Текст книги "«Моревизор» уходит в плавание"

Автор книги: Надежда Надеждина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Рыбий танец

И вот мы шагаем с Молчуном по морскому берегу, идём разыскивать рыбье кольцо. В рыбачьем посёлке на берегу Охотского моря, где мы остановились, собрались люди со всех окрестностей. Они ожидали косяков горбуши, которая приходит из моря нереститься в реки.

У многих рыбаков я спрашивал, не попадалось ли им рыбье кольцо. Мне рассказали, что, бывает, попадаются в сети рыбы с пластинкой-кольцом. А зачем надевают на рыбу кольца, лучше всего объяснят учёные с рыбоводной станции, которым эти кольца сдают. Идти к станции надо тропкой по берегу, а потом вверх по реке.

– Пойдём? – спросил я Молчуна. (Девочки увлеклись осмотром рыболовных снастей.)

Он улыбнулся и кивнул головой. Мы взяли хлеб, ведёрко, сачок и пошли.

Шли, шли до вечера. Молчун потянул носом: запахло речной водой. Но откуда этот глухой, странный шум? Казалось, что за кустами, в просветы которых блеснула речная синь, без дыма, без огня кипит-бурлит огромный котёл. Мы подошли ближе, раздвинули ветви и тут даже Молчун не выдержал:

– Рыбы танцуют, гляди!

Река дыбилась рыбой. Против течения двигались несметные полчища прибывших из моря горбуш. Запрудив реку, они теснили друг друга. Иных выпирало на берег, а тем, кого затёрло на середине реки, – приходилось «танцевать».

То одна, то другая рыба в фейерверке брызг выбрасывалась из воды и, сверкнув чешуёй на солнце, падала обратно в реку. Рыбий танец сопровождала диковинная музыка: бульканье, шум, плеск, свист рассекающих воду тысяч горбатых спин, шорох трущихся друг о друга плавников.

Конечно, бывают давки и похуже. Лет сто назад в Балаклавскую бухту привалило столько хамсы, что воды не было видно из-за рыбы. Залив казался серебряным. Хамса и сама задохлась, и всю другую рыбу передушила. Только раки спаслись: успели удрать на берег.

Но о балаклавской давке я только слышал от дедушки, который перерассказывал эту историю со слов прадедушки, а здесь мне посчастливилось своими глазами увидеть «танец» рыб. И до чего же странно выглядели эти танцоры! Я просто не узнавал горбуш, которых раньше видел на рисунках. Что стало с ними за время путешествия! Спина поднялась горбом, морда загнулась, как клюв; теперь рыба уже не могла закрывать рот.

Мы без труда изловили парочку этих чудищ. Их можно было глушить палкой, хватать руками. У одной из горбуш к тому же ещё оказались куцые грудные плавники. Положив в ведёрко улов, мы зашагали дальше.

Идём по-над берегом. Тайга шумит, и река шумит, а человеческого голоса не слышно. Хоть бы встретился охотник или рыбак, чтобы расспросить, правильно ли мы идём! И вдруг в кустах, у реки, шевельнулась тёмная фигура. Должно быть, вроде нас рыболов: ловит рыбу руками. Я крикнул:

– Дяденька-а!

Рыболов вздрогнул и, ломая кусты, бросился наутёк, а мы с Молчуном присели от страха. Знаете, кого я назвал «дяденькой»? Медведя!

Когда гул от топота «дяденьки» стих, мы осмелели и спустились к воде взглянуть на медвежью рыбалку. В траве трепетали измятые когтями рыбы, которым косолапый рыболов ещё не успел отгрызть головы. И в лучах заходящего солнца на чешуе одной из рыб словно сверкнул огонёк. Я наклонился и увидел пластинку на серебряной проволоке. Вот оно, кольцо, плывущее по морям!

На радостях мы с Молчуном исполнили дикий танец, подпрыгивая не хуже танцоров-горбуш.

Уже в сумерках мы добрались до рыбоводной станции и постучались в ближайший домик.

– Кто стучит? – отозвался мужской голос.

– Стучит рыбье кольцо!

Нам открыл человек в очках и белом халате. Поздоровались. Учёный позвал нас в комнату и стал рассматривать наши находки.

– Эта горбуша – воспитанница наших рыбьих яслей, – сказал он про чудище с плавниками-культяпками. – А что касается другой путешественницы, мы сделаем запись в книге, а её паспорт, – он показал на пластинку-кольцо, отправим по месту прописки.

– Только без выкупа мы кольцо не отдадим, – неожиданно выпалил Молчун.

Ох уж этот Молчун! Молчит, молчит, а потом как брякнет!

– Без выкупа? – Учёный нахмурился. – Вам нужны деньги?

– Н-нет, – затряс головой Молчун, – не деньги – рассказ.

– Про подводные дороги… Про… как вы сказали?.. про рыбьи ясли… про рыбью прописку… – наперебой стали выкладывать мы с Молчуном.

– Ничего не поделаешь, – уже с улыбкой сказал учёный. – Придётся выкупать кольцо.

Дорожные неприятности иваси

– Знаете рыбу иваси? Это наши дальневосточные сардины. Лет тридцать назад валом валила сардина к нашим берегам, была главной рыбой промысла. И вдруг пропали иваси. В тех же местах, где подымали туго набитый невод, плеснут хвостом лишь две-три сардины. Что за наваждение!

И наконец допытались учёные, в чём дело: испортилась подводная дорога, по которой ходили к нам иваси. Случись на шоссе авария – приедут дорожные бригады, починят: пожалуйста, следуйте дальше. А вот подводную дорогу человек починить не в силах.

Бывает: плывёшь по реке, и вдруг… полоснёт по груди холодом. Проплыл дальше – вода словно парное молоко. Тут и поймёшь, испытав на своей коже, что есть в реке разные подводные дороги: тёплые и холодные течения.

А в океане они куда могучей. В Атлантическом океане самое важное тёплое течение Гольфстрим. Начинается эта синяя теплоцентраль двух континентов у берегов Мексики, потом идёт поток воды на север, вдоль берегов Америки. Здесь дуют западные ветры, они уносят тёплые воды к Европе. Так Атлантическое течение достигает Европы. Благодаря ему не замерзает наш Мурманский порт. Дальневосточные берега Азии омывает другое тёплое течение Куросиво. Изменились ветры, Куросиво ослабело, и пересекла Японское море стометровая толща холодной воды. Дошли до неё иваси – и стоп! Как в стену уткнулись.

Мы различаем дорогу глазами. А у рыб свои путеводные знаки. Это: тепло, холод, большая или меньшая солёность воды. Для теплолюбивых рыб холодная вода – всё равно что опущенный шлагбаум: дальше дороги нет.

Вот какая история случилась с иваси. Но пройдёт время, изменится ветер, исправит подводную дорогу, потеплеет море, и опять станут ходить к нам по старой памяти иваси.

Крепка рыбья память на невидимые глазу дороги, потому что распознаёт их рыба особым, шестым чувством – всем своим существом.

Когда весной на реках взломает лёд и хлынут в море потоки пресной воды, рыба их чует за тысячи километров. Для неё эта пресная струйка – вестник весны. Это зов, против которого не устоять. Пора отправляться в далёкое путешествие.

Есть люди, которые думают, что рыба не заботится о потомстве. Не то что птица. Птица гнездо вьёт, птенцов кормит. Так-то оно так, но у самой многодетной птицы, куропатки, двадцать четыре птенца, а лосось мечет сорок тысяч икринок, рыба-луна – триста миллионов. Может ли лосось свить гнездо на сорок тысяч лососят, а рыба-луна прокормить триста миллионов детёнышей?

И рыбья забота в том, чтобы поместить икру в такое место, где бы лучше всего – и теплей и сытней – жилось малькам, А где ж всего лучше, как не на родине!

Путь на родину может быть очень далёк. Чавыче из моря в реку и дальше вверх по реке нужно проплыть четыре тысячи километров, угрю из реки в океан – восемь тысяч километров. Но они плывут.

Путь на родину может быть очень труден. Что делает нерка, если, подымаясь вверх по реке, она наткнётся на водопад? Прижав плавники к бокам, нерка взвивается в прыжке и берёт барьер в метр высотой. А горбуши? Ведь на мели им приходится чуть ли не на брюхе ползти. И они ползут, тащатся волоком, вцепившись зубами в хвосты идущих впереди. Как бы ни был труден путь, никто не повернёт назад.

Путь на родину может быть последним. Если сельди придут с нереста с рубцами от голода на чешуе, то лососи и угри уже не вернутся. За время пути изменилась не только наружность лосося – горбуши, ставшей чудищем, изменился весь организм. Рыба уже не может переваривать пищу. «Снёнка» зовут рыбаки выметавшую икру горбушу. У неё нет больше сил, она засыпает на воде.

Но своё дело «снёнка» сделала. Последним усилием она забросала песком ямку на дне, где выметала икру. И вырос этот песчаный бугорок на дне той же самой реки, в том же самом протоке, где когда-то сама «снёнка» вывелась из икры, на её подводной родине.

Знак человека

Но как же о рыбьих дорогах узнал человек? Да так же, как он узнал о птичьих дорогах. Ведь было время, когда люди думали, что кукушка на зиму превращается в ястреба, а ласточки по-лягушечьи закапываются в ил.

А теперь спроси: где проводит ласточка зиму? Мы дадим адрес: Египет. Нам известны адрес и путь любой перелётной птицы.

Может, учёные на самолёте летят вслед за птицей? Нет, не летят. Птица сама через горы, леса и моря проносит на себе знак человека.

Птенцу надевают на лапку кольцо. Это как бы его птичий паспорт: и номер на нём, и название места, где кольцо было надето. Кому попадётся меченая птица, тот, прочитав адрес на кольце, сообщает о находке.

Человек закинул кольцо под облака, человек опустил кольцо в море. Кит не птенчик, ему кольцо не надеть, его метят, не прикасаясь руками. Выстрелом из гарпунного ружья всадят в спину кита металлический диск. Носи эту метку до встречи с китобоями!

Опускают обратно в море и меченую взрослую рыбу, пропустив сквозь жаберные крышки пластинку с номером. И, когда эти рыбьи «паспорта» из морских глубин опять попадают в руки учёных, по ним можно установить, откуда рыба пришла, куда и с какой скоростью рыба плывёт, – всю её подводную биографию.

Малька не отметишь пластинкой – тяжела. На эту малявку человек налагает свой знак по-другому: обстригая мальку жировые или грудные плавники. Для рыбы они неважны, а метка верная: культяпки не отрастут.

Эти куцые плавники уже сослужили службу науке. Они доказали, что с той же великой верностью, с какой птица возвращается на старое место вить гнездо, приходит метать икру к родным берегам и бывший малёк.

Зная эту неизменную рыбью привычку, наши рыбоводы устроили «подводные ясли» для лососят, осетрят, севрюжат и другой ценной рыбьей молоди. В прудах, озёрах и водохранилищах искусственно выращивают из икры мальков. Мальков выпускают в море. А когда воспитанники «рыбьих яслей» подрастут, они вернутся обратно, придут табуном в родные им воды. Тут и закидывай невода и рыбозавод строй.

Всё больше и больше забирает наша советская наука в свои умные, властные руки невидимое хозяйство, скрытое от глаз человека синью воды.

Кто бы раньше поверил, что можно устроить в море рыбью кормушку тридцать тысяч километров длиной и шириной? Да ещё такую, что корма в ней не убывает, а что ни год прибывает? Такая кормушка впервые в мире заведена у нас на Каспийском море. Профессор Л. А. Зенкевич предложил завезти из Азовского моря на Каспий червей – нереисов – лучший корм для осетров. За семнадцать лет размножились нереисы; осетрам прибавилось столько корма, словно подвезли товарный состав в тринадцать тысяч вагонов.

Вот и получается, что не только море кормит человека, но и человек кормит море, управляет им, заселяет моря новыми жителями.

По замыслу наших учёных дальневосточная горбуша переселилась в Баренцево море, балтийская салака – на Арал, а черноморская кефаль – на Каспий. И так хорошо прижилась черноморка на новоселье, что теперь каспийские рыбаки ловят её, как и своих коренных рыб.

А наши «морские управляющие» – учёные задумывают новое: переселить балтийскую треску в Чёрное море, а камчатского краба – в Белое и Баренцево моря Пусть живут и множатся в новых для них морях по человеческому велению!

Чайкин прогноз

Мы бы ещё погостили на рыбоводной станции, знакомясь с тихим озером «рыбьими яслями», слушая рассказы учёных, да наш Славка прислал телеграмму:

НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ТЧК КАПИТАН

И мы вернулись. Когда мы подходили к рыбачьему посёлку, по-штормовому крепчал ветер, вспыхивали пеной гребни волн, многие рыбаки возвращались с промысла. Только могучие корабли могут спорить с бурными волнами. Знаете, какие бывают волны во время сильного шторма? В открытом океане – с трёхэтажный дом высотой.

Нас встретили девочки и отвели в дом, в котором они поселились.

Славка жил на другом конце посёлка, и мы не могли с ним переговорить.

– Что случилось? – спросил я

– Капитан получил чайкин прогноз на бурю, – ответила Майя.

– Опять птички! – вздохнул я. – Ну, раз самого предсказателя нет, рассказывайте вы.

И под шум нарастающей бури мы услышали рассказ про чайкин прогноз.

Кто смышлён и зорок, у того всюду помощники – и в воздухе, и в воде. Морские животные – медузы. дельфины – служат ему живыми барометрами. Но самое лучшее морское бюро погоды – это чайки В зависимости от погоды крылатые рыболовы охотятся по-разному.

Смотри: чайки парят в воздухе. Хитрые, они пользуются токами воздуха, которые, подымаясь от тёплой воды, подпирают крыло. А твоё дело расшифровать сигнал парящего барометра. Если вода теплее воздуха, давление низкое: погода должна перемениться.

Иной день – иная охота Смотри: чайки сидят на воде. Значит, им трудно парить: воздух теплее воды давление высокое – хорошая погода устоит.

Ну, а если чайки бегают по берегу, что означает такой сигнал? Это сигнал шторма. Недаром моряки сложили поговорку: «Чайка ходит по песку, моряку сулит тоску». Во время шторма чайкам лучше всего охотиться на берегу: волны наверняка выбросят поживу.

Как могут чайки заранее чуять шторм? Учёные объясняют это по-разному. Одни говорят, что ноют перед штормом полые внутри Чайкины косточки. Другие думают, что чайки различают «голос моря» – далёкие колебания, неуловимые человеческим ухом.

– Прогноз правильный, – подтвердил я, прислушиваясь к грохоту волн за окном, – но хотел бы я узнать и другое: когда кончится шторм.

Думаю, что об этом хотелось знать не только мне. О чём бы мы ни пробовали говорить, всё равно возвращались к тому же – к буре.

– Рыбаки рассказывают, – помолчав, сказала Майя, – что лет шестьдесят назад на Сахалине был очень сильный шторм. А в это время нерестилась сельдь. Волны повыкидывали столько икры, что после шторма берег на несколько километров был словно бутерброд, намазанный икрой. Так по икре и ходили. Вот какая буря вредная.

– Кому как, – отозвалась Катя. – Морским обитателям буря нужна. Она, словно форточка, проветривает морские этажи. Жителям нижних этажей не хватает кислорода, верхние этажи бедней пищей. А в бурю всё перемешивается: кому прибавится воздуха и тепла, кому корма.

– Что буря, – вдруг подал голос Молчун. – Наши учёные уже стали думать, как сделать, чтобы в верхних этажах моря было больше пищи. Может, будут море удобрять, может, без бури будут море перемешивать…

– Повтори, что ты сказал! – подскочили мы к Молчуну.

Но он забился в угол и накрепко замолчал.

Как море обокрало капитана

Наконец море успокоилось. Чайки, словно белые лепестки, покачивались на воде. Можно было бы плыть дальше, да капитан всё не появлялся, и мы пошли его разыскивать.

По берегу между кучками выброшенных волнами водорослей бродила одинокая фигура. Это наш предсказатель бури разыскивал ракушки.

– Привет! – остановила капитана Катя. – Не пора ли в путь? Кажется, птички дают хороший прогноз.

– Угу, – подтвердил капитан, нагибаясь за новой ракушкой.

– Да, кстати, – сказал я, – пора переписать в путевой журнал твою птичью лоцию. Где она?

Капитан засунул руку в карман, пошарил, проверил другой карман. Глаза его замигали, ракушки посыпались из рук, а сам он бросился бы в море, если б я не успел схватить его за штаны.

– Пусти!.. Она там!.. – вопил капитан, показывая на волны.

Эх, капитан, капитан! Лоцию пишешь, а про прилив и отлив забыл. Дважды в сутки в часы отлива море отступает, уходит, чтоб вернуться обратно в часы прилива. Морской прилив великая сила. Как её покорить, как заставить работать на людей? Инженеры придумали. Есть во Франции приливная электростанция. Морские волны зажигают в домах свет.

У растений и животных, поселившихся в прибрежной части моря – литорали, – удивительная жизнь. За одни и те же сутки они живут то на земле, то в воде.

В «сухие часы» у моллюска дом на запоре – створки раковины плотно сомкнуты; рачки залезли под камни, бессильно обвисли водоросли. Но вот наступили «часы воды», и распрямились водоросли, заплескались рыбы, засуетились рачки.

И про все про это забыл капитан. Он начал сбор ракушек в часы отлива, бродя по бывшему дну. Там он и оставил на камне свои знаменитые записи. А сейчас море вернулось, и камень исчез под водой. Может, это листки птичьей лоции белеют в волнах или это просто морская пена?

К шуму волн присоединилось какое-то подозрительное всхлипывание. Мы отвернулись. Можно, конечно, всплакнуть оттого, что море украло у тебя птичью лоцию. Но поплакал, и хватит.

– Брось расстраиваться, – сказали мы капитану. – Напишешь новую. А то, что ты узнал, что запомнил, никакое море не унесёт.

Чудо-юдо

Миновали Курильские острова, где мостят улицы каменными бомбами, выброшенными вулканом, где на пляже дымятся-курятся струйки пара настолько горячие, что без плиты, без печки можно на струйке сварить себе рис.

Новое море волнуется перед нами, самое большое, самое глубокое из наших морей. Оно носит имя знаменитого русского путешественника XVIII века командора Беринга.

«Моревизор» всё время плывёт на поверхности, и вахтенный не отрывает бинокля от глаз: вдруг встретится советская китобойная флотилия «Алеут» летом она охотится в этих водах, – а вдруг и сам кит Он уже нарисован мной на нашем новом флаге Берингова моря. Я рисовал флаг, слушая рассказ про чудо-юдо морского богатыря.

Раз в два или три года родится в море-океане чудо-малыш, самый огромный из всех малышей. От роду ему всего несколько часов, он ещё плавать не может, торчит в воде стоймя, как поплавок, но длиной этот новорождённый семь метров, а весом пять тонн. Из всех вскормленных материнским молоком малышей он единственный родится не на земле, не на льду, а в открытом море.

И начнёт чудо-малыш расти не по дням, а по часам. Да как же ему не расти, не мужать, когда он выпивает за день двести – триста литров молока. Да какого молока! Словно сметана, в пятнадцать – двадцать раз жирнее коровьего.

Прошло время, и превратился чудо-малыш в «чудо-юдо».

«Чудом-юдом» называется кит в русских сказках. Говорится в сказке, что лежит чудо-юдо, рыба-кит поперёк моря, а на нём стоят дома с частоколами, деревья растут.

Это в сказке, но и правда о ките не менее удивительна. Не растут на ките деревья, но «губы» кита-кашалота оттого желты, что обросли крохотными водорослями. Дома на ките не построишь, но на спине кита голубого полосатика тридцати трёх метров длиной можно выстроить на линейку целый пионерский отряд, можно поставить палатку.

Огромен кит, и всё у него огромное: язык что грузовик – три тонны весом, кишечник что водопроводная сеть в переулке – четверть километра длиной. На Курильских островах китовые рёбра иной раз служили воротами при игре в футбол.

Если разрубить китовую печёнку на порции по сто граммов, одной этой печёнкой можно накормить десять тысяч человек. Только нельзя это сделать: в печёнке кита так много витаминов, что человек ими отравится.

Сала один кит даёт столько же, сколько целая свиноферма на тысячу свиней. А по весу с ним могут тягаться более двадцати взрослых слонов или целое стадо быков.

Вот он каков, чудо-юдо – самое огромное животное на земле!

А какая в нём силища! Тысяча семьсот лошадиных сил. Ударом хвоста он в щепы разносит лодку. Один раненый кашалот сшиб головой гребной корабельный винт. Другой кит, в тело которого вонзился привязанный к тросу гарпун, потащил за собой китобойное судно водоизмещением в шестьсот тонн. Кит тащил это судно по морю, словно буксир, несмотря на то, что корабельная машина работала полным ходом назад.

Вот он каков, чудо-юдо – самое могучее животное на земле!

Когда кит делает выдох, воздушная струя превращает захваченную ею воду в брызги и кажется нам фонтаном высотой с трёхэтажный дом. Когда бьёт фонтан серого кита, слышится приятный запах, словно от свежих огурцов.

Только сам кит ни свой, ни чужой запах не чует: органов обоняния у него нет. Никогда кит не плачет. Нет у него и слёзной железы. Вместо слёз у кита жир. Выделяясь из особой железы, жир смазывает глаза кита, оберегает их от солёной морской воды.

Под водой кит близорук, на воздухе полуслепой, зато у него удивительный слух. Он различает звук за несколько километров.

Тюлени, сивучи, котики кормятся в море, но отдыхают на берегу или на льду. Для кита океан – его стол и дом, его величавая колыбель. Ни разу за всю свою жизнь кит не коснётся земли.

Вот он каков, чудо-юдо – самое сказочное животное из всех известных нам не по сказкам!

И нам посчастливилось его увидеть.

Первым чудо-юдо заметил капитан и крикнул:

– На горизонте кит!