Текст книги "Уроки влюбленного лорда"

Автор книги: Мишель Маркос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шона поднесла обезображенную руку к его лицу.

Коналл с трудом поборол желание отшатнуться. Он видел раны и похуже, но почемуто эта на теле Шоны доставляла ему особую боль.

– Вы слишком долго жили вдали от Шотландии и не знаете, что это значит. Этот знак делает нас изгоями. Нас не принимают на работу, нас не берут в жены. Посмотрите на Уиллоу. Не могу припомнить, сколько у нее было ухажеров, но стоило им увидеть клеймо, как они исчезали. Никто не станет любить слейтера.

Коналл медленно кивнул, сознавая несправедливость всего этого.

– Ты достаточно ясно объяснила, что другие думают по этому поводу. Но я так и не услышал, что думаешь по поводу этой отметины ты сама. Поэтому снова спрашиваю: у тебя в голове злые мысли?

Шона задумалась.

– Раньше их не было, а теперь иногда появляются. Я не смогла бы быть доброй к бандитам, которые на моих глазах перебили всю мою семью. Каждый раз, когда думаю об этом, вижу только кровь.

Шокированный откровением, Коналл тяжело вздохнул.

– Когда это случилось?

– Давно, – сказала Шона, зная, что это неправда. Сколько бы времени ни прошло, те события никогда не померкнут в ее памяти. – Мы были маленькими, около восьми лет. Мама попыталась нас спрятать, когда в дом ворвалась толпа, сломав дверь. Они жаждали крови Томаса и Хэмиша, но родители никогда бы не принесли в жертву своих сыновей. Они пытались прогнать мужчин, но толпа превосходила их числом и силой. Мама и папа… Томас и Хэмиш… и Малькольм. Все были убиты.

Шона закрыла глаза, пытаясь прогнать картину, возникавшую перед ее мысленным взором всякий раз, когда она говорила об этой трагедии.

– Я никогда не забуду лицо человека, который перерезал горло моей матери. Я ненавижу его за то, что убил ее. Я ненавижу его за то, что причинил боль Уиллоу. Но больше всего я ненавижу его за то, что он заставил меня запомнить его.

Представив жестокую сцену, Коналл поморщился. Пять смертей. Вся семья сразу. Одному Богу известно, как это подействовало на восьмилетнюю девочку.

Шона с такой силой сжала гребень каменной изгороди, что побелели костяшки пальцев. Коналл накрыл ее обезображенную руку своей теплой ладонью:

– Мне жаль, Шона.

Шона с удивлением посмотрела на него. Чувствовалось, что он искренне сочувствует ей.

– Ктонибудь из вас еще остался? В живых, я имею в виду.

Такого понимания Шона от него не ожидала.

– Наш брат Кэмран. Ему было пять.

– Как думаешь, почему вас троих не тронули?

Она пожала плечами:

– Не проходит и дня, чтобы я не задавала себе тот же вопрос. Но я так и не нашла на него ответа, как ни старалась.

– Где он сейчас?

– Не знаю. Но хочу его разыскать. Поэтому мне нужна свобода. Я должна попытаться найти Кэмрана. Если он еще жив.

Коналл снова вздохнул.

– Это значит, что вам придется сначала разыскать тех людей, которые сделали это с вами, чтобы выяснить у них, что стало с вашим братом.

– Да, именно это я и собираюсь сделать.

Коналл подумал, что со стороны Шоны было бы большой глупостью искать убийц. Если выжившие девочки попадут им в руки, злодеи, вероятно, с ними расправятся, довершив свое кровавое дело. Но Шона обладала здравым рассудком и наверняка просчитала риски. Он не мог не признать, что более отважных женщин еще не встречал. Загнанная в угол, она ни перед чем не остановится.

Однако независимо от ее желания и готовности рисковать, он не мог позволить ей подвергнуть свою жизнь опасности. И пока обладал полномочиями защитить Шону от ее же своевольных намерений.

– Через три года, возможно. А пока у тебя уйма дел. Ты должна сделать это имение прибыльным. И этот долг передо мной превыше всего.

– То есть вы все еще хотите, чтобы я вам помогала? А как же все сказанное мистером Хартоппом?

– С Хартоппом покончено. После того как он однозначно отказался следовать твоему совету, который я посчитал вполне мудрым, я решил, что больше не нуждаюсь в его услугах. Так что, как видишь, у тебя полно работы.

– Я… не знаю, что и сказать.

– Зато я знаю. Это значит, что у меня к тебе еще более высокие требования. Вдобавок к тому, что ты должна трудиться не покладая рук и служить мне прилежно и послушно, я жду от тебя зримых результатов, о чем ты должна мне регулярно докладывать. Но самое главное, я жду от тебя всегда абсолютной честности. Как работодатель я могу научить тебя какомуто делу, но не могу воспитывать. Этим ты должна заниматься самостоятельно. Ясно?

Шона уставилась на него, прищурив глаза:

– Значит ли это, что вы берете меня в управляющие?

– Да. Только своему управляющему я плачу не за то, чтобы он стоял тут и таращился на овечек. Так что идем со мной. Я хочу коечто показать.

Шона молча последовала за Коналлом к дому. Последний поворот событий не укладывался у нее в голове. Она думала, что ее снова вернут в коровник. Несколько нервных часов, прошедших после завтрака, она вновь чувствовала себя пленницей обстоятельств. Но Коналл оставил ее в своем кругу доверия. Хотя они и не освободились от бремени ученического контракта, Уиллоу по крайней мере могла продолжать ухаживать за хозяйским сыном, что ей очень нравилось, и Шона получила возможность избавить себя от злобных наветов Хартоппа. С чувством облегчения она позволила себе расслабиться.

Следуя за Коналлом, Шона поднималась по лестнице. Пройдя этаж, где располагалась его спальня, они поднялись выше. Когда он открыл дверь одной из комнат, навстречу им хлынул поток яркого света. Стены комнаты были оклеены белыми обоями с мелкими цветочками голубого и желтого цвета. Высокое окно отбрасывало на толстый ковер квадраты света. У облицованной деревом стены стояла колыбель из клена и две односпальные кровати у стены напротив. В середине комнаты на лошадке качался ребенок.

– Где мой солдат?

– Паапаа!

Малыш неловко слез с лошадки и неуклюже подбежал к Коналлу. Тот подхватил ребенка на руки.

– Шона, это мой сын Эрик.

– Эрик, – повторила она, и мальчик ей улыбнулся. – Как мило! Сколько ему лет?

– Через месяц исполнится два года. Давай, Эрик, покажи Шоне своих игрушечных солдатиков.

Коналл поставил мальчика на пол, и Эрик, перебирая ножками, бросился к полке. Уиллоу встала с кушетки, чтобы помочь ему снять с полки коробку, которую он пытался достать.

– Пожалуйста, присядьте, – сказал Коналл, указав на кушетку, и сам сел рядом, приподняв фалды фрака. – Я знаю, – заговорил он, тщательно подбирая слова, – что значит потерять любимого. Мать Эрика умерла вскоре после его появления на свет.

Мальчик принес коробку отцу на колени. Коналл открыл крышку. Запустив внутрь ручонку, Эрик вынул пригоршню деревянных фигурок в раскрашенных в красный цвет мундирах.

– Он не знает, что значит иметь мать. В этом отношении он похож на вас с сестрой. Вы ведь тоже потеряли ее в раннем возрасте. Но я стараюсь дарить ему много любви и внимания, чтобы он не чувствовал нехватки одного из родителей.

Эрик уселся на пол и начал строить солдатиков в шеренгу.

– Я здесь ради него. Имение будет кормить его сейчас и потом, когда он вырастет. Я хочу обеспечить ему счастливое будущее. Поэтому и привел тебя сюда. Ты сделаешь арендаторов преуспевающими, но не ради них самих, а ради благосостояния Эрика. Это понятно?

Шона подняла на Коналла взгляд. Его нежность к ребенку согрела ей душу. Как же повезло мальчику, что у него такой преданный отец. Но от этой мысли ее тоска по своему отцу стала еще острее.

– Понятно.

– Вот и хорошо. Между прочим, – добавил Коналл, – я выполнил свою часть нашего договора. Та кровать у стены, рядом с кроватью Уиллоу, – твоя. В конце концов, я человек слова.

Шона взглянула на кровати, которые заметила, как только вошла в комнату. В детской и вправду теперь стояли две узкие кровати, разделенные ночным столиком.

Уиллоу наблюдала за Эриком, сидя в ногах одной их них.

С ее сестрой было чтото не так.

Коналл не видел этого, но Шона умела читать ее мысли. Застывшее выражение значило, что ее гложут неприятные воспоминания.

Шона пересела к сестре и взяла ее руки в свои.

– Как это чудесно, Уиллоу, правда? Сегодня ночью мы снова будем спать рядом.

Она попыталась прервать поток неприятных воспоминаний сестры.

Уиллоу перевела на Шону полные ужаса глаза.

– Посмотри на малыша, – прошептала она чуть слышно. – Кого ты видишь?

Шона перевела взгляд на мальчика. Мальчик сидел на полу, забавляясь с деревянными солдатиками. В тот же миг она увидела ребенка глазами Уиллоу. Голубой бархатный наряд малыша исчез, уступив место шерстяному килту в голубую с красным клетку. Вместо розовых щечек ребенка она увидела смуглую кожу пятилетки, который целые дни проводил на улице. Светлокаштановые кудри Эрика пропали, и вместо них она увидела мягкие черные волосы Кэмрана.

Уши ее вдруг заполонило журчание бегущей воды, и Шона перенеслась мыслями в счастливое время на кухне в РейвензКрейге, когда Кэмран был маленьким мальчиком и играл с игрушечными солдатиками, Уиллоу лепила пресные лепешки для ужина, а Шона с удивлением наблюдала за пауком, способным передвигаться по земле и воздуху. Это было, казалось, сотни лет назад.

Часто заморгав, Шона попыталась прогнать воспоминания. Но Уиллоу, похоже, оставалась в плену ночного кошмара.

Шоне меньше всего хотелось пугать Конелла. Похлопав Уиллоу по рукам, она придала своему лицу жизнерадостное выражение.

– Ты права, Уиллоу! Эрик очень похож на своего отца!

Коналл расплылся в улыбке:

– Ты сможешь поиграть с ним попозже, а сейчас я хочу показать тебе бухгалтерские книги. Уиллоу, я вернусь за Эриком к полудню.

Коналл поднялся. И Шона последовала его примеру, бросив обеспокоенный взгляд на Уиллоу, которая силилась взять себя в руки, как тому учила ее сестрадвойняшка.

Глава 7

В доме в РейвензКрейге тоже была библиотека, хотя она не могла сравниться своими размерами с библиотекой Коналла.

Дубовые стены похожей на пещеру комнаты возносились к потолку с позолоченными краями. Длинные полки прогибались под тяжестью многочисленных томов. На высоких окнах висели портьеры из красного бархата, придавая геометрическую форму свету, падавшему на шпалеры, которые украшали противоположную стену. Над кирпичным камином изгибалась дугой массивная каминная полка из мрамора.

Воздух в комнате пропах божественным запахом старых книг, согретых солнечным светом и приперченных годами. Шона с трудом удержалась от желания броситься в одно из зачехленных кресел, расставленных в комнате, и углубиться в чтение.

Коналл вынул из цилиндрической корзины на полу огромный свиток и развернул его на длинном столе. Она подошла к нему, и ее ноздри уловили новый запах… чистый запах мыла. От его волос и лица исходил мускусный аромат лимонного одеколона.

– Ладно. Вот карта поместья.

Она пробежала глазами по карте.

– Ни хрена себе! Это все ваша земля?

– Большая ее часть.

Шона провела рукой по плану поместья, снятого с высоты птичьего полета.

– Ни хрена себе! – снова выдохнула она.

Коналл покачал головой:

– Шона, твой язык оставляет желать лучшего.

Ее брови сошлись на переносице.

– Это вы о чем? Чем вас «хрен» не устраивает?

Ямочки на его щеках углубились.

– В буквальном смысле слова ничем. Это слово не должны употреблять женщины. Особенно в данном контексте. В анатомической терминологии это мужской половой орган, и, если я не ошибаюсь, ты ведь не его имела в виду, нет?

Шона пожала плечами:

– Ладно. Сколько здесь земли?

– Около пяти тысяч акров.

– Ни хре… – Шона взглянула на Коналла и прикусила язык. – Боже, я хотела сказать! Сколько из них пахотных угодий?

– Отличный вопрос. Около трех четвертей, осмелюсь предположить. Но не могу утверждать с уверенностью, записи дяди Макрата не отличаются точностью. Остальная земля здесь, здесь и здесь не относится к возделываемой. Она включает лес, ручьи, усадьбу и тому подобное.

– Сколько ферм находится на территории поместья?

– Сорок три. Но на карте они точно не обозначены. Правда, если мы хотим претворить в жизнь коекакие из твоих идей по улучшению земли, нам это понадобится. Таким образом, я хочу, чтобы ты произвела картографическую съемку местности и нанесла фермы на эту карту. Еще я хочу, чтобы указала имена арендаторов и какую продукцию они могут поставлять на рынок в зависимости от состояния почвы и ирригации.

– Картографическую съемку? Я не знаю, как это делается.

Коналл вскинул голову:

– Существительное «ученик» происходит от глагола «учиться». А это как раз то, что тебе и надлежит делать. Учиться.

– Когда? – проворчала Шона.

– Можно начать прямо сегодня после обеда. Будь готова к поездке в половине второго. Начнем с ферм в северной части имения и будем двигаться в южном направлении. Естественно, что сегодня мы все не закончим, но до захода солнца постараемся сделать как можно больше.

А Шона так надеялась попробовать еще английских булочек с клубничным джемом за чаем.

– Нас не будет до самого вечера? Судя по тучам, наверняка будет дождь.

– В половине второго, – повторил он, выходя из библиотеки.

Свернув карту, Шона вздохнула:

– Вот паскудство.

Коналл просунул в дверь голову, удивленно вскинув брови.

– И прекрати ругаться, или мне придется вымыть тебе рот с мылом.

В назначенный час Шона сидела верхом на лошади во дворе конюшни. Осмотрев гнедого, чтобы убедиться, что на нем можно ехать, она вскочила в седло, решив посмотреть, как он слушается узды. Послав лошадь в легкий галоп, она услышала гулкий стук подков по каменным плитам двора.

Через несколько минут появился Коналл:

– Пунктуальность. Я ценю это качество у своих работников.

– Я не могла дождаться возможности произвести картографическую съемку местности, – сказала Шона с сарказмом. – Только об этом и думала.

– Рад это слышать. Может, потом найму тебя как профессионального картографа.

Пока животное совершало круг по двору, Коналл как зачарованный провожал взглядом ее слегка подпрыгивавшую на лошади фигуру не в состоянии оторвать глаз от ее чувственного зада, плотно сидевшего в седле. На тонкой талии девушки висел узкий кожаный ремешок с зачехленным ножом. Ее раздвинутые ноги, хотя и скрывала шерстяная ткань охристой юбки, вызывали в его чреслах волнение.

Виноватый румянец на щеках заставил Коналла отвернуться.

– Женское седло не нужно? Уверен, что у дяди в сарае непременно должно найтись такое.

Шона рассмеялась. Распущенные волосы развевались за ее спиной, как крылья бабочки.

– Женское седло – для пожилых женщин и английских леди. Я не то и не другое.

Коналл расплылся в улыбке.

– Как угодно, – заметил он, позабавленный ее несоответствию нравам благородного общества.

Конюх подвел к нему лошадь, придерживая за уздцы, чтобы Коналл мог сесть в седло.

– Хорошо. Ну что, готова?

– Да. Вопрос в том: готовы ли вы?

Вдавив пятки в бока лошади, Шона пустила животное в галоп и направилась к северному полю. Стиснув в руках узду, Коналл поспешил за ней.

Лошади мчались по полям к северной части поместья. В течение пятнадцати минут они достигли дороги, которая привела их к первой ферме.

Возделанная земля представляла собой лоскутное одеяло из зеленых и желтых заплаток. Издали многоцветные поля мистера Рейберна колыхались, как волны изумрудного океана, маня их к себе колеблющимися на ветру белой пшеницей, золотистым ячменем и зеленой травой.

Они еще находились далеко от фермы, когда Шона остановила лошадь и спешилась.

– Идите сюда.

Коналл спрыгнул с коня и подошел к ней. Как зачарованный смотрел он, как она воткнула нож в грунт и наковыряла в ладонь темной земли, которую затем протянула ему.

– Взгляните, какая у Рейберна почва. Видите, какая она жирная? Хьюм всегда ему завидовал. Такая земля превосходно родит морковь и горох. Но Рейберн не выращивает их в больших объемах, поскольку уход за грядками требует много сил. А сыновья его разъехались, и ему приходится нанимать работников. Поэтому он старается сеять то, с чем легче справиться, вроде пшеницы и травы на сено.

Шона поднесла землю к носу и вдохнула ее аромат.

– Это понастоящему плодородная почва. Будь моя воля, я бы отдала его землю под овощи. В Северном нагорье, где овощи не растут, на его урожае можно было бы нажиться.

Коналл опустился рядом с ней на корточки, околдованный ее безыскусностью. С черными от земли разводами на руках и развевавшимися на ветру распущенными волосами Шона казалась порождением природы, как лесная дриада или фея из детских сказок. Как будто по одному ее слову семена могли дать всходы, а деревья начать плодоносить.

Коналл вдохнул полной грудью чистый воздух. Пропахший зеленью и чистотой, он сочился жизнью. Деревья звенели птичьим щебетом, доносившимся до него с порывами ветра.

Коналл посмотрел на Шону. Ее молодые глаза еще мало видели красоты земли, но она черпала радость в простых вещах.

Или, быть может, ему следовало взглянуть на мир ее глазами.

Коналл достал из кармана и протянул ей носовой платок.

– Ладно, едем. Нам нужно найти мистера Рейберна. Составим полный список выращиваемых им культур и набросаем примерный план его земли на карту. Еще я скажу ему, что недели через две хочу встретиться со всеми фермерами моего поместья.

Час спустя, закончив разговор с мистером Рейберном, они направились на соседнюю ферму.

Шона произвела на Коналла сильное впечатление. После живого, свойского общения с мистером Рейберном она задала ему такие вопросы об урожае, которые не могли даже прийти Коналлу в голову. Одного этого визита хватило, чтобы Коналл получил значительное представление о выращиваемых культурах.

– Ты обладаешь весьма тонкими познаниями в области сельского хозяйства, Шона. Учитывая твою юность, я сражен глубиной твоих знаний. Порой я задаюсь вопросом: кто из нас учитель, а кто ученик?

– О! Всему можно научиться. В вашей библиотеке есть книжка, по которой я училась много лет назад. Поскольку вам необходимо это знать, она может стать хорошим подспорьем.

На лице Коналла отразилось удивление.

– Ты… умеешь читать?

Шона вытаращила глаза:

– Вы считали меня неотесанной дубиной, которая не умеет читать?

– Я просто решил, что…

– Вы подумали, что, раз я работаю на ферме, значит, неграмотная?

Он покачал головой:

– Нет. Впрочем… да. Такая мысль приходила мне в голову.

– Вам предстоит узнать обо мне еще много нового. Я ходила в школу до четырнадцати лет. После этого училась сама по книжкам. Я умела читать с малых лет. Мой отец, да упокой Господь его душу, не расставался с книгами и, бывало, читал нам вечерами у огня.

– Я прошу прощения за свое ошибочное представление.

– Ваши извинения приняты. Но постарайтесь больше подобных ошибок не делать.

– Минутку. Положа руку на сердце признайся, а у тебя не было неверных представлений обо мне?

– Ни одного, которое бы вы не опровергли.

Он усмехнулся:

– Например.

– Ну… за глаза я называла вас словом, означающим, что ваши родители не были женаты.

Коналл рассмеялся:

– Чувствую привкус сарказма в твоем признании.

– Вы и сами были со мной довольно едким.

– Видимо, у меня были на то причины, – произнес он, приподняв бровь. – Но позже, признаться, я обнаружил в тебе коекакие уравновешивающие качества.

– Какие именно? – поинтересовалась Шона с вызовом.

Он улыбнулся:

– Дай подумать. Мне нравится твоя манера разговаривать, хотя не всегда нравится то, что ты говоришь. Меня восхищает твоя отвага, конечно, если это не вызов мне. Я чувствую в тебе внимание и заботу и думаю, что твой муж и дети, когда они у тебя появятся, будут очень счастливы.

Лицо Шоны озарила улыбка.

– Спасибо за добрые слова.

К вечеру они осмотрели еще три фермы. Солнце уже клонилось к западному горизонту, и на небе собрались тучи, но Шона настояла на том, чтобы они дали лошадям попастись у ручья. А сами тем временем прошли к цветущему каштановому дереву.

– Знаешь, Шона, – начал Коналл, подобрав с земли сухой каштан, – фермы арендаторов находятся в худшем состоянии, чем я себе представлял. Я готов вложить небольшие деньги, чтобы помочь им со следующим урожаем, но меня волнует, что возврата вложений не хватит, чтобы содержать имение.

Его слова легли тяжким грузом на ее плечи.

– И что это значит?

– Возможно, мне придется продать часть земли. Возможно, я буду вынужден продать «МайлсЭнд».

– Что?

Он запустил каштан в заросли.

– Это был один из советов, поданных мне Хартоппом, чтобы получить приток денег. Он даже нашел покупателя. Это барон Бейнбридж. Он предложил присоединить «МайлсЭнд» и две прилегающие фермы к своему поместью плюс часть охотничьих угодий. Прежде чем возражать…

– Вы что, черт подери, спятили?

Он вздохнул.

– Вопервых, успокойся.

Шона стиснула зубы.

– Вопервых, вы никогда не должны продавать свою собственность.

– Иногда хирургу приходится ампутировать ногу пациенту, чтобы спасти его.

– Вовторых, вы не можете продать землю Барону Безмозглому.

– Это барон Бейнбридж, – поправил он с усмешкой.

Шона скрестила на груди руки.

– Очевидно, вы с ним не встречались, потому что мое имя подходит ему больше.

– У меня нет выбора, Шона, – пожал плечами Коналл. – Если я собираюсь поправить дела на некоторых моих фермах, то должен для начала собрать капитал. Деньги, как тебе известно, не растут на деревьях.

– А у вас растут! У вас по всему поместью сады!

Коналл вскинул голову:

– Туше. Но эти денежные крохи не позволят закупить для каждой фермы все необходимое. И ты это отлично знаешь.

Шона вздохнула, чтобы взять себя в руки.

– Я знаю, что вы хотите сделать то, что считаете лучшим для вашего поместья. Но, отрезав кусок здесь, отрезав кусок там, не станете богаче. Сохранение земель в неприкосновенности неизбежно связано с экономией. Но экономить вечно не придется. А земля… земля – это навсегда. Нет ничего лучше, чем вкладывать деньги в свою собственную землю. Отдадите ее сейчас и никогда не вернете назад.

Коналл обдумал ее слова. Ему предстояло сделать очень трудный выбор: либо стать бедным землевладельцем, на чем настаивала Шона, либо начать распродавать унаследованную от предков собственность, как рекомендовали Стюарт и Хартопп.

Шона заглянула ему в лицо:

– Я не говорила, что у нас все легко и быстро получится. Но дело того стоит.

Его глаза обратились к горизонту. На лбу пролегли морщины тревоги. Он уже ощущал нехватку денежных средств на недоимках. А если начнет вкладывать капитал, то и вовсе окажется на мели.

Жизнь в Англии была куда проще. Он работал, и ему платили. Всегда завуалированно. Как доктору благородного происхождения вознаграждение за его услуги ему оставляли в карете или в шелковом мешочке на столе, который он забирал, отобедав с семьей. Как благородный землевладелец он мог взимать ренту лишь четыре раза в год и то, если урожай был богатый. А если земля не уродила, он ничего не мог поделать. Дать деньги арендаторам – такое решение требовало смелости. Шла война, и работать на полях было некому. Так что, если его арендаторы будут влачить жалкое существование, его первым сгонят с земли кредиторы.

Коналл вздохнул:

– Полагаешь, я смогу получать доход к тому времени, когда Эрику придет пора жениться?

– Это я точно могу пообещать, – улыбнулась Шона.

– А если нет, тебе придется научить меня стать фермером.

В ее глазах сверкнули огоньки.

– Вас? Стать фермером? С нежными ручками и лондонскими привычками? Едва ли я дождусь такого времени.

Он подбоченился:

– Это что за измышления? Я еще бодрый и здоровый. У меня крепкая спина и сильные руки!

– Сколько вам лет?

– Тридцать пять.

– Ни хрена себе! Я думала не меньше пяти десятков.

Ямочка у него на щеке углубилась.

– Ну, это уже слишком! Пора промыть твой грязный рот.

Коналл обхватил Шону руками, заставив взвизгнуть от неожиданности, и с упрямой решимостью потащил вниз по склону к ручью.

– Нет! Не смейте окунать меня в воду!

– Сама напросилась.

Повиснув на его руке, Шона безвольно болтала ногами.

– Сейчас же отпусти меня, балда! Я тебя предупреждаю!

– Не трать понапрасну слова, – сказал он, неумолимо приближаясь к воде.

Она крепко обвила руками его шею. Он буквально читал ее мысли. Если бросит ее в ручей, она потянет его за собой. Как будто он позволит ей это.

Шона со страхом смотрела на воду внизу.

– Если ты меня намочишь, я… я…

– Да?

Его твердый подбородок не позволил ей произнести еще одну угрозу.

Она игриво признала поражение:

– Я больше не скажу ни одного бранного слова.

Он прищурился:

– Даешь слово? Свое честное слово?

– Да, – энергично кивнула Шона.

Коналл опустил правую руку. Ее ноги соскользнули на землю и стояли теперь всего в нескольких футах от ледяной воды, а тело Шоны было плотно прижато к его телу. Отделившись от его плеч, она нервно посмотрела ему в лицо. Но Коналл вдруг обнаружил, что не может ее отпустить.

По ее лицу прокатилась волна невысказанных чувств – чувств, которые являлись отражением его собственных. Его сердце в груди гулко стучало в одном ритме с бьющей в набат совестью. Плохо, плохо, плохо, говорила его совесть, приводя тысячу причин, почему это плохо.

Но Шона смотрела на него с ожиданием. Жилка у основания ее шеи бешено пульсировала. Ее естественная красота слепила его пресытившийся взор. Веснушки, припорошившие смуглые от загара щеки. Плечи, тонущие в море волос цвета вороного крыла. Сияющие зеленые глаза, подобные витражным окнам старинной церкви, в обрамлении густых черных ресниц. Его ноздри уловили легкую мускусную ноту природы, и его чувства, взмыв, вышли изпод контроля. Неистовая и неприрученная, она принадлежала только этой незнакомой ему шотландской пустоши, которая их окружала, и все же была послушна его рукам.

С момента встречи с этим созданием он испытывал желание обладать им. Ему было мало быть ее господином, он хотел стать господином ее желания. Коналл наклонил голову, приблизив губы к ее приоткрытым губам. Как только их губы соприкоснулись, увещевающие голоса в голове тотчас умолкли.

Едва его губы примкнули к мягкости ее плоти, в глубине его груди чтото вспыхнуло. К его удивлению, она не отшатнулась от него, а приняла. Сексуальное желание, столь долго дремавшее в нем после смерти Кристины, пробудилось. Он нежно взял в ладонь ее голову, чтобы не вспугнуть только что пойманную птичку. Его губы медленно заскользили по ее губам, соблазняя, нет, умоляя, раскрыться ему навстречу.

Наконец ее губы ответили, осторожно исследуя его на вкус, и его согрело тайное волнение. Он зажег в ней огонек желания и теперь хотел обратить его в пожар.

Она положила руки ему на плечи, и ощущение их веса заставило его почувствовать себя сильнее. От ее прижатого к нему тела в его паху вспыхивали горячие искры. Его губы переместились на ее шею, и он целовал теперь нежную смуглую кожу под подбородком. Ее жаркое дыхание обжигало его ухо, от которого вниз по телу распространялись волны тепла, воспламеняя кожу.

И снова его губы примкнули к ее губам, на этот раз более страстно, а ее руки распластались на его груди. В любой момент она могла его оттолкнуть. Но она тихо застонала, вызывая ответную вибрацию во всем его теле.

Его память тотчас заполонили ее образы, какой он видел ее на конюшне. Контуры ее нагого тела под старенькой сорочкой, очерченные золотом света лампы за ее спиной, вызвали у него острое сексуальное желание. Коналл почувствовал, как оживает и крепнет его плоть.

Его ладонь легла на ее спину и ощутила под шерстяной тканью платья ее крепость. Она была сильной и стройной в отличие от изнеженных дам его окружения. Его рука поползла вниз к ее ягодицам и сжала твердую округлость. В голове у него мгновенно промелькнула мысль об обладании этим гибким телом.

– Довольно, – выдохнула Шона чуть слышно.

Коналл слегка отстранился. Воздух был пропитан опьянившими его чарами.

– Я больше не могу, – пояснила она его закрытым глазам. – Прошу прощения.

Он застонал, разрываемый между насущной необходимостью тела удовлетворить плотский голод и требованием совести поступить как полагается. Шона была его подопечной, его ответственностью. Испортив ее, он поступит как бессовестный наглец. Но его тело все еще горело в огне разбуженного ею желания, и будет нелегко заставить его сдаться.

– Нет, – прохрипел он. – Это я должен извиниться. Прошу меня простить. Я забылся.

Мозолистая ладонь погладила его щеку.

– Мне, похоже, нравится, когда ты забываешься. Безумно нравится.

У него во рту пересохло, и он судорожно сглотнул, думая, сколько раз ему самому хотелось это проделать.

– Становится темно. Пора возвращаться, пока мы в состоянии найти дорогу домой. Иначе можем сбиться с пути и ночевать тогда придется под открытым небом.

К его удивлению, в ее зеленых глазах вспыхнуло ответное желание. Но она тут же отвернулась, чтобы не выдать большего. Но этого хватило, чтобы он воспарил душой и весь вечер пребывал в приподнятом настроении.

По окну детской стучал полуночный дождь, а Уиллоу и Шона, теснясь на одной узкой кровати, шептались друг с другом в темноте, в то время как Эрик мирно посапывал в своей колыбели.

– Он поцеловал тебя? Просто взял и поцеловал?

Голубые глаза Уиллоу округлились, стали большими, как блюдца.

– Да! – хихикнула Шона. – Только что собирался бросить в ручей, а потом вдруг прижался губами к моим и… – Шона закрыла глаза, предаваясь воспоминаниям. – Мы поцеловались.

Уиллоу прикусила нижнюю губу.

– И как это было?

Шона вздохнула.

– Я не могу описать тебе этого. Он такой красивый, такой сильный. И такой нежный. Он хотел меня. И с ним я чувствовала себя красивой.

– Но ты красивая!

– Ты знаешь, что я имею в виду. Не в том смысле, как говорит Иона… «красивая душой». Красивая, как ты. Желанная.

Уиллоу отвела взгляд, как будто красивая внешность была не благословением, а проклятием.

– В тебя был влюблен тот парень.

– Который? Дагалл, что ли?

– Да, он. Он был без ума от тебя.

Шона цыкнула.

– Дагалл был мальчишкой! Тонким, как палка. Если бы он захотел заняться с женщиной любовью, ей не пришлось бы даже раздвигать ноги, чтобы подпустить его к себе.

Уиллоу фыркнула:

– Шона! Постыдись! По крайней мере он был влюблен в тебя. – Она ткнула сестру в плечо. – Как и хозяин, похоже.

На лице Шоны появилось мечтательное выражение. Коналл Макьюэн влюблен в нее.

– А какой он? – спросила Уиллоу, зевая.

Шона уставилась в пространство за плечом сестры, как будто Коналл стоял у них в комнате.

– Образованный. Воспитанный. Красивый. – Шона получше вгляделась в его тень. – Внимательный. Человек принципа. В нем идеально сочетаются нежность и мужественность. Он затронул мое сердце, Уиллоу. И мне трудно это объяснить. Но как это чудесно, когда ты нужна комуто, когда ты желанна. Ты меня понимаешь?

Шона взглянула на Уиллоу. Не открывая глаз, та пробормотала чтото нечленораздельное, и ее дыхание стало медленным и ровным.

Шона с улыбкой встала с узкой кровати, поправила на плече сестры одеяло, потом легла в свою постель и стала перебирать в памяти события у ручья.