Текст книги "Жизнь как матч"

Автор книги: Мишель Платини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

«Марсельеза» в честь победы

По происхождению я – итальянец. Но я никогда не чувствовал себя иммигрантом. И у меня нет никаких оснований, чтобы произносить речь, посвященную проблемам иммиграции.

Лучше других я умею ценить честь, оказанную моей семье, которая получила французское гражданство. Французом я стал по доброй воле моего дедушки. Ради этого он проливал во Франции пот, как другие проливают кровь. Цепочка последующих поколений сделала свое дело.

Нет, я не испытывал особых патриотических чувств к Франции, когда занимался шагистикой во время военной службы. Я не переживал никаких эмоций при подъеме французского национального флага на плацу.

Нет, по-настоящему, до глубины души я чувствовал любовь к Франции, когда стоял в строю футбольной сборной страны и вслушивался в торжественные звуки французского национального гимна. Франция со мной и сейчас, в этом «Конкорде», который на скорости, в два раза превышающей звуковую, летит к далекой Аргентине.

Некоторые, увлекшись планетарным представлением о нашем мире, постоянно требуют в своих статьях по вопросам культуры и спорта прекратить исполнение национальных гимнов на спортивных соревнованиях. Это большая ошибка.

Посмотрите на валлийских регбистов, которые хором исполняют «Землю наших предков» в «Армс парк» в Кардиффе, а затем вступают в ожесточенную схватку; на ирландцев, когда они поют свою «Солдатскую песню»… Нам кое-что об этом известно, нам, кому удалось оставить следы шипов на лужайке в «Лэндсдаун Роад» в Дублине. Мы хорошо знаем по синякам на ногах, что на самом деле означает британский «боевой дух». Это не «антиигра» в ее дикарском смысле, несмотря на чисто физическую борьбу и поистине мужское противоборство. Без своего национального гимна, будь то ирландцы или валлийцы, гимна, который своими корнями уходит в национальную почву, в их веру, они бы напоминали нам заштатного любителя виски, разбавленного водой…

Моя первая «Марсельеза» прозвучала 16 ноября 1977 года в «Парк-де-Пренс». На исходе голубоватой ночи мы получили визы в Аргентину. И теперь мы летим туда…

На чемпионате мира 1978 года Франция оказалась в пятой отборочной группе вместе с Ирландией и Болгарией.

Как и всякая хорошо срежиссированная драма, развязка наступила в последнем акте. Все началось со скандального судейства одного шотландца с физиономией висельника по имени Фут (надо же иметь такую фамилию!). Это постыдное судейство могло иметь для нас катастрофические последствия. Но в этом случае туго пришлось бы Ирландии, которую лишили вполне логичной победы в Софии, где судья, грек по национальности, безнаказанно демонстрировал свое пристрастие к Болгарии. Сборная Болгарии еще больше запутала всю ситуацию, так как с трудом вырвала ничью в Дублине, и вот в этот день, 16 ноября, болгарам было достаточно свести встречу с нами вничью, чтобы лишить нас возможности увидеть аргентинскую провинцию Пампа.

Несмотря на все испытания, я все же прекрасно спал накануне матча. Я был уверен, что мы играем лучше.

Я проснулся в 9.30. В 11.00 обычная встреча игроков с Идальго. Он уже давно нам все сказал, и мы отдавали себе полный отчет в необходимости выполнить свой долг. Завтрак в 12.30. Очень легкое меню. Затем партия в белоту[10]10
  Белота – итальянская карточная игра. – Прим. пер.


[Закрыть] в паре с Батенеем против Трезора и Дальже. Я все больше нервничал и в конце концов утратил свою обычную сосредоточенность. Мы проиграли, и я бросил карты на стол. В 16.30 еще одна легкая закуска. Она прошла в тишине. Мы выехали из Сен-Жермен. В автобусе я, как всегда, сел в шестом ряду слева, у окна, рядом с Батенеем. Радио только и говорило о предстоящем матче Франция – Болгария. Возле «Парк-де-Пренс» автомобилисты начали нас узнавать и подбадривать резкими гудками клаксонов. 8 раздевалке я занял свое обычное место: рядом с нашим вратарем Андре Рейем, возле душевой.

Никогда мне не забыть нашего представления публике.

В центре поля судья голландец Корвер. Рядом с ним два его помощника. Мы стояли справа от них. Первый в ряду – Трезор с вымпелом команды в руке, затем Андре Рей, вратарь из «Меца». Далее Жанвион. А затем, нарушая всякий порядок, – Босси, Рио, Батеней, Гийо, Рошто, Лакомб, Сикс и я.

Прекрасная команда…

С другой стороны от судей в лазурных спортивных костюмах выстроились болгарские игроки. Вскоре они появятся здесь, на поле, в зеленых трусах и белых футболках.

И вот раздались торжественные звуки «Марсельезы», которые звали к победе. Ее исполнял оркестр какого-то полка морской пехоты – шестьдесят музыкантов. Гремел барабан, звенели тарелки, играли трубы, тромбоны, кларнеты. Оркестр настраивал на воинственный лад.

Впервые в своей футбольной карьере я нашептывал слова первого и даже второго куплетов: «Вперед, дети Родины, наступил день славы…».

Мой сосед слева Бернар Лакомб лишился от волнения голоса, у него было сосредоточенное бледное лицо. По этим внешним признакам я мог догадаться, что он испытывает сильное нервное напряжение, что Бернар готов вступить в эту решающую игру…

Я оказался прав. Маневрируя по громадной территории, уводя защитников противника за собой по ложному следу, он выдавал нам невероятное количество замечательных пасов. Несмотря на прикрепленных к нему двух защитников, стоппера Ангелова и либеро Ивкова, которым время от времени на помощь приходил еще и полузащитник Арабов, Лакомб своими хитроумными финтами открыл нам дорогу к воротам. Приходится только сожалеть, что ему самому так и не удалось забить гол. Но этот матч ему удался на славу.

Я не настаивал на «своей» игре, а скорее довольствовался ролью поставщика мячей в линию атаки, возглавляемую Домиником Батенеем.

Но больше всего озадачивало нашего противника спокойствие и хладнокровие Жан-Марка Гийо, демонстрировавшего столь ценные качества в футбольной дуэли такого высокого ранга.

И, наконец, наши голы.

Первый забил Рошто. За 5 минут до перерыва. Доминик уже осуществил несколько опасных проходов. Он подхватил мяч, который Мариус Трезор отобрал у болгарских защитников и направил в сетку ворот Горанова.

Второй забил я.

Игра возобновилась и шла уже более 15 минут. Это был бенефис отличной подготовительной работы, проделанной Босси и Сиксом. За двадцать метров от ворот я нанес сильный и точный удар. Горанов бросился на мяч, но он на полной скорости уже врезался в сетку.

Публика на «Парк-де-Пренс» скандировала лозунги с каким-то невероятным исступлением. Несомненно, именно в этот момент, папаша Бигони, отец Кристель, сидя возле телевизора, произнес краткое «Да!». И наш брак с его дочерью был заключен месяц спустя!

Дальже, который заменил Рошто, должен был за минуту до конца матча лишь поставить последнюю точку. Этот гол окончательно завоевал на нашу сторону весь «Парк» и вывел Францию после двенадцатилетнего перерыва (после знаменитой команды Гонде и Симона, д'Эрбина и Комбена) в новый, очередной розыгрыш Кубка мира. В 1966 году я проводил время з лагере отдыха для детей. У меня сохранились лишь смутные воспоминания о том Кубке мира. Только помню о том, что прочитал в книгах: о силе наших игроков, Возглавляемые Будзинским, вместе с его игроками из «Нанта», они заставили тренера сборной Анри Герена изменить тактику игры и играть в атакующий футбол во время встречи с Англией на «Уэмбли». Но все было напрасно. Франция, ставшая участницей чемпионата, потерпела поражение раньше, чем ожидалось. И потом на протяжении двенадцати долгих лет ничего… Просто статисты…

Продолжить эстафету… Это крайне важно для нас, для Мишеля Идальго.

Он плакал от счастья, наш Мишель…

Я вижу снова его в голубой ветровке, лицо наполовину скрыто капюшоном, он тяжело опирается на плечи игроков, из его прикрытых веками глаз текут слезы. В первый, но не в последний, раз я видел его в полной власти эмоций.

Потом все пошло как по маслу.

Осуществив свою мечту, всю весну мы провели, словно на облаке счастья.

Товарищеский матч между Францией и Бразилией 1 апреля становится великим испытанием для нашего престижа. Впервые я встречаюсь с Зико, которого шумно прочат в новые Пеле. Неизбежно начинают сравнивать его и меня, тем более что и он в полной мере овладел искусством пробивать штрафные удары. В Рио все тренировки его клуба «Фламенго» обязательно завершаются сеансом прицельных ударов по воротам с дистанции двадцати пяти метров, в чем он, конечно, непревзойденный специалист. Каждый раз перед ним ставят искусственную стенку на колесиках. Он наносит удар внутренней стороной стопы и укладывает мяч в самую девятку с такой легкостью, как будто все это он выполняет послушной ему рукой.

И так как в «Нанси» я занимаюсь теми же упражнениями с манекенами, то в аршинных газетных заголовках стал все чаще появляться вопрос: «Кто же кого копирует?».

Думаю, здесь можно ответить так: никто никого.

Сам я не очень высокого мнения о команде Бразилии нового образца, несмотря даже на игру Зико и Ривелино. Все равно это не та сборная Бразилии, не сборная Пеле, Диди, Вава, Загало, если судить по тому, что мне рассказывал отец (в 1958 году мне было всего три года). Но нынешняя команда не слишком отличается от той, с которой мы сделали почетную ничью (2:2) на ее магическом стадионе «Маракана» в прошлом году в Рио-де-Жанейро. Потрясающее впечатление, правда, несколько испорченное презрительным замечанием тренера Клаудио Кутиньо: «Из десяти матчей с ними Бразилия выиграла бы девять, а десятый непременно свела бы к нулю».

Я недолюбливаю людей, которые насмехаются ради самой насмешки. Я ожидаю встречи с командой Кутиньо без дрожи в ногах.

На матч Франция – Бразилия собралось столько же народа, как и на памятный матч со сборной Болгарии, хотя сегодня оспаривается только вопрос престижа.

Как и предполагалось, сборная Бразилии уже не та команда артистов от футбола, которая неизменно вызывала восхищение во всем мире. Она использует в игре главным образом плечи и мускулы. Но мне выпала честь заставить ее игроков «поиграть плечами» с газоном. Гийо, который испытывает истинную ностальгию по острым схваткам с Пеле, по несравненным ударам этого мага и его друзей, полностью удовлетворен несостоявшейся бразильской самбой на поле. В раздевалке он благодарит меня…

Тем временам за пределами футбольной площадки развертывается компания по организации бойкота аргентинского чемпионата. Симона Синьоре, мадонна, ведущая борьбу за права человека, встает во главе этой широкой национальной кампании, цель которой – протест против политического режима генералов, стоящих у власти в этой стране, где бесследно исчезли многие тысячи людей. Вместе с Морисом Клавелем[11]11
  Морис Клавель – французский писатель, общественный деятель. – Прим. пер.


[Закрыть] и историком Клодом Мансероном она пытается преподнести нам урок гуманизма.

Нужно сказать, что Симона Синьоре заинтересовалась футболом впервые, вероятно, в силу своей неистребимой любви к жизни вообще.

Но ее стремлений, какими бы гуманными они ни были, недостаточно, чтобы мы протрубили отбой. Тем более что оказываемое на нас давление принимает неприятный оттенок. Раздаются анонимные телефонные звонки. Поступают письменные угрозы. Осуществлена даже попытка похитить самого Идальго. Это происходит прямо на шоссе возле Сент-Савена в департаменте Жиронда, где он живет. Ему приходится вступить в рукопашную, завладеть пистолетом (незаряженным) злоумышленника и обратиться с жалобой в жандармерию…

Таким образом, «интеллектуальный терроризм» может в конечном итоге привести просто к диким действиям. Против подобного в газете «Фигаро» в статье «Интеллектуалы в бутсах с шипами» выступает романист Ги Лагорс, в прошлом чемпион Франции по легкой атлетике, который хорошо знает спорт.

Лагорс обладает острым пером, и его статья доставляет всем нам громадное удовольствие: «Но что знает месье Клавель о Батенее и мадам Синьоре о Платини? Когда это они стали интересоваться этими людьми как таковыми? Что им известно об их жизни, надеждах, мировоззрении? Что знают они об их ремесле, ремесле сколь трудном, столь и рискованном? Или об их славе, которая не позволяет им ни стареть, ни выпить лишний стаканчик виски? Что знают они о тех рассветах после бессонной ночи, когда жарким огнем горят ноги, но все же нужно преодолеть себя, подняться и идти на тренировку? Идти на тренировку, хотя одна мысль об этом вызывает тошноту и полное отчаяние. Что знают они об этом беспокойстве, об этом упоительном наслаждении, об этих учащенно бьющихся сердцах? Ровным счетом ничего.

Легко отказаться от того, что вам недорого. Слепые, как правило, воздерживаются от дискуссий о живописи. Я с уважением отношусь к демаршу тех, кто либо в силу своей профессии, либо в силу развязанных страстей не поедет на чемпионат мира, хотя должен был туда отправиться. Но я отношусь без всякого уважения к тем людям, которые в любом случае туда не поедут, так как они не знают, что такое спортивная манифестация, и относятся к ней с глубоким презрением.

Наконец, куда же ехать играть, дорогие друзья? С вашей точки зрения, нельзя ехать ни в Аргентину, ни в Бразилию, ни в Советский Союз, ни в Чехословакию, ни в Англию (ведь там стреляют в ирландцев), ни во Францию (там высылают «черных» обратно в Африку), ни в Чили, ни в Южную Африку, ни в ГДР, ни в Заир, ни в Уганду, ни на Кубу… Продолжать дальше? Нет? Тогда что же? Пусть спортсмены играют. А интеллектуалы пусть прекратят их терроризировать. Футболисты не заслуживают ни такой чести, ни такого оскорбления…»

Я все еще мысленно читаю эту статью, как вдруг «Конкорд» замедляет полет и слышится резкий шум включенных аэротормозов.

Внизу все еще Африка…

Под крыльями лежат острова Зеленого Мыса. А вот и Дакар, этот тропический оазис.

Посадка проходит без сучка и задоринки. Когда «Конкорд» подруливает к своей стоянке возле аэровокзала, собравшаяся там громадная толпа принимается кричать и хлопать в ладоши.

Она прямо-таки опьянела от радости, что может поприветствовать во время посадки своих героев.

Толпа настолько многочисленна, что я испытываю сомнения относительно того, стоит ли мне выходить из самолета. Толпа всегда вселяет в меня страх. И я принимаю решение: не выйду из «Конкорда». Я засыпаю. Проснувшись через час под мирный рокот двигателей, я слышу ехидные рассуждения: мое отсутствие на аэродроме дурно расценили. Меня подвергли критике. Острой критике.

Это моя первая оплошность. Дипломатическая ошибка. Промах дебютанта.

Совместное проживание в Буэнос-Айресе

Приземляясь в Буэнос-Айресе, я был готов к самому худшему, прежде всего к угнетающему полицейскому присутствию. Однако таможенники и другие работники аэропорта «Эсейса» оказывают нам любезный прием. Сразу становится легче на душе. Нас ожидает масса народу…

Затем наш автобус эскортируют полицейские в касках, вооруженные до зубов, на двух мотоциклах и двух автомобилях до резиденции, где нам предстоит разместиться.

Первое впечатление: Буэнос-Айрес не находится на военном положении. Шофер ведет автобус через перенаселенные кварталы, где еще витает пьянящий запах духов Эвиты Перон,[12]12
  Эва (Ева) Перон (1919–1952) – бывшая певица кабаре, ставшая женой президента Перона, в его правительстве занималась вопросами социального обеспечения. – Прим. пер.


[Закрыть] этой мадонны «безрубашечников», бедняков, которым она предоставила работу и кров. Через час мы подруливаем к стоянке перед громадным строгим зданием, которое скорее напоминает университетский центр. Это «Индусский клуб». Пройдя через холл, в котором не было ни единой души, выходим на зеленый луг, на котором есть футбольные поля, а также легкоатлетические дорожки.

Наши номера находятся наверху. Я занимаю комнату вместе с Домиником Батенеем. Но здесь обосновалась не только сборная Франции. Соседнее здание занимает сборная Италии, наш первый соперник на чемпионате. Так сказать, принудительное сожительство.

На следующее утро мы организуем между собой «притирочную» игру одиннадцать на одиннадцать. Стоит прекрасная погода. Мы играем так, будто это – показательный матч. Легко… Итальянцы, подчеркнуто элегантные в своих спортивных костюмах небесной голубизны, либо в «выходных» курточках с надписью «Жилессе», не упускают случая, чтобы поучиться. Они приходят гурьбой, вразвалочку, с нарочито безразличным видом, но очень дотошно высматривают все, что происходит на поле, отмечают наши дружеские, но все же довольно энергичные обмены ударами.

Так проходит неделя. Мы сталкиваемся с ними ежедневно, но не общаемся. Дино Зофф первым ломает лед. Осаждающим его французским журналистам, расспрашивающим его о неудаче «Наполи», которая ему слишком жестоко напоминает о кошмаре двух пропущенных им мячей, пробитых мной со штрафного удара, он спокойно и сдержанно отвечает, хотя комплимент ему дается с трудом: «Очень силен Платини. Лучше Бонхофа. Лучше Антоньони. Даже лучше Корсо. Он обладает мощными ударами при выполнении штрафных».

Я его благодарю через имеющийся здесь микрофон.

Очень скоро устанавливается взаимопонимание с Тарделли, моим будущим опекуном. Мы уславливаемся с ним о дате, когда состоится наш обмен футболками: французская сине-голубая и итальянская «адзурра». В придачу он пообещал вручить мне еще и футболку клуба «Ювентус». Добрый знак…

Эти итальянцы мне кажутся совершенно беспечными, беззаботными. Может, даже слишком.

В ожидании начала чемпионата нас отвлекает от тяжелых предчувствий и несколько развеивает скуку от повседневной рутины выход в город. Каждое утро подъем в 7.00. День длится очень долго. Я пытаюсь с пользой для себя проводить время, роясь в ящике с книгами, Лопес с Мишелем убивают время на теннисном корте, другие играют в пинг-понг или, что еще более оригинально, в бильярд. Наступает день, когда мы надеваем фирменные блейзеры клуба и повязываем галстуки. Нас ожидают в посольстве Франции, которое устраивает прием в нашу честь. Он состоится в промежутке между нашей «вылазкой» в магазины и обедом в ресторане.

Там, в посольстве, мы вплотную столкнемся с вопросом о пропавших без вести. Пытаясь избежать западни бойкота, которого шумно требуют пикетчики, мы стараемся спокойно и с достоинством во главе с Рошто и Гийо выполнить ту гуманитарную миссию, которая нам поручена. Перед нашим отлетом с аэродрома «Руисси» представители «Ассоциации родственников и друзей пропавших без вести или задержанных французов» вручили нам список, включающий двадцать два имени. По одному на каждого игрока сборной. Нашему послу в Аргентине было поручено заняться этим делом…

Доминик Рошто, которого все волнует больше, чем нас, постоянно пытается читать для нас статьи из журналов и газет, в которых сообщается о самых мрачных событиях в стране. Но в столице мы совсем не чувствуем того тяжкого климата, который описывается в печати. Чемпионат мира, кажется, вызвал всеобщее ликование и счастье, которые отражаются на лицах, улыбающихся с афиш, расклеенных повсюду в этом большом городе.

Вскоре мы перелетаем на самолете аргентинских ВВС в Мар-дель-Плата, чтобы сыграть в первом своем матче чемпионата.

За час полета мы уже прониклись атмосферой предстоящего матча. И мы знаем, что за двенадцать тысяч километров, преодолевая «гандикап» разницы во времени, миллионы французов напряженно ждут нашего первого удара по мячу в этом турнире.

Мар-дель-Плата – роскошный морской курорт. 26 процентов местного населения составляют дети иммигрантов, прибывших сюда в период между двумя мировыми войнами. Они живут в основном рыбной ловлей.

Шумный, даже буйный и немного забавный прием на стадионе. Какой-то сорванец завладел телеконтролем двух громадных электронных табло, нависающих над футбольными воротами. Он передает свое зашифрованное сообщение: Италия – 3, Франция – 1. Таким был счет во время единственного матча на Кубок мира между нашими двумя странами… сорок лет назад! Грустное воспоминание.

Мы прокладываем себе путь среди болельщиков, чтобы успеть подготовиться к матчу в скромной и уютной раздевалке. Доминик Батеней даже не сопровождает нас до газона. Он прямиком направляется на трибуну, чтобы наблюдать за игрой оттуда, вместе со своей и моей супругами. Они тоже являются участницами этой незабываемой Одиссеи. Доминик, по правде говоря, плохо воспринял свое отстранение от игры.

После пресс-конференции, когда пораженные журналисты вдруг заметили отсутствие в составе команды обоих Домиников (Рошто и Батенея), которой через два дня предстояло выступать лицом к лицу против сборной Италии, Идальго взял за руки Батенея и отвел его в сторону. Затем мы втроем обсуждали это дело у него в комнате. Я выступал за включение в состав Доминика.

На поле он всегда глубоко «пашет», чтобы всячески облегчить мне работу. Он – основной игрок сборной Франции. На нем строится первый эшелон обороны, им одушевляется вся игра. Однако Идальго утверждал, что Батеней физически не готов к этому матчу. Тогда-то тренер и произнес свою знаменитую фразу: «Он нарастил объем вместо веса». Эти суровые слова потом привели к неурядицам.

В общем, беда с этим Батенеем…

В раздевалке перед матчем разворачиваются неприятные события. Дело в том, что нам всем до чертиков надоело наше «шефство» над маркой спортивных товаров, которые мы рекламируем на спине. На нас ставят этикетки, пришивают какие-то символические полоски, за что мы получаем символическую горсть монет…

Фирма «Адидас» перевела нам 1500 франков. Затем вознаграждение из-за чемпионата мира было увеличено после долгих переговоров всего лишь до 1600. Это просто смехотворная сумма.

Нужно было что-то предпринять. Дело уже не терпело отлагательства. Приближался матч между Францией и Италией. И вот уже в раздевалке перед этой игрой мы совершили чисто символический поступок, который состоял в том, что мы не обновили кистью три знаменитые полоски «Адидас».

Публика об этом не знает, но за час до каждого международного матча вся команда обычно превращается в маляров. Реметтер, представитель фирмы, который искушен в своей работе до кончика кисти, делает обход, осматривает нашу обувь, и вручает каждому маленькие бутылочки с краской. Если возникает необходимость, он сам принимает участие в этом ритуале, действуя рукой мастера.

И вот, о ужас: массовый отказ. Забастовка кисточек!

Реметтер явно обескуражен.

Идальго потрясен.

Патрель[13]13
  Анри Патрель – представитель фирмы «Адидас». – Прим. пер.


[Закрыть] меняется в лице.

Только Анри Мишель, который пользуется привилегией индивидуального контракта с этой торговой фирмой, да несколько строптивцев из его окружения не участвуют в забастовке.

Время идет.

Время бежит.

Ситуация напряжена.

Наконец, свисток судьи приковывает к себе все наше внимание и снимает напряжение. Это свистит румын Раинеа. Арбитр придирчиво осматривает нас перед тем, как выпустить на зеленое поле.

13.43. Последние звуки «Марсельезы».

13.44. Официальное фотографирование команды.

13.45. Мяч в игре.

13.46. Прорыв Сикса на левом краю. Прекрасный пас в центр на уровне угла дальней штанги. Лакомб выпрыгивает, дотягивается головой до мяча. Зофф, как приклеенный, стоит на линии ворот.

Удар! Гол!

Франция ведет 1:0.

Это был самый скоротечный гол в истории чемпионатов мира.

Полчаса спустя – равновесие восстановлено. 1:1.

Час спустя – проигрыш. 1:2!

В качестве вознаграждения я получаю желтую карточку за «симуляцию» в двадцати метрах от ворот противника. Анри Мишель тоже. У нас даже нет времени, чтобы обсудить последнюю нашу возможность: штрафной с отличной позиции – всего в девятнадцати метрах от ворот. Дальше все еще изучает ситуацию и положение мяча и мое собственное, а я, превратившись в центра нападения, иду на последний риск, пытаясь выбрать позицию получше в частоколе ног своих противников… Звучит свисток, возвещающий об окончании игры. Арбитр, абсолютно индифферентный, лишенный всяких иллюзий на наш счет, свистит три раза, не выпуская свистка изо рта, вероятно, чтобы сильнее растеребить нашу рану. Конец.

Возле двери в раздевалку, через которую мы молча проталкиваемся, стоит ужасный шум. Президент моего клуба Клод Кюни бросает: «Идальго – это жалкий тип1 Пусть наведается в „Нанси“, и посмотрим, как нужно готовить настоящую футбольную команду».

Я устал.

Я огорчен.

Мне стыдно…