Текст книги "Саксофон Гавриила"

Автор книги: Михаил Земсков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

8

– Нужны очки, – Акрам неторопливо поглаживал свою мягкую бороду.

– С гвоздиками? – Уточнил амбал в пиджаке.

– С винтиками, – поправил Акрам.

– И?… – Выдавил амбал.

– Тебе они не идут. А девочке – в самый раз.

Амбал вытащил из внутреннего кармана пиджака очки. Я никогда не видел Машу в этих очках, и теперь пытался представить, как она в них выглядит. Не получалось. Очки выглядели броско и гламурно, даже в некоторой степени вульгарно. Мне показалось странным, что Маша могла носить такие очки. Да и вообще все происходящее выглядело нелепым и глупым – трое взрослых мужчин входят в некую конфликтную ситуацию с трудно предсказуемой развязкой из-за дешёвых очков пятнадцатилетней девчонки.

– Подарю любовнице, – амбал убрал очки обратно во внутренний карман пиджака.

– Мне звонить? – Спросил Акрам.

Амбал пожал плечами.

– Сам-то я не хочу звонить… – Интимно признался Акрам.

Амбал снова пожал плечами. Акрам достал мобильный телефон, выбрал из списка контактов нужный номер и нажал кнопку. Через несколько секунд на том конце ответили.

– Здравствуй, дорогой! Как дела, как дочка? – Лицо Акрама расплылось в улыбке. – Да ты что… Капризничает, не спит по ночам? А ты попробуй мазь для зубов. Не помню как называется, но ты спроси в аптеке. У неё это все от того, что зубки режутся. После мази все смягчается и становится легче.

Амбал непонимающе перевёл взгляд на меня, потом обернулся ко входу в клуб.

– Уже пробовали, не помогает? – Продолжал Акрам. – Попробуйте другую, сейчас много аналогов. Одна не подействует – поможет другая. Так, конечно, не дело. Надо беречь себя. В субботу, как, все по плану? Пятая игра, решающая, да… Там и посмотрим, да… Ну хоп тогда, до выходных. Нет, больше никаких вопросов. Так просто звонил, насчёт выходных подтвердить. Ну пока, жене привет…

Амбал сплюнул в сторону.

Акрам убрал трубку от уха. Отключив телефон, он какое-то время молча смотрел на амбала в пиджаке. Потом спросил:

– У тебя мобильный есть?

– Да, а че? – Амбал добавил угрожающие нотки в свой голос.

– С фотоаппаратом?

– Да, а че?

– Сфотографируешь меня?

– Зачем?

– Для своего шефа. Он будет благодарен.

Амбал непонимающе переводил взгляд с Акрама на меня и обратно. Потом опять сплюнул в сторону, снова оглянулся и достал мобильный телефон. Навёл его на Акрама.

– Я пошутил, – улыбнулся Акрам, – сфотографируй только это, – он протянул амбалу свой телефон с высвеченным на экране номером, на который только что звонил. – Сфотографируй и покажи своему шефу.

Амбал молча сфотографировал.

– Твой шеф может не узнать этот номер, – продолжил Акрам, – тогда скажи ему, что это номер Владимира Гостева, начальника налоговой вашего района. Пусть он проверит. У них в налоговой большой недобор по налогам в этом квартале. А мы приедем ещё раз, завтра. Хорошего вечера, – он развернулся и пошёл к машине. Я – за ним.

Вернувшись домой, Лена не хотела снимать своё новое красное платье:

– Это моё новое удачливое платье! – Восторженно проговорила она. – Сегодня наш головной, в котором я весь день провела, продал двадцать восемь телефонов! Просто фантастика! Неужели мужики действительно так легко на это ведутся…

– Да, – подтвердил я.

– А ты почему не ведёшься?

– Потому что уже видел тебя без платья, – улыбнулся я.

– В каком смысле? – Лена задумчиво нахмурила брови. – Это комплимент или наоборот? – и тут же рассмеялась. – Ты подлец! Говоришь приятные вещи, которые женщина не понимает.

– Неужели женщины так легко на это ведутся? – Усмехнулся я.

– Подлец! – Она шутливо схватила меня за горло, как будто собиралась задушить. В это время на плите что-то зашкворчало. Лена бросилась выключать газ.

Открыв ящик для столовых приборов, Лена разочарованно повернулась ко мне:

– Осталась последняя вилка. Нет, так больше нельзя. Мы же не можем теперь, чтобы один из нас ел, а другой смотрел. Да и вообще меня это очень волнует… Давай посмотрим вилки за тумбочкой.

Мы отодвинули тумбочку. За ней на полу – пыль и грязь, засохшие картофельные очистки и две рублёвых монеты. Ни одной вилки. Я отодвинул от стены газовую плиту. За ней тоже ничего. За мойкой – тоже ничего. Пропавшие вилки никуда не заваливались. Исчезли каким-то другим, необъяснимым и, возможно, неизвестным науке, образом.

Лена выглядела расстроенной. Я обнял её:

– Не расстраивайся. Купим новый набор.

– Но дело же не в новом наборе… А в том, как и куда могут исчезать вилки из квартиры. Тебя это разве не беспокоит?

– Беспокоит, но… может, есть какое-то объяснение. Помнишь к нам приходили гости. Может, у кого-то из наших друзей клептомания, например…

– Отодвинь холодильник, пожалуйста.

Я отодвинул холодильник. Под холодильником кроме пыли и грязи лежала чайная ложечка.

– Вот видишь – зато ложечку нашли, – обрадовался я, – всему находится логическое объяснение…

– Но это ложечка, а не вилки… Которых у нас пропало пять штук. Отодвинь ещё стиралку.

Отодвинуть стиралку оказалось сложнее. Тем более, что она была зажата с одной стороны газовой плитой, с другой – шкафом. Лена пришла мне на помощь, и вдвоём мы оттащили её от стены. За стиралкой около плинтуса лежала одна мельхиоровая вилка.

– Ура! Одна есть! – Радостно воскликнул я. – Вот видишь, все находится.

– Это только одна, – озабоченность не покидала Лену. Точнее она немного уменьшилась, но совсем ненамного – как мне показалось, прямо пропорционально количеству найденных предметов, то есть на двадцать процентов.

Мы расставили мебель по местам и сели за стол.

– Я иногда чувствую в этой квартире что-то не то… – Негромко проговорила Лена.

– Из-за вилок?

– Из-за них тоже. Ну и из-за дивана, конечно – что он стоит не по фэн-шую… Какая-то не та здесь энергетика.

– Может, здесь барабашка водится? – Улыбнулся я.

– Вполне возможно, – серьёзно ответила Лена. – Ещё и ты как-то изменился с того времени, как начал ходить на актёрские курсы. Чувствую в тебе что-то новое.

– Хорошее или плохое?

– Разве можно так упрощённо рассуждать о подобных вещах?

Мы замолчали.

– Если тебя так беспокоит диван, давай все-таки его передвинем, – прервав паузу, предложил я.

– Но тогда нам придётся выкинуть тумбочку с телевизором…

– Что-нибудь придумаю. Обещаю, – я погладил Лену по руке.

9

Первый раз за все время психотерапевтического лечения мне не хочется идти к Игорю Ивановичу. Чувствую внутри какую-то необъяснимую неуверенность и дискомфорт. Тревожно. Задерживаюсь на работе, бессмысленно открываю и закрываю на экране компьютера разные файлы, как будто мне срочно нужно сделать какое-то важное дело, но я не могу вспомнить, какое. Но ничего не делаю, а подсознательно тяну время, чтобы в один момент неожиданно «опомниться» и сказать себе «ой, как поздно уже… Опоздал на сеанс… Теперь не имеет смысла ехать».

Вдруг резкий телефонный звонок (а он всегда резкий в такие моменты – когда сидишь за компьютером, открываешь бессмысленно документы, делаешь вид, что работаешь, и тянешь время). На экране «Лена».

– Привет! Ты ещё не у психотерапевта?

– Я ещё на работе. Тут…

– Я просто захотела услышать твой голос. Покупателей сейчас все равно мало. Можно немного отвлечься. Расскажи мне что-нибудь.

– М-м…

– Тебе нечего мне рассказать?

– Н-нет, просто пока думаю, что тебе рассказать.

– Ну расскажи мне, что снилось тебе ночью. А вообще почему ты ещё на работе, а не едешь к психотерапевту?

– Задержался. Тут кое-какие дела были…

– Слушай, тебе уже давно нужно ехать, а то опоздаешь.

– По-моему, я и так уже к нему не успеваю.

– Выходи прямо сейчас и езжай. Расскажешь про свой сон вечером.

– М-м-м… Думаю уже не ехать.

– Ты что, сейчас тебе ни в коем случае нельзя пропускать. Может потеряться вся динамика и прогресс. В течение таких курсов лечения могут быть спады настроения, ощущения, что курс не помогает, но в такие моменты ни в коем случае нельзя бросать. Это, наоборот, признак, что все идёт по плану, происходит своя динамика.

– Да нет, все в порядке. Просто со временем как-то…

– Все, больше не буду тебя отвлекать. Пожалуйста, выезжай прямо сейчас, пожалуйста. Это действительно важно для твоего лечения. Хорошо, зая?

– Хорошо. Еду.

– Ну и умница. Целую, до вечера.

Я отключил телефон. Открыл новый файл. Накладная на доставку двух письменных столов. Навёл курсор мышки на «2» в строке «количество». Кликнул на что-то ещё бессмысленное. Потом закрыл компьютер и поехал к психотерапевту.

– Ты попадаешь в один из важных дней своей прошлой жизни. Посмотри на свои ноги. Во что они обуты?

– Я обут в сандалии.

– Хорошо. Посмотри вокруг. Что ты видишь?

– Труп чужеземца. Он лежит около кустарника. Его лысая голова пробита. Чалма валяется в стороне. Его убил кто-то из нашего селения за то, что он говорил много богохульных вещей и часто смеялся. У меня внутри есть подозрение, что его убил мой старший брат. В селении никто не опечален смертью чужеземца. Скорее даже наоборот. Мне кажется, что люди рады его смерти. Я единственный, кто скорбит над его телом. Боль и обида наполняют мою душу: доброго человека убили только за то, что он был чужестранцем, верил в каких-то странных своих богов и говорил на непонятном языке. Я снова думаю о том, как зол, жесток и несправедлив этот мир, и хочу скорее в мир небесный к своему отцу. Я достаю порошок, которым меня угощал чужеземец. Он научил меня делать его из грибов и трав, подсушивая их, растирая и смешивая вместе. Я слизываю щепотку. Боль и страх уходят из моего сердца. Я снова сижу на троне и ощущаю бескрайнюю власть над собой и всем сущим. Все очень просто. Все свершается в этот момент. Любовь свершается в этот момент и я свидетельствую её. Потом все становится холодным и осыпается вниз. Теперь я лежу на земле. Надо мной стоит моя мама:

– Иисус, что с тобой? Тебя опять кто-то побил?

Я улыбаюсь и ничего не говорю. Я чувствую присутствие чуда. Исчезают страх и мысли. Я понимаю, что нельзя любить, пока внутри страх и мысли. И это моя последняя мысль в тот момент. Я встаю и иду куда-то, свидетельствуя любовь.

– Ну-с, хорошо, – тихо мурлычет Игорь Иванович. – Последствия психологической травмы от убийства знакомого приводят тебя к тому, что возникает желание отгородиться от окружающего мира и с помощью различных средств, изменяющих сознание, создать свой воображаемый мир, которым ты можешь управлять, и в котором тебе будет комфортно. Но в будущем это только усугубит проблему, а возникающая наркотическая зависимость погубит тебя. Поэтому давай с самого начала изменим эту ситуацию и сразу расставим все по местам. Ты снова видишь перед собой тело умершего знакомого. Ты видишь его?

– Да, я вижу тело чужеземца около куста.

– Ты чувствуешь определённую долю вины из-за того, что он погиб. Из-за дружбы с тобой он задержался в твоём селении, и погиб. Хотя мог двинуться в путь раньше и тогда бы остался живым. Из-за этого латентного чувства вины тебе кажется, что его убил твой старший брат. Хотя это не так. И твоей вины в его смерти нет. Он сам ответственен за свои поступки и сам должен был чувствовать, что ему стоит говорить в твоём селении, а что нет, и как ему стоит вести себя чтобы не обидеть хозяев того места куда пришёл. Твоей вины в этом нет. Но тебе дорог этот человек, и теперь ты выполнишь все то, что живой должен сделать по отношению к мёртвому, отдав тем самым последний долг своему знакомому. Ты похоронишь его по обычаям и с почестями принятым у тебя в селении. Это все, что ты сейчас можешь сделать для этого человека, и ты полностью выполняешь свой долг перед ним. Ты делаешь это?

– Да. Я оборачиваю его тело в длинные материи. Потом отношу к пещере в горе и кладу там. Над его телом я молюсь Отцу Небесному…

– Нет-нет, давай без Отца Небесного… – В голосе Игоря Ивановича слышится раздражение. – У чужеземца ведь наверняка свои боги, которых ты не знаешь, так что пусть он сам со своими богами разбирается, когда попадёт в рай.

– А он точно попадёт в рай?

– А как же… Можешь не сомневаться. Просто оставь его тело в пещере, поблагодари мысленно за все, что он дал тебе в этой жизни, пожелай всего наилучшего в том месте и времени, где он сейчас находится, простись с ним и выйди из пещеры. И в тот момент, когда ты выходишь из пещеры, ты видишь бескрайнее синее небо над собой и яркое солнце. Ты наполняешься радостным чувством бесконечности этой жизни. Во все клетки твоего тела проникает ощущение удовлетворённости от исполнения своего долга перед ближним. Свободный, умиротворённый и счастливый, ты идёшь вперёд. Ты чувствуешь это?

– Да, я чувствую себя свободным и умиротворённым.

– Очень хорошо. И тогда нам пришло время выйти из этой ситуации и переместиться в другой важный день твоей прошлой жизни.

– Посмотри на свои ноги. Во что они обуты?

– В сандалии.

– Подними глаза, посмотри вокруг. Что ты видишь?

– Жёлтую глинисто-песочную землю, мелкие кустики, небольшие камни. Здесь очень жарко. Я уже давно нахожусь в этом месте. Моя кожа покрыта струпьями, губы – растрескавшиеся и сухие. Я пришёл сюда, потому что был мал, и хотел стать большим, был лужей, и хотел стать колодцем, чтобы не могли меня осушить за день, а мог я утолять жажду приходящих ко мне вечно. Меня беспокоило то, что я мог свидетельствовать любовь и видеть будущее царство Отца моего, но я ощущал себя малым. Мне нужно было стать большим, и для этого нужно было остаться наедине с собой. И одному, с разведёнными в стороны руками, становиться больше. Я это делал здесь. И становился большим. Но только кожа моя покрывалась струпьями и губы рассыхались. И я был один. А сейчас… Сейчас я взалкал по миру. Я глажу свои волосы, они сухие и жёсткие. Потом достаю мешочек, лижу порошок. Он тоже сухой и жёсткий. Жую его. Сажусь на колени. Воздух дрожит. Снова глажу свои волосы. Ко мне кто-то подходит и спрашивает: «Хочешь хлеба и вареной рыбы?». Мне кажется, что я уже слышал раньше этот голос. Я не отвечаю. «Хочешь хлеба и вареной рыбы?» – повторяет голос. Я догадываюсь, и с вызовом спрашиваю в ответ: «А порошочка у тебя нет – лизнуть?». Он не понимает меня. Я с радостью улыбаюсь. Значит, порошок действительно не от него, а от Бога. «Хочешь хлеба и вареной рыбы?» – эхом продолжает звучать фраза, – «…хлеба и вареной рыбы?.. Хлеба и вареной рыбы?» Вдруг голос его меняется, и как все вокруг, становится сухим и жёстким: «Если ты Сын Божий, то скажи, чтобы камни сии сделались хлебами…». Мне смешна его глупость. Я отвечаю: «Написано: не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».

Вдруг он обнимает и поднимает меня, уносит прочь, и мы оказываемся в Иерусалиме, около храма. Он поднимает меня на крыло храма и там ставит. Говорит: «Если ты Сын Божий, то бросься вниз, ибо написано: Ангелам своим заповедает сохранять тебя и на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею». Я отвечаю ему: «написано также: не искушай Господа Бога твоего».

Он снова поднимает меня и относит на высокую гору. Показывает все царства Вселенной и говорит: «Тебе дам власть над всеми этими царствами, и славу их, если ты поклонишься мне». Я отвечаю ему: «Отойди от меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи».

Дьявол становится красно-оранжевым и огромным. Он ужасно вопит, громко и пронзительно. Но мой взгляд обращён не на него, а в моё сердце. Оно полно любви, и страху в нем места нет. Я свидетельствую любовь и смотрю кротко на дьявола. Он, весь огромный, красно-оранжевый, колеблющийся и движущийся, вдруг исчезает. Я ещё слышу эхо его вопля.

Я снова один в пустыне. Ложусь на землю и смотрю, как колышутся маленькие кустики травы, как движутся песчинки, сдуваемые горячим ветром. Во рту сухо. Потрескавшиеся и огрубевшие губы превратились в корки. Лицо покрыто многодневной пылью. Вокруг парит жёлтая ломкая жара…

Я вынырнул из прохладной воды. Её температура сегодня была ниже, чем обычно. Подплыл к бортику, на котором стоял бокал с безалкогольным мохито – почти полный. Сделал пару глотков. Поставил бокал на место и снова погрузился в прохладную воду, поплыл по дорожке к противоположному краю бассейна.

Месячный абонемент в дорогой аква-центр, где официанты приносят напитки прямо тебе в бассейн, достался мне случайно. Наша фирма досрочно выполнила заказ по поставке и установке мебели для этого центра, и его директор подарил нашему коллективу три квартальных абонемента. Абонементы разыграли по жребию между всеми сотрудниками, и один из трёх счастливых билетов достался мне.

При всех напитках, подаваемых тебе в бассейн, комфорте и изысканности обстановки, я не испытывал той радости и счастья от посещения бассейна и занятий плаванием, которые наполняли меня в детстве, когда я ходил в какой-то старенький, пропахший хлоркой и ещё Бог знает чем лягушатник на окраине Алматы. После сеансов гипноза ко мне чаще стали приходить детские воспоминания. Не тогда, когда я пытался осознанно что-то вспомнить, а непредсказуемо всплывать из глубины памяти в самые неожиданные моменты. Всплыв на поверхность, они мгновенно охватывали меня всего и наполняли теми же ощущениями и настроением, в которых я находился в тот момент детства.

Проплыв дорожку вперёд и назад, я сделал знак официанту – повторить мохито. Он услужливо улыбнулся и обернулся к бармену. Я вышел из бассейна. Прошёл к своему месту, обтёр слегка тело полотенцем и сел в шезлонг.

Я сбежал от психотерапевта. Когда всеми клетками своего тела почувствовал ту ломкую жару, навалившуюся на меня грубой тяжестью, я судорожно сглотнул, дёрнулся телом, открыл глаза, и, ничего не объясняя, поднялся с кресла и выбежал мимо психотерапевта в дверь. Сел за руль машины, повернул ключ стартера, включил скорость и поехал сюда, в аква-центр. Все это время меня не отпускала мысль, как я расскажу вечером о произошедшем Лене, когда вечером она спросит меня о прошедшем сеансе.

Звонок мобильного телефона. «Ну вот, нужно будет рассказать сейчас». Но на экране высветилось другое имя.

– Привет. Я готова подарить тебе сексуальность, сегодня, – Машин голос с тонким придыханием-прихихикиванием.

Потом мы поговорили о чем-то ещё, чего я не запомнил.

Выключив телефон, я убрал его в рюкзак. Взял со столика принесённый официантом бокал с мохито. Отпил глоток, потом ещё. Вдруг ярко представился Игорь Иванович, говоривший что-то; увлечённо, эмоционально… За ним я увидел приоткрывшуюся дверь, сдерживаемую цепочкой. Через неё голые мужские мускулистые тела пытались прорваться наружу, давили на неё, пытались вышибить плечами, пинали ногами, били головами; пятернями с большими толстыми пальцами хватали за края дверного полотна, раскачивали его, пытаясь сорвать петли.

Часть 2

10

– Его нет.

Девушка лет двадцати пяти встретила нас около гардероба. Темно-рыжие волосы, собранные в пучок. Блеклый макияж, который, казалось, был нанесён с единственной целью – выразить максимальное безразличие к окружающему миру.

– Вы уверены? – Акрам интонационно выделил «уверены» – словно тяжёлым камнем на дно.

– Да, я уверена, – с равнодушной лёгкостью выкинула из воды камень девушка.

– Это бездумно зря… Больше у вас никаких слов для нас нет?

– Слов? – Безразличие на долю секунды сменилось тенью непонимания. – Нет, никаких слов.

– Ну будьте здоровы тогда.

– И вам того же.

Мы с Акрамом вышли из клуба.

– Зря это они так… Бездумно зря… – задумчиво повторил Акрам.

– Да ладно, может, не нужно тогда ничего. Ну пропали очки, и пропали… – успокаиваю я – то ли Акрама, то ли себя.

– У девочки должны быть очки, – весомо возражает он.

– Куплю ей другие.

Акрам смотрит на меня непонимающим взглядом – словно я только что вышел из комы и ещё не знаю, что в этом городе больше нет ни одного магазина солнцезащитных очков, а их производство давно прекращено.

– Я чувствую подъем патриотизма и считаю, что мы должны помочь экономике нашего государства в сборе налогов, – после паузы говорит он. Мне как-то совсем нечего возразить.

Я не знаю, что заставляло Акрама время от времени играть для меня роль ангела-хранителя. В первый раз это произошло в школе. Он самым банальным образом защитил меня от немотивированной агрессии старшеклассника с химической колбой в руке. Старшак замахнулся ею на меня, Акрам пнул его в пах.

Не знаю, читал ли Акрам Сунь Цзы, но у него никогда не возникало сомнений в методах ведения борьбы. Если чувствуешь, что тебя могут ударить – бей первым. Наноси максимальный ущерб первым ударом. Если противник превосходит тебя в силе – найди союзников, чтобы вместе с ними превзойти в силе противника. Все очень просто.

– Позвонишь своему другу в налоговой? – Чувствуя себя наивным мальчиком-переростком, спрашиваю я. После неудачного визита в клуб мы с Акрамом зашли в ближайшее кафе перекусить.

– Нет. Мы увидимся с ним завтра. Нет необходимости звонить сегодня. Да и ускорять время в таких вопросах не нужно. Жаль, девочке придётся подождать несколько дней. Надеюсь, у неё нет светобоязни или коньюктивита? – сощурившись, посмотрел на меня Акрам.

– Коньюктивита? Не знаю. По-моему, нет. Светобоязнь тоже никогда не замечал.

– Это положительные факторы, которые на нашей стороне. Как в остальном у тебя дела? Выглядишь посвежевшим, – Акрам макает в чай печеньку и мелко откусывает.

– Да? Ну я же тут у психотерапевта сейчас… лечусь. От бессонницы и кошмаров.

– Помогает?

– Кажется, да. Раз даже ты заметил. Он гипнозом лечит. И ещё под гипнозом я попал в свою прошлую жизнь и оказалось, что я там был Иисусом Христом.

– Ну а кем ещё ты там мог быть… Я бы тоже не мелочился…

– Тебе все шутить… – Устало отмахнулся я. – Хотя я сам не очень верю. А ещё в той прошлой жизни Иисуса я употребляю какие-то наркотики-галлюциногены.

– Что такое «наркотики»? – Возразил Акрам, – кто такое слово придумал, когда? Наверное, какой-нибудь озабоченный бюрократ в Советском Союзе, чтобы все классифицировать, поделить на чёрное и белое. Это отошедший от природы человек все нумерует, называет, разделяет. И поэтому он сам такой отделённый от мира и несчастный, потерявший свою природную сакральность. Сейчас этот самый узколобый бюрократ-учёный отделил галлюцинацию от якобы реальности – на чёрное и белое. Классифицировал все препараты, травки, грибочки, семейства, виды-подвиды… А тысячу лет назад галлюциногены были такой же частью окружающего мира, как и все остальное, и озарения-откровения от них – тоже частью мира. И та жизнь, в которой реальность и мистические озарения сосуществовали вместе, переплетались и перетекали из одного в другое – по-моему, была гораздо симпатичнее, чем нынешняя. Какой-нибудь крестьянин нажрался случайно хлеба со спорыньёй, увидел твоё царство небесное, ангелов и демонов, охуел от увиденного, и бегом – в монастырь и в святые. Там монахи его рассказов наслушались, срочно научили читать и писать – так он ещё с десяток томов религиозных откровений понаписал. Богословы с тех пор и до наших дней этими томами зачитываются и восхищаются. Ещё и сами с несколько десятков томов пояснений и толкований к оригиналу настрочили. Красота! – Разве нет? Никто же тогда не отделял: вот, мол, эта рожь с галлюциногенной спорыньёй – наркотик. Употребивший её крестьянин – наркоман. Увиденные ангелы и демоны – галлюцинация. Крестьянина – в психдиспансер. Рожь – сжечь. Про ангелов и демонов забыть. Скукотища… Та жизнь была определённо прекраснее. И её произведениями мы, между прочим, до сих пор восхищаемся. И, слава Аллаху, до сих пор не знаем, что под глюками было создано, а что – нет. Иначе запретили бы ещё и Брейгеля, и Босха, и Леонардо, а, может, и всех остальных.

– Наверное, – вздохнул я и допил чай. – Может, так и было.

– Конечно, так и было – почитай Абсентиса или Маккену! – Уверенно подтвердил Акрам, – Абсентис о спорынье в средневековом христианстве писал, а Маккена – в целом о галлюциногенах в древних культурах и религиях. Какой-то последователь Маккены, кстати, ещё дальше пошёл – сравнил описание манны небесной, которой в Ветхом Завете Бог Моисея кормил, с псилоцибиновыми грибами, и – оказалось очень похоже. После чего сделал вывод, что манна небесная – это и есть галлюциногенные грибы.

– И Ленин – гриб… Ладно, почитаю как-нибудь.