
Текст книги "«Моревизор» уходит в плавание"
Автор книги: Надежда Надеждина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Бинокль переходил из рук в руки. Чудо-юдо плыл не один. Справа и слева от него мелькали в волнах высокие спинные плавники. По этим огромным, похожим на остриё косы плавникам мы опознали преследователей.
– Косатки! – сказал капитан.
– Морские волки! – прибавила Катя. – Недаром прозвали волками этих дельфинов: зубасты, как волки, и никого не щадят. Только они одни нападают на кита.
И мы стали свидетелями такого разбойничьего нападения.
Как нам было жаль бедное чудо-юдо! При всей своей силе кит был бессилен защитить самого себя. Остерегаясь страшных ударов его хвоста, косатки нападали с боков и спереди. А спереди кит беспомощен: ни когтей у него, ни зубов.
– Они его живым разделают, – пробормотал капитан. – Вцепятся в морду, выгрызут язык, а потом начнут вырывать из боков куски мяса.
– Неужели мы это допустим? – дрожащим голосом сказала Майя. – Почему, ребята, у нас нет пушки?..
– А что, если врезаться на большой скорости и отпугнуть косаток от кита? – предложил я.
– Попробуем! – согласился капитан.
Теперь мы неслись с такой скоростью, что только ветер свистел в ушах. Мы были увлечены погоней, и никто не заметил, как Молчун, пытаясь поймать сорванную ветром шапку, очутился у самого борта.
– Молчун, назад! – крикнула Майя.
Но было уже поздно. Молчун заболтал руками и, не удержав равновесия, без единого крика исчез за бортом. Разгон был так велик, что мы далеко пронеслись вперёд, прежде чем смогли повернуть обратно на выручку Молчуна. Его голова то показывалась над водой, то исчезала
– Валер, друг, держись! – кричали мы наперебой.
Но тут над головой Молчуна поднялся белый гребень высокой волны, и…
На этом месте найденный мной журнал обрывался.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Что было и чего не было
(окончание дневника)
Встреча на рейдеИ вот опять на мои плечи падают снежные хрупкие звёзды. Третий день выхожу я на сквер, всматриваюсь в лица ребят. «Моревизор», «Моревизор», бормочу я про себя. Неужели никто из экипажа загадочного корабля не разыскивает пропавший журнал?
В сквере пустынно. Сквозь мохнатые от инея ветви мне видны два ярких пятнышка: красная шапочка и синяя шапочка. О чём спорят между собой эти девочки?
Я подхожу ближе.
– Пойдём, Катя, – говорит красная шапочка, – ждать больше нечего. Мы опоздаем. Осталось полчаса.
Катя? Я настораживаюсь, хотя такое имя могут носить тысячи девочек.
– Ждать нечего, – повторяет синяя шапочка. – Это из-за меня всё пропало. Никуда не пойду. Хочешь, иди одна.
Я не вижу лица девочки в синей шапочке. Низко нагнувшись, она чертит по снегу прутом. Но мне видно, что пишет на снегу прутик, – «Мореви… »
– Здравствуйте, Катя и Майя! – громко говорю я. – Нет, не всё пропало! – И я вынимаю из муфты рукопись.
Сначала они удивлённо смотрят на меня, потом торопливо разворачивают свёрток.
– Ура! Наш журнал! Вот спасибо! А где вы его нашли?
– На соседней аллейке. А теперь я хочу вас спросить. Жив ли Молчун? Кто был Невидимка? Как мог Антон Петрович заходить на корабль, плывущий по волнам? Думаю, что раз вы вернулись из плавания, устройство «Моревизора» больше не секрет и вы мне об этом расскажете.
– Молчун жив, – отвечает Майя, – а про Невидимку… Вы извините, но через час на сборе… то есть я хотела сказать «на рейде», Юра должен читать путевой журнал, а у него остались только середина и конец журнала. Ведь начало-то было потеряно. Теперь, когда журнал нашёлся, нам надо скорее отнести его Юре. Приходите в школу к пяти часам. Вы всех увидите и всё узнаете. Вот адрес.
В пять часов я была занята, но в шесть мы пришли вместе с Виктором.
Только что окончился перерыв. Занимая места в зале, украшенном флажками, ребята обменивались впечатлениями.
– Пробить носом шлюпку! Вот это удар!
– А кто это пробил шлюпку? – заинтересовалась я.
– Рыба-меч! – ответил знакомый голос.
Я обернулась и увидела Игоря, одного из близнецов.
– Ты как сюда попал?
– Да я тут с Олегом: ведь мы хотим стать моряками, нам всегда интересно, когда говорят про море! Эх, жалко, Алёшки нет! А вы только сейчас пришли? Сколько же вы пропустили!
Нам достались места позади, но я легко нашла глазами моих знакомых, Катю и Майю. Они сидели на сцене за столом, возле высокого молодого учителя. Так вот он какой, Антон Петрович! А рядом с ним – маленький курносый Молчун. А тот, с хохолком, который, чуть прищурившись, с важностью смотрит в зал, конечно, сам капитан Пышкин.
– Продолжай, Юра, – сказал Антон Петрович смуглому черноглазому мальчику, который держал в руках путевой журнал.
И Юра стал читать дальше.
Как мы зажигали мореВ эту ночь, когда мы чуть было не изловили Невидимку, я дежурил по кораблю. Дежурному всё равно нельзя спать, но я знал, что не спит и Молчун, ожидая, когда часы покажут ровно полночь.
Сами мы плыли на «Моревизоре» по Тихому океану, а далеко от нас, на Чёрном море, находился один из наших следопытов – Митя. И в полночь у нас с ним должен был состояться по радио разговор.
В двадцать два пятнадцать я отправился в обход. Проходя мимо кают-компании, я услышал шорох и тихие шаги. Ключ был вынут, и, приложившись к замочной скважине, я увидел загадочное светящееся пятно.
– Невидимка, сдавайся! Всё равно не уйдёшь! – крикнул я, а сам побежал за Молчуном.
Когда мы вернулись, дверь была открыта. Невидимка сбежал. Но он забыл на столе тетрадку и необычный фонарик – колбу с морской водой. Она светилась тусклым голубоватым светом. Это был свет моря, удивительный свет, без дыма, без жара, без пламени. Меня ещё раньше познакомил с ним Антон Петрович, и теперь я сам мог рассказывать о морском свечении Молчуну.
Очень многие морские животные способны светиться. Капелька светящегося вещества – фонарик морского лилипута, чьё тело – одна клеточка. У рыб есть особые железы, выделяющие светящуюся слизь.
Рыбьи «светофоры» могут быть очень мудрено устроены: тут и «фары», вроде как у автомобиля, бросающие свет вперёд-вниз, тут и линзы, рефлекторы и даже экраны.
У одной рыбки выключателем служит веко. Её «фонарик» находится на нижнем краю глаза, и, приподняв веко, рыбка тушит свой свет.
В первую мировую войну японские разведчики носили с собой вместо фонариков сушёных ракушковых рачков. Стоило их смочить, и рачки начинали светиться.
При этом слабом, не видимом врагу свете разведчик мог в тёмную ночь прочесть или записать то, что нужно.
Иногда морской житель светится не своим, а чужим светом. Лучезарным становится крылоногий моллюск клио, проглотивший светящийся обед. Бывает, что в бочке с солёной рыбой начинает мерцать сияние. Это последние вспышки поселившихся на рыбах светящихся бактерий.
В колбе, забытой Невидимкой, плавали два маленьких кальмара-ватазении. Казалось, искусная рукодельница расшила их светящимся жемчугом и даже вокруг глаз сделала ободок из бусинок. Но вдруг живые фонарики стали тускнеть.
– Чёртик гаснет! – вскрикнул Молчун.
– А ну, зажгись! – сказал я и тряхнул колбу.
И кальмарики-фонарики опять засияли. Чтоб заставить их светиться, достаточно было лёгкого толчка.
Прибой выбрасывает на берег крохотных морских животных перидиней, и, если ночью по мокрому песку идёт человек, от трения его подошв на песке вспыхивают огненные следы.
В сказке синица хвалилась море зажечь. Синица не синица, а вот некоторые плывущие рыбы «зажигают» море. «Зажигают» море нос парохода, весло гребца.
– Юра, – шепнул мне Молчун, – пойдём и мы море зажигать!
Мы взяли длинный шест (Молчун ещё захватил планктонную сетку) и отправились на палубу. Стоило нам ударить по воде шестом, и мы почувствовали себя волшебниками: брызги сверкали, как искры.
Планктонная сетка, вынутая нами из воды, переливалась огнями, словно алмазная люстра.
Правда, нам быстро надоело «зажигать» море, мы убедились, что океан светится и без нас. Ночь для этого была самая подходящая: безлунная, черно-бархатная, с ветерком. Стоя на палубе, мы любовались подводной иллюминацией.
Сколько было в воде плавучих огней! Они то мелькали зигзагами, как молнии, то вспыхивали цепочкой, то мерцали, как звёзды. Медузы качались на воде, словно разноцветные ёлочные шары. Ветер срывал с волн светящуюся пену. Большая рыба пронеслась, точно комета, волоча за собой длинный огненный хвост.
– Вот в такую ночь, – сказал я Молчуну, – один капитан стал седым…
Светящиеся следыИ правда, был такой случай во время войны. Капитан судна, которому было поручено выслеживать вражеские подводные лодки, дважды за ночь видел, как к борту его судна приближалась светящаяся полоса. Капитан поседел от мысли, что судну угрожает торпеда. А на самом деле это сверкал огненный след дельфина.
Таких ошибок было немало и в боевые и в мирные дни с древних времён. Подводная иллюминация ввела в заблуждение Колумба. В последнюю ночь своего плавания он увидел вдали свет и обрадовался. Он думал, что кто-то с берега подаёт сигналы, то подымая, то опуская свечу. Но корабль находился ещё слишком далеко от берега, чтобы можно было увидеть сигнал с земли. Учёные думают, что Колумбовой «свечой» были не огни земли, а свет моря.
Об удивительном свете моря, который может и выдавать, и помогать, и обманывать, должны знать и капитаны, и морские лётчики, и артиллеристы, и рыбаки. Среди наших рыбаков есть замечательные следопыты, которые выслеживают добычу по свету. Следопыт зорко всматривается в ночное море. Под водой движется свет, и по этим плывущим светящимся следам нужно узнать, какая рыба идёт и на какой глубине.
Подводные огни – это рыбья сигнализация. Иной огонёк может означать «прочь от меня», иной – «хочу познакомиться». А созвездие огоньков, которые испускают крохотные рачки, – для косяка сельди как бы светящаяся вывеска плавучего ресторана, где можно сытно пообедать. Зная об этом, опытные рыбаки ловят сельдей «по фосфору», там, где ночью на воде выступают светлые пятна. Сельдь приходит в эти места за светящимся обедом.
И еще хитрее обманывает рыб человек. Иной раз и обеда-то нет, есть только одна световая реклама. Опущенная в море электрическая лампочка заманивает сельдей в сеть. Много сделал для улучшения лова на свет наш советский профессор П. Г. Борисов.
Теперь у нас ловят на свет хамсу, тюльку, ставриду, сардин и других рыб.
– Юра! И я хочу ловить рыб на свет, – подал голос Молчун.
– Куда тебе! Опять всех перепугаешь, за борт свалишься… Да мне уже пора в радиорубку.
Молчун покорно поплёлся за мной следом. Но что это? За дверью радиорубки раздались подозрительный стук и чьё-то покашливание. Может, здесь спрятался Невидимка?
Я подмигнул Молчуну и быстро распахнул дверь. Возле моего радиоприёмника, барабаня пальцами по столу, сидел сам капитан Пышкин.
Двойное дно– Почему ты ещё не спишь? – спросил я, усаживаясь рядом.
– Не спится, – угрюмо ответил капитан. – Да как тут спать: ведь плывём по Тихому океану, начинаются коралловые рифы… Можно и на мель сесть и вовсе разбиться. Вся надежда была на эхолот, а он… то ли наше «морское ухо» ничего не стоит, то ли у Тихого океана двойное дно.
Двойное дно! Я даже подпрыгнул на стуле. Что за чушь! Теперь про самого капитана можно сказать: невежество! Двойное невежество! Видно, капитан забыл, как мы радовались тому, что на нашем корабле, как и на других советских кораблях, установлен замечательный прибор: «морское ухо» – эхолот.
Раньше, для того чтобы измерить морские глубины, лоцман бросал в воду лот. Теперь измеряет дно водолаз-невидимка, быстрый и верный, – теперь на побегушках у человека звук.
Он отправляется на работу с помощью вибраторов, которые находятся под водой. Засечено время, когда звук побежал на разведку. За одну секунду он проходит в воде 1500 метров. Он бежит до тех пор, пока не упрётся в препятствие – морское дно. Отразившись от него, звуковая волна вернётся обратно. Её уловит «морское ухо» – особый установленный на корабле слуховой аппарат. Не проходит и минуты, как донесение из морских глубин уже прибыло. Зная скорость звука, зная время, когда звук был послан и принят, вычисляют глубину, над которой проплывает корабль.
Мало того: если эхолот снабжён самописцем, звук представит в письменном виде отчёт о своём подводном путешествии перо самописца вычертит на движущейся ленте линию морского дна.
– «Морское ухо» не могло ошибиться! – запальчиво крикнул я. – Ставлю под заклад свои собственные уши!..
– Приготовь уши, – насмешливо ответил Славка. – Я знал, что мне не поверят, и принёс доказательство.
Капитан вытащил из кармана бумажную ленту, снятую с барабана самописца. Я взглянул на неё и побледнел. Внизу ленты шла зубчатая, прощупанная звуком линия морского дна. Но вверху, над нею, змеилась вторая волнистая короткая линия. Можно было подумать, что в этом месте Тихого океана действительно два дна: одно над другим.
Что случилось с «морским ухом»? И что будет с моими собственными ушами? Но тут меня выручил Молчун.
– Уже две минуты первого, – сказал он зевая. – Вот Митя, должно быть, ругается…
– Отставить уши, – скомандовал капитан, – послушаем, что интересного расскажет нам Митя с Чёрного моря.
И я сел за радиоприёмник.
Концерт немыхМитя в школе был первым весельчаком и затейником, и свою передачу он начал тоже с шутки:
– Ребята, предупреждаю: сегодня я не просто ваш знакомый, Митя из пятого класса «А», – сегодня я конферансье концерта немых или, вернее, тех, кого несправедливо считали немыми. Сейчас вы услышите их голоса. Открывает программу хор, весёлый и дружный, несмотря на отсутствие дирижёра. Внимание: наш необычный концерт начался!
И тут до нас издалека донеслись звуки, напоминающие чириканье птенцов. Странный хор! Может, виноваты мои наушники? Но у капитана и у Молчуна такие же недоумевающие лица.
– Была исполнена застольная обеденная песенка, – невозмутимо продолжал голос Мити. – А теперь уже другой хор исполнит походный марш.
После походного марша, похожего на шум деревьев под ветром, Митя объявил, что выступает солист: он сыграет на инструменте, который никто из музыкантов не брал в руки. В это можно было поверить: солист так щёлкнул, что я даже вздрогнул. Мне показалось – лопнула банка.
Может, Митя нас просто дурачит?
– Ничуть, – угадав наши мысли, ответил Митя. – Транслировался подводный концерт с Чёрного моря. Если не верите, я могу назвать имена исполнителей. Первый хор – косяк сельдей во время кормёжки. Второй хор – косяк кильки в пути. Солист – это рак-альфеус. А его инструмент – собственная клешня. Ручаюсь, такого концерта вы ещё не слышали. Но где же ваши аплодисменты, друзья? Похлопаем режиссёрам сегодняшнего концерта – советским научным работникам. Записав на плёнку рыбьи голоса, они доказали, что в море нет тишины что поговорка «нем, как рыба» стара…
Мы, слушатели необычного концерта, встретили Митины слова дружными аплодисментами. Молчун от восторга даже застучал ногами по полу. Наш невидимый конферансье переждал минуту и снова заговорил:
– Древние греки сложили сказку-миф о русалках-сиренах, чьё пение слышали моряки. По-своему её объясняют некоторые учёные. Тот, кто плавает в южных морях, может услышать довольно громкие мелодичные звуки. Их издают сциены, крупные рыбы. Возможно, рассказы греческих моряков о голосах сциен и превратились в сказку-миф о поющих сиренах. В те далёкие времена было трудно поверить, что человек может слышать голоса рыб.
Однако на берегах Южно-Китайского моря живут рыбаки, которые умеют подслушивать и различать под водой голоса обитателей моря. Рыбаки говорят, что у серебряного леща противный голос, а у ската приятный, что джуфили, собравшись в стайку, трещат, словно зёрна риса, когда рис поджаривают на сковороде.
Таких рыбаков зовут «слухачами». Обычно лодки ожидают приказа человека, опустившегося в море с головой. Он слушает полминуты… Потом отдыхает, придерживаясь за борт лодки, и снова опускает в море голову. А рыбаки ждут. Ждут его знака, чтобы забросить сети в том месте, где был подслушан самый крупный рыбий разговор.
Но лучший слухач – это прибор рыболокатор. У нас им пользуются многие черноморские рыбаки. Прибор-слухач доносит к ловцам звуки рыбьего хора. Там, где звучит хор «немых», ставь сети – там проходит большой косяк.
А что, если густой косяк пройдёт под кораблём, который измеряет дно эхолотом? Тогда звук-разведчик не добежит до дна. Ударившись о рыбьи спины, он вернётся обратно. И перо самописца начертит на бумаге вторую линию. Но опытный капитан отличит эту короткую слабую линию ложного дна от нижней зубчатой линии дна настоящего.
– Это к тебе относится, неопытный капитан, – толкнул я притихшего Славку. – Поднял панику: у Тихого океана два дна.
– Ладно, молчи.
– Итак, ребята, – повысил голос Митя, – наука заставила «немых» заговорить. С помощью рыболокатора наши рыбаки могут различить более десятка голосов различных промысловых рыб.
А как было бы интересно понять «язык» дельфинов! Ведь после человека дельфины самые разумные на свете существа. Наши учёные наблюдали за дельфином, который жил в одном из заливчиков Чёрного моря, огороженном сетями. Дельфин привык к людям, играл с ними, брал рыбу из рук. Осенью его выпустили: прожить зиму на мелководье он не мог.
Сейчас в Крыму строятся два бассейна, два дельфиньих «дома». Один из них будет помещаться на вершине скалы.
На этом мы заканчиваем нашу передачу. Спасибо за внимание!
…Утром капитан начал с жаром рассказывать девочкам о концерте «немых». А мне хотелось рассказать им о светящихся следах и о том, как мы с Молчуном чуть не поймали Невидимку. Я уже успел сбегать в кают-компанию и обнаружил, что тетрадка лежит на том же месте, а «фонарик» исчез. Было ясно, что Невидимка скрывается где-то здесь же, на корабле.
Но девочки нас не слушали. Они смотрели вдаль, где показался атоллокоралловый остров, похожий на распиленное кольцо.
Внутри кольца – зеленоватая заводь-лагуна, снаружи кольца – синева океана.
– Словно великан сбросил каменный пояс, – пошутила Катя. – Пояс я вижу. А где великан?
Пояс утонувшего великанаНу, вот и пришло время рассказать про удивительную крепость. Её возвели строители, которые умирают от грязной воды. Стены такой крепости могут подниматься на километры ввысь. Они растут сами собою. Стоит крепость на скелетах, а к её стенам причаливают корабли.
Если крепость возвышается над волнами, её называют коралловым островом. Если над крепостью шумит океан, её название – коралловый риф.
Воздвигают такие крепости строители без рук и без глаз – колонии кораллов. С виду отдельный строитель похож на цветок. Только не цветок это, а животное – полип. И не лепестки у него, а щупальца, чтобы ловить добычу планктон.
А строит полип так. Добывая из морской воды известь, он внутри себя отлагает скелет. «Кирпичи», из которых сложены стены коралловой крепости, это скелеты полипов.
Строителей на стройке всё прибывает. Из почек, вздувшихся на боках полипов, как ветки дерева, вырастают новые полипы. За год колония кораллов может вырасти на восемь сантиметров. Так сколько же миллиардов маленьких каменщиков моря должно было участвовать в постройке, чтобы возвести подводную стену в 2500 километров длиной – Великий австралийский барьерный риф!
В ту пору, когда ещё не было быстроходных судов, цепочка коралловых островов помогала человеку продвинуться в океан. Можно было на утлой лодке, переплывая с острова на остров, заселять новые места. Одна беда: на коралловом острове, выросшем в океане, нет пресной воды. Приходилось утолять жажду соком незрелых кокосовых орехов да собранной с пальмовых листьев росою.
Сейчас многие коралловые постройки служат гидродромами для самолётов. И, наверное, не один лётчик, кружась над своим гидродромом, спрашивал себя так же, как Катя: почему атолл похож на каменный пояс, который сбросил великан?
Над этим вопросом ещё сто тридцать лет назад задумался знаменитый учёный Чарлз Дарвин. В ту пору он был молодым натуралистом, отправившимся в кругосветное путешествие на корабле «Бигль».
В океане на пути «Бигля» часто встречались атоллы. Промеры, сделанные по просьбе Дарвина, показали, что со стороны океана стены коралловой крепости уходят вглубь на километры. А ведь кораллы могут строить и жить на глубине не более пятидесяти метров.
И Дарвин сумел разгадать эту загадку. Он доказал, что на том же месте, где теперь лежит в океане атолл, некогда возвышался скалистый остров. Остров опускался в воду, но так медленно, что окружавшие его кольцом кораллы успевали надстроить на скелетах погибших строителей новые этажи. Остров опускался вниз, кораллы росли вверх. Вот почему, когда «великан»-остров скрылся под водой, его каменный пояс остался.
А почему атолл похож на распиленное кольцо, почему каменный пояс расстёгнут? Его «расстегнула» грязная вода. В тех местах, куда проникает опреснённая, мутная от песка и грязи вода, которую приносят реки, кораллы гибнут и кольцо размыкается. Каменщики моря могут жить только в солёной, прозрачной, чистой воде.
Должен признаться, что, рассказывая девочкам о происхождении коралловых островов, я умолчал о том, что сам узнал об этом только сейчас, из тетради, забытой Невидимкой. Уж очень мне польстило внимание, с которым был выслушан мой рассказ!
– Может, ты согласишься быть экскурсоводом по коралловой крепости? спросила Майя.
– Попробую, – скромно ответил я. – А как мы высадимся на остров?
– На шлюпке, – буркнул капитан. – Я не могу рисковать «Моревизором».
Собой капитан тоже не мог рисковать. У Молчуна болели зубы. На шлюпке поплыли Катя, Майя и я.
На острове нас никто не встретил, если не считать каких-то тропических птиц, сидевших на пальмах. Атолл был необитаем. Кругом ни души. Только шумел океан да хрустел под ногами белый коралловый песок, такой ослепительно белый, что без защитных очков на него было больно смотреть.
Хотя мы взяли с собой подводные костюмы, но, скажем прямо, нырять в лагуну мне не хотелось. И я с тревогой посматривал на Катю. Она уселась на песок и надевала ласты.
– В лагуне могут быть акулы, – осторожно сказал я. – Ты как, не боишься?
– Конечно, боюсь… распугать акул, – засмеялась Катя. – Ведь итальянские ныряльщики говорят, что акулы очень трусливы. А тебе, как я вижу, лучше остаться на берегу с Майей. Я могу осмотреть коралловую крепость одна.
Что же я, трусливей девчонки? Я надел маску для ныряния и ласты и нырнул в лагуну – догонять Катю.