Текст книги "Полынный мой путь (сборник)"
Автор книги: Мурад Аджи
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]
Мурад Аджи
Полынный мой путь
От автора
«Кто есть я?», «Что есть мои корни?» Подобные вопросы наверняка задавал себе каждый. Но не все находили ответ. Думаю, из сотни читателей лишь единицы назовут своего деда или прадеда, расскажут о них; о седьмом или двенадцатом колене не говорю… А ведь с корней, с обычаев, с традиций начинается всякий народ. Иначе он не народ – толпа.
Семь долгих десятилетий из нас делали серую толпу – безродный «советский народ». Тогда умело подрубали корни народам, отправляя их в небытие. Многое удалось. Так, в царской России проживало 196 народов, а в Советском Союзе осталось около 100. Половину искоренили. Не людей – народов! Исчезли со своей историей, культурой, традициями. Особенно пострадал Кавказ. Его терзали еще в царское время. Династия Романовых активно вела это постыдное дело.
В чехарде фактов и лжи, за века пронизавшей Россию, потеряны поколения, зачеркнуты целые исторические эпохи. Их теперь как бы нет в российской родословной. А они были!
Россиян издавна заставляли забывать свое прошлое, забывать своих предков и себя. Это давняя традиция. Были времена, когда прятали даже семейные фотографии и альбомы, боясь, как бы чего не вышло. Как бы не навредить себе и особенно детям. Страх заставлял людей прятаться и забывать… Вырастали желанные кому-то невежды – иваны, не помнящие родства. Было.
А корни, даже подрубленные, все равно напоминали людям о себе: ведь собой, своим существом, мы повторяем предков. Повторяем в характере, во внешности, в умении понимать окружающее. И думать. Народ нельзя уничтожить, он неуничтожим. Значит, мы такие же, как они, наши предки. Они не исчезли, мы – их наследство, их семя. Таков закон продолжения жизни. Народы действительно не исчезают. У людей исчезает память. И то лишь на время.
У нас теперь двойная родословная: та, что была, и та, что для нас придумана.
Вытравливать из людей память начали не в 1917 году и не при Романовых. Раньше, намного раньше. Возьмем Киевскую Русь, с нее ведут историю России. Мол, «пришли славяне на берег Днепра, заложили в IX веке стольный Киев-град…». С этой первой фразы, вынесенной со школьного урока истории, мы получали кривое зеркало, в котором всю жизнь видели только изуродованное прошлое. Зубы дракона посеяны.
Кто были тогда славяне? Никто! Ни один античный автор о них не упоминал. Писали о венедах, которые жили в Центральной Европе (в долине Вислы и Одера) до V века, до прихода Аттилы. О венедах, которые довольствовались собирательством и затем, спасаясь от врагов, скрылись в лесах Восточной Европы. Вот где корни славянства.
Эта история хорошо известна мировой науке. О ней знали латинские авторы I века, упоминал ее и римский историк Иордан. Венеды были одним из диких и отсталых народов Европы, жили по первобытным правилам. Они не знали железа, не видели городов. Лишь невольничьи базары оставила им римская цивилизация.
Как же могли эти «первобытные» люди построить на берегу Днепра город удивительной красоты? Да еще вдали от мест своего обитания?.. На чужбине.
С загадок начинается история России. С необъяснимых загадок. В книге российского историка Сергея Михайловича Соловьева нахожу затерявшуюся фразу, которая вроде бы ставит все на свои места: пришли в IX веке славяне к варягам и говорят (цитирую по Соловьеву): «Земля наша велика и обильна, да порядка в ней нет, приходите княжить и владеть нами».
Теперь, кажется, понятна история с Киевом, она уже чуть-чуть похожа на правду – в Скандинавии до IX века люди жили в городах, знали, как строить город, для чего он нужен. А это очень важные знания, ибо они поднимают общество с одной ступени развития на другую. Построить город – значит поменять образ жизни, хозяйство, армию, что, собственно, и случилось у скандинавов в VII веке… Просто так в жизни народа ничего не бывает. Нельзя прийти и построить то, чего ты никогда не видел.
Однако даже если варяги и помогли построить Киев, то возникает новое осложнение. Киев старше любого скандинавского города, археологи давно доказали это. Он возник в конце IV – начале V века, когда в Скандинавии городов еще не было. Разве не загадка?
А почему свое государство славяне назвали словом «Русь»? Тоже неясно. Правда, объяснений тут полно, но очень уж они невразумительны. Опять у Соловьева нахожу ответ: «Русью назывались варяги». Отсюда вывод: русский – значит не славянский, а скандинавский. В начальном своем понятии. Этим словом скандинавы называли свои заморские владения, некие княжества или ханства. У них было, кажется, пять или шесть «Русей», в том числе и Киевская. Главная их Русь лежала по побережью на север от Стокгольма, она и сейчас там. И, разумеется, славяне (венеды) ни к ней, ни к заморским странам варягов не имели даже малейшего отношения.
Историю России пора приводить в соответствие с реальностью. Это заказ времени…
В этой книге речь пойдет не о Руси, а о Великой Степи. О Дешт-и-Кипчаке, забытой ныне стране, в которой жили мои предки – половцы. Себя они называли кипчаками, говорили по-тюркски. Это на их земле в IX веке возникла Киевская Русь, и тому предшествовала долгая история. (Не по мановению же волшебной палочки и не на необитаемой планете появился в V веке город Киев, кто-то построил его.)
Никому невдомек задуматься: а что означает слово «киёв»? Так его произносят киевляне. Ни с одного славянского языка не переводится это тюркское (половецкое) слово: «киёв» – «зять». Историю-то России ведут с кипчакского города, который в IX веке захватили варяги, то есть русы. Отсюда – КИЕВСКАЯ РУСЬ. (Легенда о Кие – это литературное сочинение, нехитрая сказка о славянах-градостроителях.)
Почему Киёв – кипчакский город? Ответ прост: Великая Степь не была страной кочевников, до IX века там стоял не один, а много городов. Десятки. Среди них – Киев, город чьего-то зятя… Правда, сначала он назывался Баштау. А вся местность – «каганат Украина» (тоже тюркские слова). Все это давно известно, так что открытия в моих словах нет.
Известно из средневековых карт, из книг арабских и западноевропейских путешественников того времени, они неплохо рассказали о тех городах, отмечая их хорошие укрепления. В столичных центрах обитала аристократия, там были базары и храмы, куда приезжали люди со всей округи. Иные жители Дешт-и-Кипчака с IV века были христианами, от них религия пришла к язычникам-венедам. А в V веке (в 449 году) Кипчакскую епархию зарегистрировали на Эфесском церковном соборе под названием «Скифская».
Много, очень много неясного в недрах российской истории.
Появлению России предшествовало славное время – Великая Степь! Она вовсе не была «проходным двором», как принято о ней говорить. Каких только «народов» не придумали ей отечественные историки: половцы, печенеги, куманы, кумаки… Каскад имен, венцом которого стали «поганые татары». Однако итальянец Плано Карпини, побывавший в Степи в 1246 году и видевший ее жителей своими глазами, все расставил по местам. «Эти народы, – писал он, – имели одну форму лица и один язык, хотя между собой разделялись по областям и государям (здесь и далее выделено мною. – М. А.)».
То был тюркский народ и тюркский язык!
Я называю жителей Дешт-и-Кипчака их словом – КИПЧАКИ, веду биографию степного народа с Алтая, от тюрков. Алтай – колыбель России, утверждаю я в своих книгах. И не только России, но и всей современной Европы, Среднего Востока. С Алтая началось Великое переселение народов, которое неузнаваемо преобразило античный мир, коснулось многих уголков континента. Под ударами степняков пала Римская империя, центр языческого мира.
Теория «диких кочевников» ждет пересмотра. Хватит низводить тюркский народ до дикарского уровня. Хватит плести про моих предков небылицы и выдавать их за отечественную историю. Я хочу знать правду о себе и имею на это право.
Уже много веков сознательно унижается тюркская культура. Это правило ввела Римская церковь еще в V веке, на I Римском соборе в 494 году. А далеким отголоском ее решения стал приказ Петра I: «Басурман зело тихим образом, чтобы не узнали, сколько возможно убавлять». И убавляли. Всеми мыслимыми и немыслимыми способами.
Особенно постарались при Советской власти, тогда «уничтожали» целые народы. Первыми пострадали казаки, сложившие головы за то, что досталась им в наследство кровь половецкая, а с ней честь, доблесть, верность присяге. Такими в жизни были кипчаки-половцы…
Конечно, эта книга не бесспорна, но она написана не холодной рукой. С чистыми помыслами брался я за перо. Думаю, мои чувства разделил бы русский историк Н. Я. Аристов, который задолго до меня сказал: «Верное и точное изучение исторической жизни дает самое лучшее средство для понимания ее в настоящую пору». Вот зачем нужна эта книга.
«Говори правду, а правде никто не воспротивится», – учит древнее правило Алтая.
Знаю, услышав слова «половец», «тюрк», «татарин», воображение каждого само нарисует звероподобного дикаря с раскосыми глазами, кочующего по степи. Только и умел тот дикарь грабить и убивать несчастных славян. А потом, в XIII веке, степняки вдруг куда-то «исчезли», и славяне, облегченно вздохнув, стали править миром.
Как же убийственно невежественны мы… Мало кто из россиян догадывается, что он и есть кипчак, половец, степняк. Таковых, думаю, сейчас 50–80 миллионов человек. Не меньше. И это только в России. Синеглазых, светловолосых, коренастых, совсем не раскосых манкуртов… О людях с восточной внешностью, с «ястребиными глазами» вообще молчу, им сам Бог велел называться кипчаками. Их лица классические.
Кипчаки не исчезли, их поработили! Не славяне, конечно.
История человечества не знает примеров исчезновения народа. Мирное население не уничтожали даже при самых страшных средневековых нашествиях. ГУЛАГ – это советское изобретение, там начали уничтожать народы, отправляя их в вечную ссылку. Прежде жителей поверженной страны, особенно женщин и детей, а также ремесленников, брали в рабство, ставили в унизительное положение, над ними издевались. Но лишить генетического наследства не могли.
И верно, антропологи, изучая кости, найденные в курганах VIII века, не отличают их от материала могильников XIII века. Антропологически одинаковые! Коренные жители Степи, например казаки или кумыки, по сей день хранят внешность предков. Воистину народ нельзя уничтожить. «Казак от казака ведется», – говорят в народе.
В Тульской области, например, совсем рядом с Москвой, встречаются знаменитые половецкие бабы – статуи, служившие степнякам ориентирами. Кроме них сохранились географические названия, их тысячи. О древнем народе напоминают курганы-могильники. Курганы, как правило, разграблены, но они открыли археологам предметы быта степняков, которые «умирали» вместе с хозяином.
Золотые блюда, ювелирные украшения, изящные статуэтки – эти счастливые находки приводят в восхищение ценителей искусства… И тотчас забывается, что великолепные произведения искусства созданы руками «диких кочевников».
К сожалению, еще меньше известно о духовной культуре кипчаков – что-то уничтожило время, что-то люди. А ведь духовную культуру Великой Степи венчала вера в Бога Небесного.
В 312 году языческий Рим узнал о ней, тогда степные всадники впервые разбили армию Рима и у стен побежденного города прочитали молитву. На тюркском языке звучала она, а в ней рефреном – слова: «Ходай алдында бетен адэм ачык булсун» («Каждый человек должен предстать перед Богом с открытой душой»)… Конечно, эти знания – крохи, раскиданные по миру, они не позволяют судить о культуре кипчаков, но они позволяют задуматься над ее глубиной.
Не мог же народ, сотворивший произведения искусства, быть «диким»? Иметь литературу и письменность, но быть «бесписьменным»?.. Хотя, кто знает, далеко ли время, когда человечество изумленно ахнет, узнав о пустой странице своей истории? Есть версия, будто в XIII веке, когда судьба Великой Степи висела на волоске, кто-то из ханов спрятал в Кавказских горах библиотеку – целый караван книг.
Возможно, это слух. Но… на Кавказе, мне говорили, находили подобные книги.
Действительно, кипчаки – «белое пятно» в истории человечества. И в истории России, разумеется. В современной русской речи столько тюркских слов и выражений, что без них она уже невозможна. Едва ли не половина. Мы их даже не замечаем. Карман, деньги, товар, колбаса, изба…
Опять и опять приходят ко мне вопросы: «Кто есть мы?», «Что есть наши корни?»
Когда о кипчаках ничего не знаешь, то нынешний учебник истории вполне устраивает – ну исчезли и исчезли. У меня сложилось иначе: представляете, я почувствовал себя кипчаком! Запах полыни открыл мне мир. Будто Бог прикоснулся ко мне. С того мгновения я стал другим. Старая жизнь кончилась. Невероятно, но факт – у меня появились корни, я ощущаю их тепло, и мне легко жить.
А началось все с поездки в Дагестан, который толком я никогда прежде не видел.
Москва, 2000 год
P.S. Прошло шесть лет с выхода второго издания «Полыни…». Книга находила новых читателей, оставаясь библиографической редкостью. Сейчас вижу: что-то в ней было игрой интуиции, голосом сердца. И этим дорога мне «Полынь…». Она веха, с которой началось мое познание Родины. Задумывая переиздание, я не менял старый текст, хотя в разработке темы ушел далеко вперед. О том мои новые книги и сайт http://www.adji.ru
Открытие самого себя
Вдали, в розовом тумане восходящего солнца, среди степи виднелось что-то неясное, огромное: не то синеющий лес, не то застывшее облако. Но то был не лес. И не облако.
– Аксай, – безразлично произнес шофер. И я почувствовал, как забилось мое сердце. Вот уже обозначились дома. Много низких домов с покатыми крышами, с огромными верандами, окруженными садами. Вот уже ясно различались трубы, над которыми зависли белые клубы дыма… А сердце не унималось, искало выход наружу.
Аул Аксай – родина моих предков. Здесь родился мой прадедушка Абдусалам Аджи[1]1
Пусть простят меня предки, ведь по кумыкским обычаям я не имею права называть полным именем старших. Но как иначе рассказать нашу историю?
[Закрыть], и все радовались его появлению: без устали палили из ружей в воздух, гарцевали, праздновали несколько дней подряд, так велел обычай. Человек родился! Сюда, в Аксай, прадедушка привез свою первую жену – чеченскую красавицу Батий, а всего у него было четыре жены, Батий была старшей. Первенца они назвали Абдурахманом, в честь моего прапрадедушки, потом у них родилось еще одиннадцать детей, но лишь шесть выжили. Среди них – Салах, мой дедушка. А вот дети Салаха уже не знали Аксая. Дядя Энвер родился в Санкт-Петербурге, потому что там дедушка жил и учился на инженера, там он и женился. Отец мой увидел свет в Темир-Хан-Шуре, тогдашней столице Дагестана, где ненадолго после Петербурга поселилась молодая семья инженера, ведь бабушка закончила консерваторию по классу фортепьяно, в Аксае ей не хватало бы общества. Тогда окружению придавалось очень большое значение…
С тех пор столько воды утекло. Далеко разбросала плоды наша аксайская яблоня. Когда я ехал в аул, то не знал о ее щедрости, даже не догадывался – в нашем доме, как и во многих других, не принято было вспоминать. Никогда! Ничего!
Я родился и вырос в Москве, окончил университет на Ленинских горах, защитил диссертацию, учил студентов, объездил страну вдоль и поперек, написал много статей и книг и всю свою жизнь верил, что история фамилии Аджиевых началась после 1917 года… Как же долго тянулась болезнь.
К счастью, есть голос крови! Он и заговорил, когда в конце 80-х годов я поехал в Аксай, старинное кумыкское селение на севере Дагестана, искать свои корни.
Когда побываешь там, задумаешься: а верно ли, что Дагестан – «страна гор»? Будто нет там Кумыкской равнины, огромной, бескрайней, где степь разглажена ветрами, распахнута солнцу – открытая, гостеприимная, добрая. Такие же и люди, веками живущие здесь.
Степной Дагестан… Что известно о нем? Да и вообще, кто-нибудь вне Дагестана слышал о кумыках – моем народе? А еще сто лет назад наш язык был языком общения на Северном Кавказе. Из далеких горских селений приходили в наши аулы учиться кумыкскому языку и культуре.
Понимаю, рассказывать о своем народе сложно – всегда рискуешь либо что-то упустить, либо преувеличить. Поэтому буду говорить о себе и своей фамилии, когда-то знатной и уважаемой в Дагестане, об Аджиевых, о том, что сделали с нами. К сожалению, наш род разделил судьбу кумыков и всех тюрков. Это, увы, не преувеличение.
Брокгауза и Ефрона, их знаменитый Энциклопедический словарь, нельзя упрекнуть в предвзятости, меня – можно. Поэтому поведу свое «кумыкское» повествование с запечатленных в этом словаре слов: «…В кумыкских песнях отражается нравственный облик кумыка – рассудительного и наблюдательного, со строгим понятием о чести и верности данному слову, отзывчивого к чужому горю, любящего свой край, склонного к созерцанию и философским рассуждениям, но умеющему повеселиться с товарищами. Как народ более культурный, кумыки всегда пользовались большим влиянием на соседние племена».
Такие вот слова. Добавить к ним нечего.
Аджи был род воинов, потомственных военных, поэтому к имени мужчины полагалась приставка «сала» – Абдусалам-сала, например. Любовь к коню, оружию, воле приходила к ним с молоком матери, а уходила вместе с душой.
Сейчас я отойду от своей родословной, чтобы взглянуть на ту благодатную почву, которая растила наши корни, кормила их – кто же они такие, кумыки? Найти ответ на этот вопрос не просто: слишком уж многое переплелось в истории. Слишком изменилась жизнь за прошедший век. Слова из старой энциклопедии безнадежно устарели. О культурном влиянии кумыков даже говорить нельзя. Его нет.
Когда-то горцы, спускаясь на Кумыкскую равнину, толпились на базарах в ожидании самой грязной работы. Теперь на их месте стоят кумыки. Симпатичные, здоровые парни готовы месить глину, убирать навоз, пасти скот, сторожить урожай. Народ выродился. Ни одного известного ученого, поэта, писателя, артиста или врача. Дальше Дагестана никто не пошел. И это полбеды.
Хуже другое – никто и не нужен ему…
Когда вчитываюсь в иные книги, одолевает недоумение: что же, мы, тюрки, – народ без гордости? Что, всегда были такими серыми и скучными? Но об этом уже пишут, между прочим, кумыки по национальности. Сами низводят свой народ до дикарского уровня.
Как можно поверить, что кумыки – это выходцы из лакского селения Кумух? Однако есть такая «научно обоснованная» точка зрения. Несерьезной, иначе не назовешь и «теорию» о кумыках как отюрченных аварцах и даргинцах. Несерьезной, потому что достаточно увидеть кумыка, услышать его голос, чтобы понять принадлежность народа к иному, не горскому миру. Ничто не отличает кумыка от татарина, карачаевца или башкира. Ни внешне, ни внутренне. Увы, именно за антинародные «теории» присуждали ученые звания и степени, вот и старались кумыки в угоду властям.
Много говорили когда-то о богатстве духовного мира кумыков. По крайней мере еще в XIX веке. Их образ жизни, одежда, быт, культура имели свое неповторимое лицо, поэтому и называли их «кавказскими татарами». Разве это не свидетельство, оставленное Толстым или Лермонтовым? Кумыки – тюркоязычный народ. Быть тюрком, по-моему, не очень плохо. Стыдно быть плохим тюрком.
Я – не лингвист, слаб в топонимике, поэтому не буду искать созвучий в языках народов Дагестана, в географических названиях и на этом строить повествование. Это уже сделали другие. Олжас Сулейменов убедительно показал, как опасно быть «русским» тюрком… Не буду копаться и в именах народов и там искать историю кумыков, ибо это тупиковый путь, разобраться здесь невозможно. Вот пример тому. «В степи Дагестана кто живет?» Лакец ответит: «Народ арнильса». Даргинец скажет: «Диркъалан», аварец: «Льарапал». Получилось три имени одного и того же народа – кумыков. Спросили бы лезгина, было бы четвертое имя, а с ним и четвертый «народ».
Моя специальность связана с географией, историей и экономикой, науками строгими и точными. Поэтому у меня взгляд на Историю особый – «экономико-географический», им взирал на мир и Лев Николаевич Гумилев, которого считаю своим учителем. Я тоже прежде всего ищу факты. Неопровержимые факты. Так нас учили в университете. Потом делаю выводы.
С легкой руки Расула Гамзатова Дагестан стал «страной гор», там теперь все горское. Разве? Забыли, что горные птицы летают далеко не везде, над половиной территории в небе парят степные орлы… Конечно, это – сравнение, однако оно очерчивает земли кумыков: предгорья и весь степной Дагестан. Степной, то есть равнинный!
В Дагестане кумыки всегда делили себя надвое, иначе (без споров!) они не были бы тюрками. Тюрки вечно спорят между собой – кто лучше, чей род древнее, а значит, важнее. Так поступали северные и южные кумыки, проведя водораздел по реке Сулак.
Деление это не случайно, оно интересно тем, что северные и южные кумыки по-разному произносят отдельные слова, имеют разную внешность. Северные кумыки, как правило, крупны физически, высоки ростом, среди них немало светловолосых и синеглазых. Конечно, не все они такие, речь идет о впечатлении, определяемом на глаз. По крайней мере среди моих близких друзей больше именно таких. Глядя на северного кумыка, вспоминаешь русское слово «половец» – желтый, соломенный, цвет половы. Или тюркское слово «сарык», у которого тот же смысл, что у слова «половец».
Лица южных кумыков интереснее и разнообразнее, в них больше восточных черточек: темноволосы, темноглазы. Порой глаза будто искрятся, в их разрезе угадываются «монгольские» или «арабские» линии, размытые временем. Физически мужчины тоже не слабые, есть очень даже крепкие ребята, заслуживающие уважения.
Штриховой портрет… В нем генетическое послание предков! «От отца к сыну» – так устроена жизнь на планете Земля, и изменить ее ход не удалось никому. Значит, напрашивается вывод: общество кумыков складывалось не сразу.
И верно, южные кумыки появились на территории Дагестана в III–IV веках, а северные – много позже. Такая неоднородность общества нормальна для тюркского мира, она отличала и предков. Еще древние китайцы светловолосых тюрков называли «динлинами», а темноволосых – «теле». Слово «тюрк» у китайцев значило здоровый, физически сильный… Все сходится.
Культура северных и южных кумыков, совпадая в целом, имеет отличия. И это закономерно. Например, северные кумыки в прежние времена жили в рубленых избах либо строили дома из самана – необожженного кирпича из глины и соломы. У южных кумыков излюбленный строительный материал – камень. Отсюда различия в архитектуре, а значит, и в устройстве быта.
Исключение составляло селение Тарки – столица! – там жил шамхал, верховный правитель кумыков. К сожалению, все старинные здания, приводившие людей в восхищение, давно разрушили. Иначе кто бы поверил русским политикам, твердившим о «дикости» горцев, которых завоевывала Россия в XIX веке. О таких постройках XVII–XIX веков, как дворец Шамхал-Шаха-Вифи, Ханский дворец, и других теперь можно судить лишь по восторженным отзывам современников. Все исчезло. А здесь жили предки «русских» Тарковских – Андрея и Арсения, поэта и кинорежиссера – шамхалы, которые сами отказались от власти и стали прислуживать России, получив царские почести. Надели генеральские мундиры, забыв о чести и корнях…
Немаловажен для географа и тот факт, что у северных кумыков поселения и земли, прилегающие к ним, назывались «юрт», а у южных – «кент». Глядя на карту Дагестана, видишь «незримую географию» в истории народа: Хасавюрт, Кызылюрт, Бабаюрт, но Каякент, Бышлыкент, Ахалжикент… Селения южных кумыков древнее, их планировка явно городская, она хранит следы городов, которые упомянуты историками далекого прошлого. А это говорит о многом.
Кумыки свои селения в предгорьях Южного Дагестана строили на плоских участках. Даже в горах они не «лепили» дома на склоне, один над другим, как поступали горцы. Их селения опять-таки отличала именно квартальная планировка. В каждом квартале жил либо один род, либо люди одного сословия или одной национальности. Так было всюду, пока сохранялись родовые признаки в обществе. Улицы прокладывались прямыми и ровными. Хозяйственные постройки ставили в глубине двора, а на первом плане – дом либо клумба с цветами. Селения выглядели опрятными и ухоженными, что отметил и Александр Дюма, путешествуя по Кавказу.
Каждое селение имело удаленные хутора: «отар» – у северных кумыков, «махи» – у южных.
Поиск «типично кумыкского» я вел долго. Больше всего запомнилось селение Утамыш – вот где древность, скрытая в горах!.. Удивительное место, как и селение Эндирей. История здесь вспоминается на каждом шагу: она и в старинных домах, и в мечетях, даже в самих людях…
Кроме архитектуры могу еще, например, рассказать о танцах. Тоже выразительный знак отличия и своеобразия. Это не лезгинка, которую ныне кумыки пляшут, не задумываясь. У предков были иные танцы – свои, национальные: абезек, туз тепсев, жерме, индырбай. Очень грациозные танцы. Только тюрки танцевали их. Что-то, как утверждают ценители, перешло оттуда в нынешнюю кумыкскую лезгинку.
Казалось бы: а столь ли это важно, как танцуют кумыки, как строят дома, какие национальные блюда готовят? Оказывается, очень важно. Ибо из этих «мелочей» и складывается лицо народа, его этнографический портрет. Больше того – проявляется принадлежность к тюркской культуре и вообще к тюркскому миру. Ведь точно такая планировка станов, такие же танцы и еда были у половцев-кипчаков. Находки археологов и записки летописцев-путешественников подтверждают это.
Да-да, из сегодняшней жизни уходят тропинки в прошлое!
Нить между «сегодня» и «вчера» неразрывна. Вовсе не в языке (в лингвистике), как принято думать, проявляется она. Язык забывают, как забывали его, например, русские дворяне, переходя на французский, а культуру – нет. Помнят все. Она в крови у человека. Что ел в детстве, под какие колыбельные песни засыпал, в каком доме рос, в каком дворе играл – вот это и есть родное, что потом снится всю жизнь. У тюрков очень обострено «чувство дома».
Пожалуй, ни один народ в мире не страдает от ностальгии так остро, как тюрки. Люди умирали от тоски по дому.
Так что на древность кумыкской культуры куда лучше порой указывает национальная кухня, чем язык, слова. Кухня очень консервативна, а о слове этого не скажешь. Например, «тесто тонко раскатывают, режут на мелкие квадраты, потом варят в бульоне и едят, поливая кислым молоком с чесноком». Любой кумык угадает это блюдо, оно «номер один» в национальной кухне – хинкал. Но мало кто из кумыков угадает, что привел я эту запись из книги арабского путешественника, побывавшего в Дешт-и-Кипчаке, в стране половцев, когда слова «кумык» еще не было.
Это блюдо у тюрков всегда было любимым, но называли они его по-разному. Впрочем, застольную речь предков сегодняшние кумыки тоже вряд ли бы поняли легко. Потому что язык со временем менялся, а кухня – нет. Древнетюркский язык имел свои особенности, забытые ныне.
Хлеб кумыки пекут, как и половцы, в печи, из кислого теста. По тем же рецептам. Ни один народ Дагестана так хлеб не выпекает. Но точно такой хлеб выпекают татары, хакасы и другие тюркские народы, которые живут за тысячи километров от кумыков и вряд ли вообще догадываются об их существовании.
Веками все они, тюрки, одинаково готовят пироги с мясом, творогом, тыквой, сыром или травой, опять же называя их по-разному. («Пирог» по-древнетюркски – «завернутый», «покрытый».) Для его приготовления «ничего не надо, кроме воды, соли и теста». И подобных примеров очень много. Все они указывают на существование единой тюркской культуры и на принадлежность к ней кумыков.
Когда встречаешь упоминания о кумыкской еде в книгах арабских или европейских путешественников, побывавших в Дешт-и-Кипчаке, честное слово, просыпается чувство изумления. Значит, есть у народа какие-то корни… Ведь даже огурцы кумычки засаливают не так, как делают это горские женщины. У них свое представление о вкусе. И это естественно, только так и должно быть, по этим «мелочам» этнографы отличают народы. Сложилась целая наука.
А теперь спросим себя: если национальная кухня, жилища кумыков и половцев похожи, если внешний вид людей одинаков, если язык один и тот же, если одежда та же самая, если даже танцы у них такие же, то можно говорить, что это один народ? Думаю, можно. Ничто не противоречит такому утверждению… Значит, не исчезли половцы?!
Эти «доморощенные» наблюдения позволили мне предположить, что половцы не погибли, как неосторожно утверждают российские историки, а получили новое имя – кумыки. И возможно, не только кумыки… Так началось мое исследование самого себя, которое потом вывело на просторы тюркского мира. В Великую Степь, на Алтай и дальше.
Я не хочу здесь кого-то оспаривать и вообще спорить, считаю это пустой тратой времени и сил: слепой не станет зрячим, а глухой – слышащим, даже после самого аргументированного спора. Для моих научных оппонентов мы, тюрки, – люди второго сорта, народ без истории. Пусть. Но не для меня!.. Я рассказываю о поиске своих корней, которые открыли мне много неожиданного, и делюсь находками с теми, кому это интересно. А выводы пусть каждый сделает сам. Умный поймет. Если, конечно, он независтливый читатель и тоже спрашивает себя: «Кто есть я?»
…Первые сведения о тюрках на Кавказе приходятся на 286 год: они тогда победоносно заканчивали войну с Ираном. С тех самых первопроходцев и началась история южных кумыков, они – плод Великого переселения народов. Тюркские всадники дошли до Эфиопии, Египта и Сирии. Им не было равных на поле боя. В 312 году они наголову разбили непобедимую армию Римской империи, причем сделали это у стен самого Рима, около Мульвийского моста. В битве пал император Максенций, Великая Империя раскололась надвое – на Восточную и Западную. Тюрки раскололи ее, как орех… Вот так начинали предки кумыков в Европе.
В начале VIII века было новое пришествие тюрков на Кавказ, они принесли сюда священное знамя Ислама. Их тогда называли арабами, но говорили всадники на тюркском языке. Это совершенно неисследованная страница тюркского мира. Она оставила заметный след в истории Ислама, всего Арабского Востока. Рано или поздно об этом тоже будет известно. Ничто, ни одна строка нашей истории не должна исчезнуть. Все надо изучать.
В XIII веке был еще один приток тюрков на Кавказ. Тогда, как отметил араб-путешественник Ибн-аль-Асир, появились новые кипчаки – северные кумыки. Число их быстро росло, шли они с Дона и Волги. Это были люди, которые спасались от преследований хана Батыя…
История тюрков на Кавказе очень богата. Но она малоизвестна, официальные историки всегда почему-то в мрачном свете выставляли кипчаков, забывая сказать о высокой культуре народа. Например, С. А. Плетнева – самый главный специалист по кочевникам! – в книжке «Половцы» так показала их, что становится стыдно. Не за себя, не за предков, а за автора. По ее мнению, храбрые русские князья веками трепали за уши трусливых ханов… Что ж, вольному воля.