Текст книги "Все шедевры мировой литературы в кратком изложении.Сюжеты и характеры.Русская литература XX века"

Автор книги: Н. Воробьева

Соавторы: Д. Кондахсазова,В. Новиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 77 страниц)

Андрей Андреевич Вознесенский [р. 1933]

Авось!

ОПИСАНИЕ В СЕНТИМЕНТАЛЬНЫХ ДОКУМЕНТАХ, СТИХАХ И МОЛИТВАХ СЛАВНЫХ ЗЛОКЛЮЧЕНИЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО КАМЕРГЕРРА НИКОЛАЯ РЕЗАНОВА, ДОБЛЕСТНЫХ ОФИЦЕРОВ ФЛОТА ХВАСТОВА И ДОВЫДОВА, ИХ БЫСТРЫХ ПАРУСНИКОВ «ЮНОНА» И «АВОСЬ», САН-ФРАНЦИССКОГО КОМЕНДАНТА ДОН ХОСЕ ДАРИО АРГУЭЛЬО, ЛЮБЕЗНОЙ ДОЧЕРИ ЕГО КОНЧИ С ПРИЛОЖЕНИЕМ КАРТЫ СТРАНСТВИЙ НЕОБЫЧАЙНЫХ

Поэма (1971)

«Но здесь должен я Вашему Сиятельству зделать исповедь частных моих приключений. Прекрасная Консепсия умножала день ото дня ко мне вежливости… которые кончились тем, что она дала мне руку свою…»

Письмо Н. Резанова Н. Румянцеву 17 июня 1806 г.

(ЦГИА, ф. 13, с. 1, д. 687)

«Пусть как угодно ценят подвиг мой, но при помощи Божьей надеюсь хорошо исполнить его, мне первому из Россиян здесь…»

Н. Резанов – директорам Русско-амер. компании

6 ноября 1805 г.

ВСТУПЛЕНИЕ. Наша шхуна называется «Авось». «Авось» – это наша вера и наш девиз. Нас мало, мы врозь, у нас ноль шансов против тысячи, но мы выживаем, мы осиливаем на «Авось». Когда «Аве Мария» бессильна, атеистическую Россию выручает сверхъестественное «Авось». «Авось» вывезет и выручит. А когда мы откинем копыта, про нас напишет стишки стихотворец с фамилией, начинающейся на «Авось».

I. ПРОЛОГ. В Сан-Франциско пиратствует «Авось»: дочь губернатора спит у русского на плече. Позавчера ей исполнилось шестнадцать. У портьер, вздев крыла, стоят Католичество и Православие. На посту беседуют Довыдов с Хвастовым.

II. Xвастов. А что ты думаешь, Довыдов…

Довыдов. О происхождении видов?

Хвастов. Да нет…

III. (Молитва Кончи Аргуэльо – Богоматери.) С сан-францисской колокольни плачет барышня. С ней аукается Ярославна. Нет, Кончаковна!

«Матерь Заступница, укрепи меня. Я полюбила пришельца. Полюбила за славу риска, за то, что учил словам ненашей страны… Я – государственная преступница. Пособи мне, как баба бабе. А впрочем, как можешь понять меня ты – ты, которая не любила?! Как ниша наша вселенная, выбравшая богом твоего сына, плод духа и нелюбви!»

И ответила Непорочная: «Доченька…» И они продолжали шептаться дальше…

IV. Xвастов. А что ты думаешь, Довыдов…

Довыдов. Как вздернуть немцев и пиитов?

Хвастов. Да нет…

V. (Молитва Резанова – Богоматери.) «Ну, что тебе надо еще от меня? Я был из простой семьи, но выучился. Я открыл новые земли, загубил во имя Твое всю жизнь. Зачем же лишаешь меня последней услады? Она ж несмышленыш…»

И из риз вышла усталая и сказала: «Люблю тебя. Нет сладу. Ну что тебе надо еще от меня?»

VI. Хвастов спрашивает Довыдова, что он думает о резановской бабе, и в этот момент видит в небе на облачке деву.

VII. (Описание свадьбы, имевшей быть 1 апреля 1806 года.) На свадьбе Резанова и Кончи слуги апельсинами в вине обносили не. Лиловый поп тесные обручальные кольца им примерил не. Довыдов и Хвастов въехали в обеденный зал на скакунах, и их выводили не. Где эти гости? Ночь пуста. Лишь два нательных креста лежат, перепутавшись.

Архивные документы, относящиеся к делу Резанова Н. П. (комментируют архивные крысы – игреки и иксы)

№ 1. Н. Резанов пишет Н. Румянцеву, что имя Монарха будет более благословляться, когда россияне свергнут рабство чуждым народам…

№ 2. Резанов пишет И. И. Дмитриеву, что ищет новые земли, чтобы расселить там новую расу, создать Третий Мир – без денег и корон. Кстати, просит посодействовать при дворе своей женитьбе на американке.

№ 3. Выписка из истории гг. Довыдова и Хвастова. Из нее следует, что Довыдов и Хвастов стрелялись на дуэли, после этого подружились и вместе махнули к Резанову на Дальний Восток.

Резанов во Втором секретном письме описывает г-на X… который, вступив на новокупленное судно «Юнона», открыл пьянство, которое продолжалось три месяца, и за это время выпил 91/2 ведер французской водки и 2 1/2 ведра крепкого спирта. Споил всех корабельных. По пьяному делу всякую ночь снимался с якоря, но, к счастью, матросы постоянно были пьяны…

Далее идет рапорт Довыдова и Хвастова о присоединении ими к территории империи пяти восточных островов, затем выписка из «Донесения мичмана Давыдова на квартире уже под политическим караулом».

№ 6. «Николай Резанов был прозорливым политиком. Живи Резанов на 10 лет дольше, то, что мы называем сейчас Калифорнией и Американской Британской Колумбией, были бы русской территорией».

Адмирал Ван Дерс (США).

№ 7. Из письма Резанова – Державину. Резанов сообщает, что ему попало в руки очередное переложение оды Горация «Памятник», сделанное «одним гишпанцем». Далее идет сам текст переложения:

«Я – последний поэт цивилизации. Не какой-то определенной, а цивилизации как таковой, поскольку в эпоху духовного кризиса культура становится наипозорнейшим явлением. За эти слова современники меня удавят, а будущие афро-евро-америко-азиаты будут доказывать вздорность моих доводов, сложат новые песни, танцы, напишут новые книги… Вот это будет памятник!»

№ 10. Описание того, как Резанов делал предложение Консепсии, как противились их браку ее родители и как дали, наконец, свое согласие.

№ 11. Резанов – Конче. Резанов рассказывает невесте о России, где поют серебряные соловьи, где у пруда стоит храм Богородицы и его белоснежные контрофорсы, будто лошади, пьют воду со вкусом чуда и чабреца.

Через год они вернутся в Россию – Резанов добьется согласия царя, Папы и отца Кончи!

IX. (Молитва Богоматери – Резанову.) Она признается, что грешна перед природой. Ее не радовали рождественские звоны. Напротив, они казались ей погребальными, звучавшими по ее незарожденной любви. Дух – это именно то, что возникает между двумя любящими, он не отрицает плоть. Поэтому хочется загасить все церкви в обмен на возможность поцеловать губы в табаке.

ЭПИЛОГ. Через год он погибнет в Красноярске. Она скинет мертвый плод и станет первой сан-францисской монахиней.

И. Н. Слюсарева

Евгений Александрович Евтушенко [р. 1933]

Братская ГЭС

Поэма (1965)

МОЛИТВА ПЕРЕД ПЛОТИНОЙ

«Поэт в России – больше, чем поэт». Автор подводит итог всему, что случилось прежде, смиренно становясь на колени, просит помощи у великих российских поэтов…

Дай, Пушкин, свою певучесть и свою способность, как бы шаля, жечь глаголом. Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд. Дай, Некрасов, боль твоей иссеченной музы, дай силу твоей неизящности. Дай, Блок, свою вещую туманность. Дай, Пастернак, чтобы твоя свеча вовек горела во мне. Есенин, дай на счастье нежность мне. Дай, Маяковский, грозную непримиримость, чтобы и я, прорубаясь сквозь время, смог сказать о нем товарищам-потомкам.

ПРОЛОГ

Мне за тридцать. По ночам я плачу о том, что по мелочам растратил жизнь. У всех у нас одна болезнь души – поверхностность. Мы на все даем полуответы, а силы угасают…

Вместе с Галей мы осенью ехали по России к морю и за Тулой повернули на Ясную Поляну. Там мы поняли, что гениальность – это связь высоты с глубиной. Три гениальных человека заново родили Россию и не раз еще родят ее: Пушкин, Толстой и Ленин.

Мы снова ехали, ночевали в машине, и я думал о том, что в цепи великих прозрений, быть может, недостает всего лишь звена. Ну, что же – наш черед.

МОНОЛОГ ЕГИПЕТСКОЙ ПИРАМИДЫ

Я умоляю: люди, украдите мою память! Я вижу, что все в мире не ново, все точь-в-точь повторяет Древний Египет. Та же подлость, те же тюрьмы, то же угнетение, те же воры, сплетники, торгаши…

А что за лик у нового сфинкса под названием Россия? Вижу крестьян, рабочих, есть и писцы – их очень много. А это, никак, пирамида?

Я, пирамида, кое-что тебе расскажу. Я видала рабов: они работали, потом восставали, потом их смиряли… Какой из этого толк? Рабство не уничтожено: по-прежнему существует рабство предрассудков, денег, вещей. Никакого прогресса нет. Человек – раб по природе и не изменится никогда.

МОНОЛОГ БРАТСКОЙ ГЭС

Терпенье России – это мужество пророка. Она терпела – а потом взрывалась. Вот я ковшом экскаватора поднимаю к тебе Москву. Смотри – там что-то случилось.

КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА

Все жители города – и вор, и царь, и боярыня с боярчонком, и купец, и скоморохи – спешат на казнь Стеньки Разина. Стенька едет на телеге и думает о том, что хотел народу добра, но что-то его подвело, может, малограмотность?

Палач поднимает голубой, как Волга, топор, и Стенька видит в его лезвии, как у безликой толпы прорастают ЛИЦА. Его голова катится, прохрипев «Не зазря…», и смеется над царем.

БРАТСКАЯ ГЭС ПРОДОЛЖАЕТ

А теперь, пирамида, я покажу тебе кое-что еще.

ДЕКАБРИСТЫ

Они были еще мальчишками, но звон шпор не заглушал для них чьи-то стоны. И мальчики гневно нашаривали шпаги. Сущность патриота – восстать во имя вольности.

ПЕТРАШЕВЦЫ

На Семеновском плацу пахнет Сенатской площадью: казнят петрашевцев. Надвигают на глаза капюшоны. Но один из казнимых сквозь капюшон видит всю Россию: как буйствует по ней Рогожин, мечется Мышкин, бредет Алеша Карамазов. А вот палачи ничего подобного не видят.

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ

Когда Чернышевский встал у позорного столба, ему с эшафота была видна вся Россия, как огромное «Что делать?». Чья-то хрупкая рука бросила ему из толпы цветок. И он подумал: настанет срок, и эта же рука бросит бомбу.

ЯРМАРКА В СИМБИРСКЕ

В руках приказчиков мелькают товары, пристав наблюдает за порядком. Икая, катит икорный бог. А баба продала свою картошку, хватила первача и упала, пьяная, в грязь. Все смеются, тычут в нее пальцами, но какой-то яснолобый гимназист поднял ее и повел.

Россия – не пьяная баба, она родилась не для рабства, и ее не втопчут в грязь.

БРАТСКАЯ ГЭС ОБРАЩАЕТСЯ К ПИРАМИДЕ

Первоосновой революций является доброта. В Зимнем еще пирует Временное правительство. Но вот уже разворачивается «Аврора», вот взят дворец. Всмотрись в историю – там Ленин!

Пирамида отвечает, что Ленин идеалист. Не обманывает только цинизм. Люди – рабы. Это азбучно.

Но Братская ГЭС отвечает, что покажет другую азбуку – азбуку революции.

Вот учительница Элькина на фронте в девятнадцатом учит красноармейцев грамоте. Вот сирота Сонька, сбежав от кулака Зыбкова, приходит на Магнитку и становится красным землекопом. У нее латаный ватник, драные опорки, но вдвоем со своим любимым Петькой они кладут БЕТОН СОЦИАЛИЗМА.

Братская ГЭС ревет над вечностью: «Никогда коммунисты не будут рабами!» И, задумавшись, египетская пирамида исчезает.

ПЕРВЫЙ ЭШЕЛОН

Ах, магистраль-транссибирочка! Помнишь, как летели по тебе вагоны с решетками? Было много страшного, но не тужи об этом. Теперь вот на вагонах надпись: «Едет Братская ГЭС!» Едет девчонка со Сретенки: в первый год ее косички будут примерзать к раскладушке, но она выстоит, как все.

Встанет Братская ГЭС, и Алеша Марчук будет в Нью-Йорке отвечать на вопросы о ней.

ЖАРКИ

Идет бабушка по тайге, а в руках у нее цветы. Раньше в этом лагере жили заключенные, а теперь – строители плотины. Окрестные жители несут им кто простыни, кто шанежки. А вот бабка несет букет, плачет, крестит экскаваторы и строителей…

НЮШКА

Я бетоншица, Нюшка Буртова. Меня растила и воспитывала деревня Великая Грязь, потому что я осталась круглой сиротой, потом я была домработницей, работала посудомойкой. Окружающие лгали, крали, но, работая в вагоне-ресторане, я узнавала настоящую Россию… Наконец я попала на строительство Братской ГЭС. Стала бетонщицей, получила общественный вес. Влюбилась в одного гордого москвича. Когда во мне проснулась новая жизнь, тот москвич не признал отцовства. Покончить с собой мне не дала недостроенная плотина. Родился сынок Трофим и стал стройкиным сыном, как я была деревниной дочкой. Мы вдвоем с ним были на открытии плотины. Так что пусть помнят внуки, что свет им достался от Ильича и немножко от меня.

БОЛЬШЕВИК

Я инженер-гидростроитель Карцев. Когда я был молод, я бредил мировым пожаром и рубал врагов коммуны. Потом пошел на рабфак. Строил плотину в Узбекистане. И не мог понять, что происходит. У страны как будто было две жизни. В одной – Магнитка, Чкалов, в другой – аресты. Меня арестовали в Ташкенте, и, когда пытали, я хрипел: «Я большевик!» Оставаясь «врагом народа», я строил ГЭС на Кавказе и на Волге, и наконец XX съезд вернул мне партбилет. Тогда я, большевик, поехал строить ГЭС в Братске, Нашей молодой смене скажу: в коммуне места нет для подлецов.

ТЕНИ НАШИХ ЛЮБИМЫХ

В Элладе был обычай: начиная строить дом, первый камень клали в тень любимой женщины. Я не знаю, в чью тень был положен первый камень в Братске, но когда всматриваюсь в плотину, вижу в ней тени ваших, строители, любимых. И я положил первую строчку этой поэмы в тень моей любимой, словно в тень совести.

МАЯКОВСКИЙ

Встав у подножия Братской ГЭС, я сразу подумал о Маяковском: он будто воскрес в ее облике. Он как плотина стоит поперек неправды и учит нас стоять за дело революции.

НОЧЬ ПОЭЗИИ

На Братском море мы читали стихи, пели песню о комиссарах. И передо мной встали комиссары. И я слышал, как в осмысленном величии ГЭС гремит над ложным величием пирамид. В Братской ГЭС мне раскрылся материнский образ России. На земле еще немало рабов, но если любовь борется, а не созерцает, то ненависть бессильна. Нет судьбы чище и возвышенней – отдать всю жизнь за то, чтоб все люди на земле могли сказать: «Мы не рабы».

И. Н. Слюсарева

Виктор Александрович Соснора [р. 1936]

День Зверя

Роман (1980, опубл. 1994)

«Яуреи уехали в Израиль. / Олени убежали в Финляндию. / Рыба ушла в Японию. / В Столице остались

инстанты и диссиденты. Они – боролись».

Так рассказывает о своем времени поэт, живущий в Ленинграде, который он называет Столицей. Впрочем, он все называет по-своему, переиначивая привычные слова, не ведая границ ни географических, ни хронологических. Утром он выходит из своей мансарды в Доме Балета по улице Зайчика Розы (т. е. Зодчего Росси) на Невский, нет – на Несский проспект. В одиннадцать часов там всплывает семиглавое чудовище Несси: «инстанты и диссиденты стоят на коленках и, кланяясь Несси, пьют: инстанты из чаши чести, запивая соусом совести, а у диссидента – стакан сатанинства, пьет, закусывая, жуя манжет. Пьют бормотуху… Там и сям раздаются Идеи!»

Себя самого поэт представляет так: «Я не ел 666 дней: я – пил. Я: Иван Павлович Басманов, мне 437 лет». Басманов – первый советник и клеврет Лжедмитрия, сохранивший ему верность до последней минуты, убитый с мечом в руке. Еще поэт называет себя Геометром, а молодых поэтесс, которые у него учатся, – геометристками. Они часто посещают его мансарду, по утрам он провожает очередную девицу и выпивает яйцо, которое лежит у него в холодильнике, всегда одно.

Поэту доступны чудеса. Вот он, «шагая шагами» по городу, доходит до моря им. св. Бельта (т. е. Балтийского моря) и, подобно Христу, идет по волнам. Но его окружают патрульными катерами и вынуждают выйти на берег. «Инстантам» не нужно чуда, они желают, чтобы поэт, как другие, рисовал их портреты, ведь на это они не жалеют «брюалей» (т. е. рублей). Они также лицемерно призывают поэта «исцелять» сограждан. Едва сдерживается поэт, чтобы не ахнуть «инстантов» «млатом-булатом – по башке». Но все же он исцеляет жуткого глухонемого пьяницу Зубикомлязгика, тот обретает слух и речь. Чем исцеляет? Своим собственным страшным видом, поскольку, как и многие вокруг, поэт пребывает в состоянии похмелья и выглядит еще ужаснее других.

«Сложен слог мой», – признается поэт и рассказывает читателям собственную «классическую новеллу» «Остров Патмос». На берегу моря, в палатках, обитает научная экспедиция из трех человек: Юля – специалист по дельфинам, Юлий – «отрок с теодолитом и альпенштоком, диссертант песчинок» и сам автор, он чертит «прутиком на песке, архимедствуя». Юля и Юлий любят друг друга. Юля занимается экспериментами для вооруженных сил, цель – сделать из дельфинов камикадзе. Дельфины умирают один за другим, и автору кажется, что все они совершают самоубийство. У Юлия есть собака Кристя, по требованию Юли он ее убивает, вызывая негодование автора. Ссора приводит к странной и жестокой дуэли: автор и Юлий по очереди прыгают с катера на железный кол. Один из них неизбежно погибнет, «второго полюбит Юля». Погибает Юлий. Юля дарит благосклонность победителю и отправляется в Столицу защищать диссертацию о дельфинах.

Басманов одинок: «К человеческой касте существ я не имею чести себя причислить. Я не человек, а кто я – не знаю». Поэта душат слезы, но плач его слышен лишь секретным службам, от имени которых его навещает начальник жандармов майор Милюта Скорлупко. На следующий день Басманова приглашает в гости высокопоставленная дама Титана Себастьяновна Суздальцева, как выясняется – полковник тайной канцелярии. Из дома «инстантов» Иван Павлович выходит через окно, к которому подают персональный «боинг».

По утрам поэт выходит из дома и посещает «Мороженицу», где «красномясая» Катя торгует алкогольными напитками, где пьют даже одеколон «Красная Москва». «Царюют в Столице лавочники-красномясы. Вся власть у них». Поэт воздвигает Кате памятник «на Несском проспекте, между Эллипсеевским Гастрономом, Публичной Белибердекой, Дворцом Юниоров им. св. Джоуля-Ленца и Театром им. св. Йюшкина». Да, это тот самый памятник Екатерине II. Здесь поэт ежедневно наблюдает жизнь и нравы не меняющихся на протяжении столетий «кровинцев»: такое имя дал он своим соотечественникам, поскольку они «быстры на пролитие крови» и поклоняются Зверю.

Поэту вспоминаются разные истории. Вот «сентиментальная новелла» об «инстанте-идологе», достигшем высоких чинов и жившем со своей молодой женой «от съезда к съезду». Жена изменяет ему с породистым псом, которого ревнивый супруг вероломно убивает. Вот история поэта X., «самородка», задушенного его женой Аленой Кулыбиной, тоже поэтессой. А вот история отважного героя М. Н. Водопьянова, пилота-космонавта. После вынужденной посадки в апельсиновой роще он десять дней питался только апельсинами и теперь страдает странным нервным заболеванием: он мстит апельсинам, покупает, сдирает с них «шкуру живьем» и складывает в шкаф.

Постепенно мы узнаем и о судьбе самого поэта. О его жене Майе – капризной, непредсказуемой, таинственно-женственной. О неверном друге химике Федоре, пытавшемся соблазнить Майю. О похотливом «эстете» Жене Жасьминском. О Льве Толстом – так назван отец Майи: этот «солдат Всех Войн, инстант Тайной Канцелярии» на старости лет сделался исключительным моралистом. Вконец запутавшись в жизни, Майя кончает с собой. «Мы убили Майю… Все мы убийцы», – говорит себе поэт, переживая гибель любимой женщины как собственную смерть. «Три дня я был мертв и вот воскрес». Воскрес, ибо в жизни поэта есть еще одно, особое измерение. В нем он абсолютно свободен и независим, ведет непрерывный диалог с Хлебниковым, Цветаевой, индийским математиком Раманужаном, танцовщиком Вацлавом Нижинским, жившим прежде в том же Доме Балета, где живет теперь поэт. «Завтра Вацлаву Нижинскому исполнится 30 лет и он сойдет с ума». Но за миг до безумия он (а вместе с ним и поэт) успевает сказать: «Я хочу любить, любить. / Я любовь, а не зверство. / Я не кровожадное животное. / Я есть человек. / Я есть человек».

Вл. И. Новиков

Эдвард Станиславович Радзинский [р. 1936]

104 страницы про любовь

Пьеса (1964)

В молодежном кафе «Комета» поэт читает стихи. Председатель общественного совета кафе пытается устроить обсуждение. Девушка-посетительница хвалит стихи. Для сидящего неподалеку парня это становится поводом для знакомства. Девушку зовут Наташа. Парень представляется как Евдокимов. Он понимает, что нравится Наташе.

На следующий день они опять идут в «Комету». Ночью, выйдя из кафе, пытаются поймать такси для Наташи. Она стюардесса, и утром ей надо на самолет. Евдокимов уговаривает девушку зайти к нему, вызвать такси по телефону. Он наконец-то называет свое имя: Электрон.

Наташа уходит от Евдокимова только утром. Они договариваются о встрече. Лишь после ее ухода Евдокимов замечает записку. Наташа пишет, что встречаться больше не надо.

Евдокимов работает в НИИ. Его сослуживцы и сверстники – Владик и Галя Острецовы. Они влюблены друг в друга. Галя звонит Владику под видом «незнакомки». Руководитель группы Семенов дает разрешение на опыт, разработанный Евдокимовым.

Штурман Лева Карцев неравнодушен к Наташе, но она не дает ему надежды на взаимность. Наташа знает, что другая стюардесса, Ира, любит Леву.

Наташа встречается с Евдокимовым. Они идут в зоопарк. И снова Наташа остается у него ночевать. А наутро, когда она возвращается домой, мать выгоняет ее. Наташина подруга, парикмахерша Лилька, зовет ее жить к себе, но Наташа не соглашается. Лилька беременна и хочет назвать ребенка Электроном.

Опыт Евдокимова будет проводиться на днях. Там же, в НИИ, работает Феликс – Наташина «первая любовь». Он сообщает Электрону, что мать выгнала Наташу из дома. Евдокимову нельзя отлучаться от работы, но у него «горит» свидание с Наташей. И он уходит, несмотря на недовольство Семенова.

А Наташа в это время в Ташкенте. Им не дают вылета. Она звонит Евдокимову из гостиничного номера. Рядом спит Ира. Карцев заходит поговорить с Наташей, но она твердо дает ему понять, что не любит его. Ира, конечно же, все слышала. Узнав о чувствах Карцева к Наташе, она не может скрыть обиды на подругу, ревности. Наташа не сердится. Она рассказывает Ире историю своей жизни. Наташа подозревает, что она всего лишь «развлечение» для Евдокимова.

В гостях у Евдокимова Наташа говорит, что изменила ему в Ташкенте. Они решают расстаться. Евдокимов провожает девушку «в последний раз», но в метро она намекает ему, что соврала, говоря об измене. Евдокимов раскаивается, что поспешил поверить ей. Наташа оскорблена, но все-таки прощает его. Вместе они идут в ресторан. Евдокимов провожает Наташу к самолету.

Семенов освободил Галю Острецову от опыта. Но она ездила на «Альфу» за режимами и обнаружила, что предстоящий опыт очень опасный. Галя уговаривает Евдокимова не брать на опыт Владика. Евдокимов вспоминает, что Галя раньше любила его, но испугалась, что «дело может зайти далеко». Он упрекает Галю в излишней рассудочности.

Накануне проведения опыта Владик устраивает вечеринку. Приходит Евдокимов и Наташа, потом еще один знакомый, Петя Гальперин, и Феликс. Феликс просит Евдокимова, чтобы он принял его к себе в отдел, но тот отказывает. Феликс рассказывает о своих жизненных неудачах. Евдокимову его не жалко: он считает, что все произошло по собственной вине Феликса. Когда Феликс уходит, Наташа обвиняет Евдокимова в неумении жалеть людей. Они ссорятся, и Наташа уходит.

Евдокимов дома. Он собирается на опыт. С юга возвращается его мать и отчим. Когда Евдокимов спускается вниз, то обнаруживает, что Наташа ждала его в парадном. Он уезжает на «Альфу», а ей надо лететь в Брюссель. Они договариваются о встрече.

Опыт прошел удачно. Евдокимов счастлив. Он и Владик стоят у метро «Динамо», ожидая Наташу. Впервые Евдокимов купил для нее цветы. Приходит Ира. Она объясняет, что на самолете, где летела Наташа, «что-то загорелось». Наташа «выпускала пассажиров и не успела…». После этого, рассказывает Ира, Наташа жила еще два часа. Она просила передать Евдокимову, что «главное – это выдержка».

Ира уходит. Евдокимов и Владик до самого утра неподвижно сидят на скамейке. Расклейщица заклеивает старые афиши, оставляя только одну: стюардесса с поднятой рукой.

О. В. Буткова