Текст книги "Уроки влюбленного лорда"

Автор книги: Мишель Маркос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шона прикусила ноготь большого пальца на руке.

– Да… думаю, этого достаточно. Это даст мне свободу. – Ее лицо просветлело. – Если бы я могла найти подходящего парня…

– Остынь. Подумай, что ты говоришь. Что такое, потвоему, супружество? Брак с чужим человеком такое же ярмо. Зачем менять шило на мыло? И уж из того ярма, поверь мне, не вырваться. Пока смерть не разлучит вас.

– Я воспользуюсь этой возможностью.

– Ты уверена?

– Да! – радостно воскликнула Шона. Но улыбка на ее лице тут же угасла. – Постой, а что будет с Уиллоу?

Иона покачала головой:

– Ничего. Ей придется остаться.

– Я не могу ее бросить, – сказала Шона.

– Ты слишком многого хочешь, Шона. За все нужно платить, а у тебя нет денег.

– Может, мы обе смогли бы выйти замуж… – Она откинулась на стуле и закрыла лицо руками. – Но я знаю Уиллоу, она не пойдет замуж за человека, которого не любит.

– Ты тоже не должна этого делать.

Шона печально вздохнула, закрыв в изнеможении глаза.

– Как ты сказала: за все нужно платить.

Иона встала изза стола и поставила грязные чашки в тазик.

– Я не вижу другого пути. Только брак с самим лордом даст свободу вам обеим.

Глаза Шоны медленно распахнулись.

– Что ты сказала? – прошептала она.

– Невозможно, чтобы вы обе стали свободны…

– Нет, насчет брака с лордом. – Разрозненные фрагменты картины начали складываться у нее в единое целое. – Если я выйду замуж за своего хозяина, то из ученицы стану женой, а моя сестра – его свояченицей, тоже свободной от обязательств по договору об обучении. – На ее лице промелькнуло неистовое выражение надежды. – Иона, ты умница!

Глаза Ионы округлились от удивления, и она погрозила Шоне пальцем:

– Не приписывай мне этого безумства. Ты вообще понимаешь, что говоришь? Неужели ты искренне веришь, что землевладелец, хозяин имения может жениться на бедной скотнице?

Шона не хотела обсуждать, исполнимо или нет то, что она задумала. Главное, что это было возможно.

– Почему бы и нет? Такое уже случалось.

Иона скрестила руки на своей большой груди.

– Ты свихнулась, это точно. Такая девушка, как ты, неподходящая пара для такого мужчины, как он. Если он еще не женат, то будет искать даму, знатную и богатую. Даму, которая войдет с парадного крыльца, а не с черной лестницы.

Шона вполуха слушала доводы Ионы. Ее взгляд метался по столу, словно считывал план действий с деревянной поверхности.

– Заставить его влюбиться в меня будет непросто. Ведь он меня терпеть не может. Но думаю, что смогу с этим справиться. Я должна его соблазнить.

Иона издала глухой смешок.

– Вопервых, я сомневаюсь, что ты знаешь, как это делается. Вовторых, ничего у тебя не получится. Если даже ты соблазнишь его, это не значит, что он на тебе женится. Многие служанки таким образом оказывались в положении, но ни один уважающий себя лорд вроде него не признавал незаконнорожденных детей. Он просто выбросит тебя на улицу. А с ребенком в подоле другой мужчина вряд ли на тебя позарится.

Шона прикусила губу. Она готова была рискнуть и принять судьбу, которой не хотела для своей сестры. План опасный и почти неосуществимый.

Но даже самый маленький шанс лучше, чем вообще никакого.

Дорога назад была долгой и тягостной. Шона возвращалась в свой новый дом.

Маслянистое шотландское солнце висело низко над горизонтом. Спускавшийся на землю вечер выхолащивал из воздуха последние остатки тепла. Как и ее надежду.

Брак с англичанином. Глупая идея. План, возникший в момент отчаяния.

Англичанин никогда не снизойдет до женитьбы на такой, как она. Выражение презрения на его лице в то утро говорило само за себя. И не напрасно. Шона нагрубила ему. Обвинила во всех смертных грехах. И дала ему пощечину! Ни один хозяин не потерпел бы такого возмутительного поведения. Как можно ожидать от него чегото другого, кроме презрения, когда она сама демонстрировала ему лишь презрение?

Внезапно жуткий звук нарушил спокойствие угасающего дня. Крик тонкий и пронзительный… крик боли животного. От этого крика Шона сама испытала сердечную боль. Жалость, сострадание и еще какойто безымянный природный инстинкт – все это вместе толкнуло ее в направлении раненого создания.

В лесу было гораздо темнее, чем в поле, однако ноги сами несли ее, не разбирая дороги. Она мчалась, вздымая на земле сухие листья. Визг собаки становился все громче. Приступ страха пробудил в ней инстинкт самосохранения. Она знала, что в лесу водились одичавшие собаки, и там, где была одна, наверняка найдутся и другие.

Запыхавшись от бега, она остановилась и прислушалась. Еще один визг наполнил воздух. Слава Богу, стая не отозвалась. Собака жалобно визжала, разрывая ей сердце. Дикая или нет, Шоне было все равно. Она не могла выносить страданий другого существа.

Источник звука она нашла на поляне. В глубокой промоине за упавшим гнилым деревом сидела поджарая белая собака с темными пятнами вокруг висячих ушей и пыталась выкарабкаться из глубокой ямы.

Шона опустилась на колени перед промоиной, чтобы получше разглядеть. Собака была похожа на пойнтера англичанина, но полной уверенности у Шоны не было. Животное не могло выбраться наружу и тяжело дышало. Одна из передних лап собаки висела под неестественным углом.

Сзади к Шоне подошли и остановились за ее спиной двое мужчин с ружьями. У нее по спине тотчас поползли мурашки.

– Собака попала в яму? – спросил один из них.

– Да, – ответила Шона. – Кажется, она сломала лапу.

– Проклятие, – ругнулся второй. – Я знал, что этот глупый пес доставит нам неприятности. Мало того что распугал всех кроликов, на которых мы охотились, так еще Джордж чуть не застрелил его по случайности.

– Что могло бы стать счастливой случайностью, – пошутил человек по имени Джордж.

Шона скрипнула зубами.

– Помогите мне вытащить его из ямы.

– Не утруждайте себя, мисс, – сказал Джордж. – Если он сломал лапу, лучше избавить его от мучений.

Шона в ужасе обернулась:

– Застрелить, хотите сказать?

– Сломанные конечности не лечатся, мисс, – подчеркнул он. – Собака, лошадь, корова, если сломали ногу, то лучшее избавление для них – быстрая смерть.

– Нет, – возразила она, морщась от ужаса. – Мы должны попытаться его вылечить.

– Лорд предпочел бы, чтобы его пес умер без дальнейших мучений. Отойдите в сторону.

Джордж поднял ружье и подошел к краю ямы.

Шона загородила ему путь с выражением неукротимого гнева на лице.

– Сделаете еще шаг, и я поверну это ружье против вас.

Мужчина воздел руку с открытой ладонью:

– Успокойтесь, мисс. Я только хочу помочь бессловесной твари. Я хороший стрелок. Он умрет без боли, обещаю.

Шона на мгновение задумалась. Собака была беспомощной, хромой и безнадежной. Как и она сама. Но если есть хоть малейший шанс на спасение…

– Нет. Отойдите. Ну же!

Джордж отступил на шаг.

Шона заглянула в промоину. В сгущающихся сумерках трудно было чтото разглядеть в полумраке провала. Шона медленно перелезла через поваленное дерево и осторожно спустилась вниз по крутой поверхности камня на дно ямы. Собака сидела на задних лапах, держа поврежденную конечность на весу. Сломанная лапа дрожала.

Стоя на краю промоины, Джордж проворчал чтото насчет глупости женщины.

– Не пытайтесь к нему прикоснуться, мисс. Раненая собака не знает, что вы пытаетесь ей помочь. Она вас только покусает.

Шона и так об этом догадывалась. Ласково приговаривая, она протянула к собачьей морде руку, подвергая себя наибольшей опасности, если вдруг пес решит на нее напасть. Животное отвернуло голову, не желая знакомиться, но и не отодвинулось. Шона закрепилась на завоеванной позиции. В конце концов любопытство победило, и пес приблизил нос к ее ладони, чтобы обнюхать. Его теплый влажный нос оставил на ее коже мокрые следы. Затем позволил ей дотронуться до его головы.

– Умница. Пойдем со мной. Только не думай меня кусать, иначе я тебя уроню, что, уверена, тебе совсем не понравится.

Она подошла к собаке сбоку и обхватила ее одной рукой под грудью, а другой – под животом. Пес был тяжелым. Весил больше трех стоунов[4]. И хотя с весом она еще могла справиться, большая собака на руках не позволяла видеть дорогу, чтобы вскарабкаться вверх по крутому каменистому склону.

Осторожно ступая в поисках твердой опоры под ногами, она начала медленно подниматься по крутому склону промоины, сгибаясь под весом ноши. Один из охотников спустился наполовину вниз, чтобы забрать пса, и дальше понес его сам, в то время как Джордж помог ей выбраться наружу.

– Вы ужасно упрямая, мисс. Но вы только достали его из ямы, а он попрежнему хромой.

– Занимайтесь своим делом, а его предоставьте мне.

Охотник вернул ей собаку. Шона нежно охватила животное руками. Пес дрожал всем телом, но по крайней мере уже не визжал.

Сквозь деревья впереди Шона увидела очертания господского дома. На душе у нее повеселело, хотя идти было еще далеко. Она вырвала животное из плена смерти, и покинувшая ее надежда снова наполнила ее сердце.

Высокие напольные часы в холле пробили одиннадцать, когда Коналл протянул шляпу Баннерману, своему лакею.

– Я рад, что вы вернулись, сэр, – сказал Баннерман, хмуря кустистые седые брови. Баннерман вместе с кухаркой был одним из тех незаменимых слуг, которых Коналл привез с собой из Лондона. – Мы очень волновались, когда наступила ночь, а вы все не возвращались.

Коналл вздохнул:

– Эта земля меня доконает, Баннерман. Как будто мало одних арендаторов, местных комиссий, кредиторов и сборщиков налогов. Теперь я еще обнаружил, что проклятые браконьеры запрудили ручей на северной границе поместья.

– Мне очень жаль, сэр, – посочувствовал Баннерман. Длинные вертикальные складки на его вялых щеках стали еще глубже. – Повидимому, долгое отсутствие хозяина на этой земле подтолкнуло коекого из людей на своевольные поступки.

Коналл снял пальто.

– На какието из вольностей я, конечно, мог бы закрыть глаза, но запрудить, к чертовой матери, весь ручей, полный рыбы!

– Я распорядился, чтобы кухарка держала в тепле ваш ужин, сэр. Будете ужинать у себя в покоях?

Коналл вздохнул:

– Нет, спасибо Баннерман. Думаю, что сейчас мне не до еды. Пойду, пожалуй, лягу.

– Сэр, пока вы не ушли… Должен с сожалением вам доложить о небольшом инциденте.

В голове Коналла тотчас промелькнула мысль о своенравной скотнице, сбежавшей утром.

– Шона… вы о ней, не так ли?

– Да, это касается ее, сэр.

– Она в порядке?

– Она – да. Ваша собака, сэр, пойнтер, похоже, он сломал лапу.

– О нет, – ахнул Коналл, поникнув головой.

– Боюсь, что это так, сэр. Насколько я понял, пес покалечился, свалившись в промоину, когда преследовал зайца. Егеря, которые с ним охотились, сказали мне, что хотели освободить животное от страданий, но девушка им не позволила. Они доложили мне о ее поступке, а я поделился с миссис Доэрти, которая ее опекает. Девушке приказали отойти и дать пристрелить животное, но она яростно воспротивилась, заявив, что сможет его вылечить. Насколько я понял, она ругалась последними словами, сэр, и закрывала его от ружейного дула. Она проявила такую непреклонность, что нам пришлось позволить ей поступить посвоему.

– Ясно.

– Утром я, конечно, распоряжусь, чтобы ее наказали за неповиновение. Но сегодня решил, что вам, как лорду и хозяину собаки, сподручнее решить судьбу животного.

Коналл прикусил щеку.

– Где девушка сейчас?

– В конюшне, сэр, с собакой.

Коналл кивнул:

– Очень хорошо. Дайте мне лампу.

Баннерман отправился на кухню, а Коналл снова оделся. Баннерман вернулся с лампой, в которой горела свеча. Убедившись, что дверца плотно закрыта, передал ее хозяину.

Внутренний двор тонул в тишине. В отличие от жителей Лондона почти все в деревне отправлялись в постель с наступлением темноты. Большинство слуг, за исключением, пожалуй, тех, кто ждал его возвращения, давнымдавно пошли спать.

Подняв лампу, Коналл вошел в конюшню. В воздухе стоял густой запах лошадей и кожи. Бесшумно ступая по соломенной подстилке, он двигался, не тревожа покоя лошадей, мирно дремлющих в своих стойлах. Но в конце конюшни, где находилось отделение для окота, мерцал свет.

Коналл тихо приблизился к освещенному пространству, где тьму разгоняла висевшая на стенном крючке зажженная лампа. Но в стойле оказалось пусто. Обшарив взглядом все углы просторного помещения, Коналл так никого и не увидел. Внезапно его внимание привлекло движение в тени оконного проема, прорубленного в середине толстой каменной стены, треснувшей под тяжестью веков.

На широком подоконнике лежала Шона.

У Коналла удивленно округлились глаза. Устроившись на подоконнике, она спала, упираясь ногами в боковую стену оконного проема. На животе у нее примостилась его собака. Сползшая вниз сорочка девушки обнажала пару длинных стройных икр и значительную часть бедер.

От этой картины у него перехватило дыхание.

Коналл подошел к ним. Пес приподнял голову и повел висячими ушами в сторону Коналла, но движения навстречу хозяину не сделал. И Коналл знал почему. Одна из передних лап собаки торчала, как огромная сосиска, в неестественно прямом положении, зажатая между двумя деревянными планками, плотно прибинтованными полосками серой ткани. Точно такого же цвета, как платье, которое он видел на Шоне утром.

Внизу под окном валялись обрывки того самого платья, изорванного на ленты. Тут же были разбросаны и другие фрагменты использованных ею материалов: куски кожи, щепки и нечто, похожее на порезанный на части хлыст. Похоже, она пыталась смастерить шину для сломанной собачьей конечности из подручных материалов, которые смогла найти на конюшне. Шона ни на секунду не отходила от собаки, опасаясь, что ее пристрелят при первой же возможности.

У Коналла отлегло от сердца. Его пес остался жив. Благодаря Шоне.

Впервые Коналл внимательно пригляделся к ней. Бедняжка, она спала как убитая. Усталость чувствовалась в каждой ее черте. Без чепца ее длинные черные волосы струились потоком вниз по камню стены. Густые ресницы лежали серпами на щеках, усыпанных веснушками. Тонкие черные брови разлетались к вискам. Губы были слегка приоткрыты, как будто она собиралась когото поцеловать.

Она была… прелестна.

Коналл улыбнулся. Странно, что он раньше этого не замечал.

Он взглянул на Декстера, своего пса. Как же он был рад его видеть. Он взял Декстера крошечным щенком, когда тот выглядел как толстый пушистый клубок с поросячьим хвостиком и ушастой мордочкой. За одиннадцать лет Декстер стал для него больше чем домашним любимцем, он был верным другом, который помог пережить страшные трагедии, выпавшие не так давно на долю Коналла. При мысли, что тело Декстера могло лежать сейчас гдето в лесной канаве с пулей в черепе, его пронзила сокрушительная боль. Коналл протянул руку, чтобы погладить собачью голову.

И ощутил острие кинжала, слегка кольнувшее его в живот.

– Стоять.

Молниеносным движением Шона выхватила изпод себя невидимый клинок и нацелила ему в живот.

– Шона, прошу тебя, успокойся. Это я, Коналл Макьюэн.

Слегка надавив на кинжал, она заставила его отступить.

– Мне все равно, кто вы. Не смейте даже думать о том, чтобы причинить зло этому псу.

Он поднял руки, как бы защищаясь:

– Я и не думал об этом.

– Вы жестоко пожалеете, если хотя бы прикоснетесь к нему. – Глаза Шоны опасно сверкнули.

– Ты меня не поняла. Я люблю свою собаку.

Ее зеленые глаза подозрительно прищурились.

– Вы его не убьете?

Коналл медленно покачал головой.

– Ты спасла Декстеру жизнь. Я не злюсь на тебя, поверь. Напротив, я благодарен. – Он указал на животное: – Можно мне осмотреть его?

Она в нерешительности опустила оружие, позволив Коналлу приблизиться. Он погладил собаку по голове и осмотрел травмированную конечность.

– Кожа была цела?

– Да.

– Какое счастье. Он повредил чтонибудь еще?

– Ободрал челюсть внизу. Наверно, упал, когда сломал лапу. Вроде это все. Нет смысла его убивать, правда?

Пес помахивал хвостом, пока Коналл его осматривал.

– Конечно, нет.

Воинственный вид Шоны смягчился. Ее преданность собаке казалась невероятной. Судя по ее поведению, трудно было понять, кому принадлежало животное – ему или ей.

– Можно опустить его на пол?

– Да, только аккуратно.

Он осторожно приподнял собаку с живота Шоны. Забинтованная лапа безвольно повисла, и собака заскулила. Бормоча ласковые, успокоительные слова, Коналл поставил собаку на землю, и Шона выпрямилась. Коналл невольно устремил на нее взгляд.

Она села на подоконнике. Подол ее сорочки сполз вниз, прикрыв ее ноги. Когда она потянулась, он заметил, что тонкая, как паутина, ткань не в состоянии скрыть контуры нагого тела. Слабый желтый свет лампы на стене озарял ее лицо и фигуру, четко вырисовывая углубление между округлостями ее груди, вызывая у него в чреслах волнение.

Несмотря на травму, Декстер оставался сильным. Шумно равномерно дыша под рукой Коналла, он уселся на задние лапы.

Шона спрыгнула с подоконника. Сползшая с одного плеча сорочка открыла его взгляду изгиб веснушчатого плеча, упругие мышцы руки и мягкую округлость груди. На какойто миг Коналл поддался мысли о запретной связи с этой служанкой, представив себе, как прижмет ее полунагое тело к своему. Приятная фантазия затуманила его мысли.

Но джентльмен внутри велел ему вести себя пристойно.

– Ты, наверно, замерзла. Пожалуйста, накинь это, – произнес он, снимая свой синий фрак.

– Благодарю, – ответила она, набросив его себе на плечи.

Пока она это делала, между ее расставленных ног проблеснула полоска света, и Коналл вмиг ощутил мгновенную реакцию своей плоти, заставившую его тотчас пожалеть о своей галантности.

– Нам нужно идти.

Шона замерла.

– Куда вы его забираете? – спросила она тоном, вспугнувшим лошадей.

– К себе в спальню. Обещаю, что ничего дурного с ним не случится. Я принесу ему еду и воду и устрою удобную и теплую лежанку, где он будет отдыхать, пока не заживет лапа.

Шона недоверчиво сверлила его взглядом, стараясь определить, говорит он правду или лжет. Наконец на ее лице промелькнуло выражение облегчения, и она слегка расслабилась.

– Хорошо, – промолвила она нерешительно. – Но если ему вдруг станет хуже, вы пришлете за мной?

Коналл благодарно улыбнулся:

– Конечно, пришлю, доктор. Послушай, почему бы тебе… то есть не хочешь… – Он не знал, как это сказать.

– Что?

Коналл сделал глубокий вдох.

– Не поднимешься со мной наверх?

Ее красивые черные брови сошлись на переносице.

– Зачем?

Коналл был рад, что в помещении не хватало света, поскольку чувствовал, что его сумбурные мысли отразились на его лице.

– Чтобы я мог отблагодарить тебя должным образом.

Шона несколько секунд молчала. Он мог практически читать ее мысли, пока она раздумывала над двойственным значением его слов.

– Хорошо, – ответила она спокойно, проникшись, очевидно, к нему некоторым доверием.

Коналл взял собаку на руки, и они направились к парадному крыльцу дома. Слуга открыл им дверь.

– Баннерман, ужин еще теплый?

– Да, сэр.

– Хорошо. Пришлите его ко мне в покои, ладно?

– Конечно. – Баннерман недовольно посмотрел на Шону. – Мне сегодня заняться делом мисс Шоны?

– Нет, спасибо, Баннерман. Я сам ею займусь. – Коналл с трудом смог скрыть свои тайные помыслы. – То есть я сам все улажу.

– Как угодно.

Коналл поднялся по парадной лестнице в коридор. В настенных канделябрах по обе стороны резной деревянной двери горели свечи. Шона толкнула дверь, чтобы Коналл с собакой мог войти.

Если в лондонском доме Коналла имелись лишь намеки на благосостояние хозяина, шотландское имение его дяди кричало о богатстве. И спальня хозяина не была исключением. Середину комнаты занимала массивная кровать красного дерева под балдахином. Казалось, что она вырезана из единого огромного куска дерева. Готический деревянный полог украшали спускавшиеся вниз до самой кровати фестоны. Вдоль одной из стен тянулся длинный ряд окон. Спальня отапливалась массивным камином с каминной полкой из полированного итальянского мрамора. Сияя хрусталем и бронзой, комната представлялась Коналлу излишне претенциозной.

Шона отошла от него, чтобы обойти комнату по кругу. С широко раскрытыми глазами и ртом она безмолвно упивалась великолепием ее убранства. Когда направилась к нему обратно, настал черед Коналла открыть рот и вытаращить глаза. Прозрачная сорочка Шоны в ярком свете практически исчезла, явив его взору тень треугольника в том месте, где сходились ее ноги.

Смутившись, он отвел глаза. Но эта картина навсегда отпечаталась в его памяти. Шона в накинутом на плечи фраке, под которым практически ничего не было, не сознающая своей нагой красоты. И эффект, который на него оказала.

Коналл попытался усмирить разыгравшиеся в голове мысли, но они, похоже, были сильнее и усмирению не поддавались. Теперь он мог с легкостью представить их вдвоем, слившихся в объятиях у оклеенной обоями стены. Длинные ноги Шоны обвивают его бедра, и он прижимает ее треугольник к себе. Или лучше на кушетке. Ее черные как смоль волосы струятся вниз по валику ручки, а он мнет руками ее пышную грудь. Или еще лучше…

– На кровати.

– Что? – вопросительно уставилась на него Шона.

Коналл облизнул пересохшие губы.

– Я подумал, что Декстеру будет удобнее у меня на кровати.

– Нет, – возразила она, не подозревая о том, какое направление принял ход его мыслей. – Положите собаку на пол, чтобы ему не пришлось спрыгивать с кровати вниз. Давайте, я устрою ему постель в углу.

Сдернув с кровати покрывало, Шона свернула его несколько раз, пока не получилась большая квадратная подушка, и положила ее на пол рядом с кроватью.

– Иди сюда, мальчик, – позвала она с пола.

Собачий хвост пришел в движение, и Коналл опустил пса на пол. Приволакивая сломанную лапу, Декстер направился к Шоне.

– Ты хорошо его перевязала, – похвалил Коналл. – Нога находится в выпрямленном положении и в состоянии покоя. Повязка удобна и не позволяет ему наступать на лапу. Славный лубок получился из подручных средств.

Шона почесала Декстера за ушами.

– Сейчас, может, он и выглядит глупо, но через несколько недель начнет ходить. Его нельзя выпускать на улицу. Если повязка промокнет, лапа начнет гнить.

Хотя Коналлу доводилось много видеть гангренозных и некротических ран, при мысли, что нечто подобное может случиться с Декстером, он про себя застонал.

– Не уверен, что горничной понравится убирать за ним. Но я готов пожертвовать удобством и временно разделить с ним жилье.

– Я рада. Компания ему не помешает, – сказал Шона, почесывая собаке голову.

Ее губы растянулись в улыбке, и Коналл поразился тому, как подействовало на него ее новое выражение лица, потому что не видел прежде, как она улыбается. Оказывается, Шона была очень привлекательной, когда не играла роль скотницы или потрясающей оружием воительницы.

В дверь тихо постучали.

– Войдите.

– Ваш ужин, сэр.

Вошел Баннерман с подносом, который поставил на стол в углу спальни.

– Спасибо. Да, Баннерман, еще не посмотрите, нет ли какогонибудь платья для Шоны? Свое, похоже, она пожертвовала Декстеру. Мы же не можем допустить, чтобы она вернулась к себе в комнату в одной сорочке.

– Будет сделано, сэр.

Бросив на Шону полный презрения взгляд, камердинер бесшумно закрыл за собой дверь.

– Ты ужинала?

Девушка хмыкнула, и он решил, что использовал неверное слово. Слуги не ужинают.

– Нет.

– Тогда прошу, располагайся.

Он выдвинул изза стола зачехленный стул.

Она как будто растерялась и опасливо подернула плечом.

– Я не могу.

– Я настаиваю. Доктор заслужил свой отдых. Кроме того, я совсем не голоден, и будет жаль, если ужин пропадет.

Она снова улыбнулась и поднялась с пола.

– Ладно. Раз вы настаиваете.

Шона заняла предложенное место, но рук от колен не оторвала, прикрыв правую ладонь левой.

– Мне поухаживать за тобой, или сама справишься?

Она явно испытывала неловкость.

– Позволь мне, – предложил Коналл и щедро наполнил ее тарелку кусками жареной баранины и картофелем.

– Достаточно, – рассмеялась она. – Я не могу столько съесть. Может, остальное отдать Декстеру?

Коналл рассмеялся:

– О, о нем не беспокойся. Декстера ждет настоящий пир.

Положив мясо в другую тарелку, Коналл поставил ее перед пойнтером. Собака тут же отправила мясо в пасть.

Шона ела более сдержанно, хотя, как подозревал Коналл, была не менее голодной, чем его пес. Она с помощью ножа и вилки порезала мясо на ломтики и ела с почти показной благообразностью, как будто хотела продемонстрировать ему свои аристократические манеры. И в то же время едва не урчала от удовольствия, поскольку была голодна.

Коналл сел напротив и налил себе немного вина.

– Нужно обладать незаурядной отвагой, чтобы восстать против ружья егеря. Я до сих пор не знаю, что это было: демонстрация храбрости или безрассудства.

От свечи на столе на ее черты падали золотистые отблески.

– А вы как думаете?

Он вздохнул:

– И то и другое, полагаю. Твоя преданность меня восхищает, особенно если учесть, что утро мы начали со скандала. Но зачем ты так рисковала во имя спасения моей собаки?

Шона лишь пожала плечами, оставив ответ при себе.

Разглядывая ее, он поставил локоть на стол.

– Баннерман считает, что тебя стоит наказать.

– За что?

– За несоблюдение субординации. Открытый вызов егерю, неповиновение миссис Доэрти, непризнание старшинства самого Баннермана.

– Я только хотела спасти собаку. А никто другой, похоже, этого не хотел.

Ее губы сложились в прелестную гримасу обиды. Коналлу нравилась ее обворожительная манера растягивать гласные. Она произнесла не «только», а «тоолько».

– Я согласен с тобой и по этой причине приму противоположное решение и предложу награду.

– Правда? – Шона улыбнулась и вытерла губы кончиками двух пальцев. – Что за награду?

Чувственность жеста, каким она коснулась своего рта, опалила его огнем, и ему захотелось попробовать вкус еды на ее губах.

– Не знаю. А чего бы ты сама хотела?

Опустив веки, Шона погрузилась в раздумье. Когда вновь открыла глаза, то игривой Шоны не стало.

– Нашу свободу.

Улыбка исчезла с его лица.

– Прошу прощения?

– Для Уиллоу и меня. Разорвите наши контракты об обучении. Освободите от обязательств и отпустите нас.

На такой ответ он не рассчитывал.

– Я не могу этого сделать, – ответил Коналл.

– Почему? – спросила она.

– Потому что… вы обе не достигли совершеннолетия. Мой долг как вашего хозяина заботиться о вас…

– Об этом никто не узнает.

Его долг не имел никакого отношения к его решению. Правда состояла в том, что он просто не хотел этого делать. Шона зажгла в нем какуюто искру, и он хотел продолжения, разрази его гром.

– Я буду знать.

Она уткнула взгляд в тарелку и некоторое время хранила молчание.

– Тогда позвольте мне спать в одной комнате с сестрой. Прошлой ночью мы впервые спали порознь. Мне не нравится разлука с ней.

Эта просьба оказалась достаточно простой.

– Это можно устроить.

– И еще одно. Вам нужен ученик, так сделайте меня своей ученицей. Настоящей. Не заставляйте работать в коровнике, выполняя ту работу, которую может делать любой, имеющий пару рук и здоровую спину. Ученик должен обучаться какомуто ремеслу, так что обучите меня тому, что умеете сами. Я хочу научиться лечить, как вы.

Коналл усмехнулся:

– Я не могу сделать из тебя доктора. Это требует больших знаний, опыта, учебы… Плюс ты женщина.

Она вскинула бровь:

– Но я спасла лапу вашего пса. Не говоря уже о жизни.

Его вздох засвидетельствовал признание им своего поражения в данном вопросе.

– Твоя правда. Но чтобы стать даже ассистентом врача нужно многому научиться. Уроки даже по основам анатомии, химии и биологии требуют предварительных школьных знаний по математике, физиологии, латыни…

– Послушайте, я не хочу резать человека и рассматривать, что там у него внутри. Я просто хочу, чтобы вы научили меня, что делать, чтобы оказать помощь нуждающемуся.

Коналл улыбнулся:

– Хорошо. Я научу тебя основам спасения жизни и правилам оказания элементарной медицинской помощи.

На ее лицо вернулась широкая благодарная улыбка, и это доставило ему большое удовольствие.

– Конечно, – продолжил Коналл, – я не смогу уделять много времени твоему обучению, потому что и сам учусь. Должен признаться, что управление таким имением, как это, мне абсолютно незнакомо. Я не знаю элементарных вещей о сельском хозяйстве и теперь просто тону во всем этом.

– Почему же вы сразу не сказали? – удивилась она, светлея лицом еще больше. – Я могу в этом помочь!

– Спасибо за предложение, но…

– Это правда! Я провела на ферме всю свою жизнь. На «МайлсЭнд» мы выращивали всякого рода урожаи и разводили разную скотину. Я знаю, как успешно управлять фермой. Следовательно, и поместьем. – Она наклонилась над тарелкой. – Я могу научить вас.

Ее самодовольная улыбка его заинтриговала.

– Можешь просветить меня в ценах на урожай? Рассказать о сменном севообороте? О спорах с арендаторами?

– О да. И бьюсь об заклад, еще о многом другом.

Коналл изучал хитрые огоньки, плясавшие в ее глазах. Жизнь в Шотландии вдруг показалась куда привлекательнее.

– Договорились, – сказал он и протянул ей руку.

Шона пожала ее, впервые не спрятав руку со шрамом.

Баннерман вернулся с платьем для няни, точно таким же, какое было у Уиллоу, и тихо вышел. Шона с такой радостью бросилась к простому голубому платью, словно это был шикарный бальный наряд.

– Отвернитесь, – попросила она.

– Зачем? – нахмурился он озадаченно.

– Я хочу его надеть.

Коналл наклонил голову:

– Очень хорошо.

Взял стул и повернул его в другую сторону.

За его спиной послышался шорох ткани. Она сняла его фрак и надела платье. Этот звук подействовал на него возбуждающе, вызвав к жизни давно дремавшие ощущения.

– Можно повернуться?

– Разумеется.

– То есть ты одета? – усмехнулся он и обернулся.

Представшее его глазам зрелище поразило Коналла. Простая скотница в грубой одежде и с грубым языком исчезла. Перед ним стояла высокая, стройная леди в красивом голубом платье. И если бы не распущенные волосы, небрежно падавшие через одно плечо, то в ней невозможно было бы узнать ту, другую, девушку.

– Вот черт! Не могу его застегнуть. Проклятые пуговицы на спине.

Он усмехнулся. Нет, она осталась прежней.

– Позволь мне.

Он подошел к ней со спины. Она приподняла волосы, обдавая его ароматом сена и солнца.

Его взгляд беспрепятственно скользнул по ее плечам и верхней части спины. Застегивая лиф платья, он позволил пальцам коснуться ее кожи. Прикасаться к служанкам подобным образом было недопустимо. Но он ощутил не внутренний запрет, а чувственное, эротическое волнение, пробежавшее по его телу. Шона была такой безыскусной, такой нетронутой социальными ограничениями, что он начал испытывать к ней влечение, которое было как недозволенным, так и неотвратимым.

– Это платье тебе очень идет.

Она опустила волосы и повернулась к нему лицом.

– Вы действительно так считаете?

– В нем ты похожа на светскую даму.