Текст книги "Страна цветущего шиповника (СИ)"

Автор книги: Мила Бачурова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 8

Дровяной сарай возник из темноты неожиданно – как будто вырос. К сараю Тина и Ник подошли крадучись, сзади – входная дверь из окон «большого дома» отлично просматривалась. А в задней стене дверей не наблюдалось.

Тина подумала, что сейчас ей, вероятнее всего, придется ждать здесь – пока Ник каким-то образом незаметно выкатит мотоцикл, – но парень снова ее удивил. Он повис на нижней ветке дерева, росшего рядом с сараем, подтянулся, выталкивая себя наверх, и встал на ветку ногами. Забрался на следующую.

Раскидистая крона дерева почти касалась чердачного окна под крышей. Неужели прямо с ветки туда запрыгнет? Но все оказалось проще – Ник перебросил на подоконник извлеченную откуда-то толстую доску. Должно быть, специально прятал среди густых ветвей. Качнул доску ногой, проверяя, устойчиво ли легла, и в два шага перебежал на подоконник.

Тине ужасно хотелось крикнуть: «Мотоцикл на веревке будешь спускать?» – но она благоразумно промолчала.

Следующий ее поступок был совсем не благоразумным. Но очень уж захотелось увидеть обалдевшее лицо Ника.

Забраться на дерево, с ее-то гимнастическими навыками – тьфу. Перебежать по доске – детская забава.

Тина спрыгнула с подоконника в... в комнату, наверное. Судя по тому, что на полу тут лежал матрас с одеялом и подушками, а рядом пристроились две большие картонные коробки, со свисающим из одной рукавом толстовки – чердак был обитаем.

– Ты, что... тут живешь? – выпалила Тина.

– Охренела? – одновременно с ней рявкнул Ник. Он стоял на коленях, роясь в одной из коробок. Увидев Тину, подпрыгнул от неожиданности. – А если бы упала?!

– Пришлось бы «скорую» вызывать, – горестно вздохнула Тина. – И спалили бы твой контрабандный склад. – Она оглядела коробки. Готова была спорить на что угодно, что внутри – не только одежда. – Думал, что самый умный, да? Что никому сюда, кроме тебя, не забраться?

– Забраться можно по-человечески, – мрачно отозвался Ник. – Изнутри, по лестнице – если так уж приспичит. И не фиг было дурака валять. Один раз тебе повезло, а в другой – шею свернешь.

– За свою беспокойся, – рассердилась Тина. – Как вы все достали, воспитывать! Смотри.

Она вскочила на подоконник.

– Стой! – Ник рванул за ней.

Попробовал поймать, но поздно – Тина уже спрыгнула на доску.

Аккуратными шажками прошла до середины. На секунду замерла – и встала на руки. Жаль, лица Ника не видела в темноте.

Прошла на руках до самого подоконника. Грациозно опустилась на ноги и нырнула обратно в комнату.

– Браво. – Ник насмешливо поаплодировал – он успел взять себя в руки. – В цирке выступать не пробовала?

– В цирке гимнастов полно, – парировала Тина, – там клоунов не хватает. Может, сам пойдешь?

Ник неожиданно рассмеялся.

– Уела, – признал он. – Серьезно, кстати: парни из шоу в цирковых программах часто подрабатывают. Мне всего пару трюков докатать осталось – и тоже, сказали, возьмут.

– Вот-вот, – кивнула Тина. – Как самому не байке с трамплинов летать – так ничего, можно. А как мне по доске пробежаться, так сразу «охренела».

– Ладно тебе. – Ник потрепал ее по плечу. – Это я от неожиданности. Ну и разозлился малость, что ты в мою берлогу залезла... Не протрепись, ладно?

Тина обвела глазами помещение.

– А почему ты здесь живешь? Я думала, там же где Мария... Неужели там настолько неуютно, что лучше на чердаке?

Слуги жили в левом крыле «большого» дома.

– Нормально там. Просто здесь свободней.

– А, – сообразила Тина. – Мария не слышит, как ты девок водишь?

– Дались тебе мои девки, – фыркнул Ник. – Хуже матери, ей-богу! На вот лучше, примерь. – Он вытащил из коробки то, что искал – мотоциклетный шлем.

Протянул Тине. Она надела.

– Великоват...

– Там сзади рычажок. – Ник положил Тинину руку на упомянутый рычажок. – Подкрути по себе.

Она попробовала.

– Все равно болтается.

– Ну, другого нет. Извиняй... Пошли?

– Так ты за шлемом сюда приходил? – сообразила Тина. – А мотоцикл где?

– Сейчас, из-под матраса выкачу, – фыркнул Ник. Кивнул на окно. – Вылезай, циркачка. Будет тебе мотоцикл.

***

Все оказалось до смешного просто: мотоцикл Ник прятал в глубине сада. Выкатил его на дорогу через знакомую калитку.

Хлопнул по сиденью позади себя:

– Прошу, сеньорита.

– Благодарю.

Тина неловко села. Ник, обернувшись, ухмыльнулся.

– Там можно за ручки держаться, – он кивком показал, – но лучше за меня. За меня – надежнее. Особенно, если прижмешься покрепче.

Тина горделиво фыркнула, всем своим видом показывая, что Ник – последний на земле человек, к которому она готова прижиматься, и ухватилась за ручки. Однако, после того как мотоцикл в очередной раз подпрыгнул на лежачем полицейском, передумала. Держаться за Ника и впрямь оказалось сподручнее.

Из городка они выехали быстро. Тина думала, что направятся вдоль берега, к соседнему городу, но Ник свернул на узкую горную дорогу.

Мотоцикл, натужно фырча, поднимался вверх, справа тянулись обтянутые проволочной сеткой – от камнепада – скалы, а слева дорога заканчивалась обрывом. Тина не думала, что подъем окажется таким жутким. Она вообще не думала, что в мире благополучного до оскомины, полусонного курортного побережья существуют дороги, которых стоит бояться.

На поворотах вцеплялась в Ника так, что немели пальцы. Тине давно стало наплевать на то, что он подумает. Обтянутое курткой тело парня представлялось единственной надежной опорой. Тине стоило немалых усилий не спрашивать: «Куда мы едем?» и «Долго еще?» Она прятала лицо у Ника за спиной. Не смотреть на дорогу было не так страшно, как смотреть.

Мысленно Тина ругала Ника и себя последними словами. Его – за то, что позвал, себя – за то, что согласилась. Вот же дура! Улетит с обрыва в пропасть – хоронить нечего будет.

– Псих, – тяжело дыша, сказала Тина, когда они наконец остановились. – Это кошмар, а не дорога! Тебе говорили, что ты сумасшедший?

– Было дело, – кивнул Ник. – Кларк – тот вообще обещал в дурку упрятать.

– Очень жаль, что не упрятал!

– Ну, это кому как, – ухмыльнулся он. – Идем?

– Куда?

– Вон туда. – Ник мотнул головой. – На байке там не проехать, пешком надо.

Тина обернулась. Они с Ником стояли на небольшой площадке, перед очередным поворотом дороги. Дорожный серпантин уходил дальше, вверх, а в стороне, куда показывал Ник, темнела пещера.

На лице у Тины, должно быть, было написано все, что она думает о ночных посещениях пещер.

– Боишься? – поддел Ник.

– До смерти, – как могла небрежно, фыркнула Тина. – В дерьмо наступить, например.

– Это вряд ли. Туристы досюда не добираются. – Освещая пространство перед собой фарой, Ник покатил байк в сторону пещеры.

Тине оставалось либо ждать, либо идти за ним. Рассудив про себя, что остаться тут в одиночестве – все же страшнее, чем нырнуть в темноту, она догнала Ника.

– Аккуратней только, не споткнись. – Он прислонил байк к скале у входа в пещеру. Пристроил на лоб специальный фонарик. – Тут каменюги под ногами здоровые.

***

«Здоровые каменюги» – это был мягко сказано. С десяток метров Тина и Ник пробирались между камней, среди которых попадались экземпляры высотой по пояс.

– Здесь по весне речка течет, – объяснил Ник, – когда снег сходит. Сейчас-то пересохла, мы с тобой по руслу ползем.

Тина не ответила. Была слишком занята тем, чтобы не поскользнуться, и слишком зла на Ника. Решила, что выскажется потом, когда они отсюда выберутся. И стесняться в выражениях не будет.

Она даже первую фразу придумала: «Ну и где тут зарыт святой Грааль?», но не сказала. Забыла.

Каменный переход закончился внезапно – они просто выбрались по камням на открытое пространство. Тина обрела наконец возможность выпрямиться, сделала шаг вперед – и замерла.

Они стояли на широком скальном уступе, а далеко внизу плескалось море.

Городок, со спускающимся к берегу коттеджами, отелями, барами и ресторанами, отсюда казался дорогой, искусно сделанной игрушкой.

Тина разглядела ярко подсвеченную старинную ратушу на центральной площади городка, ленту освещенной фонарями набережной, гуляющих вдоль берега и сидящих в кафе под платанами людей.

На пляжах грустили сложенные на ночь зонтики. Далеко в море, за линией мигающих красными огоньками бакенов, по воде скользили две яхты: будто наперегонки. И – ни ветерка, ни шевеления вокруг.

Тине показалось, что камни под ногами – вот сейчас, при ней – выдохнули в последний раз, отдавая накопленное за день тепло – и замерли. Днем они, наверное, так раскалены, что не притронуться. А сейчас – хорошо. И густой-густой аромат, в воздухе вокруг.

Тина потрогала прилепившийся к скале колючий куст. Дикий шиповник. Вот откуда аромат...

Постояв немного, она уселась прямо на теплые камни. Ник опустился на корточки рядом, привалился спиной к скале. Он молчал. Тина его и не видела – только сцепленные на коленях руки в перчатках. И это было очень хорошо – то, что он молчит.

Тина подумала, что Брайан, например – да любой ее знакомый – обязательно произнес бы вежливую банальность, вроде «Какая красота!» – если бы, конечно, Брайан нашел способ сюда добраться. Да и сама она, если бы находилась тут в обществе Брайана или любого своего знакомого, тоже непременно сказала бы «Какая красота!» – и после этого уже никому не было бы дела до красоты, а пришлось бы поддерживать дурацкий разговор.

Нику можно было ничего не говорить. И это было чудесно.

Тина тоже откинулась спиной на скалу, заложила за голову руки. Долго следила за тем, как дальняя яхта постепенно догоняет ту, что впереди. Задумчиво проговорила:

– Ты хотел бы быть там?

– Я бы где угодно хотел быть, – не сразу отозвался Ник. Он тоже смотрел на яхты. – Если бы меня в том месте в покое оставили.

– Ты поэтому в Милан сбежал?

– Не только... Но и поэтому, да.

– И часто ты сюда забираешься?

Ник качнул головой.

– Сейчас – нет. А в детстве чуть не каждый день бегал, я на это место случайно наткнулся. В свое время все скалы в округе излазил... Сидел вон там, – Ник кивком указал на край уступа, – и думал: вот сорвусь сейчас, и никто меня не найдет. Они ведь даже знать не будут, где искать! И жутко этим гордился.

– Я один раз тоже сбежала, – помолчав, призналась Тина, – но меня быстро нашли. Мы тогда в Париже жили, а поймали, когда пыталась сесть на поезд в Марсель.

– Почему в Марсель?

– А мы там до Парижа жили, на побережье. Я запомнила море и корабли. Дядька, который нашей кухарке рыбу привозил, моряк был. Усатый такой. И все кухарке рассказывал, что скоро в рейс уйдет. На три месяца – в море! И я все думала – офигеть, вот это работа. Три месяца – далеко-далеко... Хотела с ним попроситься. Дура была.

– Вот и я был дурак. – Ник вздохнул. – Думал, стану взрослым – и сразу все проблемы закончатся. Просто, сами собой исчезнут.

– Никуда они не исчезают.

– Знаю... Ладно, поехали.

– Уже? – расстроилась Тина.

– Пора. Обратно ехать – дольше, чем сюда. Спускаться всегда опаснее.

«Пообещай, что еще сюда приедем», – хотела попросить Тина. Но сдержалась.

Ник откачнулся от стены. Тина думала, что поднимется на ноги – но он вдруг оказался перед ней.

Он ничего не делал, просто ждал и серьезно смотрел на нее. Тина сама положила руки ему на плечи.

Они целовались взахлеб, до одурения. Отстранялись друг от друга, смотрели, бормотали что-то вроде «надо идти» – и снова начинали целоваться.

После тысячного «надо идти», спотыкаясь на камнях, пробрались к выходу из пещеры.

Дорогу до городка Тина не запомнила. Она прижималась щекой к спине Ника, чувствовала его тело под своими руками, слушала, как под курткой бьется его сердце. Она, кажется, всю жизнь могла бы провести вот так – прижимаясь к нему.

В саду поместья они быстро поцеловались – и Тина побежала к своему домику. До возвращения Брайана нужно было успеть переодеться и причесаться. Ник остался в саду, прятать мотоцикл.

Когда в балконную дверь осторожно постучали, сердце у Тины подпрыгнуло. Она бросилась к балкону – но это оказался Брайан.

– Выиграли! – сияя, объявил он.

Тина не сразу поняла, о чем речь. Так задумалась, что даже, зачем здесь Брайан, сообразила не сразу.

– Э-э-э... Да? Что ж, поздравляю.

– Правда? – Брайан заискивающе заглянул ей в глаза. – Не обижаешься? Это – в первый и последний раз, клянусь!

– Правда, – совершенно искренне подтвердила Тина. – Вообще не обижаюсь.

Ей казалось, что вокруг все еще пахнет шиповником.

Глава 9

Неаполь. Наши дни

– Ночью, когда банкирское семейство наконец-то выставили, а в доме прибрали, Ник пришел ко мне, – поднимая голову, рассказала Тина бармену. Кивнула на бокал, прося наполнить – в очередной раз удивилась тому, как быстро он опустел. – Я ждала, хотя мы не договаривались. Я знала, что он придет. И, знаешь? В ту ночь ничего не было. Мы не боялись, нет... Точнее, я не боялась того, что может случиться, а он не боялся, что может меня спугнуть. Но, просто – мы оба знали, что все обязательно будет. И будто оттягивали этот момент, понимаешь? Лежали рядом, целовались... Даже не разговаривали. И очень быстро заснули. Когда я проснулась, Ника рядом не было. Ушел, чтобы не застукала Роберта. – Она улыбнулась. – А потом... О, да. Потом все было. Через ночь, или через две... Я не помню, испытала оргазм в первый раз, или нет... Нет, наверное – с первого раза это только в кино бывает. Но это было как-то и неважно. Я знала, что все будет – и Ник тоже знал. Мы совпали, как два кусочка паззла. И, когда дорвались друг до друга по-настоящему – у-у-у, что началось! – Тина счастливо рассмеялась. – Мы занимались любовью везде. В ночном море, пляжной кабинке для переодевания, в бельевом чулане за прачечной. – Тина икнула. – По ночам я пробиралась к нему на чердак, утром уходила к себе. Мне нравилось дразнить Ника. Я выходила к завтраку в легком платье, не надевала под него белье. И садилась за стол так, чтобы солнечные лучи просвечивали платье насквозь. – Она выпрямилась за стойкой, демонстрируя, как садилась. – А он, глядя на меня, скрипел зубами... Ух, как мне потом доставалось. – Тина рассмеялась счастливым смехом. – Знаешь, так любить можно только однажды. Когда тебе восемнадцать. Потом... потом ты становишься старше. Расчетливее. Подлее. И рано или поздно осознаешь, что секс – это всего-навсего инструмент, которым можно пользоваться так же успешно, как компьютером, например. – Тина отхлебнула виски и грохнула стакан о стойку. – Ник все переживал, что я могу залететь. Даже отвез меня на консультацию – к их местной тетке, у которой обслуживались женщины и девушки, жившие в городке без регистрации. Тетка оказалась совсем не страшной. Поулыбалась мне, прописала противозачаточные таблетки. Очень правильно, потому что без них я бы непременно залетела. Знаешь... иногда я жалею, что это не случилось.

Тина сложила руки на столе, уткнулась подбородком в ладони.

– Может быть, если бы я тогда залетела, мне бы удалось сохранить ребенка. Подольше не сознаваться, а на позднем сроке Эндрю сам не допустил бы аборта. Но я не залетела. И, когда мы с Ником в итоге попались, Эндрю его выгнал. Пообещал, что привлечет к суду за растление – мне ведь только-только исполнилось восемнадцать, а для суда имеет значение даже один день. Если бы Эндрю подал в суд, то поверили бы ему. Что все случилось раньше – до того, как мне исполнилось восемнадцать. И мы с Ником оба это поняли. Тогда... когда это произошло... Эндрю застукал нас в саду, в сарайчике для инвентаря... я думала, что он убьет Ника. И, знаешь – он бы его убил.

Тина выпрямилась.

– Я видела это по его бешеным глазам. На стене сарайчика висел топор, и Эндрю схватил его. Но Ник оказался ловчее. Когда Эндрю взялся за топор, Ник выдернул из кучи инвентаря заступ. И сказал:

«Если еще раз дернешься, я эту дрянь не удержу. Она прилетит прямо в твою поганую голову».

Эндрю поднял топор и зарычал. Правда, он зарычал, как зверь! А Ник захохотал. И это было еще страшнее, чем рык.

«Непривычно, да? – перехватывая заступ обеими руками, крикнул он. – Маленький беззащитный Ники больше не скулит и не бьется в истерике? Ники стал взрослым, и таким тебе уже не нравится?»

«Заткнись! – взревел Эндрю. – Проваливай отсюда!»

«Я уйду, – сказал Ник. – Но, если ты притронешься к ней хоть пальцем...» – Он посмотрел на меня.

«Он ничего мне не сделает, – сказала я, – не бойся».

В тот момент я не понимала, о чем они говорят. Я тогда вообще мало что понимала. Я подошла к Нику и взяла его за руку – ту, в которой не было заступа.

«Я люблю этого парня, Эндрю», – сказала я.

«Господи, какая ты глупая», – сказал отчим.

Он стал вдруг очень-очень спокойным. Повесил на стену топор и отряхнул руки.

«Идем домой. – Он повернулся к Нику. – А тебя через полчаса не должно здесь быть. И в твоих интересах сделать все для того, чтобы больше не попадаться мне на глаза».

Эндрю вышел из сарайчика и пошел к дому – не сомневаясь, что я пойду за ним. Он смотрел под ноги и аккуратно обходил лужи.

Тина заглянула в опустевший бокал. Подождала, пока бармен снова его наполнит.

– Я до сих пор помню наш разговор. Почти каждое слово. Я шла за Эндрю в полной уверенности, что дома скажу единственную фразу: спасибо за все, прощай. Но вышло совсем не так. Эндрю отвел меня в столовую и плотно закрыл двери.

«Я когда-нибудь давал повод усомниться в том, что желаю тебе добра, Ти?» – спросил он.

Я покачала головой:

«Нет. Никогда».

«Что ж, надеюсь, что ты и в этот раз мне поверишь. Ты, конечно, вольна поступать как вздумается, и я приму любое твое решение. За то, что погорячился – извини. Но, видишь ли... Этот парень – последний человек на земле, которому я соглашусь тебя доверить. – Эндрю волновался, но говорил твердо. Поднял руку, останавливая меня: – Подожди, не перебивай! Мне тоже когда-то было восемнадцать. Я помню это состояние: уверенности, что нынешняя любовь – единственная, и она навсегда. Что в твоей жизни никогда не будет другого чувства – по той простой причине, что никто другой тебе не нужен. Я тоже был готов растоптать каждого, кто встанет на моем пути, и бежать за своей любимой без оглядки – туда, куда она позовет».

«Ну и что в этом плохого?»

Эндрю вздохнул.

«Ничего. Кроме того, о чем я уже сказал... Ты знакома с Ники всего месяц, а я наблюдаю этого парня семь лет. Он взрослел у меня на глазах. И, поверь, я знаю, о чем говорю. Он... крайне несдержанный человек. Ты этого, скорее всего, пока не почувствовала, но Ник опасен, Ти. Он агрессивный, легко впадает в ярость. Я... догадываюсь, что тебе уже доводилось видеть его раздетым».

Я вспыхнула, но с вызовом подтвердила:

«Да».

«Зная Ники, не сомневался в этом... Так вот. Думаю, ты не могла не заметить шрамы, вот тут. – Эндрю чиркнул себя растопыренными пальцами по боку. – Он рассказывал, откуда это?»

Я покачала головой.

«Нет».

Конечно, я видела шрамы, о которых говорил Эндрю. Разглядела еще тогда, когда Ник бежал от качелей, натягивая на ходу рубашку. И конечно, не могла не спросить, откуда это. Шрамов было четыре – длинных, глубоких, три на ребрах и один – поперек живота.

Ник скривился. «Ох, ну до чего ж вы, девки, любопытный народ! Ни одна мимо не прошла – всем расскажи, откуда... Кошка поцарапала».

Шрамы и правда походили бы на следы кошачьих когтей – если представить себе кошку размером с медведя. Я тогда надулась и больше ни о чем не спрашивала.

«Ники подрался с одним из местных парней, – сказал Эндрю. – Вспылил из-за сущего пустяка и едва не проломил этому парню череп. За парня вступились друзья, у кого-то из них была мотоциклетная цепь. Шрамы – следы от нее. Ники поправился быстро, а тот парень долго лежал в больнице. Мария буквально валялась у меня в ногах – уговаривала заплатить, чтобы родители парня не подали в суд. У Ники тогда не было гражданства, ему грозили тюрьма и высылка из страны».

«Ты заплатил?»

«Да. Дело замяли... Едва поправившись, Ники снова с кем-то подрался. А потом сбежал, и еще два года его никто не видел. Изредка он звонил Марии, но в городе не появлялся... Понятия не имею, где он жил и чем занимался. Ти. – Эндрю взял меня за руку. – Я понимаю твои чувства. Ники – яркий, не лишенный обаяния парень, а ты еще очень молода. Ты влюблена, а когда приходит любовь – разум засыпает. Иначе ты бы давно задумалась о том, кто он – и кто ты. Когда схлынет первая влюбленность, о чем ты будешь разговаривать с этим полуграмотным бродягой? На что будешь жить, заканчивать учебу? Ты ведь пришла мне сказать, что хочешь быть с ним, а мое мнение тебя не интересует, так?»

Я покраснела, потому что действительно собиралась сказать именно это. Пролепетала:

«У меня есть мамино наследство».

Эндрю грустно улыбнулся.

«Которое ты получишь только по достижению двадцати одного года. Никогда не задумывалась, почему именно двадцать один, а не восемнадцать?»

Я задумывалась, разумеется. И страшно злилась, что это так.

«Почему?»

«Потому что если, скажем, между „тридцать“ и „тридцать три“ разницы почти нет, то между „восемнадцать“ и „двадцать один“ – колоссальная пропасть. К восемнадцати ты едва успеваешь выбраться из-под домашней опеки, а в двадцать один многие уже самостоятельно зарабатывают на жизнь. Снимают квартиры, создают пары, заводят домашних питомцев и прочее. Уровень ответственности повышается. Понимаю, что в это трудно поверить, но через три года ты будешь рассуждать совсем не так, как сейчас. И я пытаюсь уберечь тебя от ошибки».

Я опустила голову. Я не знала, что ответить. Эндрю вздохнул. Привлек меня к себе и погладил по волосам.

«Попрошу, чтобы тебе постелили в спальне Маргариты, – сказал он. – Не хочу, чтобы ты сегодня ночевала в гостевом домике. Мне кажется, тебе нужно побыть одной. И хорошенько подумать».

Я не стала с ним спорить. А на следующий день Ника в поместье уже не было. Заплаканная Мария сказала, что он уехал еще ночью.

«Сплошное горе с ним, барышня, – вытирая слезы, пожаловалась она. – Такой же бешеный, как отец».

«Вы любили его отца?» – вырвалось у меня.

Мария не удивилась вопросу. Просто ответила:

«Любила, барышня. Ох, как любила... Сошлись по молодости, потом его в армию забрали. Я ждала. Пришел – поженились, Никитка родился. А времена тогда сложные настали – денег нет, работы нет... Меня подруга пристроила на рынке торговать. Со временем я с ней начала в Турцию за товаром ездить, подолгу дома не бывала. Муж ревновал – хотя, чем угодно поклянусь – зря. Никиткой совсем не занимался, скинул моим родителям. Я прощала, даже когда он выпивать начал – все ждала, что стерпится-слюбится. Пока он однажды руку на меня не поднял. И вот тут я испугалась – хотя потом, как протрезвел, умолял простить и клялся, что больше никогда... Но я к тому времени поумнела маленько. Поняла, что ничего не изменится. И уехала – чтобы с глаз долой, из сердца вон. Сначала в Турцию, потом сюда перебралась – спасибо леди Маргарите, царство ей небесное. Больше с мужиками всерьез не сходилась, хватило мне одного. Да и Никитка, как подрос, на кавалеров моих крысился. В отца пошел характером. – Мария горько засмеялась. – И девкам проходу не дает, и подраться – только повод дай... Ох, не надо было его сюда звать, знала ведь, что не ладят они с мистером Кларком... И не позвать не могла – соскучилась ужасно. А что случилось-то, барышня? – спохватилась она, – вы знаете? Никитка ведь толком ничего не сказал. Я, говорит, уезжаю, как на месте буду, позвоню – и только я его и видела».

«Не знаю, – соврала я. – Просто Ник... э-э-э... обещал меня проконсультировать по мотоциклам, одна моя подруга интересуется этой темой. Я собиралась поговорить с ним сегодня – а Роберта сказала, что он уехал».

Мария засуетилась, дала мне телефон Ника – который я уже месяц как выучила наизусть.

Я не стала звонить. Ни тогда, ни после. Я вдруг вспомнила о том, как мы с ним купались в шторм.