Текст книги "Рассказы (сборник)"

Автор книги: Михаил Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Очень натурально у тебя получается, – Йозеф заставил себя улыбнуться.

– В конце концов мы договоримся. При обмене обязательно обнаружится, что несколько капсул пусты или их содержание повреждено. Мы выразим удивление, они выразят сожаление. Почему после шестой капсулы идёт восьмая? Это ошибка, наш счётчик показывает на пятую… Дальше опять переговоры по новой партии. Эти хаттифнатты – настоящие скряги. А нам позарез нужен новый источник кваркита.

– Всем нужен источник кваркита, – философски заметил Берлянт.

– Ты когда-нибудь видел кваркитовую капсулу? – неожиданно спросил Писклов.

Берлянт пожал плечами.

– Я живу в мире абстракций, – сказал он. – Кваркит для меня – это несколько страниц из учебника физики плюс биржевые сводки. Вещество с высокой концентрацией свободных кварков. Химический состав может быть, в сущности, любым, лишь бы там были свободные кварки. Практически неисчерпаемый источник энергии. Миллиграмм кваркита – это десяток-другой полётов в дальний Космос. В известной нам части космоса открыто всего пять месторождений кваркита, все они поделены между могущественными цивилизациями и почти выработаны. Самое дорогое вещество во Вселенной. Приблизительно всё.

– Ну так полюбуйся на самое дорогое вещество во Вселенной. Хаттифнатты подарили мне образец товара в некапсулированном виде. Не знаю, считать ли это взяткой.

Писклов вынул из кармана крохотный стеклянный шарик и бросил его Берлянту. Тот поймал его на лету.

– Напоминает бусину, – задумчиво протянул он.

– Там в середине даже дырочка есть, – сказал президент. – Как будто эти штуки нанизывали на нить.

– Странная технология, – заметил Йозеф, разглядывая шарик на свет.

– Я уверен, они нашли какой-то примитивный народ, – Ален заложил руки за спину и принялся расхаживать по кабинету, – который случайно наткнулся на месторождение. Какие-нибудь дикари, которые сами не понимаю, чем владеют. Делают из кваркитового песка какие-нибудь украшения. Вроде бус или ещё чего-то подобного.

– Насколько мне известно, хаттифнатты добывают кваркит из тел убитых Воителей, – заметил Берлянт.

– Они лгут, – убеждённо сказал президент компании. – Они нашли месторождение на какой-то отсталой планете и пользуются им. И теперь они имеют неизмеримое преимущество над нами. Наверное, военные правы. Нужно остановить их сейчас, пока они не стали слишком сильны.

– То, что ты говоришь, очень серьёзно… – начал было Берлянт, вынул изо рта сигару и рассеянно потушил её о подлокотник. Выделанная кожа задымилась.

Йозеф с ужасом уставился на дело рук своих.

– Ален, дружище, – растерянно сказал он, – похоже, я насвинничал… то есть насвинячил… – он с трудом поднял взгляд. – Не знаю, как это получилось… Короче говоря, завтра здесь будет такое же кресло. И я постараюсь компенсировать тебе это… чем захочешь.

– Это земной антиквариат, – напомнил Писклов. Кресла было жаль, но виноватый вид всесильного Йозефа доставил президенту удовольствие. – Найти такую вещь непросто. Если вообще возможно.

– Я сказал завтра, и, значит, это будет завтра! – зарычал Берлянт. – Я ещё на что-то гожусь! Подожди минутку, я кое с кем переговорю… – он ринулся в туалет, на ходу выдирая из брючного кармана коммуникатор.

Сэр Ален Писклов тихонько вздохнул. Теперь о продолжении разговора не могло быть и речи: Йозеф не успокоится, пока не перевернёт мир, чтобы компенсировать убытки. А потом он улетит на Землю. Ничего, основные вещи он уже проговорил. Берлянт не из тех, кто забывает.

* * *

Президент Земной Конфедерации Аякс Тонто протянул толстую волосатую руку к бутылке граппы. Не глядя, налил себе в рюмку на два пальца, потом добавил ещё немного. Выпил, скривился. Заел пресной пастилкой.

Йозеф Берлянт тонко улыбнулся. Он-то знал, что в бутылке не было ничего, кроме минеральной воды напополам с эликсиром. Врачи запретили президенту употреблять любимый напиток, оставив в качестве маленького утешения бутылку с этикеткой.

– Что будем делать? – наконец, спросил он.

Берлянт отвёл глаза. За огромным окном президентской резиденции расцветали тропические деревья. Солнце едва пробивалось сквозь блестящую жирную зелень, бомбардируя бликами три стены, отделанные кипарисом.

– Не вижу другого выхода, – сказал, наконец, Йозеф. – Я очень любил Алена, он был славный малый. Разумеется, он был глуповат и нелюбопытен. Но на этот пост нам такой и был нужен. Но он всё-таки сунулся куда не следует. Проклятые хаттифнатты с их образцом. Теперь он начал бы думать. И рано или поздно ему пришла бы в голову идея сопоставить некоторые обстоятельства.

Аяксу Тонто внезапно захотелось выпить. Настоящей граппы. Он-то знал, что Йозеф говорит в прошедшем времени только о покойниках. Или о тех, кому суждено скоро стать покойником.

– Кого поставим? – только и спросил он.

– Какого-нибудь кретина. Главное, чтобы он не страдал эстетихмом. Писклова, видите ли, раздражали корпуса нашего маленького предприятия. А ведь сейчас мы расширяем производство. Так вот, нужен человек, которому было бы абсолютно безразлично, что там за окном. Да, и чтобы не лез в вопросы обеспечения безопасности здания. В этом отношении наш покойник был идеален: он вообще ничего в этом не понимал. Иначе он очень удивился бы, если бы узнал, что периметр безопасности устроен так, что прикрывает не столько его штаб-квартиру, сколько этот самый заводишко. А если бы он покопался в документах, то выяснил бы, кто именно плавил реголит для обшивки здания штаб-квартиры. И кто именно присоветовал строить штаб-квартиру посреди Моря Ясности, а не в Луна-сити. А также всякие другие обстоятельства… Короче, нам нужен полный, стопроцентный идиот. Возьми кого-нибудь из Адмиралтейства, например. Там пропадают очень ценные кадры.

– Поищу, – пообещал Аякс, – а ты прозондируй почву в совете директоров. Всё-таки «Межзвёздные вооружения» формально являются частной корпорацией.

– А, пустяки, – отмахнулся Берлянт. – Считай, что этот вопрос решён.

– И всё-таки, – протянул президент Тонто, – мы в идиотской ситуации. Сидим на богатейшем во Вселенной месторождении кваркита и покупаем его за безумные деньги. Ты знаешь, сколько сейчас стоит грамм этой дряни?

– Знаю. Ну и что? Ты, Аякс, всё-таки иногда рассуждаешь как бизнесмен, а не как политик. Да, если хочешь, с точки зрения бизнесмена мы делаем очень хреновый бизнес. Мы покупаем через четвёртые руки сами у себя товар, за который безумно переплачиваем. Я уж не говорю, каких трудов мне стоило выстроить всю цепочку и заставить схему работать.

– Я до сих пор не понимаю, как ты додумался до такого варианта и как тебе удалось всё это провернуть, – признался президент.

Берлянт даже не стал делать вид, что польщён.

– Это-то как раз ерунда, – махнул он рукой. – Бестелые искали посредников для переговоров с Воителями по поводу выкупа своих пленных. Ты же знаешь, я интересуюсь такими заказами. Дальше я простроил цепочки в две стороны. Кое-где слил информацию, кое-где поучаствовал в переговорах… Стандартная процедура. Проще, чем разводить кроликов.

– Допустим. Но всё-таки. Ты мне объяснял, что легализовать наш кваркит мы не сможем, потому что у нас его отберут. Но сейчас-то мы всё равно не имеем никакой пользы для себя. Он уходит за гроши, в виде этих дурацких бус! Может быть, просто прекратить производство?

– Извини, Аякс, но ты меня удивляешь, – Берлянт постарался сказать это спокойно. – Но если сейчас перестать подкармливать Воителей кваркитом, они начнут искать новые источники ресурсов. То есть начнут большую войну со всеми, у кого хоть что-то есть. В том числе и с нами. Мы платим за мир, вот и всё.

– Мы выиграем эту войну. Хаттифнатты долбят Воителей нашим оружием, – напомнил президент.

– Выиграем. Мы можем даже уничтожить всех Воителей. Они и сейчас-то не так уж сильны, и к тому же всем надоели. Но вот только есть одна деталь. Во время войны власть принадлежит военным. А ты не очень-то популярен. Вояки это понимают и так рвутся с кем-нибудь подраться. А уж после…

В углу тихо загудел принтер: какое-то срочное сообщение. Переливающийся красками лист тонкой бумаги выполз из щели, заворачиваясь в трубочку, и, свёрнутый, свалился прямо в огромную, стоявшую на полу чашку с недопитым кофе.

Президент виновато посмотрел на чашку. Йозеф перехватил его взгляд и неодобрительно покачал головой. Кофе президенту тоже был противопоказан, но в этом вопросе доктора делали послабление.

– Военных можно прижать к ногтю прямо сейчас, – без особой уверенности сказал президент. – Давно пора устроить чистку в армии. И вообще, лучшая война – это торговля.

– Нет. Армию нужно держать на поводке, но в готовности. Потому что торговля может кончиться в любой момент. Если сегодня кто-нибудь что-нибудь пронюхает про месторожление, завтра же корабли хаттифнаттов будут висеть на земной орбите. Разве что Воители не успеют раньше. Но скорее всего, они объединятся. Потому что единственная причина, по которой хаттифнатты ведут войну с Воителям – это кваркит. Они потрошат тела Воителей и добывают из них концентрат. А мы исправно снабжаем хаттифнаттов оружием, специально разработанном против этих чёрных мячиков для пинг-понга…

Президент бросил тоскливый взгляд на распечатку в кофейной чашке.

– И это ещё не всё, – дожимал Берлянт. – Нам, лично нам с тобой, нужен эликсир. Делать его умеют только бестелые. Но мы не можем у них его купить. Им ведь ничего не нужно. Вообще ничего материальное. Кроме одного: свободы соплеменников, которые попали в плен к Воителям. После той неудачной войны эти подгоревшие колобки набрали чёртову уйму пленников. И бестелые будут их выручать. ДЖля этого им нужен концентрат, то есть наши бусы. Расплачиваясь с дикарями столь нужным нам эликсиром. Который они готовят буквально из себя.

– Может быть, хотя бы это звено можно сократить? – почти жалобно сказал президент, подливая себе в рюмку воды из бутылки. – Мы можем продавать бестелым концентрат напрямую. За тот же эликсир.

– Чтобы они добрались до Солнечной системы, нашли наше месторождение и обчистили его втихую? – в голосе Берлянта зазвучала усталость учителя, вынужденного в который раз проговаривать элементарные вещи. – Сейчас они завязаны на дикарей, которые, даже если бы хотели, не могут толком объяснить, кто и откуда привозит им эти стекляшки… Нет, эта прокладка совершенно необходима. Кстати, несколько раз бестелые выходили на прямой контакт с контрабандистами. Правда, те принимали голоса духов за галлюцинации. А бестелые сами не очень поняли, с кем общаются.

– Это хорошо, – кивнул президент и сощурился: солнце прорвалось сквозь зеленя, мазнуло по лицу, укололо глаз.

– Ещё лучше, что контрабанда эликсира запрещена нашими законами, столь благостно идиотскими, – добавил Йозеф. – Несколько кораблей пришлось расстрелять прямо в космосе. Очень жаль.

– Писклова тоже жаль, – сказал Аякс Тонто.

– Да, конечно. Когда я понял, что у нас нет другого выхода, я… разволновался, – признался Берлянт. – Представляешь, прожёг ему кресло. Сигарой.

– Ага, знаю я твою чувствительную натуру. Наверное, ты был очень огорчён. И предложил Алену возместить потерю, не так ли?

Йозеф кивнул, подумав про себя, что Аякс всё-таки иногда соображает достаточно быстро.

– Вот, значит, как… Подлокотники, вымазанные ядом, или радиоактивный источник под сиденьем?

– Оставь, пожалуйста, техническую сторону дела мне, – не пожелал вдаваться в подробности Берлянт. – Яды и радиация – вчерашний день. Так или иначе, всё произойдёт быстро и без следов. Ты подстрахуй следствие по своей линии. Они ничего не найдут, но я не хочу, чтобы слишком долго копались. Пусть это будет обычный сердечный приступ. В его-то возрасте… И как можно скорее назначить нового.

– Всё-таки это очень рискованно, – президент скорчил озабоченную мину. – Мы сидим на бочке с сокровищами, а вокруг бродят всякие парни, которые не прочь у нас её отобрать. Прихватив себе на памятьл наши шкуры. Рано или поздно твоя схема даст сбой. И что тогда?

– К тому времени мы придумаем что-нибудь ещё, – развёл руками Берлянт.

Президент Земной Конфедерации почесал затылок. Потом помянул вслух – негромко, но ответственно – непорочное лоно Святой Девы.

Арест

Отрывок из романа Лиона Фейхтвангера «Семья Оппенгейм»

Берлин, 1937

"…Они отняли у нас всё", – аккуратно вывел Высокородный Господин Абрахам Оппенгейм в тайной тетради. Поставил точку, подышал на страницу, полюбовался на свой почерк – ровный, красивый, с лёгким наклоном вправо. Потом закрыл тетрадь, погладил кончиками пальцев красный сафьяновый переплёт, и с тяжёлым вздохом уложил её на дно потайного ящика. Нажал на дощечку. Секретная пружина, заговорщицки скрипнув, втянула ящик в недра письменного стола.

Абрахам привычно посмотрел вверх, на книжные полки, и невольно скривился. Он никак не мог привыкнуть к пустому чёрному провалу там, где некогда золотились кожаные корешки собрания сочинений Шекспира. Шекспир угодил в реестр запрещённой литературы совсем недавно – за "Венецианского Купца", кажется.

Господин Оппенгейм с отвращением перевёл взгляд на пузатую Тору с нацистским могендовидом на обложке. Почему-то вспомнилось, что, по мнению Аристотеля, у паука шесть ног. Высокородный Господин поморщился: он с детства не любил насекомых.

В тишине хлопнула дверь, и в воздухе повисло тоскливое ожидание какой-то новой беды. "Во имя всего святого, что они ещё приготовили для нас?" – привычно подумал Абрахам, вставая.

Вошла Рахиль. Её голова была закутана всё тем же чёрным платком. Неделю назад нацистские молодчики поймали её на улице и насильно обрили голову. Её привезли домой на полицейской машине: она кричала, вырывалась, и чуть было не порезала лицо одного из парней отнятой у него же бритвой. Аккуратный немец, улыбаясь и кланяясь, предъявил Высокородному Господину Абрахаму Оппенгейму соответствующий пункт Положений об Избранном Народе, где чёрным по белому было сказано, что Высокородные Еврейские Женщины обязаны наголо брить голову… Там была ещё какая-то мерзость про ногти, вспомнил Абрахам. Кажется, их надо стричь под корень.

– Я больше не могу, – тихо сказала Рахиль. – Я так больше не могу.

– Что на этот раз? – помолчав, осведомился господин Оппенгейм, вертя в руках перо.

– Приходили люди из этой новой школы… и сказали мне… что наш маленький… – Рахиль не договорила – голос перехватило от рыданий.

Абрахам понял, что речь идёт о младшем сыне. С тех пор, как его заставили ходить в эту отвратительную нацистскую «ешиву», мальчика словно подменили.

– Они проходили Закон о Субботе, и спрашивали детей, чьи родители работали в субботу… и наш сын!.. прямо на уроке… что я… прибиралась по дому…

Господин Оппенгейм опустился в кресло и тяжело задумался. Нарушение Закона о Субботе грозило серьёзными неприятностями. С тех пор, как в проклятом тридцать третьем году к власти в стране пришли сумасшедшие хасидим с этим полукровкой Гитлером во главе, "еврейские законы" (так обычно назывались Положения об Избранном Народе) становились всё строже и строже. Но Имперский Закон о Субботе был введён одним из первых, и соблюдался особенно тщательно.

Всё началось с жуткой "хрустальной ночи", когда "возмущённая толпа" немцев и евреев, науськанная раввинами, разгромила все еврейские лавочки и магазины, открытые в Святой День. Потом полиция взяла манеру отлавливать в субботу евреев, спешащих по делам, или просто несущих в руках какой-нибудь груз. Первоначально дело ограничивалось штрафами, но данные о нарушителях заносились в личные дела, которые по первому требованию предоставлялись в хасидские синагоги… Абрахам поёжился.

Нет, в который раз подумал он, надо было уезжать, пока была такая возможность. Эмиграцию евреев окончательно запретили в тридцать шестом, когда нацисты окончательно утвердились в своей бредовой концепции прямой зависимости благополучия Рейха от положения дел с Избранным Народом и его религиозным рвением.

– Может быть, мы всё-таки воспользуемся предложением господина Вольфа? – осторожно спросил Абрахам.

Господин Вольф, пронырливый полукровка из негалахических (евреем он был только по отцу, и не торопился с гиюром, несмотря на нажим со всех сторон), умело пользовался своим двусмысленным положением, состоя одновременно в дюжине разных нацистских организаций. Он везде числился на вторых ролях, но везде имел доступ к разного рода бланкам с печатями, на чём и делал свой гешефт. Не так давно он предлагал господину Оппенгейму некий сомнительный комплект справок, вроде бы позволяющих оформить кратковременный выезд за пределы Рейха. Например, в Швейцарию, откуда многие бежали дальше, за океан.

Проблема была в том, что выезд оформлялся без детей. Выпустить еврейского ребёнка за границу – этого нацистские власти допустить не могли.

Рахиль подняла голову. Глаза её были сухими.

– Это наш сын, Абрахам. Какой бы он ни был, это наш сын.

– Ты настоящая еврейская мать, – пробормотал Абрахам нацистский лозунг. – Ты знаешь, – уныло добавил он, – позавчера я застал нашего сына в своём кабинете. Он рылся в книжках, что-то искал. Возможно, запрещённую литературу. Чтобы донести на меня, конечно. За что он меня так ненавидит?

– Доктор Фройд сказал бы… – начала было Рахиль, и тут же замолчала. Сочинения доктора Фройда, содержащие в себе грязные антиеврейские инсинуации, были торжественно сожжены хасидами накануне прошлого Йом-Кипур, официально заменившего в Германии Новый Год.

Внизу что-то зашуршало: старая Марта вытирала пыль в гостиной, как всегда, напевая себе под нос какую-то песенку.

– Я больше не могу, – повторила госпожа Оппенгейм. – А ведь ты был активистом… агитировал за них.

Абрахам потупился: он терпеть не мог напоминаний о том, как он, старый человек, маршировал с жёлтым могендовидом на рукаве, и вскидывал руку в нацистском приветствии.

– Я думал о нашем народе, – как обычно, ответил он. – Я думал, что немцам нельзя больше доверять власть. После той войны, которую они развязали. После поражения. После революции. После этой пародии на республику, как будто немцы могут жить при республике… Я думал, что мы, евреи, наконец должны исполнить свою историческую миссию, возглавить эту страну, вывести её из этого европейского Египта… И что наша религия, наконец, возрождается. Я никогда не был особенно религиозным, но когда я видел, как по всему Берлину горят ханукальные свечи – моя душа пела… Мы все ошибались, – горько закончил он. – Теперь я думаю, что социал-демократы были во многом правы. Нацистов привели к власти крупные немецкие тузы. Они прикрылись нашим народом, как грязным носовым платком, чтобы снова обделывать свои обычные дела.

Абрахам помолчал.

– Не знаю, когда я это понял. Наверное, когда я впервые увидел полицейского, бьющего еврея с криком "Учи Тору". Или когда мне впервые не пустили в кафе в субботу. Или когда…

Рахиль посмотрела в лицо мужу.

– Как ты думаешь, будет война? – тихо спросила она.

Абрахам пожал плечами.

– Ещё месяц назад я сказал бы «нет». Сказал бы, что они не безумцы – воевать с Англией ради никому не нужного клочка земли. Но… знаешь, вчера я шёл мимо школы. На плацу стояли дети. Немецкие дети. Они просто стояли с поднятыми руками, и кричали. Знаешь, что они кричали? И как они это кричали?

– "В следующем году в Иерусалиме", – прошептала Рахиль. – "В следующем году в Иерусалиме".

– Им нужен повод, – заключил Абрахам. – Им нужен только повод. Защита еврейского народа, ихуй[1]1
  И'хуй (ивр.) – «сращивание», «соединение».


[Закрыть] между немцами и евреями – это повод. Иерусалим – тоже повод.

Внизу что-то упало и покатилось. Госпожа Оппенгейм вздрогнула.

– Не будем больше об этом… Хотя бы сегодня, Абрахам, не будем, – нервно сказала она, и тут же продолжила: – Я была у Руфи. И слышала… страшные вещи. О "специальных поселениях". Где евреев заставляют соблюдать все шестьсот тринадцать мицвэс. Насильственно заставляют. И про господина Гринберга. Ты знаешь, что с ним сделали?

– Я запретил тебе ходить к Руфи! – взвился Абрахам, но сник под тяжёлым взглядом жены.

– Я ходила к Руфи, – продолжала Рахиль, не отводя глаз, – и она показал мне… письмо. Это был грязный клочок бумаги. Но это был почерк Эриха, слышишь! Это был почерк Эриха Гринберга!

– Эрих Гринберг был коммунистом, предателем еврейского народа, – Абрахаму казалось, что он слышит свои слова как бы со стороны. Он провёл рукой по лицу, но ощущение не исчезло. – Ты же знаешь, он не скрывал своих убеждений, и…

На первом этаже раздался шум, звон разбитого стекла. Марта ойкнула. Потом шум повторился.

Господин Оппенгейм оттолкнул окаменевшую от страха жену и бросился в кабинет.

Он как раз пытался засунуть в камин тетрадку в сафьяновом переплёте, когда дверь распахнулась, и вошли люди в чёрно-жёлтой форме.