Текст книги "Мучительные перевоплощения Симэнь Нао"

Автор книги: Мо Янь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Но как только я поднял голову, готовясь выпрыгнуть из комнаты, чья-то темная фигура вынырнула из-за двери и обхватила меня за шею, крепко сжав, словно тисками, уши и уздечку. Я почувствовал острую боль и невольно наклонил голову. Но я разобрал, что на мою шею набросился, словно летучая мышь-кровопийца, мой враг – сельский председатель Хун Тайюэ. Будучи человеком, я ни с кем не воевал, но став ослом, почему я должен тебе поддаться? Придя к такому выводу, я почувствовал, как во мне заполыхал гнев, и, превозмогая боль, бросился с поднятой головой наружу. При этом я почувствовал, что дверной косяк словно сорвал пиявку с моего тела – и Хун Тайюэ остался в комнате.

С громким ревом я вырвался во двор, но кому-то удалось прикрыть ворота. Моя душа, открытая для широких пространств, не могла уместиться в тесном пятачке двора, по которому я носился, разгоняя людей.

И тут я услышал, как Ян Гуисян закричала:

– Осел укусил Симэнь Бай в голову и сломал руку сельскому председателю!

– Стреляйте, убейте его! – закричал кто-то другой.

Я услышал, как милиционеры защелкали затворами винтовок, и увидел, что ко мне бегут Лань Лянь и Инчунь. Я мчался так быстро, как только мог, и изо всех сил спешил к пролому в ограде, проделанному летними бурями и дождями.

Наконец, оттолкнувшись от земли всеми четырьмя копытами, я, вытянувшись во всю длину своего тела, прыгнул и перелетел через ограду.

Легенда  о летающем осле Лань Ляня и до сих пор не сходит с уст старожилов села Симэнь. И, конечно же, наиболее ярко её описывает в своих рассказах Мо Янь.

Глава 6.
Нежность и искренняя приязнь – основа счастливой пары.
Ум и отвага вместе преодолевают хищных волков

Я мчался прямо на юг. Ловко, словно скаковой конь, перелетел через полуразрушенную сельскую оборонительную стену – и чуть не сломал передние ноги, попав копытами в большой болотистый ров. Смертельно испугавшись, я начал вырываться из топи, но чем сильнее барахтался, тем глубже погружался в грязь. Потом, немного успокоившись, нащупал задними копытами твердую землю и упал набок, потом перекатился на другой бок, вытянул передние ноги, и вот тогда выбрался из рва. Тем самым подтвердились такие слова Мо Яня: «Коза может залезть на дерево, а осел  легко  поднимается на гору».

Дальше я пустился галопом по грунтовой дорогой на юго-запад.

Ты, наверное, помнишь мой рассказ об ослице каменщика, которая с малышом и поросенком в корзинках на спине, сопровождала Хан Хуахуа домой к мужу? Скорее всего, в это время ослица уже была на обратном пути и уже была без уздечки. Чуть раньше, когда мы шли каждый своей дорогой, мы твердо договорились, что именно этой ночью мы спаримся. У людей слово – не воробей, вылетит – не поймаешь, а вот у ослов обещание ценнее золота, стопроцентное.

Я мчался, ловя носом возбуждающий аромат ослицы, хорошо различимый в вечернем воздухе. Цокот моих копыт гулко разносился вокруг, и мне казалось порой, что это я гонюсь за ним, а иногда, что он – за мной. Был вечер поздней осени. Придорожный сухой камыш стоял пожелтевший, роса превратилась в иней, а светлячки, пролетая между сухой травой над самой землей мелькали темно-зелеными огоньками. А однажды ветер донёс до меня смрад давно сгнивших трупов, но который, наверное, все еще выделяли кости.

Семья мужа Хуахуа жила в селе Чженгун, а его самый богатый житель Чжен Чжунлян когда-то дружил с Симэнь Нао, хотя по возрасту был старше его. Помниться, как-то, когда мы немного выпили, Чжен Чжунлян, похлопал меня по плечу и сказал: «Юный друг, чем больше богатства, тем больше врагов, а чем меньше его, тем больше счастья. Так что, наслаждайся жизнью, ничего для себя не жалей, а когда избавишься от денег – счастье улыбнется тебе! Не греби лишнего под себя!..» Симэнь Нао, пошел ты к черту, не мешай мне в нужном деле, потому что я теперь осел с огоньком похоти внутри. Как только начинаешь думать ты, то обязательно в памяти возникают отвратительные сцены кровавой истории. В просторных полях между селами Симэнь и Чженгун протекала река, а по  обеим  ее берегам извилисто, словно драконы, лежали десятки песчаных дюн, густо покрытых бесконечными зарослями тамарикса. Когда-то здесь происходили масштабные битвы с участием самолетов и танков. И еще до сих пор на песчаных берегах валяются солдатские останки. Тогда прямо на главной улице села Чженгун на носилках лежали раненые, а их стоны, сопровождаемые вороньим карканьем, заставляли крестьян вздрагивать от ужаса. Но хватит вспоминать о войне и о времени, когда ослов использовали в боях в гуще схваток для перевозки боеприпасов и пулеметов. В те годы мне, красивому и здоровому черном ослу, не удалось бы избежать призыва  на службу в армии.

Да здравствует мир! Ведь только в мирное время осел  может с удовольствием тайно встречаться со своей избранницей.

Для встречи мы выбрали берег неглубокой речки. Звезды и Луна, отражаясь в воде, были похожи на извилистых серебристых змей. Сопровождаемый негромким жужжанием осенних насекомых и прохладным ночным ветерком я сошел с грунтовой дороги, выбрался на песчаный берег и погрузил копыта в речную воду. Запах воды напомнил мне, что у меня давно пересохло горло, и пробудил желание напиться. Я выпил её, прозрачную и сладкую, но не очень много, потому что знал, что мне потом придется бежать, и я не хотел, чтобы она булькала в животе. Потом перебрался на противоположный берег, прошел крутой тропинкой между кустами тамарикса и остановился на гребне песчаной насыпи. Там на меня вдруг налетел густой и сильный запах ослицы. Ударяясь о ребра, мое сердце бешено застучало, кровь закипела, я настолько возбудился, что не мог протяжно реветь, а только отрывисто хрипел. Моя дорогая ослица, моё сокровище, моё самое дорогое, самое близкое и родное сердце! Я так хочу обнять тебя, обхватив всю ногами, целовать твои уши, глаза, ресницы, розовый нос и губы, похожие на лепестки роз! Я люблю тебя, моё сокровище, но боюсь обжечь тебя своим горячим дыханием, боюсь раздавить своим телом. Моя ослица с маленькими копытцами, если бы ты знала, как я тебя люблю!

Я помчался сломя голову на ее запах, но спускаясь по склону, увидел картину, которая меня немного испугала. Моя ослица, пробиваясь сквозь заросли тамарикса, постоянно вертелась всем телом, раз за разом взбрыкивала задними копытами и угрожающе хрипела. Она ни на миг не останавливалась, а перед ней и позади, слева и справа, мелькали два серых волка. Без всякой суеты они набрасывались на ослицу одновременно  то спереди и сзади, то слева и справа, проверяя её способность сопротивляться и защищаться. Жестокие и коварные, они терпеливо изматывали её физически и морально, чтобы она, изнеможенная, упала на землю, а они могли наброситься на нее, перегрызть ей шею, выпить всю кровь, потом разорвать грудь и съесть все внутренности. Любого осла, которому ночью выпало столкнуться на песчаных дюнах с двумя волками, совместно охотившихся на добычу, ожидала неминуемая смерть. Моя ослица, если бы я не пришел к тебе на помощь, то этой ночью ты не сумела бы избежать беды. Любовь спасла тебя. Ведь разве в мире есть нечто другое, что заставило бы осла забыть о страхе смерти и отчаянно броситься в бой? Нет. И не может быть. Собрав всю свою силу и отвагу, я с хриплым ревом метнулся с насыпи наперерез волку, который нападал на мою избранницу сзади. Из-под моих копыт поднимались вверх пыль и песок. Я мчался вниз из выгодной позиции с таким напором, что его не мог бы выдержать не только волк, но даже тигр. Застигнутый врасплох, волк не успел уклониться от моего удара грудью. Он упал и дважды перевернулся вокруг себя. Тогда я обернулся и сказал моей ослице: «Не бойся, моя дорогая, я пришел!». Она подошла вплотную ко мне, и я почувствовал, как безумно вздымается ее грудь, как она прерывисто дышит и как вся покрывается потом. Я пощипал губами ее шею, чтобы успокоить и подбодрить. «Не бойся, не нервничай, я вернулся! Нечего бояться этих шавок, своими стальными подковами я разнесу их волчьи головы!».

Мигая своими темно-зелеными глазами, волки замерли. Они стояли, холка к холке, и не собирались отступать. Их, видимо, разозлило то, как я неожиданно свалился с небес. Если бы меня не было, то они бы уже лакомились мясом ослицы. Мне было понятно, они не откажутся от своего намерения. Волки спустились с гор и не были готовы упустить такую возможность. Они загнали ослицу на песчаный гребень, поросший кустами тамарикса для того, чтобы ее ноги застряли в глубоком песке. И чтобы выиграть бой, мы должны были как можно скорее оттуда убираться. Приказав ослице медленно спускаться вниз, я начал отступать вслед за ней. Сначала волки стали преследовать нас, но потом, разделившись, обошли нас сбоку и зашли спереди, чтобы неожиданно начать атаковать. Я сказал моей ослице: «Моя дорогая, ты видишь внизу реку? Ее берег, покрыт галькой, земля там твердая, а вода чистая и неглубокая, по щиколотку. Всё, что нам нужно сделать – это одним броском домчаться до реки, где волки полностью потеряют свое преимущество, и победа будет за нами. Моя дорогая, собери всю свою отвагу и мужество и беги вниз. Мы больше и тяжелее волков. Инерция нам поможет. А песок и пыль, взбитые нашими задними копытами, ослепят и  засыпят  их глаза. Нужно бежать изо всех сил, и мы спасемся!».

Ослица  послушалась меня, и мы бок в бок полетели вниз к реке. По инерции пролетали через кусты тамарикса, натыкаясь на их гладкие, мягкие ветви. Казалось, наши тела превратились в гигантские волны, которые несет бурное морское течение. Краем глаза мне было видно жалкое зрелище – волки  позади спотыкались и кувыркались. Покрытые толстым слоем песка и пыли, они добрались до берега лишь тогда, когда мы уже стояли в воде и переводили дыхание. Я разрешил ослице попить немного воды. «Просто смочи свое горло, и глотай воду медленно, чтобы не захлебнуться. И пей по чуть-чуть, иначе простудишься!» Её глаза наполнились слезами, когда она прикусывала зубами мой круп, говоря: «Я люблю тебя, мой дорогой младший брат. Если бы ты не пришел ко мне на помощь, я была бы уже мертва». – «Моя добрая сестрёнка! Спасая тебя, я спасаю себя, – ответил я. – Мне было очень плохо. Я был подавлен тем, что после моего перерождения я оказалось в теле осла, но встретив тебя, я понял, что даже такое скромное животное, как осел, может стать очень счастливым, если найдет свою любовь. В своей предыдущей жизни у меня была жена и две любовницы. Я удовлетворял свои желания, но не испытывал любви. Тогда я ошибочно считал себя счастливым, и лишь теперь я понимаю, что заслуживал сострадания. Осел, зажженный огнем любви, счастливее любого человека. Осел, спасший из волчьей пасти свою возлюбленную, демонстрирует ей не только своё мужество и ум, но и удовлетворяет свое мужское тщеславие. Благодаря тебе, моя дорогая, я стал не просто гордым ослом, а самым счастливым животным на свете».

Мы пощипывали зубами друг друга в местах, где чесалось, терлись боками. Нежность и искреннее расположение друг к другу, сопровождаемые разговорами влюбленных, становилось всё глубже и глубже – настолько, что я почти забыл о волках, которые, выжидая, сидели на берегу.

Волки были голодными. Они, поглядывая на нашу свежую, сочную плоть, облизывали губы и не собирались никуда уходить. Конечно, мне хотелось немедленно спариваться с избранницей, но я знал, что это означало бы выкопать себе могилу. Видимо, волки ожидали именно такого случая. Сначала они стояли на камнях и, вытянув языки, лакали воду, как собаки, а потом, так же, как собаки, сели на задние лапы, подняли головы к небу и резко завыли на неприветливо-холодную Луну.

Пару раз я терял голову и поднимал передние копыта, пробуя  взобраться на ослицу и тогда они бросались к нам. Но как только я поспешно отказывался от своего намерения, они тут же возвращались на берег. Видимо, волки были достаточно терпеливы. И я подумал, что надо первыми начать атаку. Но для этого мне была нужна помощь ослицы.

Когда мы ринулись на волков, они отскочили в сторону, и медленно отступили на песчаную насыпь. А мы не хотели попасть в их ловушку, поэтому перешли через реку в направлении села Симэнь. Увидев, что мы уходим, волки прыгнули за нами в воду, которая доходила их животов и замедляла их движения. И тут я сказал ослице: «Моя дорогая, атакуем! Нанесем этим диким зверям смертельные удары!». Согласно обговорённому ранее плану, мы быстро заскочили в воду и стали брызгать водой, ослепляя их глаза, прежде чем затоптать волков копытами. Волки барахтались  в реке, и их шкуры от воды отяжелели. Я резко поднял передние копыта, рассчитывая нанести удар по голове первого волка, но тот ловко увернулся. Я, круто развернувшись, этими же копытами врезал по хребту второго волка и стал удерживать его под водой, пока он не стал пускать пузыри. А между тем первый волк вцепился в шею моей любимой. Увидев, какая опасность ей угрожает, я отпустил утопленного волка и задним копытом  саданул по голове ее обидчика. Я почувствовал, что разбил его голову, так как он, оглушенный ударом, вмиг присмирел и, упав в воду, только шевелил  хвостом – видимо, всё еще был жив. И в то же время подтопленный волк с  прилипшей к телу шерстью, тощий и уродливый, с трудом выполз на берег. Моя избранница, бросилась к нему и, преградив ему дорогу к бегству, нанесла один за другим несколько ударов и заставила покатиться его по песку к реке. Я опять поднял передние копыта и припечатал его по голове. Темно-зеленые глаза волка мигнули, и понемногу угасли. Но, опасаясь, что волки еще живы, мы продолжали бить их копытами так, что их останки застряли в расщелинах между камнями. А волчья кровь и грязный ил загадили всю воду вокруг.

Мы брели вместе вверх по течению реки и остановились только тогда, когда вода, наконец, стала прозрачной и не отдавала волчьей кровью. Ослица искоса взглянула на меня, ласково и нежно ущипнула мою кожу зубами, что-то тихо пробормотала, обернулась и встала в удобную для меня позу. «Мой милый, я хочу тебя, – произнесла она, – возьми меня». – «Моя дорогая, – ответил я, – перед тобой чистый и невинный осел с красивым телом и отборными генами, нужными для продолжения прекрасного рода. Я отдам всё это тебе и только тебе, вместе со своей девственностью». Потом я поднялся, как гора, обхватил ее тело передними ногами и подался вперед.

И тогда безудержная радость разлилась в наших телах, словно небесная благодать!

Глава 7.
Хуахуа боится трудностей и нарушает торжественную клятву.
Наонао проявляет мужество и кусает охотника

В ту ночь мы были близки шесть раз, и этим, на мой взгляд, мы достигли чего-то почти физиологически невозможного для ослов. Но я клянусь перед Верховным владыкой неба, что не лгу. Клянусь перед отражением Луны в реке, что все это – чистая правда. Потому что и я, и ослица – были необычными ослами. В предыдущей жизни она была женщиной, умершей от любви, а потому страсть её, сдерживаемая в течение нескольких десятилетий, однажды вырвавшись, уже не могла остановиться. Уставшие, мы перестали любить друг друга лишь тогда, когда на горизонте появилось красное утреннее солнце. Усталость была полной и прозрачной. Нам казалось, что благодаря глубокой и искренней любви наши души поднялись в высоты несравнимого ни с чем состояния. Мы губами и зубами причесывали друг другу всклоченные гривы, очищали заляпанные грязью хвосты. Ее глаза светились безграничной нежностью. Люди переоценивают себя, считая, что лучше всех разбираются в любовных чувствах. Ведь сильнее всего расшевелила мою душу моя избранница – ослица, принадлежащая Хан Хуахуа. Стоя посреди реки, мы напились чистой воды, а на берегу насладились пожелтевшей, но все еще сочной травой и красными ягодами. Иногда вокруг нас испуганно вспархивали птички, а из густой травы выползали гладкие змеи. Но они были равнодушными к нам, змеи просто искали более удобное место для зимовки. А мы, высказав друг другу все, что было на душе, выбрали друг другу ласковые имена. Она назвала меня Наонао, а я ее – Хуахуа.

«Наонао, и-а, и-а!» – «Хуахуа, и-а, и-а! Мы всегда будем вместе. Никто не разлучит нас, ни небесные, ни земные боги, правда, Хуахуа?» – «Да, мы будем счастливы!» – «Хуахуа, мы станем дикими ослами, будем жить беззаботно среди волнистых песчаных дюн и пышных кустов тамарикса, на берегу этой прозрачной реки. Будем  есть зеленую траву, когда проголодаемся, будем пить речную воду, когда почувствуем жажду, будем спать в объятиях друг друга. Мы будем часто любить, заботиться и защищать друг друга. Я дам клятву, что никогда не буду обращать внимания на других ослиц, а ты поклянешься, что не будешь отдаваться другим ослам». – «Иа-иа, мой милый Наонао, я клянусь». – «Иа-иа, моя дорогая Хуахуа, и я клянусь». – «Но ты пообещай, что у тебя не будет ничего не только с другими ослицами, но и кобылами, – покусывая мою кожу, сказала Хуахуа. – Люди настолько бесстыдны, что спаривают ослов с кобылами, чтобы вырастить безобразных животных, которых они называют мулами». – «Хуахуа, не беспокойся. Даже если бы мне завязали глаза, я никогда не полез бы на кобылу. Но и ты должна пообещать мне, что не позволишь жеребцу взять тебя, чтобы не родился мул». – «Не беспокойся, Наонао. Даже если они привяжут меня к стойлу, я крепко втисну хвост между ногами. Все моё принадлежит тебе...».

Когда наши чувства достигли апогея, мы переплелись шеями, как лебеди, резвящиеся в воде. По правде говоря, словами трудно передать нашу глубокую взаимную нежность. Мы стояли рядом друг с другом на краю тихой речной заводи, вглядываясь в наши зеркальные отражения на поверхности воды. Наши глаза светились, губы припухли – любовь сделала нас самой прекрасной парой ослов,  каких когда либо создавала природа.

И именно тогда, когда мы стояли счастливые, забывшие обо всем на свете, до нас донесся какой-то шум. Я мигом поднял голову и увидел, что со всех сторон к нам приближаются человек двадцать.

– Иа-иа, Хуахуа! Скорей убегай!

– Иа-иа, Наонао! Не бойся! Присмотрись внимательно. Разве ты не видишь, что это знакомые люди?

Такое поведение Хуахуа немного привело меня в чувство. С чего бы это я не должен узнавать знакомых людей? Своим острым зрением среди людской толпы я отчетливо рассмотрел своего хозяина Лань Ляня, хозяйку Инчунь, а также двух сельских приятелей хозяина – братьев Фан Тянбао и Фан Тяньёу, мастеров боевого искусства, главных персонажей рассказа Мо Яня «Разрисованный трезубец братьев Фан». Опоясанный моей уздечкой Лань Лянь сжимал в руках здоровенную жердь с петлёй на её конце, а Инчунь несла красный фонарь, бумага на котором прогорела настолько, что из-под неё проступал каркас из черной металлической проволоки. Один из братьев семьи Фан держал в руках длинную веревку, второй нёс палку. Среди остальных людей были: горбатый каменщик Хан, его младший брат по отцу Хан Цюн, а также несколько хорошо знакомых мужчин, имена которых я тогда не мог вспомнить. Они были все в пыли и очень уставшие. Видимо, пробегали за мной всю ночь.

– Хуахуа, беги!

– Наонао, я не могу.

– Тогда цепляйся зубами за мой хвост, и я тебя потащу!

– Наонао, куда мы сможем убежать? Рано или поздно они нас схватят, – опустив глаза, сказала Хуахуа. – А потом они принесут оружие, и как бы быстро мы не бежали, пули догонят нас.

– Хуахуа, – разочарованно воскликнул я, – неужели ты забыла о клятве, которую только что дала?! Ты же поклялась, что мы будем всегда вместе, что станем дикими ослами, будем жить свободно и беззаботно среди лесов и полей!

Хуахуа опустила голову, и слезы навернулись на её глазах.

– Наонао, – ответила она, – ты – отец-осел, который после спаривания вполне может расслабиться и забыть о семейных заботах, а вот я забеременела. Вы, парни из рода Симэнь, люди или ослы, одним выстрелом убиваете двух птиц, и я не сомневаюсь, что рожу двойняшек. Мой живот вскоре будет расти, и мне нужно будет хорошо питаться – жареными черными соевыми бобами, свежими пшеничными отрубями, растолченным гаоляном, трижды просеянным бамбуковым решетом, чтобы не осталось камней, куриных перьев или соломы. Сейчас уже октябрь, и с каждым днём будет всё холоднее и холоднее. Что же я буду есть тогда, когда буду ходить с большим животом, а земля застынет и выпадет снег, река покроется льдом, а трава окажется под снегом? Где я тогда найду воду? Где мы будем спать с новорожденными осликами? И даже если бы я бездумно согласилась поселиться с тобой в песчаных дюнах, то как могут выдержать зимнюю стужу наши дети? А если они замерзнут и будут лежать окоченевшими на снегу, как бревна и камни, то неужели у тебя, как отца, ничуть не будет болеть душа? Наонао, отец-осел, конечно, может бессердечно бросить своих детишек, а вот мать-ослица на это не способна. Возможно, другие ослицы оставили бы своих детей, но только не я, твоя Хуахуа. Женщины могут отречься от своих сыновей и дочерей по религиозным соображениям, а ослицы – никогда. И теперь я спрашиваю тебя, Наонао, ты понимаешь, что чувствует беременная ослица?

Я, осёл Наонао, совсем не знал, что ответить на непрерывную череду таких словесных выстрелов.

– И-о, и-о, Хуахуа, – сказал я робко, – а ты уверена, что забеременела?

– Что за глупый вопрос? – ответила она гневно. – Наонао, за одну ночь ты оросил меня шесть раз своим семенем. Ты мог бы оплодотворить деревянную или каменную ослицу, не говоря уже об ослице в период течки!

– И-о, и-о... – мямлил я подавленно, глядя, как Хуахуа направляется к своему хозяину.

Мои глаза затуманились горячими слезами, но их сразу же высушило пламя невыразимого гнева. Я хотел сорваться с места и бежать куда глаза глядят. Я не мог вытерпеть оправданного, но такого жестокого предательства. Не мог день за днём до конца дней своих жить униженным в усадьбе Симэнь. Я бросился к реке, блестящей в отраженном свете. Я хотел забраться на гребень песчаных дюн, поросших похожими на клубы тумана кустами тамарикса, где под их гибкими и упругими ветвями прятались рыжие лисицы, пятнистые барсуки и серенькие рябчики. Прощай, Хуахуа! Иди, наслаждайся приятной и спокойной жизнью, а вот я не променяю мечту о Свободе на теплый ослиный хлев!

Но еще не успев добежать до берега реки, я заметил в кустах тамарикса нескольких спрятавшихся в засаде мужчин. Они были в маскировочной одежде: на головах шапки с вплетёнными ивовыми прутиками и листьями, а на плечах накидки цвета соломы с прикрепленными пучками сухой травы. В руках они держали старомодные ружья, похожие на то, из которого была взорвана голова Симэнь Нао. Меня охватил всепоглощающий ужас, я резко повернулся и помчался по берегу реки в противоположную сторону – на восток, навстречу рассветному солнцу.

Моя шерсть будто горела ярким пламенем, а я весь превратился в летающий клубок огня или факел, который рассылает во все стороны свои лучи. Я ничуть не боялся смерти, когда встретился лицом к лицу с хищными волками, а вот в этот раз на самом деле испугался. Испугался черного дула ружья, а точнее того ужасного зрелища, которое такое ружье может принести, сокрушая мозг.

Наверное, мой хозяин заранее догадался, в каком направлении я буду убегать, поэтому он перебежал реку наискосок, даже не разувшись. Брызги разлетались вокруг, когда он своими неуклюжими прыжками пробивался ко мне. Увидев его перед собой, я метнулся в сторону и изменил направление бега, но именно в этот миг хозяин взмахнул длинной палкой и накинул петлю на мою шею. Но я не признал поражения и не хотел сдаваться без боя. Я изо всех сил рванулся вперед, высоко подняв голову и выпятив грудь. Верёвка врезалось мне в шею  и мешала дышать. Я увидел, как хозяин крепко потянул палку к себе, отклонившись назад почти параллельно земле. Я тащил его за собой, а он, упершись пятками в песок, оставлял на нем борозды, как плуг.

Когда, наконец, я устал, а от петли, сдавившей мне на шею, стал задыхаться, то вынужден был остановиться. Люди окружали меня повсюду, но, было видно, что они немного побаивались меня, так что, даже приняв грозный вид, они не осмеливались подойти ко мне близко. И тогда я вспомнил, что уже получил дурную славу осла, способного  кусать людей. В селе с его спокойной и мирной жизнью, это была, конечно, большая новость, и она мгновенно могла распространиться среди крестьян – осел укусил человека! Но хоть кто-то из мужчин или женщин  мог знать, почему я так поступил? Кто-нибудь мог предположить, что рана на голове Симэнь Бай была только следствием поцелуя ее мужа, который напрочь забыл о своем перевоплощении в осла и вел себя, словно человек?

Инчунь, проявляя незаурядную смелость, направилась ко мне с пучком свежей зеленой травы и затараторила:

– Маленький Чернявчик, не бойся, не бойся. Я тебе ничего плохого не сделаю, – пойдем со мной домой...

Подойдя вплотную, она положила левую руку мне на шею, а правой засунула в рот пучок зеленой травы. Когда она нежно гладила меня, закрыв мои глаза своими теплыми мягкими грудями, на меня вдруг нахлынули воспоминания Симэнь Нао, и я заплакал. Она ласково что-то шептала мне в ухо и от горячего дыхания этой страстной женщины у меня закружилась голова, в глазах потемнело, ноги так задрожали, что я упал на колени.

– Мой черный ослик, – говорила она, – мой черный ослик, я знаю, что ты стал взрослым и хочешь быть в паре. Взрослый мужчина женится, взрослая женщина выходит замуж, и ты, черный ослик, хочешь стать отцом. Я тебя не осуждаю, это все нормально. Ты нашел себе пару и посеял свое семя, а теперь, милый мой, иди со мной домой...

Какие-то люди быстро накинули на меня уздечку, насильно засунув между зубами холодную металлическую цепочку удил, отдающую ржавчиной, и дернули так, что та прижала мою нижнюю губу. От невыносимой боли я раздул ноздри и с трудом дышал. Но Инчунь отстранила руку того, кто дергал удила.

– Отпусти, – сказала она, – разве не видишь, что он и так ранен?

Люди попытались поставить меня на ноги. Того же хотел и я. Коровы, овцы, свиньи и собаки могут лежать, а вот ослы на это не способны. Только смерть подгибает им колени. Я силился подняться, но под весом своего тела не мог этого сделать. Неужели мне, трехлетнему ослу, придется умереть в таком молодом возрасте? Хотя мне быть ослом не нравилось, но и умирать такой смертью не хотелось. Передо мной открывался широкий путь, он делился на множество дорог, каждая из которых вела к новым невероятным горизонтам. Даже только из-за одного любопытства я должен был встать на ноги и жить.

Под командой Лань Ляня братья Фан просунули под моим животом палку, а сам хозяин зашел сзади и схватил меня за хвост. Инчунь держала меня за шею, братья Фан взяли в руки концы палки, каждый со своей стороны, все вместе воскликнули: «Раз, два, взяли!» – и благодаря такой поддержке я встал. Ноги еще дрожали, голова клонилась вниз. Собрав все силы, чтобы не упасть, я, наконец, твердо утвердился на земле.

Обступив меня, люди с удивлением и подозрением осматривали кровавые раны на моих ногах и груди. «Неужели соитие с ослицей нанесло такие большие раны?» – спрашивали они. В то же время я услышал, как люди семьи Хана так же живо обсуждали подобные раны на теле их ослицы. «Неужели всю ночь животные не спаривались, а просто кусали друг друга?» – спрашивал старший Фан младшего брата, но тот ничего определенного не ответил, а только недоуменно качал головой.

И тут человек, который пришел помогать  Хану искать ослицу, стал громко кричать и показывать рукой на что-то непонятное, темнеющее в воде.

– Быстрее идите сюда! Посмотрите, что тут лежит!

Один из мертвых волков медленно покачивался на воде, а второй лежал, зацепившись за большой круглый камень.

Люди побежали взглянуть на это зрелище собственными глазами. Я знал, что они увидят волчью шерсть на поверхности воды и кровь на камнях. Кровь ослиную, и кровь волков, почувствуют её неприятный и всё ещё не развеявшийся запах. И легко могут представить себе всю ту жестокую борьбу, подтверждённую многочисленными, беспорядочными следами волчьих лап и ослиных копыт на песчаном берегу, а также страшными кровавыми ранами на мне и ослице.

Разувшись и засучив штанины, двое мужчин залезли в воду и вытащили за хвосты двух мертвых волков на берег. Я почувствовал, с каким глубоким уважением все стали смотреть на меня, и знал, что и Хуахуа удостоилась такой чести. Инчунь, обхватив руками, гладила мою голову, а из её глаз на мои уши скатывались слезы.

– Если кто-нибудь, черт возьми, – обращаясь к людям, гордо произнес Лань Лянь, – посмеет сказать что-то плохое о моем осле, то ему несдобровать! Все говорят, что ослы – трусы, замирают на месте, как только увидят волка, а вот мой осел сам затоптал копытами двух таких хищников!

– Не сам! – недовольно возразил каменщик Хан. – В этом подвиге есть заслуга и нашей ослицы.

– Да, это правда, – улыбаясь, ответил Лань Лянь. – У неё есть заслуга. Она – жена моего осла.

– Вряд ли бракосочетание состоялось! С такими-то ранами? – шутливо произнес кто-то.

Фан Тянбао нагнулся, осмотрел мои половые органы, а потом подбежал к ослице Хана, заглянул под её хвост и голосом, не допускающих никаких возражений, постановил:

– Состоялось!.. Я могу заверить, что семье Хана надо надеяться на молодое ослиное пополнение.

– Уважаемый Хан, пришли нам два литра черных соевых бобов для восстановления сил нашего черного осла, – вполне серьезно сказал Лань Лянь.

– Дудки! – откликнулся каменщик Хан.

А тем временем к толпящимся людям подбежала вооруженная группа мужчин, прятавшихся в кустах тамарикса. Движения их были ловкие и отточенные, с первого взгляда было видно, что эти мужчины – совсем не крестьяне. Окинув острым взглядом людей, невысокий командир группы подошел к волкам и, наклонившись над ними, ткнул дулом ружья одного в голову, а второго в  живот. Потом с удивлением и не без сожаления произнёс:

– Эта парочка нанесла нам немало хлопот!

Другой мужчина, также вооруженный ружьем, глядя на людей, громко объявил:

– Всё! Теперь можно возвращаться и доложить начальству, что задание выполнено.

– Сомневаюсь, что вы когда-нибудь видели таких жестоких зверей. Это не дикие псы, а здоровенные серые волки, которые редко встречаются на равнине. Они пришли сюда из Внутренней Монголии, а по дороге совершили не одно преступление. Опытные, хитрые и коварные хищники, они за один месяц загрызли более десяти голов домашних животных – лошадей, коров и даже одного верблюда. Следующими жертвами, скорее всего, должны были быть люди. Когда уездное начальство узнало об этом, то, опасаясь паники среди населения, тайно организовало охотничий отряд, состоявший из шести групп. Охотники днём и ночью прочесывали территорию и лежали в засадах, пока задание не было выполнено, – не без гордости сказал Лань Ланю и его собратьям еще один вооруженный человек. Он пнул ногой одного мертвого волка и выругался: «Что, сволочи, вы, наверное, и не думали, что у вас будет такой конец!»