Текст книги "Контрабандист"

Автор книги: Михаил Тырин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Теперь вижу, что нет. Теперь могу указать в отчете, что телеметрия не сохранилась.

– А на слово верить мы уже не умеем?

– А на слово мы вам один раз уже поверили. И в почетном карауле над прахом усопших постояли. И сами чуть было этим прахом не стали.

– Беда с вами, господин наблюдатель, – покачал головой Дэба. – Как не совестно работать такими методами? А если я сообщу вашему начальству?

– То оно похвалит меня за инициативу и творческий подход. А вот если я сообщу, что ты мешаешь моей деятельности, эффект будет поинтересней.

– Ну-ну, и что мне сделает твое начальство? Зарплату урежет?

– Мое начальство может тебе не только зарплату, но и еще кое-что урезать. Под самый корешок. Но это крайность. В лучшем случае мое начальство решит усилить контроль и пришлет еще десять таких же, как я. И тогда, капитан, ты даже пописать не сможешь без того, чтобы я рядом не стоял.

– О-о, господин проверяющий, я и не знал, что вам нравится на это смотреть. Может, установим камеры в сортирах? Будет много занимательной телеметрии. Могу, если необходимо, составить график мочеиспускания всего экипажа – приложите к отчету. Я от чистого сердца, без претензий, такая уж ваша работа – в чужом говне ковыряться.

Я видел, что наше словоблудие затянулось, но не знал, как прекратить пустой треп и уйти с гордо поднятой головой.

– Поаккуратней надо, Грач, – продолжал Дэба. – Видел, что могло случиться? Травматизм в космосе пока еще высокий, непредвиденные опасности буквально кругом. В следующий раз тебя может в вентилятор затянуть или просто створкой люка пополам разрезать. Как же мы тебя начальству вернем такого, разрезанного?

– Иди в жопу, а? – кротко попросил я.

Он пожал плечами и, отделившись от переборки, собрался уходить. Оглянувшись, добавил:

– Мы тебе сегодня жизнь спасли, а ты нам такие слова высказываешь. Ну, просто грубиян какой-то… В следующий раз никто тебя спасать не будет. Подумай…

Я остался один. Ощущение было, словно меня обмакнули в помои. Но жаловаться не на кого. Кашу заварил я сам, сам ее и хлебаю. Теперь вот, похоже, попаду под особо пристальный присмотр. Работать станет стократ тяжелее. Тем более такие недвусмысленные намеки насчет створок люка…

Меня настораживало, что они даже не попытались меня обыскать и заглянуть в блокнот. Конечно, без грамотного шифровальщика они ничего бы там не нашли, а все же… Либо дураки, либо… Нет, все-таки не дураки. Тут что-то еще.

Я решил, что теперь придется носить этот тяжеленный и неудобный блокнот всегда при себе.

«Высплюсь хорошо, а завтра буду со свежей головой и с новыми силами», – успокоил я себя.

Что именно я собирался делать со свежими силами, я пока не решил. Но по-настоящему хотелось только одного: бежать отсюда со всех ног.

* * *

Сколько я ни пыжился, Тася упорно не хотела видеть во мне человека. Здоровалась она вежливо, но совершенно бесстрастно. Уж как я ни старался быть обходительным, обаятельным и галантным – все бесполезно. Моя роль в ее жизни… впрочем, какая там роль… Так, мутное пятно на заднем плане.

Мне уже пора было понять, что не стоит стараться. Потому что никто, буквально ни один человек не пытался завязать со мной даже приятельские отношения. Не считая, конечно, этой мелкой сволочи – Карла. Да и то моя была инициатива, вдобавок обернувшаяся его подлой провокацией.

Я не сомневался, что военные, которые имели странное и необъяснимое влияние на этой научной базе, приняли меры, чтоб изолировать меня от слишком тесных контактов с персоналом. Просто-напросто поставили на мне штамп: «Засланная тварь».

И Тасю можно понять. Какой же девушке понравится, что на нее пялится человек, которого назвали шпионом и стукачом в одном лице? Все равно я верил, что мы подружимся. Девочек своих я увижу не скоро, мне даже не дали толком им позвонить, а без женской ласки жить вредно для психики и обмена веществ. Так мне один умный человек сказал, и я сразу и безоговорочно ему поверил.

Однажды после завтрака меня вызвали из рубки и сообщили, что меня спрашивают по нуль-каналу. Это могли быть только люди Марциони, я даже удивился, почему они не вышли на связь раньше.

Канал переключили на мой терминал в каюте, и я увидел на экране улыбающегося Бинго.

– Наш глубокоуважаемый научный эксперт, – поклонился он, – чем порадуете ученый совет в моем лице?

– У меня все по плану, – холодно ответил я. – Интересуют конкретные вещи – спрашивайте.

– Вопросов много, – развел руками Бинго. – Даже не знаю, с чего начать.

Я не знал, зачем он ломает эту комедию и расходует трафик дорогостоящей нуль-связи. Оба мы прекрасно понимали, что наш разговор практически открыто слушают в рубке, а значит, о конкретных делах поговорить не удастся. Хотя мне уже было, что ему рассказать.

– Вам доставили ту центрифугу, за которую господин Марциони отдал полторы тысячи чеков? – озабоченно спросил Бинго, словно смеясь надо мной.

– Доставили пару дней назад, – мрачно ответил я. – Уже подключили и приступили к работе.

– Надеюсь, она действительно необходима для ускорения хода исследований.

– Так необходима, что аж в жопе свербит.

Он задал мне еще несколько пустых вопросов о расходах и приобретениях «Нового Ковчега», так, чтобы все подслушивающие убедились, что мы радеем только о нашем общем деле – об исследованиях Ступича.

Я знал, что не для пустой болтовни он зарезервировал нуль-канал, и ждал, когда мы приступим к главному. Наконец дождался.

– На федеральном терминале «Цемес» для вашего судна готовится ремонтный док, – сообщил Бинго. – Это значит, что через несколько дней вы уйдете «на витамины»…

– Да вы что?! – радостно ахнул я.

«Витамины»… Так на жаргоне именовалось оздоровительно-профилактическое мероприятие для экипажа, когда судно проходит плановое техобслуживание. Это означало две недели веселого безделья в бесплатной гостинице с бесплатной едой. Если точнее, то это две недели беспробудного пьянства со всеми вытекающими удовольствиями.

Наконец-то я отдохну от этой консервной банки «Новый Ковчег», от зашуганной научной братии и от их хамоватых покровителей – военных.

– Вы этого не знали? – слегка удивился Бинго.

– Я много чего еще не знаю. Хотя постепенно вхожу в курс дела.

– Это прекрасно, – Бинго хитро улыбнулся. – Мы намерены возложить на вас еще ряд важных задач, так что ваша осведомленность будет играть ключевую роль в успехе наших взаимоотношений.

«Что за чушь он несет?» – мимоходом подумалось мне.

– Надеюсь, вы успеете подготовить отчетные документы по освоению финансовых средств.

– Успею, – я широко улыбнулся. – Уже бегу готовить. Только, если позволите, шнурки потуже затяну.

– Я в вас верю, мой юный друг.

Бинго убрался с экрана. А я радостно потер ладоши. Меня ждал чудесный маленький отпуск, от которого я планировал взять все! Если только мои грозные покровители не придумают мне занятие на все две недели.

Хорошее настроение не покидало меня до обеда. В столовой я увидел Тасю, она сегодня была одна, и за ее столиком имелось целых три свободных места.

«Чем черт не шутит?» – подумал я в порыве хорошего настроения и подошел к ней.

– Разрешите, барышня?

Она выразительно осмотрела пустующие столики вокруг нас и пожала плечами. Я уселся, ожидая, пока прикатится робот-официант. Тася сидела прямо, демонстрируя тонкую осанку и грацию, глаза ее были опущены к столу. Дружелюбия в ее лице я пока не обнаруживал.

– Что у нас на обед? – преувеличенно бодро проговорил я.

– Что у вас – не знаю, – не девушка, а сплошная холодная вежливость. – А что у нас – написано в меню.

– О-о, – сказал я, потому что больше сказать было нечего.

Когда пауза стала невыносимой, я вновь подал голос.

– Говорят, скоро у нас у всех небольшой отпуск? Чем собираетесь заняться?

– Усилить теоретическую работу.

– А я думал, мы классно отдохнем.

– А вы и отдыхайте, – она безразлично пожала плечами.

Ну, как с ней говорить?

– Вам тут, наверно, непросто, – неуверенно предположил я.

– Мне?! – удивилась Тася. – Это еще почему?

– Ну, не знаю… хрупкая красивая девушка в большом космосе…

– Какой кошмар, – тихо буркнула она.

Да уж… Ляпнул так ляпнул.

– А я вот не люблю космос, – признался я. – Мне больше по душе свежий воздух, родниковая водичка, ветерок, листочки…

Тася посмотрела на меня в упор и негромко проговорила:

– Могу дать классный совет. Не выходите в космос. Возвращайтесь на Землю, плескайтесь в водичке и обмахивайтесь листочками.

– Спасибо, – растерянно пробормотал я.

Что и говорить, кобылка с норовом. Я мучительно обдумывал, что бы еще сказать, чтоб смягчить ее ледяное сердце, но тут заработали динамики внутренней связи:

– Внимание участникам эксперимента! Сотрудники службы главного энергетика и волновой лаборатории приглашаются в испытательный центр. Приготовиться группе оперативной изоляции…

И тут я поймал себя на досадной мысли, что с самого утра слышу про какой-то эксперимент, но до сих пор не придал этому значения. Здесь каждый день проводились всякие плановые опыты, внутренняя связь то и дело озвучивала ход очередной ученой затеи, но сегодняшняя активность была явно повышенной.

Мне полагалось знать обо всех основных этапах их работы, поэтому я несколько напрягся.

– А что у нас сегодня происходит? – спросил я, стараясь выглядеть беззаботным. – Почему все так носятся, и радио не умолкает?

– Работаем по плану, – ответила Тася, но я тут же разглядел, что она несколько растерялась.

Значит, попал в точку. Они от меня что-то скрыли, и я могу на это пожаловаться. Вот ты и в моих руках, девочка.

– Тасенька, буду признателен, если вы мне расскажете, чем сегодня заняты ваши коллеги. Сами знаете, не для праздного любопытства спрашиваю…

Она растерялась еще больше. Не отвечать мне нельзя. Отвечать – почему-то не хочется.

Она вскочила, бросив недоеденный салатик, пробормотала, чтобы я поговорил с академиком Ступичем, и поспешно направилась к двери.

– Отлично, идем к академику, – и я вскочил вслед за ней.

Она шла быстро и не оборачивалась, я трусил ей вслед, тщетно пытаясь поддерживать неторопливую беседу. Вдруг я почувствовал, как кто-то с силой опустил мне ладонь на плечо. И тут же услышал:

– Здорово, пернатый, бля!

Это был Крэк. Он стоял передо мной и улыбался во всю свою немаленькую физиономию. У него на плече висела большая сумка, сам он выглядел, как хорошо отдохнувший курортник. Поодаль стояли еще несколько таких же веселых и отдохнувших бойцов, несколько лиц были мне знакомы по полету на Луну-один. Я запоздало вспомнил, что сегодня ждали каких-то ребят из увольнительной – я случайно услышал об этом от вахтенных.

– Ну, ты как? – весело спросил Крэк, ни капли не смущаясь и не удивляясь. – Освоился, бля?

– Осваиваюсь, – коротко ответил я. – Извини, бежать надо. Потом поговорим, ладно?

– Поговорим, бля, обязательно, – кивнул Крэк. – Расскажешь, что да как.

Пока я болтал, Тася исчезла из поля зрения. Я догадывался, в какую сторону ей было надо, поэтому со всех ног устремился ее догонять.

И вдруг я почувствовал, что падаю.

Это было крайне странное ощущение – я вроде не спотыкался, в собственных ногах не путался, а просто ни с того ни с сего начал падать. Через секунду я понял, что не падаю, а просто-напросто лечу – исчезла сила тяжести. Навстречу мне летели трое инженеров в оранжевых комбинезонах, на их лицах я успел разглядеть крайнюю степень удивления.

Было с чего удивляться. В этом секторе базы не было гравитационных машин, которые могут взять да отключиться, здесь сила тяжести достигалась исключительно вращением. Впрочем, обдумать превратности физических законов я не успел. Вслед за силой тяжести исчез и свет.

В полной темноте я вписался корпусом во что-то твердое и закрутился на месте, как щепка в водовороте. Прошла секунда или две, после чего включилось тусклое аварийное освещение. Я посмотрел вокруг – и обомлел.

Коридор терял очертания. Он был зыбким, как желе. Вдоль потолка, стен, пола что-то текло, я словно находился в канализационной трубе. Более того, в этой трубе успели появиться водоросли – полупрозрачные нити пышными гроздьями колыхались повсюду.

И еще я успел увидеть, как на меня надвигается что-то едва различимое, поблескивающее, шевелящееся, какой-то шар из прозрачной слизи.

Должен сказать, что голова моя шла кругом. То ли я сильно ударился, и последствия недавнего сотрясения напомнили о себе, то ли вместе с тяжестью и светом начал исчезать и кислород. В любом случае, состояние мое напоминало рассвет после пьяной ночи.

Наконец гравитация вернулась, и я как-то подозрительно мягко плюхнулся на пол. И пьяное головокружение, кажется, начало проходить.

Но струящееся по коридору желе никуда не делось!!! Я видел его, я ощущал его теплые мягкие волны, обтекающие тело. Воздух был наполнен какими-то полупрозрачными бликами, словно вокруг водили хороводы волшебные медузы.

Невдалеке, как и я, ковырялся в прозрачных струях один из трех инженеров. Он заметил меня и пару секунд пялился с совершенно обезумевшим видом.

Я поднялся на ноги и пошел, сам не зная, куда. Я слышал, как в коридорах и помещениях вокруг кричат люди, где-то топало множество ног, где-то верещали динамики интеркома.

Потом в глубине базы раздался скрежет, да такой, что по коже побежали мурашки. Я явственно ощутил, как дрогнул пол под ногами. Через несколько секунд скрежет повторился, потом еще и еще. Теперь железное тело базы прямо-таки тряслось и ходило ходуном, я с трудом удерживал равновесие.

Сказать по правде, я и сам ходил ходуном. Страшно было так, что не пересказать. Дико хотелось где-нибудь спрятаться, в какой-нибудь маленькой крепкой комнатке, сжаться в комок, зажмуриться и пережить этот внезапный катаклизм. Да хотя бы под одеялом затаиться, как в глубоком детстве.

Вскоре я перестал понимать, где нахожусь, в какой части базы. Коридоры и двери слились в монотонный лабиринт, заполненный струящимся желе. Часто попадались люди, но всем было не до меня – одни беспомощно ковырялись на месте, другие куда-то тащились, третьи стояли или сидели в оцепенении. И по-прежнему базу сотрясал леденящий душу скрежет.

Неожиданно я набрел на дыру в переборке. Сантиметровый металлопластик был порван, как бумага, сквозь щель могли бы пройти одновременно двое. Трещина прошила базу на приличную глубину, мне были видны такие же разодранные переборки метров на двадцать вперед. Чем, скажите на милость, можно так изуродовать конструкции – прочные и надежные?

Дальше – больше. Коридор впереди был искорежен, проще говоря, сжат в гармошку. Там было темно, но когда я пригляделся, то увидел, что его пересекают выгнутые балки и переборки, напрочь перекрывающие проход. С потолка свешивались искрящиеся обрывки кабеля, где-то шипел протекающий теплоноситель.

С первого взгляда казалось, что здесь взорвалась бомба. Я постоял полминуты, вглядываясь в темноту, пока не решил идти обратно. И тут я услышал стон.

Я сначала подумал, что скулит маленькая собачка. Но собачек тут не водилось, это вполне мог быть человек. Тася, например. Вообще стон был не мужским, следовательно – женским. Ну, не детским же…

Стоит ли говорить, что я тут же пошел на звук. Мне пришлось лезть через мешанину скрученного металла, рискуя застрять навеки, я посадил несколько синяков и ссадин на теле, но не остановился, пока не увидел источник звука.

Это была маленькая обезьянка в белой распашонке. Она сидела под изогнувшейся переборкой и плакала, прижав лапки к глазам, – совсем как маленький человечек. Она была какая-то тощая, облезлая, но я и сам сейчас выглядел, пожалуй, не лучшим образом.

Мне стало ужасно жаль ее. Всегда жаль зверьков, которые страдают по милости человека, хотя сами ни в чем не виноваты и даже не догадываются, за что их мучают.

Я протянул руки и вытащил ее. Обезьянка доверчиво прильнула ко мне и затихла. Я чувствовал, как бешено колотится ее крошечное сердце.

И тут я услышал голос. Кто-то не видимый мне очень внятно и спокойно произнес из темноты:

– Как странно. Люди и животные почти неотличимы друг от друга, если думать о животном, как о человеке, а о человеке, как о животном. И многое становится понятно, если взглянуть на мир под этим углом.

Честно сказать, у меня мурашки побежали по коже. Я невольно дернулся в сторону, приобретя еще одну ссадину на плече, но ничего не произошло. Невидимка вздохнул и притих.

– Кто здесь? – спросил я, замирая от ужаса.

– Мы здесь, – ответил голос. – Мы все здесь, где же еще?

В моем положении имелся один источник света – экран блокнота. Я осторожно, чтоб не напугать обезьянку, полез в карман, но невидимка остановил меня:

– Не трудитесь.

Что-то клацнуло, и над нами тускло зажглась люкс-панель, чудом уцелевшая на скрученной балке.

Я увидел незнакомца. Он сидел на накренившемся полу, притянув к себе колени и обхватив их руками. У него было очень странное лицо – невозможно было определить его возраст. С первого взгляда – мужик как мужик, но глаза, выражение лица, движения – все мальчишеское. И был совсем небольшого роста, волосы слегка всклокочены, словно он только что проснулся.

Я обратил внимание на его одежду. Длинная бумажная рубашка, но не такая, как надевали некоторые ученые перед работой. Его одеяние напоминало скорей накидку, в которые облачают пациентов перед операцией. Изначально она была белой, теперь всю ее покрывали грязные пятна.

– Вам помочь? – выдавил я.

Он рассмеялся.

– Научитесь сначала помогать себе, это важнее для всех, – в голосе просквозили твердые нотки. Он внимательно посмотрел на меня, улыбнулся. – А вас я не знаю, вы не из них.

– Из «кого»? – тупо спросил я. Потом добавил: – Вообще да, я сам по себе.

– Сам по себе, – как эхо повторил он. – Сам по себе – высшая форма ощущения себя, но, увы, недостижимая.

– Вы – Придумщик, – неуверенно проговорил я.

Я уже несколько раз слышал это странное прозвище, но так и не узнал, кто под ним скрывается. Всякий раз, когда кто-то заговаривал о Придумщике, а рядом оказывался я, разговор быстро прекращался. Но сейчас я почему-то был уверен, что передо мной именно он, загадочный Придумщик.

– Мы все – Придумщики, – серьезно проговорил он. – В этом смысле я ничем не лучше остальных.

– Да, наверно, так и есть, – пробормотал я. А что было ему отвечать? Честно говоря, этот незатейливый диалог с сумасшедшим меня совсем не забавил. Я думал, как побыстрее покинуть это местечко, но и оставлять его одного было бы нехорошо.

– Нам надо уходить отсюда, – сказал я. – Здесь все может обрушиться.

– Надо уходить, – кивнул он, – но никто не знает, куда.

– Идемте, – я повернулся и начал прокладывать путь из завала. Обезьянка принялась тихо повизгивать у меня на груди.

Мы без проблем и приключений выбрались в накренившийся коридор, где я остановился и прислушался. Вокруг стало потише. Нет, кое-какие звуки продолжались – например, далеко за стенами все так же истошно вопили люди, но скрежет прекратился. База больше не тряслась и не содрогалась.

Вообще в воздухе стало спокойнее, гораздо спокойнее. Хотелось верить, что все кончилось. Правда, я еще не знал, что кроется за этим «все».

– Вы не знаете, что случилось? – спросил я у Придумщика.

– Я спал, потом проснулся, – скучно ответил он. – Я испугался.

– Тут все испугались, – заметил я.

– Все испугались. Даже те, кто испугал всех. Правда, забавно?

– Обхохочешься, – вздохнул я. И, подумав немного, спросил: – Это вас привезли с Луны-один в железном ящике?

Он не ответил: мы оба прислушались. По коридору кто-то продвигался в нашем направлении, я ясно слышал переговоры. Еще несколько секунд – и я увидел Тасю.

– Ричард!!! – завизжала она и бросилась ко мне.

Я, конечно, не Ричард, но на всякий случай шагнул ей навстречу. Оказалось, ее интересует обезьяна. Она выхватила тщедушное тельце из моих рук и едва не разрыдалась от умиления. Ни дать ни взять любящая мамаша.

Потом она обернулась и крикнула кому-то:

– Он здесь, идите сюда! Все в порядке!

Я услышал топот армейских ботинок. Пятеро бойцов, увешанных оружием, как духи войны, вынырнули из полумрака и ринулись в нашу сторону. Я даже дернуться не успел, как один уткнул меня носом в стену и заорал в ухо: «Стоять, тварь с-сучья!!!»

Я, конечно, не стал возражать и даже согласился какое-то время побыть сучьей тварью, если господам военным так угодно.

Остальные окружили Придумщика. Я не видел, что они с ним там делают, но по звукам понял, что ему вкалывают какой-то препарат. Один из бойцов вызвал по радио начальство, и через минуту откуда-то материализовался мой старый знакомый – капитан Дэба. Сначала я услышал вздох искреннего облегчения, который относился явно не ко мне. Потом дело дошло и до меня.

– Опять ты, Грач? – устало проговорил капитан.

– Нет-нет, – возразил я. – Называйте меня просто: «сучья тварь».

– Кончай кривляться. Что он успел тебе сказать?

– Да ничего… Обезьяны вообще как-то мало говорят.

– Грач, не доводи меня сегодня. Я сегодня очень нервный. Я сегодня и в ухо двинуть могу. Ты и так у меня словно заноза в заднице.

– Не хочу показаться бестактным, но предпочитаю быть занозой, нежели задницей.

– Уберите его к чертовой матери отсюда! – взорвался капитан.

В этот раз меня провожал до каюты почетный эскорт из двух бойцов со свирепыми рожами. Гордости моей не было предела. Ну а пинок под зад, которым меня наградили на прощание, я счел за издержки профессии.

* * *

Всю последующую неделю базу усиленно чинили. Я засыпал и просыпался под грохот и жужжание инструментов. Казалось бы: кому взбрело в голову делать это в открытом космосе, когда судно вот-вот прибудет в удобный приспособленный для ремонта док?

Но я-то все понимал. Им любой ценой надо было скрыть, что здесь произошла чрезвычайная ситуация.

Кстати, не такая уж чрезвычайная. Насколько я знал, каким-то чудом катаклизм обошелся без жертв. Не считая нескольких вывихов и разбитых физиономий. Что меня особенно поразило, так это атмосфера абсолютного молчания, которая воцарилась уже на следующий день. Словно ничего и не было. Словно пара ламп перегорела – вот и все происшествие.

Как-то раз ко мне зашел Крэк. Зашел сам – я его не звал.

Я валялся на койке с банкой пива и смотрел в потолок, мечтая о том счастливом дне, когда окажусь наконец на большой обитаемой базе, среди нормальных людей. День этот неумолимо приближался.

Крэк переступил через порог и сразу критически осмотрелся.

– Нормально, бля, устроился, – отметил он. – Получше, чем мы.

– Я теперь большая шишка, – охотно пояснил я. – Самый главный наблюдатель, слышал, наверно?

– И не раз, – он развалился на стуле. – Ну, рассказывай, бля.

– Что рассказывать? – вздохнул я. – Живу я неплохо. Место, правда, у вас тут мерзкое. Люди какие-то нервные. Жратва паршивая. Должность дерьмовая. Заняться нечем. Отдохнуть не с кем, даже просто выпить. А так – все чудесно.

– Про другое расскажи. Как, бля, ты оттуда вернулся?

Я задумался ненадолго. Ну, что ему скажешь?

– Да так… обыкновенно. Залепил дырявый скафандр жвачкой, расправил крылышки – и полетел домой.

– Ну да, я так и думал. А рощи и водопады тоже видел, бля?

Я приподнялся с койки – разговор приобретал интересную окраску.

– А ты?

– И я, – Крэк тихо рассмеялся. – И капитан, и Дэф, и пацаны – все видели. Понравилось, бля?

– Живописно, бля, – кивнул я. – А откуда оно там взялось, вы тоже знаете?

– Да вот… взялось, – он развел руками и опять рассмеялся. Потом сдвинул брови. – Только гляди, не трепись про это на все стороны. А то сам пожалеешь.

– Да я уже растрепал. Следователю, спасателям, еще каким-то людям.

– Ну? А они чего? – нахмурился Крэк.

– Да ничего. Сочувствуют. Советуют хорошо высыпаться и слушать спокойную музыку.

– Ну, тогда ладно, бля. Пусть лучше думают, что у тебя белая горячка или еще какая хвороба. Ты там весь запас спирта прикончил, все знают.

– Репутация! – я со значением поднял палец.

– Ну, тогда пошел я, – он поднялся.

– Э, погоди! – я вскочил на койке. – Ты что же, так и уйдешь? Так и не расскажешь, что это было?

– А ты это… – он пошевелил в воздухе пальцами. – В общем, крылышки опять отрасти, бля. Слетай да погляди.

28 декабря, утро.

Федеральный терминал «Цемес»

Великий день настал. Едва проснувшись, я прилип к иллюминатору и наблюдал, как «Ковчег» входит в гигантские ворота дока. Его тащили три буксирных бота – тащили так медленно и бережно, словно наше ржавое корыто было величайшей ценностью человечества.

Оно и немудрено. Втиснуть огромную летающую лабораторию в док можно было только с ювелирной точностью. Иначе не поздоровится ни лаборатории, ни доку.

По правилам безопасности всех пассажиров следовало заранее убрать с борта. Но начальство, судя по всему, решило сэкономить на аренде пассажирских флайеров, и «Ковчег» покинули лишь несколько избранных. Которым я сейчас дико завидовал.

Мне просто не терпелось ввалиться сейчас в какой-нибудь бар, заказать полный стол выпивки и еды – чем дороже, тем лучше, – надраться, потанцевать, потискать местных девчонок, побеситься, дать кому-нибудь в рожу, получить самому: в общем, провести время и с пользой, и с радостью.

Судя по всему, мне предстояло здесь встретить Новый год. Не сказать, что я был ужасно рад – все-таки предпочел бы дома, с девчонками. Но лучше так, чем в железной банке посреди гребаного космоса.

Девчонкам, кстати, надо позвонить. И желательно сразу – до того, как напьюсь.

Многочисленные обитатели нашего звездного дома уже собрали сумки и заранее концентрировались возле шлюза, оставив после себя распахнутые двери и замусоренные коридоры.

Мне собирать было особо нечего – почти все мое было на мне. Через двадцать минут я присоединился к галдящей толпе у выхода и со сладострастием ждал первого глотка свободы. Пусть и мнимой.

Конечно, в гофрированной кишке перехода возникла небольшая сутолока: каждого прибывшего слегка помучили пограничники. Не пользы ради, а для соблюдения профессиональных приличий. Мне волноваться было не о чем: скромная сумочка с запасными трусами и чистенькие неприметные документы.

И все же поволноваться пришлось.

Пограничник как-то подозрительно долго рылся в моей сумке, гораздо дольше, чем в огромных тюках прочих прибывших. Наконец достал с самого дна – что бы вы думали? – пару запаянных в пластик зубочисток, которые я, скорее всего, случайно прихватил в столовой и сгреб в сумку с остальным барахлом.

Лицо пограничника выразило высокую степень озабоченности, когда он поднес зубочистки к глазам.

– Мне придется вас задержать, – сказал он.

– Что?! – я не поверил своим ушам. – Задержать? С какой стати?!!

– Возможно, угол заточки этих зубочисток не соответствует гражданским нормативным актам автономной зоны «Цемес», – с преувеличенной серьезностью заявил он. – Мы должны все проверить.

– Вы издеваетесь? – я едва сдержался, чтоб не вцепиться ему в физиономию.

Глупый, конечно, вопрос. Несомненно, он издевался. И даже не скрывал это от меня. Ему нужно было любой Ценой меня задержать – только зачем?

– Не волнуйтесь, – пограничник с сочувствием посмотрел на меня. – Если у вас все в порядке, вас немедленно отпустят.

Когда меня уводили, я заметил прищуренный взгляд капитана Дэбы.

– Ну, ты даешь, Грач, – усмехнулся он. – Ни минуты без приключений.

Все прояснилось в служебном помещении. Там меня ждали двое в черных костюмах, с постными лицами.

– Концерт обязательно было устраивать?! – разъярился я. – Нельзя было просто договориться о встрече?

– Господин Бинго ждет вас в отеле, – сдержанно произнес один из них, и меня повели по каким-то потайным коридорам на стоянку электрокаров.

– Извини, Грач, за спешку, – сказал Бинго, когда мы встретились в просторном номере с иллюминатором в полстены. – Но хотелось поговорить, пока ты не нажрался или не попал в очередные неприятности.

– С фантазией у вас туго, – процедил я. – Можно было дать мне молотком по башке и утащить на носилках. Чтоб уж точно никто не догадался…

– Отлично, так и сделаем в следующий раз. А теперь к делу. Показывай, что ты там нарыл.

Я протянул ему блокнот с крадеными телеметрическими данными. Бинго бросил его в кейс, даже не взглянув. Потом он задавал мне разные общие вопросы, а я рассказывал о своем житье-бытье на «Ковчеге», особенно напирая на то, как мне там осточертело.

Где-то на пятнадцатой минуте разговора я вдруг понял, что мы просто треплемся. Меньше всего наше общение походило на деловой разговор корпоративного агента с заказчиком. Я прекрасно отдавал себе отчет, что никакой действительно важной информации я не привез – меня к ней просто не допустили. И Бинго, кажется, понимал то же самое. Мои речи он воспринимал с какой-то скукой, чуть ли не позевывал. Казалось даже, что Бинго вообще информирован куда больше меня…

И в чем тогда смысл нашего, с позволения сказать, сотрудничества? Может, он и сам поймет, что толку от меня мало и что пора отпустить меня восвояси?

Не успел я так подумать, как Бинго прервал очередной мой монолог следующим заявлением:

– Есть для тебя новая информация, Грач. И тема поразмышлять. Твои дружки из военного спецназа… В общем, мы навели кое-какие справки. Офицерик тот… как его, Дэба? – он служил в истребительной дивизии «Лаванда».

Бинго глубокомысленно уставился нам меня.

– Так, – изрек я после некоторой паузы. – И что?

– Не понимаешь? «Лаванда» в полном составе грохнулась вместе с «Ледяным громом». Выживших нет.

– Ну, почему… – неуверенно проговорил я. – Есть выжившие. Один мой знакомый, Крэк, он тоже там служил. Просто в момент аварии находился в другом месте, в госпитале.

– Угу… – Бинго укоризненно покачал головой. – И Дэба, и этот твой Крэк, и еще около двадцати человек – все они находились на борту «Грома». Как раз в момент аварии. Это проверено по летным спискам. И перепроверено несколько раз через другие источники. А теперь все они ходят строем под командованием генерала Бетховена.

– Не понял, – я озадаченно уставился на Бинго.

– Более того, спасатели нашли бот, на котором они покинули «Ледяной гром». А вокруг него – два десятка пустых скафандров. Забавно, правда?

– Опять не понял. И как же они спаслись?

– Я думал, ты это выяснишь, Грач, – все так же укоризненно проговорил Бинго. – Ты сам-то как спасся?

– Плохо помню. Да я уже рассказывал. Самая правдоподобная версия – подобрали спасатели с Мельбурна. У меня от нехватки кислорода сплошные провалы в памяти и галлюцинации.

– Ах ты, бедный… – покачал головой Бинго. – Не пойму я тебя, Грач. Ты вроде умный. А ведешь себя сейчас, как кретин. Комедию какую-то передо мной ломаешь…

– Да нет, не ломаю… – пробормотал я, действительно чувствуя себя кретином.

– Ладно, поехали дальше, – вздохнул мой собеседник. – Генерал Бетховен – бывший начальник штаба «Лаванды». Правда, он как раз был в другом месте – на флагмане, вместе с командующим. Может, тебе любопытно, что лет пятнадцать назад они пересекались с академиком Ступичем. Академик в то время был еще мелким научным сотрудником и работал на каком-то военном проекте, а Бетховен возглавлял службу охраны объекта.