Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Муса Джалиль

 
Ребята, на луга быстрей,
Играйте, смейтесь в сочных травах!
Развеселите матерей,
Развейте боль свою в забавах!
 
 
Цветы повсюду разрослись,
Душисты, ярки, сердцу любы.
Пылает мак, блестит нарцисс,
Они свежи, как ваши губы.
 
 
Они под солнцем расцвели,
Их нежит ветер на рассвете, —
То нашей матери-земли
Любимые, родные дети.
 
 
Война была в родном краю,
Пожары были и метели.
Горели воины в бою,
Деревни, города горели.
 
 
Была за Родину война,
Земля взрастила нас борцами,
И та земля напоена
И кровью нашей и слезами.
 
 
В крови, в слезах мы шли вперед,
И победило наше дело.
Весна пришла, весна цветет
И землю в пышный цвет одела.
 
 
И в сердце раненом земли
Победы вижу я цветенье,
В цветах услышать мы смогли
Родной земли сердцебиенье.
 
 
Цветы земли, цветы весны, —
Резвитесь, дети, смейтесь, дети!
Вы – счастье, торжество страны
И вести о ее расцвете.
 
 
Быть может, брат ваш иль отец
Погиб во имя вашей воли,
Но вспоминал о вас боец
В последний миг на ратном поле.
 
 
Ласкайте вы цветы нежней,
Дышите, дети, вешней новью, —
Дарит вам радость мирных дней
Земля, напитанная кровью.
 
 
Вы – дети матери-земли,
Вам доля трудная досталась,
На той земле вы расцвели,
Что нашей кровью пропиталась.
 
 
О, как нам дорог ваш расцвет,
Как вами родина гордится!
Грядущих лет мы видим свет,
Когда глядим на ваши лица.
 
 
Цветите каждый день и час,
Мы вас приветствуем сердечно.
Свободу гордую для вас
Завоевали мы навечно.
 

9 ноября 1943

 
Толпой пришли к поэту стар и млад,
Уже гостями полон дом его.
Поэт повел их в тот роскошный сад,
Что вырастил близ сердца своего.
 
 
Потом, чтоб было весело гостям,
Бокалы песней он наполнил сам;
Искрится это жгучее вино —
В душе певца рождается оно.
 
 
И молодые, и бородачи
От пламени тех песен захмелели.
В сердцах гостей веселые лучи
От сбывшихся надежд уже запели.
 
 
Из-за стола поднялся старый дед.
Старик сказал взволнованно:
   – Друзья!
Я очень стар. Мне девяносто лет.
Но лучше пира не знавал и я.
 
 
Судьба мне посылала много бед.
Всю жизнь я шел по трудному пути.
Мне удалось в твоем саду, поэт,
Утраченную молодость найти.
 

Ноябрь (?) 1943

 
Порой душа бывает так тверда,
Что поразить ее ничто не может.
Пусть ветер смерти холоднее льда,
Он лепестков души не потревожит.
 
 
Улыбкой гордою опять сияет взгляд.
И, суету мирскую забывая,
Я вновь хочу, не ведая преград,
Писать, писать, писать, не уставая.
 
 
Пускай мои минуты сочтены,
Пусть ждет меня палач и вырыта
   могила,
Я ко всему готов. Но мне еще нужны
Бумага белая и черные чернила!
 

Ноябрь 1943

 
Цепи каменного мешка
Пусть твоя разорвет рука!
А не сможешь, так смерть
   предстанет —
Ведь она здесь всегда близка!
 
 
Положили тебя в мешок,
Завязали под злой смешок.
Ставят в очередь твое тело,
Чтоб смолоть его в порошок.
 
 
Мелет мельница жизнь людей —
Громоздятся мешки костей.
Жернова ее из железа,
С каждым днем они все лютей.
 
 
Мельник злится, от крови пьян:
Не мука – кровь течет из ран.
Жадно пьет ее клоп проклятый —
Бесноватый, слепой тиран.
 
 
Пусть умолкнет мельницы рев!
Пусть не вертит сила ветров
Крылья черные! Пусть не льется
Дорогая родине кровь!
 
 
Развяжите горы мешков!
Раздавите дом пауков!
Развалите мельницу пыток
Остриями гневных штыков!
 

Ноябрь (?) 1943

 
Не преклоню колен, палач, перед тобою,
Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей.
Придет мой час – умру. Но знай: умру я
   стоя,
Хотя ты голову отрубишь мне, злодей.
 
 
Увы, не тысячу, а только сто в сраженье
Я уничтожить смог подобных палачей.
За это, возвратясь, я попрошу прощенья,
Колена преклонив, у родины моей.
 

Ноябрь 1943

 
Коль обо мне тебе весть принесут,
Скажут: «Устал он, отстал он, упал», —
Не верь, дорогая! Слово такое
Не скажут друзья, если верят в меня.
 
 
   Кровью со знамени клятва зовет:
   Силу дает мне, движет вперед.
   Так вправе ли я устать и отстать?
   Так вправе ли я упасть и не встать?
 
 
Коль обо мне тебе весть принесут,
Скажут: «Изменник он! Родину предал», —
Не верь, дорогая! Слово такое
Не скажут друзья, если любят меня.
 
 
   Я взял автомат и пошел воевать,
   В бой за тебя и за родину-мать.
   Тебе изменить? И отчизне моей?
   Да что же останется в жизни моей?
 
 
Коль обо мне тебе весть принесут,
Скажут: «Погиб он. Муса уже мертвый», —
Не верь, дорогая! Слово такое
Не скажут друзья, если любят тебя.
 
 
   Холодное тело засыплет земля, —
   Песнь огневую засыпать нельзя!
   Умри, побеждая, и кто тебя мертвым
   Посмеет назвать, если был ты борцом!
 

20 ноября 1943

 
Много к девушке-зорьке спешит женихов
Из заморской чужой стороны,
Все в парче да в атласе, и грузом даров
Их ладьи золотые полны.
 
 
Этот – жемчуг принес, тот – бесценный
   алмаз.
Кто ж, красавица, суженый твой?
Каждый слышит в ответ непреклонный
   отказ
И ни с чем уплывает домой.
 
 
Но пришел между ними однажды поэт
И принес он ей сердце свое,
Только сердце, где песни, где пламя и свет…
Вот счастливый избранник ее!
 

29 ноября 1943

 
Неволя! Истомила ты меня,
Не отличаю дня от ночи.
Мою надежду, сердца страсть
Темница тягостная точит.
 
 
И сыр и мрачен этот каземат.
Здесь нажил кашель я упорный.
Я к двери подойду – дверь под замком,
Окно – в крестах решетки черной.
 
 
Ждет виселица каждый день меня,
Я к ней все ближе с каждым утром.
Вся жизнь моя отныне – лишь в мечте,
Отрада – в сне, тяжелом, смутном.
 
 
И редко сквозь решетку луч зари
Пройдет сюда с теплом, с участьем.
Тогда мне кажется: ко мне пришло,
Платком накрывшись алым, счастье.
 
 
И кажется, любимая меня
Целует с пламенною силой,
Вот-вот возьмет меня и поведет
На торжество свободы милой.
 
 
И скажет: – Не напрасно ждал,
Тюрьмою и тоской окован.
Я принесла тебе свободу, жизнь,
Зарей зажглась в сиянье новом…
 
 
Мечта, мечта! Как сладостно с тобой!
Ко мне приходишь ты сквозь камни.
Чтоб делал я в темнице без тебя?
Хоть ты со мной! Ты так нужна мне!
 
 
Я знаю: с жизнью и мечта уйдет.
Зато с победою и счастьем
Она зарей взойдет в моей стране, —
Сдержать зарю никто не властен!
 

Ноябрь 1943

 
Любовь так долго юношу томила,
Что как-то раз, дыханье затая,
«Люблю» шепнул он робко. Но от милой
Капризницы не услыхал: «И я!»
 
 
Была ли то уловка страсти скрытой,
Иль вправду был он безразличен ей, —
Не все ль равно? Любовь в душе джигита
Все ярче разгоралась, все сильней.
 
 
Пришла война и увела нежданно
Джигита в пламя и водоворот.
Любовь жила и заживляла раны,
И за руку вела его вперед.
 
 
Сражался на переднем крае воин
За дом родной, за девушку свою.
Ведь имени джигита недостоин
Тот, кто не дышит мужеством в бою.
 
 
Любовь была и силой и опорой, —
Со страстной верой в битву шел боец.
Когда зажглась заря победы скорой,
Свалил джигита вражеский свинец.
 
 
Последнее дыханье в нем боролось
С угаром смерти. Бредил он, хрипя.
– Люблю… – сказал он и услышал голос
Своей возлюбленной: – И я!..
 

30 ноября 1943

Моему бельгийскому другу Андре,

с которым познакомился в неволе.[9]9
  Андре Тиммерманс – бельгийский партизан, доставивший в советское консульство в Брюсселе одну из записных книжек поэта.


[Закрыть]

 
Когда б вернуть те дни, что проводил
Среди цветов, в кипенье бурной жизни,
Дружище мой, тебе б я подарил
Чудесные цветы моей отчизны.
 
 
Но ничего тут из былого нет —
Ни сада, ни жилья, ни даже воли.
Здесь и цветы – увядший пустоцвет,
Здесь и земля у палачей в неволе.
 
 
Лишь, не запятнанное мыслью злой,
Есть сердце у меня с порывом жарким,
Пусть песня сердца, как цветы весной,
И будет от меня тебе подарком.
 
 
Коль сам умру, так песня не умрет,
Она, звеня, свою сослужит службу,
Поведав родине, как здесь цветет
В плененных душах цвет прекрасной
   дружбы.
 

Декабрь 1943

 
Преграждая путь гремящим «тиграм»,
Ждут в овраге пятеро солдат;
Разложив гранаты и бутылки,
Зорко за противником следят.
 
 
Вот один из гадов стальногрудых,
Остановленный, пройти не смог
И свалился набок у кювета,
К облакам задрав свой черный рог.
 
 
Рвутся «тигры», изрыгают пламя,
Все теснее их зловещий круг.
И средь пятерых солдат нашелся
Жалкий трус, он руки поднял вдруг.
 
 
Но сосед-боец, приятель прежний,
В спину штык ему тотчас вонзил.
– Смерть прими от земляка, предатель,
Если ты заржавел и прогнил!
 
 
Бой закончен. Вражеские танки
Не смогли пробиться под огнем.
Пятеро солдат лежат в овраге,
Успокоившись последним сном.
 
 
И четыре алые гвоздики
Славные могилы осенят,
Но репейник вырастет на пятой,
Где схоронен трус, а не солдат.
 
 
Вы придите, девушки, к могилам,
Вырвите репей, что вырос там,
И отдайте всю любовь и ласку
Алым, незапятнанным цветам!
 

Декабрь (?) 1943

 
В сияющий день на исходе зимы,
Когда оседает подточенный влагой
Рыхлеющий снег, от рассвета до тьмы
На горке Серебряной шумной ватагой
Крестьянские дети играли в снежки.
В тумане алмазной сверкающей пыли
Они кувыркались, ловки и легки,
Потом они снежную деву слепили.
Стемнело. Морозило. В твердой коре
Застыли сугробы, дремотой объяты.
И, девушку бросив одну на горе,
По светлым домам разбежались ребята.
 
 
А ночью повеяло с юга теплом.
И ветер, лаская дыханием влажным,
Нашептывал девушке сказку о том,
Как много прекрасного в солнце
   отважном:
– Ты солнца не знаешь. Могуч и велик
Наш витязь блистающий, с огненным
   телом,
Глаза ослепляет пылающий лик,
И землю он жжет своим пламенем белым!
 
 
Но девушка только смеялась: – К чему
Мне солнце твое и весна молодая?
Я ваших страстей никогда не пойму:
Из белого снега, из синего льда я,
И в сердце холодном не сыщешь огня.
Дружу я с морозом и с ветром студеным,
А с солнцем простой разговор у меня:
Захочет – само пусть приходит
   с поклоном.
 
 
Светало. За лесом горел небосвод.
Могучее солнце взошло на пригорок,
Красавицу снежную манит, зовет,
Дарит ей лучей ослепительный ворох.
 
 
И девушка вздрогнула. Ранней зарей
В ней душу весна пробудила впервые…
Любовь задает нам загадки порой,
И жар ее плавит сердца ледяные.
 
 
И снежная девушка к речке плывет,
Влюбленная в солнце, совсем как живая,
Туда, где под ветром ломается лед
И льдины грохочут, друг друга сжимая.
И солнце пленилось ее красотой
И, сняв ледяное ее покрывало,
В объятиях сжало рукой золотой
И снежную девушку поцеловало.
 
 
Ее опалило волшебным огнем…
Охвачена неодолимым порывом,
И, вся растворяясь в любимом своем,
Она зажурчала ручьем говорливым.
 
 
Прозрачные капли блестят на лице —
То слезы любви. Не узнать недотроги.
Где гордая девушка в снежном венце?
Где сердце, что было так чуждо тревоге?
 
 
В объятьях любимого тает она,
Течет, и поет, и горит, и сжигает,
Пока не затихла, как моря волна,
Когда она берега вдруг достигает.
 
 
Лишь в землю последняя слезка ушла…
Где снежная девушка с песней бежала,
Там выросла роза, как солнце светла,
Как солнце, горячая пламенем алым.
 
 
Любовь, так и ты разливайся, горя!..
Мы с милой сольемся, как вешние воды,
Чтоб там, где любил я, где жил я все
   годы,
Багряные розы цвели, как заря.
 

4 декабря 1943

 
Прожил девяносто лет Фарук.
Утром встал, исполненный кручины, —
О себе задумался он вдруг,
Низко опустив свои седины:
 
 
«Пожил я – и хватит! Человек
Должен совесть знать, а мы забыли,
Что пришли на землю не навек.
Надо мне подумать о могиле.
 
 
Надо мне оставить в стороне
Горести и радости мирские,
Надо помнить о последнем дне,
Отвергая помыслы другие».
 
 
И пошел к гробовщику старик,
С бренной жизнью мысленно прощался.
Но случилось так, что гробовщик
Рядышком с цирюльней помещался.
 
 
Только на крыльцо ступил Фарук,
Сотрясаясь всем бессильным телом, —
В красных ичигах, в халате белом
Девушка из двери вышла вдруг.
 
 
Есть ли в мире сердце, чтоб осталось
Равнодушным к прелести такой?
Перед ней согнет колени старость,
Смерть отступит перед красотой.
 
 
Сердце стариковское бросала
Девушка то в пламя, то в озноб.
Засмеялась и шутя сказала:
– Как дела, мой дед? Вам нужен гроб?
 
 
– Что ты, дочка! Смерть – не у порога,
Рано думать о последнем дне.
Бородой оброс я, и немного
Бороду поправить надо мне.
 

Декабрь (?) 1943

(О человечности)

 
Людей-слонов нередко я встречал,
Дивился их чудовищным телам,
Но я за человека признавал
Лишь человека по его делам.
 
 
Вот, говорят, силач – железо гнет,
Вода проступит там, где он пройдет.
Но будь ты слон, а я не признаю,
Коль дел твоих – по горло воробью.
 
 
Пускай на всем, что совершаешь ты,
Проступит след душевной чистоты:
Ведь сила не во внешности твоей.
А только в человечности твоей.
 
 
В твоих делах проявится сама
И справедливость твоего ума,
И то, что сильным сердцем наделен,
Что ты любовью к родине силен.
 
 
Жить бесполезно – лучше уж не жить,
На ровном месте кочкою служить.
Свети потомкам нашим, как маяк,
Свети, как человек, а не светляк.
 
 
Железо не ржавеет от труда,
И глина обожженная тверда,
Оценит мужа по делам народ,
Героя не забудет никогда.
 

9 декабря 1943

 
При дороге одиноко
Дуб растет тысячелетний,
На траве зеленой стоя,
До земли склоняя ветви.
 
 
Легкий ветер на рассвете
Между листьев пробегает,
Будто время молодое
Старику напоминает.
 
 
И поет он о минувшем,
Про безвестного кого-то,
Кто вскопал впервые землю,
Проливая капли пота.
 
 
Кто зажег в нем искру жизни?
Кто такой? Откуда родом?
Государем был великим,
Полеводом, садоводом?
 
 
Кем он был – не в этом дело:
Пот его в земле – от века,
Труд его – в стволе могучем:
Дуб живет за человека!
 
 
Сколько здесь прошло народу —
Проходившим счета нету!
Каждый слышал песню дуба,
Каждый знает песню эту.
 
 
Путник прячется в ненастье
Под навес зеленолистый;
В зной работников усталых
Дуб зовет во мрак тенистый;
 
 
И недаром лунной ночью
Он влечет к себе влюбленных,
Под шатром соединяя
Тайной страстью опаленных;
 
 
Заблудившимся в буране
Путь укажет самый краткий;
Тех, кто жнет, горячим летом
Напоит прохладой сладкой…
 
 
Преклонюсь перед тобою,
Счастлив ты, земляк далекий.
Памятник тебе достойный
Этот старый дуб, высокий.
 
 
Стоит жить, чтоб в землю врезать
След поглубже, позаметней,
Чтоб твое осталось дело,
Словно дуб тысячелетний.
 

10 декабря 1943

 
Как цветок на пуху,
Он в кроватке лежит.
Глаз нельзя отвести —
Очень сладко он спит.
Повернется во сне,
Полной грудью вздохнет.
Будто розовый цвет,
Нежный бархатный рот.
Сон на яблочках щек,
На фиалках ресниц,
Сон на влажных кудрях, —
Спи, родной, не проснись!
 
 
Ишь нахмурил во сне
Шелковинки бровей!
Одеяльце во сне
Сбросил ножкой своей.
Обнял куклу рукой —
Мой анис, мой нарцисс,
Баю, баю, баю!
Спи, родной, не проснись!
 
 
Все молчит. Тишина.
Можно только шептать,
Говоря меж собой,
Чтоб ему не мешать.
Чу! Ступайте легко,
Пусть ничто не скрипит.
Не будите его —
Пусть он досыта спит.
Трех назойливых мух
Шалью выгнали вон,
Только б сладко он спал,
Только б выспался он.
Все притихли над ним,
Мать склонилась над ним —
Даже сон бережет
Нежным сердцем своим.
 

11 декабря 1943

 
Как волшебный клубок из сказки,
Катился мой жизненный путь.
На закате у этого дома
Остановился я отдохнуть.
 
 
Как владыка дивов из сказки,
Вышел хозяин навстречу мне:
Мертвый орел вместо шапки,
Топор висит на ремне.
 
 
Железные двери, как в сказке.
В железе дыра, и в нее
Смотрит див ежедневно —
Добро проверяет свое.
 
 
На ста кострах ежедневно
Жарят шашлык из людей…
И сюда меня черная доля
Завела из отчизны моей!
 
 
Эх, сказки моей бабушки,
Тягаться с правдой не вам!
Чтоб рассказать о страшном,
К каким обращусь словам?
 
 
Здесь всюду стоят капканы,
Чтоб ты убежать не мог.
Тень смерти на всех переулках,
На каждой двери замок.
 
 
У дива такой порядок:
Умному – голову с плеч!
А матерей и младенцев —
В стальной каземат – и сжечь!
 
 
А чернобровым джигитам,
А девам, подобным хурме, —
Без пищи, без воли зачахнуть
На тяжкой работе в тюрьме!..
 
 
Видеть, как плачет юность,
Видеть цвет увяданья на ней —
Страшной сказки страшнее,
Тяжкого сна тяжелей.
 
 
И мой черед скоро настанет,
Но песни мои повторят для вас
Ягоды, и цветы, и груши, и сосны,
И все, что ласкал я в пути не раз…
 
 
Как волшебный клубок из сказки,
Песни – на всем моем пути…
Идите по следу до самой последней,
Коль захотите меня найти!
 

12 декабря 1943

 
И это страна великого Маркса?!
Это бурного Шиллера дом?!
Это сюда меня под конвоем
Пригнал фашист и назвал рабом?!
 
 
И стенам не вздрогнуть от «Рот
   фронта»?
И стягу спартаковцев не зардеть?
Ты ударил меня, германский парень,
И еще раз ударил… За что? Ответь!
Тому, кто любил вольнодумца Гейне
И смелой мысли его полет,
В последнем жилище Карла и Розы
Пытка зубы не разожмет.
 
 
Тому, кто был очарован Гете,
Ответь: таким ли тебя я знал?
Почему прибой симфоний Бетховена
Не сотрясает мрамора зал?
 
 
Здесь черная пыль заслоняет солнце,
И я узнал подземную дверь,
Замки подвала, шаги охраны…
Здесь Тельман томился. Здесь я
   теперь.
 
 
Неужто и мне, как Розе и Карлу,
Смерть суждена от своры борзых?
И меня поведут, и меня задавят,
И сбросят с моста, как сбросили их?!
 
 
Кто Цеткиной внук?!
Кто Тельмана друг?!
Есть среди вас такие, эй?!
Услышьте голос стальной воли —
Откройте наши тюрьмы скорей!
 
 
С песней придите.
   Придите так же,
Как в девятнадцатом шли году:
С кличем «Рот фронт»,
   колоннами,
     маршем,
Правый кулак подняв на ходу!
 
 
Солнцем Германию осветите!
Солнцу откройте в Германию путь!
Тельман пусть говорит с трибуны!
Маркса и Гейне отчизне вернуть!
 
 
Кто Цеткиной внук?!
Кто Тельмана друг?!
Есть среди вас такие, эй?
Услышьте голос великой правды!
Наши тюрьмы откройте скорей!
 

19 декабря 1943

 
Знаю, в песне есть твоей, джигит,
Пламя и любовь к родной стране.
Но боец не песней знаменит:
Что, скажи, ты сделал на войне?
 
 
Встал ли ты за родину свою
В час, когда пылал великий бой?
Смелых узнают всегда в бою,
В горе проверяется герой.
 
 
Бой отваги требует, джигит,
В бой с надеждою идет, кто храбр.
С мужеством свобода, что гранит,
Кто не знает мужества – тот раб.
 
 
Не спастись мольбою, если враг
Нас возьмет в железный плен оков.
Но не быть оковам на руках,
Саблей поражающих врагов.
 
 
Если жизнь проходит без следа,
В низости, в неволе, что за честь?
Лишь в свободе жизни красота!
Лишь в отважном сердце вечность
   есть!
 
 
Если кровь твоя за родину лилась,
Ты в народе не умрешь, джигит.
Кровь предателя струится в грязь,
Кровь отважного в сердцах горит.
 
 
Умирая, не умрет герой —
Мужество останется в веках.
Имя прославляй свое борьбой,
Чтоб оно не молкло на устах!
 

Декабрь 1943

Андре Тиммермансу

 
Здесь нет вина. Так пусть напитком
Нам служит наших слез вино!
Нальем! У нас его с избытком.
Сердца насквозь прожжет оно.
Быть может, с горечью и солью
И боль сердечных ран пройдет…
Нальем! Так пусть же с этой болью
Уходит сорок третий год.
 
 
Уходишь, борода седая,
Навеки землю покидая?
Ты крепко запер нас в подвал.
Прощай! На счастье уповая,
Я поднимаю мой бокал.
Довольно жизням обрываться!
Довольно крови утекло!
Пусть наши муки утолятся!
Пусть станет на душе светло!
 
 
Да принесет грядущий Новый
Свободу сладкую для нас!
Да снимет с наших рук оковы!
Да вытрет слезы с наших глаз!
Согрев целебными лучами,
Тюремный кашель унесет!
И в час победы пусть с друзьями
Соединит нас Новый год!
 
 
Пусть будут жаркие объятья
И слезы счастья на очах!
Пускай в честь нас печет оладьи
В родном дому родной очаг!
Да встретятся жена и дети
С любимым мужем и отцом!
 
 
И чтобы в радостной беседе,
Стихи читая о победе
И запивая их вином,
Истекший год мы провожали
И наступающий встречали
За пышным праздничным столом!..
 

1 января 1944