Текст книги "Полное собрание стихотворений"
Автор книги: Михаил Лермонтов
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
Стихотворения разных лет
Крест на скале
В теснине Кавказа я знаю скалу,
Туда долететь лишь степному орлу,
Но крест деревянный чернеет над ней,
Гниет он и гнется от бурь и дождей.
И много уж лет протекло без следов
С тех пор, как он виден с далеких холмов.
И каждая кверху подъята рука,
Как будто он хочет схватить облака.
О если б взойти удалось мне туда,
Как я бы молился и плакал тогда;
И после я сбросил бы цепь бытия
И с бурею братом назвался бы я!
Черные очи
Много звезд у летней ночи,
Отчего же только две у вас,
Очи юга! черны очи!
Нашей встречи был недобрый час.
Кто ни спросит, звезды ночи
Лишь о райском счастье говорят;
В ваших звездах, черны очи,
Я нашел для сердца рай и ад.
Очи юга, черны очи,
В вас любви прочел я приговор,
Звезды дня и звезды ночи
Для меня вы стали с этих пор!
К *** (Когда твой друг с пророческой тоскою…)
Когда твой друг с пророческой тоскою
Тебе вверял толпу своих забот,
Не знала ты невинною душою,
Что смерть его позорная зовет,
Что голова, любимая тобою,
С твоей груди на плаху перейдет;
Он был рожден для мирных вдохновений,
Для славы, для надежд; – но меж людей
Он не годился; и враждебный гений
Его душе не наложил цепей;
И не слыхал творец его молений,
И он погиб во цвете лучших дней;
И близок час… и жизнь его потонет
В забвенье, без следа, как звук пустой;
Чтоб смыть упрек, оправданный толпой,
И лишь волна полночная простонет
Над сердцем, где хранился образ твой!
Гость
(Быль)
(Посвящается…)
Кларису юноша любил,
Давно тому назад.
Он сердце девы получил:
А сердце – лучший клад.
Уж громкий колокол гудёт,
И в церкве поп с венцами ждет.
И вдруг раздался крик войны,
Подъяты знамена:
Спешат отечества сыны —
И ноги в стремена!
Идет Калмар, томим тоской,
Проститься с девой молодой.
«Клянись, что вечно, – молвил он, —
Мне не изменишь ты! —
Пускай холодной смерти сон,
О, дева красоты,
Нас осеняет под землей,
Коль не венцы любви святой!»
Клариса клятву говорит,
Дрожит слеза в очах,
Разлуки поцелуй горит
На розовых устах:
«Вот поцелуй последний мой —
С тобою в храм и в гроб с тобой!»
– Итак, прости! жалей меня:
Печален мой удел! —
Калмар садится на коня,
И вихрем полетел…
Дни мчатся… снег в полях лежит…
Всё дева плачет да грустит…
Вот и весна явилась вновь,
И в солнце прежний жар.
Проходит женская любовь,
Забыт, забыт Калмар!
И должен получить другой
Ее красу с ее рукой.
С невестой под руку жених
Пирует за столом,
Гостей обходит и родных
Стакан, шипя вином.
Пир брачный весело шумит;
Лишь молча гость один сидит.
На нем шелом избит в боях,
Под хладной сталью лик,
И плащ изорван на плечах,
И ржавый меч велик.
Сидит он прям и недвижим,
И речь начать боятся с ним…
«Что гость любезный наш не пьет, —
Клариса вдруг к нему, —
И что он нить не перервет
Молчанью своему?
Кто он? откуда в нашу дверь?
Могу ли я узнать теперь?»
Не стон, не вздох он испустил —
Какой-то странный звук
Невольным страхом поразил
Мою невесту вдруг.
Все гости: ax! – открыл пришлец
Лицо свое: то был мертвец.
Трепещут все, спасенья нет,
Жених забыл свой меч.
«Ты помнишь ли, – сказал скелет, —
Свою прощальну речь:
Калмар забыт не будет мной;
С тобою в храм и в гроб с тобой!
Калмар твой пал на битве – там,
В отчаянной борьбе.
Венец, девица, в гробе нам:
Я верен был тебе!..»
Он обхватил ее рукой,
И оба скрылись под землей.
В том доме каждый круглый год
Две тени, говорят,
(Когда меж звезд луна бредет,
И все живые спят)
Являются, как легкий дым,
Бродя по комнатам пустым!..
Non, si j'en crois mon espérance…
<Н. Н. Арсеньеву>
Дай бог, чтоб ты не соблазнялся
Приманкой сладкой бытия,
Чтоб дух твой в небо не умчался,
Чтоб не иссякла плоть твоя;
Пусть покровительство судьбины
Повсюду будет над тобой,
Чтоб ум твой не вскружили вины
И взор красавицы младой;
Ланиты и вино нередко
Фальшивой краскою блестят;
Вино поддельное, кокетка,
Для головы и сердца – яд!
Опять, народные витии…
12
Опять, народные витии,
За дело падшее Литвы
На славу гордую России
Опять шумя восстали вы.
Уж вас казнил могучим словом
Поэт, восставший в блеске новом
От продолжительного сна,
И порицания покровом
Одел он ваши имена.
3
Что это: вызов ли надменный,
На битву ль бешеный призыв?
Иль голос зависти смущенной,
Бессилья злобного порыв?..
Да, хитрой зависти ехидна
Вас пожирает; вам обидна
Величья нашего заря;
Вам солнца божьего не видно
За солнцем русского царя.
<4>
Давно привыкшие венцами
И уважением играть,
Вы мнили грязными руками
Венец блестящий запятнать.
Вам непонятно, вам несродно
Всё, что высоко, благородно;
Не знали вы, что грозный щит
Любви и гордости народной
От вас венец тот сохранит.
<5>
Безумцы мелкие, вы правы,
Мы чужды ложного стыда!
. . . . . . . . . .
Но честь России невредима.
И вам смеясь внимает свет…
Так в дни воинственные Рима,
Во дни торжественных побед,
Когда триумфом шел Фабриций
И раздавался по столице
Восторга благодарный клик,
Бежал за светлой колесницей
Один наемный клеветник.
Когда надежде недоступный…
Когда надежде недоступный,
Не смея плакать и любить,
Пороки юности преступной
Я мнил страданьем искупить;
Когда былое ежечасно
Очам являлося моим
И всё, что свято и прекрасно,
Отозвалося мне чужим;
Тогда молитвой безрассудной
Я долго богу докучал
И вдруг услышал голос чудный.
«Чего ты просишь?» он вещал;
«Ты жить устал? – но я ль виновен;
Смири страстей своих порыв;
Будь как другие хладнокровен,
Будь как другие терпелив.
Твое блаженство было ложно;
Ужель мечты тебе так жаль?
Глупец! где посох твой дорожный?
Возьми его, пускайся в даль;
Пойдешь ли ты через пустыню
Иль город пышный и большой,
Не обожай ничью святыню,
Нигде приют себе не строй».
Ax! ныне я не тот совсем…
Ax! ныне я не тот совсем,
Меня друзья бы не узнали,
И на челе тогда моем
Власы седые не блистали.
Я был еще совсем не стар;
А иссушил мне сердце жар
Страстей, явилися морщины
И ненавистные седины,
Но и теперь преклонных лет
Я презираю тяготенье.
Я знал еще души волненье —
Любви минувшей грозный след.
Но говорю: краса Терезы…
Теперь среди полночной грезы
Мне кажется: идет она
Между каштанов и черешен…
Катится по небу луна…
Как я доволен и утешен!
Я вижу кудри… взор живой
Горячей влагою оделся…
Как жемчуг перси белизной.
Так живо образ дорогой
В уме моем напечатлелся!
Стан невысокий помню я
И азиатские движенья,
Уста пурпурные ея,
Стыда румянец и смятенье…
Но полно! полно! я любил,
Я чувств своих не изменил!..
. . . . . . . . . .
Любовь, сокрывшись в сердце диком,
В одних лишь крайностях горит
И вечно (тщетно рок свирепый
Восстал) меня не охладит,
И тень минувшего бежит
Поныне всюду за Мазепой…
. . . . . . . . . .
Он был в краю святом…
Он был в краю святом,
На холмах Палестины.
Стальной его шелом
Иссекли сарацины.
Понес он в край святой
Цветущие ланиты;
Вернулся он домой
Плешивый и избитый.
Неверных он громил
Обеими руками —
Ни жен их не щадил,
Ни малых с стариками.
Встречаясь с ним подчас,
Смущалися красотки;
Он п…. их не раз,
Перебирая четки.
Вернулся он в свой дом
Без славы и без злата;
Глядит – детей содом,
Жена его брюхата.
Пришибло старика…
Никто моим словам не внемлет… Я один…
Никто моим словам не внемлет… я один.
День гаснет… красными рисуясь полосами,
На запад уклонились тучи, и камин
Трещит передо мной. – Я полон весь мечтами,
О будущем… и дни мои толпой
Однообразною проходят предо мной,
И тщетно я ищу смущенными очами
Меж них хоть день один, отмеченный судьбой!
Мое грядущее в тумане…
Мое грядущее в тумане
Было<е> полно мук и зла…
Зачем не позже иль не ране
Меня природа создала?
К чему творец меня готовил,
Зачем так грозно прекословил
Надеждам юности моей?..
Добра и зла он дал мне чашу,
Сказав: я жизнь твою украшу
Ты будешь славен меж людей!..
И я словам его поверил,
И полный волею страстей
Я будущность свою измерил
Обширностью души своей;
С святыней зло во мне боролось,
Я удушил святыни голос,
Из сердца слезы выжал я;
Как юный плод, лишенный сока,
Оно увяло в бурях рока
Под знойным солнцем бытия.
Тогда для поприща готовый
Я дерзко вник в сердца людей
Сквозь непонятные покровы
Приличий светских и страстей.
Это случилось в последние годы могучего Рима…
Это случилось в последние годы могучего Рима,
Царствовал грозный Тиверий и гнал христиан беспощадно:
Но ежедневно на месте отрубленных ветвей, у древа
Церкви христовой юные вновь зеленели побеги.
В тайной пещере, над Тибром ревущим, скрывался в то время
Праведный старец, в посте и молитве свой век доживая;
Бог его в людях своей благодатью прославил.
Чудный он дар получил: исцелять от недугов телесных
И от страданий душевных. Рано утром, однажды,
Горько рыдая, приходит к нему старуха простого
Звания, – с нею и муж ее, грусти безмолвной исполнен,
Просит она воскресить ее дочь, внезапно во цвете
Девственной жизни умершую… – «Вот уж два дня и две ночи,—
Так она говорила, – мы наших богов неотступно
Молим во храмах и жжем ароматы на мраморе хладном,
Золото сыплем жрецам их и плачем, – но всё бесполезно!
Если бы знал ты Виргинию нашу, то жалость стеснила б
Сердце твое, равнодушное к прелестям мира! Как часто
Дряхлые старцы, любуясь на белые плечи, волнистые кудри,
На темные очи ее, молодели; и юноши страстным
Взором ее провожали, когда, напевая простую
Песню, амфору держа над главой осторожно, тропинкой
К Тибру спускалась она за водою… иль в пляске,
Перед домашним порогом, подруг побеждала искусством,
Звонким, ребяческим смехом родительский слух утешая…
Только в последнее время приметно она изменилась;
Игры наскучили ей, и взор отуманился думой;
Из дому стала она уходить до зари, возвращаясь
Вечером темным, и ночи без сна проводила… При свете
Поздней лампады я видела раз, как она, на коленах,
Тихо, усердно и долго молилась, – кому? – неизвестно!..
Созвали мы стариков и родных для совета; решили…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тебе, Кавказ, суровый царь земли
Тебе, Кавказ, суровый царь земли,
Я посвящаю снова стих небрежный.
Как сына ты его благослови
И осени вершиной белоснежной;
От юных лет к тебе мечты мои
Прикованы судьбою неизбежной,
На севере – в стране тебе чужой
Я сердцем твой – всегда и всюду твой.
Еще ребенком, робкими шагами
Взбирался я на гордые скалы,
Увитые туманными чалмами,
Как головы поклонников аллы.
Там ветер машет вольными крылами,
Там ночевать слетаются орлы,
Я в гости к ним летал мечтой послушной
И сердцем был – товарищ их воздушный.
С тех пор прошло тяжелых много лет,
И вновь меня меж скал своих ты встретил.
Как некогда ребенку, твой привет
Изгнаннику был радостен и светел.
Он пролил в грудь мою забвенье бед,
И дружно я на дружний зов ответил;
И ныне здесь, в полуночном краю,
Всё о тебе мечтаю и пою.
Тебе, Кавказ, суровый царь земли
Тебе, Кавказ, суровый царь земли,
Я снова посвящаю стих небрежный.
Как сына ты его благослови
И осени вершиной белоснежной.
Еще ребенком, чуждый и любви
И дум честолюбивых, я беспечно
Бродил в твоих ущельях, грозный, вечный,
Угрюмый великан, меня носил
Ты бережно, как пéстун, юных сил
Хранитель верный – <и мечтою
Я страстно обнимал тебя порою.>
И мысль моя, свободна и легка,
Бродила по утесам, где, блистая
Лучом зари, сбирались облака,
Туманные вершины омрачая,
Косматые, как перья шишака;
А вдалеке, как вечные ступени
С земли на небо, в край моих видений,
Зубчатою тянулись полосой,
Таинственней, синей одна другой,
Всё горы, чуть приметные для глаза,
Сыны и братья грозного Кавказа.
Не плачь, не плачь, мое дитя…
Не плачь, не плачь, мое дитя,
Не стоит он безумной муки.
Верь, он ласкал тебя шутя,
Верь, он любил тебя от скуки!
И мало ль в Грузии у нас
Прекрасных юношей найдется?
Быстрей огонь их черных глаз,
И черный ус их лучше вьется!
Из дальней, чуждой стороны
Он к нам заброшен был судьбою;
Он ищет славы и войны, —
И чтó ж он мог найти с тобою?
Тебя он золотом дарил,
Клялся, что вечно не изменит,
Он ласки дорого ценил —
Но слез твоих он не оценит!
Quand je te vois sourire…
Quand je te vois sourire,
Mon coeur s'èpanouit,
Et je voudrais te dire,
Ce que mon cœur me dit!
Alors toute ma vie
A mes yeux apparaît;
Je maudis, et je prie,
Et je pleure en secret.
Car sans toi, mon seui guide,
Sans ton regard de feu
Mon passé paraît vide,
Comme le ciel sans Dieu.
Et puis, caprice étrange,
Je me surprends bénir
Le beau jour, oh mon ange,
Où tu m'as fait souffrir!..[18]
[Закрыть]
Примечания к стихотворениям разных лет
Крест на скале
Печатается по копии – ИРЛИ, оп. 4, № 26 (тетрадь 2, В. X. Хохрякова), л. 6.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Висковатова (т. 1, 1889, стр. 57–58).
Дата не установлена. Возможно, стихотворение относится к 1830 г., когда Лермонтов познакомился с семейством Сушковых.
В копии под стихотворением надписано: M-lle Souchkoff; на полях помета Висковатова о том, что стихотворение адресовано m-lle Сушковой, по его предположениям Е. П. Сушковой, впоследствии гр. Ростопчиной.
Черны очи
Печатается по автографу – ЛБ, М., 8228, 45, л. 2.
Впервые опубликовано в Соч. изд. Академической библиотеки, т. 1, 1910, стр. 188.
Дата не установлена. Возможно, стихотворение относится к 1830 году. Обращено, вероятно, к Е. А. Сушковой.
К *** (Когда твой друг с пророческой тоскою…)
Печатается по автографу – ЛБ, М., 8228, 45, л. 2 об.
Впервые опубликовано в Соч. изд. Академической библиотеки, т. 1, 1910, стр. 188–189.
Дата стихотворения не установлена.
Вариант первой строфы имеется в стихотворении «Не смейся над моей пророческой тоскою» (1837), некоторые стихи введены были в стихотворение «Он был рожден для счастья, для надежд» (1832).
Гость (Кларису юноша любил…)
Печатается по копии – ИРЛИ, оп. 2, № 64.
Автограф не известен.
Впервые опубликовано в «Русск. старине» (1882, № 8, стр. 389–390), лл. 2–4.
Дата не установлена.
Nоn, si j'en crois mоn espérance…
Печатается по копии – ИРЛИ, оп. 2, № 64, л. 1. Копия сделана по бумагам А. М. Верещагиной.
Автограф не известен.
Впервые опубликовано в «Русск. старине» (1882, т. 35, № 8, стр. 391).
Дата не установлена.
П. А. Висковатов, публикуя это стихотворение в «Русской старине», во вступительной заметке указывал, что оно относится к 1830–1832 годам, и намекал, что оно обращено к В. А. Лопухиной. Однако в 1 томе «Сочинений» Лермонтова под редакцией того же Висковатова (М., 1889, стр. 235–236) это стихотворение отнесено к 1832 году и напечатано с посвящением А. М. Верещагиной.
<Н. Н. Арсеньеву>
Печатается по автографу – ЦГЛА, ф. 276, оп. 2, № 3 (альбом Н. Н. Арсеньева). В автографе подпись: «М. Лермантов».
Имеется фотокопия – ИРЛИ, оп. 2, № 119.
Стихотворение опубликовано впервые в «Русск. архиве» (1871, № 7/8, стлб. 1271–1272).
Дата не установлена.
Николай Николаевич Арсеньев (род. в 1809 году) – родственник поэта по матери, М. М. Лермонтовой. Учился в кадетском корпусе, потом служил в кавалергардах.
Опять, народные витии…
Печатается по черновому автографу, состоящему из пяти строф, – ГИМ, ф. 445, № 227а (тетрадь Чертковской библиотеки), лл. 59–60.
Впервые опубликован отрывок стихотворения в «Современнике» (1854, т. 45, № 5, отд. I, стр. 5), без нумерации строф. Полностью стихотворение помещено, как состоящее из шести строф, в «Библиогр. записках» (1859, т. 2, № 1, стлб. 21–22) с нумерацией строф, при этом по поводу строфы, помеченной цифрой 5 и замененной двумя строками точек, было сделано внизу примечание: «Этой строфы недостает в доставленном нам списке».
В 1863 году С. С. Дудышкин напечатал это стихотворение (с некоторыми разночтениями) в томе 1 «Сочинений Лермонтова», датировав его 1830–1831 годами (стр. 155–157).
В своем показании от 21 февраля 1837 года по поводу стихотворения «Смерть поэта» С. А. Раевский упоминал и о стихотворении «Опять, народные витии», подчеркивая, что здесь «Лермонтов…обнаружил русское негодование против французской безнравственности их палат и т. п.», и далее приводил с двумя разночтениями некоторые стихи, указав, что всё стихотворение написано, «кажется, в 1835 году» («Вестник Европы», 1887, № 1, стр. 339–340).
П. А. Висковатов в томе I «Сочинений Лермонтова» (1889, стр. 245–246), поместив стихотворение «Опять, народные витии» под датой 1835 года на основании показаний С. А. Раевского, воспроизвел текст, напечатанный в Соч. под. ред. С. С. Дудышкина (т. 1, стр. 155–157).
В воспоминаниях А. П. Шан-Гирея, говорится: «Незадолго до смерти Пушкина, по случаю политической тревоги на Западе, Лермонтов написал пьесу в роде известной „Клеветникам России», но… никогда не хотел впоследствии напечатать ее» («Русск. обозрение», 1890, т. 4, август, стр. 743). Далее Шан-Гирей приводил (с несколькими разночтениями) текст стихотворения «Опять, народные витии». В виду неопределенности показания С. А. Раевского, стихотворение печатается в разделе разных годов.
Не имея достаточных оснований предполагать, что стихотворение «Опять, народные витии» состоит из шести строф (т. е., что одна строфа до сих пор не известна), мы, производя нумерацию строф, обозначаем две последние строфы, как 4 и 5. Кроме того, стихи, зачеркнутые в автографе, переносим в раздел «Варианты».
Когда надежде недоступный…
Печатается по автографу – ГПБ, собрание рукописей Лермонтова, № 34 (тетрадь «Лекции из географии»), лл. 58 об. – 59. Автограф карандашом. Два слова в одном стихе («былое ежечасно») обведены чернилами.
Впервые было опубликовано в «Русск. старине» (1872, т. 5, № 2, стр. 287–288).
Дата окончательно не установлена. Возможно, что написано одновременно с поэмой «Сашка», черновые наброски которой находятся в той же тетради.
Ах! ныне я не тот совсем…
Печатается по «Библиогр. запискам» (1861, т. 3, № 16, стлб. 496–497), где было опубликовано впервые.
Автограф не известен.
Дата написания не установлена.
Вольный перевод пятой песни из поэмы Байрона «Мазепа».
Он был в краю святом…
Печатается по «Библиогр. запискам» (1861, т. 3, № 1, стлб. 19), где было опубликовано впервые.
Автограф не известен.
Дата написания не установлена.
Пародия на стихотворение В. А. Жуковского «Старый рыцарь» (1832).
Никто моим словам не внемлет… я один…
Печатается по автографу – ЦГЛА, ф. 276, оп. 1, № 53.
Впервые опубликовано в «Лит. наследстве» (1935, т. 19–21, стр. 505).
Дата точно не установлена. Можно предполагать, что стихотворение написано не позднее 1837 года, когда Лермонтов часто встречался с С. А. Раевским, у которого и сохранилась рукопись произведения.
Листок с автографом находился в архиве Е. А. Карлгоф-Драшусовой, хозяйки литературного салона в Петербурге. После смерти Лермонтова С. А. Раевский послал ей этот листок со следующей запиской: «Соображения Лермонтова сменялись с необычайною быстротою, и как ни была бы глубока, как ни долговременно таилась в душе его мысль, он обнаруживал ее кистью или пером изумительно легко – и я бывал свидетелем, как во время размышления противника его в шахматной игре Лермонтов писал драматические отрывки, замещая краткие отдыхи своего поэтического пера быстрыми очерками любимых его предметов: лошадей, резких физиономий и т. п. Для сохранения воспоминания об этой отличительной черте Раевский с отличным почтением посылает ее превосходительству Елизавете Алексеевне собственноручный листок Лермонтова, согласно желанию ее. – 10 июня 1844. С. Раевка» (ЦГЛА, ф. 276, оп. 1, № 155).
Мое грядущее в тумане…
Печатается по автографу ЦГЛА из архива Е. А. Карлгоф-Драшусовой (ф. 276, оп. 1, № 53, отдельный листок).
Впервые опубликовано в «Лит. наследстве» (1935, т. 19–21, стр. 505–506).
Дата точно не установлена. Стихотворение может быть написано не позднее 1837 г., так как автограф находится на одном листке со стихами «Никто моим словам не внемлет…» (см. примечание к предыдущему стихотворению).
Стихотворение не завершено.
Это случилось в последние годы могучего Рима…
Печатается по копии – ЦГЛА, ф. 276, оп. 1, № 67 (тетрадь Чертковской библиотеки), лл. 5–6.
Автограф не известен.
Впервые опубликовано (без последнего стиха) в сборнике «Вчера и сегодня» (кн. 1, СПб., 1845, стр. 92–93), а последний стих – в «Библиогр. записках» (1859, т. 2, № 1, стлб. 20).
Дата не установлена.
Стихотворение не закончено.
Это единственный в поэзии Лермонтова опыт гекзаметра.
В стихотворении допущен анахронизм: действие происходит во времена императора Тиберия (14–37 годы I века нашей эры). Гонения на христиан в Риме тогда еще не было.
Тебе, Кавказ, суровый царь земли…
Печатается по факсимиле (с автографа без заглавия из частного собрания в Париже) – «Лит. наследство» (т. 43–44, М., 1941, стр. 17). В автографе – помета неизвестной рукой: «Отдано в „Молодик»«. Копия под заглавием „К Кавказу“ – ИРЛИ, оп. 2, № 32 (тетрадь В. Шульца), лл. 24 об. – 25.
Впервые опубликовано с неточностями по автографу (см. выше) в «Молодике» на 1844 год (СПб., 1844, стр. 8) под заглавием «К Кавказу». Напечатано вторично, уже как посвящение к поэме «Демон», в «Современнике» (1855, т. 50, № 4, отд. I, стр. 435–436) по копии с тетради, доставленной в редакцию неким Ч* (вероятно, Б. Н. Чичериным). С тех пор перепечатывалось в изданиях сочинений Лермонтова как посвящение к «Демону».
В настоящем издании печатается как самостоятельное стихотворение, так как ни автограф, ни копия В. Шульца не дают никаких оснований считать его посвящением к «Демону». Оно отсутствует во всех автографах и авторитетных списках поэмы «Демон».
Дата написания не установлена. Судя по почерку и содержанию, относится к последним годам жизни Лермонтова (1838–1841).
Написано октавами (так же, как и близкое к нему по форме и содержанию посвящение к поэме «Аул Бастунджи»).
Печатается по факсимиле (с автографа без заглавия из частного собрания, Москва) – «Лит. наследство» (т. 43–44, М., 1941, стр. 24). Копия, принадлежавшая А. А. Краевскому, тоже без заглавия – ИРЛИ, оп. 2, № 49.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Ефремова (т. 1, СПб., 1880, стр. 554) как посвящение к поэме «Демон» и перепечатывалось под тем же названием в последующих изданиях сочинений Лермонтова.
В настоящем издании печатается как самостоятельное стихотворение, так как ни автограф, ни копия Краевского не дают никаких оснований считать его посвящением к «Демону». Оно отсутствует во всех автографах и авторитетных списках поэмы «Демон».
Дата написания не установлена. Судя по почерку и содержанию, относится к последним годам жизни Лермонтова (1838–1841).
По строфической своей форме аналогично «Сказке для детей».
Не плачь, не плачь, мое дитя…
Печатается по «Отеч. запискам» (1843, т. 28, № 6, отд. I, стр. 195), где было опубликовано впервые.
Автограф не известен.
Дата не установлена.
Отдельные стихи частично совпадают с первым монологом Демона из поэмы под тем же названием (ср. «Не плачь, дитя, не плачь напрасно»; «Не оценит тоски твоей», см. настоящее издание).
Quand je te vois sourire…
Печатается по «Библиогр. запискам» (1859, т. 2, № 1, стлб. 23), где было опубликовано впервые со ссылкой на тетрадь копий Л. И. Арнольди.
Автограф не известен.
Дата написания не установлена.
