Текст книги "Оперативный розыск"

Автор книги: Михаил Черненок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Михаил Черненок
ОПЕРАТИВНЫЙ РОЗЫСК
_{Повесть}

1

Теплый июльский дождь, безобидно заморосив с вечера, к полуночи вдруг хлынул как из ведра. Сопровождаемый сердитым рычанием грома, он долго полоскал улицы Новосибирска и окончательно обессилел лишь перед самым рассветом. Яркое солнце, лениво всплыв над горизонтом, беспечно заискрилось в многочисленных лужах на мокром асфальте. Утро выдалось на редкость ясным и свежим.

Кассир хлебокомбината № 3 Сергутина появилась в этот день на работе раньше обычного – надо было выдать зарплату ночной смене. Часы показывали десять минут девятого, когда она, взяв у хмурой пожилой вахтерши ключ от бухгалтерии, торопливо выскочила из продуваемой сквозняками проходной, обогнула широкую лужу перед крыльцом хлебокомбинатовской конторы и, поскрипывая деревянными ступенями расшатанной лестницы, легко поднялась на второй этаж.

У закрытого окошечка кассы толпилась большая очередь. Дождавшись кассира, рабочие оживленно заговорили. Сергутина небрежно ответила на разнобойные приветствия, протянула ключ к замочной скважине и растерянно замерла – дверь бухгалтерии, через которую проходили в кассу, была приоткрыта. Распахнув ее шире, кассир испуганно ойкнула и со всех ног бросилась к выходу из конторы. Рабочие недоуменно засуетились. Молоденький розовощекий мукосей с заспанными глазами любопытно заглянул в бухгалтерию, резко отшатнулся, словно кто-то невидимый внезапно ударил его по лицу, и сорвавшимся голосом объявил:

– Сейф вспороли…

2

Оперативная группа, возглавляемая заместителем начальника отдела уголовного розыска горуправления милиции подполковником Моисеевым, прибыла на место происшествия через десять минут после тревожного телефонного звонка, поступившего в дежурную часть УВД. В густой испарине от ночного ливня, как и следовало ожидать, служебная собака Дик след не взяла.

Дверь бухгалтерии и кассы, судя по вмятинам на косяках, были взломаны металлическим предметом с плоским раздвоенным, как у плотничной выдерги, концом. Этой же «выдергой», похоже, вскрыли и сейф, который оказался вытащенным из тесного помещения кассы в просторную бухгалтерию и лежал опрокинутым с распахнутой дверцей. Возле него валялись несколько приходно-расходных ордеров, надорванный листок платежной ведомости, с десяток мелких монет и – все. Рядом с сейфом темнели широкие мазки, как будто грязной тряпкой пытались затереть на полу многочисленные следы босых ног. На взломанной двери кассы белел квадратик бумаги с жирной фиолетовой печатью, оказавшийся совсем пустяковым барьером для преступников.

По сбивчивому рассказу кассира, из сейфа похитили около пятнадцати тысяч рублей.

– Понимаете, вчера, ну это… день зарплаты у нас был, – нервно сжимая пальцы, говорила кассир. – Деньги я получила в Госбанке поздно. Приехали на комбинат, сразу стала выдавать. До восемнадцати сорока выдавала. Потом получила за себя и за мужа, спрятала оставшиеся деньги в сейф, замкнула его в присутствии главного бухгалтера, опечатала дверь кассы, – Сергутина показала на белеющую бумажку с печатью. – Вон, видите, можете убедиться сами…

– Кто, кроме вас, знал, что в сейфе осталась на ночь крупная сумма денег? – спросил подполковник Моисеев.

– Все комбинатовские знали.

– Сколько получили в Госбанке?

– Двадцать три тысячи шестьдесят три рубля, – без запинки ответила кассир.

– Какими купюрами?

– Сто штук, помню, по двадцать пять рублей. Пять тысяч пятерками – в пачках по сто штук, затем связаны в одну общую пачку и опечатаны пломбой. Десятками было десять пачек, по сто штук в каждой. Десять пачек по триста рублей тройками. Ну и еще россыпь разными купюрами…

– Сколько из этих денег выдали?

Сергутина тревожно посмотрела на эксперта-криминалиста, обрабатывающего сейф порошком для снятия отпечатков пальцев, пожала плечами:

– Не знаю… Наверно, половины даже не выдала. Народу у кассы было меньше, чем сегодня собралось.

– Кто получал последним?

Сергутина опять дернула плечами:

– Не знаю… Помню, в окошко кассы заглянул наш комбинатовский охранник и спросил, долго ли буду выдавать деньги. Я ответила, что денег еще много. Охранник повернулся и ушел.

– Кто еще в это время находился у кассы?

– Никого не было. Я сразу закрыла окошко, убрала деньги в сейф, опечатала.

– Где ключ от сейфа хранится?

– У меня дома, вместе с ключом от кассы.

Недолго помолчав, Моисеев снова задал вопрос:

– Муж ваш тоже здесь работает?

– Да, здесь, на комбинате. Только он ночью никуда из дома не отлучался! – испуганно ответила кассир и мгновенно заговорила о другом: – А с работы я уходила вчера вместе с главбухом. В конторе уже ни души не было, только техничка убирала. Мы ей ключ от бухгалтерии отдали…

3

В это время начальник отделения уголовного розыска райотдела старший лейтенант милиции Ницак и инспектор ОУР горуправления лейтенант Шехватов в приемной директора хлебокомбината разговаривали с техничкой Быковой.

– Не волнуйтесь, Мария Ивановна, вспоминайте подробнее, – успокаивал Шехватов перепуганную случившимся пожилую женщину.

– Да чо мне волноваться… – пряча за спину дрожащие руки, техничка смущенно отвела в сторону глаза. – На работу вчера пришла в четыре часа дня. Получила деньги. Стала в первую очередь прибирать те кабинеты, от которых ключи не оставляют. Бухгалтерию прибирала последней. На дверях кассы, как всегда, белая бумажка с печатью была приклеена. Я внимательно ее разглядела – боялась, чтобы не повредить. Когда, значит, приборку закончила, сходила в цех. Булочку там взяла. Пришла сюда, где теперь вот сидим, и стала кушать.

В разговор вмешался Ницак:

– В какое время это было?

– Наверное, часов в девять вечера.

– Кроме вас, в конторе кто-нибудь был?

– Доедая булочку, услышала шаги по коридору. Подумала, что это охранник Пушков, и крикнула: «Не закрой меня!» Потом выглянула в коридор. Пушков проверял двери кабинетов, – дергал их, чтобы убедиться, что они на замки закрыты.

– Во сколько ушли домой?

– В десятом часу вечера.

– Подозрительных людей в конторе или на территории комбината не встретили?

– Нет, никого здесь уже не было, – техничка вытащила из-за спины руки и опять быстро спрятала их за спину. – Возле бараночного цеха видела охранницу Анну, фамилии не знаю. Она сказала, чтоб я оставила в проходной ключи от кабинетов. Так мы всегда ключи там оставляем.

– А кто двери конторы закрывал?

– Охранник Пушков обязан был это сделать.

Ницак повернулся к Шехватову. Тот, без слов поняв его, молча вышел из приемной. Через несколько минут он вернулся, пропустив впереди себя мрачного, по возрасту похожего на пенсионера охранника.

Разговор с Пушковым долго не клеился. Чувствуя ответственность, охранник явно перестраховывался. Не глядя собеседникам в глаза, он упорно доказывал, что несмотря на проливной дождь, почти через каждый час обходил ночью территорию комбината. Ничего подозрительного во время этих обходов не замечал. Догадываясь, что сотрудники милиции ему не верят, Пушков обреченно вздохнул:

– Свидетели могут подтвердить…

– Что? – быстро спросил Ницак.

– Как я обходы делал.

– Какие свидетели?

– Кочегары из котельной. Часов в одиннадцать я к ним заходил. Там еще слесарь бараночного цеха Сергей Дударев сидел.

– Кочегаров как фамилии?

– Одного фамилии не знаю. Высокий, рыжий, в очках. А другой – Сверчков.

– Кочегары вдвоем дежурят?

– Нет. Сверчков ошибочно пришел. Я еще его спросил: «Почему не в свою смену?» Он сказал, дескать, механик своевременно не предупредил.

– Смены когда меняются?

– В двенадцать ночи.

– И Сверчков, придя на смену по ошибке, так поздно засиделся в кочегарке?

– Получка вечером была, ясно дело…

– Что ясно?

– Обмывали получку-то. Правда, врать не стану, рыжий вроде бы трезвый был, а Сверчков с Дударевым под заметным турахом находились:

Молчавший до этого лейтенант Шехватов неожиданно спросил:

– Каким путем, по вашему мнению, преступники проникли на второй этаж конторы?

Охранник тяжело вздохнул:

– Затрудняюсь сказать… Обе двери второго этажа я закрыл вечером, когда техничка здесь управилась. Ту, какая ведет в бараночный цех, верхним и нижним шпингалетами из коридора прикрыл, а входную, у лестницы, на висячий замок снаружи замкнул.

– Ночью свет в бухгалтерии или кассе не загорался?

– Нет, – твердо ответил Пушков.

Шехватов подошел к окну. Глядя на загружающийся у бараночного цеха автофургон с крупной надписью «ХЛЕБ», опять спросил охранника:

– Ну, а кто ж, по-вашему, совершил преступление?

Пушков нервно потер морщинистое лицо, несколько раз натужно кашлянул, словно у него вдруг запершило в горле, и только после этого неуверенно проговорил:

– Может, плотники…

Шехватов, резко отвернувшись от окна, перехватил ускользающий взгляд Пушкова:

– Кто?..

– Плотники, говорю, которые у нас тут склад строят, а на днях в красном уголке ремонт стали делать.

– Где этот уголок?

– Тут вот… На втором этаже, в конце коридора.

4

Красный уголок хлебокомбината был только-только подготовлен для ремонта. По стенам и потолку пестрели глубокие оспины отбитой штукатурки, на щелястом полу с пятнами облупленной старой краски беспорядочно громоздились оторванные трухлявые половицы, кругом – известковая пыль, древесная стружка, клочья пожелтевших газет, журналов. Инородным телом в этом хаосе казалось новенькое полированные пианино, рядом с которым на прислоненном к стене кособоком стуле лежали кусок зачерствелого хлеба и огрызок луковицы. Все окна были закрыты, отчего в помещении держалась плотная духота, насыщенная запахом иструхшего дерева.

Обойдя стороной оторванные половицы, Ницак и Шехватов подошли к окнам. Следом за ними робко двинулся охранник Пушков. Под самыми окнами ржавая крыша прикрывала какую-то пристройку высотою около двух с половиной метров от земли. Через двор, у дощатого забора, ограждающего территорию хлебокомбината, под простеньким навесом лежали, как сказал охранник, пустые баллоны из-под углекислоты. К наружной стороне забора вплотную примыкала усадьба с одиноким потемневшим от времени домиком.

– Наш рабочий, Бухтармин, живет, – показывая взглядом на домик, сказал охранник Пушков. – Вчерашним вечером с какой-то компанией до самой полночи бражничал.

– А ночью?.. – коротко спросил Ницак.

– Ночью тихо было, – охранник вздохнул. – Правда, дождик так здорово хлестал, что мог заглушить гулянку.

Шехватов медленно подошел к пианино. Заметив на задней крышке отпечатки рук, осторожно приподнял ее. На струнах лежала пустая бутылка с водочной этикеткой. Подозвав охранника, спросил:

– Это в порядке вещей?

– Так получка же вчера была…

– На комбинате что, традиция такая?

– Ну, нельзя сказать, что традиция, а вот… – охранник замялся. – Выпивают с получки отдельные несознательные личности.

– Начальство-то как на такое безобразие смотрит?

– Выговора в приказах пишет. Некоторых увольняют…

– Значит, считаете, плотники совершили кражу? – внезапно сменил тему разговора Шехватов.

– Почему считаю… Предположение высказываю.

– На чем это предположение основано?

– Ну, как объяснить… Подозрительные они какие-то. Больше перекуривают, чем работают. А то, бывает, и целыми днями на работу не появляются – матерьялу, видите ли, у них нету.

– Вчера, когда двери второго этажа закрывали, плотники здесь были?

– Нет, не было! Я специально сюда заглянул, – торопливо ответил Пушков, но взгляд его при этом так быстро ускользнул от взгляда Шехватова, что не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться: охранник, закрывая на ночь двери, в красный уголок не заглядывал.

Отправив Пушкова за плотниками, которые, по его словам, должны были находиться «где-то здесь, в конторе», Ницак и Шехватов принялись осматривать окна. На одном из них верхний шпингалет оказался открытым, а нижнего вообще не было. Учитывая пристройку под окном, можно было думать, что преступники, совершив кражу денег, спустились со второго этажа именно через это окно.

Вскоре Пушков возвратился в сопровождении моложавой, но уставшей по виду женщины. Разведя руками, он, вроде бы извиняясь, заговорил:

– Время за десять перевалило, а плотников на комбинате до сей поры нет, – и мельком взглянул на женщину. – Вот Марию Гавриловну пригласил, возможно, она чего-нибудь дельное разъяснит по прошлой ночи, а со мной там следователь желает говорить. Однако пойду к нему.

Ницак утвердительно кивнул:

– Идите.

Мария Гавриловна Пересветова была начальником смены, которая работала в прошлую ночь с двадцати четырех до восьми утра. По ее заявлению, смена прошла «как в аду». Около двух часов ночи в хлебном цехе поломался четвертый шнек. Три дежурных слесаря никак не могли справиться с ремонтом, а четвертого из них – практиканта Кемеровского техникума пищевой промышленности Сергея Попова – долго не могли найти. Оказывается, придя на смену, он пристроился в кочегарке за котлом и проспал там почти до четырех часов. Вдобавок ко всему, когда маялись с ремонтом шнека, со смены загадочно исчезли практиканты-мукосеи, из-за чего возникла угроза остановки всей поточной линии…

– И долго их не было на смене? – спросил Ницак.

Пересветова машинально посмотрела на наручные часы:

– Минут пятнадцать, не больше. Иначе линия наверняка остановилась бы.

– Куда же они исчезли?

– Кто их знает, куда. Некогда было разбираться.

– Трезвые были?

– Да, иначе я не допустила бы к работе.

– А практикант Попов?

– Тоже трезвый.

– То, что он спал в кочегарке – это точно?

– Так, во всяком случае, сказал, когда отчитывать начала, – Пересветова тыльной стороной ладони поправила волосы. – Да, собственно, и видок у него был основательно заспанный.

– Что он собою представляет как человек?

– Мальчишка.

– А мукосеи?

– Такие же пацаны, тоже из техникума на практике.

– Не могли они в сговоре с Поповым совершить кражу?

Пересветова махнула рукой:

– Что вы!.. Они совеем еще дети, смелости на такое не хватит. Здесь опытный бандюга орудовал. Вся моя смена без зарплаты осталась. Сейчас вот только обсуждали. Главное, так тихо все обстряпано, что никто из смены ничего не слышал.

– И вы лично ничего не слышали?

– Я лично из цеха всю смену не выходила. А там машины гудят, да и сломавшийся шнек все нервные клетки у меня за ночь отнял. Ужасная смена досталась, такое у нас редко случается. Думаю: не специально ли это подстроено?..

Ницак попытался уточнить: кто и что мог специально «подстроить», однако Пересветова неожиданно заговорила с той хитроватой уклончивостью, которую принято называть «вокруг да около». В разговор дипломатично включился Шехватов, но и его старания ровным счетом ничего не дали. Казалось, начальница смены или брякнула свое загадочное предположение ради красного словца, или внезапно испугалась щепетильной перспективы оказаться в роли свидетеля, изобличающего преступников конкретными фактами. Чтобы долго не толочь в ступе воду, Ницак решил подойти с другого конца:

– Мария Гавриловна, а раньше на комбинате случались кражи?

Пересветова кончиками указательных пальцев потерла усталые глаза:

– Год назад вот из этого красного уголка новенькие шелковые шторы стоимостью в двести сорок шесть рублей украли. Я тогда председателем завкома работала. Первого июля к нам на практику пришли студенты торгового института. Занятия с ними проводила начальник ОТК Родионова Анна Сергеевна. Я ей ключи от красного уголка отдала. Через неделю как-то заглянула сюда, вижу, окна некоторые открыты и штор нет. Кольца от них аккуратно сложены на подоконнике. Почему-то подумала, что техничка сняла шторы постирать. Потом выяснилось: никто из техничек шторы не брал.

– В милицию об этом заявляли?

– Нет. Обсудили случившееся в коллективе, думали, шторы найдутся, но они – как в воду канули.

Разговор прервали внезапно появившиеся плотники. Было их трое: два дюжих молодца в старомодных кепках-восьмиклинках и худенький старичок уже пенсионного возраста, как после выяснилось, бригадир. Увидев сотрудников милиции, плотники недоуменно переглянулись. Старичок, похоже, из всех трех самый общительный по характеру, поставив на пол ящик с инструментами, бодренько проговорил:

– Работать пришли! Можно приступать к исполнению служебных обязанностей или как?..

– Приступайте! – в тон ему ответил Шехватов и, сделав вид, что морщится от застойного воздуха, спросил: – Как вы в такой духоте работаете?

– Окна для проветривания открываем.

– А закрывает кто?

– Сами и закрываем в конце работы.

– Вчера закрывали?

– Ну, а ка-а-ак же! – без тени сомнения нараспев протянул старичок. – Мы, товарищ начальник, порядок соблюдаем будь здоров!

Шехватов показал на открытый оконный шпингалет:

– Вот так вот?

Плотники разом сунулись к указанному окну и запальчиво начали выяснять друг у друга, кто из них вчера закрывал окна! В результате непродолжительных, но очень бурных дебатов «выяснилось», что никто из троих вчера вообще окна не открывал, а следовательно, и закрывать их не было необходимости. Придя единогласно к столь очевидной истине, плотники с показной ретивостью принялись отрывать оставшиеся в красном уголке половицы. Наблюдая, как они, нет-нет да и звякая топорами по гвоздям, старательно крошат старые плахи, Шехватов усмехнулся:

– У вас, мужики, выдерги нет, что ли? Загубите ведь с такой работой топоры.

Все тот же общительный старичок-бригадир грязной ладонью вытер вспотевший лоб:

– Была выдерга, да сплыла.

– То есть?..

– Полмесяца назад, когда склад начинали строить, какая-то раззява унесла, – старичок вторично мазанул ладонью по лицу и с неестественной веселостью хохотнул.

5

Одной из серьезных неприятностей в начальной стадии раскрытия преступления для сотрудников уголовного розыска и следствия является вмешательство всевозможных ведомственных начальников, которые, появляясь на месте происшествия из чистого любопытства, тем не менее стараются придать своему визиту деловую видимость. Учиняя направо и налево руководящие разносы, такие визитеры не только шокируют и без того перепуганных случившимся своих подчиненных, но и отвлекают от дела работников дознания, взвинчивают им нервы.

Не обошлось без визитеров и на этот раз. Первая персональная «Волга» появилась на территории хлебокомбината № 3, когда стрелки часов только-только показали начало рабочего дня. С ее легкого почина начальников будто прорвало, и каждая вновь прибывающая машина доставляла все более именитого руководителя. Последним, близко к полудню, прикатил грузный мужчина, занимающий чуть ли не главный пост в областной хлебобулочной промышленности. Перекинув через руку светлый плащ, он тяжело поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж и, никого ни о чем не спросив, словно мифический разъяренный Зевс, принялся метать громы и молнии. Разделав в пух и прах перепуганного директора хлебокомбината, высокопоставленный начальник начал было упрекать в нерасторопности оперативную группу, однако подполковник Моисеев со свойственным ему тактом быстро дал понять громовержцу, что изготовление булок и розыск преступников – далеко не родственные компетенции.

– Это мы еще посмотрим! – угрожающе изрек разгневанный начальник и, сердито перебросив с руки на руку свой плащ, чуть не столкнулся с входящими в бухгалтерию Шехватовым и Ницаком.

– Психуют здесь всякие… – глянув на удалявшуюся широкую спину, хмуро проговорил Шехватов.

– А потом деньги теряются, – с усмешкой добавил Ницак.

Следователь Прокопенко, мельком посмотрев на вошедших, принялся строчить очередную страницу протокола осмотра места происшествия. Эксперт-криминалист на корточках елозил по полу, стараясь изъять на дактилопленку хотя бы один из смутных отпечатков босых человеческих ног. Из смежной с бухгалтерией комнаты расчетной группы доносился приглушенный голос прокурора, разговаривающего с кассиром Сергутиной.

Едва только Ницак и Шехватов высказали Моисееву свои соображения, в бухгалтерию порывисто вошел старший инспектор ОУР горуправления капитан милиции Беляев. Устало присев на краешек стола, он бросил короткий взгляд на колдующего с дактилопленкой эксперта-криминалиста и сразу повернулся к Моисееву:

– Следы босых ног, Геннадий Федорович, обнаружены в лаборатории, расположенной с противоположной стороны коридора. Больше нигде нет.

– Еще что там, Валентин Петрович? – спросил Моисеев.

– Из трех окон лаборатории среднее – без наружной рамы, открыто. Замок на двери английский, изнутри открывается без ключа. И еще… – Беляев показал на дверной проем, откуда слышался голос прокурора. – На наружной двери расчетной группы, около замка, имеются вмятины, как будто ее взламывали, но она не поддалась. По всей вероятности, преступники знали эту контору как свои пять пальцев.

– И проникли на второй этаж через лабораторию?

– Точно, Геннадий Федорович.

Моисеев слегка повел головой в сторону Ницака и Шехватова:

– А они считают местом проникновения красный уголок. Там через пристройку подняться на второй этаж – пара пустяков.

– Может быть, но тогда… – Беляев недолго помолчал. – Что за следы в лаборатории? На дактилопленку изъять их можно?

– Вряд ли. Отпечатки плохие, мазня получится.

Подполковник Моисеев задумался. Глядя на массивный опрокинутый посредине бухгалтерии сейф, словно размышляя вслух, проговорил:

– Сколько же их здесь было, преступников? Один или…

Беляев тоже посмотрел на сейф:

– Одному с такой махиной трудновато справиться, а в то же время… Что-то, Геннадий Федорович, мне рецидивист Зубенин вспомнился, который в нашем Доме культуры такой же вот металлический ящик вскрыл…

Моисеев отрицательно повел головой:

– Нет, Валентин Петрович, здесь другой «почерк», по-своему оригинальный… Знаешь, что… Посмотри в отделе кадров личные дела работников комбината, поинтересуйся прошлыми судимостями, у кого они есть, – Моисеев повернулся к молчаливо слушающим Ницаку и Шехватову. – А вы берите сейчас всех свободных из опергруппы и организуйте поиск орудия взлома.

– Мы уже всю территорию комбината обшарили, – сказал Шехватов. – Кругом пусто.

– Еще раз, как говорится, снова да ладом пройдитесь. Рано складывать руки, – Моисеев на несколько секунд задумался. – Понимаете, не может такого быть, чтобы преступники, уходя с крупной суммой денег, понесли с собой орудие взлома. Здесь где-то они этот ломик или… выдергу спрятали. Ищите, обязательно ищите.

6

Получив от подполковника задание – искать орудие взлома, Ницак и Шехватов разделили между собой участки. Шехватову предстояло обследовать территорию, прилегающую к пристройке под окнами красного уголка, и с противоположной от проходной стороны конторы, куда выходили окна лаборатории.

Щедрое июльское солнце, миновав зенит, отчаянно палило с безоблачного неба, оставив от прохладного, свежего утра одно лишь воспоминание. Жара не только угнетала физически, но и давила на психику. Усилием воли заставив себя сосредоточиться, Шехватов зашел под навес, где лежали пустые баллоны из-под углекислоты. В тени было легче. Издали пристройка под окнами красного уголка казалась совсем низкой. Рослый человек мог на нее взобраться с земли без особого труда. Для этого надо было чуть подпрыгнуть и ухватиться за кромку крыши.

«На стене при этом должны остаться следы ног», – подумал Шехватов и, подойдя к пристройке, принялся внимательно осматривать стены. Ливший ночью дождь оставил на них грязные потеки, однако ни малейших признаков следов не было. Шехватов вернулся под навес и теперь уже стал осматривать издали двухэтажное здание конторы в целом. Справа от пристройки дымила высокая труба котельной, чуть левее которой по стене тянулась узкая пожарная лестница, ведущая на крышу здания. Ни в одно из окон второго этажа, как прикинул Шехватов, с этой лестницы попасть было невозможно.

Неожиданно за спиной Шехватова что-то скрипнуло. Он резко обернулся – прямо перед ним стоял щуплый пожилой мужчина с запекшимися, как от ожога, коростинами на левой щеке.

– Откуда вы взялись? – удивленно спросил Шехватов.

Мужчина растерянно показал на раздвинутые доски забора:

– Оттуда.

– Здесь что, проходная?

– Работаю я здесь, вот что, – нахмурился мужичок.

– Кем?

– Кочегаром.

– Фамилия как?

– Сверчков.

«На ловца и зверь бежит», – мелькнула у Шехватова мысль, и он как можно миролюбивее спросил:

– Чего ж на работу через забор ходите?

– Живу на Демьяновской. До проходной весь комбинат надо обходить, а здесь напрямую в кочегарку попадаю, – как ни в чем не бывало ответил Сверчков.

Шехватов показал на лежащие баллоны:

– Присядем, минутку побеседуем.

– Минутку можно, – согласился Сверчков. Оказался он, в общем-то, разговорчивым человеком.

Осторожно задавая вопросы, Шехватову быстро удалось получить почти полное подтверждение показаний охранника Пушкова. Оказывается, вчерашним вечером Сверчков действительно находился в кочегарке не в свою смену. Приходил на хлебокомбинат, чтобы получить зарплату, но не успел – касса уже закрылась. На территории встретил слесаря Сергея Дударева, у того была бутылка вина. Зашли в кочегарку. Дежурил там кочегар Обручев – рыжий, в очках. Втроем выпили. Дударев сбегал еще за парой бутылок. Их «уговорили» вдвоем, с Дударевым. Обручев пить больше не стал, дежурить ему надо было до двенадцати ночи.

– Во сколько вы ушли домой? – спросил Шехватов.

– Не помню, закосели мы с Серегой крепко, – смущенно проговорил Сверчков.

– Охранник Пушков при вас заходил в кочегарку?

– Кажется, заглядывал, когда выпивка кончилась.

– Почему сказали ему, будто пришли не в свою смену из-за того, что механик вас не предупредил?

На лице Сверчкова появилось неподдельное удивление:

– А чо я должен был сказать, что кирять пришел?..

Усмехнувшись в душе своеобразной «логике» Сверчкова, Шехватов снова задал вопрос:

– Ушли с территории хлебокомбината вместе с Дударевым?

– Нет, не вместе, – Сверчков показал на дыру в заборе. – Я своим путем двинул, а Серега, кажись, к проходной направился. Он в другой стороне живет.

– Что за человек Дударев?

– Ничего, компанейский мужик. Иной раз, как перепьет, в пузырь лезет, с начальством цапается, а так, вообще, нормальный.

– А Обручев?

– Псих придурковатый.

– Почему?

– Потому, что мама таким родила, – Сверчков повернулся к Шехватову левой щекой. – Вот это видишь? Его работа… Кастрюлю горячего супа дурак дерьмом писаный на меня выплеснул, чуть калекой не сделал. И, думаешь, за что?.. Не побоялся в глаза ему сказать, кто он есть на самом деле.

– Кто же он есть?

– Крохобор.

Сверчков презрительно сплюнул себе под ноги и принялся рассказывать историю своего конфликта с Обручевым. «История», честно говоря, была примитивной. На прошлой неделе Сверчков сварил во время дежурства суп. Когда он со своим напарником по смене слесарем Артамоновым собрался ужинать, в кочегарку зашел Обручев. Нахально взяв ложку, хлебнул из кастрюли и брезгливо сказал: «Баланда». Сверчкова такая оценка его кулинарных способностей оскорбила до глубины души: «Катись отсюда, крохобор!» В ответ, ни слова не говоря, Обручев схватил кастрюлю и выплеснул варево в лицо Сверчкову. По этому поводу Сверчков обратился с заявлением в народный суд, но там после медицинской экспертизы признали телесные повреждения потерпевшего незначительными и предложили рассмотреть возникший конфликт в товарищеском суде, а этот суд на хлебокомбинате собирается «раз в году и то не всегда».

Шехватов улыбнулся:

– Пока суд соберется, помириться можно?

– До гроба я с крохобором не помирюсь! – вспылил Сверчков.

– Вчера ведь вместе выпивали.

– Это Серега Дударев придурка угощал. Что касается меня, то помирать, гад, будет с похмелья – стопки не налью!

– Часто пьет?

– Когда подадут. У самого-то, крохобора, больше тридцати копеек в карманах не бывает. Выгребет в ладошку медяки и трясет ими: кто добавит?

– К работе как относится?

– Бык здоровый, тридцати годов еще нет. Чего в такие годы не работать, – уклончиво ответил Сверчков и тут же торопливо спросил: – Который час, а?..

Шехватов глянул на часы:

– Третий уже начался.

Сверчкова словно ужалило:

– Елки-моталки! Опять зарплату прохлопаю!

Смутное беспокойное чувство осталось у Шехватова от разговора со Сверчковым. Казалось, задиристый кочегар-выпивоха ради того только и вынырнул внезапно из-за забора, чтобы с глазу на глаз встретиться с сотрудником уголовного розыска и как бы между делом сообщить, что ни сном ни духом не ведает о краже денег из хлебокомбинатовской кассы.

Анализируя различные предположения, Шехватов обошел здание конторы хлебокомбината и остановился на пустыре перед окнами лаборатории. Среднее окно с выставленной наружной рамой по-прежнему было открыто. В полуметре над ним нависал небольшой карниз пологой крыши, спуститься с которой в окно вроде бы было невозможно. Отойдя на десяток шагов, Шехватов стал осматривать крышу издали. После ночного ливня она выглядела чистой и однотонной. Внимание привлекла толстая металлическая труба электроввода. Она возвышалась на самом коньке крыши по прямой линии над раскрытым окном лаборатории. Стоило к этой трубе привязать веревку и тогда… невозможное становилось возможным.

Пристально глядя под ноги, Шехватов шаг за шагом начал обследовать поросший чахлой травою пустырь под окнами лаборатории. На глаза то и дело попадались обломки битого кирпича, ржавая проволока, куски штукатурки, осколки стекла – словом, обычный строительный мусор, которого полным-полно на каждом пустыре. Приходилось лишь удивляться, как на такой почве умудряется расти хоть и чахлая, но все-таки зелень. Рассматривая серовато-бурую слежавшуюся от времени смесь строительных отходов, метрах в пяти левее окон лаборатории Шехватов вдруг увидел вывороченный комок черной земли. И тотчас радостно стукнуло сердце – рядом с комком из-под лопушистого репейника виднелся раздвоенный конец металлической плотничной выдерги.

7

Первое оперативное совещание подполковник Моисеев провел непосредственно на месте происшествия сразу после того, как инспектор ОУР Шехватов обнаружил выдергу – предполагаемое орудие взлома. Работа была проделана большая. За неполный рабочий день участники оперативной группы успели опросить без малого сотню человек. Однако из собранных свидетельских показаний, которых набралось с избытком, складывалась удивительно противоречивая картина. Свидетели не только путали время, когда у них пытались это уточнить, но даже толком не знали фамилий тех, с кем работали в одну смену, что называется, бок о бок. Чего-то сверхъестественного в этом не было, просто на хлебокомбинате была слишком большая текучесть кадров, и люди не успевали толком узнать друг друга. Оставляла желать лучшего и трудовая дисциплина, что особенно сказывалось в дни выдачи зарплаты. При столь печальном положении быстро вывести розыскников на след опытного преступника могла одна лишь счастливая случайность. Выслушав доклады участников оперативной группы, подполковник Моисеев с сожалением сделал для себя вывод, что счастье на сей раз оперативникам не светит, а посему предстоит очень трудная розыскная работа, и когда она кончится, предсказать невозможно.