Текст книги "Хроники песчаного моря"

Автор книги: Мойра Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ПЕСЧАНОЕ МОРЕ

Еще один рассвет.

Я иду быстро. Иногда почти бегу. Как ушла вчера утром с Кривого ручья, так весь день и не останавливаюсь, наверстываю упущенное время. Правда, немного поспала, хотя усталости не чувствую. Совершенно. Спать совсем не хочется. Вот найду Лу, тогда и отосплюсь вволю.

Замечаю горку камней, которой я пометила, где заканчиваются следы копыт. Сердце вздрагивает от радости. Я боялась, что не найду эти камни. Что мне приснилось, будто я оставила знак.

Следы копыт еще видны. Последние следы Лу. Дождем их не смоет, а ветер нескоро сотрет их с лица земли. Вот мы с Лу вернемся, а следы здесь так и останутся.

Сбрасываю с плеч котомку, лук и колчан со стрелами. Нерон летает себе кругами, то взмывает в небо, то пикирует на меня. Наконец устает и присаживается на котомку. Отдыхает.

Я разминаю плечи и отпиваю воду из бурдюка. Смачиваю ладонь, стираю пыль с разгоряченного лица, провожу по лбу концом шимы. Потом наливаю воду в жестяную плошку и ставлю ее на землю для Нерона.

Передо мной простирается бескрайняя пустыня. Песчаное море. Ни деревьев, ни холмов. Ничего, кроме плоской иссохшей земли на много дней пути. Как только я перешагну через горку камней, то ступлю в неизвестный мир. Марси говорила, что Город Надежды находится на севере, у подножия Черных гор. Если повезет, доберусь туда через неделю. Через неделю. Если повезет.

Моя рука против воли соскальзывает в карман. Я нащупываю сердечный камень, вынимаю его, прикасаюсь к гладкой прохладной поверхности.

Сокровенное желание. Откуда каменюке знать, что моему сердцу угодно? Я качаю головой. Лу бы посмеялся над этим. Вместе со мной. Я засовываю камень поглубже в карман и закидываю вещи за спину.

– Пора идти, – говорю я Нерону.

Перешагиваю через горку камней.

Еще на один шаг ближе к Лу.

Назад я не оглядываюсь.

* * *

Это поселение Разрушителей. Точь-в-точь как в страшилках, которыми пугал нас Па.

Он рассказывал про поселения, поглощенные блуждающими дюнами. Говорил про огромные волны песка, которые за считанные мгновения накрывают поселок. А через много лет пески сдвигаются, а поселение так и остается на месте.

Передо мной стоят двенадцать хижин из листового железа. Рядом с ними какие-то ржавые телеги, погнутый флюгер и куча хлама. Место зловещее, но еще не разграбленное. Иначе от хижин не осталось бы ни дверей, ни стен, а эти стоят себе целехонькие, только покореженные и погнутые. От песка, наверное.

А раз место не разграбленное, значит, песок сошел недавно. Если бы я прошла здесь на прошлой неделе, или вчера, или чуть пораньше сегодня, поселок так и прятался бы под толщей песка. Я бы и не подумала, что лежит у меня под ногами.

Медленно иду между хижинами. Нерон сидит у меня на плече. Пристально все разглядываю. Если смотреть внимательно, обязательно заметишь то, что может пригодиться. Только отсюда ничего брать не хочется. От этого места мороз по коже.

Вижу колодец. Вода наверняка протухшая, как всегда в колодцах Разрушителей, но в пустыне мимо колодца проходить не следует. Берусь за ржавую крышку. На ней нарисованы полуистершиеся знаки. Череп и скрещенные кости. Вода отравлена. Пинаю крышку, она лязгает. В тишине звук раздается так громко, что я вздрагиваю, а Нерон в испуге взлетает.

Чуть дальше в песок воткнуты деревянные кресты. В три ряда. Сухая древесина выбелена солнцем, крошится от ветра и песка. На одном кресте перекладина еле держится, вот-вот упадет.

Коварный ветер завывает вокруг, выжидая, какую бы еще пакость натворить. Закручивает песок у моих ног и горстями бросает мне в лицо. Глаза тут же начинает щипать. Ветер стонет в глубине колодца. Стучит по хижинам, надеется, что кто-то откроет дверь и пригласит войти.

Перекладина отрывается от креста и бесшумно падает на землю. Ветер подхватывает и уносит ее.

Отравленная вода. Блуждающие дюны.

Вот бедолаги.

Здесь жили.

Здесь и померли.

Дохожу до конца поселения. Нерон подбирает что-то с песка. Возбужденно каркает, машет крыльями, переполошился весь. Я подбегаю к нему.

– Что с тобой, дурашка? – спрашиваю я.

В клюве он держит кольцо из гладкого зеленого стекла. У меня замирает сердце.

– Боже мой! – выдыхаю я и падаю на колени рядом с Нероном. Протягиваю руку. Ворон бережно кладет колечко мне на ладонь.

Это кольцо Лу. С ожерелья, что я подарила ему в наш день рождения. Оно все еще висит на обрывке кожаного шнурка. Должно быть, Лу сорвал его с шеи, пока тонтоны не видели.

Нерон каркает.

– Ага, точно, – киваю я. – Он оставил для нас метку, чтобы мы знали, куда его повезли.

Я найду тебя. Куда бы тебя ни увезли, я найду тебя. Клянусь.

Нет. Это слишком опасно. Береги себя. Себя и Эмми. Обещай мне.

Лу меня знает. Знает, что я пойду его вызволять.

Мы на верном пути.

Я беру Нерона в руки и целую воронью голову. Его перья пахнут нагретой пылью.

– Ты мудрая птица, – говорю я. – Великий умник, да?

Ворон довольно кряхтит и рвется из рук. Он нежностей не терпит.

Ветер снова завывает и гонит в путь. Поднимает песок, бросает его мне в лицо.

– Пора идти, – говорю я.

Прохожу половину лиги и оборачиваюсь.

Поселения как не было.

Пески снова поглотили его.

* * *

Ближе к полудню вдалеке возникает громадная гора с плоской, как столешница, вершиной. Высоченная багровая скала, деревья там не растут, сплошной камень. Сверху далеко видать во все стороны. Наверняка оттуда видны Город Надежды и Черные горы.

Нерон летает к горе и обратно, торопит меня. Ему кажется, что я нарочно медлю, тяну время. Не понимает он нас, двуногих и бескрылых. Жалеет.

К исходу дня я дохожу к подножию горы и начинаю подниматься к вершине. Пробираюсь среди валунов и щебня. Нерон прыгает впереди с камня на камень, возвращается, подбадривает меня карканьем.

– Хвастунишка, – говорю я ему.

Наконец я переваливаюсь через последний уступ, лежу на самом верху. Перевожу дух и встаю. Верхушка горы узенькая, шагов пятьдесят шириной.

Подбегаю к противоположному краю. И вскрикиваю от удивления.

Насколько хватает взгляда, до самого горизонта стелется песок. Огромные золотистые гребни, волны и холмы, хребты и долины. Гладкие с одной стороны и покрытые рубцами с другой. Огромное, бесконечное море песка.

Никакого города не видать. Никаких гор.

Глазам своим не верю. Я думала, что за два дня смогу пересечь Песчаное море. Оказывается, это только начало. Переход только начинается.

Сердце мое уходит в пятки. Живот сводит. Я облизываю пересохшие губы.

Нерон опускается мне на плечо.

– Огромадная пустыня, – говорю я ворону. – Согласен?

Он каркает и подпрыгивает у меня на плече.

– По-твоему, ничего страшного? – Я снова окидываю взглядом Песчаное море. – Оно слишком большое. Проклятущее.

Не бойся. Будь сильной. И никогда не сдавайся, слышишь? Никогда. Что бы ни случилось.

Я не сдамся, Па. Не отступлю.

Еды и питья мне хватит дня на три. Если не транжирить. После этого придется положиться на стрелы. Ну да находчивости мне не занимать.

Нерон нетерпеливо взлетает с вершины и парит над пустыней. Каркает, торопит меня. Пора двигаться дальше.

– Ладно уже, – говорю ему я. – Иду. Похоже, дорогу ты знаешь.

Я начинаю спуск.

* * *

Наступают сумерки. Как совсем стемнеет, остановлюсь на ночлег.

Внезапно поднимается ветер. Он налетает из ниоткуда, с завываниями и стонами. Резкий порыв срывает верхушку ближайшей дюны и уносит прочь. Что там говорила Марси про пустыню?

Путь через Песчаное море опасен. Место дикое. Слушай ветер.

Я делаю еще один шаг вверх по дюне. Останавливаюсь. Осматриваюсь. Все дюны вокруг двигаются, меняют свои очертания.

– Вот дрянь, – говорю я и поплотнее заматываю шимой нос и рот.

Ветер усиливается. Смелеет. Толкает меня, пытается сбить с ног. Ему нужна я. Песок засыпает глаза, жалит их. Полы накидки лупят по ногам, трепещут на ветру.

– Нерон! – кричу я. – Нерон! Ты где?

Ветер срывает слова у меня с губ.

Нерон взмывает вверх и каркает изо всех сил.

– Улетай отсюда! – кричу я и машу на него рукой. – Улетай! Я не пропаду!

Он исчезает.

Ветер яростно завывает вокруг. Мир огромен. Я в нем крошка. Песок под ногами скользит, рассыпается, словно не хочет, чтобы я на нем стояла.

Страх сжимает мне горло. Глаза полны песка. Он слепит меня. Я ослепну. Надо что-то делать. Быстро. Я накидываю шиму на глаза. Ничего не вижу.

Что же делать? Что делать?

Лихорадочно соображаю.

Идти на ощупь? Спуститься с дюны вниз? Нет, тогда песок похоронит меня заживо. А если идти вперед, то попадешь в оползень…

Что же делать? Что делать?

Песчаная дюна уходит у меня из-под ног. Выбора не остается.

Меня заваливает оползнем.

* * *

Темно.

Жарко.

Не могу дышать. Боже мой, я не могу дышать.

Тяжесть. У меня на груди.

Я двигаюсь. Скольжу. Не могу остановиться. Не могу остановиться.

Не-могу-дышать-надо-дышать-надо-дышать-не-могу-дышать-не-могу…

Меня выносит из песка.

Вылетаю головой вперед и падаю навзничь. Хватаю ртом воздух. Дышу. Захожусь кашлем. Перекатываюсь на бок и стягиваю шиму с лица. Снова кашляю. Большими глотками втягиваю воздух. Пью его, как воду, словно не могу утолить жажду.

Хватаю бурдюк, полощу рот, выплевываю песок.

Потихоньку успокаиваюсь. Лежу на спине, смотрю в лиловое закатное небо. Не верится, что я жива.

Потом до меня доходит. Я гляжу на небо. Я вижу небо. Первый слабый блеск звезд. Я больше не вдыхаю песок. Ветер прекратился. Должно быть, он утих так же быстро, как и поднялся.

Медленно встаю, отряхиваюсь, проверяю свои пожитки. Затем осматриваюсь.

Я стою посреди широкой равнины. Песчаные дюны исчезли. От них не осталось и следа. Словно их и не было. Словно они мне приснились.

А вокруг меня высятся летающие машины.

* * *

Летающие машины. Самолеты.

Спрятанные. Спящие под блуждающими дюнами Песчаного моря неизвестно сколько времени. Может, день, может, неделю, а может, и год. Может, даже сотни лет. С тех пор как их оставили Разрушители.

Самолеты выстроены ровными рядами, словно кто-то посадил их, как в огороде. Авось вырастут.

Ряды летающих машин уходят вдаль. Их так много, что мне даже не сосчитать.

Иду между ними.

Машины всех размеров. Большие, маленькие, всякие. Стоят тихо, спокойно, словно ждут чего-то.

Они все проржавевшие. Стекла разбиты, шины проколоты, железные листы на боках распилены, чтобы легче было утащить. Дыры зияют, словно раны.

Кладбище летающих машин.

Я знаю про самолеты. И даже видала их раньше. Обломки, конечно.

Однажды Па принес со свалки погнутый лист железа, сказал, что это часть самолета. Мы залатали им крышу. А потом на Серебряное озеро налетел суховей. И лист унесло, словно ему не терпелось оттуда выбраться. Больше ничего с крыши не сдуло, только этот кусок. Па решил, что значит, этот кусок железа и впрямь от летающей машины.

Я подхожу к самому большому самолету, вытягиваюсь, встаю на цыпочки. Нет, не могу до него достать.

В темнеющем небе возникает Нерон. Опускается мне на голову, хлопает крыльями.

– Привет, красавец, – говорю я и сажаю ворона на руку.

Глажу его по голове.

Мы идем среди спящих железных великанов.

– Как ты думаешь, Лу тоже везли этой дорогой? – спрашиваю я ворона. – Видел ли он это все? Он бы сразу захотел рассмотреть их поближе.

Выбираю самолет поменьше, человеческих размеров. Дотрагиваюсь до облезлой краски на боку. Металл прохладный, солнце его не нагрело сквозь толщу песка.

Кладу руку на дверь. Если с ними обращаться осторожно, уважительно, то никакого вреда не будет.

– Веди себя хорошо, – предупреждаю я Нерона. – Не клюй все подряд.

Дверь скрипит, из щели сыплется песок. Забираюсь внутрь, отряхиваю сиденье, сажусь и выглядываю в дыру, которая когда-то была окном. Интересно, каким был мир давным-давно, когда самолет только сделали? Каково было на таком летать?

Па однажды рассказывал нам с Лу, как Разрушители летали на этих самолетах. Они парили и взмывали в небо, словно птицы. А еще Па говорил, что сотни Разрушителей набивались в один большой самолет и летели все вместе.

Тогда мы с Лу думали, что все это глупые выдумки. Мы не верили Па. Спрашивали его, зачем Разрушители так делали. А он говорил, что не знает, делали и все. Мы считали, что это все пустые россказни. Но сейчас я своими глазами вижу летающие машины… Кто знает, может, так оно все и было.

Приближается ночь. Ветра нет вообще, ни порывов, ни легкого дуновения. Я так устала. Веки тяжелеют, глаза сами закрываются. Устраиваюсь поудобней в кресле. Нерон нахохлился, устроился у меня на груди, уткнул голову мне в подбородок. Пожалуй, вздремну чуток, а потом пойду дальше.

Вот только глаза закрою.

На чуть-чуть…

* * *

Звук.

Я просыпаюсь. Сразу же. Мускулы напряжены. Готовы к движению.

Нерон открывает один глаз. Я подношу палец к губам. Он знает, что это значит.

Вот опять. Какое-то движение. Снаружи. Потом фырканье. Лошадь. Дрожит, испуганно переступает копытами.

Опускаю Нерона на пол. Сползаю с кресла и пробираюсь в хвост самолета, к дыре в разорванной обшивке. Выскальзываю наружу. Приседаю и прячусь за задними колесами.

Стоит ясная ночь. Лошадь приближается. Мне видны из укрытия ее ноги, а всадника не рассмотреть. Лошадь останавливается. Прямо напротив самолета. Я задерживаю дыхание. Лошадь снова фыркает, вздрагивает. Всадник пинает ее, и она идет дальше.

Лошадь. Четыре ноги вместо двух. Будь у меня лошадь, я бы добралась до Лу за несколько дней, куда бы его ни увезли. Похоже, сегодня ночью мне везет. Вытаскиваю из-за пояса пращу Лу. Беру из кармана камень побольше.

Пробираюсь между самолетами тихо, будто кошка. Колени трясутся. Руки тоже. Представляю, что мы с Лу охотимся на степных куропаток.

Одинокий всадник проезжает мимо. Я выхожу на открытое место и целюсь из пращи.

Я не хочу его убивать. Надо вышибить его из седла и отобрать лошадь. Дрожу от возбуждения. Стреляю. Камень попадает всаднику в руку. Тот вскрикивает.

Мне нужна его лошадь.

Подбегаю и стаскиваю его с седла. Он не сопротивляется. Беру его шею в захват. Он тоненько визжит и пинает меня в лодыжки.

Все это время у меня в голове мелькают мысли. Чего ради этот заморыш отправился в путь один-одинешенек? Голосок писклявый, девчачий, не мужской… Очень знакомый.

Капюшон спадает с головы всадника и…

* * *

– Эй, ты, гад! Отпусти меня! – кричит она. – Ну пусти же!

– Эмми? – удивленно восклицаю я. Сердце замирает. – Эмми?! Ты как здесь оказалась?

Ставлю ее на ноги, хватаю за подбородок, вглядываюсь в лицо. Это и вправду Эмми. Кровь бурлит у меня в жилах, голова вот-вот расколется от злости.

– Что ты тут делаешь? – ору я.

– Саба? – пищит она.

– А ты кого другого ждешь? – спрашиваю я.

– Я думала, ты – песчаный дух, – хнычет она. – Ну помнишь, Па рассказывал? У тебя все лицо белое.

Я дотрагиваюсь до щеки. Песок. Я с головы до пят в песке.

– Ты что, хотела меня убить? Больно же! – Эмми потирает руку там, куда попал камень из пращи.

– Вот как я с тобой разберусь, сама помереть захочешь, – грожусь я. – Как тебя сюда занесло?

– Я помогу тебе найти Лу! – Эмми упрямо выпячивает подбородок. – Он и мне брат.

– Боже мой, я же просила… – Я в отчаянии рву на себе волосы. – Что ты натворила! Ты даже не представляешь себе, что ты наделала!

– Ты на себя посмотри, – отвечает Эмми.

– Не дерзи! – Я хватаю лошадь под уздцы. – Это чья лошадь? Марси?

Эмми скрещивает руки на груди. Поджимает губы.

– Ты. Украла. Лошадь. Марси, – грозно произношу я. – Признавайся!

– Нет! Ничего я не украла! – отпирается она. – Красть плохо, я знаю. Я ее позаимствовала. На время.

– Позаимствовала, ха! Вот так подошла к Марси и сказала: «Слушай, я поеду за Сабой, возьму твою лошадь, если не возражаешь». А Марси в ответ: «Да бери, конечно! У меня лодыжка сломана, но это пустяки, без лошади обойдусь, как-нибудь доковыляю куда надо». Так, Эмми? Ты так у Марси позаимствовала эту проклятую лошадь?

– Нет… – начинает она и не выдерживает. – Ой, иди к черту!

Эмми зажимает рот руками.

– Не смей чертыхаться, дрянная девчонка! – ору я. – Еще раз услышу, тебе не поздоровится.

– Ты сама чертыхаешься! – возражает Эмми.

– Неправда!

– Еще какая правда! – возмущается сестренка. – Вот и я буду чертыхаться, когда захочу.

– Я тебе почертыхаюсь! – восклицаю я. – Кстати, если Марси умрет, ты будешь виновата!

– Не говори так, – шепчет Эмми.

– Что, правда глаза колет? – спрашиваю я.

– Ты злая! Ненавижу тебя! – хнычет сестра.

– А я тебя ненавижу в два раза больше! – заявляю я.

Она заходится рыданиями. Мне это безразлично. Во мне кипит злость. Даже если Эмми уревется вусмерть, мне будет все равно.

– Я боялась, что ты меня навсегда бросила, – говорит она сквозь слезы. – Меня все бросили. И Ма, и Па, и Лу. Ты меня не любишь, ты любишь Лу, я знаю. Все равно, не бросай меня, Саба. Ну пожалуйста. У меня больше никого не осталось.

Сердце рвет на части.

Ты нужна им, Саба. Ты нужна Лу и Эмми.

Грудь сдавливает невыносимая тяжесть.

– Тебе со мной нельзя, – говорю я. – Это слишком опасно. Возвращайся к Кривому ручью. Провожать я тебя не буду, не хочу время терять. Ты дорогу помнишь?

– Нет, – хмуро отвечает Эмми.

– Вода есть? – спрашиваю я.

Она переворачивает бурдюк. Пусто.

– А еда? – продолжаю я.

– Я все съела, – признается сестра.

– Боже мой, Эм… – вздыхаю я. – А что еще ты собрала в дорогу?

Она вытаскивает из кармана деревянную куколку, которую сделал Па.

Я удивленно смотрю на нее.

– Значит, куклу ты не забыла, – говорю я.

– Я собиралась впопыхах, – объясняет Эмми.

Я закрываю глаза. Грудь по-прежнему теснит.

– От тебя нет никакого толку! – восклицаю я.

– А вот и есть! – гордо заявляет сестренка. – Я тебя нашла!

– Так, стой и не сходи с места, – велю я. – Если хоть пальцем шевельнешь, я тебя убью. И вытри сопли.

Эмми утирает нос рукавом.

– Мы вместе пойдем искать Лу? – спрашивает она.

– Поговори мне еще, оставлю тебя здесь, на радость стервятникам, – предупреждаю я.

Забираю из самолета Нерона и котомку с пожитками. Закрепляю все у седла, подсаживаю Эмми на лошадь.

– Черт тебя побери, Эмми, – говорю я. – Вечно ты все портишь.

* * *

Не разговариваю с Эмми два дня. Мне нечего ей сказать. Я все еще в ярости.

Поначалу она пыталась со мной заговорить. Я рявкала в ответ, она и отстала. Похоже, ее это не волнует. Она болтает с Нероном, поет песенки. Не понимаю, чем она так довольна.

Еды у нас немного. Пару дней назад я подбила из пращи зайца. Зажарила его на костре. Оказалось очень даже ничего на вкус, хоть и жестковато малость. Два дня мы на этом зайце продержались, но теперь животы крутит от голода.

Я все время оставляю еду для Нерона, но он все больше промышляет сам. Пока не жалуется. Конь у Марси крепкий, зовут его Нудд. Ему еды тоже хватает. Пустыня кончилась, началась степь, покрытая жухлой травой и низким кустарником. Марсин питомец сам о себе заботится.

Еды, конечно, мало, но больше всего меня заботит не это. Куда хуже дело обстоит с водой. В иссохшей степи родников не найти. Даже Нудд нигде воды не чует, а наши запасы на исходе.

Дневные порции питья ограничены. По ночам я собираю росу, но нам двоим да еще Нерону с Нуддом этого недостаточно.

Вдалеке уже виднеется горная гряда. Кажется, что до нее день или два пути. А то и больше. В воздухе висит жаркое марево, трудно определить расстояние. Придется продержаться до гор на тех запасах, что у нас есть. Тут уж ничего не поделаешь. В горах должна быть вода.

Солнце нещадно палит. Дует сильный ветер. Подрывает силы. Ослабляет волю.

Правильно Марси говорила, что легче идти по ночам. Но останавливаться нельзя.

Пока не вызволю Лу, передышки себе не дам.

Мы идем дальше.

* * *

Полдень.

Похоже, пора сделать привал. Вдруг позади меня раздается глухой стук. Эмми лежит на земле. Нудд обнюхивает ее и тихонько фыркает.

Я бегу назад. Смотрю на нее. Голова как в тумане. Очень долго я не могу сообразить, что делать. Вода. Эмми нужна вода.

Опускаюсь на колени, приподнимаю сестренку, подношу к ее губам бурдюк. Заливаю ей в рот тонкую струйку воды. Эмми стонет и отворачивается.

– Ну попей, – упрашиваю я. Хлопаю ее по щеке. – Эмми! Очнись!

Снова прикладываю бурдюк ей к губам. Вода стекает по ее подбородку. Внезапно Эмми приходит в себя, хватает бурдюк и пытается сделать глоток. Я отдергиваю горлышко. Вода проливается на землю. Высохшая земля быстро впитывает влагу.

– Черт побери, Эм! – злюсь я. – Смотри, что ты наделала!

Она осоловело смотрит на меня.

– Пей по глоточку, – объясняю я. – Иначе живот скрутит.

Она медленно, осторожно утоляет жажду и приходит в себя. Я даю попить Нерону, потом наливаю воду в жестяную плошку, подставляю ее Нудду. Он в два глотка осушает ее, вылизывает розовым языком.

Я ощупываю бурдюк. Радоваться нечему. Воды осталось всего ничего. Половина бурдюка. Делаю малюсенький глоточек и вешаю бурдюк на плечо.

Эмми сидит. Смотрит на меня. Голубые глаза сверкают на запыленном лице. И как это я раньше не замечала? У нее глаза совсем как у Лу.

– Прости меня, Саба, – говорит она.

– Ничего страшного, – отмахиваюсь я. – Пора делать привал.

* * *

Усаживаю Эмми в седло. Мы отправляемся путь.

В глаза летит песок. Я надвигаю шиму на лоб.

– Ветер усиливается, – говорю я. – Надо быть осторожнее.

Собираюсь поправить шиму Эмми, но сестра меня останавливает.

– Что это? – спрашивает она.

– Где? – недоумеваю я.

– Там, – говорит она. – Впереди.

Примерно в лиге от нас в нашу сторону движется столб пыли.

– Что это? – повторяет Эмми. – Пыльная буря? Я прищуриваюсь, вглядываясь в даль.

– Не знаю, – отвечаю я. – Далеко, в пыли не разберешь… Погоди-ка.

– Что? – волнуется Эмми.

– Похоже на парус, – недоверчиво говорю я.

– Как на лодке? – уточняет сестренка. – Такой, как сделал Лу?

– Ага, – киваю я.

– Так ведь лодки плавают по воде, а не ездят по земле.

На миг пыль рассеивается.

– А эта ездит, – говорю я.

* * *

Это и в самом деле лодка. Вернее, больше смахивает на плот. Деревянный помост на больших колесах. Возле мачты построена хижина. Лоскутный парус надувается под ветром. Лодка движется к нам.

Должно быть, нас заметили. Я осматриваюсь. Спрятаться негде. Ни холмика, ни валуна. Кругом плоская, как стол, равнина.

Я снимаю лук со спины. Отдаю бурдюк Эмми.

– Слушай меня внимательно, – приказываю я. – Если прикажу уходить, ты уйдешь. Без вопросов и выкрутасов. Разворачивай Нудда и скачи отсюда. Он дорогу домой знает, тебя прямо к Марси привезет. И воду отыщет. Если Нудд пьет, то и тебе можно. Поняла?

– Да, – покорно кивает Эмми.

– Вот и славно, – говорю я. – Поклянись, что сделаешь, как велено.

Она медлит. Я хватаю ее за руку, смотрю в глаза.

– Поклянись жизнью Ма и Па, – требую я. – Если скажу тебе уходить, ты уйдешь.

– Клянусь, – говорит Эмми.

Я прикладываю стрелу к тетиве. Сердце бешено колотится в груди, колени дрожат, дышать трудно.

Сухопутная лодка несется к нам по равнине. Впереди кто-то изо всех сил налегает на громадную палку.

Я целюсь.

Слышу крик. Лодка приближается.

– Опустить парус! Опустить парус! – кричит кто-то.

Порыв ветра отрывает верхнюю часть лоскутного паруса и уносит ее вдаль. Остатки падают на палубу.

Лодка, накреняясь то в одну, то в другую сторону, стремительно несется по кочкам.

– Якорь! – слышен голос. – Бросай якорь!

Из лодки вылетает кусок железа, привязанный к длинной веревке. Похоже на громадный рыболовный крюк. Он ударяется о землю и тащится позади, поднимая облака пыли.

Лодка не останавливается.

– Поберегись! – кричит кто-то.

Раздается ужасный скрип. Заднее колесо отламывается, подпрыгивает и катится дальше. Лодка запрокидывается назад, с грохотом ударяется о землю и складывается пополам. Ее заносит. Пыль покрывает все кругом.

Я не схожу с места, держа лодку под прицелом.

– Саба! – вопит Эмми. – Ты что! Очнись!

Я хватаю поводья Нудда и отскакиваю в сторону. Нерон встревоженно улетает.

Лодка со скрежетом останавливается. Как раз там, где мы только что стояли.

Воцаряется тишина. Потом раздается громкий скрип. Лодка накреняется вперед. Все стихает.

– Аварийная остановка оставляет желать лучшего, – раздается голос.

* * *

Хлипкий старикашка цепляется за мачту, словно ящерица за пенек.

– Молчи и не встревай, – шепчу я Эмми. – Я с ним разберусь.

– Доброго дня! – кричит старикан. – Я… Позвольте мне…

Он лезет в карман своей куртки.

– Не двигаться! – кричу я и подбегаю к лодке. Целюсь ему между глаз. – Руки вверх!

– Подождите! – говорит он. – Мы пришли с миром! Мы не желаем зла!

– Отпусти мачту! – велю я и делаю два шага вперед. – Руки подними!

– У нас нечего брать, мой грозный друг! – заявляет он.

– У вас? Кто еще с тобой? – спрашиваю я. – Ну-ка пусть выходят!

– Что вы, здесь нет никого, кроме меня, – оправдывается старик. – Я оговорился. От волнения.

Я выпускаю стрелу. Она попадает в мачту точно над макушкой старикана. Он испуганно ойкает.

– Миз Пинч! – зовет он.

Из остатков паруса высовывается женская голова.

– Покинь свое гнездышко, голубка моя, – воркует старикан. – С тобой хочет познакомиться прелестная девушка.

Из груды тряпья встает седовласая великанша и глядит на меня. У нее длинное лицо, как у лошади. Кожа покрыта воспаленными красными оспинами.

– Дурак ты, Рустер, – говорит она.

– Руки вверх! – повторяю я.

Оба поднимают руки над головами. Парочка из них еще та. Старикан едва достает своей спутнице до груди. У него толстый круглый живот и худенькие цыплячьи ножки. На голове кастрюля вместо шлема. На куртку нашиты разные лоскуты, шуршащие пакетики, блескучие кругляшки и всякая всячина, какой полно на любой свалке. К коленям привязаны куски шин.

– Это все? – спрашиваю я. – Вас только двое?

– Да! – Он очень забавно кивает и приседает, словно глупый перепел. – Да, только мы! Умоляю, душечка моя, пожалуйста, не стреляйте в нас! Понимаете, у меня слабое сердце и малейшее…

– Эх ты, дурень! Девчонки испугался… – говорит Миз Пинч и пинает его в лодыжку. Сильно. Старикан корчится от боли.

– Да, свет очей моих! – восклицает он. – Изволь заметить, она вооружена и воинственно настроена…

– Руки вверх! – кричу я. – А то пристрелю!

Они покорно поднимают руки.

– Предупреждаю, брать у нас нечего, – говорит великанша.

– Я не воровка, – заявляю я. – Вы сами кто такие? Что вам здесь надо?

– Рустер Пинч к вашим услугам, – отвечает старикан. – Деловой человек и капитан корабля «Лебедь пустыни». Позвольте представить мою очаровательную супругу, Миз Пинч, с которой вы уже…

– Заткнись, – обрываю я его и киваю великанше. – Ты говори.

– Мы торговцы, – объясняет она. – Направляемся в Город Надежды. Сбились с курса.

– Покажите свой товар, – требую я.

– Чего ты ждешь? – обращается она к мужу. – Покажи ей сундук.

– Мне придется опустить руки, – говорит старикан.

– Давай. Только без фокусов, – предупреждаю я.

Старик исчезает в шалаше, копошится там и вылезает задом вперед. Выволакивает наружу обшарпанный железный сундук. Откидывает крышку и начинает вынимать всякую всячину. Грязные стеклянные бутылки, части каких-то приспособлений Разрушителей, лопату, расплющенный ботинок.

– Так, стань рядом с женой, – говорю я и подзываю Эмми.

Она подъезжает на Нудде.

– Заберись наверх и проверь, нет ли у них оружия, – велю я сестренке.

Эмми спрыгивает со спины Нудда, карабкается на борт, пробегает мимо странной парочки и скрывается в шаткой хижине. Я держу торговцев на прицеле.

Старик откашливается.

– Прекрасный денек, – начинает он.

Жена дает ему по уху.

Эмми выходит из хижины.

– Ну как? – говорю я. – Порядок?

– Все чисто, – отвечает она, спрыгивает с лодки и становится рядом со мной.

– У вас вода есть? – спрашиваю я.

Миз Пинч кивает. Старикан бежит в хижину и выходит с большой пластиковой канистрой.

– Эм, возьми и наполни наши бурдюки, – приказываю я.

Старикан вручает Эмми канистру. Сестренка торопливо исполняет все, что велено.

Я лихорадочно размышляю, что делать дальше. Оружия у них нет. По всему выходит, убивать бедных стариков не из-за чего. Торговцы стоят с поднятыми руками и смотрят на меня.

Тут Нерон решает поглядеть, что происходит. Он слетает вниз и усаживается на кастрюлю, что служит Пинчу шлемом. Клюет старикана в нос.

– А-а-а, – кричит торговец и машет руками. – Ворона! Улетай! Прочь! Кыш!

Я отвожу стрелу в сторону.

– Так уж и быть, – вздыхаю я. – Опускайте руки.

– Видишь, мое сокровище, какая хорошая девушка, – говорит Пинч. – Я так и знал!

Миз Пинч фыркает и уходит в хижину у мачты.

– Вот оно, настоящее великодушие! – восклицает старый торговец. – Вот оно, благородство! – Он сползает с лодки, хватает мою руку и трясет ее что есть сил. – Приятно познакомиться, мой воинственный друг! У вас доброе сердце! Ваша душа полна сочувствия! Это очень редкая вещь в наши темные времена, поверьте. Знаю, что ваше врожденное чувство справедливости не воспрепятствует попытке вашего ничтожного слуги устранить причину постигшей нас несчастливой случайности… то есть самой… ну… Ох, похоже, я потерял ход своих мыслей!

– Тебе нужно починить колесо, – говорю я.

– Точно! – обрадованно восклицает он. – Именно это я и хотел сказать!

– Ну так давай, чини, – киваю я.

Пинч спешит за колесом, которое укатилось вперед. Я подхожу к Эмми и помогаю ей наполнить бурдюки. Мы выпиваем столько воды, что наши животы чуть, не лопаются. Потом вдоволь поим Нудда и Нерона. Из хижины на лодке доносится запах еды.

Эмми принюхивается.

Пахнет вкусно.

В животе у меня урчит. Рот наполняется слюной. Зайца мы давно доели, и с тех пор во рту у нас не было ни крошки.

Пинч катит тяжелое колесо к лодке. Он запыхался, пот льет с него ручьем.

– Тебе помочь? – спрашиваю я.

* * *

Я помогаю ему поднять и подпереть деревянный помост лодки. Старик достает инструменты, и мы прикручиваем колесо на место. Эмми сидит поодаль и рисует палочкой в пыли.

– Тут нужно закрепить понадежнее, – говорю я. – Покажи, что у тебя за инструмент.

Пинч воздевает руки к небу.

– Мы встретили не только образец великодушия, но и великолепно обученного мастера-механика, – заявляет он.

Я перебираю железяки в стеклянной банке.

– Боюсь, интеллектуалы не очень практичны, душечка, – заявляет старикан. – Я сущее наказание для Миз Пинч, ее крест, но она никогда не бранит меня за недостатки. А если и порицает, то совсем не так, как я того заслуживаю.

– Ты как-то странно разговариваешь, – замечаю я.

– Я так и знал, что ты очень сообразительная, – говорит Пинч.

Он вытирает руки платком, лезет в глубокий карман своей куртки и вытаскивает оттуда какую-то штуку. Держит ее в ладонях, словно птенца. Как самую драгоценную драгоценность. С виду ничего такого не скажешь. Стопка тонюсеньких сухих листочков, сверху и снизу подложены куски толстой кожи.

– Это книга, – заявляет он и смотрит на меня так, будто сказал что-то важное.

– Надо же, – говорю я.

Он поднимает верхний кусок кожи. Переворачивает первый листок. Потом второй. Все они сплошняком покрыты черными закорючками.