Текст книги "Прекрасная Джоан"
Автор книги: Молли Хейкрафт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Я возразила, что приехала посмотреть, как проходит обмен пленными.
– Никакого обмена не будет! – грубо отвечал он. – Саладин снова отказался выполнить обещанное… Я и так потерял много драгоценных недель.
– Обмена не будет? Но зачем же они здесь?
– Мы не можем взять их с собой; не можем и продолжать охранять и кормить их в Акре! Матерь Божья, Джоан, это Крестовый поход, а не Суд любви! Пораскинь мозгами! А теперь… иди, уходи!
Я развернула свою кобылу и поскакала назад, к белым башням и минаретам. Однако не успела я добраться до города, как услышала громкий крик, потом другой. Я обернулась через плечо и увидела, как солдат выхватил младенца у матери и отсек ему голову мечом. Затем он заколол и мать; подняв меч, с лезвия которого капала кровь, он врезался в толпу кричащих от страха пленников, которые, невзирая на свои оковы, пытались прорваться сквозь кольцо окруживших их вооруженных всадников.
Вскоре солдаты моего брата начали убивать мужчин, женщин и детей.
– Останови их! – Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я развернула лошадь и погнала ее назад, к Ричарду. Моя охрана осталась далеко позади. Сердце колотилось так сильно, что казалось вот-вот разорвется.
Я заметила, как от группы людей рядом с братом отделилось несколько всадников, они поскакали мне навстречу и преградили мне дорогу, я увидела, что во главе отряда граф Раймонд. Он был почти так же бледен, как и я.
– Пропустите меня, милорд! – закричала я. – Я должна уговорить брата остановить их. Он не может… так нельзя!
Склонившись к моему седлу, он вынул поводья из моих дрожащих пальцев.
– Выслушайте меня, миледи, прошу вас! – Он развернул мою кобылу мордой к Акре и медленно повел ее вперед. – Ваше вмешательство лишь разгневает короля; вы не в силах остановить это… печальное, но необходимое дело.
– Печальное? Необходимое? Да это чудовищно! Чудовищно! – Внезапно я разрыдалась. Слезы ручьями лились по моим запыленным щекам. – Как вы могли такое допустить, милорд? Это не война… Не священная война! Они убивают женщин и детей…
Мы слышали жуткие предсмертные крики и стоны; я никогда их не забуду. Никогда!
Мы быстро скакали прочь. Моя охрана осталась далеко позади; вуаль развевалась у меня за спиной. Когда мы домчались до городских ворот, уже больше не слышали криков, но, как только въехали в город и медленно двинулись ко дворцу, мне показалось, что я снова их слышу где-то поблизости: те же крики, топот бегущих ног, те же громкие приказы прекратить…
Раймонд сдавленно выругался, и я увидела, что он оглядывается, словно ища другого пути. Очевидно, по-другому добраться до дворца было нельзя, и, когда мы повернули на площадь перед дворцом и стоящей рядом мечетью, мы снова оказались в центре резни, повторяющей ужасную сцену на равнине. В некотором отдалении от нас на могучем жеребце сидел герцог Бургундский, криками поощряя своих людей к убийству закованных в цепи пленников, безуспешно пытающихся спастись от безжалостных мечей.
Ко мне с протянутыми ручками бросилась маленькая девочка. Я нагнулась, чтобы подхватить ее, но ее нагнал солдат и с маху отрубил ребенку голову. Струя крови брызнула на подол моего платья, потекла по мостовой под копыта кобылы…
Я закричала; слезы снова хлынули у меня из глаз. И снова я почувствовала, как у меня забирают поводья. Наконец Раймонд пригнал наших лошадей во внутренний двор дворца. Он молча помог мне спешиться и, сжав мою руку, повел меня по длинным полутемным коридорам на мою половину.
Здесь было пустынно; да и в соседних комнатах тоже никого не было. Некоторое время мы стояли молча, и лишь плеск воды фонтана в саду нарушал тишину. Эта часть дворца была расположена вдали от площади.
Я начала дрожать. Меня бросало то в жар, то в холод. Темные тени поплыли перед глазами.
Его руки нежно обняли меня, поддерживая, не давая упасть. И прежде чем весь мир погрузился для меня во тьму, я услышала – или мне только показалось – его ласковый голос:
– Тише, тише, радость моя… успокойся.
Глава 13
К счастью, после тех ужасных событий мы с Ричардом не виделись много недель. Пока в окрестностях города шла жестокая резня, он с остатками армии выступил на Иерусалим, оставив нас во дворце Акры. Полагаю, что его вынудили устроить побоище, однако женщине трудно смириться с убийством многих невинных людей, убийством, совершенным к тому же по приказу предводителя христиан. Саладин не преминул последовать примеру Ричарда. Нам не вернули наших пленных; их всех либо убили, либо продали в рабство. Святой Истинный Крест, обещанный нам, был переправлен в Дамаск. И обещанного выкупа мы не увидели.
Я пыталась забыть увиденные мной ужасные сцены, но лишь спустя долгое время смогла думать о брате с прежней любовью и спокойно спать по ночам. Часто, лежа без сна, я вспоминала, как хорошо мне было в объятиях Раймонда, и слышала его тихий голос, утешавший меня.
Раймонда я тоже не видела и радовалась этому. Мне требовалось время, чтобы изгнать из сердца любовь к нему. Мысль о том, что он, возможно, тоже любит меня, вызывала во мне смешанные чувства. Брак между нами был невозможен; английская принцесса, вдовствующая королева Сицилии, стоит по своему происхождению неизмеримо выше наследника Тулузы и не может взять его в мужья; заводить же любовника я не хотела. Разумеется, я понимала: многие женщины в моем положении не стали бы колебаться. Но столь легкомысленное поведение я не одобряла – трудно сказать почему. Возможно, из страха. Рожденная в семье, где и отец, и мать презирали моральные устои, я боялась последовать их примеру.
К несчастью, наша жизнь в захваченном городе, где к тому же женщины содержались в строгом уединении, была невыразимо скучна. Вскоре мы затосковали без развлечений и общества.
Бертран де Верден и Стефан де Лоншан, на которых мой брат оставил Акру, свою сокровищницу и нас, были слишком заняты восстановлением укреплений и наведением порядка в опустошенном городе. Изредка они все же навещали нас, но от усталости часто засыпали в креслах. Оба были уже немолоды: Бертран де Верден двадцать пять лет жизни посвятил служению Англии и Ирландии в качестве шерифа, судьи и сенешаля; де Лоншан, родич епископа Илийского, был признан слишком старым для трудного похода на Иерусалим.
Нам оставалось лишь музицировать да вышивать; я рассказывала Беренгарии о счастливой жизни с Уильямом на Сицилии.
Нравы, царившие при нашем тамошнем дворе, сильно отличались от тех, что были приняты в небольшом замке ее отца в Памплоне – старинном и неудобном. Часто она завистливо вздыхала, слушая описания богато обставленных дворцов в окрестностях Палермо и о тесной дружбе между мной и моим дорогим супругом.
В это время юная Бургинь проводила дни перед зеркалом, меняя одни наряды на другие. Она очень сдружилась с Марией де Кордова. Вскоре в Акру вернулся Балдуин Фландрский, который привез письма и распоряжения Вердену и Лоншану от моего брата Ричарда. Он поведал нам еще об одной крупной победе над Саладином и его полчищами неверных.
– На одного нашего воина приходилось трое неверных, – ликующе рассказывал он. – Но мы сошлись в открытом бою, в месте под названием Арзуф, и перебили их, словно муравьев. Что за славный полководец король Ричард! Солдаты повинуются ему беспрекословно. Они его боготворят! И что должны сейчас чувствовать Саладин и его люди! После Акры – новое поражение…
– Когда же будет осажден Иерусалим? – спросили Беренгария.
– После того как восполним запасы на побережье, – отвечал Балдуин. – Когда я направился к вам, армия двигалась по направлению к Яффе.
Он так ярко описал нам битву при Арзуфе, что мы словно увидели все собственными глазами: палящее солнце, гром барабанов неверных и их крики: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его!» Мы видели, как сверкают на солнце кольчуги наших рыцарей; видели Рика в гуще боя, с его разящим мечом; видели Саладина, не уступающего брату в храбрости, но он не убивал собственноручно; он скакал по полю битвы бесстрашно, словно свистящие вокруг стрелы были каплями летнего дождя.
Когда Балдуин закончил свой рассказ, я заметила, как побледнела Беренгария; мне же его слова напомни ли о недавней резне, которую, я хотела забыть. Однако наша принцесса-киприотка была очарована неожиданными талантами Балдуина – во всяком случае, она благосклонно принимала его ухаживания, так как других молодых людей поблизости не было. Как бы там ни было, накануне своего возвращения в армию молодой Балдуин поведал мне, что сразу по прибытии в лагерь он собирается просить у Ричарда руки Бургинь.
Я не сомневалась в том, что очень скоро Балдуин раскается в своем решении, но вслух спросила лишь, понимает ли он разницу между собой и своей невестой. Сумеет ли девица, воспитанная на Кипре, жить во Фландрии?
Он кивнул, вспыхнул и неуклюже махнул своей большой, костлявой рукой.
– Она так прелестна, – сказал он, – и так прекрасна. Чего еще можно ждать от жены? В конце концов, она – дочь императора, и я не собираюсь слишком круто менять ее привычки. Я пообещал ей, что все будет так, как она пожелает.
После отъезда Балдуина наша жизнь вошла в привычную колею. К нашему удивлению, в начале октября во дворце неожиданно объявился король Гвидо де Узиньян.
– Мое поручение нельзя назвать приятным, – заявил он в ответ на наши расспросы. – Постыдная правда состоит в том, что все больше наших людей покидает лагерь в Яффе и тайком пробирается в Акру в поисках… м-м… наслаждений. Мне предстоит напомнить им об их долге и принудить вернуться к их обязанностям.
– Наслаждения? – Беренгария изумленно оглянулась на меня.
– Боюсь, что так, ваша светлость. – Король Гвидо сокрушенно кивнул. – Единственное, что их извиняет, – так это то, что против развлечений, которые предлагают им здесь, не в силах устоять многие мужчины.
Мне уже доводилось слышать об оргиях, устраиваемых в Акре; местные женщины учили наших солдат новым, необычным для них способам любви. Поэтому я более или менее понимала, что имеет в виду посланец.
– Яффу мы застали в развалинах, – поведал он далее. – После сокрушительного поражения при Арзуфе Саладину так не хочется снова встречаться с нами в открытом бою, что он теперь стремится разрушить любой город, на который мы можем напасть. Король послал моего брата Жоффруа в Аскалон, и он застал там одни руины – город покинут, сожжен до основания. Когда мы отстроим укрепления в Яффе, мы, скорее всего, пойдем в Аскалон и восстановим его, и лишь после этого начнем осаду Иерусалима. Оказалось, – продолжал он, – что Крестовый поход – не только битвы и слава.
Мы пригласили гостя отобедать с нами. Усевшись за стол, я попросила короля Гвидо рассказывать дальше.
Некоторое время он не решался заговорить и переводил взгляд с меня на Беренгарию.
– Не хочу пугать вас, дорогие дамы, – сказал он, – но думаю, если вы присоедините свои мольбы к нашим, то, может быть, нам общими усилиями удастся уговорить короля Ричарда не рисковать столь дерзко своей жизнью. Должен признаться: если бы не храбрость Уильяма де Пре, ваш государь сейчас, возможно, был бы пленником Саладина!
– Ричард всегда был бесстрашен в бою, – возразила я, – и я не стану упрекать его за это!
– Но это случилось не в бою. Нет, нет, миледи. Это случилось в Яффе, а не при Арзуфе. Он выехал из лагеря, чтобы испытать своего кречета, и взял с собой маленький отряд рыцарей. Когда стало припекать, он велел им всем отдохнуть и поспать в апельсиновой роще. Поспать! Слышали вы что-либо безрассуднее? Шпионы Саладина следили за ними, и вскоре на рощу напал отряд неверных. Ричард проснулся, когда враги уже окружили их; все вскочили на коней, но было поздно. И тут в последний миг де Пре закричал: «Сарацины, я – малек Рик!» Пока неверные окружали его, королю Ричарду удалось ускакать назад, в лагерь.
– Оставив благородного Уильяма де Пре пленником сарацин?
– И четверых его рыцарей мертвыми под деревом.
– Вы правы, – сказала я. – Мой брат не должен совершать таких безрассудных поступков.
– Мы все говорили ему это. – Король Гвидо вздохнул. – Напоминали, что без него Крестовый поход обречен на провал. Когда голова отрублена, тело умирает. Напишите ему, миледи, он прислушается к словам своей супруги и своей сестры!
Однако мы с Беренгарией не спешили писать, понимая, что наши упреки лишь разозлят его. Напротив, в своих письмах мы старались не упоминать о его эскападе и не жаловались на скуку нашего пребывания в Акре. Мы обе горячо желали одного: чтобы армия поскорее двинулась на Иерусалим, взяла город и победила в нашем великом походе.
Мы не ожидали, что в такое время король Ричард оставит войско, и не поверили собственным глазам и ушам, когда спустя день после отъезда Гвидо увидели, что он стоит на пороге!
– Рик! – воскликнула я. – Боже правый! Что привело тебя сюда?
Беренгария вскочила так поспешно, что рассыпала бисер, лежавший у нее на коленях.
Прежде чем ответить, он расцеловал Беренгарию в обе щеки, взъерошил мне волосы и тяжело опустился на диван.
– У меня два дела, Джо, – сказал он, устало вздыхая. – Во-первых, Гвидо не удалось вернуть дезертиров. Откровенно говоря, он оказался столь бесполезен, что я начинаю сомневаться. Прав ли я был, поддерживая его притязания на иерусалимский престол? Поэтому я приехал сам. И во-вторых, я должен увезти вас обеих с собой в Яффу.
Глава 14
Мы поплыли в Яффу морем; путешествие было на редкость приятным. Мягко светило октябрьское солнце, дул свежий ветерок, да и плыли мы так близко от берега, что ясно видели старую римскую дорогу, по которой несколькими неделями раньше прошла армия крестоносцев.
Сопровождавший нас Ричард немало удивил меня тем, что всячески старался нас развлечь. Он рассказывал нам о медленном и полном опасностей продвижении армии.
– Мы шли тремя колоннами. Первая двигалась вдоль холмов, в середине конные рыцари и воины благородного происхождения, а здесь, вдоль берега, проходил обоз с больными и ранеными. Первые две колонны находились в постоянной опасности; они отражали неожиданные атаки неверных, которые нападали с холмов. Разумеется, тяжелое вооружение и припасы перевозились на кораблях; по моему приказу флот двигался в пределах видимости с берега – как мы сейчас.
Я смотрела на узкую, извилистую дорогу, то исчезающую среди высоких дюн, то появляющуюся вновь среди болот и камышовых зарослей. Как, спросила я братa, тысячи людей преодолели болота пешком?
– Многие умерли от истощения, укусов ядовитых тарантулов и жары, а двоих наших рыцарей, которые в жаркий день захотели искупаться в грязной реке, съели крокодилы. Но наша победа при Арзуфе помогла нам забыть все горести, и сейчас все горят желанием идти на Иерусалим!
– А нас вы оставите в Яффе, милорд? – спросила Беренгария. Мне показалось, что за эти дни они с Ричардом немного сблизились.
– Это зависит от нескольких обстоятельств, – уклончиво отвечал он и как-то странно посмотрел на меня. Я догадалась: он задумал что-то в отношении меня.
Я непременно выпытала бы у брата, что у него на уме, если бы нас не отвлекли. А вскоре на горизонте показались белые строения Яффы, и я забыла поговорить с братом.
В отличие от Акры Яффа располагалась на уступах крутого холма. По мере приближения я все яснее видела, что Саладин действительно разрушил крепость почти до основания.
– Вот почему мы раскинули лагерь за городской чертой, – пояснил Ричард. – В восхитительной апельсиновой роще.
Вскоре мы бросили якорь, спустили паруса и на шлюпке подошли к берегу. Как обычно, на берегу нас ожидала толпа. Некоторые пошли вброд нам навстречу, но брат прыгнул в воду и подхватил Беренгарию на руки. Я весело распрощалась с ними, а мгновение спустя передо мной возникло знакомое смеющееся лицо человека, пришедшего, чтобы доставить меня на берег. Это был Раймонд де Сен-Жиль, и хотя сердце у меня готово было выскочить из груди, я понимала, что не должна давать волю чувствам, и велела ему отнести на берег одну из фрейлин. Оглянувшись через плечо, я заметила Бургинь, стоявшую как раз за мной; ветерок играл ее легким платьем, не скрывавшим аппетитных очертаний ее тела. К своему стыду, должна признаться, что картина эта мгновенно изменила мои намерения и я немедленно оказалась на руках у де Сен-Жиля. Дальше было еще хуже, на сей раз он нес меня не так, как всегда, а прижал к своей груди и, когда я попыталась вырваться, лишь рассмеялся и крепче сжал меня в объятиях.
Пока мы медленно брели к берегу, он стал просить меня о свидании.
– Мы бываем вместе какие-то мгновения, – сказал он, – и не успею я сказать вам, что у меня на сердце, как нас окружает толпа народа. – Губы его почти прижимались к моему уху; он становился все настойчивее.
– Нет, нет, милорд граф, – отвечала я, пытаясь собраться с остатками сил. – Мы не должны… нам нельзя… вы, конечно, понимаете…
– Мы должны, и нам можно, и я ничего не понимаю! – Поставив меня на песок и опустившись на колени, чтобы помочь мне расправить складки платья, он прошептал: – Вечером выходите в рощу за своим шатром. Я буду гулять там каждый вечер после наступления темноты, пока вы не выйдете!
Весь остаток дня я спорила с собой; наконец, я решила, что увижусь с Раймондом и положу конец всем его романтическим фантазиям.
Однако в тот вечер Ричард поздно засиделся за столом, а после ужина потребовал позвать музыкантов. Я чувствовала, что Раймонд не сводит с меня глаз; однажды, когда наши взгляды встретились, он сокрушенно улыбнулся, незаметно пожал плечами и неслышно произнес:
– Завтра.
Кровь бросилась мне в лицо, и я поспешно отвернулась. К своему ужасу, я поняла, что Бургинь заметила наши переглядывания; ее полные губы кривились в понимающей улыбке. В ту ночь я пообещала себе, что не буду тайно встречаться с Раймондом и не позволю ему добиваться меня. Я была уверена: Бургинь уже сплетничала обо мне с Марией и считает Раймонда моим любовником. Ее собственный обожатель, Балдуин Фландрский, уехал в Тир; там он пытался убедить Конрада де Монферрата примкнуть к Крестовому походу. Поскольку теперь Бургинь изнывала от скуки, ей оставалось только забавляться злобными сплетнями.
На следующий день по предложению Ричарда мы отправились на берег, чтобы посмотреть, как идет разгрузка доставленных из Акры припасов. Ричард подвел к нам огромного норовистого жеребца, чьи бока лоснились, словно черный атлас.
– Я подарю его младшему брату Саладина, малеку аль-Адилю, – сказал он. – Лазутчики доложили, что он стал лагерем в трех милях к югу от нас, в Ибелине. – Он повернулся к Хамфри Туринскому: – А затем я попрошу вас передать письма ему и Саладину – если им понравится мой подарок.
– Зачем государю делать подарки брату Саладина? – в недоумении спросила у меня Беренгария на обратном пути.
Я пожала плечами:
– Помнишь, ведь Саладин тоже присылал подарки Ричарду. Персики, когда он болел, и другие дары. Конечно, для врагов такое поведение необычно, но ведь мы всего лишь женщины, что мы можем знать.
В тот вечер мы поужинали одни; когда убрали со стола, я ощутила непонятное беспокойство. В шатре было душно, и мы с Беренгарией отправились погулять. Я следила, чтобы мы держались подальше от апельсиновой рощи. Мы отправились одни, решив не беспокоить наших дам.
По пути нас то и дело приветствовали друзья, желавшие нам спокойной ночи; вдруг Беренгария вздрогнула и плотнее закуталась в плащ.
– Становится холодно, – заметила она. – Наверное, я пойду спать.
– Приятных снов, милая, – ответила я, целуя ее в щеку. – Скажи Катерине, что у меня болит голова и я еще немного побуду здесь, в тишине.
Дождавшись, пока она скроется за пологом шатра, я побрела к апельсиновой роще – вначале медленно, затем все убыстряя шаг. Вскоре я оказалась среди душистых деревьев, вдали от лагеря, а еще через секунду Раймонд уже сжимал меня в объятиях и целовал так, что все мои благие намерения рассыпались в прах. Одному богу известно, сколько прошло времени, пока я высвободилась и приказала ему прекратить.
Не говоря ни слова, он притянул меня к себе и снова начал целовать и ласкать; все мое тело горело огнем, ноги дрожали, я едва могла стоять. Не знаю, как мне удалось вырваться во второй раз; но, смущенная тем, как мое тело реагирует на его ласки, вне себя от стыда, я внезапно расплакалась. Собственная слабость разозлила меня, и я набросилась на Раймонда.
– Не прикасайтесь ко мне! – воскликнула я. – Как я могла так забыться? Из-за вас я ненавижу себя!
– Пустяки, – ответил он спокойно. – Признайся, что ты тоже любишь меня, и иди ко мне!
– Признаться, что я люблю? Но это сущий вздор! Я никогда не стану ничьей любовницей!
– Любовницей? Конечно нет! Я надеюсь жениться на тебе, милая! В конце концов, – добавил он, – однажды ты уже вышла замуж по воле родственников; уверен, на сей раз они должны позволить тебе выбрать мужа на свой вкус.
– Хотелось бы, чтобы вы оказались правы, милорд, – отвечала я, – но, боюсь, ни матушка, ни Ричард не позволят мне этого!
– Джоан, признайся, что любишь меня, и я сегодня же пойду к Ричарду!
– Нет, нет, Раймонд! Прошу тебя…
В роще было так темно, что я не видела его лица. Мое тело все еще пылало после его ласк, мысли путались. Что это со мной? Любовь или просто желание? И что же мне ему сказать… делать?
Подыскивая нужные слова, чтобы объяснить свою нерешительность, я услышала невдалеке голоса: низкий мужской и бойкий женский.
– Пресвятая Богородица! – тихо воскликнул Раймонд. – Нельзя, чтобы нас с тобой видели вместе! Я отвлеку их, а ты беги в шатер. Завтра ночью, милая… завтра, здесь же.
Я поспешила в шатер. Сердце мое колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Охранник у шатра пожелал мне спокойной ночи. Я бросилась в постель. Присутствие в темной роще другой парочки отрезвило меня, напомнило о собственном легкомысленном поведении. Я с ужасом думала о том, что несколько минут назад чуть было не утратила свое доброе имя и честь…
В ту ночь мне не спалось. Впервые после смерти Уильяма я задавалась вопросом: смогу ли еще раз выйти замуж? Слова Раймонда поколебали мою убежденность в том, что мы не можем быть мужем и женой.
Насколько могуществен род графа Тулузского? Я прекрасно помнила, что он долгие годы считался заклятым врагом матушки. Как отнесется она к предложению Раймонда? Рассмеется ему в лицо или, напротив, сочтет, что наш брак положит конец старой распре из-за богатых земель на юге ее владений?
Потом я вспомнила, как странно смотрел на меня Рик по пути из Акры, и решила, что, вероятно, он догадывается о намерениях своего друга и размышляет о том, принесет ли наш брак деньги в его опустевшую казну. Крестовый поход требовал огромных расходов; я догадывалась о том, что большая часть средств, унаследованных мной от Уильяма, уже потрачена. И вспомнила, как Ричард говорил, что женится на Беренгарии из экономических соображений. В таком случае если Раймонд щедро заплатит, то его, возможно, сочтут достойным женихом для меня…
Однако, к несчастью, на следующий день я пала жертвой дизентерии и вынуждена была весь день провести в шатре. Не было никакой возможности передать весточку Раймонду. Я знала, что он ждет меня в роще, но не смела никого к нему послать.
Лишь на третий день мне стало немного легче; открыв глаза, я с радостью увидела лицо брата, склонившегося надо мной, он пришел навестить меня и узнать, как я себя чувствую.
– Я пришел бы раньше, – сказал он, – но был очень занят. Извини, Джо. В любом случае мне следовало прислать к тебе своего лекаря.
– Благодарю, я уже проглотила изрядное количество мерзких микстур, – ответила я. – И должна признаться, мне гораздо лучше. Так что садись, Рик, и давай поговорим. Чем ты так занят? Были ли у тебя стычки с Саладином?
– Да, – кивнул он, – но только на бумаге. – Он вздохнул и помолчал, собираясь с мыслями. – Видишь ли, он не дурак, думаю, мы должны остановить кровопролитие, договорившись между собой. Я отправил ему письмо, в котором написал об этом и о том, что оба мы устали. Неразрешенными остаются лишь вопросы об Иерусалиме и Святом Распятии. Конечно, от Иерусалима мы не откажемся никогда, пока жив хоть один крестоносец. Что же касается Креста… разумеется, это великая святыня для христианского мира, но для него он представляет собой просто ничего не стоящий кусок дерева. Я заверил его, если он вернет то, что нам принадлежит, то все остальное решится само собой, и мы все получим мирную передышку.
– Полагаю, он не согласился?
– Вот его ответ. Прочти сама. – Ричард протянул мне измятый кусок пергамента. Разгладив его, я прочитала: «Так как Иерусалим – для нас священный город, ибо именно оттуда наш Пророк вознесся на небо и именно там нашему народу суждено собраться в последний день, не мечтайте, что мы отдадим его Вам. Вы напали на нас внезапно и захватили город, разгромив слабые силы мусульман, которые защищали его… И так как обладание Крестом весьма прибыльно для нас, мы расстанемся с ним только в том случае, если это окажется выгодно для ислама».
Нельзя сказать, чтобы ответ Саладина меня удивил; ведь мы были еще далеки от полной победы.
– Значит, скоро мы пойдем на Иерусалим и возьмем его силой? – спросила я.
Брат ответил мне не сразу. Помолчав, он улыбнулся:
– Возможно, но надеюсь, что нет. Пока я не могу ничего тебе рассказать, Джоан, но я кое-что придумал. У меня родился великолепный план! Спи, отдыхай, возможно, по воле Господа и Саладина, скоро я сообщу тебе славную весть!
