355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мила Бограш » В Plaz’e только девушки » Текст книги (страница 6)
В Plaz’e только девушки
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 01:26

Текст книги "В Plaz’e только девушки"


Автор книги: Мила Бограш



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Вот что! – решительно сказала Вероника. – Ты была на месте событий, тебе, как говорится, и флаг в руки. Странно это все… – пожала она плечами. – Смерть, предсказанная подружкой… Гадалка на пляже… Река мертвых… Мистикой отдает. А мистика, сама знаешь, дело темное…

– Хорошо, Вероника, – согласилась я, – попробую.

– Действуй, Вася, – благословила Вероника.

Так я получила новое редакционное задание. Не успела допить кофе, на мобильный позвонил Димон. Он уже ждал у подъезда редакции.

После того как я подписалась на журналистское расследование, твердо решила ничего не рассказывать мужу о том, что случилось со мной на Гоа. Мне кажется, мисс Марпл осталась старой девой исключительно потому, что знала – нет такого мужа, который поощрял бы ее рискованное любопытство. Поэтому, когда Димон в очередной раз спросил, как я съездила в Индию, я спокойно рассказала ему о теплом море, смуглых индианках в разноцветных сари, сверкающих самоцветах, душных черных ночах и настырных обезьянах. Он был удовлетворен моим нехитрым повествованием.

Я не сразу начала свое расследование, подождала, пока муж уедет в очередную командировку. Он так редко бывал дома, что эти дни я посвятила только ему. Изредка звонила Алене, узнать, как наши дела. Дела шли как обычно. Сотрудницы и кошки согласно прейскуранту радовали новоселов. Алена готовила кастинг шпионов. Обещала организовать его сразу после Нового года, обычно в это время у нас не бывает срочных дел. Рикемчук меня не беспокоил. Еще не вернулись с Гоа Павел и мать Еремы, поэтому новой информации о его гибели у меня не было, а из той, что была, не давали покоя два взаимоисключающих факта.

Первый – на теле Еремы не обнаружено следов насилия, следовательно, версия о его самоубийстве имела место. Второй – рассказ Вероники, о том, что Ерема всегда старался находить выход из любой безвыходной ситуации. Такое жизнелюбие вроде бы исключало суицид. Я постоянно прокручивала в памяти наши с ним разговоры. С одной стороны, безысходное – «все надоело», с другой – оптимистичное «у меня есть новая идея». Вот это – «с одной», «с другой», как чаши весов не могли обрести равновесия в моих рассуждениях о его загадочной смерти. Неужели в итоге безысходность перетянула?

Я позвонила Алине – подруге-психологу. Понимала, что заочно она не сможет определить: был ли склонен Ерема к суициду, но Алина обладала редким даром подсказывать неожиданные решения.

Мы встретились в небольшом кафе на Никитской. Алина любила эти крохотные городские оазисы, как она их называла. И правда, в комнатке на пять столиков с небольшим баром было зелено, чисто, уютно, пахло свежесмолотым кофе и сдобой. Каждый столик отделен от другого декоративным деревцем, что создавало доверительную интимность. Впрочем, в этот ранний час мы и так были одни. Нам быстро принесли кофе и мороженое.

– Как ты? – оглядела я подругу – красивую, сдержанную, чуть усталую…

– Работаю… – улыбнулась она, слегка отхлебнув из чашки. И я поняла, что в ее жизни ничего не изменилось.

– А ты загорела, Вася… – одобрила меня Алина, пробуя ложечкой шоколадный шарик, – тебе идет…

– На Гоа отдыхала. – Я протянула ей сакральное индийское серебряное колечко «наваратна» с девятью разными самоцветами:

– Это тебе, на счастье.

– Спасибо, – примерила она нарядный перстень. – Как отдохнула?

– Плохо…

– Что случилось? – Она отставила мороженое.

Я рассказала обо всем, что произошло со мной на Гоа.

– Ты из-за этого решила со мной встретиться? – поняла Алина.

– И из-за этого тоже, – не стала я отрицать, пробуя кофе с корицей.

– Я чем-то могу помочь?

– Понимаешь, Алина, полицейские считают, что смерть Еремы выглядит как самоубийство. Но я видела его в тот вечер. Говорила с ним по телефону буквально за час до гибели. Он собирался ложиться спать, но не вечным же сном. Разве может человек вот так, ни с того ни с сего, покончить с собой?

– Что значит, «ни с того ни с сего»? – переспросила она, снова принимаясь за мороженое.

– Он был здоров. Во всяком случае, на болезни не жаловался. Успешен – известный высокооплачиваемый писатель. Молод – чуть за сорок. Ну и как мужик… в полном порядке. Даже меня пытался соблазнить, – покраснев, призналась я.

– Действительно, легче утопиться… – хмыкнула Алина, прихлебывая кофе.

– Алин, ты поперхнешься, – нахмурилась я. – Я ведь серьезно, он ни на что такое не намекал, даже не оставил прощальной записки.

– Видишь ли, Вася… Ты кофе-то пей, а то остынет. Кто-то очень точно сказал: самоубийцы часто уходят по-английски. Не прощаясь. Суицид подчас является полной неожиданностью. Для близких… Для окружающих… Иногда, для самого человека… Помнишь, у Бунина? В одном его рассказе. Там тоже некий господин утром искупался в море. Потом позавтракал в своей гостинице. Выпил бутылку шампанского, выкурил сигарету. Дословно я запомнила только последнюю строчку: « Возвратясь в свой номер, он лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов». [6]6
  Иван Бунин, «Кавказ».


[Закрыть]
И записки, заметь, не оставил. Как ты думаешь, почему?

– Ну кто же будет афишировать подобные желания…

– Бывает, что афишируют. Но это, так называемые демонстративные самоубийцы. Человек жалуется всем, кто готов слушать: жить надоело, все обрыдло… И в итоге, действительно, сводит счеты с жизнью. Но это не наш с тобой случай. Классный здесь кофе, правда?

– Да, – я отхлебнула глоточек эспрессо. – Кофе классный, – и продолжила: – Ерема на жизнь не жаловался. Хотя, как я поняла, он был на распутье – прежнее дело бросил, нового еще не начал. Расстался со своей пассией. Но я повторяю, Лина, он производил впечатление абсолютно нормального человека.

– Вася, я могу рассуждать только умозрительно. Все, о чем ты рассказала, можно повернуть и так, и эдак. Дело в том, что самоубийцы в большинстве случаев не психически больные, а нормальные люди, но оказавшиеся в сложной жизненной ситуации. Или на распутье, как ты сказала. Еремей – писатель, личность сложная, с обостренной реакцией, богатым воображением. То, что для обычного человека пустяк, для него могло вырасти в непереносимую трагедию. Ты говоришь, накануне поездки он расстался со своей девушкой?

– Он так сказал… – кивнула я, зачерпнув вишневое мороженое.

– А не сказал, почему?

– Нет.

– Ну вот, видишь… Чужая душа не просто потемки – тьма беспросветная. Как в захламленном подвале. Сам подчас не ведаешь, обо что споткнешься и что натворишь. Что уж о посторонних говорить. Ты ведь не близко его знала?

– В общем, да…

– Что за новое дело он затеял?

– Он не рассказал, – растерянно ответила я, допивая кофе.

– А почему, несмотря на зловещее предсказание своей девушки, все-таки поехал на Гоа? Что ему стоило выбрать другое место? Мало ли на свете стран приятных для отдыха и лично для него безопасных?

– Не знаю…

– Я так понимаю, Вася, что несмотря на кажущуюся легкость общения, он был не склонен откровенничать. И, кроме того, тебе неизвестно главное.

– Что?

– Что произошло с Еремеем той ночью. Сразу после твоего звонка. Хочешь еще кофе? – отодвинула она свою чашку.

– Нет.

– Тогда пошли. Мне пора.

Как я и предполагала, наша встреча с Алиной ситуацию не прояснила. Но личность Еремы для меня как бы высветилась новой гранью. Он стал казаться мне человеком с двойным дном. Действительно, много хохмил, но мало говорил о важных для него вещах. Эти его постоянные недосказанности… И ключ, который он попросил «если что» передать матери…

Ключ! Как же я про него забыла!

Дома я первым делом бросилась искать ключ, который вручил мне Ерема. Но… ключа не было. Я перетряхнула пляжную сумку, вывернула карманы джинсов и «бермуды». Постиранные вещи еще висели на балконе, значит, ключ, точно, не запутался в носке или в купальнике. Похоже, где-то выронила, растяпа! Утешало одно – Ерема сказал, денег в ячейке нет. Ладно, как-нибудь потом займусь этим. Он вроде бы говорил, что сбербанк где-то неподалеку от его дома. Найду. Напишу заявление о потере ключа. Не горит…

На следующий день мне позвонил Павел и пригласил на похороны Еремея.

За три месяца до…

Яна решила больше не заниматься мутной конторой, которая принимает на непонятную работу немодельных женщин. Она поняла, что ненароком залезла не в свой огород. Время сейчас стремное, лучше не соваться куда не следует со своим любопытством. Статью об агентствах занятости написала на других примерах. Но естественное журналистское любопытство не оставляло. Она связалась с невзрачной Верой. Та сразу развеяла ее смутные подозрения. Вера пребывала в щенячьем восторге, готовилась к первой командировке.

– Все, в общем, прекрасно… – щебетала счастливая девушка.

– Почему «в общем»? – Яну зацепило это слово. – Что-то не так?

– Нет, нет… – слегка замялась Вера, – я еще сама не все знаю. Давай как-нибудь потом встретимся. Поговорим.

– Хорошо, – согласилась Яна, – будет время, звони.

Но репортерская жизнь, как скорый поезд. И соседи постоянно меняются, и пейзаж за окном поминутно другой, поэтому не часто вспоминаешь о том отрезке пути, который с кем-то уже проехала. Она так и не собралась позвонить Вере. И Вера тоже не объявлялась.

Яна уже стала забывать случайную встречу, когда неожиданно увидела в родной газете фотографию: Агния среди каких-то деловых людей. Яна сразу ее узнала. Вспомнила самоуверенную блондинку, которая хмуро писала заявление о приеме на работу. Посмотрела на подпись к снимку – сотрудники городской мэрии на благотворительном вечере. Подошла к коллеге, которая готовила заметку, показала на фото Агнии:

– Кто это?

– Да ты чего?! – удивилась она. – Это же жена Кузьмы Брагина.

– Того самого, что на квасном патриотизма продвинулся? – вспомнила Яна лидера патриотических движений, поддерживаемого правящей партией.

– Ага. Пробивной малый. Карьерист, но с идеями.

– Да, я помню, помешан на патриархальных ценностях. Домострой. Устав Ярослава Мудрого… То, се…

– Ага, – подтвердила коллега, – считает русскую семью оплотом отечества. Жена у него, как у Цезаря, вне подозрений. Помнишь его знаменитое высказывание: «Худую женку из дома вон!» – в смысле, плохую, а не тощую. У него, сама видишь, жена очень даже в теле.

– Нет, не слышала. Как это – «вон»? Типа сорной травы в поле?

– Вот-вот. Я как-то его спросила: «Вы что же, призываете, как в Древней Руси, изменившую женщину голой выставить напоказ, вывалять в дегте и перьях, привязать к позорному столбу? И – кнутом ее! Прочь из родного села?»

– «Не так люто, не так срамно…». Он всегда отвечает эдаким былинным слогом. «Но поганая женка – удар мужу в спину. Потому предки наши блудливых жен камнями побивали, в монастыри ссылали. И поделом. Негоже подолом трепать, чужое семя с русским мешать, чтобы не вырождались наши исконные богатыри».

– Он что, идиот? – уставилась на нее Яна. – В мире давно уже нет ни исконных русских, ни исконных французских. За столько веков все в мире друг с другом перемешались. Разве что папуасы Новой Гвинеи – исключение или дикари в дебрях Амазонки.

– Идиот он или нет, не знаю, – ответила собеседница, – я его к психиатру не водила. Но спросила: «А если ваша жена вдруг увлечется? Всякое в жизни бывает… Вы и ее – тоже в монастырь или камень на шею?» «Моя жена под венцом в верности клялась, – завывает. – А коли изменит, она не жена мне больше, а клятвопреступница».

– Волчица позорная, короче, – посмеялась Яна над новоявленным Васисуалием Лоханкиным и вздохнула сочувственно: – Бедная женщина.

– Совсем не бедная, – усмехнулась подруга. – Сидит себе дома или по крутым тусовкам шляется – вот и все ее занятия. Все при ней. Одна проблема – спать исключительно с этим козлом или…

– Или? – спросила Яна.

– Или умело водить его за нос, – подмигнула коллега. – А ты что про нее спрашиваешь? Знаешь ее, что ли?

– Да нет, – Яна решила держать язык за зубами. – Мне показалось лицо знакомое. Обозналась, видно.

– Бывает.

Коллега отвернулась к компу, начала строчить очередную заметку.

Яна задумалась. Агния – жена самого Брагина. С какой стати ей устраиваться на работу по объявлению? Странно…

* * *

Еремея Гребнева хоронили на Кунцевском кладбище. На центральной аллее собрались близкие, друзья, фанаты-читатели, издатели, кто-то из литературных чинов. Отдельной группкой стояли его мать, Павел, немногие родственники. Я встала чуть поодаль, хотелось увидеть всех как бы со стороны.

– Хозяйка, землицы кладбищенской не надоть? – сунулась ко мне небритая щербатая рожа.

– Чего? – воззрилась я на диковинного индивидуального предпринимателя.

– У нас без обмана, – тряс он перед моим носом грязным пакетом, – свеженькая… Прямо от трехдневного покойничка. Как полагается…

– Кому полагается?

– Ну так… как же… Это дело ваше, бабье. Кого ты там хочешь известь?

– Никого не хочу, – испуганно отстранилась я.

– Все равно бери… Глядишь, пригодится. Вон какого молодого хоронят, – кивнул он на портрет Еремея, – не иначе, ваша сестра постаралась.

– Вали отсюда! – цикнула я на бомжа.

– Как знаешь, как знаешь…

Он неторопливо затрюхал со своим тлетворным пакетом.

Я подошла поближе к Павлу. Он узнал меня, поздоровался сдержанно. Выразила соболезнования матери Еремы. Она держалась строго, не плакала, только глаза были как незрячие. Не знаю, услышала ли она мое сбивчивое бормотание, но безучастно кивнула, пригласила на поминки. Недалеко от этой группы рыдала девушка в черном. Она так искренне убивалась, что невольно обращала на себя внимание неподдельным горем. Ее прижимала к себе другая – симпатичная и белокурая. Подружка, наверное.

Еремея хоронили в закрытом гробу. Отдающие последний долг шли к нему в скорбной очереди. Но отзвучали прощальные речи, смолкли траурные марши, гроб опустили в могилу. Мать первой подошла и бросила горсть земли. За ней потянулись остальные. Постепенно люди стали расходиться. Мы, немногие приглашенные на поминки, заторопились к автобусу.

После кладбищенской стужи в салоне я не сразу отогрелась. Мы сели рядом с Пашей, больше я здесь никого не знала. Он уставился в окно. А я на него. Неожиданно подумала: а кто он, собственно? Кем на самом деле был для Еремы? Как оказался рядом с ним? Я слегка тронула его за рукав. Он обернулся.

– Паш, ты как с Еремой познакомился?

– …Как мы познакомились? – переспросил он, помолчал и нехотя процедил: – Я приехал в Москву. Встретился с Еремой. Стал ему помогать. Иногда…

– Тебя это устраивало?

– Почему нет… – И он снова отвернулся к окну.

А было все так. Павел Пышкин послал на e-mail Гребнева предложение: «Готов сотрудничать. Слава не нужна, нужны деньги». Оставил свой электронный адрес. Отдельно прикрепил файл с собственными публикациями – короткими рассказами в жанре экшен. Вскоре на его электронный адрес пришло короткое послание: «Будешь в Москве, звони» и номер мобильного Еремея Гребнева.

Паша тут же купил билет на поезд. Сдал на год квартиру, подешевле, но зато получил деньги вперед. И поехал покорять столицу. Где остановиться на первое время, он знал. В институтском общежитии остались знакомые ребята. Заранее созвонился с ними. Они и приютили, поставив одно, но непременное условие – «накрыть поляну». Паша раскошелился на хорошую выпивку и закуску, а потом с полным правом заснул на свободной койке. На следующее утро позвонил Ереме. Договорились встретиться в полдень в сквере на Чистых прудах.

– Значит, «бабки» нужны? – Ерема не стал тянуть резину.

– Нужны, – ответил прямо и Паша.

– Вот тебе «рыба». Завтра подгребешь сюда, принесешь, что накропал.

Он передал Павлу сложенный вдвое листок. Павел положил «рыбу» в барсетку.

– Чтобы было «как у нас, только лучше в десять раз», – напутствовал его Ерема цитатой из Розенбаума. – Ну, бывай.

Они разошлись – до завтра. Ерема даже руки на прощание не подал. Только небрежно кивнул.

Паша помчался в общежитие. Сел за комп – общий для всех в этой комнате. Развернул листок. Там была всего одна строчка: «Следователь Белов влюбился».

Еремей даже не спросил: читал ли Павел его книги. Подразумевалось, что не только читал, но должен был выучить чуть ли не наизусть. Паша внимательно прочел все детективы Егора Крутова и теперь попробовал вообразить, как влюбляются упертые следаки. Но не вышло. Вместо признания в любви в голове вертелась только фраза про «чистосердечное признание». А это далеко не одно и то же.

В боевиках Гребнева до сих пор любовных линий не было. Его зануда Белов, как Шерлок Холмс, сердечных мук еще не знал. И вот на тебе… Любовь, блин! Паша занервничал. Если не справится с заданием, их сотрудничество с Еремеем закончится, не начавшись. А что потом? Выдать «желтухам» компромат на Гребнева, мол, тот тайком ищет «негров»? Чем он докажет? Да и кого это волнует… Значит, снова в свой Зажопинск? Но там теперь даже жить негде – квартира сдана, а бомжей в их городе активно не приветствовали. Это не Москва, где никому ни до кого дела нет.

Что же написать?

Гребнев не стал бы писать банальности про любовь-морковь, он придумал бы что-то эдакое, с вывертом. За то его и любили. «Следователь Белов – старый холостяк, по бабам не ходок, любит одну свою черепашку, – мучительно вспоминал Паша. И вдруг… В кого он мог влюбиться? Паша еще раз заглянул в записку – Гребнев не написал ничего, кроме того, что написал.

Паша ломал голову. В подследственную? Нет, в тюремную шалаву Белов не влюбится, он человек долга. В прохожую на улице тоже – он бирюк по натуре. В коллегу? Белов со всеми держит дистанцию. В длинноногую модель? С какого бодуна? Он этих барышень только по телевизору видел, да еще в «обезьяннике». В кого? В кого?! В кого?!!

В эти минуты Павел возненавидел всех баб, которые были не в состоянии охмурить какого-то замшелого следака, а его, Пашу, лишали последней надежды. Ему осточертел этот хренов пень Белов – наверняка, тайный зоофил. Украдкой трахает свою черепаху и тем счастлив.

Дико разболелась голова. Павел понял, что ничего не придумает. Не мог этот козел Белов влюбиться – и все тут. Значит, не судьба и ему, Паше, связать себя дружескими и творческими узами с Еремеем в недостижимой столице нашей родины Москве. Он пересчитал деньги. На обратный билет хватало и на выпивку оставалось. Хлопнув с досады дверью, вышел из общежития и отправился в ближайшее кафе.

Москва ластилась и дразнила. Было уютно в вечернем городе, маняще светились вывески и фонари, отражаясь в глянце дорогих машин. Улыбались душистые нарядные женщины. Чужой праздник… Паша вспомнил темные улицы своего маленького городка, колдобины, незакрытые канализационные люки, визгливые пьяные свары и чуть не заплакал. Решил немного пройтись. Не входить же в кафе с покрасневшими глазами – стыдно. Эта безжалостная Москва имеет особый нюх на слабаков и брезгливо их сторонится.

Он шел по улочке. И вдруг он остановился, еще не понимая, почему. В глаза бросилась вывеска на какой-то забегаловке «Плюшевая Тортилла». С вывески ему призывно подмигнула задорная черепашка. Паша стремглав бросился назад. Его осенило – с черепахи все должно начинаться! Не раздеваясь, сел за комп, начал строчить.

…Пришел Белов домой, а его КлавдЕи нет. Он перерыл все ящики, выбросил вещи из всех шкафов, высыпал овощи из ящика на кухне – нет Клавдеи. И тут раздался звонок в дверь. На пороге стояла милая девушка и протягивала ему черепашку…

Паша все трогательно расписал – мечущегося следака, стройную незнакомку в легких домашних брючках и простой кофточке, смущение старого холостяка, неуклюжее приглашение на чай. Девушка увидела разгром в его конуре, но глазом не повела, за что он ей был особо благодарен. А она поняла, как он добр, но одинок. Пока пили чай среди полного развала, следак узнал, что Лидия всего второй день как снимает здесь квартиру. То-то он прежде не видел ее в подъезде.

Выяснилось, что они коллеги. Она учится на юридическом. Утром писала реферат, вдруг услышала сзади шорох. Смотрит, черепаха! Оказывается, Белов спустился за почтой и оставил дверь открытой – черепаха на лестницу выползла. А когда Лидия вышла к мусоропроводу и не затворила за собой дверь – Клавдея заползла к ней. Взяла черепашку в руки, постучалась к соседке. Та сказала – это Белова. Ну и так далее…

Белов помог написать реферат неопытной студентке. Затем новые встречи. Белов влюбился, уже решил сделать предложение, но однажды увидел в окно, как Лидию провожает какой-то упакованный мэн на крутом джипе. Посмотрел Белов на свой сильно подержанный «форд». Вздохнул и остался со своей черепашкой…

Потом Павел придумал второй вариант, со счастливым концом.

Черепашка заболела микозом. Паша заглянул в Яндекс – это самая распространенная болезнь у черепах. Панцирь как бы покрывается плесенью.

Белов в ужасе. Черепашка на последнем издыхании. Белов мчится в ближайшую ветбольницу. Там симпатичная докторша выхаживает Клавдею. Лечение длится не один день. Черепашке лучше, а Белов сам не свой. Он готов спасительницу рептилии держать рядом с собой день и ночь. На последнем приеме, когда она передавала Белову исцеленную черепаху, он неловко задержал руки врачихи в своих. Они чуть не уронили бедную хромую Клавдею… Словом, Белов женился на докторше. Они счастливы, довольны и ждут прибавления семейства…

На следующее утро Павел с Гребневым снова встретились. Еремей пробежал глазами оба текста. Хмыкнул.

– Годится. Значит так… То, что мы работаем вместе, знаем только мы. Понял?

– Да.

– Деньги тебе плачу я. Понял?

– Да. Сколько?

– Для начала пятьсот баксов за книгу.

– Согласен, – обрадовался Паша.

Тогда это казалось много. В общем, за год они написали вместе десять книг. Книгу Паша, книгу Гребнев. Паша уже мог снять комнату. После первого романа расценки повысились втрое. Теперь Еремей платил ему по полторы штуки за книгу. Больше, чем получают многие «рабы». Но Паше этого было мало. Не денег, нет. Он зубами скрежетал, когда критики хвалили очередной блестящий триллер Гребнева, который написал он, Павел Пышкин.

Поминки устроили на квартире матери Еремы. Когда мы вошли, большой стол посреди комнаты был уже накрыт. Все как водится – кутья, непременные блины, салаты, студень, водка…

Гости молча расселись. Не чокаясь, выпили. Потом пошли тосты. Мне тяжело было среди незнакомых людей, я встала, пошла на кухню. Там, прислонясь лбом к оконному стеклу, плакала та самая девушка, что так сильно горевала на кладбище. Теперь она стояла одна, ее белокурая подружка, видно, вышла покурить. Девушка меня не заметила, а я услышала, как она шептала: «Ведь я знала… Знала…» Мне стало жаль ее, я подошла, погладила по плечу:

– На, выпей.

Налила воды из початой бутылки «Архыза», протянула ей.

Она взяла машинально, сделала несколько глотков.

– Ты кто? – спросила я.

– Марта… – ответила она.

– Марта?

Мне это имя ничего не говорило.

– Да, я гражданская жена Еремы.

– Так это ты… – невольно вырвалось у меня. Это была та самая «подруга», с которой Ерема, по его словам, расстался перед отъездом.

– Ты что, знаешь меня? – удивилась она.

– Нет, но Ерема говорил о тебе.

– Ерема? С тобой? Почему? – она посмотрела настороженно.

– Мы неожиданно встретились…

– Так ты была там с ним? – ревниво переспросила она.

– Я не с ним была, я была сама по себе. Но мы раньше друг друга знали. Вместе работали.

– Понятно…

Ее глаза снова наполнились слезами.

– А что ты знала? – спросила я. – Ты все время твердишь: «Я знала, я знала…»

– Я предупреждала его, что эта поездка добром не кончится, – нехотя ответила Марта.

– С чего ты взяла? – теперь уже я недоверчиво посмотрела на нее.

– Гороскоп его показывал, что именно первого декабря… – начала она.

– А-а… – перебила я. Ерема что-то скептически говорил о ее пророчествах. Мне стало неинтересно. Все астрологические прогнозы верны задним числом.

– Слушай, – попросила я, – дай мне свой телефон. Давай об этом после поговорим. Мне есть что тебе рассказать, и тебя кое о чем хотелось бы расспросить. Наедине. А сегодня… сама понимаешь.

– Хорошо.

На отрывной записной книжке с карандашом, висевшей на холодильнике она написала номер своего мобильного. Я в свою очередь оставила свой:

– Созвонимся…

Положила листок в карман, тихо вышла из кухни и решила незаметно уйти. Во мне здесь нужды не было. В машине подумала: «Марта уверяет, что звезды предсказали Ереме гибель. И он утонул в точно названный ею день. Странное совпадение… Они расстались, и вдруг он погиб. Есть ли связь между их разрывом и его неожиданной смертью? А может, эта доморощенная ведьмочка Марта не только звезды считает?»

«Ваша сестра постаралась…» – вспомнились мне зловещие слова торговца кладбищенской землицей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю