Текст книги "Золотая орда (СИ)"
Автор книги: Мила Дрим
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я проснулась в полночь от крика, полного страдания. Спрыгнув с кровати, по пути роняя стул, я выбежала из комнаты и побежала на источник боли. Это кричала бабушка. Мы столкнулись с мамой в дверях, она опередила меня, неся бабушке стакан воды – ее жажда стала сильной. Говорят перед смертью, человек никак не может утолить ее.
Я шагнула в комнату, наблюдая, как мама поит бабушку. Ее сил хватило снова всего лишь на два глотка. Затем, она, застонав, смежила веки.
– Иди, ложись, – усталым голосом произнесла мама. Ее взгляд, задумчиво-печальный, застыл на мне.
– Я помогу, – ответила я, но мама покачала головой:
– Не надо
Я бросила на нее и бабушку взор: обе были измученны.
– Иди, – повторила мама, показывая взглядом, что сейчас моя помощь и присутствие – лишние. Я нерешительно вышла из комнаты.
После, я долго не могла заснуть. Я скрючилась на кровати, ощущая, как тревога раздирает мое тело и душу на части. Я боялась, что когда-нибудь придет время, и мне нужно будет вот так прощаться со своей мамой. Сердце тут же больно закололо – я любила маму и сама мысль о том, что это ждет нас в будущем, вызывала парализующий страх у меня. Снова послышались вымученные стоны – я уткнулась лицом в подушку, чувствуя, как глаза защипало, и вскоре слезы полились из них, оставляя горечь в моем горле и груди. Господи, я ничем не могла помочь своей бабушке, своей маме. Стоны усиливались, как и мамины шептания. Затем, стало тихо – видимо, бабушка заснула. Хлопнула дверь – послышался мамин шепот, полный горечи и слов отчаяния.
Я сжала веки, силясь совладать с противоречивыми чувствами – я хотела, чтобы бабушка жила, и я хотела, чтобы эти страдания закончились. Я зашептала молитву, тихо плача и ощущая отчаяние и запах смерти – пробирающий до дрожи, до ледяных мурашек. Я, напуганная, подтянула одеяло до самого носа и заснула.
Я проснулась от странного чувства, которое легло мне тяжелым грузом на грудь. Было уже утро, и я, мучаясь от догадок, медленно и тихо вышла из комнаты, направляясь к бабушке. Мама столкнулась со мной в коридоре. Она, глянув на меня покрасневшими глазами, молча пошла к бабушке со стаканом воды. Я прижалась к стене, спиной, облегченно выдыхая. Она была жива.
Но мамин плач, переходящий в рыдание, сообщил мне об обратном.
– Я только ушла за водой, – сокрушенным голосом сказала мне мама, выходя из комнаты. На миг я увидела в ней, всегда сильной и решительной, маленькую, потерянную девочку. Я обняла ее, и мы обе зарыдали.
Беда не пришла одна – в тот же вечер умер мамин брат от инсульта. Казалось, горе окружило нашу семью со всех сторон. Эти дни я помнила плохо – многое я делала, будучи уже на автомате, я была помощницей матери – старшая сестра, занятая маленьким сыном, не могла приехать. Конечно, я не единственная, кто помогал в таком деле, но все же, как на дочери, многое было на мне. Два дня я делала все, что было нужно: бегала за продуктами для поминок, готовила, мыла посуду, полы, убирала, встречала-провожала. Праздничные дни по случаю восьмого марта стали для меня изматывающим состязанием. Но я рада была быть занятой, гораздо хуже я ощущала себя в воскресенье, сидя в непривычно тихой квартире. Бабушкина голоса больше не было слышно. Я больше не смогу принести ей стакан воды, дотронуться до ее тонкой руки, уловить взгляд ее блекло-зеленых глаз. Я осознала это только теперь. Из моих глаз хлынули горячие потоки слез. Я прощалась с ней сейчас – когда ее тело уже лежало в холодной земле.
Я не помню, сколько так проплакала – меня привел в чувства грустный мамин голос – она просила сходить к тете Ане, взять у нее какие-то квитанции. Я накинула на себя фланелевый халат, который прикрывал мои колени, и вышла из квартиры. Запах сигаретного дыма и уличной прохлады ударил мне в нос. Я торопливо стала спускаться по лестнице. Тетя Аня жила этажом ниже. Как обычно, дверь у нее была не заперта – у нее всегда были гости из-за ее маленького бизнеса – самогоноварения.
Я шагнула внутрь: в нос мне ударил запах спирта. Я не стала говорить лишнего, и, забрав квитанции, отправилась к выходу. Уже на лестничной клетке я столкнулась с родственником тети Ани – племянником Антоном. Он был взрослым мужчиной, имел неприятное, пропитанное похотью, широкое, как сковорода, лицо и липкие руки. Антон преградил мне путь, взирая на меня с усмешкой. На лестничной клетке никого, кроме нас не было, а с тетиной квартиры доносился громкий звук включенного телевизора. Я попыталась проскользнуть мимо моего некровного родственника, однако тот ухватил меня за плечи, не позволяя сделать и шага. Его противные руки, и вонючий запах, исходящий от тела, заставили меня содрогнуться от отвращения.
– Пусти, – произнесла я, силясь не расплакаться, но знала – я была на грани. Еще никто не хватал меня, единственное, что раньше позволяли себе мужчины – пошлые взгляды, сальные улыбочки и замечания по поводу моих бесконечно длинных ног.
Антон ответил мне хохотом. Я дернулась, повторяя:
– Немедленно убери от меня руки!
– Сладкая девочка, давно хотел тебя попробовать, – приглушенно сообщил он мне, и тут, о, Боже, послышался шум – из соседней двери вышел сосед – местный алкаш, одноглазый дядя Валера, но как я рада была видеть его!
– Пусти девчонку! – рявкнул он, и Антон почему – то послушался его. Он убрал руки, и я, как ошпаренная, помчалась на свой этаж.
Заперев дверь на все два замка, я прижалась к ней, на миг, спиной, чтобы успокоиться. Понимая, что мама может застать меня в таком состоянии, я дошла до ванны и закрылась там. Мои руки тряслись, когда я ополаскивала лицо прохладной водой. Я глянула на свое отражение – я была очень бледная и невероятно напуганная. В моих глазах был страх. Из-за этого урода. Злость всколыхнулась во мне. Я не должна молчать. Если я промолчу – Антон решит, что можно повторять свои наглые приставания ко мне.
Я вышла на кухню с твердым решением обо всем рассказать маме. Но стоило только мне увидеть ее измученное, осунувшееся лицо и потухший взгляд покрасневших глаз, как моя решимость стала покидать меня. Она окончательно ушла, когда я услышала мамин голос, обращенный ко мне:
– Как я устала, Камила. Сердце что-то прихватило. Накапай мне валерьянки.
Я рванула к холодильнику и, отсчитав положенное число капель, протянула маме ложку с неприятно пахнущим лекарством и стакан с водой. Тут же в памяти всплыло, как совсем недавно я протягивала воду для бабушки. Я испугалась за маму. И поняла – не нужно ее тревожить тем, что произошло на лестничной клетке. Возможно, это больше не повторится. В любом случае это не стоило маминых переживаний. Она и так выглядела ужасно. Я не хотела добавлять ей страдания своим признанием.
Мама ушла спать, а я, сев за кухонный стол, устремила взор в окно – там было темно, тоскливо и дождливо. Как и на моей душе. Я обхватила лоб все еще дрожащими пальцами, размышляя. Будь у меня отец, он заступился бы за меня. Имей я старшего брата, я бы обратилась к нему в поисках защиты. Но у меня не было – ни того, ни другого. Я горестно вздохнула, приходя к последней мысли о том, будь у меня парень – достойный, сильный, то мне было бы значительно спокойней. Но правда состояла в том, что я была одинока, и некому из мужчин было защитить меня. Разве только дяде Валере – усмехнулась я. Одиночество было моим верным спутником. Не было у меня того, кто стал бы моей опорой, каменной стеной. Я сомневалась, что такие мужчины вообще существуют – пример нашей семьи говорил о том, что не стоит на них рассчитывать. И все равно, где-то, в глубине души, теплилась томительная, противоречащая всем доводам рассудка, надежда, что однажды в моей жизни появится прекрасный принц. Я все еще была неисправимым романтиком.
Последующие две недели были полны будничных забот – школа, уроки, подготовка к экзаменам, пробные ЕГЭ, домашние дела. Я очень уставала – уходила в семь, приходила после четырех – пяти дня – выжатая, как лимон и тоскливо поглядывала на книги Толкиена, понимая, что еще не время их читать. С мамой мы успевали перекинуться словами лишь за завтраком, и перед сном – за чашкой чая. У нее начались какие-то проверки на работе, и она полностью была занята ими – и, судя по ее лицу, мама была рада полностью погрузиться в дела, чтобы развеять скорбь и боль утраты.
Катя и Настя, как и я, были заняты учебой, и все, что мы успевали – пообщаться на переменах и в столовой, в очереди за сахарной булочкой. Они поддерживали меня, как могли – Катя пыталась отвлечь, рассказывая о своем очередном поклоннике и ультрамодной помаде, а у Насти всегда имелось доброе слово и теплый взгляд для меня, и я испытывала искреннюю благодарность к ним. В остальном – все наши силы были брошены на успешную подготовку к выпускным экзаменам. Мы не имели права разбрасываться своим временем. Давление учителей с каждым днем становилось на нас все ощутимее, впрочем, как и родственников – сдать ЕГЭ считалось самой важной миссией, провал которой молчаливо приравнивался к провалу всей жизни. Я была благодарна своей маме, что она не читала мне нотаций, но, в силу своего учительского характера, она все же, давила на меня, сама того не осознавая.
В конце концов, мой организм отплатил мне за длительное стрессовое состояние – прямо в последний день перед весенними каникулами, уже на шестом уроке, я поняла, что заболела.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Я вышла, чуть пошатываясь, из школы. Мои подруги шли рядом, бросая на меня сочувственные взгляды. Я послала им слабую улыбку, поплотнее кутаясь в свою тонкую, весеннюю курточку. Мое тело дрожало от болезни. Пасмурная погода тепла не прибавляла, а мне так хотелось согреться. Наверняка, моя температура была 37,2 – самое противное состояние.
– Мы тебя проводим, – решительным тоном заявила Настя, подхватывая меня за локоть с одной стороны, а Катя – с другой.
– А то упадешь где-нибудь еще, – добавила она.
– Только до аптеки, – сдалась я, мысленно подсчитывая, хватит ли моей мелочи на парацетамол и аскорбинку. Вроде, должно было хватить.
Подруги промолчали, и вместе мы, «святая троица», направились пешком. Воздух был такой желанный, вкусный – он пах приближающимся теплом, сыростью и какой-то безбашенной свободой. Я удивилась такому слову, ведь «безбашенность» это точно не ко мне, наверное, все это – из-за температуры и долгожданных весенних каникул.
Пока мы шли, я неожиданно почувствовала себя лучше. Видимо, приток воздуха был жизненно необходим моему уставшему организму. Меня почти перестало штормить, и я каким-то чудесным образом, не желая быть обузой для подруг, смогла убедить их, что сама смогу благополучно добраться до дома – мне оставалось-то всего половина пути. Катя и Настя согласились и, попрощавшись со мной, пошли на свою остановку – они жили в противоположной стороне.
Я же, спокойным шагом, наслаждаясь внезапным улучшением своего состояния, направилась в сторону аптеки. Мое настроение стало стремительно улучшаться, когда я вспомнила, что впереди – 8 дней каникул. Если я грамотно пролечусь за два дня, то оставшиеся шесть будут полны весенних прогулок. Я очень рассчитывала, что всю неделю будет солнышко – по крайней мере, утром, по телевизору снова говорили, что нас ждет теплая, солнечная весна. Если, все же, мне предстояло болеть, это не вызывало во мне отчаяния – в этом случае я планировала начать читать «Властелин колец».
Наконец, показалась аптека. Ее мигающая вывеска казалась непривычно яркой на фоне пасмурной, но не дождливой погоды. Серые тучи повисли недвижимым покрывалом над крышами домов, скрывая солнце. Я медленно поднялась по ступенькам и зашла внутрь. Нос тут же защекотало от запаха лекарств. Окинув взглядом небольшое помещение, я отметила, что обе кассы заняты. Я подошла к дальней. Стоящая передо мной старушка в платке, на котором были нарисованы розовые пионы, надушенная фиалковыми духами, всколыхнула во мне воспоминания о моей собственной бабушке. Глаза тут же защипало от подступивших слез. Я часто-часто заморгала и, пытаясь переключить свое внимание на что-то нейтральное, стала изучать лекарства. Я тут же стала запоминать их названия. Мне говорили, что с такой памятью на медицинские препараты, как у меня, мне нужно стать врачом или фармацевтом. Но это было невозможно – я боялась вида крови, и была неспособна в химии и биологии.
Стоящая передо мной бабушка начала медленно оглашать свой список, она путалась, сбивалась, из-за своих слезящихся, старых глаз, которые нуждались в очках, видимо, забытых дома. Фармацевт – молодая женщина с гладкими, светлыми волосами, раздраженно вздыхала, нетерпеливо постукивая длинными, накрашенными ногтями по стеклу с лекарствами. Я не понимала такого высокомерия – все мы, если доживем, когда-нибудь будем старыми и, скорее всего не столь здоровыми, как в молодости. И раздражаться на пожилого человека – было подобно тому, что испытывать такое чувство к грудному ребенку, не умеющему говорить и читать. Глупо, несправедливо. Я подошла к бабушке и предложила ей свою помощь. Та, окинув меня благодарным взглядом, передала в мои руки рецепт от кардиолога. Я начала озвучивать лекарства, и фармацевт принялась извлекать препараты. Наконец, дело было завершено. Бабушка, расплатившись, медленно побрела к двери. Я собралась было озвучить свой заказ светловолосой девушке, но та демонстративно не замечая меня, отошла в соседнее помещение.
Так и стояла я – у пустой кассы. Вторая все еще была занята. Мне было не по себе – создавалось впечатление, что я просто не существую. Я, желая занять и отвлечь себя от таких дурацких мыслей, в очередной раз прошлась по названиям лекарств, а затем устремила свой взор на окно и замерла. Прямо напротив, внизу, только что припарковался черный, тонированный мерседес.
Первая моя мысль была – ринуться к двери и убежать. Я нахмурилась – я рассуждала, как маленькая девочка. Да мало ли, сколько мерседесов в нашем городе? И почему я решила, что владелец этого авто заглянет именно сюда, в аптеку? Такие люди, вероятно, имели личных врачей, которые приезжали к ним на дом уже с лекарствами. А я-то напридумывала себе! Трусиха, какой была, такой и осталась. Я отвернулась от окна и, как раз, к кассе вернулась фармацевт.
– Парацетамол и аскорбиновую кислоту, – произнесла я максимально ровным голосом.
– Аскорбиновая кислота – в ампулах, таблетках, драже? – с вызовом глядя на меня, вопросила молодая женщина. Интересно, на что именно она так заделась – неужели за мою помощь той старушке?
– Драже, – ответила я.
И тут дверь позади меня, у входа, хлопнула. Хлопнуло и мое сердце. Тревожно, обреченно. Мой нос уловил дорогой мужской парфюм, смешанный с ароматом опасности. Я на миг сжала пальцы, прежде чем положить деньги за лекарство на кассу.
Я уже складывала все в сумку, когда услышала глубокий, мужской голос:
– Шприцы, адреналин, бинты, перекись водорода.
– Мы не продаем адреналин без рецепта, – начала было неуверенным тоном фармацевт, однако покупатель оборвал ее на полуслове:
– Сейчас продадите.
Фармацевт ринулась выполнять приказ, доставая из шкафчиков, закрытых на ключ, ампулы адреналина. Сквозь стекло я заметила, каким напряженным было ее лицо.
Я чуть отошла от кассы и начала медленно поворачивать голову в сторону незнакомца. В глаза тут же бросилась его фигура, выражавшая еле сдерживаемое нетерпение. У него были темные волосы, смуглое лицо и обаяние хищника, которое я успела уловить, когда мужчина, видимо, ощутив мой взгляд на себе, оглянулся и посмотрел прямо на меня. Его глаза – непонятного сейчас цвета, вспыхнули, затем вновь стали относительно спокойными. Он смотрел пару секунд, затем, губы мужчины изогнулись в какой-то странной, вызывающей мурашки по моему телу, улыбке. Затем, незнакомец отвернулся – фармацевт как раз принесла, все, что он требовал.
Когда я почти побежала по ступенькам, я, наконец, поняла, что значила эта улыбка. Она означала «ты – моя». Меня затошнило-затрясло от этой шальной мысли. Я, нервно оглянувшись пару раз, назад, поспешила вперед, желая скрыться за поворотом от чужих глаз. Каждый шаг отдавался ударом в моей голове. Кровь стучала в моих ушах – явный признак страха.
Лишь только завернув за угол, я почувствовала себя в относительной безопасности. Я еще больше ускорила шаг, когда поняла, что мое плохое самочувствие начало вновь возвращаться ко мне. Мне нужно было как можно скорее оказаться дома. Не хватало еще свалиться где-нибудь, что со мной никогда еще не случалось. Нет, я бывала в предобморочном состоянии, но сознание еще ни разу не теряла – не собралась делать этого и сегодня.
Я, немного взяв себя в руки, чуть сбавила ход – к тому же, до дома оставалось всего – ничего – перейти небольшую дорогу и пересечь двор с песочницами. Лавируя между лужицами, я приблизилась к дороге, и внезапно, что-то заставило меня обернуться. И моим глазам предстал мерседес, ехавший слева, чуть позади от меня. Автомобиль явно не торопился и придерживался минимального скоростного режима, он почти катился, выслеживая. Кого? Неужели меня?
Я резко отвернулась, и до моих ушей дошел мягкий звук открывающейся – закрывающейся двери машины. Мерседес обогнал меня, на приличной скорости устремляясь вперед, все дальше и дальше, вскоре, скрываясь среди потока машин. Но я знала – позади меня шел охотник. А я была дичью – по крайней мере, именно так я ощущала себя в эти минуты. Боясь встретиться с правдой лицом, я не стала оборачиваться и, торопливо перейдя дорогу, оказалась во дворе своего дома. Еще немного, еще чуть-чуть.
Но тут до меня дошло. Если я окажусь в подъезде наедине с преследующим меня мужчиной, вряд ли у меня будет шанс спастись. Не секрет, что большинство изнасилований происходило в подъездах дома. Сейчас, наверняка, многие жильцы были на работе. Ну а бабушки-одуванчики – не самые лучшие защитники. Поэтому, я решила, что находиться на улице, в относительно многолюдном дворе – намного безопаснее.
Я окончательно сбавила ход и, обнаружив скамейку, поверхность которой выглядела сухой, устало опустилась на нее, повернувшись лицом к проходящим мимо людям. Я обхватила свою сумку крепко-крепко, будто у меня там лежали несметные сокровища, и словно она была в состоянии меня защитить. Наивно, глупо, безнадежно.
Страх подкатил ко мне, и я уперлась взглядом в свои сапожки на каблуках – на них налипла грязь и кусочки прошлогодней листвы. Послышались шаги, каждый из них заставил мое сердце сжаться, а затем, ненормально быстро застучать.
«Пусть пройдет мимо. Пусть я ошиблась. Пусть я все это выдумала», – мысленно шептала я.
Но, невзирая на мой шепот, шаги замедлились. И мой взгляд увидел мужские, чуть остроносые, элегантные туфли. Костяшки моих пальцев побелели от моей усилившейся хватки на сумке. Я шумно сглотнула, тот час, ощущая слабую боль в горле. Я замерла, ожидая.
Мужчина сел рядом со мной, окутывая меня ароматом своего дорогого парфюма. Я покосилась на незнакомца, замечая, что он с полуулыбкой на смуглом, небритом лице, наблюдает за мной. Я была в шоке от такой откровенной наглости. Как он смеет? На место страха, внезапно, пришла решительность.
– Что вам нужно? – сорвалось с моих губ. Я, нахмурившись, осмелилась посмотреть прямо на мужчину. Ему было около тридцати, его лицо не имело ничего схожего со словами «юношеская привлекательность». Прямой, чуть широковатый нос, каре-зеленые глаза, черные, густые брови, густая щетина и невероятно, удивительно красивые, полные губы, которые слегка смягчали образ незнакомца, правда, намекая на его порочную сущность. Боже, да это самый что ни на есть «плохой парень», хотя интуитивно я ощутила – такое сравнение слишком слабое для этого мужчины.
– Пообщаться, – невозмутимо ответил незнакомец. Он чуть подался вперед, соединяя пальцы своих рук меж собой. Я скользнула по ним взглядом и не обнаружила обручального кольца или полоски незагорелой кожи на безымянном пальце. Зато я заметила, что костяшки пальцев были разбитыми, словно сидящий рядом мужчина совсем недавно избивал боксерскую грушу… Или человека?
– Вы, видимо, ошиблись, – произнесла я, пытаясь не впасть в панику. Общение? Что он подразумевал под словом общение?
– Это наша третья встреча, поэтому ошибки быть не может, – раздался властный голос, и самоуверенная улыбка чуть изогнула чувственные губы мужчины. Боже, он улыбался… как он улыбался!!!
– Что-что? – переспросила я, хмурясь.
– В аптеке, на остановке и у входа в дом культуры. Кстати, ты тогда так же прижимала свою сумку. У тебя там что-то важное? То, с чем ты там не в силах расстаться? – тон незнакомца был насмешливым, но не злобным.
У меня перехватило дыхание. Так вот оно что!
– Там у меня учебники и дневник. Я – ученица, – отчего-то вздернув подбородок, словно я сообщала мужчине, что супергероиня, произнесла я.
– Это поправимо, – улыбнувшись чуть шире, сообщил (или пообещал?!) он.
Я снова умолкла, глядя широко распахнутыми глазами на улыбающееся лицо незнакомца. Именно таких мужчин я всегда опасалась. Красивых, властных, в глазах, которых плясал такой огонь, который способен был спалить всех и вся. И вот она, ирония судьбы – именно он сидит сейчас рядом со мной.
– Мне нужно идти, – произнесла я, пытаясь встать и внутренне молясь, чтобы незнакомец не последовал за мной. Нужно было бежать от него. Я резко встала. Но мужчина тоже поднялся на ноги – теперь я поняла, что мы с ним почти одинакового роста.
– Я провожу, – сказал он, и я после этих слов плюхнулась на место, на скамейку, судорожно размышляя, как мне быть.
– Что вам нужно? – вновь повторила я.
– Пообщаться, – следом повторил мужчина.
– Зачем? – осмелилась я поинтересоваться.
– Захотел, – пожав широкими плечами, укрытыми в кожаной куртке, ответил незнакомец.
– Как все просто, – усмехнулась я, ощущая, как меня начало трясти – от страха и поднимающейся температуры. Домой, срочно домой.
– А зачем что-то усложнять? – выразительно изогнув черную бровь, вопросил мужчина.
Я покачала головой, глядя на него взглядом, полным непонимания.
– Да, усложнять незачем. Скажу, как есть – я не подхожу для общения, тем более для такого взрослого мужчины, как вы.
Уф, неужели я смогла сказать? молодец, Камила!
– Мне 26, – мужчина чуть подался вперед, одаривая меня хищнической улыбкой, словно он признался, что скоро подчинит себе весь мир.
– А мне – 17, и между нами ничего не может быть. Найдите себе компанию по возрасту, – сорвалось с моих губ, и я заметила, как мужчина, сперва, нахмурился, а потом рассмеялся.
– Ты считаешь меня старым? – наконец, вопросил он, приближая ко мне свое лицо, и в глазах вспыхнули предостерегающий огоньки.
– Не старым, – дипломатично начала я, – а зрелым. Таким, как вы, нужны женщины вашего возраста, ну или старше. Я не подхожу для таких игр. Я вообще не подхожу для игр.
– Все-то ты знаешь, – незнакомец откинулся на спинку скамейки, продолжая наблюдать за мной. Его взгляд прошелся по моему лицу: глаза, нос, задержался на губах, затем, вновь вернулся к моим глазам.
– Завтра в пять, здесь, – произнес мужчина.
Он что, назначил мне свидание?
– Я не могу, – испуганно произнесла я, отмечая, как недовольно он нахмурил брови, – я заболела. В аптеке купила парацетамол и витаминки. Не хотелось бы, проболеть все каникулы.
Господи, зачем я ему это рассказываю?! Как мне остановить в себе эту «душу нараспашку»?
– Сегодня пятница. Тогда в понедельник, в пять на этом месте, – мужчина поднялся на ноги, и я следом тоже. Он окинул меня выжидающим взглядом, и с моих губ сорвалось:
– Хорошо, я приду.
Удовлетворенная улыбка изогнула его губы. Признаться, его улыбка была невероятно красивая. Чисто мужская, завораживающая. Ох, температура, что ты делаешь со мной? Я уже сделала шаг в направлении своего дома, как услышала позади себя:
– Меня зовут Тимур.
