Текст книги "На улице Мынтулясы"

Автор книги: Мирча Элиаде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Мирча Элиаде
На улице Мынтулясы

1

Старик долго топтался перед домом, не решаясь войти в подъезд. Дом был многоэтажный, в стиле начала века. Каштаны отбрасывали на тротуар жиденькую тень, улица дышала жаром. Солнце пылало вовсю, как и положено летом, да еще в середине дня. Старик вынул носовой платок и повязал шею. Его долговязая костлявая фигура ничем не выделялась, серые глаза были невыразительны, седые клочковатые усы пожелтели от табака. Голову прикрывала старая соломенная шляпа, а выцветший летний костюм болтался, словно на вешалке. Заметив приближающегося офицера, старик заранее снял шляпу.

– Не могли бы вы мне сказать, который час? – чрезвычайно вежливо осведомился он.

– Два часа, – ответил офицер, даже не взглянув на часы.

– Премного благодарен, – старик улыбнулся и решительно двинулся к двери.

Когда ладонь его коснулась ручки, за спиной раздался голос:

– Сначала надавите!

Старик испуганно обернулся.

– Я тоже живу в этом доме, – пояснил офицер, обошел его и нажал на дверную ручку. – Кто вам нужен?

– Господин майор Борза из Министерства безопасности.

– Не знаю, дома ли он. В это время он обычно па службе.

Офицер говорил равнодушно, глядя прямо перед собой. Дверь открылась, и он пропустил старика вперед. Из полумрака, царившего в холле, появился привратник, приветствуя вошедших.

– Вот ему нужен товарищ майор, – буркнул офицер и двинулся к лифту.

– Не думаю, что он дома, – покачал головой привратник. – Сходили бы лучше в министерство.

– Это важная встреча, – заторопился старик. – Ради интересов всей семьи... Правильней будет сказать, ради него самого, ведь господин майор сам является членом этой семьи, – произнес старик многозначительно. – Поскольку детство...

Привратник недоуменно взглянул на него и сдался:

– Попробуйте... Квартира на четвертом этаже. Если, конечно, он дома.

Сунув поношенную шляпу под мышку, старик направился к лестнице.

– Подождите минутку, можно подняться на лифте! – крикнул ему вслед привратник.

Старик обернулся и благодарно закивал:

– Большое спасибо! Но я плохо переношу лифт. Предпочитаю подниматься по лестнице. Если же я оказываюсь в доме в первый раз, то вообще предпочитаю лестницу.

Осторожно, не торопясь, старик стал подниматься, правой рукой держась за перила, а левой прижимая к боку свою шляпу. Поднявшись на площадку первого этажа, он остановился, прислонился к стене и стал обмахиваться шляпой. Послышались детские голоса, резко распахнулась дверь, и на площадку выскочила женщина без возраста с пустой пивной бутылкой в руках. Она улыбалась, но, увидев незнакомца, вздрогнула и замерла.

– Вам кого?

– Я остановился на минутку отдохнуть, – стал оправдываться старик. – Мне нужно на четвертый этаж, к майору Борзе. Вы его знаете?

– Спросите внизу, – буркнула женщина, машинально вертя в руках пивную бутылку. – Там есть привратник. Он вам все объяснит.

Женщина хотела было спуститься по лестнице, но передумала и несколько раз нервно нажала на кнопку звонка. Снова раздались детские голоса, открылась дверь, и кто-то, кого старик не успел рассмотреть, высунул голову. Женщина втолкнула голову назад и мгновенно исчезла вслед за ней. Старик смущенно улыбнулся, сунул шляпу под мышку и принялся взбираться по лестнице. На площадке второго этажа его поджидал офицер.

– А говорили, что вам нужен майор, – шепотом упрекнул он. – Почему не поднялись на лифте?

– Я его не переношу, – скромно пояснил старик. – Особенно летом, в жару, кровь приливает к голове. Не переношу я лифт...

– А что вам тогда понадобилось на первом этаже? – опять шепотом спросил офицер. – Вы кого-нибудь знаете с первого этажа?

– Нет, никого не знаю. Я остановился, чтобы перевести дух. В это время вышла женщина и спросила меня...

– О чем она спросила? – прервал офицер и наклонился поближе.

– Она ни о чем не спрашивала, она, так сказать, поинтересовалась, кого я ищу. Я ей сказал...

– Понятно, – оборвал офицер.

Бросив взгляд на верхние этажи, офицер подошел вплотную к старику и прошептал:

– Вы давно знаете майора?

– С той поры, когда он еще пешком под стол ходил. – Старик улыбнулся и показал ладонью расстояние от пола. – Мы единая семья, может быть, даже больше, чем семья...

– Так, – буркнул офицер. – Значит, хорошо его знаете. Потому и адрес получили, ведь он только-только сюда переехал. Но и я тоже очень хорошо его знаю. Мы с ним вместе работали. Солидный, уважаемый человек...

Послышался шум лифта. Офицер замешкался, потом молча, даже не попрощавшись, отпер дверь в квартиру, около которой они стояли, и скрылся за дверью. Старик прислонился к стене и принялся обмахиваться шляпой. Лифт прошел мимо. Старик заметил бледное лицо и два синих, пристально поглядевших на него глаза. Простояв еще несколько секунд, он вновь решил подниматься. Лифт остановился на третьем этаже, молодой человек с синими глазами поджидал его, распахнув дверь лифта.

– Прошу вас, – пригласил он. – А мне выходить.

– Большое спасибо, – отвечал старик. – Я не пользуюсь лифтом, потому что плохо его переношу. Предпочитаю подниматься пешком. Не торопясь, как в горах, – добавил он, улыбаясь.

– Тяжело вам будет, ведь еще три этажа, – посочувствовал юноша.

Лицо его было необычайно бледным.

– К счастью, – продолжая обмахиваться шляпой, проговорил старик, – я почти пришел.

– Вы к товарищу инженеру? – удивился молодой человек, показывая на дверь, возле которой они стояли. – Не думаю, что вы застанете его дома. Вы спрашивали внизу, у портье?

Старик затряс головой и смущенно улыбнулся:

– Я неправильно выразился... Я хотел сказать, что почти пришел. Мне нужен четвертый этаж.

Молодой человек заморгал, торопливо вытащил платок и принялся вытирать руки.

– К товарищу майору? Не знаю, застанете ли... Обычно он обедает на работе. Вы хорошо его знаете? – перебил он сам себя и заглянул старику в глаза. – Я вас здесь никогда не видел.

– Он ведь только что переехал, – пояснил старик. – А знаю я его почти с пеленок.

Юноша пребывал в нерешительности, теребя носовой платок. Потом хлопнул дверью лифта, который тут же поехал вниз.

– Вы и семью его знаете? – спросил юноша шепотом, поднимая глаза к потолку, словно хотел заглянуть на верхний этаж.

– Можно сказать, я член этой семьи, – ответил старик.

– А-а, значит, вы из провинции, – прервал юноша. – Его семья вся из провинции. Я знаком с его братом, он играет за «Парафин». Замечательный игрок. Испытанный боец. – Он хотел еще что-то сказать, поскольку наклонился к старику, загадочно улыбаясь, но, заслышав на лестнице шаги, повернулся спиной, бросился к двери и лихорадочно стал искать в кармане ключ.

– Очень приятно было с вами познакомиться, – раскланялся старик и стал взбираться по лестнице, держась за перила.

На марше он разминулся с парочкой и тоже поклонился. На женщине с коротко подстриженными волосами был костюм, похожий на униформу, со значком. Мужчина был значительно моложе своей спутницы. Спускался он как-то боком, стараясь не глядеть на нее. Однако, разминувшись со стариком, оба как по команде обернулись, любопытствуя, что он будет делать. Старик остановился на площадке перед дверью, вынул носовой платок, вытер лицо, пригладил лацканы пиджака. Он уже собрался нажать на кнопку, но вдруг раздумал и стал спускаться по лестнице, неожиданно быстро перебирая ногами. Не дойдя несколько ступенек до удивленной парочки, которая застыла, прижавшись к стене, он церемонно поклонился:

– Если вас не очень затруднит, не могли бы вы сказать, сколько сейчас времени?

– Два. Пять минут третьего, – ответила женщина.

– Благодарю вас. Извините, пожалуйста. У меня в два часа встреча.

Старик торопливо поднялся вверх и позвонил. Дверь открыла хозяйка, молодая, безвкусно накрашенная.

– Целую ручки, – проговорил старик, кланяясь. – Надеюсь, я пришел не слишком рано и не слишком поздно. Я решил, что два часа, пять минут третьего – это будет в самый раз.

– Он еще обедает. – Женщина улыбнулась, во рту сверкнуло несколько золотых зубов. – Он вам назначил от двух с четвертью до половины третьего.

– Я подожду, – забормотал старик, отступая назад и намереваясь закрыть дверь.

– Нет-нет, входите, в квартире значительно прохладнее. Настоящие барские покои, – пригласила женщина, улыбаясь.

– Понятно, понятно. Недавно переехали.

– До этого жили на улице Раховы. От службы очень далеко, да и квартира была не по чину, как-никак майор такого министерства – лицо ответственное. А квартира маленькая, ни пианино не было, ни радио...

– Понятно, понятно, – продолжал бормотать старик, чувствуя, как наполняется благорасположением к этой женщине. – А я его знал вот такусеньким. – Тут он опустил ладонь почти до самого ковра.

Женщина рассмеялась.

– Проходите в гостиную, – пригласила она и проводила старика в просторную комнату, строго и со вкусом обставленную. – Я ему скажу, что вы пришли.

Старик опустился на диван и с удовольствием принялся растирать ладонями колени. Но не прошло и минуты, как женщина появилась вновь и жестом пригласила его следовать за собой.

– Сказал, чтобы проводила вас в кабинет, он и сам сейчас туда придет.

В соседней комнате она указала старику на огромное кожаное кресло перед книжным шкафом. Старик поблагодарил и, усевшись, снова принялся растирать колени. Время от времени он наклонялся к книжной полке и читал на корешках названия. Услышав, как скрипнула дверь, он вздрогнул и поднялся на ноги. В дверях стоял дюжий краснощекий человек с черными волосами, густыми сросшимися бровями и крошечными стальными глазками под опухшими веками. Был он в рубашке с закатанными рукавами и брюках с подтяжками. Салфетка, заткнутая за ворот, спускалась ему на грудь. Вошел он улыбаясь, однако, заметив старика, мгновенно помрачнел.

– Кто вы такой? – спросил он хриплым голосом. – Как вы сюда попали?

– Ты меня больше не узнаешь? – удивился старик, пытаясь улыбнуться. – А я тебя помню еще таким. – И он опустил ладонь к ковру.

– Как вы сюда попали? – снова спросил майор, вытирая рот концом салфетки. – Как вас пропустил привратник?

– Мне сказали, что в два, в два с четвертью я обязательно застану тебя дома, – пояснил старик, продолжая улыбаться.

– Но кто вы такой?! – настаивал майор.

– Значит, ты меня не узнаешь. – Старик грустно покачал головой. – Правда, с тех пор прошло больше тридцати лет, но я тебя помню. И когда я узнал, что ты переехал сюда, то подумал: а что, если тебя навестить?

– Да кто же вы, в конце концов? – повысил голос майор и угрожающе шагнул к старику.

– На улице Мынтулясы... – заговорил старик, показывая головой куда-то вбок. – Разве на улице Мынтулясы не стояла школа, где во дворе росли каштаны, а в саду – абрикосы и вишни? Не может быть, чтобы ты это забыл. Школа рядом, всего в двух шагах отсюда, стоит только выглянуть в окно. Я тебя вижу как сейчас в матросском костюмчике. Ты все потел, ты был очень потливым...

Майор вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь.

– Анета! – гаркнул он, широким шагом пересекая гостиную. – Анета!

Тут же появилась хозяйка.

– Ты провела этого типа в кабинет? – Майор понизил голос. – Разве я тебе не говорил, что дома никого не принимаю, чтобы ты всех посылала в министерство? Разве я не говорил, что около половины третьего жду инспектора?

– А я думала, он и есть инспектор, раз его пропустил привратник. К тому же он сказал, что прекрасно знает тебя... и будто бы он инспектор.

Майор решительным шагом пересек гостиную в обратном направлении и вошел в кабинет.

– Значит, вы проникли сюда обманным путем! – Он сощурил глаза. – Вы сказали моей жене, что вы инспектор.

– Этого я не говорил, – с достоинством отверг обвинение старик. – Но я мог бы это сказать, поскольку я и в самом деле инспектор. Хотя и на пенсии, однако можно сказать, что инспектор.

– Так кто же вы, черт побери?! – завопил майор. Выдернув заложенную за воротник салфетку, он машинально скрутил ее и хлопнул ею, как ремнем.

– Значит, ты не помнишь улицу Мынтулясы? А ведь когда ты учился в начальной школе на этой улице, на переменах ты любил лазить по вишневым деревьям. Однажды сорвался и разбил себе голову. Директор школы взял тебя на руки и отнес в канцелярию, чтобы перевязать. Разве ты не помнишь? На следующий день был праздник Десятого мая[1]1
  10 мая – День провозглашения Румынии королевством.


[Закрыть], и ты был горд, что явился с перевязанной головой. Директор спросил тебя: «Ну как голова, Борза?» И ты ответил: «Боюсь за стихи, господин директор, наверное, не смогу заучивать их наизусть». Учить стихи – этого ты терпеть не мог, – улыбнулся старик. – Так вот, этим директором был я, учитель Фэрымэ, Захария Фэрымэ, который пятнадцать лет был директором школы на улице Мынтулясы, а потом школьным инспектором, до выхода на пенсию... Все еще не припоминаешь?

Майор, насупившись, внимательно слушал старика.

– Вы издеваетесь надо мной, – зашипел он сквозь зубы. – Не будь вы старым человеком, я бы вас на месте арестовал. Вы проникли в мой дом, заявив, что вы инспектор...

– Я этого не говорил.

– Молчите, когда я говорю! – Майор грозно двинулся на старика. – Вы обманом проникли в мою квартиру. Значит, у вас есть какая-то цель. А ну, говорите быстро и не злите меня: зачем вы сюда явились?

Старик дрожащей рукой провел по лицу и тяжело вздохнул.

– Прошу вас не сердиться, – заговорил он упавшим голосом. – Я вовсе не предполагал, что доставлю вам неприятность. Возможно, произошла какая-то ошибка, тогда я приношу свои извинения. Разве вы не господин майор Василе Борза из Министерства безопасности?

– Это я, но не господин, а товарищ майор Василе Борза. А вы тут при чем? Почему вас интересует майор Борза?

– Тогда прошу прощения, вы учились у меня в школе на улице Мынтулясы. Я могу сказать, когда это было: между девятьсот двенадцатым и пятнадцатым годами. Вот видите, хотя с тех пор минуло более тридцати лет, я все помню. Память о каждом классе у меня связана с какими-нибудь учениками, не всегда самыми лучшими, – через силу улыбнулся старик, – но такими, в ком я чувствовал что-то особенное. Я и потом, насколько это было возможно, старался следить, как они учатся в гимназии, в университете... Правда, вас я потерял из виду: в шестнадцатом году[2]2
  В 1916 г. Румыния вступила в Первую мировую войну на стороне России, Англии и Франции.


[Закрыть] началась война, и это многое объясняет. Вас увезли в провинцию...

Майор время от времени поглядывал на дверь в соседнюю комнату.

– Послушайте, господин директор, – произнес он не столь раздраженно, хотя и сурово. – Я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете, ни лицеев, ни университетов я не кончал. Я выходец из народа. Многое довелось мне в жизни испытать, но никогда у меня не было ни времени, ни денег, чтобы болтаться в высших учебных заведениях...

– Я же говорю про начальную школу на улице Мынтулясы.

– А я вас предупреждал, что меня не следует прерывать, когда я говорю. Все эти штучки с учеными степенями и факультетами нам известны, чепуха все это! Прошли времена разных степеней, дипломов и прочего вздора! Мы похоронили этот ваш режим! – воскликнул майор, словно обращаясь к соседней комнате. – Режим эксплуататоров! – Голос его зазвучал еще громче. – Теперь взял слово трудовой народ! Зарубите это на носу, пока не поздно! Понятно?

– Понятно, – склонил голову старик. – Прошу меня извинить. Произошла ошибка, не по моей вине...

Майор пристально посмотрел на него и ухмыльнулся:

– Надеюсь, что это ошибка, иначе вам было бы худо. А теперь благодарите Бога, что я не разозлился, и мотайте отсюда!

Короткая лапа майора указала на дверь.

– Всего вам доброго, – проговорил Фэрымэ, – счастливо оставаться. Еще раз прошу извинить меня...

Пятясь задом, старик выбрался из кабинета и, испуганно семеня, пересек гостиную. Борза расхохотался, тут же придя в хорошее настроение.

– Анета! – крикнул он от двери. – Принеси нам быстренько кофе! – Подошел к другой двери и распахнул ее. – Что ты скажешь, Думитреску, ну и ахинея!

Из столовой вышел еще довольно молодой шатен с прилизанными волосами, коротко подстриженными усиками, маленьким ртом и такими тонкими губами, что казалось, будто их вовсе нет. На болезненном, землистом лице выделялись желтые глаза под синеватыми веками.

– Что-то подозрительное, – натужно улыбнулся Думитреску. – Мне это кажется подозрительным.

Борза мгновенно изменился в лице.

– Мне тоже кажется, – согласился он. – Уверяет, что ошибся, но можно ли ему верить?

– Версия с перепутанными именами шита белыми нитками. Чтобы было два Василе по фамилии Борза, примерно одного возраста, в одном и том же городе – не очень-то верится. Этот тип что-то знает. – Думитреску улыбнулся. – Ему что-то нужно. Обрати внимание, он узнал твой адрес, хотя ты только-только сменил квартиру.

– Я его арестую! – взорвался Борза. – Немедленно!

– Подожди, не торопись. – Думитреску подошел к окну. – Если он что-то вынюхивает, лучше мы сами начнем за ним следить.

Отогнув край занавески, он выглянул на улицу.

– Еще не спустился. Все это кажется очень подозрительным, – проговорил он, продолжая наблюдать за улицей. – Вполне возможно, что здесь кроется что-то серьезное. Возможно, он тебя ни с кем не путает, а преследует какую-то цель, потому что знает, кто ты такой. Возможно, он прав и ты учился у него, в школе на улице Мынтулясы.

– Что за шуточки! – нахмурился Борза. – Все знают, что вышел я из народа и не ходил в школу...

– Борза, – прервал его Думитреску, не поворачивая головы, – ничего постыдного нет, если ты ходил в начальную школу на улице Мынтулясы. В начальной школе и при старом режиме могли учиться бедные и честные люди...

– А я утверждаю, что не ходил в начальную школу на улице Мынтулясы! – возмутился Борза. – И даже не знаю, где такая находится.

– Она здесь, совсем рядом, – проговорил Думитреску, упершись лбом в стекло.

– Возможно. Но я тебе сказал и повторяю, что не знаю никакой школы. Детство мое прошло в Тей. Отец был возчиком... Что еще стряслось, почему нету кофе? – процедил он сквозь зубы и шагнул к двери. – Вот-вот явится инспектор, а я хочу спокойно выпить кофе.

– Наконец-то выбрался на улицу, – сообщил Думитреску и, открыв створку окна, выглянул наружу. – Надо бы позвонить, чтобы установили слежку... Не торопись, – предостерег он, оборачиваясь и пристально глядя на Борзу. – Он что-то знает. Будь начеку.

2

На рассвете следующего дня Фэрымэ разбудил офицер Службы безопасности:

– Пройдемте со мной. Нужно получить от вас некоторые сведения. С собой ничего не берите. Вы там пробудете недолго.

Во дворе стояло еще несколько людей в форме, а перед домом ожидала машина. Все уселись, не проронив ни слова. Старика била дрожь.

– Жаркий будет денек, – выдавил он из себя, пытаясь улыбнуться.

Машина остановилась перед зданием Министерства безопасности. Фэрымэ провели по длинным коридорам, а потом в грузовом лифте, который доставлял строительные материалы на еще недостроенный этаж, подняли наверх. Он и не заметил, на каком этаже остановились. Вся группа вышла из лифта с противоположной стороны и двинулась по сумрачному коридору, освещенному редкими тусклыми лампочками. Потом спустились на несколько лестничных маршей вниз и попали как бы совсем в другое здание: здесь были широкие чистые окна, блестящий паркет, стены выкрашены белой краской. Перед одной из многочисленных дверей офицер подал знак остановиться, но внутрь вошел один. Через некоторое время он вышел в сопровождении сутулого чиновника, зажавшего под мышкой папки. Все снова двинулись вперед по коридору, который, казалось, описывал правильный прямоугольник, остановились перед другим лифтом и на нем спустились вниз. Фэрымэ хотелось посчитать этажи, но он был зажат между двумя офицерами, а спиной чувствовал папки в руках чиновника, и ему было ни до чего. Выходя из кабины, они столкнулись с группой служащих, скопившихся в ожидании лифта. Краешком глаза Фэрымэ заметил несколько фигур в форме Службы безопасности, замешавшихся среди штатских. На этот раз путешествие по коридору не было продолжительным. Чиновник с папками остановился у первой же двери справа и без стука вошел в кабинет. Вскоре оттуда вышел молодой человек в очках, культурного вида и жестом пригласил одного из офицеров за собой. Через некоторое время дверь снова открылась и появился другой чиновник. Пристально посмотрев и глаза старику, он спросил:

– Вы утверждаете, что являетесь Захарией Фэрымэ, бывшим директором... начальной школы номер семнадцать по улице Мынтулясы?

– Да, – торжественно подтвердил Фэрымэ. – Я был также и школьным инспектором, – добавил он, прокашлявшись.

Чиновник еще раз внимательно посмотрел на него, слегка нахмурился и проговорил как бы про себя:

– Странно!.. – и тут же исчез за дверью.

Прошло много времени, прежде чем он появился вновь. Фэрымэ переминался с ноги на ногу – болели колени.

– Прошу заходить.

Они оказались в приемной с одним окном и несколькими дверями. По стенам стояли скамейки. Чиновник направился к самой дальней двери, бросив на ходу:

– Следуйте за мной.

Все вошли в кабинет. Единственный стол был уставлен телефонами. Откинувшись на спинку стула и играя карандашом, их ожидал Думитреску.

– С какого времени вы знаете товарища Борзу?

– С той поры, когда он был вот таким, – улыбнулся Фэрымэ, показывая рукой над полом. – Он учился в моей школе.

– А откуда вы знаете, что это был он?

– Видите ли, именно в этом весь вопрос. До вчерашнего дня, до двух часов дня, я мог поклясться, что это был он, господин майор Василе Борза. Но я побывал у него, и он мне заявил, что ничего не помнит.

– Что же вам понадобилось у товарища майора? Как вы узнали его адрес?

– Я вам скажу, как это произошло, – начал Фэрымэ, словно приготовился рассказывать длинную историю. – Это было несколько недель назад, еще в июле. Как-то раз прогуливался я по бульвару, потому что именно там я люблю гулять, возле школы. Шел я от памятника Паке Протопопеску, чтобы вернуться по улице Мынтулясы. Присел на скамейку отдохнуть, вдруг вижу – перед домом номер сто тридцать восемь, можно сказать прямо перед моим носом, останавливается грузовик. Соскакивают молодые люди, несколько милиционеров и начинают сгружать вещи. Потом кто-то вышел из дому и распорядился, чтобы все грузили обратно. Он крикнул: «На четвертый этаж въезжает товарищ майор Василе Борза!» Я тут же вспомнил, каким он был, этот мальчик, Борза Василе. Вспомнил и о том, что случилось с ним и сыном раввина...

– Что же с ним случилось? – полюбопытствовал Думитреску.

– О, это длинная история. Длинная и странная, можно даже сказать – таинственная. В свое время о ней писали в газетах, но могу заверить, она так и осталась тайной.

– Что это за история? – настойчиво повторил Думитреску. – Почему вы думаете, что она осталась тайной?

– Осталась тайной, потому что никто не обратил на нее внимания. – Фэрымэ, казалось, даже оживился. – Но чтобы вам все было понятно, я должен вам сообщить, что сначала Борзы там не было, то есть в погребе вместе с сыном раввина. Петру Дарвари – вот про него действительно можно сказать, что он был в гуще событий. Этот мальчик был весьма изобретательным. Я следил за его жизнью до последнего дня, пока он не исчез вместе со своим самолетом между Змеиным островом и Одессой, пропал бесследно. Этот Дарвари, о котором я вам рассказываю, узнал, что его приятель Алдя, учившийся в другой школе, на Каля-Мошилор, познакомился в Текиргьоле с одним татарчонком, который зарабатывал себе на жизнь тем, что ходил с одной дачи на другую и истреблял мух. Да, я могу подтвердить, слово это точно выражает смысл, он именно истреблял их. Не видел бы я этого собственными глазами, я бы не поверил. Потому что, должен вам сказать, на следующий год я сам был в Текиргьоле и познакомился с ним. Этот татарчонок был существом совершенно исключительным. Я его вижу как сейчас: бритая голова, глаза, словно черные бусины, не мальчишка – огонь. Кажется, так и слышу: «У вас в доме много мух?» По-румынски он говорил прекрасно, ведь учился в Констанце, хотя и с татарским акцентом. «У вас есть мухи?» – спрашивал он. Сначала он стучался в дверь, потом, не заходя в комнату, спрашивал из коридора: «У вас много мух?» Голос его звучал чуть-чуть насмешливо, словно он намеревался этих мух покупать, но раз уж по случаю, то, значит, и по дешевке. Но я расскажу вам, что произошло со мной. Я уже слышал о нем, но еще не встречал. Дача, где я снял себе на лето комнату, стояла на холме. И была она самой крайней в селе. «Вилла Корнелия» – так она называлась. Поэтому татарчонок добрался до нее позже всех. Но все-таки добрался, потому что истребление мух было его занятием, так он зарабатывал себе на хлеб. Было часа два пополудни. Я спал. Вдруг слышу стук в дверь. «Мухи есть?» Я вскочил с постели. У меня тоже были мухи, как и во всем Текиргьоле, но больше всего мне хотелось завести с ним знакомство, с этим мальчишкой. «Вполне достаточно. А что ты хочешь с ними делать?» – «Я их выгоню, и ни одна не появится в течение недели. Если появится хоть одна, вы не дадите мне ни гроша». – «Сколько ты просишь?» – «Один лей. Половину сейчас, остальное через неделю. Если вы мне покажете в комнате хоть одну муху, я возвращаю деньги». – «Согласен, – говорю – Посмотрим, что получится...» – Вдруг голос Фэрымэ совсем изменился. – Прошу прощения, если это вас не очень затруднит, то у меня будет к вам просьба...

– Что вы хотите? – подбодрил его Думитреску.

– Я бы попросил вас разрешить мне отдохнуть немного на стуле. Я падаю от усталости. У меня что-то вроде ревматизма.

– Садитесь, – разрешил Думитреску и кивнул на стул.

Фэрымэ поклонился и, глубоко вздохнув, сел.

– Премного вам благодарен, – вымолвил он. – Я с самого начала заметил, что у вас доброе сердце. Вы очень похожи на одного моего доброго приятеля, некоего Доробанцу...

– Это к делу не относится, – оборвал его Думитреску. – Я вас спросил, что вам понадобилось у товарища майора Борзы. Вы начали издалека, но на мой вопрос так и не ответили.

– Понимаете, как раз об этом я и хотел сказать. Я сидел на скамейке перед домом номер сто тридцать восемь и вспоминал о нем, как он учился в моей школе по улице Мынтулясы. Там мне и пришло в голову: схожу-ка я посмотрю на него. Он многого достиг, теперь он майор... Побеседуем немножко, вспомним школу. Я поинтересуюсь, не знает ли он чего-нибудь о Ликсандру. Ведь в четвертом классе он сдружился с Ликсандру – водой не разольешь. Ликсандру этот тоже был странным мальчиком, мечтателем, своего рода поэтом. Учился он в четвертом классе, хотя было ему уже лет тринадцать-четырнадцать. Он поздно пошел в школу, потому что несколько лет подряд все болел. Но когда он попал в мою школу, то оказался блистательным учеником. Он мог бы за год пройти не два, а целых три класса, что, впрочем, он и сделал позднее, когда поступил в лицей... Вот я и хотел спросить господина майора, не знает ли он чего-нибудь о нем.

– Как, вы сказали, его зовут? – вздрогнул Думитреску, словно пробуждаясь от сна.

– Ликсандру. Георге Ликсандру.

– Так в чем же дело? Какое отношение он имеет к товарищу Борзе?

– Самое прямое, – заверил Фэрымэ, покачивая головой. – Они были как братья. Когда Ликсандру убежал из дому, Борза скрывал его. Конечно, не в своем доме, а в погребе на Майдане. Потому что, надо вам сказать, все эти мальчишки после случая с сыном раввина питали огромную слабость к заброшенным погребам и подвалам. В те времена перед Университетом был большой пустырь, который называли Майданом возле примэрии[3]3
  Мэрия (рум.).


[Закрыть], там были сложены каменные блоки, из которых после войны построили новое крыло университетского здания. Как сейчас вижу: огромные блоки из белого с голубоватым оттенком камня.

– Это к делу не относится, – прервал его Думитреску. – Вы что-то говорили о погребе, а также упоминали о тайне сына раввина. Какая здесь связь?

– А связь такая, что сын раввина исчез в подвале. Исчез бесследно. Будто сквозь землю провалился. Но я должен уточнить, что правда, то правда: этот мальчик, Иози, знал, что исчезнет. Он со всеми попрощался, всех обнял и потом бросился в воду. С тех пор его никто больше не видел.

– Что вы говорите?! Где это произошло?

– В заброшенном подвале неподалеку от Церкви-под-липами. Но для того чтобы вам все стало понятно, надо знать всю историю, а она очень длинная... Вы мне разрешите закурить? – попросил Фэрымэ.

– Пожалуйста.

– Я вам очень признателен, – поблагодарил старик, доставая из кармана табакерку. – Всю жизнь я был страстный курильщик, но теперь могу сказать, что бросил курить. Лишь изредка балуюсь. Я сам кручу папиросы, – пояснил он. – А вы, вероятно, не курите?

– Нет.

– И правильно делаете, – заметил Фэрымэ, – я слышал, что курение вызывает рак.

Заклеив самокрутку, он прикурил и жадно затянулся. Губы его тронула улыбка, и он мечтательно прикрыл глаза.

– Это длинная история, – заговорил он. – Чтобы в ней разобраться, следует знать, что все началось с Абдула, этого татарчонка, о котором уже шла речь. Как я говорил, его я видел за работой Он вошел в комнату, сел по-турецки, достал из-за пазухи нечто вроде кожаного кошеля и принялся бормотать на своем языке. И тут я увидел такое, чего не видывал за всю свою жизнь: я увидел, как мухи черным роем закружились над его головой и, когда они все собрались в один черный клубок, Абдул загнал их в кошель. Он закрыл кошель, снова спрятал его за пазуху и, улыбаясь, поднялся на ноги. Я дал ему монетку, и должен сказать, что целую неделю, но только ровно неделю, я не видел ни одной мухи в своей комнате. Они жужжали в коридоре, вились возле окна, но ни одна не решалась влететь в комнату. Через неделю Абдул явился за деньгами. А на следующий день, то есть на восьмой после его колдовства, комната наполнилась мухами, даже в большем количестве, чем раньше. Вполне понятно, что я снова позвал Абдула, чтобы избавиться от них. Так он приходил ко мне трижды, пока я жил на «Вилле Корнелия»... Алдя же подружился с Абдулом годом раньше. Потом я узнал от Ликсандру, что, вернувшись осенью в Бухарест, Алдя обладал секретом, который открыл ему Абдул. Насколько я понял, секрет этот состоял примерно вот в чем: если попадется какой-нибудь заброшенный подвал, залитый водой, нужно присмотреться, не обнаружатся ли там некие знаки, а если они обнаружатся, значит, этот подвал – заколдованное место, оттуда можно попасть в иной мир.

– Что вы говорите? – воскликнул, усмехаясь, Думитреску.

– Да, похоже, что этому научил его Абдул. Возможно, он научил его и еще кое-чему, но мне Ликсандру об этом ничего не рассказывал. Ведь всю эту историю именно от Ликсандру я и узнал. Алдя и Ликсандру вместе с Йози, сыном раввина, проживавшим на Каля-Мошилор, начали в том году шататься по пустырям вокруг Бухареста в поисках заброшенных погребов и подвалов. Много их оказалось, но только два были наполнены водой. И, как рассказывал Ликсандру, только в одном обнаружили они знаки, о которых говорил Абдул.