Текст книги "Утренняя повесть"

Автор книги: Михаил Найдич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Каникулы были в разгаре

После отъезда Людмилы ничего в моей жизни внешне не изменилось. Только стал я избегать Соколова.

Однажды на проспекте все-таки встретился с ним. Я пил газировку, и он подошел.

– Пвиветик, значит, ты не на павоходе? Ответ на этот случай был у меня заготовлен:

– Ко мне должен приехать Павлик, вот и остался.

– Какой Павлик?

– Двоюродный брат из Кривого Рога, тоже школьник.

– А-а… – Фимка, кажется, поверил.

На пляже он показывался редко. Видимо, записался в кружок балалаечников…

А от Дениса я теперь и на шаг не отходил. Даже ночевал у них частенько.

Во дворе мы ставили три раскладушки. Ростик спал на средней. Мне нравилось его попугивать:

– Знаешь, почему мы тебя в середку упрятали? Вдруг во время сна бандиты нападут на нас… Тогда, прежде всего, мне достанется или Денису. А ты – в центре, понял?

Но Ростик был не из пугливых. Посмотрел он на меня, как на помешанного.

– Ты чего, Сережка? Какие здесь бандиты? Да я во сне каждый шорох слышу на двести метров.

Может быть, и правда слышит? Тишина-то вокруг необычайная. Если засыпаешь дома, в помещении, почти всегда перед сном слышишь тягучий глухой звук. Будто в отдалении нескончаемо тянется и тянется обоз. Отчего это? Наверное, в комнату звуки проникают, как в морскую раковину: приложишь к уху – монотонно шумит.

А на дворе тишина. Она подчеркивается высокими небесами, щедрым звездным посевом, редким шорохом птичьих крыльев. Ти-ши-на.

Мы лежали молча, завороженные этой тишиной, небом, волшебной южной ночью. Сейчас хорошо рассказывать сказки – веселые, страшные, но обязательно со счастливым концом. Там найдены все клады, спасены все невесты.

Ростик нарушает тишину:

– Сережка, ты Полярную звезду видишь? Наконец-то я могу поторжествовать над этим маленьким всезнайкой. Для подробного ответа я набрал полную грудь воздуха:

– Конечно, вижу. Это крайняя звезда Малой Медведицы, самая крупная и яркая. Звезда Альфа. Она всегда находится на се…

– Это каждый знает, – перебивает меня Ростик насмешливо. – Ты лучше скажи, как определить части света днем, по солнцу?

– Пожалуйста! В семь утра солнце стоит на востоке, в семь вечера – на западе, а в полдень, от двенадцати до часу, оно на юге.

– А в остальное время как узнать? С помощью часов, например?

Когда-то я знал, но сейчас вылетело из головы. Кажется, нужно направить часовую стрелку на солнце, затем разделить какой-то угол пополам. Позабыл, какой именно. И поэтому отшутился:

– Мне этот способ ни к чему: часов нет. Это у Фимки часы марки Мозера.

– Ладно, – пощадил меня Ростик. – А по луне как ориентироваться?

Этого я вовсе не знал. Он объяснил мне: по луне куда сложнее! В полнолуние еще ничего. А в первую четверть ее не бывает на востоке, в последнюю – на западе.

Денис не принимал участия в нашем разговоре, и лишь когда Ростик мечтательно проговорил: «Эх, найти бы клад какой-нибудь!» – не на шутку возмутился:

– На кой черт тебе клад? Подумаешь, золото, плевать на него!

Ростик растерянно спросил:

– Как плевать? Оно же драгоценное.

– Пока драгоценное, – уточнил Денис. – А придет время, из него будут урны делать, плевательницы. Об этом Ленин говорил.

– Золотые плевательницы! Вот хорошо! – Ростик продолжал мечтательно глядеть на небо. – Хоть бы разок в жизни плюнуть на золото.

К домику Бориса Костылина почти вплотную подходила железная дорога. Свист, гудки, скрежет колес, – мне казалось, что под такой аккомпанемент не уснешь и ночью. Как же удивился я, когда увидел Бориса спящим на широкой деревянной лежанке посредине двора.

Величаво стояли над ним яблони, чуть поодаль – кусты малины, сирень, от которой забор стал давно пузатым и грозил рассыпаться на ребра-досочки. Зелень вокруг, красота, а Костылин кемарит. Хоть бы что ему!

Наверное, час назад лежанка была в тени. Но сейчас солнце подобралось к лицу моего товарища, а он, не чувствуя этого, спал и похрапывал. Полуоткрытый рот, сухие, бледные губы… Я тронул Бориса за плечо.

Мы еще вчера договорились с Денисом – надо навестить Костылина: что-то не видно его ни на пляже, ни в кино. «Может, заболел? – предположил Денис. – Завтра проверим».

Но с утра Денис засел за какую-то писанину. Когда я приблизился, он накрыл тетрадь книжкой. Я надулся, убрал раскладушки и направился было домой. Денис мне вдогонку крикнул:

– Не забудь заглянуть к Борису. Вместе приходите на пляж, буду ждать…

Конечно, обида моя не исчезла, но я взял направление к домику Костылина. Шел и мысленно ворчал на Дениса: «Пишет чего-то, секретничает… Сперва Людка секретничала, теперь он!..»

Я сильнее потряс плечо Бориса, он испуганно вскочил, но, увидев меня, успокоился.

– Ты чего дерешься?

– Нашел время спать! – крикнул я. – Ночи мало?

Он встал с лежанки и направился к колодцу. На срубе стояло ведро, и он опрокинул его себе на голову. Вода текла по шее, по груди и рукам. Борис подошел к лежанке, достал из-под подушки пачку папирос, вынул одну.

– Погоди, – остановил я его. – Посмотри, какое утро… Воздух! Роса! Неужели охота дым глотать?

Борис пожал плечами, чиркнул спичкой и, окутываясь сизым облачком, направился к скамейке у ворот. Я за ним. Присели.

– Серега, – начал Костылин, – ты мне дашь рекомендацию в комсомол?

Я обрадовался. И не хотел сдерживать нахлынувшей радости:

– Спрашиваешь! Да я с удовольствием. Вот только стажа у меня еще нет. Но это не беда: Денис даст, Ася Лесина…

– Аська уже написала, вчера принесла. Ты не думай, говорит, что если я староста и отличница, то, значит, сухарь и ничего не понимаю. Я, говорит, тоже душу имею. К чему это она, а?

– Не знаю, откуда мне знать? – ответил я. – Влюбилась в тебя, может?

– Ну тебя, – отмахнулся Борис.

Лицо его было усталым, серым. Это после сна!.. «Вот до чего доводит курение, никотин», – подумал я и заговорил об этом.

– Может быть, брошу, – неуверенно сказал Костылин. – Я ведь, Серега, хочу в военную школу подавать. Как девятый закончим, так сразу же – в артучилище… Если возьмут.

– Должны взять! – твердо сказал я. – Почему бы тебя не взять?

– Мандатная комиссия, – процедил Костылин. – Видишь мои глаза? Красные?.. Три ночи не спал. Маму мою вызывали, понял?

– Куда вызывали? – хлопал я глазами.

– «Куда-куда»! – передразнил меня Борис. – В органы. Только сегодня отпустили ее. Разобрались, слава богу… Да я! – он так и взвился. – Да я от нее никогда плохого слова о нашей жизни не слыхал, она с четырнадцати лет на фабрике работала.

Помолчав минуту, он добавил:

– И от других не слыхал…

«Это он про отца», – подумал я.

…Па водной станции мы долго искали Дениса. Народу тьма-тьмущая. По рубашкам или пиджакам тут никого не найдешь: у всех одинаковая форма – плавки, трусы.

– Ты гляди направо, а я налево, – предложил Борис. – Так найдем скорее.

Я водил глазами вдоль берега и выше – по набережной. Взглянул и на дорогу, бегущую мимо окраинных домиков в открытую степь. Там облачко пыли – во весь дух мчится к степному раздолью крытая повозка. У нее определенно есть свое название: арба, бричка, фургон, тавричанка, мажара… Суть не в этом. А в том, что видать и отсюда: лошади, задрав головы и раздувая ноздри, радостно ловят запахи приднепровских медовых полей. Хорошо…

– Ну куда же ты смотришь! – возмутился Костылин. – Ты по берегу смотри и на лодочников. Может, он байдарку взял напрокат.

Наконец, я увидел мальчишку, который желтым сачком, предназначенным для ловли бабочек и стрекоз, ловил в воде мальков. Это без сомнения Ростик. Значит, где-то поблизости и Денис…

Братьям удалось занять несколько метров песка и камней у кустов. Денис лежал, широко раскинув руки и ноги, как бы охраняя участок до нашего прихода. Я сказал Борису:

– Иди к нему, а я за водой сбегаю.

Купил в буфете бутылку содовой. На вкус она – как обычная газированная вода без сиропа. Но не пузырится.

– Давайте из горлышка, – предложил Денис

– Зачем? У меня есть стакан, – Борис достал из свертка розовый стаканчик – крышку от термоса, протянул мне. – Держи! – и ловко выбил пробку из бутылки.

Я высоко поднял стакан:

– За здоровье всех присутствующих! Ростик, выходя из воды, пристально смотрел на меня.

– Сережка!

– Чего тебе?

Ростик нахмурился, потер пальцами лоб.

– Ты зачем на Дениса влияешь?

Я не сразу понял, о чем речь… Ах вот что! Он решил, что я притащил на пляж вино, как кое-кто из взрослых. Смешно.

– Хочу – и влияю, – ответил я и вдобавок швырнул в него жменю мокрого песка. Черт меня дернул, – не рассчитал броска и прямехонько по лицу угодил. Самому жалко стало. И еще Борис схватил за руку:

– Зря ты.

– Ничего не зря, – пробасил Денис. – Пусть не сует нос.

Ростик вытер лицо майкой, такой же желтой, как сачок, и пошел вдоль воды – подальше от нас.

Мне хотелось догнать его, ну, извиниться или просто сказать: «Брось ты, я же не по злости… Шутя». Но я этого не сделал.

Денис палочкой что-то писал на песке – цифры, буквы. Вроде математических формул.

– Опять каракули выводишь… как утром в тетрадке. У тебя секреты всякие появились.

Денис рассмеялся, стер написанное:

– Никаких у меня секретов. Знаешь, что я писал утром?.. Вот ты – коллекционер, да? Нумизматикой увлекаешься. А я хочу другое коллекционировать. Завел тетрадь, на обложке написал: «Первые люди»…

– Это как «первые»? Первобытные? Питекантропы?

– Дурень ты, – беззлобно сказал Денис. – Это будет тетрадь о настоящих людях. Вот, скажем, кто первый открыл закон сохранения массы вещества? Ломоносов, ну еще Лавуазье – он первый применил этот закон. Вот я их и вписал на букву «Л». Как считаете, ребята, интересно?

– Спрашиваешь!

– И как ты только догадался? – спросил Борис.

– Очень просто, – объяснил Денис. – Недавно появились первые дважды Герои Советского Союза, летчики Кравченко и Грицевец, за Халхин-Гол им дали. Это меня и натолкнуло на мысль.

– А просто Героев ты вписал – первых?

– Разумеется. И челюскинцев вписал, и папанинцсв, и Чкалова.

Борис полез в карман брюк за папиросами.

– А кто первый изобрел сигару, – усмехнулся он, – тоже у тебя фигурирует?

– Что ты! – в тон ему ответил Денис. – Вот кто первый курить бросил, того впишу.

– Такую коллекцию можно продолжать всю жизнь, – с некоторой завистью сказал я. – Все время будут новые открытия, полеты, рекорды. Новые, первые.

– Сто общих тетрадей испишу! – весело сказал Денис…

Над Днепром низко пролетел самолет, военный биплан. Но тревога не коснулась наших сердец. Я и подумать не подумал, что многих первых людей никогда не узнает Денис. Не суждено ему было узнать, что первым узником Освенцима станет польский гражданин Станислав Рыняк (лагерный номер 31), что первым человеком, совершившим космический полет, будет гражданин Советского Союза Юрий Гагарин. И многое, многое другое. Первое.

Пройдет три года, и в одном из тыловых госпиталей, на Урале, я встречу старого полковника и с трудом узнаю в нем отца Дениса. Мы будем стоять у подоконника, взволнованные встречей, оба на костылях. Иван Дмитриевич достанет из кармашка фотографию. И я узнаю своего друга, стриженного, в солдатской гимнастерке, с орденом Красного Знамени на груди. Орден старого образца – не на колодке, а на винте. Такими награждали первые два года войны. Не за каждый подвиг.

Иван Дмитриевич бережно спрячет фотографию.

– Погиб он весной… в марте. Захлебнулась атака роты. Попали ребята под артогонь, не оторвать от земли. И надо было кому-то подняться… Денис поднялся…

– Первый?

– Первый…

Я лежал на горячем песке и, как все люди во все времена, не знал, что будет через три года и даже через три минуты. Впрочем, главное я знал: будет солнце, такое же щедрое, река, люди…

Возле лодочной станции группа парней запела аргентинское танго, послышался перезвон гитары. Тогда этот инструмент не был столь модным, как в наши дни, но гитара всегда гитара.

Уткнувшись разомлело в песок, я слушал пение.

По пляжу, перепрыгивая через тела, размахивая желтым сачком, бежал Ростик. Что это с ним?

Денис поднял голову.

– Сережка-а! – издали закричал Ростик. – На пристани пароход «Тимирязев» стоит. Там Людка с Олькой, они просят, чтобы ты прибежал повидаться. Еще десять минут стоянки.

– Беги! – в один голос сказали друзья.

Я вскочил и поднял с песка брюки, я же не Фимка Соколов, чтоб щеголять при народе без них.

Со стороны пристани раздался гудок.

– Беги без штанов, ничего страшного, – крикнул Борис.

– Поздно, пожалуй, – вздохнул Денис.

Пристань была недалеко, но ее не видно: река здесь делает поворот. Видны лишь верхушки подъемных кранов, будто протянутых для железного рукопожатия.

– Поздно, – повторил Денис. – Сейчас появится «Тимирязев»… Давайте, хлопцы, махнем на Фантазию, он же пройдет рядом. Мы бросились в воду, Ростик с нами.

– Куда? – строго сказал Денис. – Оставайся и карауль одежду.

О том, что мальчишка без посторонней помощи может и не доплыть до Фантазии, он промолчал.

Мы плыли рядышком, голова к голове. Еще недавно я считал дни и постоянно прикидывал, где находится «Тимирязев»? В верховьях? У моря?

И вот он здесь, сейчас пройдет мимо.

Фарватер как раз пролегал между Зеленым с одной стороны и островками Капитанкой и Фантазией – с другой. Ближе к Фантазии.

Мы вышли из воды. Я бросился к оконечности острова, туда, где пустынно, где камни.

Волна-игрунья начала добираться и сюда.

Большущий пароход, белый, в каплях воды и солнечных искорках, надвигался спокойно и напористо. Чистый, как утро. На двух его палубах – пассажиры. Где же Люда? Наверное, и она там?

Я не знал. Ничего я не знал. Только стоял среди острых камней и махал рукой, будто умолял взять на борт меня, потерпевшего кораблекрушение. В эту минуту «Тимирязев» показался мне огромным, слегка надменным парусником – фок, грот и бизань его до отказа набиты бакштагом. Замечательным ветром. Который дует в корму, чуточку под углом.