Текст книги "Через реку забвения"

Автор книги: Моника Бейком

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

5

Повисло продолжительное молчание. Брюс как будто забыл руку на кисти Терезы, а та казалась настолько погруженной в мысли, что не обращала на это внимания.

А может, ей просто приятно мое прикосновение? – мелькнула у Брюса сумасшедшая мысль.

Тем временем Тереза, по-видимому, пришла к какому-то заключению. Медленно подняв ресницы, она произнесла:

– Вероятно, ты прав. Только с ходу это сложно усвоить. Я должна все как следует обдумать. – Затем, немного помолчав, Тереза добавила со смущенной улыбкой: – Знаешь, со мной еще никто так не говорил, даже психотерапевт. Брюс пожал плечами.

– Наверное, это ниже его достоинства – повторять простые истины. Он ведь должен отработать деньги, которые ты ему платишь, поэтому и беседует с тобой как человек, близкий если не к медицине, то хотя бы к науке. И подход у него соответственный. А на самом деле все ваши разговоры можно свести к одной житейской мудрости: что ни делается, все к лучшему.

– Так просто? – сказала Тереза.

– Да, – улыбнулся Брюс, похлопав ее по руке и наконец отстранившись. – В жизни вообще все довольно просто, это мы ее усложняем своими амбициями, обилием желаний и собственной незрелостью.

Тереза усмехнулась.

– Последнее, конечно, относится ко мне?

Откинувшись на спинку стула, Брюс вздохнул.

– К сожалению, и ко мне тоже. Думаешь, я сразу стал таким умным?

– Нет?

Он рассмеялся.

– Мне ведь тоже пришлось пережить трагедию. И только пройдя через это испытание, я изменил взгляд на жизнь.

– У тебя тоже была несчастная любовь? – тихо спросила Тереза.

Ее предположение было так далеко от истины, что Брюс даже не сразу сообразил, о чем она говорит.

– Что? А… нет, у меня случилось другое. Я в один день потерял команду, в которой играл.

Тереза ахнула.

– Своих коллег?

Брюс печально кивнул.

– У меня ведь не всегда была студия, и я не всегда был продюсером. Карьеру я начал в качестве гитариста.

– Что же случилось с твоей командой?

– Самолет, в котором летели ребята, разбился по пути в Эссекс.

Тереза сморщила лоб.

– Постой, кажется, я слыхала про это несчастье… или читала что-то такое… еще в Эдинбурге.

– Вполне может быть. О той трагедии писали все газеты. Наверняка какая-нибудь попалась тебе на глаза.

– Скорее всего, так и произошло, – задумчиво произнесла Тереза. – Только тогда я была настолько поглощена своей любовью, что вскоре забыла про эту историю. – Вдруг она умолкла и испуганно посмотрела на Брюса. – Погоди, это что же получается? Ведь ты тоже мог… погибнуть?

Взглянув в ее глаза, Брюс увидел в них смятение. По-видимому, мысль о его возможной гибели поразила Терезу до глубины души. Разумеется, подобное отношение не могло не тронуть Брюса.

– Нет-нет! – поспешно произнес он. – Это было невозможно с самого начала просто потому, что я не летел в том злополучном самолете.

С губ Терезы слетел вздох облегчения, услыхав который Брюс не удержался от улыбки: ведь она видит его сейчас перед собой, но реагирует так, будто события прошлого еще нельзя считать свершившимся фактом.

– Какое счастье! – с чувством произнесла Тереза. – Иначе… даже трудно представить, что бы было. И чего бы не было, – добавила она после секундной паузы.

Несколько долгих мгновений Брюс смотрел на нее, его глаза искрились. Ему стало ясно, что он небезразличен ей. Пусть пока как коллега по бизнесу или друг – хорошо уже то, что Тереза вообще питает к нему теплые чувства. А там, глядишь, они перерастут в нечто большее.

В эту минуту Брюс, кажется, понял, что означает выражение «душа поет». Пожалуй, его нынешнее состояние лучше всего можно было описать именно этими словами.

– Теперь ты понимаешь, к чему я пытаюсь свести весь наш разговор? – произнес он с плохо скрытой радостью. – Если бы некоторые обстоятельства твоей или моей жизни сложились как-нибудь иначе, мы бы не коротали этот вечер, сидя за твоим кухонным столом. Повернись ситуация по-иному – и ты наверняка осталась бы в Эдинбурге. А я, если бы парни из моей команды были живы, продолжал бы играть с ними. И не открыл бы собственной студии, и ты не появилась бы в ней в один прекрасный день, и…

– И мы не стали бы партнерами, а ко мне не пришла бы известность, потому что я продолжала бы петь наивные песенки в стиле диско, – подхватила Тереза.

И я не влюбился бы в тебя, безмолвно добавил Брюс, любуясь ее оживившимся лицом.

– Наверное, так и было бы, – произнес он вслух. – Вот и выходит, что сетовать на неудачи – это по крайней мере неконструктивно.

– Да-а, – протянула Тереза. – Интересная история. Ты заставил меня взглянуть на вещи совершенно по-иному. Можно сказать, глаза открыл. Только вот какой вопрос у меня возникает в связи со всем вышесказанным: правило «что ни делается, все к лучшему» действует всегда или выборочно?

– Всегда, – убежденно кивнул Брюс. – Не знаю, как это происходит, однако рано или поздно человек вдруг осознает, что какие-то события, которым он поначалу даже не придал значения, стали основой для чего-то очень хорошего.

– Ты в самом деле так думаешь? – В тоне Терезы еще ощущались остатки сомнения.

Брюс посмотрел на нее, и в его глазах вдруг заплясали чертики.

– Конечно. И даже могу прямо сейчас доказать верность этого закона.

– Правда?

Он пожал плечами.

– Нет ничего проще. Возьмем свежий пример из событий нынешнего вечера. Как ты помнишь, я хлебнул горячего чая и обжег себе рот.

– Бедняжка, – улыбнулась Тереза. – Тебе все еще больно?

Брюс поморщился.

– Так, щиплет немножко… Речь сейчас не об этом. Итак, со мной произошло несчастье… на первый взгляд.

Тереза внимательно слушала.

– А на второй? – лукаво спросила она.

– Видишь ли, если бы этого не случилось, ты лишилась бы одного весьма приятного для тебя преимущества.

– В самом деле? Что-то я пока не соображу, на что ты намекаешь.

– Сейчас поймешь. Следствием моего ожога стало то, что я лишился возможности есть. – Он ухмыльнулся. – Надеюсь, временно.

– И что здесь хорошего?

– О, кое-что есть! Но касается это не меня, а тебя.

Тереза изумленно вскинула бровь.

– Меня? Каким образом?

– Ты ведь любишь слойки?

– Очень, – кивнула она, все еще недоумевая.

– Тогда радуйся: тебе представился шанс насладиться еще одной! – торжественно произнес Брюс. С этими словами он отодвинул чашку, стоявшую перед его десертной тарелкой, на которой, аппетитно поблескивая запекшимся в духовке джемом и белея крупинками сахара, покоилась нетронутая слойка.

Тереза так и прикипела к ней взглядом.

– Ну, теперь удостоверилась? Как я и говорил, что ни делается, все к лучшему.

Вероятно, за время беседы Тереза успела забыть, что Брюс не смог доесть своего десерта.

И уж наверняка не задумывалась над тем, что слойка может быть предложена ей. Но сейчас перспектива некоего дополнительного наслаждения словно затмила для нее все остальное.

На пару секунд она замерла, не сводя глаз с любимого лакомства.

Тем временем Брюс придвинул тарелку поближе к ней.

– Ну что же ты? Бери!

Его слова как будто вернули Терезу к реальности.

– Нет-нет, я не возьму… Зачем? И так уже две штуки съела…

Брюс пристально взглянул на нее.

– Стесняешься, что ли? Напрасно. Ведь я все равно не стану есть. А тебе хочется, я же вижу.

– Нет.

– Брось, солнышко. О чем мы вообще спорим? Съешь эту слойку – и дело с концом!

На скулах Терезы проступил румянец смущения. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке из-за того, что Брюс сумел угадать ее желание.

– Не буду я ее есть, – упрямо произнесла она, поднимаясь из-за стола.

Глаза Брюса блеснули.

– Нет? – тихо произнес он.

– Нет!

– Тогда я сам съем эту несчастную слойку.

Во взгляде Терезы промелькнуло недоумение. Она понимала, что Брюс неспроста сделал подобное заявление, однако мотивы, которыми он в данном случае руководствовался, оставались ей непонятными.

– Да, съем! – продолжил он, беря слойку и тоже поднимаясь. – И пусть тебе будет стыдно!

– Глупости говоришь, – фыркнула Тереза. – Почему мне должно быть стыдно?

– Потому что ты станешь спокойно смотреть, как я мучаюсь, – пояснил Брюс, с нарочитым отвращением оглядывая слойку. – Ведь мне будет больно!

Тереза разинула рот. Подобный поворот явился для нее полной неожиданностью.

– А ты… А ты не ешь, – растерянно пролепетала она.

– Не могу, – вздохнул Брюс.

Тереза подозрительно нахмурилась.

– Почему?

– Вопрос принципа. Так или иначе, эта плюшка должна быть съедена.

– Слойка, – машинально поправила его Тереза, глядя на зажатый меж пальцев Брюса предмет спора. И проглотила слюнки, даже не заметив этого.

Зато Брюс прекрасно все видел.

– А знаешь, что я сейчас сделаю? – вкрадчиво произнес он, начиная потихоньку двигаться вперед.

Встрепенувшись, Тереза заставила себя отвести от сдобы взгляд.

– Да?

– Самолично скормлю тебе эту штуковину. – С этими словами он отломил от слойки небольшой кусочек и подступил с ним к Терезе вплотную.

Только тут она осознала, что оказалась в ловушке: позади нее находилась кухонная стойка, впереди Брюс. Правда, оставалась еще небольшая возможность маневра.

Быстро оценив ситуацию, Тереза сделала движение вправо, однако Брюс был настороже и не дал ей уйти. Тогда она метнулась влево… и на этот раз окончательно угодила в тупик, очутившись в углу между стеной и мойкой.

Взволнованно дыша, Тереза остановилась. Ее упругая грудь вздымалась. Брюс смотрел на нее в упор. Их взгляды встретились и словно сцепились. Обоим стало ясно, что это уже нечто большее, нежели игра.

– Открой ротик, дорогая, – негромко произнес Брюс.

– Нет, – так же тихо, но решительно ответила Тереза.

– Хорошо! Пусть это будет на твоей совести. Я начинаю есть.

Не сводя с нее глаз, он медленно поднес ломтик к своим губам. Тереза наблюдала за его действиями как завороженная. В самый последний момент рука Брюса застыла.

– Не передумала?

– Нет.

– Тогда смотри. Я кладу этот кусок в рот, видишь?

Он действительно сделал то, о чем говорил: на глазах Терезы положил ломтик слойки в рот и принялся медленно, будто через силу жевать. Через мгновение у него вырвался сдавленный стон, который должен был доказать Терезе, как больно ему есть.

Зрачки ее расширились.

Весьма наглядно произведя мучительное глотательное движение, Брюс с печальным вздохом отломил от слойки следующий кусочек. Некоторое время он оглядывал его со всех сторон, будто примериваясь, как бы половчее съесть, чтобы избежать болезненных ощущений. После чего, картинно морщась и всем своим видом выражая страдание, Брюс поднес ломтик ко рту.

– Нет! – воскликнула Тереза.

Ну наконец-то! – с внутренней усмешкой подумал Брюс.

– Что? – спросил он, испытующе глядя на нее.

– Не нужно. Если тебе больно, не ешь.

Брюс взглянул на ломтик и на слойку.

– А как же быть?

– Я… согласна съесть это.

Тереза потянулась было к слойке, но Брюс отвел ее руку.

– Э нет! Я тебе не верю. Скажешь, что съешь, а потом… Лучше все-таки я сам тебя покормлю, идет?

Повисла напряженная пауза. Тереза опустила ресницы, потом подняла и внимательно посмотрела на Брюса. В ее глазах читался немой вопрос.

Брюс ответил серьезным взглядом, хотя уголки его губ были приподняты.

Всякий, кто видел бы сейчас этих двоих, сообразил бы, что между ними, кроме совершенно очевидного диалога, происходит еще и другой, безмолвный и наверняка не вполне ясный даже им самим.

– Ладно, – шепнула Тереза.

Глаза Брюса блеснули.

– Вообще-то слойка очень вкусная, в другое время я бы проглотил ее в два счета, но сейчас… – Он прервал сам себя. – Ну, приступим. Открой, пожалуйста, рот.

Когда Тереза безропотно выполнила просьбу и раскрыла кораллового цвета губы, на которых после умывания в гримерной «Форума» не осталось даже следа губной помады, в его голове промчалась мысль, что сегодня, похоже, сбываются самые смелые его мечты. Ведь совсем недавно, сидя в этой самой кухне, он грезил об ужине в спальне, о том, как будет кормить обнаженную Терезу слойками, отламывая по кусочку. А сейчас это происходит на самом деле! На миг Брюсу показалось, что он спит и видит чудесный сон.

Но нет, вот же она, Тереза! Стоит и ждет, чтобы он положил ей в рот первый ломтик слойки.

Пока Брюс медлил, Тереза на его глазах машинально провела языком по губам и вновь в ожидании раскрыла их. При виде столь упоительного действия – которое к тому же происходило так близко – Брюса бросило в жар.

Ох, что она со мной делает! – мелькнуло в его мозгу. Но ведь сейчас Тереза полностью одета, а что было бы, если бы она впрямь была обнажена? Нет! Об этом нельзя думать. Иначе мое… гм… взбудораженное состояние станет слишком очевидным.

Понимая, что дальше тянуть невозможно, он аккуратно вложил Терезе в рот ломтик слойки. Она сжевала ее, проглотила и сказала:

– Теперь веришь, что я все съем?

– Э-э… да.

– Так, может, отдашь мне остатки слойки?

– Ни за что, – быстро произнес Брюс. – Уговор дороже денег. Ты съешь эту слойку из моих рук, и никак иначе. – Он отломил очередной кусочек. – Ну-ка, давай…

Странно, но спорить Тереза не стала. Пока продолжалось это необычное кормление, ее глаза влажно поблескивали. У Брюса даже промелькнула мысль, не передалось ли ей каким-то образом его собственное волнение.

Сам он с каждым мгновением все больше терял голову. Тереза так чувственно ела, что ему хотелось максимально растянуть этот процесс. Сам того не замечая, Брюс начал отламывать все более мелкие кусочки. Его взгляд не отрывался ото рта Терезы. Ее губы раскрывались, меж них показывались ровные белые зубы, мелькал розовый язык, Брюс вкладывал в этот очаровательный рот ломтик слойки, и тот закрывался.

С каким наслаждением вместо кусочка сдобы Брюс вложил бы меж соблазнительных губ собственный язык!

И чем больше уменьшалась слойка, тем стремительнее нарастало это безумное желание. В мозгу Брюса то и дело вспыхивали волнующие картины. Под конец ему пришлось бороться как с участившимся дыханием, так и с собственным воображением.

А затем произошло нечто особенное. Скармливая Терезе очередной ломтик, Брюс до того засмотрелся на нее, что забыл вовремя убрать пальцы и она слегка прихватила их губами.

О, какое это было блаженство!

Брюс ощутил, как теплые влажные губы сомкнулись вокруг кончика его указательного пальца, лишь едва задев большой. Само по себе это прикосновение едва не свело Брюса с ума, но в следующее мгновение, словно дополняя начатое действие, Тереза дотронулась до его пальца языком.

В тот же миг Брюс почувствовал, как интимную область меж его бедер сковало спазмом, острым, но бесконечно сладостным. Он вздрогнул, поспешно убрав пальцы… и встретил потемневший взгляд Терезы.

И тут будто что-то прояснилось в его мозгу. Конечно! Она тоже взбудоражена. Да и разве могло быть иначе, если речь идет о такой женщине? Сила ее эмоций, будучи облеченной в музыку и слова, способна увлечь множество людей. Разве было бы это возможно, если бы Тереза не являлась страстной натурой? Никогда. А если так…

Брюс даже задохнулся, когда в его голове вырисовался единственно правильный вывод: Тереза не только не осталась безучастной к затеянной им игре, но включилась в нее. Охотно или нет – это уже другой вопрос. Не исключено, что ее заставили сделать это собственные гормоны.

Вот тебе и ответ на вопрос, живой она человек или нет! – полыхнуло в мозгу Брюса.

Он опустил взгляд на последний кусочек слойки, оставшийся в его руке, потом посмотрел на Терезу. Та молча раскрыла губы, ноздри ее слегка раздувались.

И вдруг Брюс сделал нечто такое, чего еще секунду назад от себя не ожидал. Повинуясь внезапному импульсу, он сжал остатки слойки в кулаке, после чего раскрыл ладонь и высыпал крошки в мойку. Затем, не сводя с Терезы горящего взгляда, медленно приблизился к ее лицу, чуть наклонился и припал к приоткрытым губам.

Ему показалось, что в последний момент Тереза издала едва заметный вздох облегчения. Как будто у нее еще оставались сомнения относительно того, будет ли иметь продолжение их игра. Но эта мысль быстро улетучилась из головы Брюса, потому что начался поцелуй.

Сколько раз, лежа в тиши своей спальни, Брюс представлял себе, каким окажется первый настоящий поцелуй с Терезой. Разумеется, он не знал, случится ли это вообще, но разве можно истребить надежду? Нечего и говорить, что это событие представлялось ему чрезвычайно сладостным и волнующим, однако реальность превзошла самые радужные ожидания.

Несмотря на то что внутри у него все бушевало, начал Брюс очень осторожно. Меньше всего ему хотелось спугнуть удачу. Да, Тереза не отвергла его в первую минуту, но, если он даст волю чувствам, кто знает, как она себя поведет? Может, излишний напор будет истолкован ею как грубость и сказка кончится, едва начавшись.

Исходя из этих соображений, Брюс поначалу даже не касался Терезы руками. Просто уперся ими в мойку, поместив по обеим сторонам стройных узких бедер, которые ему безумно хотелось прижать к своим.

И поцелуй он углубил не сразу. Собственно, ему и не пришлось выбирать для этого подходящий момент, потому что спустя несколько мгновений Тереза перехватила у него инициативу.

Произошло это так. Когда Брюс наклонился и их губы слились, он ненадолго замер, ожидая последствий. Однако проявились они лишь в том, что Тереза едва заметно качнулась к нему. Тогда, приободрившись, но продолжая изо всех сил сдерживать себя, Брюс чуть усилил нажим. Спустя еще пару секунд он рискнул коснуться языком белых зубов, которыми еще совсем недавно любовался, пока те с хрустом вгрызались в слойку. Вскоре после этого Тереза сама запустила язык к нему в рот.

Впоследствии Брюс пришел к выводу, что эту минуту следует считать переломным моментом их отношений.

Но то произошло гораздо позже, а сейчас он просто наслаждался восхитительными мгновениями, всецело отдавшись пронзительным ощущениям поцелуя. Они были так сильны, что Брюс не сумел подавить стон, и он заклокотал в его горле, безусловно достигнув слуха Терезы.

А затем – вот уж действительно неожиданность! – она издала ответный стон.

Брюс безошибочно угадал в этом звуке наслаждение и лишь тогда позволил себе положить ладони на ее талию. По телу Терезы пробежал ощутимый трепет. Она невольно подалась вперед, теснее прильнув к Брюсу, который сам задрожал от вожделения, почувствовав, как к его торсу прижалось нечто упоительно упругое и очень женственное.

С каждым мгновением поцелуй становился все более глубоким и безудержным. И все больше напоминал объятия влюбленных, на некоторое время разлученных обстоятельствами, но наконец встретившихся и давших волю чувствам.

К Брюсу это в какой-то мере можно было отнести – ведь он давно уже лелеял надежду на нечто подобное, – но что происходило с Терезой?

Даже в преисполненные обилием эмоций и ощущений минуты в дальних пределах мозга Брюса вертелась эта мысль. Подсознательно он все время искал ответа на мучительный вопрос, но приходившие на ум варианты не устраивали его – потому что не подразумевали любви.

Впрочем, вскоре чувства окончательно оттеснили на задний план мысли, и Брюс забыл обо всем на свете, растворившись в сладостной неге поцелуя.

6

Ему казалось, что поцелуй длился не меньше часа, чего, разумеется, в действительности не было. Однако вечно так продолжаться не могло, и в конце концов поцелуй завершился. Задыхаясь, оба уставились друг на друга.

– Что мы делаем, Брюс? – спросила Тереза.

Глаза ее блестели, голос прерывался.

Брюс смотрел на нее в восхищении, на его губах играла счастливая улыбка.

– Это называется «поцелуй», детка, – так же прерывисто ответил он.

После чего наступило молчание. Момент был такой, когда мужчине, если он желает добиться некой взаимности, следует действовать. Несомненно, Брюс так бы и поступил, если бы перед ним находилась сейчас любая другая женщина. Но с Терезой он не мог идти напролом.

Видимо, чувствуя, что пауза затянулась, Тереза провела языком по пламеневшим после поцелуя губам.

– И… что дальше?

Брюс только этого и ждал.

– Солнышко, если бы ты знала, как я…

Люблю тебя, едва не сорвалось с его языка. Ох, как ему хотелось произнести эти слова! Но он не мог. Глупейшая ситуация! Я не могу сказать любимой женщине о своих чувствах! Никогда не думал, что окажусь в таком положении. И все из-за какого-то подонка, который разбил Терезе сердце, после чего она стала с опаской относиться к самой идее любви! Тем не менее нужно было сказать хоть что-то, ведь в подобные минуты женщины ждут каких-то слов. Даже когда все ясно и остается лишь перейти к действиям, им требуется определенная доля романтики.

– …как я хочу тебя! – завершил Брюс фразу совсем не так, как хотелось бы. – Наверное, нынче выдался особенный вечер, потому что сегодня ты… сводишь меня с ума! – Это была чистая правда, и Брюс радовался, что имеет возможность сказать ее без досадных последствий. Впрочем, к своим словам он мог бы прибавить оговорку: его безумное – если уместно употребить подобное определение – состояние продолжается уже давно.

Тереза слабо улыбнулась и вновь прошлась языком по губам. Пристально наблюдавший за ней Брюс понимал, что это означает: ее саму снедает желание.

Что ж, если не по любви, то хотя бы по страсти, с мимолетной грустью подумал он.

– Но… – начала Тереза и умолкла.

Брюс провел пальцами по ее щеке.

– Да?

В глазах Терезы читалась внутренняя борьба. Прерывисто вздохнув, она продолжила:

– Мы не должны… так нельзя… А если потом пожалеем? Ведь сделанного не воротишь.

Брюс взял ее лицо в ладони и принялся покрывать мелкими поцелуями щеки, подбородок, губы…

– Почему нельзя? Можно, – шептал он. – Все можно. Вспомни, о чем мы недавно говорили.

Дыхание Терезы участилось.

– Что ни делается, все к лучшему? – с запинкой произнесла она.

– Конечно, – тихо сказал Брюс. – Позволь себе немного радости. Ни о чем не думай и не беспокойся, все это пустое. Иногда нужно жить одной минутой, ведь именно она может скрывать в себе счастье, понимаешь?

– Кажется, да… – выдохнула Тереза.

– Ты просто прелесть! – с чувством воскликнул Брюс и вновь припал к ее губам.

Новый поцелуй длился как будто даже дольше, чем первый. И он словно приобрел иное качество – на сей раз Тереза сначала медленно, с оттенком сомнения, скользнула ладонями по плечам Брюса, а потом уже увереннее обвила руками его шею.

Моя! – с торжеством вспыхнуло в этот момент в голове Брюса.

– Знаешь, о чем я думал за ужином? – прошептал он, когда их губы разомкнулись.

– О чем? – так же шепотом спросила Тереза.

– Что мне до чертиков интересно, как выглядит твоя спальня.

Она негромко рассмеялась.

– Ну, если ты затеял все это лишь только ради того, чтобы заглянуть в мою спальню…

Запрокинув голову, Брюс издал звук, очень похожий на рычание. Потом посмотрел Терезе прямо в глаза.

– Видишь ли, солнышко, если мы продолжим беседу еще хотя бы на пять минут, мне уже будет все равно, где она происходит – на кухне или в какой-нибудь другой комнате. Просто в спальне некоторые вещи делать удобнее.

– Ты находишь?

Тереза произнесла это таким тоном, что Брюс невольно подумал: надо же, в ней пробудилась игривость! Разве мог я даже мечтать о таком?!

– Просто уверен! Поверь моему опыту.

– А почему тебе станет безразлично, где беседовать? – задала Тереза новый вопрос.

Ее грудной голос ласкал слух Брюса и одновременно будоражил кровь. Подавив судорожный вздох, он впился взглядом в самые зрачки Терезы.

– Потому что, боюсь, я не совладаю с собой.

– И? – произнесла она.

– И наброшусь на тебя! – хрипло вырвалось у Брюса.

Затем, почти не понимая, что делает, он вновь порывисто склонился над Терезой, отодвинул длинные шелковистые пряди волос и нетерпеливо припал губами к впадинке между шеей и плечом. Сначала Брюс просто целовал соблазнительное место, потом стал щекотать языком, а потом легонько сжал нежную кожу зубами.

В эту минуту и без того трепетавшая Тереза со стоном изогнулась, крепко стиснув плечи Брюса.

– Погоди! Я верю… верю… – Она с усилием отстранила его от себя. – Ладно, идем.

– Куда? – спросил слегка ошалевший от наплыва чувств Брюс.

В подобных обстоятельствах вопрос мог бы показаться смешным, однако Терезе явно было не до смеха. Ее лицо пылало, губы приобрели вишневый оттенок, карие глаза казались черными из-за расширившихся зрачков.

– В спальню, – только и сказала она. И, найдя руку Брюса, повела его прочь из кухни.

Спальня была очень светлой. Это было заметно даже в царящих здесь сумерках. Впрочем, они не казались такими уж густыми из-за льющегося сквозь окно с улицы света фонаря.

Взгляд Брюса упал на кровать, накрытую покрывалом, очевидно призванным имитировать шкуру белого медведя. Но не оно заинтересовало его, а тот факт, что ложе было двуспальным.

По мнению Брюса, это кое о чем свидетельствовало. Хоть Тереза и избегала мужского общества, в ее подсознании, вероятно, сидела мысль, что она не всегда будет спать в одиночестве.

И подтверждение этому я сам, блеснуло в затуманенном страстью мозгу Брюса. Потому что нахожусь сейчас здесь.

Тереза двинулась было к окну с явным намерением задернуть шторы, однако Брюс удержал ее за руку и повернул лицом к себе.

– Тереза…

– Ох, Брюс! – со стоном произнесла она.

И они вновь принялись целоваться.

Через какое-то время Брюс оторвался от губ Терезы, но лишь для того, чтобы начать раздевать ее. Он опьянел от восторга. А когда обнажилась аккуратная упругая грудь Терезы, и вовсе потерял голову.

Подхватив Терезу на руки, он стремительно шагнул вперед и уложил ее прямо поверх пушистого белого покрывала. Сам тут же налег сверху, уткнулся лицом в ложбинку между двумя нежными выпуклостями, губами прижавшись к атласной гладкости кожи, и застыл.

Впрочем, продолжалось это всего несколько мгновений. Затем Брюс переместился к отвердевшему и превратившемуся в столбик соску, накрыл его губами и принялся легонько посасывать.

Реакция Терезы не заставила себя ждать. Брюс услыхал низкий грудной стон, почувствовал, как изогнулось находящееся под ним тело, и продолжил ласкать сосок с удвоенной энергией.

Вдоволь наигравшись с ним, Брюс поднял голову и посмотрел на Терезу. Глаза ее были закрыты, голова запрокинута, шея белела в льющемся с улицы свете.

– Тебе нравится то, что я делаю? – спросил Брюс, хотя ответ был очевиден.

С губ Терезы слетел очередной стон, она хрипловато произнесла:

– Очень… Не останавливайся, пожалуйста!

– Сейчас, подожди минутку.

Брюс встал с постели и быстро освободился от рубашки и джинсов. Потом вернулся к Терезе, чтобы начать все сначала, но с другим соском.

Спустя несколько минут она уже извивалась под ним, впившись пальцами в его плечи и жадно хватая воздух открытым ртом.

– Брюс! – то и дело вырывалось у нее. – Ох, Брюс!

Разумеется, он слышал эти полные чувственного томления вскрики, и они доставляли ему едва ли не большее наслаждение, чем сам процесс ласк.

Он скользнул рукой по плоскому бархатистому животу Терезы, устремляясь к заветной области между ног, но наткнулся на пояс джинсов. Едва не застонав от досады, Брюс на ощупь расстегнул пуговицу и потянул молнию вниз. Однако попытка не увенчалась успехом, и ему поневоле пришлось вновь отстраниться от Терезы.

Она издала звук разочарования, но потом поняла, почему он отодвинулся, и в меру сил помогла ему освободить ее от остатков одежды.

Брюс стянул с нее джинсы вместе с черными кружевными трусиками, бросил на пол, затем избавился от собственных трусов. После чего снова накрыл Терезу своим телом.

Он жадно впился в ее губы, и ему показалось, что они обожгли его. Тереза отвечала на поцелуй со всей неистовостью истосковавшейся по ласке женщины. Через минуту Брюс осуществил свое изначальное намерение – не прерывая поцелуя, переместил руку вниз, слегка раздвинул ноги Терезы и принялся ласкать самый чувствительный участок ее тела.

Как только Брюс коснулся этой области, Тереза изогнулась и издала очередной сдавленный стон. Было совершенно очевидно, что она готова к соитию, однако Брюс все медлил, желая доставить ей как можно больше наслаждения.

Наконец, прервав поцелуй, Тереза произнесла чужим хрипловатым голосом:

– Сейчас, прошу тебя… сейчас!

Тогда Брюс вошел в нее медленным уверенным движением, до предела наполнив своей плотью. Они оба на миг замерли, словно прислушиваясь к ощущениям, затем Тереза нетерпеливо качнула бедрами, и Брюс начал двигаться.

Потянулись насыщенные пронзительным наслаждением мгновения. Тереза сразу подхватила заданный Брюсом ритм, и точно так же, в такт, с ее губ стали слетать стоны.

Затем настал момент, когда Брюс почти физически ощутил, до какой степени возросло испытываемое Терезой удовольствие. Едва он успел это осознать, как та содрогнулась, громко вскрикнула… а потом постепенно обмякла, тяжело дыша и не открывая глаз.

В ту же минуту, словно захваченный ее состоянием, Брюс вздрогнул от острого наслаждения, пронзившего все его тело с головы до пят. Затем услыхал чей-то сдавленный скрипучий стон и лишь потом сообразил, что этот звук вырвался из его собственного горла.

Выплыв из глубин сладостной неги, он понял, что до сих пор придавливает собой Терезу, и поспешно перекатился на спину. Но Тереза осталась лежать головой на его руке. В таком положении они находились до тех пор, пока их дыхание не успокоилось.

А потом Брюс неожиданно услышал звук, показавшийся ему странным, даже неуместным в данной ситуации и потому настораживающим. В первый момент он решил, что ему показалось, но, прислушавшись, вновь услыхал нечто очень похожее на тихие всхлипы.

– Тереза? – негромко произнес он, вглядываясь в полумраке в ее лицо. – Что случилось?

Она притихла, но через минуту всхлипнула вновь.

– Ты… плачешь? – осторожно спросил Брюс. – Почему? Я… чем-то обидел тебя?

Тереза вновь притихла. Наступила пауза, во время которой Брюс чего только не передумал… Наконец Тереза повернулась к нему, притянула к себе его голову и поцеловала в губы.

– Ты не только не обидел меня, но доставил огромное наслаждение. Я благодарна тебе за это. – Она немного помолчала. – Но, понимаешь, душевный надрыв, который я в свое время пережила, был так глубок, что последствия влияют на меня и по сей день. Наверное, тебе покажется странным, но ты первый мужчина, с которым я… была близка после разрыва с Патриком Корбеттом. И скажу, что… – Тереза вздохнула, потом продолжила чуть смущенно, – это было восхитительно. Правда, правда, – добавила она, заметив в глазах Брюса сомнение. – Только сейчас… умоляю, пойми меня правильно… мне хочется побыть одной.

Брюс стиснул зубы.

Что ж, чего-то подобного и следовало ожидать. Не могло такое событие пройти совсем гладко. Хоть капля дегтя, но должна была оказаться в бочке меда.

– Хорошо, – сдержанно произнес он, – сейчас я уйду. – Потом улыбнулся и нежно поцеловал Терезу. – Не беспокойся, я все понимаю. Не буду тебе надоедать. Но лишь два дня. А на третий нам придется встретиться, ведь у тебя во вторник пресс-конференция в «Хилтоне», помнишь?