Текст книги "Приключения мальчика с собакой"
Автор книги: Надежда Остроменцкая
Соавторы: Наталья Бромлей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Глава 8. В римском лагере
Едва умолк сигнал к смене стражи, трубач заиграл «сбор».
– На сходку!.. Военная сходка!..
Оставляя начатые дела, легионеры бросились к преториуму. Через минуту улицы и переулки между палатками заполнил поток бегущих людей, словно в лагерь хлынула разлившаяся река. Выкатившееся из-за горы солнце заискрилось металлическим блеском на оружии и нагрудниках воинов. У Клеона зарябило в глазах. Он зажмурился. Лев же угрожающе обнажил клыки при виде такого множества дротиков и копий, которые он принимал за палки.
Широкая преторская улица делила лагерь на две неравные части: в той, которая была больше, теснились кожаные палатки легионеров, а в меньшей белели палатки полководца, его личной охраны и военачальников. Здесь было гораздо просторнее, чем в остальной части лагеря: перед преториумом – возвышением, на котором стояла палатка вождя, – расстилалась довольно большая площадь, принципиум; здесь хранились знамена легионов, здесь стоял жертвенник, на котором совершались богослужения и гадания об исходе предстоящих сражений. Здесь же с ораторской трибуны полководец говорил со своими солдатами.
Опоясавшись мечом, центурион поспешил на принципиум. Клеону он приказал никуда от его палатки не уходить. Но мальчик скоро соскучился в одиночестве и, шепнув Льву: «Тихо!» – двинулся в ту сторону, куда ушли все. Вот из-за спин воинов он увидел ораторскую трибуну, на которой стоял полный смуглый человек в золоченой кольчуге и пурпурном плаще.
– …Не искусство, а выгодная позиция помогла презренным рабам разбить когорту капуанцев! – Полководец взмахнул рукой, и пурпурные складки плаща заколыхались вокруг его позолоченной кольчуги.
Клеону это показалось очень красивым. Вначале внешность военачальника занимала пастуха больше, чем речь, в которой он не все понимал. Но мало-помалу до Клеона стал доходить общий смысл того, что говорил претор, и он начал вслушиваться.
– Легионерам Тита Сервилиана негде было развернуться. Они были вынуждены сражаться среди леса и скал на узкой тропинке. Каждому понятно, что в такой обстановке нельзя предпринять правильное наступление. И нельзя винить в этом наших солдат: храбрость их известна всему миру. Да, они дрогнули и побежали перед камнями и дротиками головорезов, засевших на вершине. Но всякий, услышавший об этом, скажет: «Позор вождю, пославшему своих воинов в ловушку! Он должен был выманить разбойников из их гнезда, окружить их на ровном месте и уничтожить». Вот как рассудит каждый разумный человек. Мне странно, что приходится объяснять такие простые вещи вам, среди которых столько убеленных сединами ветеранов! Вы должны понимать, что такое невыгодная позиция! А вы, вместо того чтобы извлечь из позора капуанцев урок, распаляетесь, видя близкую цель и кричите: «Почему мы медлим?!» Какое неразумное нетерпение! И какое недоверие к вождю!.. – Полководец обвел глазами ряды легионеров, как бы приглашая их высказаться. Солдаты, потупившись, молчали. – Не всегда, – снова заговорил он, – вождь должен поощрять войско к бою. Порой необходимо дождаться благоприятного часа. – Он протянул руку, указывая на спускающуюся с Везувия дорогу: – Теперь мы их поймали в ловушку!.. Вот единственный путь, по которому бунтовщики могли бы сойти с вершины. Но путь этот прегражден нашим лагерем. Мы охраняем также северную и восточную сторону горы, хотя там обрывы и скалы, по которым почти невозможно спуститься, тем более – целому отряду! Только с юга не разбили мы лагерь, и вы знаете почему: там пропасть неизмеримой глубины. Надо обладать крыльями, чтобы через нее перебраться.
Кто-то в толпе легионеров крикнул:
– Вот и я это самое говорил! А наши выдумали – будто мальчишка послан оттуда разведчиком!
Клеон подался назад, испугавшись, что «золотой центурион», как окрестил он полководца, спросит, что это за мальчишка. Но военачальник поднял руку, чтобы его не перебивали, потому что сейчас он скажет самое главное.
– Они заперты со всех сторон! – торжествующе заключил он. – Нам остается только следить, чтобы ни к ним, ни от них никто не проходил. Через некоторое время они или погибнут от голода, на что вряд ли эти бродяги способны; или сдадутся, что гораздо вероятнее; или, наконец, спустятся с горы, дабы умереть сражаясь. В первых двух случаях мы добьемся победы, не оскверняя лаше оружие черной кровью рабов; в последнем – раздавим их несокрушимой мощью наших когорт, ибо тут есть где развернуться для боя, а за спиной у нас будет укрепленный лагерь. А кроме того, нас три тысячи, их – две или три сотни. Не такая уж доблесть рваться с ними в бой! Помните это и спокойно ждите, ибо время за нас!
Легионеры разразились криками:
– Да здравствует Клодий!
– Да здравствует претор Клодий!..
– Голод хоть кого усмирит!
– Слава претору Клодию!..
Клеон поторопился убраться к тому месту, где его оставил центурион. Уловив общий смысл речи полководца, он был возмущен: «Три тысячи против трехсот! Вот подлость! Как я хотел бы пробраться к ним и предупредить… А что, если попроситься слугой в обоз и ночью как-нибудь убежать на гору?… Боги бессмертные, помогите мне раскрыть гладиаторам замыслы этого коршуна!»
Он и не подозревал, что вождь гладиаторов уже разгадал вражеский план и нашел, как выйти из ловушки: своим воинам приказал он сплести из крепких лоз дикого винограда длиннейшую лестницу. И в эту минуту отряд его спускался в пропасть, чтобы, отдохнув и собравшись с силами, обойти лагерь претора Клодия и напасть на него с тыла, через те ворота, у которых стража задержала Клеона.
И в лагере не догадывались о приближающейся опасности. За исключением часовых, все беспечно отдались повседневным делам и забавам. Усердные солдаты принялись за чистку оружия, починку обуви и платья, носили воду и дрова или, вытащив из палаток ручные мельницы, мололи на них пшеницу, чтобы приготовить себе лепешки и сухари,[34]34
В походе легионеры получали паек зерном
[Закрыть] разводили костры и варили кашу. Три небольших отряда отправились за фуражом для лошадей и мулов. А несколько завзятых игроков, пренебрегая завтраком, улеглись в тени палаток играть в кости. Два таких бездельника расположились неподалеку от Клеона. Из их восклицаний мальчик понял, что они играют на еще не полученное жалованье и долю в добыче, которая, возможно, достанется им после победы над гладиаторами. Клеон презрительно отвернулся от них. Гораздо интереснее было смотреть на тех благоразумных людей, которые начинали свой день с приготовления пищи. Запах дыма от их костров напомнил Клеону родной дом. Как заботились мать и сестры, чтобы он и Лев были сыты!.. Здесь же все заняты своими делами, и никто не думает о пришельцах. Глупый Лев этого не понимает и так умильно шевелит хвостом, глядя на ближайшего кашевара, словно тот для него варит свою полбу![35]35
Полба – широко распространённая на заре человеческой цивилизации зерновая культура, группа видов пшеницы.
[Закрыть]
Клеон дернул собаку за ухо:
– Как не стыдно глазеть!.. Перестань!
Лев взвизгнул, и Клеон пожалел, что обидел своего единственного друга. Чтобы доставить Льву удовольствие и загладить свою вину, мальчик стал почесывать его за ухом.
– Эй ты, колдун!.. Чего нос повесил? Я тебе говорю, слышишь? Как тебя?… Сицилиец с пиратского корабля!
Клеон поспешно обернулся. Стоя у костра, один из легионеров четвертой стражи махал ему рукой:
– В моем котелке хватит каши и на твою долю – валяй сюда! Ведь проголодался?…
– Идем, Лев! – обрадовался мальчик.
Но, едва они сделали несколько шагов, появился центурион.
– Куда! – остановил он Клеона. – Тебе было сказано: ждать, не отходя от палатки.
– Нас позвал тот добрый легионер… Он хотел дать нам каши.
– Успеешь. Каша не убежит. И добрый легионер – тоже. Следуй за мной!
Клеон со вздохом повиновался, и они побрели за центурионом. Он привел их к преториуму и, откинув полу палатки, сказал:
– Вот мальчик, которого ты желал видеть.
Клодий отложил в сторону покрытую воском дощечку, на которой что-то писал заостренной палочкой, и кивнул Клеону:
– Подойди.
Клеон сделал шаг в палатку. Лев – за ним.
– Это еще что за зверь? – удивился претор.
– Собака, – ответил Клеон, кладя руку на шею Льва.
– Я это вижу. Но почему она здесь?
– Мы никогда не разлучаемся с тех пор, как я нашел ее.
– Вот как? Но теперь вам придется расстаться. Прикажи твоему псу выйти и ожидать тебя возле палатки.
– Только чтобы его не дразнили! – предупредил Клеон.
– Ого! Ты ставишь условия? – усмехнулся претор.
Клеон вспыхнул и, указывая на преториум, сказал Льву:
– Иди туда и сиди смирно. Слышишь?
Лев приподнял ухо и вопросительно посмотрел на хозяина: неужели тот серьезно требует, чтобы он ушел?
– Иди, иди, – настойчиво повторил мальчик. – Жди меня там.
Лев с недовольным видом направился к выходу и уселся на преториуме мордой к палатке, чтобы по первому зову броситься на помощь хозяину.
Претор приказал центуриону опустить полу палатки и, повернувшись к Клеону, исподлобья оглядел его:
– Итак, ты лазутчик Спартака?
Мальчик, приготовившийся к этому вопросу, возмущенно вздернул голову:
– Не сам ли ты только что говорил, что спуститься с горы невозможно?… Об этом Спартаке я впервые услышал здесь, в лагере.
– Да?… – Претор недоверчиво прищурился. – Странно! Все пастухи и дровосеки в окрестностях только и говорят, что о нем. А ты, судя по твоей собаке, пастух.
– Да, я был пастухом дома, в Сицилии. Я пас овец… своих овец. И Лев со мной. А потом нас схватили пираты.
– Послушай, мальчик, говори правду. Все равно мы ее узнаем. Из какого имения ты бежал?
– Боги свидетели, я не лгу! Я жил с отцом и матерью еще два дня назад… Позволь рассказать тебе все по порядку.
Претор в знак согласия наклонил голову, и Клеон рассказал свою историю, вплоть до той минуты, как он, услыхав, что пираты собираются требовать выкуп с отца своей пленницы, имение которого где-то здесь, неподалеку, возле города Нолы, решил его предупредить и бежал с корабля пиратов. За исключением конца, рассказ был правдив, и Клодий, казалось, поверил ему.
– Хорошо, – сказал он. – Предположим, все это истина. А знаешь ли ты имя этого римского гражданина или его дочери?
– Нет, пираты не называли его.
– Как же ты хотел его разыскать? В окрестностях Нолы много имений.
– Я ходил бы из одной усадьбы в другую, пока не нашел бы ту, которая мне нужна.
Клодий насмешливо улыбнулся:
– Ты надеялся настолько опередить пиратов?
– Да… – прошептал Клеон, поставленный в тупик этим вопросом.
– Не имея понятия ни о дороге, ни об имени владельца латифундии?[36]36
Латифундии – огромные поместья, оказавшиеся к концу Республики в руках немногих фамилий, захвативших или скупивших государственные земли и мелкие крестьянские наделы.
[Закрыть]
Клеон покраснел и, не зная, что ответить, растерянно глядел на претора. Клодий брезгливо пожал плечами.
– Явная и притом неумная ложь! Может быть, ты и убежал от пиратов, но не для того, о чем рассказываешь. – Давая понять, что разговор с Клеоном окончен, он повернулся к центуриону: – Аполлодор, кажется, здесь?
– Да, на лугу, вместе с другими торговцами…
Клеон стоял, потупив голову, с трудом удерживая слезы. Он часто слышал, как отец говорил, что ложь всегда откроется и унизит лжеца. Слова эти крепко запомнились мальчику. Конечно, бывало, что Клеон иногда солжет и ему за это достанется, но еще никто с ним не разговаривал так высокомерно, как Клодий. Стоя в палатке претора, Клеон с любовью вспоминал родной дом и даже затрещины, которые порой получал от матери. Он думал о доме и совсем не слушал, что говорил Клодий. Лишь бы этот «золотой центурион» не вздумал снова обратиться к нему! Мальчику казалось, что он не в состоянии будет больше вынести надменной насмешки полководца… Ну, а если тот заговорит?… Надо выдержать! Клеон гордо поднял голову… но увидел только спину претора Клодия. Тот придвинул к себе дощечку для письма и небрежно махнул рукой, отпуская центуриона. При этом он сказал загадочные слова (по крайней мере, Клеон их понять не мог):
– Собака тоже стоит денег. Отдашь их легионерам четвертой стражи.
Глава 9 «Черный день»[37]37
«Черный день». В римском календаре некоторые дни отмечались как «черные». Считалось, что в эти дни всякое начатое дело должно окончиться неудачей.
[Закрыть]
При виде живого и невредимого Клеона Лев с восторженным лаем кинулся к нему и, положив лапы на плечи мальчика, облизал его лицо. Клеон прижал к себе собаку. Это помогло ему забыть на время унижение, которое он только что испытал.
– Нельзя поднимать здесь такой шум, – проворчал центурион.
Клеон сжал влажные ноздри собаки и слегка оттолкнул ее. Опускаясь на передние лапы, Лев взвизгнул в последний раз и умолк.
– Больше он не будет лаять.
В глазах центуриона мелькнуло сочувствие. Приказав Клеону идти за ним, начальник сотни двинулся к задним воротам, через которые недавно ввел мальчика и собаку.
Шагая позади центуриона, Клеон мысленно вновь переживал сцену в палатке военачальника. Чем дальше они уходили, тем спокойнее делался мальчик. Конечно, неприятно быть уличенным во лжи и притом – глупой. «Но хорошо, что нам придется иметь дело не с этим „золотым“, а с легионерами четвертой стражи, которым он приказал нас отдать. Наконец-то боги послали мне удачу! Сейчас тот добрый легионер накормит нас кашей, а ночью я, может быть, смогу пробраться на гору, к гладиаторам…» Приободрившись, Клеон стал искать глазами того кашевара, который предлагал ему завтрак. Увидев его, мальчик радостно улыбнулся, а тот, дружески кивнув, похлопал себя по животу, давая понять, что уже наелся, и поманил Клеона к себе.
– Вон стоит легионер из четвертой стражи, – сказал Клеон, забегая вперед и заглядывая в лицо своему провожатому.
– Вижу, – хмуро ответил центурион. – Ты, верно, есть хочешь?… Я накормлю тебя… там, – он махнул рукой в сторону ворот.
– Но ведь начальник приказал тебе отдать нас легионерам четвертой стражи?
– Откуда ты взял?… Не вас, а деньги… Сегодня, мальчик, для тебя, видно, черный день.
– Какой – черный день?
– Есть такие в календаре… Жрецы их знают. А нам они неведомы. Поэтому никогда ничего не надо начинать, не посоветовавшись со жрецами… Впрочем, на пиратской миопаро-не ты не мог к ним обратиться!
Клеон был поражен. Вот, оказывается, откуда все неудачи! А он и не знал.
Центурион был так хмур, что Клеон не решился надоедать ему расспросами и старался сам догадаться, что это такое – календарь. Пока он ломал голову, они вышли за ворота, и центурион направился к тем палаткам под стеной сада, которые на рассвете Клеон принял за привал переселенцев.
Лев чинно шел рядом с мальчиком. Вдруг он поднял нос, втянул воздух и, толкнув центуриона, помчался вперед.
– Взбесилась, что ли, эта собака? – раздраженно спросил центурион.
До Клеона донесся едва ощутимый запах жареного лука и мяса.
– Пахнет едой, – сказал он, – а Лев голоден.
– Там вас накормят, – буркнул центурион.
Они поднялись на холм и увидели внизу стоянку маркитантов.[38]38
Маркитанты – торговцы, следовавшие за войсками.
[Закрыть] Перед палатками на белом полотне темнели аккуратные ряды виноградных листьев, на которых лежали оливки, рыба, жареное мясо… Но хозяева палаток не только не собирались угощать Льва этими яствами, а прикрывали их руками, крича: «Пошел! Пошел прочь!» Некоторые даже швыряли в собаку камнями. Лев сдержанно рычал, но не уходил. Клеон бросился вперед и загородил его от ударов:
– Что вы делаете!.. Он только смотрит… Он никогда не украл ни одного кусочка!..
Подошел центурион и, бросив мелкую монету на ближайший кусок полотна, приказал хозяину палатки:
– Дай мальчику и собаке все, чего они пожелают. Если этих денег не хватит, я доплачу. Никуда их не отпускай, пока я не вернусь… Ешь побольше, – обратился он к Клеону, – и хорошенько накорми собаку. Этот человек торгует едой, и чем больше вы съедите, тем больше доставите ему удовольствия. Которая тут палатка Аполлодора? – спросил он торговца.
– У самой стены… Прости, достоуважаемый, я не знал, что собака принадлежит тебе…
– Не болтай, а поскорей накорми их! – прервал его центурион и, небрежно кивнув, направился в глубь стоянки.
Пораженный его щедростью, Клеон подумал, что этот центурион достоин стать римским консулом или правителем Сицилии…
Торговец обвел рукой выставленные кушанья:
– Выбирай что хочешь.
Клеону хотелось попробовать все. Он начал с меда, а для Льва попросил кусок мяса; потом придвинул к себе окорок, а вторую порцию приказал дать собаке; затем решил отведать рыбы, приправленной душистыми травами… Радуясь аппетиту мальчика, хозяин палатки откладывал в сторону пустые виноградные листья, чтобы потом, по числу их, подсчитать количество съеденных порций. Его соседи столпились вокруг. Для их обычных посетителей – легионеров – час был слишком ранний, и они старались переманить к себе мальчика и собаку центуриона:
– Не ешь эти оливки, они гнилые! Попробуй лучше мои!
– У меня оливки в виноградном соку! Тают во рту!..
– Не хочешь ли отведать крустаминских груш в виноградном сиропе?
– Клянусь Меркурием,[39]39
Меркурий – в римской мифологии бог торговли, вестник богов, покровитель дорог и путников.
[Закрыть] ты ешь дохлую кошку! А я мог бы предложить тебе отличнейшего зайца.
– Не слушай их, – уговаривал Клеона угощавший его маркитант. – Не забудь, что центурион поручил тебя мне. Клянусь моим богом-покровителем,[40]40
Бог-покровитель был у каждой семьи. Его чтили особо.
[Закрыть] это не кошка, а молочный козленок, которого я купил вчера у здешних пастухов.
Наконец Клеон и Лев насытились. Заметив, что мальчик перестал есть и сидит отдуваясь, хозяин палатки спросил:
– Не смешать ли для тебя фалернское с водой?
Клеон отрицательно покачал головой.
– Как? Отказываешься?! От лучшего италийского вина?!
– Он пьет только неразбавленное, – сказал один из конкурентов маркитанта. – Идем, я налью тебе цельное.
Пить неразбавленное вино считалось в те времена большой неумеренностью. Торговцы возмутились и с криками «Бессовестный!.. Ты хочешь развратить мальчишку!» – оттеснили назад своего незадачливого соперника. И снова возобновили наступление на Клеона:
– Идем ко мне, мальчик, я разбавлю маммертинское медом и горячей водой, его привезли морем из Сицилии…
– От морских перевозок вина портятся. Не ходи к нему!
– Попробуй лучше местное, трифолинум, – совал кто-то кружку Клеону.
Отмахиваясь от них, как от назойливых мух, отяжелевший от еды Клеон поднялся с земли.
– В моем желудке не осталось места даже для одного глотка, – сказал он, отходя в тень палатки.
В ожидании центуриона он растянулся на траве и от нечего делать стал рассматривать стоянку маркитантов. Лев улегся рядом и, положив голову на лапы, задремал.
Теперь Клеон разглядел, что здесь торговали не только съестным: были палатки, перед которыми лежали принадлежности для письма, обувь, оружие, лекарственные мази и даже благовония. Под стеной сада стояли повозки. Какие-то люди укрылись под ними от солнца. Неподалеку паслись стреноженные лошади и мулы. Вот раздвинулись полы последней в ряду палатки, и из нее вышел центурион в сопровождении смуглого вертлявого человека.
– Эй, Кимбр!.. Орозий!.. – позвал этот человек. Из-под повозки вылезли два раба – белокурый гигант и тонкий мускулистый юноша, оба полуобнаженные. Очевидно, экономный хозяин считал излишней роскошью одевать их в теплую весеннюю пору.
– Это и есть Аполлодор? – спросил Клеон хозяина палатки.
– Аполлодор, да поглотит его тартар![41]41
Тартар – по верованию древних греков, мрачная бездна, в которой мучились души умерших.
[Закрыть] – ответил тот, пересчитывая кучку пустых виноградных листьев, чтобы не ошибиться при расчете с центурионом.
– А он кто? Надсмотрщик над рабами этого… Клодия?
– Да, – кивнул маркитант, двусмысленно улыбаясь, надсмотрщик.
Клеон поднялся, чтобы лучше рассмотреть Аполлбдора. Он не слышал, что тот говорил склонившим головы рабам, но что-то в его лице и ужимках, с которыми он передал им увесистый сверток, заставило мальчика насторожиться. Центурион пошел вперед. Рабы скрылись за палаткой Аполлодора. «Надсмотрщик» побежал вдогонку за центурионом.
– Лев! – вполголоса позвал Клеон.
Сытый Лев приподнял голову и вяло шевельнул хвостом.
– Лев, ко мне! – настойчиво повторил Клеон.
Лев тяжело поднялся и лениво подошел к мальчику.
– Ну, хорошо поели? – спросил центурион, останавливаясь возле них.
– Благодаря твоей щедрости. Теперь мы можем несколько дней поститься.
– Поститься вам не придется. – Центурион кивнул на своего спутника: – С этого дня Аполлодор будет заботиться о том, чтобы вы были сыты.
– Да-да, – подхватил Аполлодор. – Не в моих интересах, чтобы пастух похудел и потерял силы. На вид он мне нравится. Собака тоже. Я согласен заключить сделку.
– Погоди, – прервал его центурион, – дай мне сперва расплатиться с торговцем.
Он отошел к хозяину палатки, с неприязнью думая о преторе: «Скверное поручение дал мне Клодий… Мальчишка с таким восхищением смотрел на мои бляхи». Если бы не приказ претора, центурион просто отпустил бы этого пастуха, все повадки которого напоминали ему собственное детство. А если бы оказалось правдой, что у мальчика нет в Италии родных, можно было бы оставить его у себя, чтобы он услаждал одинокую старость воина. Аполлодор, побаивавшийся собаки, заговорил с Клеоном издали:
– Как тебя зовут, мальчик? И сколько тебе лет?
– Четырнадцать. Я Клеон, сын Клиния…
– Сын Клиния?… Скажи на милость!.. И где же находится твой достопочтенный отец?
– В Сицилии. Он земледелец, – отрывисто ответил Клеон. Чувствуя, что Аполлодор чего-то выжидает и старается болтовней усыпить его бдительность, Клеон решил не спускать глаз с этого «надсмотрщика».
– А ты, должно быть, силач, – заметил Аполлодор и протянул руку: – Дай-ка попробовать твои мускулы.
Лев зарычал и ощетинился.
– Ну, ну! – попятился Аполлодор. – Не надо. Я не буду трогать твоего хозяина, – успокоительно сказал он Льву. – Ну-ка, мальчик, согни руку, я посмотрю издали… О-о, какие бицепсы!.. – И вдруг, меняя тон, крикнул кому-то за спиной Клеона: – Давайте!
Мальчик не успел обернуться, как на него накинулись сзади. В ту же минуту морда Льва была сжата могучими руками белокурого гиганта. Клеон рванулся, но молодой раб, обученный приемам борьбы, обвил рукой шею мальчика, нажав на горло, и одновременно ударил его ногой под колено. Клеон упал. Молниеносным движением молодой раб защелкнул на его руках тонкую цепь. Вторая цепь сковала ноги Клеона. Покончив с мальчиком, он бросился на помощь гиганту, все еще сжимавшему челюсти Льва, который царапал его кожу когтями.
Аполлодор бегал вокруг и размахивал руками, возгласами подбадривая своих рабов. Хмурый центурион стоял неподвижно, только правая рука его чуть заметно шевелилась, щелкая тростью по ноге.
– Так вот цена твоей щедрости! – плача от ярости, крикнул ему Клеон. – Ты продал нас!.. Ты нас накормил, чтобы легче овладеть ослабевшими от еды!
Центурион еще суровее сдвинул брови:
– Не клевещи. Я хотел доставить тебе последнее, быть может, в твоей жизни удовольствие. Ни один асс из денег, вырученных за тебя, не принадлежит мне. Ты слышал: претор приказал поделить их между часовыми четвертой стражи.
Клеон закусил губы и закрыл глаза. Он не хотел видеть, как опутывают лапы Льва ремнями и снова стягивают его челюсти намордником. Он не хотел глядеть на любопытных торговцев, которые сбежались со всех сторон, оставив на съедение мухам выставленные кушанья. А главное, ему тяжело было смотреть на центуриона, которого он считал таким великодушным. Но он не мог заткнуть уши и не слышать те старые-старые слова, которыми с незапамятных времен обменивались при купле-продаже живого товара:
– Этот пастух и эта собака проданы мне за шестьдесят сестерциев,[42]42
Сестерций – мелкая серебряная монета, равнявшаяся 4 ассам.
[Закрыть] – сказал Аполлодор – Ты согласен?
– Да, – ответил центурион.
– Клянешься ли ты, что они действительно здоровы, как это кажется по их виду?
– Да.
– И что они не происходят от больных родителей?
– Я уже сказал! – нетерпеливо ответил центурион.
Но Аполлодор не хотел отступить от обычной формы:
– И ты клянешься, что я действительно могу ими владеть, что на них никто не предъявит претензий и что все это так и есть, как было сказано?
– Да! – рявкнул центурион. – Давай деньги, и я уйду, меня ждет работа.
– Верю, верю, – поспешно сказал работорговец. – Пойдем в палатку, я тебе там уплачу… – Уходя, он обратился к молодому рабу: – Оттащи, Орозий, этого пастуха под повозку… А ты, Кимбр, – приказал он гиганту, – отволоки туда же собаку.
Орозий подхватил Клеона под мышки и потащил его к повозкам. Белокурый гигант взвалил связанного Льва на плечи и понес его, словно добрый пастырь отбившуюся от стада овцу.
– Дешево достался Аполлодору товар, – говорили между собой торговцы, расходясь к своим палаткам.
– Да, на рынке он за них втрое, если не вчетверо, выручит.
Слыша их слова, Клеон подумал: «Вот почему центурион говорил, что сегодня для меня „черный день“. А для Аполлодора он, значит, „счастливый“.
Пока Орозий тащил его, Клеон так и не открыл глаза: ему стыдно было всех этих людей, которые только что перед ним заискивали.
