Текст книги "Природа зверя"

Автор книги: Надежда Попова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 3

Размещение нежданной постоялицы отняло с четверть часа, и все время, пока притихший владелец с сыном сновали туда-сюда с какими-то мешочками и горшками, освобождая место, в трапезном зале царило напряженное затишье.

Курт сидел в углу, ни слова не говоря, отвалившись к стене и уложив на колени арбалет, и оглядывал растерянное собрание. Бруно косился на свое начальство, хмурясь и посматривая на наемника с подозрением, однако хранил благоразумное безмолвие. Торговец Феликс сидел недвижимо, нервно постукивая по полу носком башмака и оглядываясь на зеленое стекло окна, крестьянин продолжал неслышно бормотать ругательства, молодая мамаша смотрела вокруг с плохо скрытым страхом и растерянностью, а Берта Велле спряталась за стойкой, словно там ее не могли достать никакие напасти. Влюбленной парочки долго было не видно, однако вскоре осторожно, словно по тонкому льду, вниз сошел парень, не проснувшийся от шума во дворе, но услышавший ругань и крики, и теперь взирал на происходящее с непониманием. Последним явился странствующий рыцарь, сонный и озябший, и еще с минуту хранил надменное молчание, пока, наконец, любопытство не одержало верх и не вынудило его осведомиться, что же происходит.

– Волк? – переспросил он, нервно дрогнув губами, и, покосившись на невозмутимую вороную у стены, чуть свел брови, сдержав удивление. – Странно.

– Чего странного-то, – довольно неучтиво огрызнулся крестьянин. – Зашел и сожрал!

– Он их не тронул, – тихо возразил Вольф, проходящий мимо с каким-то коробом в обнимку, и приостановился, потерянно глядя под ноги. – Разодрал глотки и бросил – ни одна туша не объедена…

– Молчал бы! – прикрикнул крестьянин зло. – Если б ты свою работу делал, как надо!..

– Я запер дверь, – обессиленно, уже не повышая голоса, возразил Вольф и, подхватив короб поудобнее, ушел на кухню.

– Врешь, – самому себе под нос пробормотал крестьянин убежденно, и вокруг вновь зависла тишина.

Когда вороную, уже совершенно спокойную, точно памятник лошадиному роду, увели прочь, и в зале вновь собрались все участники этого странного ночного действа, на Ван Алена устремились вопрошающие, взыскательные взгляды, и молчание стало вовсе непроницаемым, словно болотная вода.

– Так что ж, – наконец, переспросил Велле нетерпеливо. – Вы сказали, что волк сам вошел…

– Это в запертую-то конюшню? – снова вскинулся крестьянин. – Увильнуть желаешь? Когда все это кончится – учти, ты у меня по судам набегаешься, как кроль по полю!

– Я возмещу все ваши убытки, если Вольф и впрямь виноват, однако, когда он говорит, что сделал все, как дулжно, я ему верю.

– И правильно, – негромко согласился Ван Ален. – Волк вошел сам, это верно; потому что это не волк. Спроси у своего сына, много ли он видел такихзверей.

– Это было какое-то чудище, – чуть слышно отозвался Вольф, когда все взгляды сместились на него. – Огромный… И не только в этом дело; в нем все не так.

– Подобные твари бегали по земле, быть может, когда Господь лишь создал ее, – продолжил наемник, бросив взгляд в мутное окно. – По крайней мере, некоторые так полагают; я не знаю. Говорят, Потоп уничтожил их, потому что Ной не взял их в свой ковчег – в них была темная искра Сатаны. Теперь Сатана наделяет людей неупокоенным духом давно погибших тварей…

– С богословской составляющей все ясно, – нетерпеливо заметил рыцарь. – Можно теперь по существу?

– Это вервольф, – пояснил наемник коротко.

– Что за бред! – уверенно возразил крестьянин, и Ван Ален вздохнул.

– Спросите у него, – кивнув на Курта, отозвался он. – Он стрелял в эту тварь, а тот лишь встряхнулся и удрал с арбалетной стрелой в сердце.

– О, Господи… – проронила женщина потерянно, и тишина разрушилась голосами, заговорившими разом.

– Стрела стальная, – продолжил Ван Ален, – и повредить ему не может. Остановит, вынудит отступить, но такая рана затянется довольно скоро и просто. И он нападет снова.

– Нападет снова? – нахмурился до сих пор молчащий парень. – Зачем? Что ему надо?

– Тебя, дружок, – невесело усмехнулся наемник. – Меня. Нас всех. Мы – мясо. Лошадей у нас теперь нет, вокруг метель, мы никуда не денемся, и рано или поздно он нас достанет. Ну, он так думает.

– Думает? Эти твари умеют думать? Это ж зверь!

– Это человек. И если он достаточно взрослый, в зверином облике сохраняет вполне здравый рассудок.

– Какой запас сведений, – разомкнул, наконец, губы Курт, и Ван Ален, обернувшись к нему, передернул плечами:

– Работа такая. Когда много странствуешь, когда говоришь с людьми, когда самому приходится темной ночью в глухом лесу… Чего только не услышишь и не увидишь. А ты, кстати, молодец. Не растерялся.

– Меня больше интересует тот факт, что не растерялся ты, – возразил Курт и, когда наемник непонимающе нахмурился, кивнул на его руку: – Занятный у тебя меч. Цвет полотна любопытный. Позволь взглянуть?

– Не позволю, – отозвался Ван Ален, погасив усмешку. – Свое оружие я никому в руки не даю.

– А придется, – вздохнул Курт, потянув цепочку из-за ворота, и тот замер, глядя на стальную бляху Знака.

– Инквизиция, – произнес Ван Ален неприязненно. – «Справедливость и милосердие»…

– Ага, – согласился Курт, кивнув на помощника. – Я – справедливость, он – милосердие. А теперь меч. Покажи мне его.

– Ни к чему, – не сразу выговорил наемник. – Ты прав, меч не обычный. Это чистое железо – единственное, что может причинить серьезный вред вервольфу.

– У тебя при себе два меча, – продолжил Курт, и тот кивнул:

– Я ведь говорил. Со многим доводилось сталкиваться, и готовым надо быть ко всему. Один – сталь, против людей, другой – железный.

– И все? – выждав несколько секунд, уточнил он. – Больше ты не хочешь ничего сказать?

– В чем дело? – вмешался рыцарь, переводя хмурый взгляд с одного на другого. – Инквизиция… вервольфы… Вы здесь из-за него?

– Я – нет. В городе мое новое место службы, мы с помощником в этом трактире проездом, по случаю. А ты что скажешь, Ян? Быть может, правду, наконец?

– В упор не понимаю, о чем речь…

– Да неужто? – оборвал Курт. – Вот тебе пара улик, которые опровергают твои слова. Primo. Ты носишь два меча – на разные случаи жизни – однако, услышав лошадей, выбежал именно с этим; и не говори, что перепутал в темноте. Secundo. Увидев конские трупы, ты не бросился к своей вороной, дабы убедиться в ее здравии, а провел осмотр места, и весьма уверенно, позволь заметить. Ты просто был убежден в том, что зверь там, хотя нормальные волки так себя не ведут – простого хищника мы обнаружили бы у тел или не обнаружили вовсе, он убежал бы при виде людей. Tertio. Я не могу назвать себя трусом или неопытным человеком, видеть мне доводилось немало и оружие поднимать не только на простых смертных, однако я несколько опешил, увидев то, что увидел – попросту от неожиданности; первый выстрел не убил его – и я растерялся. Ты же не замялся ни на мгновение, ты действовал, как человек, знающий, чего ждать. А теперь – быть может, расскажешь, кто ты такой и что делаешь здесь?.. Колись, Ян, – подбодрил он, не услышав ответа, – пока эти добрые люди не решили, что ты использовал их лошадей и их самих как приманку. Твоя-то Импала жива и здорова.

– Моя лошадь жива потому, – наконец, отозвался наемник неохотно, – что она стоит заплаченных за нее денег. Если ты успел заметить, у вервольфа над ухом была ссажена шкура, а на переднем копыте Импалы – клок шерсти и кровь. Это как раз то, за что я ее ценю и почему не променяю ни на какого самого породистого жеребца.

– С лошадью все ясно. А теперь о себе.

– Что тут происходит? – с затаенным возмущением уточнил крестьянин, и Курт кивнул:

– Думаю, сейчас мы это узнаем. Ян?

– Я слышал, что в этих местах может повстречаться такая тварь, – пояснил Ван Ален, опустив взгляд. – У меня много знакомых, и самых разных.

– Не пойдет. Когда волк появился – помнишь, что ты сказал? Ты сказал «вот ты где». Так говорят люди, отыскав завалившийся за кровать гребень или человека, с которым разминулись. Когда находят того, кого искали. И поправь, если ошибаюсь, но мне ты показался расстроенным, когда зверь таки удрал. Думаю, не мне одному, и Вольф это подтвердит. Сдается мне, человек в своем уме должен радоваться, когда подобные создания оказываются от него подальше; если, разумеется, этот человек не пытался долгое время оказаться к созданию как можно ближе. Итак, ты выслеживал эту тварь, ты не слышал – ты знал, что он будет здесь. Ты ждал его. Брось парить мне мозги, Ян. Кто ты такой?

Ван Ален сидел молча еще полминуты, по-прежнему глядя в пол, царапая ногтем рукоять своего железного меча, и, наконец, тихо выговорил:

– Я… в некотором смысле не совсем наемник… Я охотник.

–  Eia [15]15
  Ого (вот как; ух ты и пр.) (лат.).


[Закрыть] , —впервые разомкнул губы Бруно, глядя на него, точно на диковинную птицу, внезапно выпорхнувшую из-под кровати.

Охотник… Существо столь же полумифическое, дичь столь же редкая, сколь и виденный сегодня ликантроп. Истребитель тварей на вольных хлебах…

Нельзя сказать, что отношения Конгрегации с сообществом охотников были скверными, равно как и невозможно было бы назвать их добрыми – никаких отношений не было вовсе; они не пересекались и не вступали в общение или противостояние. О людях, выслеживающих и уничтожающих всё потустороннее и противоестественное, от домов с привидениями до стригов, слышали давно, когда не было еще самой Конгрегации в ее нынешнем виде, зато существовало несметное множество бродячих охотников на ведьм. Истинных чародеев эти предприимчивые ребята, разумеется, вычислить не могли, зато весьма умело собирали плату с обитателей попадающихся на пути деревень и городов, которым довольно убедительно доказывали собственную важность и полезность. Наглости и лицедейского дарования им было не занимать, а если удавалось прибавить к сим неоспоримым талантам толику медицинских, алхимических и богословских познаний, выручка увеличивалась в несколько раз, а слава выслеживателя и истребителя нечисти бежала впереди, подготавливая добрую почву для будущих доходов. Разумеется, среди армии алчных стяжателей попадались и те, кто искренне полагал себя борцом за чистоту Господнего мира и пытался отыскать реальную, а не выдуманную угрозу, и доказательством тому служили явно мало преувеличенные рассказы, доходящие с разных концов Германии, в каковых повествовалось о зачищенном ликантропьем логове либо избавлении от назойливого призрака. Истории об уничтоженных колдунах, держащих в страхе всю округу, были наиболее популярны, однако к ним Курт относился с известной долей skepsis’а – самой же Инквизицией во дни не столь отдаленные таких «колдунов» было перебито великое множество.

Если не лгали слухи, разрозненные кучки непрошенных пособников Конгрегации уже не одно десятилетие назад собрались в пусть не сплоченную организацию, но все же некое подобие единого сообщества, члены которого предоставляли друг другу случае надобности информацию или поддержку силой. Задолго до того, как затеялись перемены в инквизиторской среде, по дорогам Германии уже разгуливали те, к кому при необходимости можно было обратиться за помощью, а главное – дождаться этой самой помощи, не боясь, что вместо живущего по соседству стрига на помосте окажется сам свидетель с чады и домочадцы. Самым любопытным фактом в сложившейся ситуации было то, что крестьяне, горожане (и вообще кто угодно) ухитрялись связываться с охотниками по мере надобности, в то время как ни одному служителю Конгрегации ни один истребитель до сих пор не попадался на глаза, и места их сборищ как будто существовали лишь в изустном предании.

Были, разумеется, и те, кто не думал скрываться, но такие личности как правило не имели отношения к тайному обществу охотников, а были попросту чрезмерно сознательными гражданами германского государства, одинокими в своем стремлении к справедливости или знающими одного-двух таких же, как они сами, одиночек. Эти были просто поставлены перед фактом: или их деятельность сворачивается, или они после надлежащей проверки на благочестивость получают разрешение от Конгрегации и работают в ее подчинении, слушаясь указаний и исполняя поступающие приказы. Фактически они стали первыми в истории новой Инквизиции следователями, взятыми из мирского сословия, обретшими впоследствии Знак и ранг. Самовольное ведение расследований и уж тем паче изничтожение найденного с приходом новой Конгрегации стало незаконным, что тотчас отсеяло из этой сферы всех вымогателей, дельцов и проходимцев – риск попасть под суд был несравним с выгодой, и теперь можно было смело говорить о том, что любой, называющий себя охотником, является добросовестным, преданным и до омерзения честным исполнителем своего дела. Насколько подготовленным и профессиональным – это был уже другой вопрос; однако здесь и сейчас, в применении к конкретному человеку, ответ на него был получен вполне наглядно…

– Настоящий охотник? – уточнил парень; Ван Ален молча передернул плечами.

– Великое дело – случай, – заметил Курт. – Он может просто подарить то, чего безуспешно пытаешься добиться долгими и упорными усилиями. Accidit in puncto quod non speratur anno [16]16
  В один момент случается то, на что не надеешься и годами ( лат. ).


[Закрыть] ; вот и довелось повстречаться с одним из вашей братии… Так что ж, Ян? Сказал «А», говори и «Б». Давай уж начистоту до конца, коли начал. Ты ведь ждал ликантропа. Знал, что он будет здесь. Так?

– Не совсем, – отозвался тот по-прежнему нехотя. – Наши выслеживают тварь давно… не суть важно сейчас, как, но они вычислили, что этот гад обретается в здешних краях. На трактир же я набрел и впрямь ненароком, просто переждать метель; здесь я не ожидал его увидеть – мы надеялись повстречать его в окрестных деревнях или в городе.

– «Мы», – повторил Бруно с напором. – Это значит, что удалые парни с железными мечами вскоре будут здесь и помогут нам избавиться от такого соседа?

– Нет, не значит. Они могут быть здесь. Могут появиться тут через час или завтра утром, или через неделю – когда обследуют другие места, вычеркнут все варианты. Здесь я один, это был мой след. Придется рассчитывать только на себя.

– Иными словами, ты уверен, что в его планах и впрямь перебить всех в этом трактире?

– Он задрал лошадей, – напомнил Ван Ален. – Не затаился в темноте и не стал ждать, пока кто-то из нас выйдет по известной нужде, не завалил одного или двоих, чтобы просто перекусить – он лишил нас средств передвижения. И верхом-то в такую погоду далеко не уехать, а на своих двоих нечего и думать.

– Но ваша-то кобыла уцелела, – уточнил трактирщик Велле. – Значит, мы можем позвать на помощь…

– Позвать на помощь? – пренебрежительно переспросил рыцарь. – Он один, мы за каменными стенами, за запертой дверью, здесь два инквизитора, охотник и я, в конце концов; с вервольфами сталкиваться не приходилось, однако меч мне вручили не за складывание песен. Если он будет настолько глуп, что и в самом деле вознамерится устроить на нас охоту, помощь понадобится ему самому.

– Это вам не лесной зверь, – огрызнулся Феликс. – Это дьявольское отродье, дитя Сатаны, и вы ему, господин рыцарь, на один зуб. Я за то, чтобы звать помощь. Один охотник – хорошо, а все же человек эдак тридцать с факелами – лучше.

– Не думаю, – возразил Курт, и торговец уставился на него с удивлением. – Если сюда набежит толпа – он просто спрячется или вовсе уйдет.

– Ну, и славно, – кивнул трактирщик. – И скатертью ему дорога. Нам-то что – не того ли и надо?

– Да, – усмехнулся охотник, повстречавшись с Куртом взглядом. – Ты сам сказал – нормальные люди радуются, когда такая тварь как можно дальше… Только этот спор не имеет смысла – Импала не позволит на себя сесть никому, кроме меня, а сам я отсюда ни ногой; да, думаю, вы меня и не отпустили б. Посему, друзья мои, предлагаю считать, что лошадей у нас нет. Помощи, соответственно, тоже.

– Ты всерьез полагаешь, что он представляет реальную угрозу? – усомнился Бруно. – Меня тянет согласиться с господином рыцарем: чего нам опасаться за стенами и запертой дверью?

– Не забывай, что, кроме животной сути, в нем есть и человечья, – вздохнул охотник с сожалением. – То, как он повел себя в конюшне, говорит о полном контроле. Он не теряет разумения, обернувшись зверем, не забывает себя, знает, что делает. И, напомню еще, днем он – человек. С руками, ногами, хватательными пальцами и прочими полезными штуками.

– А кроме того, – уточнил Курт, – еще в конюшне ты сказал – «возможно, он не один». Быть может, разъяснишь, что ты имел в виду?

– Ну вот что, инквизитор, – раздраженно выговорил Ван Ален, – здесь тебе не допросная, а это все значения не имеет.

– Имеет, – возразил Бруно настоятельно. – Кому, как не тебе, знать, что любая мелочь, связанная с расследованием, играет свою роль, и немалую в подобных ситуациях.

– С пару месяцев назад, – не сразу отозвался охотник, – они собрались в стаю. На моей памяти такого еще не случалось. Наши говорят, это происходит, только когда затевается что-то; разумеется, у них есть повод собраться и по обыденным причинам – брачные игры, к примеру, или как там у них это называется – но в этот раз они двинулись через полстраны в какую-то одну точку. Сейчас я могу сказать одно: если этот здоровяк именно тот, за которым следил я, если это мой след – здесь должны быть и его приятели, а вот тогда нам придется кисло.

– Но, как я понимаю, если здесь окажутся егоприятели, – подытожил Курт, – должны оказаться и твои. К каждому ликантропу был приставлен свой охотник; я верно понял смысл проводимых вами действий?

– Понял ты верно, – недовольно согласился Ван Ален. – Только мой от меня оторвался – я блуждал два месяца, разыскивая хоть какой-то след, какой-то знак; и вот – случай, как ты выразился, дал мне то, что я так безуспешно искал. Думаю, сейчас он не намерен удрать снова; выходка с лошадьми говорит о том, что эта тварюга надумала тут задержаться… Так вот, инквизитор, тебе analogia: если мой объект оторвался от меня, так же поступили и прочие. Наверняка. И если остальным не посчастливилось, как мне, вернуться на след… Его приятелей ждать можно, моих – не стуит.

– Но с чего вы взяли, что это существо сделало такое нарочно? – нерешительно возразила белая, как пурга за окном, молодая мамаша. – Быть может, он и не понимал, что делает. Быть может, он просто набросился на них просто так, потому что они попались ему, и теперь уйдет?

– Они ему не попались, милашка, – усмехнулся Ван Ален, – он к ним вошел. Не думаешь же ты, в самом деле, что этот парень, который, по словам его самого и его отца, с малых лет ходит за лошадьми, и впрямь позабыл запереть ворота конюшни?

– А чего б и нет? – буркнул крестьянин. – Не его ж добро.

– Моему отцу платить за подобные ошибки, – одернул его Вольф. – И значит, недоплачивать мне. Выходит – пострадало бы моедобро; и допустить такую оплошность я бы просто не смог, как ты не смог бы штанов не надеть, опроставшись, ясно?

– Старшему не дерзи, малолеток!

– Не тыкай меня мордой не в мое дерьмо – и дерзить не стану.

– Довольно! – повысил голос Курт, и в зальчике снова воцарилась напряженная сумрачная тишина. – Довольно, – повторил он уже тише. – Пререкания сейчас совершенно неуместны; не хватало еще нам здесь перегрызться меж собою.

– А что ж уместно? – уточнил трактирщик Велле. – Что ж делать нам всем?

– Ну, – пожал плечами он, – из вышесказанного проистекает нижеследующее. Коли уж здесь я единственный представитель законной власти, впредь вопрос «что делать» всегда должен адресоваться ко мне. Это – понятно?

– Эк тебя, – хмыкнул Ван Ален. – И много ты знаешь о таких тварях и о том, «что делать»?

– Если, – кивнул Курт, – я не буду знать, что делать, я стану обращаться за советом к тебе. Можешь почитать фактом то, что ты временно перешел в status эксперта Конгрегации.

– Всю жизнь мечтал.

– Мечты сбываются, – незлобиво улыбнулся он, и охотник скривился. – И поскольку мы все здесь застряли, как я мыслю, на срок неопределенный, для начала надлежит друг другу представиться. Согласитесь, не знать, как обратиться к собрату по несчастью, в нашем положении pro minimum странно. Я желаю знать ваши полные имена и те обстоятельства, волею которых вы оказались в этом месте, иначе говоря – цель вашего путешествия.

– Я уже отрекомендовался в деталях, – недовольно заметил Ван Ален. – Даже излишне.

– Не сказал бы, – возразил Курт. – Но никто не помешает тебе иметь на сей счет свое мнение… Итак, с нашим главным знатоком мы все ознакомились, дело за мной. Курт Гессе фон Вайденхорст, инквизитор первого ранга. Мой помощник – Бруно Хоффмайер…

– Гессе… – повторил охотник, и уже укоренившаяся в его голосе враждебность вдруг дала трещину, сквозь которую проросло нечто, что Курт назвал бы уважением, не будь Ян Ван Ален тем, кем он был. – Ульм три года назад, история с имперским наместником – это ты?.. Черт, и как же я сразу не допер, следопыт хренов; Курт Гессе, первый ранг, и руки… Гессе Молот Ведьм; это ты, точно.

Взгляды всех присутствующих, разом устремившихся на его руки, Курт переварил уже привычно, без былого раздражения, лишь досадливо дернув углом рта. Сняв перед сном перчатки, на шум в конюшне он выскочил, только прихватив оружие, и теперь кожа кистей и запястий, покоробленная шрамами старых ожогов, была у всех на виду.

– Ульм – это я, – подтвердил он; рыцарь нахмурился:

– И что было в Ульме?

– Вы что ж – глухой, господин рыцарь? – уточнил Ван Ален, и тот раздраженно поджал губы. – Этот человек в одиночку зачистил замок, наполненный стригами, освободил от их плена имперского наместника и подружку своего приятеля. А главное – одну из тварей взял живьем; такого вообще никогдане бывало. В центре Ульма на рассвете перед толпой народа сгорел под лучами солнца стриг – как это событие прошло мимо вашего высокого слуха?

– Не прошло, – возразил рыцарь сухо, – и я попросил бы быть несколько учтивее. Элиас фон Зайденберг, – представился он, обратясь к Курту. – Цели мое путешествие не имеет. Как ни прискорбно это признавать, собственной земли и даже жилища в моем владении нет, и я отношусь к разновидности странствующих рыцарей.

– Ну а я тогда странствующий негоциант, – хмыкнул торговец, но, уткнувшись в строгий взгляд майстера инквизитора, посерьезнел, поправившись: – Торговец. Феликс Малер. Торгую я обыкновенно меж городом и окрестными деревнями и сегодня надеялся доставить груз уже в одну из них, но вот застрял тут… Теперь не знаю, что буду делать – без лошадей-то. Какие расходы, матерь Божья…

– Разорение, – согласился все еще надутый, как сыч, крестьянин. – Йозеф Хельмер меня зовут. В город ездил навестить сноху. Сейчас еду домой. Ехал бы, если б некоторые исполняли должным образом свою работу.

– Оставь парня в покое, – чуть повысил голос Ван Ален. – И довольно разбалтывать дерьмо в пруду, в котором сидишь.

– Отличная мысль, – негромко подал голос Бруно. – Быть может, продолжим?

– Меня зовут Амалия Хагнер, – после непродолжительного молчания представилась молодая мамаша, пряча глаза. – Моего сына – Максимилиан…

– Черт, все-таки сын, – чуть слышно пробормотал охотник.

– Мы никуда особенно не направляемся… Просто… ищем лучшей жизни.

– Чем не угодила старая? – уточнил Курт.

– Соседями.

– По какой причине?

– Максимилиан – внебрачный ребенок, ясно? – с отчаяньем отозвалась та. – Пока был жив мой отец, соседей еще можно было терпеть, но когда он умер, жить стало попросту невозможно. И мы никуда не идем – просто идем. Туда, где сможем остаться.

– А мне показалось, тебе не терпится покинуть это место. Мне показалось?

– Нет, – опустив глаза еще ниже, еще тише согласилась Амалия. – Просто такая жизнь не дает больших доходов. Господин Велле согласился стерпеть нас еще несколько дней за одну лишь помощь ему по делу, и если б не это, денег нам осталось бы лишь на день, и без пищи.

– Ясно, – коротко подытожил Курт, обернувшись к притихшему парню. – Ну, а ты что?

– Я… Меня зовут Карл… – напряженно сообщил тот. – Штефан.

– Так Карл или Штефан?

– Карл Штефан, – повторил парень нервозно. – Так меня зовут. Уж как Бог дал.

– И куда ж вы направляетесь с подружкой?

– Это не подружка, это сестра, мы едем к родителям.

– Брось, – опередив Курта, поморщился охотник. – Я знаю, как смотрят на сестер, а как – на девок. Вы с ней сошлись не так давно, и, хоть на людях стараетесь не светиться, все равно это всем видно. В иное время я б плюнул, но сейчас не время полоскать мозги. Слышал такое – «в одной лодке»? Вот это о нас. Я б предпочел доверять человеку за своей спиной, и Молот Ведьм вон тоже, думаю, со мной спорить не станет.

– Не стану, – согласился Курт. – Скажу тебе то, что говорю чаще всего в своей жизни: давай-ка правду, Карл Штефан. Если вы в бегах, то мне на это глубоко наплевать – если, разумеется, не в бегах по причине злостного колдунства по месту жительства.

– Она моя подружка, – через силу согласился парень, помедлив. – Мария. Мария Дишер. Мы… мы с ней недавно познакомились, и когда ее родня узнала… В общем, да, мы бежим. Но мы ничего такого не сделали, просто я не угодил ее отцу.

– Зато угодил ей, – хмыкнул Ван Ален. – Уж коли решилась оставить дом и вот так рвануть.

– Надеюсь, майстер инквизитор, – невесело усмехнулся Альфред Велле, – меня вы не станете спрашивать о том, как я оказался в собственном трактире?

– Отчего же, стану, – возразил Курт, и усмешка пропала, сменившись удивленной гримасой. – Не самый безопасный и приятный образ жизни – вот так, вдали от людей, от городов и деревень. До ближайшего города – всего день пути, до деревни – и того меньше…

– В том и выгода. Тот, кто лишь день назад покинул город, еще не отвыкший от благ, остановится у меня, дабы набраться сил перед дальнейшей дорогой. Ну, и чтоб еще чуть ублажить себя перед ночевками в кустах. Дальше-то трактиров нет, я узнавал. А тот, кто уже в пути долгое время, остановится тоже. До города и близко, вроде, а все же тащиться целый день, когда горячая вода, теплая постель и еда – вот она…

– Принимается, – кивнул Курт. – Будем считать, что я всем вам верю, и среди вас нет злобных малефиков, по ночам читающих заклятья призыва ликантропов… Итак, деревенщина, беглые любовнички, одинокая мамочка с ребенком, торгаш…

– Я бы попросил вас, майстер инквизитор… – начал крестьянин Хельмер, и Бруно вскинул руку, предваряя споры:

– Иными словами, – пояснил помощник, – из имеющих действительный боевой опыт здесь всего четверо.

– С убежденностью можно говорить о троих, – возразил Курт. – На что способен господин фон Зайденберг, я не знаю.

– При всем уважении, майстер инквизитор, когда вы лишь игрались с деревянной лошадкой, я уже был посвященным рыцарем.

– Рад за ваших потомков, которые не преминут отметить это в своей родословной, однако в данной ситуации сия заслуга значимости не имеет. За своего помощника я поручусь, Яна в деле видел сегодня, ваши же возможности пока недоказуемы, посему – во внимание принимаемы быть не могут.

– Однако, – с надеждой докончил трактирщик, – вы трое уже встречались со всякими тварями, ведь так?

– Двое, – поправил Бруно, сожалеюще пожав плечами. – Меня в Ульме не было, и ни одного стрига или ликантропа я до сей поры не видел.

– Майстер инквизитор, как я понимаю, вервольфов не видел тоже, – мстительно отметил фон Зайденберг. – Посему и его возможности при встрече с ними недоказуемы в той же мере.

– Не трусьте, господин рыцарь, – заверил охотник серьезно, – тот, кто вышел из боя со стригом, управится и с вервольфом. Они, разумеется, не менее опасны, но менее быстры. Другое дело – скажи-ка вот что, Молот Ведьм: хоть что-то тебе о них известно?

– Кое-что, – скромно согласился Курт. – Ликантропы типа «двуногие страшилища с лапами, похожими на руки» встречаются наиболее часто. Как правило – тупы и несообразительны; не помнят, что делали в превращенном виде, также не помнят людской сути в виде зверином. Со временем начинают мало-мальски осознавать себя, однако контролировать превращение по-прежнему не могут: волей-неволей оборачиваются в полнолуние. Ликантроп типа «волк», встреченный нами сегодня, в своем роде unicus. Стоит на более высокой ступени развития по ликантропьей лестнице. Существует версия, что подобные твари однажды могут не суметь обернуться человеком снова; теория не доказана, хотя и не опровергнута. Porro [17]17
  Далее ( лат .).


[Закрыть]. И тот, и другой тип, вопреки общепринятому мнению, не страдает от серебра, однако нетерпим к железу. Раны, нанесенные сталью, затягиваются за десятки минут, железом – за часы или не затягиваются вовсе, в зависимости от тяжести ранения. Ликантропом (также вопреки всеобще распространенной легенде) не становятся, выжив после нападения, зато, получив укус или царапину от такой твари, вполне возможно умереть от инфекции, которую не убивают никакие спирты, огонь или antisepticum. И, наконец, кандалы из железа, надетые на ликантропа, препятствуют или, в зависимости от степени его развития, усложняют попытки обернуться. Наверняка я что-то упустил, но, думаю, основы изложил верно.

– Верно, – повторил Ван Ален с долей удивления. – Все же доводилось встречаться?

– Спроси у жителей Шёнингена, кто вычислил и изловил тамошнего ликантропа. Думаю, и не только в той дыре тебе скажут, что это была зондергруппа Конгрегации… Кое-что нам известно – то, что наши специалисты успели вывести из собственного опыта. Лично мне – господин фон Зайденберг прав, видеть их лично на долю не выпадало.

– Но этих познаний пока довольно, – признал охотник, – а обсудить детальности, которые ты явно захочешь из меня вытянуть, можно и после; к примеру, утром на свежую голову.

– Утром? – переспросил крестьянин с подозрением. – То есть, вы нам предлагаете после всего этого просто пойти спать?

– Как тебя… Йозеф?.. Так вот, Йозеф, – пояснил Ван Ален снисходительно. – Сейчас этой твари будет не до нас – очень долго.

– И с чего это ему не до нас? – не унимался Хельмер.

– У него в сердце арбалетная стрела, идиот; вообще арбалетик у Молота Ведьм хиленький, однако вблизи, как я видел, долбит неслабо. А кроме того, я успел его задеть – уже железом; прорезал ему плечо.

– Вы его ранили?.. – проронила Амалия Хагнер испуганно, и Курт нахмурился:

– Что тебя беспокоит?

– Да то, – снова влез крестьянин, – что раненый зверь еще опасней. Еще страшней. Бог ведает, что взбредет ему в голову.

– Такие раны будут затягиваться до самого утра, – отмахнулся Ван Ален. – К утру он будет как новенький, однако с наступлением рассвета обернется человеком, и на его месте нападать на запертый дом с вооруженными людьми я бы не стал. Полагаю, и он не станет.