Текст книги "МЕМУАРЫ"

Автор книги: Мусса КУНДУХОВ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Некоторые выводы. – Армяне и евреи. – Конно-горские и конномусульманские полки. – Горские кадеты и аманаты. – Сыновья алдаров в Тифлисской семинарии. – Жестокие и возмутительные меры. – Зачисление абазинцев и осетин в казачье сословие. – Встреча персидского принца с шайкой разбойников. – Ермолов Малую Кабарду подарил своему любимцу.

Тут в заключение не могу не сказать, что по всей справедливости надлежит признать ту неоспоримую истину, что русские, хотя могучею силою своих войск и средств наконец успели покорить Кавказ, и войска русские всегда могут гордиться своими военными подвигами, но правительство, напротив того, должно всегда краснеть как перед кавказскими народами, так равно и перед Россией. Оно перед обоими столько виновато, что не может избегнуть справедливого суда, где нельзя будет по праву сильного уклониться от множества весьма тяжелых для него вопросов. Из них, например, когда русское правительство вступило на Кавказ в роли великодушного покровителя его народов, оно, разумеется, не встретило большого сопротивления; напротив того, грузины в 1492, 1586, 1604, 1648, 1658, 1760 и 1718, имеретины в 1621, мингрельцы в 1636, армяне в 1718, кумыки в 1718 годах, сами желая покровительства России, к ней обращались. Другие же народы Кавказа она в прокламациях и в словесных обещаниях именем Бога и Царя своего уверила, что не имеет к ним ничего враждебного и идет к ним для того, чтобы быть на Кавказе благодетельным посредником между его разноплеменными народами и вместе с тем из любви к человечеству открыть и предоставить ту земцам пользование всеми богатыми источниками, которые, будто бы по неведению горцев, скрываются в недрах кавказских гор.

Только когда таким образом она была допущена утвердиться на кавказской линии в 1755 году в Кизляре, в 1759 году в Моздоке и в 1785 году в Екатеринодаре, народы, понявшие изворотливое коварство русского правительства, стали сопротивляться наступательному его движению. Но правительство, пуская в дело обман и хищение, конечно, начало опять убеждать горцев письменно и словесно, что религия, адаты и родовые их интересы будут без малейшего прикосновения навсегда в народе свято сохранены. К сему присоединены были множества обещаний о благоустройстве края и в будущности аристократов, кои, по простоте своей искренне поверив клятвам русского правительства, заставили поверить и своих подвластных, с которыми в больших селах охотно шли впереди царских войск против хорошо понимавших русские намерения народов, и, таким образом, всеми своими мерами и средствами помогли совершенно овладеть Кавказом30.

Во всем этом русские не могут не сознаться, имея перед собой кавказский архив.

Известно всем, что в России право собственности непоколебимо и даже десятилетняя давность считается неотъемлемым правом на владение. Почему же русское правительство не признало веками освященных прав ханов, князей, алдаров, беков, первостепенных узденей и рядовых старшин, усердно служивших ему, и, не исполнив перед ними долга признательности, как уголовных преступников, лишила их с потомством всех прав состояния. Также и тех (за немногими исключениями) даже заслуженных генералов, штаб– и оберофицеров, изувеченных в делах против его неприятелей, вопреки человечности и в России существующим законам осудило их на мученическую смерть, мстя за то, что они по происхождению своему несколько веков имели право властвовать в народе.

Не менее того и об остальном населении Кавказа, которое, по праву сильного или как бы то ни было, сделалась его подданным, оно должно было заботиться и обеспечивать будущность его наравне с другими подданными России.

Правительство же, напротив того, беспощадно отняло у них земли, оставив им только от 10 до 32 десятин на двор (во дворе, средним числом не менее 5 душ), а остальную отдала вновь прибывшим переселенцам из России, назначая им на душу от 25 до 30 десятин; а также в награду русским генералам и чиновникам, затмевавшим истину, от 1 до 12 тысяч десятин.

Из этого очень понятно, к чему русская власть стремилась. Зачем и для какой пользы.

Она награждала горцев по заслугам и по политическим видам царскими чинами и орденами. Зачем же они не пользовались правами, им законом в России предоставленными, и, не говоря о штаб– и оберофицерах, заслуженных генералах, державших сторону справедливости, ссылала с Кавказа в Россию, арестованными без суда и закона, лишь только по произвольному и не доказанному доносу.

Зачем она осетин, назрановцев, дидоевцев, абхазцев вопреки христианских правил насильно приводила в христианство? Не желавших казаки связывали, и после сильных побоев неграмотный поп обливал их водой, а иногда и мазал им губы свиным салом; писарь записывал их имена и прозвания в книгу – как принявших по убеждению святое крещение – и после требовал от таких мучеников строгого исполнения христианских обрядов, коих не только они, несчастные, но и крестивший их поп не знал и не понимал. За 1 непослушание же подвергали горцев телесным наказаниям, арестам и денежным штрафам.31

Где же веротерпимость, коим до сих пор русское правительство хвастало? И если считать подобное крещение святым, то что же оно называет грубым и жестоким? С незапамятных времен между закубанскими черкесами жили армяне, в числе 50 сот дворов. Они ни слова не понимали по-армянски. Обычай, одежда, язык их черкесский. Ничем нельзя отличить их от черкесов, но, несмотря на это, религию свою армяно-григорианскую они сохранили, и строго исполняют.

Точно так же и евреи жили между чеченцами и пользовались в народе всеми человеческими правами наравне с чеченцами. С занятием русскими чеченской линии их поселили в крепость Грозную. Армян же на Кубани – около крепости Грозного Окопа.

Недостаточно ли этого для того, чтобы согласиться, что у горцев веротерпимость более священна, чем в России.

В 1835 году русскому правительству угодно было сформировать два конных полка: один из горцев кавказской линии, другой из мусульман из закавказской провинции.

Имея их постоянно в Царстве Польском, около города Варшавы, оно утверждало, что цель формирования этих полков состоит в том, чтобы молодежь кавказских мусульманских народов знакомить с духом текущего времени и с выгодами европейской жизни, а также, в случае восстания в Царстве Польском и войны с европейскими державами, употреблять их с пользою в дело.

Также в 1836 году оно начало брать в Кадетские корпуса детей почетных горцев для того, чтобы дать им хорошее воспитание и, как образованных людей, иметь орудием к сближению туземцев с благими видами правительства.

Все это писалось и делалось лишь только на бумаге и на словах, а на деле выходило совершенно иначе.

В сказанных полках начальство старалось о поддержании только грубого воинственного духа, внушая всадникам и даже офицерам казаться туземцами дикими и отчаянными, запрещая им бывать у польских помещиков и делать с ними знакомства. Напротив того, давая страстям их полную свободу, возвращали на родину с полным образованием в разврате.

Так что поняв, в чем дело, ни один порядочный человек не отправлял сына своего туда на службу.

В корпусах же не допускали горцев до определенного там курса наук, а выпускали их офицерами в армейские полки не по успехам в науках, как выпускали русских, а по достижении полного возраста, не обращая внимания, умеют ли они даже читать и писать.

При этом в корпусе они отвыкали от своих обычаев и, не соблюдая их между горцами, теряли уважение (называли их полоумными гяурами).

Кроме того, офицеры эти, служа в полках, в среде образованного общества и на каждом шагу замечая недостатки своего воспитания, убеждались в нежелании правительства им успеха на царской службе и распространения образования в родном крае.

За что они и питали к нему вместо чувства благодарности – негодование.

Зачем же их брали и с чем это сходно?

Правительство, как выше сказано, водворившись в Кизляре, в Моздоке и Екатерине даре, а позже – во Владикавказе, получило от всех мирных горцев, сыновей влиятельных князей, алдаров и рядовых старшин («аманатами») в залог верности их с подвластными им горцами русскому Царю.

Почему, опознавши степень их будущего влияния в народе, вместо того, чтобы внушить им к себе любовь и доверие, содержали их в крепостях под строгим караулом, наравне с арестантами,32 имея над ними надзирателями грубых фельдфебелей, по привычке напоминавших им на каждом шагу матерное русское приветствие иногда с прибавкой сильной пощечины.

Ради чего русское правительство многих делало жертвами адского испытания и, выдержавших до окончания своего срока, возвращало домой с чувством сильной нелюбви к имени «рус» (Россия)?

В 1819 году Главнокомандующий на Кавказе генерал Ермолов пригласил к себе в Тифлис нескольких почетных Тагаурских алдаров и, объяснивши им пользу образования, посоветовал отдать сыновей своих и родственников на воспитание в Тифлисскую православную семинарию. При этом Главнокомандующий убедил их, что дети их, получивши хорошее образование, получат офицерские чины и будут между народом и правительством примирительным звеном.

Алдары эти не только охотно, но с благодарностью согласились на предложение Ермолова и в том же году отправили 12 мальчиков в сказанную семинарию.

Когда мальчики эти выучились читать и писать по-русски, то некоторым из них экзарх Грузии в знак щедрой царской милости предложил принять святое крещение с саном священника в Осетии.

Мальчики не только отказались от неожиданного для них счастья, но, перепугавшись, в тот же день разбежались из семинарии по разным знакомым грузинским домам и немедленно дали знать своим родителям о предстоявшей им будущности. Родители не менее сыновей были поражены этим известием и поспешили отправить людей и лошадей с алдаром Далатмурзой Дударовым33 в Тифлис и взяли обратно своих сыновей, которые с того дня до конца жизни своей питали к правительству сильную вражду, исключая из них одного фарсалакского сословия – Тасо Жукаева, который, принявши православное вероисповедание, отказался также от сана священника и, служа честно и усердно, умер в чине майора.

В числе многих жестоких и возмутительных мер на Кавказе надо заметить и о том, что правительство за вину одного человека наказывало несколько десятков и сотен невинных людей, а иногда и целый народ. Например: наверное не знаю, когда именно, но знаю, что во время командования краем генерала Ермолова жили на Куме близ гор Георгиевского около трехсот дворов абазинцев. Некоторые по молодецки занимались воровством: выводили лошадей и рогатый скот казачьих станиц. Начальство, несмотря на то, что жители этого аула сами жаловались на воров этих, а иногда арестовывали и представляли их к ближайшему начальству для поступления с ними по всей строгости законов, их всех без исключения (в пример другим горцам) зачислили в казачье сословие Дигорских осетин в числе двухсот дворян, живших и поныне живущих между гор. Моздоком и Екатеринодаром под названием Черноярской станицы.34

Ослепление правительства зашло так далеко, что примером этим оно сверх своего ожидания до того вооружило против себя горцев, что до сих пор нельзя уверить ни одного горца, что правительство не стремится к поголовному зачислению всех горцев в казачье сословие.

Кроме того, неловкий и необдуманный пример этот много помог Кази Магомету, Шамилю и всем горцам, которые желали воевать не с русскими, а против жестоких мер.

В 1830 году по случаю убийства персиянами известного Грибоедова, персидский принц Хосрой Мирза ехал в Петербург просить прощения за неумышленно случившееся несчастье с русским посланником.

Не доезжая семи верст до Владикавказа, поезд принца около Балтийской станицы встретился с шайкой разбойников, в числе пяти человек, которые из-за скалы сделали три ружейных выстрела и ранили одну лошадь под экипажем Хосроя Мирзы.

Вследствие чего последовала могущественная воля Императора Николая: в пример всем горцам35 строго наказать всех жителей того ущелья!!!

Согласно высочайшей воле бывший Главнокомандующим на Кавказе граф Паскевич-Эриванский послал к Тагаурцам и Галгаевцам сильный отряд под начальством генерала князя Абхазова, до основания разрушившего в Тагауре два лучших селения – Кобан и Чими, а жителей их переселившего на плоскость ниже Владикавказа.

Кроме того, для буквального исполнения воли царя, преданный ему Паскевич сослал без суда и безвозвратно в Сибирь 12 человек алдаров лишь за то, что в народе они пользовались почетом и уважением. Имена их достойны памяти и потому их назову: 75-летний старик Беслан Шанаев с семью сыновьями, Уари и Каурбек Тулатовы, Буто Кануков, Инус Дударов и Хаджи Албегов…

Малая Кабарда состояла из 3-х княжеств, в числе 800 дворов: Мударовы, Ахловы и Таусултановы. Из них князь Альбахсит Мударов и первостепенный уздень Эльджарыко Абаев, не желая русского подданства, ушли к непокорным чеченцам.

Генерал Ермолов, бывший на Кавказе почти самовластным Главнокомандующим, сильно благоволил к состоявшему при нем черкесу – полковнику князю Бековичу-Черкасскому, жителю города Кизляра, православного вероисповедания, и потому пожелал сделать его владельцем Малой Кабарды, и только на этом основании вся земля их в количестве около ста тысяч десятин была утверждена актом и планом за князем Бековичем-Черкасским, а другие князья и первостепенные уздени с их подвластными остались без куска земли за то, что один из князей и один из узденей бежали от русских в Чечню.36

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Постыдная битва в Бабуговской станице. – Варварство начальника округа. – Чеченский старшина Майри-Бийбулат.

В 1858 году в Бабуговской станице некоторые из абазинских казаков, по правилам свято ими чтимого гостеприимства, приняли на ночлег нескольких из непокорных закубанских абазинцев.

Полковое начальство, узнавши об этом гостеприимстве, донесло высшему начальству, которое, как всегда, пожелало для уничтожения зла увеличить наказание в сто раз больше, чем по закону следовало, и потому приказало сослать из этой станицы двадцать дворов в Россию, на всегдашнее жительство, в пример другим.

Злополучные казаки эти, видя в ссылке своей от незнакомого им климата гибель всем своим семействам, обратились с убедительной просьбою к ближайшему начальству не поступать с ними противно русским законам и наказать из них только тех, за вину которых наказывают многих невиновных. Начальство, не обращая внимания на справедливую просьбу их и считая ее упрямством, строго потребовало от них: скоро и буквально исполнить приказание высшего начальства, утешая их тем, что гнев царя есть гнев Божий и надо делать то, что приказано.

Когда несчастные жертвы ужасного произвола – после нескольких неудачных их просьб – убедились в неизбежности рока, им назначенного, то посадили свои семейства на арбы и, отъехавши недалеко от своей станицы, остановились на удобном для боя месте. И там, не имея ни тени надежды на правосудие, написали прошение на имя Главноначальствующего Наместника Кавказа о пощаде невинных душ дряхлых стариков, жен и детей, об освобождении их от ссылки в дальние российские губернии и наказания тех, которые, сами не скрывая свою вину, готовы охотно подвергнуть себя законному наказанию. Прошение это заключили следующими словами: «В противном же случае мы все без исключения дали обет не переселяться в Россию, пока нам не покажут, что ссылка наша есть законная, а не произвольная».

Прошение это они отправили в Тифлис по почте и в ожидании решения своей судьбы оставались там более одного месяца. На строгие требования начальства отправиться в назначенное им место жительства, они отвечали ясно и коротко: «Повезите туда наши тела, а живыми мы не пойдем».

Не помню когда, но, кажется, в августе месяце, был прислан отряд, и мученики исполнили в точности свою присягу: все, кроме детей и раненых женщин, и то в количестве от шести до десяти душ, пали под картечью и на штыках.

Позорное дело это сильно тронуло и огорчило всех благомыслящих людей. В благородных русских обществах и кружках никто себе не позволял и заикнуться об этом ужасном деле. Постыдное дело это произошло близ г. Пятигорска, где многие из больных, приехавших из дальних русских губерний, с изумлением и негодованием невольно были свидетелями неслыханного дела, до того их тронувшего, что некоторые из них в тот же день оставили лечение и поспешили уехать в Россию, говоря: «Мы, хотя и много слышали о проделках кавказского начальства, но, к сожалению, мало верили, зато уж теперь-то мы сами, к несчастью, сделались очевидцами того, чему действительно трудно поверить».37

Несмотря на отзывы и негодование всех благомыслящих русских, точно такое же было дело в 1868 году с жителями закубанского аула Кудинетовых, с тою только разницею, что они сами38 просили, по примеру их соотечественников, разрешить им переселиться в Турцию и, получивши от начальства согласие, продали свой скот и приготовились пуститься в путь до Керчи.

Не знаю, по чьему приказанию окружной начальник их, полковник Догмицов, не позволил им готовиться в путь. Черкесы, полагая, что Догмицов делает это из своего каприза, не послушались его и, посадив на арбы свои семейства, пустились в путь.

Окружной начальник, узнавши об этом, живо собрал отряд пеший и конный и с четырьмя орудиями пошел за ними в догонь. Догнавши их, приказал им возвратиться обратно в аул. Черкесы эти обратились с вопросом к своему мулле, что он им посоветует. Полоумный фанатик на вопрос их ответил вопросом:

– Известно ли вам, что русское правительство имеет в виду обратить всех черкесов в свою религию?

– Известно, – ответили черкесы.

– Если вы это знаете и останетесь его подданными, то есть ли у вас опасение, что потомство ваше со временем будет обращено в христианство?

– Есть, – сказали черкесы.

– В таком случае, вернуться назад и остаться русскими подданными – значит отказаться от своей религии и добровольно сделаться христианами, – сказал им полоумный и малограмотный мулла.

Черкесы, за исключением одного, который советовал им вернуться назад,39 все поклялись переселиться или умереть. О чем дали знать и начальнику отряда полковнику Догмицову, который арестовавши двух к нему присланных, ничего умнее и легче не нашел, как дать залп из четырех орудий на собравшихся за своими арбами переселенцев. Из среды последних, после сделанного по ним залпа, все конные броси лись в шашки и до единого пали в средине отряда. Равно и из-за арб уменьшился ружейный огонь. В это время некоторые из офицеров обратились к недостойному их начальнику с просьбою прекратить огонь и пойти с пехотою на арбы, спасти детей и жен от неминуемой смерти. Сколько они его ни просили и не убеждали, что так требует честь русского оружия, отъявленный трус и изверг Догмицов не согласился, уверяя их, что пешие черкесы скрыли себя в ямах и нанесут пехоте большой урон.

Один из ротных командиров, презирая неуместные и малодушные предосторожности, не спрашивая позволения, повел свою роту и, дойдя до арб, заметил перед ними около нескольких тел одну красивую девушку в белом платье.

Желая спасти ее, он бросился к ней, но как только хотел ее схватить, девушка моментально вынула из-за пазухи пистолет и наповал убила благородного героя, пожертвовавшего собою ради той особы, от руки которой волею судьбы назначен был конец его благородной жизни.

Несчастная эта девушка была тоже заколота штыками разъяренных солдат и вместе с телами отца, матери и двух братьев брошена в одну яму.40 За арбами нашли живыми только одну женщину с ребенком. Число павших было 233 души обоего пола.

Здесь справедливость требует заметить, что позорное дело это, кажется, было сделано помимо приказания высшего начальства, иначе бы негодяй Догмицов не был бы прогнан со службы.

Подробности этого сильно трогательного дела в слезах передали мне переселившиеся из Кубанской области в Турцию кабардинский князь Кайтукин и бесленеевский первостепенный уздень Алхаст Дохшукин, присовокупив, что они, написавши всю истину этого дела, подали в Константинополе правдивый свой рассказ Садразаму, который был тронут до глубины души.

Несправедливо было бы оспаривать ту истину, что честность, правдивость и храбрость были отличительными качествами кавказских народов, где каждый человек, стремясь оставить по себе добрую память в среде своего отечества, избегал делать то, что, но народному понятию, считается стыдом.

К большому несчастью, правительство ложно признало эти качества вредными своим видам и не только не поощряло их, а, напротив того, к большому стыду и вреду своему, сильно их преследовало и тем, вооруживши против себя всех благородно мысливших туземцев, наделало много и много зла краю и России.

Доказательством сему я из множества бывших плачевных дел помещаю только те из них, которые случились в мое время и более врезались в мою память.

Например, в Большой Чечне старшина Майри-Бийбулат своим личным достоинством успел соединить около себя всю Чечню и, твердо держа сторону справедливости, часто по народным делам обращался к ближайшему русскому начальству, которое, согласно своей политике, употребляя в дело обман, на словах желало и обещало ему много добра, а на самом деле оказывало большое пренебрежение к обрядам, обычаям и справедливым просьбам чеченцев. Вследствие чего МайриБийбулат, окончательно потерявши терпение и доверие к русским, посоветовал народу восстать и силою оружия требовать от русских управлять чеченцами по народному обычаю, а не по произволу местного начальника.

Таким образом, начались враждебные действия между русскими и чеченцами.

В 1818 году главнокомандующий кавказскими войсками генерал Ермолов, заложив крепость Грозную, двинулся с сильным отрядом в Большую Чечню, в аул Майртуп, где двум чеченцам предложил 300 червонцев за голову Майри-Бийбулата41.

Чеченцы, отказавшись от коварного предложения Ермолова, немедленно дали знать об этом Майри-Бийбулату. Но, к немалому удивлению этих чеченцев, Майри-Бийбулат вместо того, чтобы порицать Ермолова, был чрезвычайно обрадован намерением главного начальника края и, подаривши чеченцам по одной хорошей лошади, отпустил их домой.

Скоро вслед за тем он попросил к себе народного кадия со всеми членами народного махкеме (суда) и обратился к ним так:

– Я сегодня перед приходом вашим составил план выгодного мира или вечной войны с русскими. Если только народ верит тому, что я из любви к нему и к его свободе готов пожертвовать собой, то прошу уполномочить меня на исполнение задуманного мною плана, и не дальше, как завтра, вы все будете знать, что угодно Богу: мир или война.

– Ты не раз доказывал народу, – ответили члены суда, – что готов умереть за него, и потому Чечня тоже всегда готова без малейшего возражения исполнить все то, что ты найдешь для нее полезным.

Бийбулат, поблагодарив их, приказал, чтобы все конные и пешие ополчения на всякий случай были готовы к бою.

Между отрядами ген. Ермолова и чеченскими сборищами было расстояния не более пяти верст.

В ту же ночь из передовой русской цепи дали знать главному караулу, что трое лазутчиков имеют сказать весьма важное дело лично главнокомандующему. Караульный офицер доложил об этом состоявшему при корпусном командире по политическим видам полковнику кн. Бековичу-Черкасскому, а тот – ген. Ермолову. Скоро лазутчики эти с кн. Бековичем и с переводчиком вошли без оружия в ставку Ермолова. Один из них, тщательно окутавши голову башлыком, обратился к нему (через переводчика) со следующими словами:

– Сардар! Я слышал, что вы за голову Бийбулата отдаете 300 червонцев. Если это справедливо, то я могу вам услужить, и не дальше, как в эту ночь, голова Бийбулата будет здесь, перед вами, не за 300 червонцев, а за то, что вы из любви к человечеству избавите бедный чеченский народ и ваших храбрых солдат от кровопролитных битв.

Ермолов, будучи удивлен и заинтересован словами бойко и твердо выходившими из-под башлыка, спросил чеченца, кто он такой и каким образом он может исполнить все, что он говорит и обещает.

– Прошу вас не спрашивать, – ответил лазутчик. – Вы узнаете меня, когда я представлю вам голову Бийбулата.

Ермолов, еще сильнее заинтересованный, жадно ловил слова лазутчика и, желая хорошенько понять его, спросил:

– Сколько же червонцев ты хочешь за голову Бийбулата?

– Ни одной копейки, – ответил лазутчик. Ермолов и любимец его Бекович взглянули друг на друга с недоумением. Ермолов с иронической улыбкой, назвавши этого чеченца небывало бескорыстным лазутчиком, потребовал от него сказать решительно и откровенно его желание.

– Мое желание, – продолжал тот, – состоит в том, чтобы вы, получивши в эту ночь голову Бийбулата, завтра или послезавтра повернули свои войска обратно в крепость Грозную и там, пригласивши к себе всех членов народной махкемы, заключили с ними прочный мир на условиях, что отныне русские не будут строить в Большой и Малой Чечне крепостей и казачьих станиц, освободили всех арестантов, невинно содержащихся в Аксаевской крепости и управляли ими не иначе, как по народному обычаю и по шариату в народном суде (махкеме). Если вы, сардар, согласитесь на сказанные условия и дадите мне в безотлагательном исполнении их верную поруку, то opnxs вас верить и тому, что голова Бийбулата будет в эту ночь здесь.

По повторяю: вам не за деньги, а на вышесказанных условиях.

– Не правда ли, мы имеем дело с весьма загадочным человеком, – заметил Ермолов любимцу своему Бековичу.

– При всем моем желании, – сказал Бекович, – я не верю ни одному из его слов.

~ Чем черт не шутит, – сказал Ермолов, – чем меньше мы ему будем верить, тем больше он нас обрадует, если, сверх ожидания нашего, через несколько часов он явится к нам с головой любезного нам Бийбулата.

– Скажи ему, – приказал Ермолов, – все, что он желает, есть благо народа, и потому я охотно соглашусь с ним, пусть только скажет, кого он хочет иметь порукою.

– Честное слово сардара Ермолова и милость царя Александра, – сказал лазутчик.

– Пусть будет так, – заключил Ермолов и протянул ему руку, – вот тебе моя рука и с нею даю тебе честное слово, что получивши от тебя голову Майри-Бийбулата, нарушителя спокойствия целого края, исполню с большим удовольствием все то, что между нами сказано и, кроме того, народные кадии и достойные члены суда будут получать от правительства хорошее содержание, а тебя, как достойного, щедро наградит царь. Теперь, – продолжал Ермолов, – я свое кончил, также требую от тебя, как истинного мусульманина, верную присягу на Коране, что ты исполнишь в точности свое обещание.

Лазутчик, не выпуская руку Ермолова, благодарил Бога, называя себя чрезвычайно счастливым и говоря, что надежды и ожидания его совершенно оправдались и что чеченцы избавлены от разорительной войны. Затем, выпустив руку Ермолова, сказал:

– Теперь вам, сардар, присяга моя не нужна, – он снял башлык, – вот вам голова Бийбулата. Она всегда была готова быть жертвою для спокойствия бедного чеченского народа. Поручаю себя Богу и Его правосудию.

– Он сам!.. Он сам! – воскликнули одновременно Бекович и переводчик.

– Да кто же он? – нетерпеливо спросил Ермолов.

– Сам Майри-Бийбулат, Ваше Высокопревосходительство! – ответил Бекович.