Текст книги "Человек из февраля"

Автор книги: Милтон Эриксон

Соавторы: Эрнест Росси
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

«да» и «нет»

Эриксон: Давай разбираться. Почему это я должен был прийти в октябре?

Клиентка: Не знаю. Может быть, Вы любите октябрь?

Эриксон: Но как мне все-таки объяснить свое появление в октябре? Или я должен превратиться в Октябрьского человека? Можно, например, сказать, что мой поезд просто опоздал.

Клиентка: Это хорошее объяснение. Но уж очень избитое.

Эриксон: А какие избитые отговорки ты знаешь?

Клиентка:Да массу предлогов – смотря по какому поводу.

Эриксон: А как ты обычно выкручиваешься, когда тебе не хочется; что-то делать? (Пауза). Ты что, не собираешься отвечать?

Клиентка: Когда ребята идут купаться, я всегда говорю, что простужена. Но на самом деле я не простужена. Это всего лишь отговорка.

Эриксон: Ну и что, ты устала повторять одно и то же? Хочешь использовать другой какой-нибудь предлог, более убедительный?

Клиентка: Конечно. Прежний уже истощился.

Эриксон: А сколько нужно времени, чтобы отговорка истощилась?

Клиентка: Не знаю.

Эриксон: А как ты думаешь, когда-нибудь ты захочешь поплавать?

Клиентка: Я уже сейчас хочу.

Эриксон: Как ты думаешь, ты когда-нибудь сможешь?

Клиентка: Надеюсь.

Эриксон: Как ты думаешь, ты когда-нибудь сможешь?

Клиентка: Вы пристали, прямо как учитель, заставляете ответить «да» или «нет». Да.

Эриксон: Но ведь сейчас слишком холодно для того, чтобы купаться, правда?

Клиентка: А можно подождать до лета?

Эриксон: Вероятно, это летом и случится. Но точно мы не знаем, верно? А еще что-нибудь тебя беспокоит? Что-нибудь еще тебя волнует? Клиентка: Вы, наверное, думаете, что я невыносима.

Эриксон: Нет, конечно, это не так.

Росси: Что это за диалог о предлогах, отговорках?

Эриксон: Мой вопрос: «Ты устала повторять одно и то же? Хочешь использовать другой какой-нибудь предлог?» А ответ клиентки такой: «Конечно. Прежний уже истощился.» То есть, Вы предоставляете отговоркам возможность истощиться. И отсюда – Вы позволяете истощиться и старым привычкам.

Росси: Другими словами, люди совершенно естественным образом перерастают свои ограничения, а Вы лишь помогаете обычному психологическому развитию?

Эриксон: Гм.

Росси: Клиентка говорит, что не знает, сколько нужно времени, чтобы ее отговорка по поводу плавания истощилась. Такой тип реакции весьма характерен для тех ситуаций, когда мы без всякого насилия – естественным путем – отказываемся от своих плохих привычек или старых ограничений. Эти привычки исчезают, а на их месте появляются какие-то новые способности, выработанные на подсознательном уровне. Именно поэтому мы всегда удивляемся, когда вдруг осознаем, что стали лучше с чем-то справляться. И действительно, мы не знаем, что тому причиной. Такое незнание – явное следствие работы подсознания. Эриксон: Обратите внимание на реплику клиентки: "Вы пристали, прямо как учитель. Заставляете ответить «да» или «нет». Но ведь все-таки ответила «да»!

Росси: Ну и что?

Эриксон: (Эриксон читает диалог вслух, постепенно повышая голос и выделяя финальное «да» клиентки в ее ответе: «Заставляете ответить „да“ или „нет“. Да!»,)

Росси: И вот для того, чтобы вытянуть из нее это «да», Вы дважды задаете один и тот же вопрос: «Как ты думаешь, ты когда-нибудь сможешь?»

Эриксон: Да!

Росси: Вы и правда так фанатично настаиваете на ответе, что клиентке ничего другого не остается, как ответить Вам «да». Вам так требуется ее признание?

Эриксон: Пытаясь добиться ответа, я наталкиваюсь на сильное сопротивление; наверное, с этим каждый день сталкиваются учителя, вытягивающие из своих учеников правильный ответ. Потом я говорю: «Но ведь сейчас слишком холодно для того, чтобы купаться, правда?» Я не только понимаю нежелание клиентки идти плавать, я еще и присоединяюсь к ней: привожу веские доводы против купания. Только вот за этой ширмой клиентка не осознает моего скрытого предположения о том, что она может плавать в теплую погоду!

Росси: Но клиентка явно соглашается с Вашим предположением, когда спрашивает: «А можно подождать до лета?» Вы замещаете ее резко негативную реакцию явно позитивной, и теперь клиентка уже почти уверена, что несколько позже она и в самом деле сможет плавать.

Эриксон: Правильно.

Росси: Своими замечательными вопросами Вы таким хитрым образом избавляетесь от протеста клиентки, что она в состоянии теперь сделать первые шаги на пути к излечению.

Эриксон: Она спрашивает: "А можно подождать до лета?", и я ей счастливо вторю: «Вероятно, это летом и случится. Но точно мы ведь не знаем?»

Росси: И опять Вы подразумеваете: "Мы этого не знаем". Мы-то не знаем, а вот подсознание клиентки «знает». Такие импликации – важное орудие косвенного внушения. Эриксон: А когда клиентка в конце диалога говорит: «Вы, наверное, думаете, что я невыносима», – она, видимо, с полной остротой испытывает то чувство невыносимого ужаса, когда стоящему над душой учителю необходимо дать быстрый и четкий ответ.

Росси: Поэтому Вам необходимо как можно быстрее переубедить ее и Вы произносите: «Нет, конечно, это не так». Как и раньше, Ваше четкое «нет» принимает на себя часть негативной нагрузки клиентки.

[В 1987] В очередной раз мы можем наблюдать, как Эриксон мастерски общается с клиенткой на двух уровнях одновременно: на когнитивном уровне позитивный смысл его фразы «Нет, конечно, это не так» сводится к тому, чтобы только лишь переубедить клиентку; на более же глубинном примитивно-буквальном уровне он «берет на себя» давящий ее груз отрицания. Обращение к такому примитивно-буквальному подсознательно-конкретному уровню являет-ся неотъемлемой частью терапевтического общения Эриксона с пациентом.

1.43. «Трансовое» и автоматическое письмо; наилучшая установка; терапевтические аналогии для решения сексуальных проблем; ослабление и рефрейминг сексуального переноса на буквально-конкретном уровне; как обыграть неоднозначность слова «хорошо»; затверженные ограничения и отказ от них; два уровня сообщений

Эриксон: Очень удачно, что у тебя под рукой оказался блокнот. Представь себе, что ты пишешь прямо на первой странице именно то, что причиняет тебе боль – все равно что, лишь бы я действительно понял, что тебе плохо. Только сделай это так, чтобы тебе самой было понятно то, что ты написала. И уясни для себя, хочется ли тебе, чтобы я узнал твои тайны. Я думаю, для тебя очень важно решить именно эту проблему, прежде чем рассказать мне о чем-нибудь. Мне кажется, что так будет правильно. Представь себе, что ты пишешь. И держи блокнот так, чтобы я не мог ничего прочитать. Представь, что ты постоянно возвращаешься к мысли о том, хочется ли тебе, чтобы я это прочитал.

Клиентка: (Клиентка пишет то, что изображено на рис.1, и хмурится.) Я считаю, что Вы можете это прочитать.

Эриксон: Прочитать-то я могу. Но удастся ли тебе захотеть, чтобы я это прочитал?

Клиентка: Да, я разрешаю Вам это.

Эриксон: Стало быть, я могу это прочитать. И все-таки, тебе хотелось бы, чтобы я это прочитал?

Клиентка: Да.

Эриксон: Давай тем не менее немного повременим, пока ты не будешь окончательно в этом уверена. Потому что мне кажется, что тебе и хочется, чтобы я прочитал, а в то же время вроде и не хочется. Так ведь? Ну, так решай – как тебе лучше – либо ты вообще не позволяешь мне читать, либо позволяешь и при этом реально рассчитываешь на то, что я все прочту.

Клиентка: Я думаю, будет лучше, если Вы прочитаете.

Эриксон: Ты считаешь, будет лучше прочитать это. Хорошо. Твое решение означает, что ты надеешься на то, что я пойму больше твоего и помогу тебе в этом разобраться.

Меня интересует множество вещей, о которых никто не желает разговаривать. Эти вещи: свидания, мальчики, секс, религия, почему что-то хорошо, а что-то плохо, и почему люди не хотят разговаривать именно о том, о чем они на самом деле хотят поговорить. Рис.1 Первый отрывок, написанный клиенткой в состоянии транса во время шестого «визита» Февральского человека. Обратите внимание на запрещенное слово «секс».

Клиентка: Да.

Эриксон: Ладно. Так я беру блокнот?

Клиентка: Да.

Эриксон: Я еще не смотрел. Ты волнуешься?

Клиентка: Нет.

Эриксон: Что-то не так?

Клиентка: Нет.

Эриксон: Тебя беспокоит что-то конкретное?

Клиентка: Запрещенное слово.

Эриксон: Может, ты напишешь это запрещенное слово?

Клиентка: (Клиентка пишет слово «секс» чуть ниже остального текста.)

Эриксон: Но ведь это слово не запрещено? И это очень важная вещь, согласна? И необходимая, правда? И ты собираешься выяснить, что же это такое. Ты ведь надеешься на это? Мне бы хотелось, чтобы ты узнала про секс самым простым способом. Как ты думаешь, что я под этим подразумеваю?

Клиентка: То, что рассказывают люди?

Эриксон: Самым простым я считаю такой способ, когда совершается наименьшее число ошибок. Потому что это подобно тому, как маленький ребенок учится ходить. Он приподнимает свою правую ножку и передвигает ее на шаг вперед. А после того, как он разобрался со своей правой ногой, он приподнимает левую ножку и тоже делает шаг вперед. Малыш учится ходить именно таким образом – шажок за шажком, а вовсе не в один миг, как иногда кажется. А потом шаг – и он падает. Ребенок должен научиться ходить правильно – как можно меньше падать и не очень спешить, и на этом пути он, конечно же, совершает множество ошибок. А теперь и ты должна этому научиться. Только вот что запомни: в данный момент я могу рассказать тебе отнюдь не все. Но когда-нибудь настанет время – когда ты будешь постарше – и я отвечу на все твои вопросы. Правда, для этого тебе придется запастись терпением. Я не могу тебе доступно объяснить, почему надо ждать, но это действительно необходимо. Я открою тебе секрет, как быстрее скоротать время: запоминай все вопросы, которые у тебя возникают – а когда мы опять встретимся, потребуй на них ответа. Потребуй без всякого колебания, неопределенности и беспокойства. Ты так давно со мной знакома, что, наверное, уже поняла: я всегда готов придти тебе на помощь. Ведь так?

Клиентка: Да.

Эриксон: И ты ведь не забываешь о том, сколько раз я уже тебе помог?

Клиентка: Нет.

Эриксон: Ты не будешь возражать, если я положу этот листок себе в карман?

Клиентка: Нет.

Эриксон: И буду хранить его там долго – может быть, годы – пока, наконец, не сочту нужным достать его и показать тебе?

Клиентка: Да.

Эриксон: С этим все?

Клиентка: Думаю, да.

Эриксон: Как ты думаешь, ты будешь любить меня через три или, скажем, четыре года?

Клиентка: Это было бы хорошо.

Эриксон: Было бы хорошо нам встретиться. А как ты считаешь, почему в этот раз я объявился в октябре?

Клиентка: Наверное, Вам хотелось узнать про мои школьные дела.

Эриксон: Ну, и как твои школьные дела?

Клиентка: Нормально.

Эриксон: А как ты считаешь, кем ты будешь, когда вырастешь?

Клиентка: Выберу что-нибудь посложнее. Терпеть не могу преподавать в школе. И всех этих глупых суетящихся теток. Я бы хотела стать секретаршей, вот только не хочется сидеть и печатать весь день напролет.

Эриксон: Но ты уже думаешь об этом, да?

Клиентка: Я хочу научиться всем трудным предметам.

Эриксон: А плаванию?

Клиентка: Нас этому не учат.

Эриксон: Когда мы увидимся?

Клиентка: У меня и в мыслях нет назначать Вам свидание через пару лет. Когда Вы сами хотите появиться?

Эриксон: Да в любое время, когда я смогу тебе пригодиться.

Клиентка: Через два года я уже буду студенткой. Может быть, в самом деле, тогда и встретимся?

Эриксон: Согласен. Правда, будет приятно опять увидеться через некоторое время? И ведь это действительно произойдет, верно?

Клиентка: До сих пор, по крайней мере, так и было.

Эриксон: Вот именно.

Росси: В процессе своих длинных и многозначительных монологов Вы помогаете нашей клиентке сформировать зарождающиеся типично подростковые проблемы – свидания, мальчики, секс, религия. И происходит это в процессе «трансового» письма. Я с полным основанием называю то, что пишет клиентка, «трансовым» письмом, потому что она в письменной форме излагает свои мысли о трудностях переходного «регрессивного» возраста, находясь в состоянии транса. Но в отличие от автоматического письма, «трансо-вое» письмо выглядит не столь сбивчиво и отрывочно.

Эриксон: Да. Когда говорят об автоматическом письме, то считают, что пациент совершенно не ведает того, что он пишет. При «трансовом» же письме появляется некоторое осознание (на когнитивном уровне), но пока еще пациент не в состоянии разобраться в тех эмоциях, которые он при этом испытывает.

Росси: А вот слово «секс», добавленное несколько позже к основному отрывку, написано в лучших традициях автоматического письма и вполне отвечает его отрывистой манере. Но Вы придаете «трансовому» письму такое же важное значение, как и обычному автоматическому. Вы долго упрашиваете клиентку разрешить Вам прочесть ее опусы и с большим тактом относитесь к ее мельчайшим пожеланиям. И опять – никакого насилия над подсознанием: Вы, как всегда, добиваетесь того, чтобы пациент открылся Вам настолько, насколько это кажется ему естественным. Вместо того, чтобы втянуть клиентку в фривольную беседу, Вы даете ей возможность просто написать запретное слово «секс». Так как клиентка еще не совсем созрела для разговора о плавании, пока Вы обходите эту тему стороной.

Эриксон: Мне необходимо выяснить, насколько сильна уверенность клиентки в том, что она хочет, чтобы я прочитал ее записи: «Стало быть, я могу это прочитать. И все-таки, тебе хотелось бы, чтобы я это прочитал?» Так что клиентка сама все решает.

Росси: А почему, когда Вы заставляете ее сделать выбор, Вы делаете это столь хитроумным образом? Вы начинаете со слов: «Давай тем не менее немного повременим», а кончаете фразой "реально рассчитываешь на то, что я прочитаю". Вы формируете утвердительную установку?

Эриксон: Даже больше того – самую лучшую установку: "Ну так решай – как тебе лучше -…" Ведь просто разрешить мне прочесть отрывок и изо всех сил надеяться на то, что я его прочту – вещи совершенно разные.

Росси: То есть клиентка, сначала весьма неохотно позволяющая Вам ознакомиться с записями, теперь в нетерпении ждет, когда же Вы это сделаете. Поэтому в конце концов она и говорит: «Будет лучше, если Вы прочитаете».

Эриксон: Я заставляю ее думать в позитивном контексте!

Росси: Потому что человек, который совершает какое-то действие с явной неохотой, в каком-то смысле действия не производит!

Эриксон: Совершенно с Вами согласен. Клиентка разрешила своим неосознанным юношеским ощущениям проявить себя в процессе «трансового» письма.

Росси: Похоже, что это так.

Эриксон: Когда я колеблюсь – читать или не читать, клиентка перестает думать о когнитивной стороне вопроса и попадает под власть своих эмоциональных переживаний – именно поэтому манера письма изменяется, и слово «секс», написанное под основным отрывком, выглядит уже совсем по-другому/

Росси: Когда Вы говорите о сексе с таким уважением, само слово «секс» приобретает большую эмоциональную нагрузку.

Эриксон: Ведь общепринято, что секс – это нехорошее слово.

Росси: Да, конечно. И именно с этим связаны все затруднения нашей клиентки.

Эриксон: Я думаю, что корень зла лежит в неправильном подходе к обучению. Вот если поставить в один ряд обучение ходьбе и обучение сексу – то получится хорошая терапевтическая аналогия.

Росси: Вы хотите сказать, что сексу, так же, как и ходьбе, надо обучаться постепенно, шаг за шагом?

Эриксон: Гм. Клиентка ведь знает, как надо учиться ходить – вот и сексу надо учиться, пытаясь совершить минимальное число ошибок. Я пытаюсь заложить правильную основу ее отношения к жизни! (Эриксон развлекает нас рассказом о маленьком Джонни, который попросил свою подружку снять штанишки в укромном месте. После того, как она это сделала, он с гордостью воскликнул: «Теперь ты видишь, чем католики отличаются от протестантов!»)

Росси: Все-таки до чего забавно наблюдать, как Вы работаете на нескольких уровнях одновременно!

Эриксон: Работаешь обычно с тем, что имеется под рукой. Именно так и развиваются. (Теперь Эриксон рассказывает «душераздирающую» историю об одной из своих дочерей. Она вообразила, что у нее есть близкий друг и довольно долго с ним «дружила». В один прекрасный момент она вдруг поняла, что стала для него слишком старой – и с сожалением распрощалась с ним. Вот так.)… Когда же я становлюсь Октябрьским человеком – ситуация совершенно меняется. Октябрь – более старший месяц в году, и поэтому я тоже становлюсь старше. Теперь клиентка доверяет мне даже больше, чем в предыдущих встречах.

Росси: Мне кажется, что в основе Вашего уважительного отношения к «трансовому» письму лежат не только этические мотивы. Это улучшает терапевтический результат, так как косвенным образом внушает клиентке мысль о большем эмоциональном погружении в среду ее проблем.

Эриксон: «Старею» я из тех же соображений. А ведь мое «старение» подразумевает, что и клиентка не стоит на месте. Я подтверждаю, что она развивается. На мой вопрос: "Как ты считаешь, кем ты будешь, когда вырастешь? – клиентка отвечает: "Терпеть не могу преподавать в школе!" Наше отношение к школе постоянно меняется. Начальная школа так пугает некоторых, что они бросают учебу; оставшихся вполне может довести до того же состояния средняя школа – и они боятся колледжа как огня; ну, а уж те, кто проскочил все школьные образовательные шлюзы, вполне вероятно, до смерти боятся института и никогда не рискнут пополнить число студентов.

Росси: Я думаю, что все те, кто бросает учебу, – просто жертвы затверженных ограничений.

Эриксон: Я задаю клиентке вопрос: "Как ты думаешь, ты будешь любить меня через три или, скажем, четыре года?" для того, чтобы укрепить наши добрые отношения. Она отвечает: «Это было бы хорошо». Так как из этого ответа получается, что было бы хорошо любить меня, я несколько перефразирую ее ответ: «Было бы хорошо нам встретиться». Я редуцирую ее девическую влюбленность в меня.

Росси: Понимаю. Мне как-то не пришло в голову, что здесь мы столкнулись с явлением сексуального переноса.

Эриксон: А вот и ответ на мой вопрос: «Как ты считаешь, почему на этот раз я появился в октябре?» – да потому, что я хочу несколько развенчать в ее глазах Февральского человека.

Росси: Чтобы ослабить сексуальный перенос?

Эриксон: Гм.

Росси: Вы делаете это на таком буквально-конкретном уровне!

Эриксон: Но как просто!

Росси: [В 1987] Хотя в момент обсуждения я согласился с Эриксоном, теперь я не особенно уверен, что он верно изложил динамику ослабления сексуального переноса. Мои рассуждения таковы: слово «хорошо» имеет множество значений, которые мы выбираем в зависимости от того, кому мы это говорим, каким тоном и в каком контексте. Эриксон, видимо, уловил в ответе клиентки «Это было бы хорошо» некоторую окраску девической влюбленности; он услышал нотку двусмысленности в том, как она произнесла слово «хорошо», он увидел, каким выражением лица это сопровождалось. Если все это так, то налицо сексуальный перенос. Можно предположить, что в душе клиентки маленькая девочка, полная благодарности к доброму Февральскому человеку, борется с подростком, который прячет свои смутные сексуальные импульсы в соответствующих расплывчатых выражениях. По всей вероятности, сама клиентка не осознает этого, и борьба за первенство проявляется лишь в том, как она произносит слово «хорошо». Но Эриксон-то прекрасно разбирается в ситуации, и поэтому он предостерегает клиентку: "Было бы хорошо нам встретиться". Он говорит это с таким выражением, что проводит рефрей-минг двусмысленного «хорошо» в четкое, не имеющее никакой сексуальной окраски, банальное «хорошо». Для усиления эффекта Эриксон грозится и впредь приходить в октябре – а ведь неизвестно, чего ждать от Октябрьского человека. Правда, несмотря на это, клиентка позже опять допускает двусмысленность: "У меня и мысли нет назначать Вам свидание…" Здесь свидание, несомненно, принадлежит к романтическим атрибутам, на сознательном уровне эта романтика отрицается: «У меня и мысли нет…».

Если в моих умозаключениях есть хотя бы доля истины, можно лишь восхищаться тем, с каким непревзойденным мастерством и виртуозностью Эриксон пользуется информацией, полученной на самых различных уровнях.

1.44. Седьмой «визит» Февральского человека: «трансовое» письмо и три значения одного слова; фобия как выражение отношения к жизни; как помочь клиентке в ее развитии

Эриксон: (Как обычно, пожимает клиентке руку) Как поживаешь?

Клиентка: Прекрасно. Вы предупреждали, что еще вернетесь.

Эриксон: И вот я здесь. Какой у нас сейчас месяц?

Клиентка: Октябрь.

Эриксон: Поезд следует по расписанию. Как ты думаешь, что им движет?

Клиентка: Не знаю.

Эриксон: Это необыкновенный поезд. И он набит до отказа. А что у нас по плану сейчас?

Клиентка: Да все понемногу: учеба, развлечения.

Эриксон: Как насчет трудных предметов?

Клиентка: А у нас сейчас все предметы легкие.

Эриксон: Тебе нравится учиться? Что ты думаешь о своих первых школьных днях?

Клиентка: Теперь я так не занимаюсь.

Эриксон: А какие оценки ты получаешь?

Клиентка: Почти всегда отличные.

Эриксон: Ладно, посмотрим. Кстати, ты помнишь нашу последнюю встречу?

Клиентка: Да.

Эриксон: (Эриксон вынимает из кармана листок с записями клиентки) Догадываешься, что это такое?

Клиентка: Конечно. Я это знаю точно. Л

Эриксон: Считай, что ты сейчас пишешь то, что изображено на этом листке. Держи блокнот так, чтобы мне не было видно. А потом посмотрим, изменилась ли ты хоть чуть-чуть после того, как впервые вошла в класс. (Эриксон обращает внимание на то, как клиентка механически постукивает по полу левой ногой.) Ты все поняла?

Клиентка: Да. (Клиентка пишет то, что изображено на рис.2.) Эриксон: А тебе не кажется, что ты несколько неточно передала свой текст? Клиентка: Вы правы – но я его тем не менее помню.

Эриксон: Ты что-нибудь пропустила?

Клиентка: Да.

Эриксон: И что именно?

Клиентка: Мальчиков, свидания и секс.

Эриксон: Очень забавная вещь, правда? Ну, и как бы ты это прочла, если бы увидела этот отрывок впервые?

Клиентка: «Жить, давать, нырять».

Эриксон: Что ты думаешь о своей ошибке? Из-за нее получается, что надо читать «нырять».

Клиентка: Я не думаю, чтобы кто-нибудь из-за чего-нибудь стал бы нырять в воду.

Эриксон: А сама ты не собираешься этим заняться?

Клиентка: Только для того, чтобы доказать самой себе, что я не боюсь.

Эриксон: Ты сказала, что помнишь то, что писала в первый раз (показывает ей листок, но так, чтобы она не смогла прочитать текст). Напиши это еще раз – и постарайся воспроизвести все как можно точнее. (Клиентка пишет текст, приведенный на рис.2.) Я могу забрать листок?

Клиентка: Да.

Эриксон: И что ты сейчас испытываешь? Те же ощущения, которые ты испытывала, когда впервые переступила школьный порог?

Клиентка О нет, те были очень детские.

Эриксон: Ты чувствуешь, что повзрослела. Ну, и как ты считаешь, теперь я уже могу объяснить тебе все, что непонятно?

Клиентка: Наверное, да.

Эриксон: Я все объясню тебе чуть позже.

Клиентка: За это время я и сама все выясню.

Эриксон: В самом деле?

Клиентка: Уж конечно.

Меня интересует совсем немногое: события в мире, мое будущее, мое замужество и вообще: как получить от жизни побольше и с минимальными потерями, и чтобы при этом жить (нырять, давать), поставив перед собой ясную цель.

Меня интересует так много вещей: мальчики, свидания, секс, религия, что такое хорошо и что такое плохо, и почему люди не хотят разговаривать именно о том, о чем они на самом деле хотят поговорить.

Рис.2 Текст, написанный клиенткой во время «седьмого» визита Февральского человека. В слове «жить» первая буква зачеркнута и исправлена, так что получается своеобразная комбинация слов: жить, давать и нырять Третий отрывок, написанный клиенткой во время «седьмого» визита Февральского человека

Росси: Шестое с конца слово во втором «трансовом» отрывке клиентки представляет собой забавное сочетание трех слов: жить, давать и нырять. Тогда можно читать это слово следующим образом: «нырять» здесь (что непосредственно связано со страхом воды) – это все равно что жить «полной жизнью». Ну а жить «полной жизнью» – это значит получать и отдавать. Согласны?

Эриксон: Вы «с головой ныряете» в жизнь; Вы бросаетесь в водоворот событий.

Росси: И получается, что страх воды каким-то образом касается того, как наша клиентка относится к жизни.

Эриксон: Гм.

Росси: Страх воды – своеобразная метафора для обозначения страха жизни. Поэтому, пытаясь помочь клиентке побороть страх воды, мы тем самым изменяем ее способ существования (ее экзистенцию).

Эриксон: Итак, Вы делаете решительный шаг – и ныряете в водоворот жизни; Вы, очертя голову, кидаетесь в брак. Почему это так? Слово «нырнуть» в данном случае означает «сделать решительный шаг», «решиться на что-то», и именно этот оборот употребляется в разговорном языке для выражения отношения к жизни, работе или женитьбе. Но это не более чем спекуляция!

А теперь вернемся к нашей клиентке. Ее горизонт определенно раздвинулся. Как она говорит о своих прежних ощущениях? – «Они были очень детскими».

Росси: И Вы поддерживаете в ней возникшее чувство «взрослости»: «Ты чувствуешь, что повзрослела».

1.45. Терапевтические аналогии и рефрейминг: множественные значения слов; слова как символы, метафоры и «кирпичики» в «терапевтической Вавилонской башне»

Эриксон: Скажи, сколько раз ты можешь оттолкнуться ногами в воде?

Клиентка: Немного.

Эриксон: Ты ведь не можешь ступить, если не приподнимешь ногу, правда? Но мы не должны забыть твое слово «нырять».

Клиентка: А что мне делать, когда я ныряю?

Эриксон: Это ты о плавании?

Клиентка: О каком плавании?

Эриксон: Что ты о нем думаешь?

Клиентка: Да ничего особенного.

Эриксон: Тебе нравится плавать?

Клиентка: Я не умею плавать. Не могу набраться храбрости.

Эриксон: Но когда-нибудь наберешься?

Клиентка: Ну, когда-нибудь…

Росси: Опять Вы прибегаете к терапевтическим аналогиям и рефреймингу.

Эриксон: Да.

Росси: Кстати – тогда, в 1945 году – Вы намеренно пользовались определенными психотерапевтическими приемами или Вы не задумывались над тем, какие средства применяете?

Эриксон: Да нет, я все прекрасно знал. Например, мой первый вопрос можно свести таким образом к погружению в семейную жизнь.

Росси: Как это у Вас получилось?

Эриксон: "Сколько раз ты можешь оттолкнуться ногами в воде?" Вода здесь символ; Вы спускаетесь с жизненных "горных вершин" к «морю супружеских отношений».

Росси: Но откуда Вы взяли супружеские отношения? Разговора о браке вообще не было!

Эриксон: Нет, конечно, но ведь клиентка упомянула о том, что ныряет! Если мы займемся анализом, то обнаружим, что слово «бегать», например, имеет приблизительно сто сорок значений.

Росси: Следовательно, когда человек слышит слово «бегать», то у него может возникнуть не меньше ста сорока ассоциаций на эту тему.

Эриксон: Вы меня поняли!

Росси: И Вы пользуетесь такой многозначностью, чтобы выяснить, на каком же ассоциативном пути возникает проблема.

Эриксон: Знаете ли, моей первой настоящей книгой был огромный неадаптированный словарь. Вот тогда-то я и понял ту громадную роль, которую играет многозначность.

Росси: Множественность значений слов.

Эриксон: Как-то раз мы вместе с одним психологом из России нашли около сотни синонимов слова «пьяный». Росси: Вот видите, Вы не раз пользовались многозначностью слов и, конечно же, приобрели потрясающую гибкость в употреблении нужных значений – особенно если Вам необходимо установить контакт с пациентом на определенном ассоциативном уровне. Наверное, никому из нас не помешает такая словесная разминка!

Эриксон: (Эриксон долго рассказывает, как его пригласили консультировать двух диссертантов, которые выбрали тему «Как исследовать слово».)

Росси: То есть докторские диссертации посвящены множественности значений слов?

Эриксон: (Теперь Эриксон говорит о своем сыне Роберте, который преподает в младших классах. Роберта называют «ходячим словарем». Он на практике осуществлял знакомство детей с многозначными словами и помогал в этом диссертантам.)

Росси: Что, на Ваш взгляд, указывает здесь на неоднозначность?

Эриксон: Три фразы клиентки: «Да ничего особенного», "Я не умею плавать" и «А что мне делать, когда я ныряю?»

Росси: Вы считаете, что слово «нырять» обладает несколькими значениями?

Эриксон: Да она же сама об этом говорит!

Росси: Что Вы хотите этим сказать?

Эриксон: Что ключ к ответу содержится в вопросе клиентки: "А что мне делать, когда я ныряю?"

Росси: Объясните, наконец, что Вы имеете в виду?

Эриксон: Ну, смотрите. Разве Вы спрашиваете, что Вам делать, когда Вы ныряете? Всем и так ясно: раз Вы ныряете, то именно этим Вы и занимаетесь. А вот клиентка спрашивает, что ей делать. Следовательно, для нее слово «нырять» имеет какой-то более глубокий смысл, чем обыкновенное погружение в воду.

Росси: Мне кажется, что это не более чем гипотеза.

Росси: [В 1987] Мое скептическое отношение объясняется тем, что я в тот момент был не в состоянии не то что принять – даже услышать то, что Эриксон нам пытался доказать. Его выводы в отношении символических и метафорических значений слов показались мне фантастически необоснованными. Мою интерпретацию слияния слов «нырять», «жить», «давать» он отнес к рангу спекуляции. Но сам же он, как мне кажется, разбираясь с вопросом клиентки «А что мне делать, когда я ныряю?», зашел в своих выводах о многозначности слишком далеко. С моей точки зрения, в этом вопросе нашла свое отражение несколько забегающая вперед рефлексия по поводу страха воды: подумайте сами, если клиентка не могла даже подойти к воде, то что же ей нужно было делать, если бы пришлось нырнуть?

Вот она, Вавилонская башня неоднозначности. У каждого человека свой жизненный опыт; мы, используя множественность значений, вкладываем неповторимый, уникальный смысл в свои знания – ив результате получаются совершенно различные выводы, предположения и оценки. Именно поэтому то, что безоговорочно обосновано для одного человека – абсолютно неприемлемо для другого. И именно из-за этого так трудно создать единую универсальную религию, а также единую психотерапевтическую методику.

1.46. Какрефрейминг, скрытые утверждения и терапевтические аналогии, использующие любовь, ослабляют психологическую травму; косвенное разрешение травматической ситуации; как ассоциации с устойчивыми навыками ослабляют страх; незнание и подсознательное обучение

Эриксон: Скажи, пожалуйста, как бы тебе хотелось научиться плавать?

Клиентка: По-моему, самое лучшее – это заполучить инструктора. А вот Линда научилась плавать, отталкиваясь от плотика. Тоже хороший способ.

Эриксон: Я всегда вспоминаю мальчика Джесона, который изо дня в день ходил на небольшой пруд и долго сидел там на мостках. Он говорил: «Я совершенно уверен, что уж этим летом обязательно научусь плавать. Это так же верно, как и то, что Бог создал зеленые яблочки.» Прошло много лет – а он так и не научился плавать. Как ты считаешь, ему можно было помочь?