Текст книги "Нет моей вины (СИ)"
Автор книги: Мира Айрон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Мира Айрон
Нет моей вины
Глава первая
Март 2003 года.
Катя сидела в ординаторской в ожидании чая. Чайник бодро шумел, но пока не кипел. Сегодня ночью её дежурство, и она надеялась, что оно пройдёт спокойно. Врач, с которой они сегодня дежурили, Зоя Николаевна, ушла к подруге в хирургию, располагавшуюся этажом выше.
Телефон, который стоял тут же на столе, зазвонил так резко, что Катя невольно подпрыгнула: кто звонит в такой час?! Почти полночь… А звонок не внутренний, не из больницы: мигает красный огонёк, а не зелёный.
– Терапия, – осторожно ответила она
– Бабушкина, привет! – грянул в ухо весёлый и бодрый голос Олеськи, подруги и бывшей одноклассницы Кати. – Я тебе ещё вечером звонила домой, Мария Ивановна сказала, что ты дежуришь сегодня. Но у меня то одно, то другое, вот только собралась позвонить!
Мария Ивановна – это мама Кати. Они живут вдвоём после того, как сначала, десять лет назад, от них ушёл отец Кати, а восемь лет назад, в первую Чеченскую кампанию, погиб старший брат Кати, Евгений.
Они с мамой пережили вместе тяжелейший период. Кате было не до подростковых выкрутасов. После девятого класса она поступила в медицинское училище, которое окончила почти три года назад, и с тех пор работает процедурной медсестрой в терапевтическом отделении одной из самых больших и прославленных МСЧ их миллионного города.
Пока Катя училась, успевала подрабатывать на почте, а летом – няней в детском саду.
Сейчас им стало легче. Боль немного притупилась, они свыклись, научились жить с этим. Маме было ещё всего пятьдесят, она работала воспитателем в детском саду. С деньгами стало посвободней, они не считали напряжённо каждую копейку. К тому же, у мамы появился мужчина, Василий Петрович, довольно известный в их городе художник-акварелист. Ему было шестьдесят два, дети выросли, жену похоронил три года назад. Звал маму замуж, а она пока думала. Катя знала, что мама согласится, преодолеет сомнения, ведь от добра добра не ищут. Жизнь налаживалась.
– Тебе чего не спится, Олеська? – спросила Катя, придерживая трубку плечом и наливая чай в кружку. – Ты бы ещё в три часа ночи позвонила!
– У меня к тебе дело на миллион, Бабушкина!
Можно было догадаться. Олеська теперь всегда вспоминала о ней, Кате, исключительно по делу. И когда это случалось, она могла Катю даже из-под земли достать.
Времена их чистой, незамутнённой ничем дружбы давно миновали. Олеся осталась в школе, когда Катя ушла после девятого класса, окончила одиннадцать классов, выучилась на бухгалтера, а теперь работала кредитным экспертом в одном из частных банков. Помог ей туда устроиться один из многочисленных любовников, коих у красивой грудастой блондинки Олеськи было как у дурака махорки.
– Ты знаешь, что Суворов руку сломал? – мелодичный голос Олеськи вернул Катю к действительности. – Правую! А он на диплом выходит!
– Нет, не знаю. Откуда я могу знать?
Катя напряжённо думала, какое отношение перелом руки имеет к ночному звонку Олеси.
Артём Суворов – тоже их одноклассник, и они всегда, чуть ли не с первого класса, были с Олесей «парой». Даже сейчас, когда Олеська брала от молодости и жизни всё, Суворов оставался у неё «постоянным». Потому что он был «проверенный годами и перспективный». Он единственный из их класса окончил школу с золотой медалью, а сейчас заканчивал учебу на механико-математическом факультете самого лучшего университета в их городе.
– Как Артём умудрился сломать руку? – Катя искренне удивлялась. Суворов, насколько она помнила его, никогда не был ни спортсменом, ни сорвиголовой.
– Мы на лыжах ходили в воскресенье, на базе, закрывали сезон. Неудачно съехал с горы, – беззаботно ответила Олеська.
– Ясно. А какое дело-то ко мне? Суворов твой явно дома, амбулаторно лечится. Вряд ли он тут, в стационаре.
– Понимаешь, Кать, – вкрадчиво начала Олеся. – Мне очень-очень нужна твоя помощь! Артём хочет, чтобы я приходила к нему печатать его дипломную работу на компьютере. Ему тяжело работать только левой рукой, получается очень медленно, рука устаёт. А я… На работе всегда в программе работаю, там легко. Ты же знаешь мою грамотность…
– И? – Катя начала понимать, к чему клонит подруга, но всё её существо протестовало. Ещё чего не хватало! Сами пусть разбираются! Не станет она помогать!
– Катюнь, пожалуйста! Походи к нему, попечатай, а? Ты же свободна, когда не дежуришь! А я там с тоски помру! Ну где я, и где дипломная работа?! За меня-то мою дипломную Суворов делал!
В этом была вся Олеся. Она виртуозно умела избегать чужих проблем и трудностей, а свои перекладывать на чужие плечи. Зная доброту и безотказность Кати, она и позвонила ей сейчас. У Кати всегда были свои понятия о милосердии, и она не смогла бы бросить в беде больного. На это Олеська и рассчитывала. Катя будет ходить к Суворову и помогать, а она будет жить, как прежде, не напрягаясь. Кто везёт, на том и едут. А Катя успешно и с энтузиазмом «везла» всегда.
– Олесь, вряд ли Артём будет в восторге, – с сомнением начала Катя. – Ему нужна ты, и он ждёт помощи от тебя!
– Нет-нет, он будет рад, поверь! У тебя всегда по русскому пятёрка была, а у меня…сама знаешь! Какая ему разница, кто? Лишь бы выручили! Гипс ещё две с половиной недели не снимут!
– Ну хорошо…Но ты сама ему всё расскажи о том, что я приду! А то получится: «Здравствуйте, я ваша тётя!».
– Конечно, подружка! Утром ему позвоню и всё расскажу! Когда ты сможешь прийти к нему?
– Послезавтра утром. У меня смена только началась четыре часа назад, я завтра почти до вечера. Ночь отосплюсь и приду. Он там же живёт? В сталинке?
– Да, да! Куда он денется? Ой, спасибо, подружка! Причитается с меня!
Они ещё немного поговорили. Олеся делилась впечатлениями о каком-то новом кавалере. Она была уверена, что Катя никогда не расскажет о её интрижках Суворову.
Потом Катя допивала остывший чай и размышляла о том, что опять впряглась в какую-то историю. Вечно ей спокойно не живётся.
* * * * * * * * *
В назначенный день Катя нерешительно топталась у двери второго подъезда большого старого дома. Дом был сталинский, четырёхэтажный. Катя когда-то случайно была дома у Суворова, приходила за компанию с Олесей, очень давно, они учились классе в пятом.
В квартире у Суворовых было три больших комнаты с высокими потолками, а в подъезде дома – старинный решетчатый лифт и винтовая лестница, как в кино про послевоенное время.
Суворов жил с родителями и бабушкой – вдовой профессора математики. Бабушку Катя помнила не слишком хорошо. Запомнились только то, что она курит какие-то крепкие пахучие сигареты. Мать Артёма тогда работала директором школы, а отец преподавал в университете. Если верить Олеське, сейчас родители Артёма за границей, вроде, в Нидерландах. Отец работает там по контракту, преподаёт.
Катя заметила, что за ней в окно первого этажа наблюдает какой-то бдительный дедушка с бородкой и в круглых очках. Так. Хватит привлекать к себе внимание.
Она решительно нажала на кнопку с номером «18». Суворовы живут на втором этаже.
– Кто? – неожиданно ясно и громко спросил скрипучий бас. Катя очень давно не видела Артёма, но понимала, что голос явно не его. Это бабушка! Именно она говорила басом, Катя помнила. Как же её зовут?.. Римма… Римма…
– Римма Альбертовна, здравствуйте! Я к Артёму, – робко ответила Катя. Голос её прозвучал тоньше, чем обычно.
– Римма Артуровна, – проскрипели ей в ответ. – Но заходи, коли не шутишь.
Катя поднялась на второй этаж и повернула вправо. В открытой двери квартиры стоял Артём. На нем были спортивные брюки и свободная серая футболка, правая рука, закованная в гипс, висела в повязке. На носу компьютерные очки. За то время, что они не виделись, он возмужал, стал шире в плечах и сменил стрижку на более модную.
Несколько секунд он внимательно и удивлённо смотрел на неё, потом, видимо, узнал. Бывает так: увидишь знакомого человека в нестандартной ситуации, и не сразу понимаешь, кто это.
– Бабушкина? Привет! Чем обязан?
– Привет, Артём! Ну я вот…пришла помогать, как договорились.
– Когда договорились? Кому помогать? – он удивлённо хлопал глазами.
«Так, Олеся! Спасибо! Всё понятно! Удружила так удружила…».
Из-за спины Артёма выглянула бабушка, Римма Артуровна. Она была ниже его почти на голову, хотя Артём среднего роста. Выше Кати, в которой роста метр шестьдесят, сантиметров на пятнадцать. А вот Олеська одного с ним роста.
Римма Артуровна откинула со лба тёмные с сединой короткие волосы, внимательно посмотрела на Катю поверх очков с толстыми стёклами.
– Здравствуйте, Римма Артуровна! – вежливо сказала Катя и перевела взгляд на Артёма, всё ещё удивлённо взирающего на неё. – Что ж. Я так понимаю, Олеся не предупредила тебя о том, что я буду помогать с дипломной работой. До свидания! Простите за беспокойство!
Она кивнула и начала поворачиваться, чтобы уйти, когда цепкая сухая рука ухватила её за локоть.
– Катенька! Это же Катя Бабушкина! – воскликнула басом Римма Артуровна, крепко держа Катю за руку. – Ты что стоишь, как истукан, Тёма! Быстро приглашай девушку чай пить!
И Римма Артуровна потянула Катю в квартиру. Артём, который всё ещё не пришёл в себя от удивления, слегка посторонился, пропуская Катю.
Что-то он не похож на себя. Насколько Катя помнила, Суворов всегда соображал очень быстро и был острым на язык. Он никогда не являлся ни спортивным, ни самым высоким и красивым. Довольно симпатичный, конечно, – темноволосый и кареглазый, – но черты лица слишком резкие. К тому же, весьма язвителен и насмешлив. В чём ему точно не было равных, так это в интеллекте. Он шагал далеко впереди их всех. А Катя его откровенно побаивалась. Она старалась не появляться в компании, если Олеся была не одна, а с Артёмом, потому они и виделись только мельком с тех пор, как Катя поступила в училище.
– Ты ведь была у нас как-то, Катюша? Очень давно, конечно! Вот тут ванная комната, можно руки помыть. И проходи в кухню!
Кто чувствовал себя абсолютно естественно и прекрасно, так это Римма Артуровна. Ну ещё бы, она у себя дома, а не у чужих людей, к которым заявилась незваным гостем, как Катя.
Катя послушно зашла в просторную ванную комнату, а потом последовала в кухню по широкому коридору.
Артём, видимо получивший за это время взбучку от бабушки за нерасторопность, отодвинул для Кати стул у большого круглого стола.
– Я правильно понял, что помогать мне печатать дипломную будешь ты? Олеся тебя попросила? – голос к нему тоже вернулся, к счастью.
– Да, именно, – кивнула Катя. – Олеся позвонила мне позавчера почти ночью, когда я была на дежурстве. Рассказала о твоей проблеме. А у них, как назло, какая-то серьёзная проверка в банке, чуть ли не прокурорская, и ужасный аврал по этому поводу.
Тут уже пошла импровизация, конечно! Ей пришлось ещё и выгораживать Олеську.
– Видимо, потому Олеся и не успела вчера тебя предупредить, – завершила Катя свой спич.
– Ох, спасибо тебе, Катенька! – Римма Артуровна, которая хлопотала у стола, покачала головой. – Вот такая беда приключилась, руку Тёма сломал. А тут дипломный проект! И от меня помощи, как от козла молока! Боюсь я этого вашего…компьютера! Вот если бы машинка печатная! Но у меня глаза устают, всё равно бы много не смогла печатать. Тёма мучается, одной рукой набирает, и то левой.
Римма Артуровна говорила, а на столе тем временем появились три больших кружки с дымящимся чаем, свежий батон, масло в маслёнке, корзинка с печеньем и хорошими шоколадными конфетами, сыр и сахарница с колотым сахаром и щипцами.
Катя вдруг вспомнила, что не позавтракала сегодня. Она мечтала об одном: чтобы никто не догадался об этом по её лицу.
Артём левой рукой ловко захватил щипцами кусочек сахара, положил в чай и начал задумчиво размешивать. Катя вдруг поняла, что он не поверил в её сказки о прокурорской проверке. И что он расстроен. Ей стало стыдно, грустно и жаль его. Он же хороший парень. Зачем Олеська так с ним?!
– Ты работала раньше на компьютере, Катя? – спросил он задумчиво.
– Да, у нас на работе появились два компьютера, мы их осваиваем потихоньку.
– Хорошо, – кивнул он.
– Где ты работаешь, Катенька? – спросила Римма Артуровна, намазала маслом большой кусок батона, плюхнула сверху два куска сыра и настойчиво вложила бутерброд в руку стеснительной Кати.
– Спасибо! – Катя вспыхнула. – Я работаю в третьей медсанчасти, в стационаре, в терапевтическом отделении. Процедурная медсестра.
– Замечательно! Молодец! Благородное дело! А мама твоя как? Помню, пока ты не ушла после девятого класса, всегда были отличниками только ты и Тёма. И нас с твоей мамой всегда поздравляли! На все собрания и торжественные вечера ходила я, ибо мать с отцом то на работе, то в разъездах. Я гордилась, а твоя мама краснела всегда, вот прямо как ты сейчас. Словно стеснялась, что её дочь – отличница.
– Мама по-прежнему работает воспитателем в детском саду. Папа не живёт с нами уже десять лет. Сейчас у мамы появился друг наконец-то, художник. Взрослый, состоявшийся человек, он заботится о маме. А брат… – тут голос Кате изменил, и она увидела неожиданно острое сочувствие в тёмных глазах Артёма.
– Знаем, знаем, Катенька! – Римма Артуровна стиснула её руку своей маленькой сухой рукой. – Что тут скажешь в утешение? Только время лечит. Словами не помочь.
Катя кивнула и обнаружила в руке новый бутерброд. Она даже не помнила, как съела предыдущий.
Они долго разговаривали, сидя за большим круглым столом, вспоминали школьные времена. Римма Артуровна рассказывала о том, как сама когда-то училась. Постепенно разговорился и Артём, стал почти прежним.
– Ну что, Бабушкина, пойдём работать? – насмешливо спросил он, спустя время, и первый поднялся из-за стола.
– Идите-идите, я тут сама! – Римма Артуровна легко подтолкнула вознамерившуюся убирать со стола Катю вперёд.
Глава вторая
Они вошли в одну из комнат. Там едва слышно гудел компьютер, который Артём так и не выключил. Экран монитора, однако, погас, и Артём нажал на кнопку компьютерной мышки.
– Ну собственно, ничего сложного. Я буду диктовать, а ты печатай подряд. Потом отредактирую текст. Надеюсь, гипс всё же когда-то снимут! – он усмехнулся и снял компьютерные очки, в которых был до сих пор.
– Надо очки? – спросил он у Кати.
– Нет, – она покачала головой. – Они мне будут только мешать.
Катя устроилась в компьютерном кресле, а Артём сел на стул неподалёку.
Через час она печатала уже вполне бойко, Артём был очень доволен. Конечно, сначала он очень расстроился, что Олеся в очередной раз кинула его, подослав к нему в помощь эту серую мышку Бабушкину. Роста она среднего, и сама она вся какая-то средняя. Сколько он помнил её (а помнил с первого класса), она всегда носила одну и ту же причёску: каштановые длинные волосы были гладко убраны в тугую косу, спускающуюся до самой поясницы. Ни локонов, ни чёлки. Никаких украшений, даже серёжек нет в изящных аккуратных ушах. Зелёные глаза смотрят всегда спокойно из-под длинных тёмных ресниц, на носу круглый год веснушки. Рот большой, но улыбается или смеётся она редко, очень уж серьёзная.
Артём читал где-то, что самая устойчивая психика у женщин, которые всю жизнь ходят с одной и той же причёской и не меняют цвет волос. Если верить этому утверждению, то оооочень устойчивая психика у Бабушкиной. Бабушкина – олицетворение спокойствия и уравновешенности.
Её попросили помочь, и вот она пришла помогать, и сидит, и печатает… Ничто её не напрягает, никуда она не спешит, не бросает нетерпеливых взглядов на часы. Видимо, своих дел, кроме работы, нет никаких. Скромняга. Как они подружились с Олесей? Это всегда было загадкой для него. Они такие разные!
А ещё через час Артём поймал себя на мысли, что Олеся никогда не смогла бы помогать ему так эффективно, как Катя. Олеся не была настолько вдумчивой и серьёзной, печатала намного медленнее, и точно норовила бы не работать, а затащить его в постель. Её бы даже присутствие бабушки не смутило, двери бы закрыла, и всё… Бабушка очень деликатная, она и близко к его комнате не подходит, когда у него гости.
Конечно, он был всегда в восторге от её безбашенности и лёгкости, но ему приходилось на многое закрывать глаза. У него нет доказательств, но он давно уверен в неверности Олеси. Однако не пойман – не вор, а собирать компромат Артём не намеревался. Он привык к Олесе, они были вместе очень долго. Почти всегда. Артём не представлял себя в каких-то других отношениях.
Они проработали три часа подряд, а потом Катя засобиралась домой, сославшись на то, что нужно отдохнуть перед сменой. Смена завтра с утра. Она бы вполне успела отдохнуть и так, но подозревала, что Римма Артуровна скоро усадит её обедать. Это было уж слишком, по мнению Кати. Настолько злоупотреблять гостеприимством Суворовых она не хотела.
– Спасибо огромное, Катя! – искренне сказал Артём, провожающий её до входной двери. – Ты придёшь ещё?
Он очень надеялся, что она согласится.
– Конечно! – серьёзно ответила Катя. – Ты же ограничен во времени. Буду приходить, пока гипс не снимут, и руку не разработаешь. А это не слишком скоро произойдёт. Приду послезавтра, но не с утра, а наоборот, ближе к вечеру. Мне надо будет выспаться после дежурства.
– Катя, – он замялся. – Я оплачу твой труд, ты не подумай, нам нужно только договориться с тобой о цене…
Тут он прикусил язык, наткнувшись на взгляд Кати.
– Не имеет смысла говорить об оплате, пока нет результата. Вот защитишь диплом, тогда и поговорим.
Попрощавшись, Катя скрылась за дверью, а Римма Артуровна выразительно посмотрела на внука, покачала головой и покрутила пальцем у виска. Ну как, как можно быть таким толстокожим бегемотом? Человек от чистого сердца помогает, это же очевидно, а он со своей оплатой… Хитрее нужно быть!
…Так и повелось, что Катя приходила к Суворовым раз в три дня, и работали они со второго раза подолгу, не три часа, а больше.
Римма Артуровна потихоньку «приручала» Катю, уговорила её обедать у них. И им веселее, и ей не впроголодь работать, ведь Катя печатала очень помногу.
А Катя «приручала» Артёма, сама того не ведая. Он настолько привык к её помощи, её присутствию, запаху её духов, что даже скучал в те два дня, когда её не было. Она оказалась на редкость приятным и уютным человеком, от неё исходило какое-то особое спокойствие, и держалась она всегда с достоинством.
Артём тоже «приручал» Катю. У неё не было подруг, кроме Олеськи, которая вспоминала о ней лишь когда Катя могла быть полезна, и маме сейчас было не до неё. Мама перебралась в дом к Василию, оставив их хрущёвку Кате.
Так получилось, что бабушка и внук Суворовы в данный момент были в жизни Кати самыми постоянными величинами.
Артём всегда расспрашивал её о том, как идут дела в больнице, как прошло дежурство, и Катя привыкла всё рассказывать ему, реализуя нормальную человеческую потребность общаться и делиться новостями.
Артём запомнил имена и отчества всех коллег Кати, а если Катю что-то расстраивало или казалось несправедливым, он внимательно слушал, потом думал и выносил свой «вердикт». Надо заметить, не всегда в пользу Кати. Он действительно задумывался, а не отбывал номер, потому Катя никогда не обижалась, даже если Артём вставал не на её сторону.
А больше всех была довольна Олеська, которая периодически (но нечасто) звонила Кате, чтобы очистить свою совесть. У Артёма она была всего лишь дважды за две недели, которые прошли с начала совместной работы Артёма и Кати.
Через несколько дней Артёму должны снять гипс. Интересно, как быстро он сможет полноценно работать сам?
Основной текст диплома они почти доделали. Нужно было ещё работать над введением, заключением, оглавлением и списком источников. Над вступительной речью для защиты диплома и раздаточными материалами.
Размышляя об этом, Катя поймала себя на мысли о том, что не хочет окончания работы. Она очень, очень привыкла к совместной работе, к визитам в дом Суворовых и конечно, к Артёму.
Неожиданно для себя она поняла, что не с самого начала, безусловно, но уже достаточно давно ею движет отнюдь не только желание и стремление помочь ближнему.
* * * * * *
Артём был не в духе.
Во-первых, вчера он ходил на приём, и доктор решил ещё на неделю оставить гипс. Он так надеялся, что снимут! Мало того, что чувствовал себя ни на что не способным, так ещё рука ужасно чесалась под гипсом.
Во-вторых, он уже третий день звонил домой Олесе по вечерам, и её постоянно не было дома. Мобильные телефоны ещё только начинали входить в широкий обиход, и ни Олеся, ни он пока мобильником не обзавелись.
Вчера вечером он отправился домой к Олесе, несколько часов провёл в ожидании её, пил чай с её родителями и младшими братьями, слушал их разговоры, отвечал на вопросы… Мучительно пытался понять, что он вообще делает там, чего хочет добиться?
Крайне раздосадованный, ушёл домой уже в десятом часу вечера. Олеся так и не появилась. И не перезвонила, хотя наверняка ей сказали, что он приходил. Или она до сих пор дома так и не была?!
Хорошо, что сегодня придёт Катя. Её присутствие почему-то всегда вносит спокойствие и умиротворение в его смятенное настроение, смягчает раздражение по поводу травмы и временных жизненных ограничений. Это странное сравнение, но у Артёма было такое чувство, будто его жизнь косматая и всклоченная, непонятная. А Катя, когда приходит, умывает, причёсывает и приводит в порядок эту жизнь, устраняет сумятицу и сумбур.
…– Что сказали на приёме? Вижу, гипс пока не сняли?
– Оставили ещё на неделю, – проворчал Артём. – Что-то им не понравилось. Я который день в печали по этому поводу.
– Пока печалишься, неделя и пройдёт, – улыбнулась Катя, глядя в компьютер и открывая документ.
Артём и сам невольно улыбнулся, глядя на неё. Раньше она вообще не улыбалась, а теперь улыбается всё чаще, и ему, Артёму, это по душе. Ему очень нравится думать, что это он заставляет её улыбаться.
Некоторое время они напряжённо и внимательно работали. Потом Катя встала, чтобы немного размяться. Стоя у окна, делала упражнения для шеи.
И тут ей вздумалось поинтересоваться у Артёма, как дела у Олеси, ведь он наверняка виделся с ней.
Олеся пропала с радаров несколько дней назад, даже звонить перестала, и сама Катя не могла застать подругу дома, когда звонила. Она хотела попросить, чтобы Олеся была внимательнее к Артёму, больше поддерживала его: всё-таки защита диплома впереди, а тут ещё травма. Но Олеся была неуловима.
– А я думал у тебя спросить, – неожиданно холодно отозвался Суворов на её вопрос. Катя услышала горечь и недовольство в его голосе. Он никогда раньше так с ней не говорил. Во всяком случае, в их новой реальности, в период совместной работы.
– Что так смотришь, будто удивлена? – так же холодно и насмешливо продолжал он. – Уверен, ты знаешь больше, чем я!
Катя очень пожалела, что заговорила об Олесе.
Она направилась к столу, устроилась у компьютера и попыталась примирительно улыбнуться:
– Давай продолжать работу, Артём!
– Нет, давай уж, пожалуйста, договорим! – он привычно устроился рядом на стуле, но пристально вглядывался в лицо Кати.
– О чём договорим, Артём? Я спросила, ты ответил. Вопрос исчерпан.
– С какой стати он исчерпан?!
– С такой стати, что это ваши с Олесей дела! Я просто давно не видела и не слышала её, потому спросила! Была уверена, что ты виделся с ней. А ты вдруг так разошёлся!
– Потому что я уверен: тебе известно больше, чем мне!
– Ничего мне не известно, Артём!
– «Ничего не известно» – это ты о чём сейчас, Бабушкина? – прищурился он, не отводя глаз от её лица.
Катя вспыхнула от возмущения. Он пытается на словах её ловить, ну надо же! Думает, дурочку нашёл! Но не на ту напал!
– Суворов, – холодно и твёрдо сказала она, тоже не опуская глаз, не сдаваясь. – Если тебе кажется, что у тебя проблемы в отношениях с любимой девушкой, или крестись, или решай всё сам! Не пытайся впутывать меня!
Он был в шоке, получив такой отпор от этой серой мышки и тихони! И потому бесился всё сильнее. Понимал, что неправ, что Катя не виновата ни в чём, наоборот, помогает ему изо всех сил, но в ушах шумело от бешенства. Он прошёл точку невозврата.
– Я думал, мы с тобой стали друзьями, Бабушкина! Был уверен, что ты хорошо относишься ко мне! А ты предпочитаешь спокойно наблюдать, как из меня делают идиота, да? И даже готова поспособствовать Олесе по мере сил!
Катя резко встала, потому что он наклонился к ней совсем близко, она чувствовала его гнев и немного боялась. Хотя понимала, что ничего он не сделает ей. Просто перед ней был совершенно новый, пугающий Суворов.
Отошла к окну, сложила руки на груди, обороняясь.
– Если тебе кажется, что из тебя делают идиота, или крестись, или не позволяй делать из себя идиота! Понял, Суворов? А не передёргивай тут, и не пытайся перекладывать ответственность на меня!
Он несколько секунд напряжённо смотрел на неё, понимая, что проиграл. Он тоже не знал доселе такой Бабушкиной. Это была какая-то незнакомая разгневанная и одновременно холодная девушка.
Отвернулся, глядя прямо перед собой.
– Значит, никакой ты мне не друг, Бабушкина! Вали отсюда! Можешь больше не приходить, обойдусь без твоей помощи. С меня причитается, я помню.
Он покосился на неё и видел, как она побледнела. Молча направилась к выходу, скрылась за дверями, тихо прикрыв их за собой. Артём тут же двинулся следом.
Артём молча наблюдал, как она собирается, ему нужно было закрыть за ней двери.
Катя уже взялась за дверную ручку, когда на пороге кухни появилась удивлённая Римма Артуровна, которая как раз накрыла к обеду.
– Катенька? Почему ты уходишь? Или ты сейчас вернёшься? Обед готов.
– Нет, не вернусь. До свидания, Римма Артуровна!
Катя вышла. Артём закрыл двери, повернулся и столкнулся с бабушкой лицом к лицу.
– Что произошло, Артём?
– Всё нормально, – процедил он, обошел растерянную Римму Артуровну, скрылся в своей комнате и с силой захлопнул двери.
