няньку. – Уходи, а то я буду плакать, и тебя накажут!
Нянька направилась во внутренние комнаты, поминутно оглядываясь и останавливаясь. Как только Гай замечал, что она на него глядит, он угрожающе вскрикивал: «Сейчас заплачу!» – и нянька шла дальше.
Гай сделал ей вслед гримасу:
– Ужасно они противные! – Видя, что Клеон с изумлением осматривается вокруг, малыш спросил: – У твоего прежнего господина не было такого красивого атрия?
– У меня не было никакого господина, – ответил Клеон. – Я жил с отцом и матерью.
Гай с интересом на него поглядел:
– Значит, отец продал тебя за то, что ты был непослушным?
Клеон вспомнил единственный случай ослушания, за который теперь был так тяжко наказан.
– Да, – вздохнул он, – я был непослушным и за это попал в рабство… по воле богов. – Желая отвлечь Гая, он сделал вид, что поглощен окружающим: – Для чего вам такая огромная комната?
– Как – для чего?! – удивился малыш. – А где поместились бы наши предки? Видишь, сколько их у нас! – Он указал на комнаты, примыкавшие к атрию: – Вон стоят они в шкафиках… А у тебя дома, – спросил он, – где помещают предков?
Клеон развел руками.
– Не знаю, есть ли они у нас…
– Конечно есть, – убежденно сказал Гай, – а то как же будут хоронить твоего отца? Когда умрет мой отец, наймут таких людей… забыл, как они называются… наденут на них маски и прикажут им идти перед носилками, будто это предки провожают его на погребальный костер. Эх ты!.. Такой большой, а простых вещей не знаешь! – Радуясь, что нашел человека, которому все в диковинку, малыш захотел поразить его еще больше:
– Сейчас я покажу тебе самую красивую в мире комнату. Едем туда!
Клеон, взяв Льва за ошейник, повел его к ступенькам, на которые указал Гай.
– Стой! – приказал Гай, когда они проходили мимо ларария. – Смотри, какие красивые гирлянды мама повесила ларам – покровителям! А твоя мать тоже сама убирает ларов?
Клеон вспомнил свою хижину. Огонь раскладывали в ней прямо на очаге, и дым выходил в отверстие в потолке. Она была тесна и покрыта копотью, но там было уютней, чем в этом огромном атрии.
– У нас совсем простой дом, – сказал он, – но там было очень хорошо. Моя мать ухаживала за свиньями и курами, а когда я пригонял овец и коз, она их доила…
– Разве у вас не было вилика и рабов, которые занимались бы этим? – перебил Гай. – А весело пасти коз?… Они так прыгают! Когда поедем на виллу, скажу отцу, чтобы он позволил нам с тобой пасти коз… Ну, конь!.. Чего стал? – Гай вцепился обеими руками в ошейник Льва и стал колотить пятками его бока, заставляя взойти на ступеньки. Он задел ногой больное плечо Льва, и тот огрызнулся. – Лошадь рычит! – в восторге вскрикнул Гай. – Моя лошадь рычит!
Клеон положил руку на голову собаки:
– Тише, Лев!.. Твоя лошадь устала, – обратился он к Гаю. – Ты такой лихой наездник, что любую лошадь загонишь. Давай, я понесу тебя?
– Ну, понеси! – согласился малыш. – Только не на руках. Я влезу тебе на плечи и стану высокий, как башня. – Усевшись на плечах Клеона, он приказал: – Подними вон тот занавес и остановись на пороге. В середину входить нельзя. Это таблинум.[69]69
Таблинум – комната между атрием и перистилем (внутренний двор с портиком). Служила кабинетом хозяину дома.
[Закрыть]
Клеон откинул в сторону тяжелые лиловые складки и остановился удивленный: как эта комната не походила на огромный пустынный атрий! Мозаичный пол казался цветущим лугом, на котором среди ярких венчиков мака и нарциссов черные ласточки охотились за пестрыми бабочками. Там и сям стояли стулья с удобно изогнутыми спинками и отделанные бронзой скамьи. Блестели полированные дверцы и доска шкафа. Сверкало серебро светильников и цветное стекло ваз. Картины сражений, написанные прямо на стенах и обрамленные цветным мрамором, расширяли комнату, словно огромные открытые окна. По ту сторону таблинума, за раздвинутой занавеской, виднелся фонтан. Если бы струя воды в нем была неподвижной, его также можно было бы принять за картину.
Гай взял Клеона за уши и повернул его голову влево:
– Видишь тот шкаф?… Ну вон тот, который похож на маленький храмик? Там лежат бумаги отца. Страшно важные!.. А вон за ту доску на столике, – Гай повернул голову сицилийца в другую сторону, – отец заплатил… – Гай наморщил нос, вспоминая, но цифры еще плохо держались в его памяти, и он махнул рукой: – Много заплатил! Луций говорит, на это можно купить виноградник и дом… Ну, посмотрел? Правда, красиво?… Теперь пойдем отсюда, а то эти вещи ни с того ни с сего бьются. Один раз я только хотел посмотреть на стеклянную вазу, а она – хлоп! – и разбилась… За это няньку высекли, а мне приказали не входить в таблинум. Скорее задерни занавес, я не хочу, чтобы опять что-нибудь разбилось. Идем через тот проход. Мама, наверное, ждет меня в перистиле.
По обе стороны таблинума два коридора вели в перистиль. Отсюда можно было пройти не только в таблинум, а и в триклиний – столовую, которых у Станиена, как и во всех богатых римских домах, было две: летняя, на северной стороне, куда не было доступа солнцу, и зимняя – открытая солнечным лучам; перистиль окружали жилые комнаты; лестница веля отсюда во второй этаж.
– Там зимние спальни и мастерские, – объяснил Гай. – Сейчас мы туда поедем, если только мама наверху… Эй, Эвтихий!
Из каморки выглянул старый привратник, охранявший выход в сад.
– Ты думал, идет циклоп?[70]70
Циклоп – у греческого поэта Гомера великан с одним глазом на лбу.
[Закрыть] – засмеялся Гай. А это я. Лошадь устала, так я еду на рабе. Отец сегодня его купил… Не знаешь; где мама?
Эвтихий вылез из своей каморки и, подойдя к Гаю, зашептал, указывая на Клеона и Льва:
– Лучше не показывай госпоже этих вот… Она очень сердилась, что новый пес покусал Рекса. Она очень кричала и плакала, а потом ушла в свою спальню. Она велела этих двоих отправить на северную виллу, а Луций сказал, что это все равно, что выбросить деньги в Тибр, потому что сицилиец не вынесет тамошнего климата. И господин сказал, что было бы глупо, если бы раб умер, не успев отработать тех денег, что за него заплатили. И они решили отправить мальчика с собакой в Кампанскую виллу, потому что в Кампании тепло. А госпожа сказала: «Мы же сами собираемся на лето в эту виллу! А впрочем, – говорит, – мне все равно куда, лишь бы только их не видеть». Ты спрячь их где-нибудь, пока гнев госпожи пройдет.
Малыш стукнул Клеона кулачком по затылку:
– Прямо!.. Едем в сад. Не бойся, я тебя никому не отдам.
Глава 7. Клеон и Лев находят друзей
Миновав перистиль с фонтаном, рассыпавшим брызги на растущие вокруг него темно-лиловые ирисы, Клеон с Гаем и Лев спустились в сад.
– Там… – Гай указал на левое крыло дома, перед которым в тени миртов, кипарисов, лавров и увитых плющом платанов пестрели цветочные клумбы, – там, в большом зале, бывают пиры… потому что собирается так много гостей, что они не помещаются в триклинии… Только я уже сплю в это время. Иди прямо по этой аллее, вон туда, где растет груша.
Пройдя несколько шагов по аллее, обсаженной шарообразными кустами букса и стройными, словно колонны, кипарисами, Клеон очутился во фруктовом саду среди фиговых, грушевых, айвовых и гранатовых деревьев, под которыми тянулись грядки со спаржей, капустой и мегарским луком.
– Сверни по той дорожке, – указал Гай. – Увидишь что-то интересное.
Дорожка привела их к веселой полянке, обсаженной кустами роз и шиповника; посреди нее, на расчищенной площадке, Клеон увидел вогнутое мраморное полушарие, в центре которого стояла бронзовая стрелка. Во все стороны от стрелки расходились прямые линии, пересекающие три поперечных круга. Ожидая объяснений, Клеон поглядывал то вниз, на полушарие с загадочной стрелкой, то вверх, на маленького хозяина. Лев осторожно обнюхивал края полушария и, казалось, разделял недоумение Клеона. Гай лукаво и таинственно улыбался.
– Я не понимаю, что это такое? – спросил наконец Клеон, довольный, что малыш радуется его удивлению.
– Время! – важйо ответил Гай. – Называется: часы! Видишь, тень стрелки сейчас короткая и падает в ту сторону?… Это значит, что скоро обед. Няньки, наверное, уже ищут меня. Когда пора спать, тень доходит до самого первого круга. А зимой тень протягивается вон до той полосы. Все это рассказал мне старый библиотекарь. Он был очень ученый, но отец продал его совсем дешево, потому что он почти ослеп… няньки говорят – от того, что все переписывал книги… Отец хотел сегодня купить нового библиотекаря… Ты не библиотекарь?
Клеон отрицательно помотал головой.
– Жаль. Он будет моим педагогом… А ты не можешь меня учить? – Гай насторожился: – Слышишь?… Зовут!.. Это нянька. Уйдем подальше!
– Но… – Клеон хотел сказать, что надо идти на зов, а не в глубину сада, куда указал Гай.
– Иди же! – перебил его Гай. – Я велю!
Клеон нерешительно двинулся к обсаженной лаврами беседке, но по аллее уже спешила к ним та самая нянька, которую прогнал Гай. За нею шел молодой раб с лопатой на плече. Лев зарычал.
– Съешь ее, собака! – крикнул Гай.
Клеон, схватил одной рукой ошейник Льва, другой прижал к своей груди ноги Гая.
– Отпусти собаку! – сердился Гай. – Пусть она съест няньку!
– Неси сюда маленького господина, – кричала нянька, – да привяжи там своего зверя!
Клеон приказал Льву лечь и, стащив с плеч брыкающегося Гая, понес его няньке.
– Хорошо, что Панфилон видел, куда вы пошли, – сказала женщина, беря Гая на руки. – На госпожу просто страшно смотреть, так она злится… Не надо драться, мое сокровище! – попробовала она унять Гая.
– Пусти! – отбивался малыш. – Я хочу с ним играть!
– Сначала надо покушать, а то умрешь и не сможешь больше играть, – уговаривала нянька. – А если бы ты знал, что приготовили тебе на обед! – Причмокивая губами, она стала перечислять блюда: – Жареного дрозда с изюмом… яблоки, сладкий миндаль… финики… гиблейскии мед… его привезли из Сицилии, откуда приехал и этот молодой раб…
Голос удаляющейся женщины и плач Гая постепенно затихали. Панфилон, насмешливо улыбаясь, глядел вслед няньке:
– Ишь, как поет! А сама небось не нарадуется, что хоть на час избавилась от мальчишки. Не очень-то сладко целый день исполнять его капризы! То на руках его таскай, то на спине, а то еще заставит бегать на четвереньках и рычать, как будто нянька лев, а он гладиатор. Это его любимая игра. У его нянек синяков не меньше, чем у служанок госпожи. Наверное, он уж и тебя успел замучить?
– Ни капли. Он мне все показывал и рассказывал, как взрослый. А какой смелый! Ничуть не испугался Льва. А мужчины перетрусили.
– Не от храбрости это вовсе! Просто никто в доме перечить ему не смеет, вот он никого и не боится – ни людей, ни зверей. – Панфилон махнул рукой: – А ну его! Надоел он тут всем до смерти… Пойдем-ка лучше на кухню. Перехватишь там чего-нибудь, пока его кормят, а то он опять потребует тебя. Наш обед уже кончился, но Елена тебя покормит. Это наша кухарка. Она будет рада познакомиться с этим героем. – Панфилон кивнул в сторону Льва. – Мы все довольны, что он всыпал Рексу. Ну, зови своего пса, да идем к Елене.
Клеон свистнул. Лев мгновенно очутился возле него.
Через огород они прошли к низкой боковой двери. Она вела в коридор, к которому справа примыкала кухня, а слева – летний триклиний.
Панфилон открыл правую дверь:
– Смотри, Елена, кого я привел!
Толстая женщина повернула от очага раскрасневшееся лицо:
– Это уж не они ли?… Твой, что ли, пес искусал сегодня Рекса?
Клеон кивнул.
– Избавитель мой! – всплеснула руками Елена. – Если бы мы с ним были получше знакомы, я бы его прямо в нос поцеловала! Теперь я недели две буду спать спокойно, проклятый хозяйский пес каждый день таскал из кладовой мясо, а госпожа грозилась дать мне сто ударов плетью. Я уж не говорю про то, сколько раз по щекам меня била! Будто это я ворую! Жалко, что не насмерть загрыз он этого разбойника…
– Ты болтай поменьше, а в миску наложи побольше, – прервал ее Панфилон, – вот он и почувствует твою благодарность. Да поторопись. А то этого малого с собакой опять могут потребовать к Гаю.
– По-царски их угощу, – пообещала повариха.
Наполнив глиняную миску полбяной кашей и кусочками жирного мяса, Елена поставила ее перед Клеоном.
– А твоему псу кости со стола самого Гнея Станиена, – сказала она, ставя другую миску на пол. – Ешь, – обратилась она ко Льву. – Смотри, сколько на них козлятины! Зубы у нашего хозяина плоховаты, не то что твои.
Мальчик и собака сильно проголодались и набросились на еду. Клеон рассматривал кухню, не переставая удивляться богатству этого дома: какой большой очаг, сколько в нем треножников с горшками, сколько посуды на полках вдоль стен, какие тяжелые расписные амфоры[71]71
Амфора – глиняный кувшин с двумя ручками.
[Закрыть] на полу!.. А там, где нет полок, на стенах написаны картины: на одной богиня домашнего очага – Веста, на другой – лары и змей, покровители дома, как объяснил мальчику Панфилон; в нише третьей стены стоял алтарь с пенатами, заботой которых было изобилие кладовой и охрана ее от грабителей.
«Сколько они денег тратят на украшения! – думал Клеон, прожевывая мясо. – Если бы мне дали один только столик из той красивой комнаты, я бы мог уплатить долг отца и выкупить у Дракила нашу землю!»
Панфилон, подперев щеки руками, с удовольствием глядел, как сицилиец уплетает кашу.
– В первый раз продан? – спросил он. Клеон кивнул.
– Трудно тебе тут будет… Хозяин-то ничего… правда, жадноват и нрав у него бешеный, но, в общем, не злой человек. А вот хозяйка… – Панфилон покачал головой. – Такой мегеры[72]72
Мегера – одна из богинь мщения; имя ее стало нарицательным для обозначения злой женщины.
[Закрыть] во всем Риме не сыщешь. Рабыни, что за ней ходят, покрыты шишками да синяками. Самая худшая мука, говорят, причесывать ее: чуть дернешь волос или уложишь прядь не так, она – шпилькой!.. Да еще обязательно в лицо вонзит!..
Дверь открылась. Высокий сухопарый старик, с бичом в руке, переступил порог кухни. Клеон, сидевший лицом к двери, равнодушно посмотрел на него. Елена загремела посудой, чтобы заглушить слова Панфилона. Но Панфилон не обернулся, пока бич не стегнул его по спине.
– Клянусь Вулканом!.. – подскочил он. – Ну и удар, почтенный Хризостом!
Опять бездельничаешь? – напустился на него Хризостом. – Один убыток от тебя господину: корми да одевай, а работы не спрашивай. Ступай сейчас же на огород!.. А ты, – обратился он к Клеону, – скорее кончай еду. Пойдешь со мной за покупками.
Панфилон, схватив лопату, вышел. Клеон отодвинул миску, намереваясь встать из-за стола.
– Мальчик еще голоден, домоправитель, – вмешалась Елена. – Дай ему доесть… Я сейчас положу тебе сладкой запеканки, – обратилась она к Клеону.
– Что-о?! – загремел Хризостом. – Ты кормишь запеканкой с господского стола мальчишку, который, едва вступив в дом, наделал столько бед, что господин приказал увести его с глаз долой?
– Да ведь остатки… – оправдывалась Елена. – Все равно выбрасывать. Все уж пообедали… Ешь, мальчик!
– Я сыт, благодарение богам и тебе. – Клеон отпил глоток кислого вина из кружки, которую пододвинула ему Елена, и поднялся: – Я готов.
Видя, что хозяин встал из-за стола, Лев также оставил еду и подошел к нему.
– Собаку привяжи возле двери, – приказал Хризостом.
– Разреши взять Льва с собой, – попросил Клеон. – Я прицеплю к ошейнику свой пояс и буду крепко его держать. Беспокойства Лев тебе не причинит. А если ты сделаешь много покупок, он поможет нам их нести.
Последний довод подействовал. Домоправитель бросил Клеону ремешок:
– Возьми. Привяжи его к ошейнику. Не пристало рабу Станиена идти по улицам распоясанным.
