Текст книги "Капкан на наследника"

Автор книги: Микки Спиллейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Микки Спиллейн
Капкан на наследника (Под крышкой гроба)

Глава 1

К тому времени, когда я осушил пару стаканов в баре международного аэропорта Кеннеди, мои попутчики по рейсу «Люфтганзы» номер 16 успели пройти таможенный досмотр. Носильщики уже кинули мою видавшую виды кожаную сумку в кучу невостребованных вещей в дальнем конце зала, и мне пришлось потихонечку ее вытаскивать из-под кучи такого же потрепанного барахла и пары лыж. На дворе стоял июнь, и совершенно непонятно, как тут мог оказаться набор для слалома, но, что и говорить, бывают такие самоотверженные лыжники, которые в состоянии найти снег в любом месте в любое время.

Одинокий таксист оторвался от газеты, приветственно оскалился и распахнул дверцу автомобиля. Я закинул внутрь свой багаж, сунул десятидолларовую бумажку через разделяющее нас стекло и плюхнулся на заднее сиденье. Шофер подозрительно поглядел на банкнот и перевел взгляд на меня:

– За что это?

– За твое время. Поезжай как можно медленнее, хочу поглядеть, во что превратился Нью-Йорк за эти годы.

– Давно у нас не были?

– Да, давненько.

– Что вам сказать, за это время город успели разобрать по частям и отстроить заново. Ничего нового. Кругом толпы народу.

Я дал ему адрес и попросил выбрать самый длинный маршрут.

Таксист оказался прав. Ничего не изменилось. Совсем как на ферме, где земля всегда одна и та же. Меняются посевы, может быть, цвет и высота растений, их густота, но когда урожай собран, на свет божий появляются прежние луга и поля, все те же ложбинки, овраги и пригорки.

На мосту Триборо шофер лениво махнул рукой в сторону неясных очертаний на фоне неба. Похоже, его обуревали те же думы, что и меня.

– Напоминает мне Иводзиму[1]1
  Иводзима – остров в северо-западной части Тихого океана, на котором в 1945 г. произошло крупное сражение вооруженных сил США и Японии. Одержавшие победу американцы водрузили свой флаг над горой Сирубати.


[Закрыть]. Всю эту возню на горе. И что? Парни давно уж в могиле, а гора вот она, стоит, как и стояла. И кому она на фиг была нужна?

– Может, тем, кто там жил?

У дома Ли таксист взял с меня плату по счетчику и широко заулыбался, увидев, что я накинул еще десятку сверху.

– Довольны? Ехали достаточно медленно?

– Ты был прав. Ничего не изменилось, – улыбнулся я ему в ответ.

– Знаете, вы могли бы прокатиться по городу на экскурсионном автобусе и...

– Зачем мне это надо – я же здесь вырос! Все, что хотел увидеть, увидел.

Водитель глубокомысленно покачал головой и спрятал бабки в карман. Он окинул меня взглядом, в котором сквозило то странное, присущее только коренным жителям Нью-Йорка неприкрытое любопытство, и медленно, как бы нараспев, произнес:

– И кому же достанется на орехи, старина?

Мои губы растянулись в невольной улыбке. А я уже начал забывать, что таксисты всегда были отличными психологами. Самыми лучшими после барменов.

– Неужели от меня веет бедой? – спросил я.

– Да ты – сама беда, – ответил он и укатил прочь.

* * *

Швейцар заявил мне, что Ли Шей живет в квартире 6Д, но даже пальцем не пошевелил, чтобы объявить о моем визите. Я сел в лифт с шикарной, разодетой в пух и прах парочкой, увешанной с ног до головы антикварным золотом и бриллиантами. Да уж, Ли знал, как выбирать себе жилье. Видно, его фермерская сущность неплохо уживалась с прекрасным деловым чутьем. Сомневаться не приходилось: он до сих пор брал от жизни все и развлекался, как мог. По крайней мере, в этом-то он никогда не изменится.

Я нажал на звонок и услышал, как его переливы слились с грохотом стерео и высоким звонким смехом, доносившимися изнутри, вслед за этим дверь распахнулась, и на пороге появился Ли: высокий, подтянутый, в руках виски с содовой, улыбка от уха до уха. На нем красовались жокейские шорты в красную полоску с пуговкой, на которой было написано «LOVE», больше никакой одежды не наблюдалось. Однако для Ли это была всего лишь униформа, на которую никто не обращал никакого внимания.

– Дог, грязный ты сукин сын, какого черта ты не сообщил нам время прилета? – радостно поприветствовал он меня, вырвал из рук сумку, порывисто обнял и повел в комнату.

– Так проще, не надо никому дергаться. Вот дьявол, мы битый час проторчали в пробке, никак не меньше!

– Черт, здорово снова увидеть тебя! – Ли повернул голову и закричал через плечо: – Эй, сладкая моя, иди сюда, крошка!

На его зов откликнулась обладательница того самого звонкого смеха. Высокая шикарная брюнетка, словно сошедшая с обложки журнала «Риск», изящным жестом протянула мне стакан. На ней не было ничего, кроме черного атласного пояса, плотно охватывавшего тонкую талию.

– Дог, это Роза, – сказал Ли.

– Так ты и есть тот самый Дог?

– Тот самый Дог?

– Из военных рассказов Ли. А я уж начала было думать, что ты мифический герой.

– Роза – проститутка, – рассмеялся Ли. – Высококлассная и высокооплачиваемая. Мы с ней друзья.

Я с удовольствием отхлебнул из стакана. Это был мой любимый напиток: качественное недорогое виски с имбирным лимонадом.

– Ну, тогда и мы могли бы подружиться, – улыбнулся я Розе. – Я вас ни от чего не оторвал?

– Кончай, старина! Мы ждали тебя. – Он сделал шаг назад и осмотрел меня с ног до головы. – Все тот же оборванец Дог. – Ли поглядел на Розу и покачал головой. – Знаешь, он никогда не гладил свою форму. Командир дивизиона не оторвал ему за это задницу только потому, что фрицев на его счету числилось больше, чем у нас всех, вместе взятых. Кроме того, он никогда не покидал базу.

– Да пока вы пьянствовали в Лондоне, я неплохо проводил время на базе. Чего тащиться за тридевять земель, если и там было полно хорошеньких кисок, – напомнил я ему.

Роза взяла меня за руку и повела в гостиную, а Ли шел за нами с моими пожитками в руках и приговаривал:

– Как обычно, один драный портфель, набитый товарами для туземцев. Из одежды только то, что на нем, а морда давно нуждается в бритве.

– Просто мы целых полдня проторчали в Шанноне, приятель. Нас вынесло прямо на берег, а Шаннон оказался единственным открытым местом.

– И ты направился прямо в дюны, с бутылкой виски в одной руке и красоткой в другой, я угадал?

– Я направился в комнату отдыха с книгой в одной руке и банкой пива в другой. – Я остановился в конце коридора и окинул взглядом всю квартиру. Вид был дичайший: огромное холостяцкое логово со всякими штучками, какие только могут понадобиться профессиональному совратителю, готовому к действию по первому зову.

– Мило, – хмыкнул я. – Какого черта ты так и не женился?

Роза сжала мне руку и заливисто расхохоталась:

– Такие мальчики не женятся. Все, что им надо, – так это порезвиться и поиграть.

– Довольно дорогая площадка для игр, – поглядел я на Ли. – Чем зарабатываешь?

Он вытащил из стакана кубик льда и, смачно причмокнув, отправил его в рот.

– Свожу кое-кого вместе, старина.

Я нахмурился, но Ли лишь еще больше расплылся в улыбке:

– Да не в том смысле, не подумай! Реклама и шоу-бизнес, вот и все. Если я кого и сватаю, так это труднодоступную собственность, а людей продаю только театрам и режиссерам. Хватает, чтобы оплатить игровую площадку.

– А кто оплачивает партнеров по играм?

Ли схватился за пояс на талии Розы, потянул к себе, тот легко поддался, развязался и остался у него в руке. Это было все равно что раздеть и без того голого. Совершенно неожиданно девушка оказалась абсолютно обнаженной, и эффект был шокирующим. Я потряс головой и снова обратился к своему стакану.

– Для развлечений нужны друзья, – сказал я своему коктейлю.

Роза мотнула головой, и красивые локоны раскинулись по ее плечам.

– Дог, ты должен был таращиться во все глаза, но ты этого не делаешь. Почему?

– Да вот не хотелось бы смущаться после первой же встречи. Но тебя не так-то легко позабыть, так что можешь не переживать.

Роза осушила стакан и поставила его на столик.

– Почему бы мне не оставить вас? Поболтайте, вспомните былое, а пока вы будете размазывать сопли, пойду найду кого-нибудь, и мы все вчетвером немного встряхнем этот городишко.

– Послушай, Ли... – начал я, но он не дал мне договорить, просто махнул рукой, а потом страстно притянул Розу к себе:

– Ты хорошеешь день ото дня, сладкая моя. Она права, Дог. Наверстаем упущенное. – Он легонько шлепнул ее по заднице. – Пожалуй, тебе все же стоит накинуть на себя что-нибудь перед выходом. – Ли протянул ей пояс, и она повязала его вокруг талии. – Так-то лучше, – улыбнулся Ли.

Я покачал головой и расхохотался. Мне казалось, что после войны подобные сцены канули в прошлое. Мы смотрели, как она плавной походкой прошествовала в спальню, словно вышагивая по подиуму самого дорогого дома моделей, и, будто завороженные, наблюдали за тем, как перекатываются мускулы на ее прелестной попке и как сверкает на свету ее чистая кожа. Роза остановилась у двери и повернулась к нам.

– Дог? – спросила она. – А как будет полностью?

– Догерон. Это старинное имя, ирландское.

– Мне больше нравится Дог. Ты кусаешься?

– Только в порыве страсти, – ответил я.

РАЗМЫШЛЕНИЯ. РОЗА ПОРТЕР, НЕ ЗАМУЖЕМ, 28 ЛЕТ

Каких-то три года работы проституткой, и ни одна замужняя женщина не годится мне в подметки. У них нет таких опыта и знаний. Кроме одного – лишь замужняя может ответить на вопрос, зачем нужен мужчина. А началось все с толстого сорокапятилетнего бакалейщика, и вот моя невинность канула в Лету, а взамен я получила две пачки пшеничных хлопьев и шоколадный батончик в придачу. Этот урод хотел, чтобы я держала язык за зубами.

Придурок из «Бейли-Хай» возомнил себя искусителем девственниц, а поскольку он был у меня лишь вторым и я была совсем неопытной, то он зачислил в свой список и меня. Какое-то время я имела бешеную популярность в команде. Может, стоит повнимательнее посмотреть в зеркало? С телом мне повезло. Никаких прыщей, большие сиськи, персиковая кожа и пушистая киска, которая жаждет лишь одного.

Хэл говорил, что я похожа на суку в период течки... Он был сумасшедшим художником, рисующим комиксы для журналов, и первым нежным мужчиной в моей жизни. Он любил целоваться перед тем, как трахнуть меня, и смеялся, если я намокала от возбуждения. Иногда дело даже не доходило до настоящего секса. Он смеялся и целовал меня во все места... и однажды ночью признался, как сильно любит меня. Но у него была лейкемия, и он хотел спокойно умереть где-нибудь на склонах гор во Флориде. Он оставил мне двенадцать тысяч долларов в ценных бумагах, велел проглотить эту горькую пилюлю, не принимать все близко к сердцу и веселиться от души.

Я купила себе диплом о среднем образовании и стала девочкой по вызову. Ни один мужчина не мог обмануть меня, заманить в ловушку и обставить. Так я думала. Два года назад потеряла счет парням, и все они стали казаться одинаковыми. Никаких душевных ран. Может, несколько шрамов от укусов, но никаких душевных ран, никаких терзаний. Я словно кошка на охоте. Высококлассная проститутка, вот кто я такая. Анальный секс? С удовольствием, мистер. Просто потрахаться? Видать, вы большой оригинал, чтобы платить за такое.

Любой годится. Все западают на длинные волосы и стройные ножки.

Все, кроме этого вонючего Дога. Он поглядел на мое голое тело и сказал «Привет!». Он восхищается, одобрительно кивает, жмет мне руку, но не более того. Шекки Монрой однажды отвалил пять сотен только за то, чтобы дотронуться рукой до моей киски. А этот мерзкий Дог говорит «Привет!» и улыбается.

И что хуже всего, он делает это искренне. Этот ублюдок не притворяется. Они все недооценивают его, и кто-то обязательно поплатится за свою недальновидность.

Что касается меня, то мне повезло. Меня невозможно обидеть. Но мне любопытно. Особенно мне хочется узнать, что таится за этой улыбкой. Гаденыш видит меня насквозь, как и всех вокруг.

Ладно, Дог, теперь моя очередь изучить тебя. Одежда неплохая, но слишком старая. В кармане не больше пятидесяти баксов. Да я вчера вечером между коктейлем и обедом больше заработала! Когда я взяла его за руку, то немного испугалась, потому что для его возраста рука оказалась слишком сильной. Позёр? Как знать. Дешевый парикмахер обкорнал его. Как сивку-бурку, но волосы густые и через неделю-другую снова отрастут. Кое-где пробивается седина, а спереди виднеется целая белая прядь. Он тяжеловат, но на теле ни капли жира, и ходит как-то странно: одна рука все время свободно болтается. На что бы ни обращал он свой взор, эти зеленые глаза все замечают и все запоминают.

Мне хотелось бы переспать с ним, но не стоит даже пытаться. Такие сами выбирают место и время.

Кстати о времени. На часах три минуты шестого. Я знаю Дога уже целых восемь минут.

* * *

Вся комната была уставлена пустыми банками из-под пива «Пабст». Его эмблема – голубые ленточки с печатями – украшала собой любое мало-мальски подходящее горизонтальное пространство спальни, включая спинку кровати, куда я аккуратненько пристроил только что допитую баночку, и теперь она угрожающе нависала прямо над моим лицом. На полу валялась пара полотенец, пытавшихся впитать пролитое пиво, а я лежал и слушал Ли, и мне казалось, что время повернулось вспять. Только прежде Ли не носил шорты с надписью «LOVE» на пуговке.

– Не будь глупым упрямым ублюдком, – внушал он мне. – И не смей говорить, что ты не можешь остановиться у меня. Мать твою, зачем тратить бешеные бабки на отели? В наше время невозможно найти даже приличную комнату, если только ты не стрижешь капусту тоннами, но и тогда на это уйдет не меньше пары месяцев.

Я дернул колечко на крышке новой банки пива.

– Оставь это, Ли. Вам, любителям поразвлечься, ни к чему постояльцы.

– Фигня. У меня две спальни. Если же народу будет слишком много, что ж, зрители тоже не помешают. Я утратил всякий стыд лет двадцать назад.

– Послушай...

– Забудь об этом, – прервал меня Ли. – Ты остаешься здесь. На войне мы делили с тобой все, что имели, неужели думаешь, теперь не сможем? Кроме того, тебе понадобится кое-что еще, старина. Я рад, что у нас с тобой один и тот же размер, да и рост почти одинаковый, а у меня три шкафа битком набиты шмотьем. Выберешь все, что захочешь, я отдам это барахло немного расшить в груди и плечах, вот ты и будешь как новенький!

Я снова попытался открыть рот и объясниться, но Ли опять оборвал меня:

– Все вещи новые, Дог. Я оказываю одному парню кое-какие услуги, и тот расплачивается шмотками. Какого черта мне надо? Да переодевайся я дважды в день, и то месяц уйдет, чтобы надеть весь этот хлам хоть по разу. Ну что, по рукам? Я не богач, но и не бедный, просто дела идут неплохо, и, черт побери, ты мой старый приятель, так что раздели со мной все, что я имею. Даю тебе неделю на то, чтобы осмотреться, отдохнуть, прийти в себя, потом подыщем тебе местечко, такое, чтобы ты смог встать на ноги.

Банка застыла на полпути к моему рту.

– Ли...

– Не выводи меня из себя, Дог! У меня полно контрактов, так что это будет нетрудно. Зачем кому-то знать, что ты зависал в Европе только потому, что твои придурочные родственнички постарались выкинуть тебя из страны? Слишком уж много у тебя дурацкой гордости, дружище. Но ведь на войне ты был героем. Мог бы запросто накрутить им хвост. Какого дьявола ты похоронил себя?

Я хотел ответить, но Ли вел себя как глухарь на току, и мне никак не удавалось вставить хотя бы словечко.

– О да, ищите женщину, так или нет? Однако ты до сих пор не женат?

Я отрицательно покачал головой, подтверждая его догадку.

– Вот видишь, даже гнезда не свил! Все такой же, как и раньше: оборванный голодранец, который скорее напьется в стельку, чем отымеет женщину.

– Я получил от жизни все, что хотел.

– Ты мог бы получить гораздо больше.

– Я был слишком занят, – ответил я.

– А в результате – ноль без палочки. Сотни убитых, гора наград, но у тебя не хватило ума даже на то, чтобы подставиться под пули и оформить ранение, чтобы выбить себе пенсию. Нет, что ни говори, надо было возвращаться домой. – Ли выудил еще одну банку из ведра с ледяной водой и изучающе поглядел на меня глазами цвета «Пабст». – А кстати, почему это ты решил вернуться?

– Старик умер и оставил мне наследство. Я все пытался сказать тебе об этом.

Ли замер, его палец застыл в кольце открывашки.

– Старый Камерон Баррин?

– Дед по материнской линии, – кивнул я. – Полагаю, он решил, что должен мне кое-что, ведь я все же какой-никакой родственник. И если с тех пор, как я покинул его дом, я проявил себя человеком хорошим, честным... скажем так, абсолютно чистым... с моральной точки зрения, то заслужил награду в десять тысяч долларов за примерное поведение.

– Наличными?

– Угу.

Ли открыл наконец банку и недоверчиво хмыкнул:

– Ну и какие у тебя шансы?

– Да никаких.

– Тогда зачем было приезжать?

– Может, удастся соврать, – пожал я плечами.

Секунд десять Ли пристально смотрел на меня, затем сделал большой глоток и покачал головой, словно не мог поверить своим собственным ушам.

– Черт побери, узнаю старину Дога. Наивный, как младенец. Неужели ты никогда ничему не научишься? Кто-то помахал десятью кусками, и вот ты летишь сюда на всех парах, не задумываясь над тем, что этих денег не хватит и на пару месяцев. Мир изменился, дружище. Война закончилась, а здесь тебе не Европа. Старые времена канули в небытие. Будь мы с тобой детьми, тогда нам вряд ли понадобилось бы что-нибудь, кроме велосипеда, спального мешка и небольшого подкрепления из дома, чтобы не помереть с голоду, да еще неплохо было бы время от времени заходить в бистро «На том берегу реки» и есть вкуснейшие на свете спагетти, но ведь мы с тобой большие мальчики и не можем вести себя как дети. – Я пожал плечами и отхлебнул пива. А Ли тем временем гнул свое: – Брат, я рад, что мы снова вместе. Кажется, у меня проснулись отцовские чувства. Я собираюсь позаботиться о тебе, малыш Догги.

Я поглядел на него, и ослепительная улыбка открыла мои ровные белые зубы.

Ли осклабился в ответ и одобрительно кивнул:

– Не сомневайся, я помню, как ты снимал у меня с хвоста эти «МИ-109». Я до сих пор вижу, как ты вел меня в небе словно добрый дядюшка. Ты был моим ангелом-хранителем и не раз спасал мою задницу. Да, год тогда выдался на редкость дрянной, а ты оберегал меня, словно наседка своего цыпленка, вел за ручку по этой чертовой войне, берег как зеницу ока, спасал мою шкуру, и теперь пришла моя очередь стать для тебя добрым дядюшкой. И так будет до тех пор, пока ты твердо не встанешь на ноги. – Ли докончил банку одним долгим глотком. – Я беру тебя под свое крылышко, и первое, что я собираюсь сделать, – так это раз и навсегда избавить тебя от твоего мутного прошлого. Приоденешься, станешь похож на нормального жителя Нью-Йорка, вернешься в реальный мир.

Пустая банка полетела в стену. Ли содрал с вешалки халат и накинул его себе на плечи. Брезгливым жестом он приподнял мой потрепанный, снизу доверху залепленный старыми наклейками портфель, углы которого протерлись чуть ли не до дыр, и скорчил гримасу:

– Здесь есть что-нибудь по-настоящему нужное?

Я снова глотнул пива. Оно было прохладным, освежающим, приятным на вкус.

– Есть кое-что, – небрежно бросил я. – Сам поймешь, когда откроешь.

Ли кинул портфель на кровать, расстегнул ремни, щелкнул замками и отбросил крышку. Его реакция позабавила меня. Он залез внутрь обеими руками, порылся немного, явно не зная, что сказать.

Не слишком часто простому парню приходится видеть пару миллионов баксов купюрами по десять тысяч долларов.

– Белья нет? – вопросительно поглядел на меня Ли.

– Белья нет, – подтвердил я.

Глава 2

Юридическая контора Лейланда Росса Хантера занимала целый этаж Эмпайр-Стейт-Билдинг, этого частного, скрытого от посторонних глаз мирка, возвышающегося на сотни метров над асфальтово-бетонным лицом города, мирка, существующего в абсолютной, прямо-таки библиотечной тишине, где даже слабый шелест шагов по толстенным коврам считается неприличным. Робкие, молчаливые машинистки полны страха и дурных предчувствий и лишний раз боятся пошевелиться, словно каждую минуту ожидают, что их расстреляют за слишком громкий удар по клавишам. В помещениях подобного рода должен был бы стоять стойкий запах старой кожи и потных тел, который ничем не вытравить и ни за что не выветрить, но благодаря современным кондиционерам в воздухе чувствовался особый, несколько неуместный, резкий привкус благовоний.

Девушка-секретарь за тяжелым антикварным столом уставилась на меня своими плоскими окулярами в золотой оправе, исподтишка оценивая мои внешние данные.

– Слушаю вас, мистер Келли. Вам назначено?

– Нет, мэм, – ответил я.

– Сначала надо записаться на прием по телефону.

– Зачем?

Секретарша решила снизойти до улыбки:

– Видите ли, мистер Келли, мистер Хантер...

– Очень занятой человек, – закончил я за нее.

– Точно.

– На что поспорим, что он и так примет меня? – ухмыльнулся я, прикуривая сигарету.

Однако подобные плебейские речи в подобном месте считались верхом вульгарности и ни под каким видом не допускались. Чисто женским жестом секретарша сняла очки и нетерпеливо вздохнула:

– Мистер Келли...

– Когда мне было десять, я сфотографировал твоего босса с мисс Эртицией Дубро, которая была бессменной няней нашего семейства. Они купались голышом. – Я от души затянулся и выпустил облако дыма прямо у нее над головой. – Мисс Дубро было сорок с хвостиком, и у этой толстухи волосы на груди росли. Признаюсь, раньше ничего подобного мне видеть не приходилось. Думаю, у старины Хантера пунктик насчет волосатых леди, потому что в обмен на пленку он дал мне покататься на собственной машине. Одолжил свою колымагу на все выходные, представляешь!

– Мистер Келли!!!

– Просто скажи, что пришел Дог, и не забудь упомянуть мисс Дубро, ладно?

Какой же она была смешной! Бедняжку распирало неподдельное негодование, но сквозь него пробивалось столь же искреннее любопытство, ведь я спокойно стоял перед ней и как-то слишком уж непринужденно рассказывал о столь непристойных вещах, так что не оставалось никаких сомнений в том, что я говорю правду. Девушка вспыхнула, выключила пару кнопок на аппарате внутренней связи, выпорхнула из кресла и исчезла за дверью кабинета.

Услышав, как взрыв хохота прорезал тишину, я приготовился лицезреть предстоящее зрелище. И ожидания мои полностью оправдались. Секретарша выскочила от своего достопочтенного шефа как ошпаренная, покрасневшая словно вареный рак и с дико сверкающими глазами, не в силах поверить в произошедшее. А все потому, что слишком долго росла в тепличных условиях и трудности жестокого мира бизнеса обошли ее стороной.

– Мистер Хантер примет вас прямо сейчас – пропищала она.

Я бросил окурок в коробку со скрепками и кивнул ей свысока:

– А я что говорил?

* * *

– Двадцать лет, – поприветствовал меня старик.

– Тридцать, – сел я, не дожидаясь приглашения. – Ты и тогда уже был старым, озабоченным ублюдком.

– Как бы я хотел, чтобы ты работал на меня. С удовольствием вышвырнул бы тебя вон!

– Черта с два!

– Тут ты прав. Наверное, повысил бы тебя за то, что ты напомнил мне о тех восхитительных временах, когда я был настоящим мачо. Теперь все переменилось, я – просто старый распутник, и, может, некоторые из этих молодых выскочек даже немножко уважают меня. Рад видеть тебя, Дог.

– И я тоже, старина.

– У тебя осталось фото с той пленки? Ну, где я с Дубро?

– Откуда? Все было по-честному, и я отдал тебе пленку, так и не напечатав ни одного снимка.

– Эх, черт, хотелось бы мне заиметь хоть одну фотку! Я бы увеличил ее и повесил на входную дверь. Да, были времена!

– Только не говори, что тебе удалили простату.

– Да нет, пока только массаж, Дог. Но мне не до смеха, когда доктор делает это.

– Почему бы не нанять врача-женщину?

– А ты думаешь, к кому я хожу? – откинулся он назад и загоготал.

Иссохший старик с лицом и телом эльфа. Но стоит с ним пообщаться, и сразу становится понятным, как он ухитряется выдерживать судейские бои наравне с молодыми. А когда победа одержана и капуста нарублена, остается только догадываться, почему у него рваное ухо, украшающее его голову словно экзотический цветок.

– Эх, надо было проявить пленку, – вздохнул он.

– Слушай, чего так переживать? Я могу еще одну отснять. Есть у меня на примете пара куколок...

– Да, заманчиво, ничего не скажешь. Но лучше уж я останусь со своими воспоминаниями. Наверное, стал слишком стар для разочарований и лести. Просто здорово, когда кто-то напоминает тебе о прошлом. – Он протянул мне коробочку из орехового дерева. – Сигару?

Я отрицательно покачал головой.

– Видать, мое письмо все же нашло адресата. У меня ушла чертова прорва времени, чтобы найти тебя, Дог.

– Нет проблем. Я скакал с места на место словно заяц.

Несколько секунд он пристально рассматривал меня, потом откинулся назад и скрестил руки на груди:

– Что-то в тебе не так, Дог. Какой-то ты странный.

– Постарел?

– Нет, не то.

– Может, поумнел?

– Да мы все потихоньку к тому идем.

На этот раз настала моя очередь выдержать паузу.

– Не все.

Он улыбнулся, в глазах заплясали огоньки.

– Плохо, что ты не особо нравился старику.

– А с чего бы ему любить меня? Не так уж многого он и хотел, всего лишь законного наследника, и что получил? Мою мать обрюхатил странствующий буфетчик, и нет ничего удивительного в том, что меня держали за семью замками, лишь бы сохранить честь семьи.

– Ты в курсе, что твоя мать все же вышла замуж за твоего отца?

– Конечно. У меня до сих пор сохранилась копия их брачного свидетельства. Она сама рассказала мне.

– Как ты думаешь, почему она никогда не упоминала об этом?

– Может, все дело в той же фамильной гордости.

Лейланд Хантер оперся на стол и наклонился вперед:

– Если бы старик знал об этом, все могло бы быть иначе.

Я вынул из пачки сигарету и прикурил ее.

– А кто жалуется? Все, чего я хочу, – это мои десять кусков. Обычная практика для нашей семьи с тех пор, как у них появились рабы и служанки, не так ли? От тебя откупаются, дают пинка под зад, и дело в шляпе. Гнусные выходки хозяев забыты.

– Ну-ка, ну-ка, продолжай свои инсинуации, интересно послушать, – устроился поудобнее Хантер.

– А почему бы и нет? Если за этим делом ловили мальчишку, то просто смеялись над его проказами. А если попадалась наследница, носительница родовой фамилии, то ее клеймили позором.

– Тебе надо было стать адвокатом.

– Скажем так, я просто философ, – усмехнулся я.

– Никакого камня на сердце?

– С чего бы это?

– Все другие получили долю в «Баррин индастриз». Твои двоюродные братья Альфред и Деннисон – президент и председатель правления. Веда, Пэм и Люселла владеют большей частью акций, дядюшки и тетушки заправляют делами из своих особняков в Мондо-Бич и Гранд-Сита, устраивают балы для новичков и свадьбы, которые потрясают воображение.

– Что-то не особо весело звучит.

– И вот теперь ты вернулся.

– Обещаю не портить им вечеринку. Все, что мне надо, – это мои десять кусков.

– В завещании указаны не совсем обычные условия. Если ты хоть раз за всю свою жизнь оступился...

– Мне приходилось убивать, или забыл?

– Это не в счет, тогда шла война. И ты был обязан делать это.

– Ну, завалил несколько дамочек на сеновале.

– Даже это приемлемо. Мальчишки – прирожденные авантюристы.

– Я не мальчик.

– Это точно.

– Тогда ближе к делу.

– Какова вероятность того, что какая-нибудь женщина может заявить, будто вы с ней... э-э-э... имели... скажем так, незаконные связи?

– Теперь я вижу, что ты и в самом деле адвокат.

– Ты не ответил на вопрос.

Я пожевал бычок и, ухмыляясь, откинулся назад.

– Я же не совсем ненормальный, старина. Я не раз и не два снимал шлюх и рад признаться в этом. Скажу больше, счастлив, что они тоже признают это. У меня отличные рекомендации.

Старик захохотал и снова откинулся в кресле. Лицо испещрили морщинки.

– Дог, да ты совсем еще щенок! Если будешь нести подобную чушь, то можешь распрощаться с наследством. Помаши своим десяти тысячам. Почему бы тебе не приврать немного?

– Я не такой спец во вранье как мои родственнички. Черт подери, даже когда я говорил правду, меня, бывало, распинали как последнего лгуна, так где же та грань между истиной и ложью? Все, чего я хочу, – это мои десять кусков.

Бой старомодных настенных часов прозвучал как знамение. Я смотрел на семейного адвоката и знал, что он вынужден озвучить приговор, который ему ужасно не хочется произносить. Я сидел и ждал. История эта стара как мир, но мне просто хотелось еще раз выслушать ее и убедиться в том, что ничего не изменилось.

– Никто не хочет, чтобы ты получил эти деньги, – выдал он наконец.

– Это же мизерная часть от их миллионов. Так зачем же тревожить скелет в шкафу? Не лучше ли смириться?

– Ты когда-нибудь читал отчеты о котировках акций, Дог?

– Ну, почитываю иногда, – пожал я плечами. – Они часто меняются, а я ненавижу играть.

– "Баррин индастриз" дышит на ладан.

– И десять тысяч окончательно доконают ее?

– Не совсем так. Завещание старика должно быть согласовано с завещанием его отца, и если у тебя на руках имеется копия брачного свидетельства твоей матери, то ты вполне можешь претендовать на право называться первым наследником.

– Да это просто фотокопия, сделанная лет сто тому назад. Филькина грамота. Насколько я понимаю, ты в курсе, что контора, в которой была сделана эта запись, сгорела, а священник и все свидетели давным-давно отправились на тот свет.

– Да, мне это известно. А ты-то как об этом узнал?

– Хотел убедиться, вот и все. – Я вынул изо рта окурок и бросил его в пепельницу, стоявшую на столе. – Значит, десять кусков мне не светят?

– Ничего не светит, Дог. Извини.

Я встал и лениво потянулся. На улице стоял прекрасный денек, и я собирался неплохо провести время.

– Поспорим? – спросил я.

– Только не с тобой, – ответил он. – Из всех родственничков именно ты унаследовал твердую линию рта своего деда, его волосы и даже манеру держаться.

– Погляди мне в глаза, – сказал я. – Чьи они?

– Не знаю, Дог. Не матери, это точно.

– Такие глаза были у моего отца. Этот малый, видать, наводил ужас на всю округу. Пошли выпьем по пиву. Похоже, ты лет десять в баре не бывал, никак не меньше.

– Накинь еще пять, и я отправлюсь за тобой хоть на край света. – Хантер поднялся из-за стола.

* * *

Она сказала, что ее зовут Шарман, но, несмотря на это французское имя, она с таким смаком, как может только полячка, отрезала ломоть настоящей, ароматной колбасы и засунула его между двумя кусками дрожжевого хлеба, который сама замесила незадолго перед тем. Когда она вышла из спальни, завернутая в банное полотенце (чудесные ножки и шикарная грудь) и с улыбкой впилась белыми зубками в сандвич, я не удержался, расхохотался, вылил остатки пива себе в стакан и поставил на проигрыватель пластинку Бетховена.

– Этот старик – просто класс! – поведала мне Шарман.

– Большой?

– Не-а, талантливый. Из тех, что всегда меня удивляли. – Она порвала сандвич на две части и прожевала. – Эй, Дог, он ведь не...

– Не родственник, – успокоил я ее. – Если сын станет покупать своему старику девчонку, полный беспредел настанет, правда ведь?