Текст книги "Араб Пётр Великий. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Так вот, моя Крис ростом едва ли уступала мне. Красотой и фигурой Господь её тоже не обидел. Короче, Генрих явно поплыл.

У королей нет комплекса неполноценности и при его росте в метр шестьдесят он смело подошёл к дочери и спросил:

– Вы танцуете павну?

Крис подняла на него свои зелёные глаза и молча кивнула головой.

– «Ай-яй-яй!», – подумал я.

Генрих взял её ладонь правой рукой, а левой взмахнул оркестру. Оркестр заиграл и Генрих повёл Крис по залу.

Они то сближались, то расходились, то обходили друг вокруг друга. По мановению королевской руки и другие пары включились в движение.

– Может и мы? – Неуверенно спросила меня жена.

Не видя ничего сложного в танце, я взял её пальцы и мы влились в общий ритм, которого в общем-то и не было. В мелодии не существовало ни ритма, ни такта, ни гармонии. Звучали некие музыкальные куски, абсолютно не связанные друг с другом.

Я плохой музыкант, но что такое «тональность», я знал не понаслышке. С трудом осилив музыкальную школу по классу аккордеона, я ушёл в «большой спорт», как говорил мой отец. Вторым инструментом у меня был рояль, и играть я толком так и не научился, но то, что я слышал сейчас, никакой музыкой назвать было нельзя. Так я «сочинял» в семь лет, уже после первого года обучения.

Отдельные звуки мелодию напоминали, но аккорды вызывали зубную боль.

Клавесин звучал громко, звонко и безграмотно.

С трудом выдержав танец, я вздохнул облегчённо, когда он закончился и стал искать глазами дочь. Крис продолжала находиться в обществе короля. Я дёрнулся было в её сторону, но рука жены перехватила меня за локоть.

– Стой рядом, неотёсанный чурбан. Она взрослая девочка.

– Я знаю здешние порядки, – сквозь зубы прошептал я, не убирая улыбку с лица.

– А если знаешь, не пори горячку. Ничего с ней не случится.

– Да это же «Синяя Борода», – прошептал я.

– Какая борода? Это король Генрих. И порядочный, между прочим, король. Я узнала, что он до сих пор не взял Анну, а сохнет по ней уже насколько лет. И берёт тех женщин, которые сами отдаются.

Я удивлённо посмотрел на жену.

– Откуда ты это...

– Да! – Как-то восхищённо подтвердила она свои слова.

Я посмотрел на дочь, возвышавшуюся не только над всеми дамами. Там, вокруг неё и Генриха, уже образовалась небольшая «группа в полосатых купальниках». Нынче модной считалась ткань в полоску. И моя жена стояла такая же полосатая и я.

Снова заскулил клавесин, поддерживаемый скрипкой.

– Ну, успокойся, милый, шепнула мне на ухо жена. Ничего с ней не случится.

– Да я опасаюсь, как бы что не случилось с королём, или каким-нибудь графом. На нас и так все смотрят косо. После получения нами герцогского титула.

– Наоборот. Все улыбаются. А где королева? Фрейлины здесь, а королевы нет. Странно.

– Моё почтение, сэр Питер, – раздался хрипловато-каркающий тенор лорд-канцлера Уолси.

Я, вздрогнув от неожиданности, обернулся.

– Позвольте представить вам сэра Томаса Грея маркиза Дорсета – смотрителя королевских лесов к югу от Трента и сэра Томаса Болейн, графа Уилтшира.

Обменявшись любезностями, я позволил себе поинтересоваться.

– Прошу меня извинить, господа, за незнание элементарных вещей, но где королева?

Уолси усмехнулся.

– Она не придёт. Они с королём в ссоре.

– Но..... Ведь это её фрейлины? Я правильно понимаю?

– Верно, – рассмеялся Уолси. – Король обиделся на королеву и отобрал сегодня у неё фрейлин.

– Очень красивые дамы. Жестоко со стороны Её Величества лишать общество таких красавиц.

– Позвольте вам представить мою дочь, – сказал Томас Болейн и сделал знак своей дочери, внимательно наблюдавшей за нами.

Девушка приблизилась и присела в книксене.

– Моя младшая дочь, Анна, – сказал Томас.

– Моя жена Лорис, – представил я супругу.

– Позвольте, герцогиня, познакомить вас с фрейлинами? – Спросила Анна у Ларисы, и они отошли в сторону.

– Ваша дочь, очень красивая, – сказал я Болейну.

– А ваша... э-э-э... Очень стройная. Они давно знакомы с королём?

– Ах ты, козёл! Что ты понимаешь в красоте? – Подумал я и ответил:

– Она первый раз во дворце.

– Говорят, вы прямиком из Индии? И даже живёте там? – Спросил маркиз Дорсет.

– Сейчас да, из Вест-Индии. Семью забирал. Я больше путешествую

– Вы не боитесь оставлять жену и детей с дикарями?! – Удивился Болейн. – Я слышал, они людоеды!

– Что вы! Дикари – добрейшие существа и едят только тех, кого взяли в плен. Из уважения. А в плен их взял я, поэтому, по их закону, обязан их съесть. Жду, когда голодно станет.

Болейн отступил от меня на два шага.

Я внимательно наблюдал за дочерью и королём. Их веселье мне не нравилось. И третий танец они танцевали вместе.

Томас Болейн тоже явно нервничал. К нам подошёл господин в жёлтых панталонах и жёлтом обтягивающем камзоле. Естественно в полоску. Я с трудом узнал в нём Томаса Говарда герцога Норфолка, лорд-казначея Англии.

– Представьте меня, Томас, – попросил он шутливо, – а то сэр Питер явно не узнал меня.

– Сэр Томас Говард, герцог Норфолк! Сэр Питер, Герцог Бекингем, – серьёзно отреагировал Болейн, мысленно находившийся где-то далеко.

– Что с вами, Томас? – Тихо рассмеявшись, спросил Говард, но граф ничего не слышал и смотрел на короля и Кристину.

Говард, проследив за его взглядом, усмехнулся.

– Ваша дочь католичка? – Спросил он меня тихо.

– Да. А разве может быть по-другому?

– У нас уже может! За последний год позиции реформаторов и антогонистов папской церкви усилились. Вот и племянница моя настраивает короля против Рима.

– Анна – реформистка? – Удивился я.

– Если не что-то большее... Она впитала в себя дух французской реформации. Слишком долго она пробыла под влиянием франков. С семилетнего возраста и до тринадцати лет она была фрейлиной сестры Генриха Восьмого Марии Тюдор, когда та была супругой Людовика Двенадцатого.

Я «удивлённо» воззрился на Говарда и он добавил.

– Мои племянницы прожили некоторое время при дворе франков. Ну и впитали в себя всё самое передовое.

Он тихо засмеялся.

– Впитали и всосали, прости Господи. Франки большие выдумщики.

Я понял, что Говард имеет в виду свободную любовь, и разнообразные не стандартные плотские утехи, а это грехопадение по христианским канонам.

– А на вид – сама скромность. Но ведь ей было всего-то... э-э-э... тринадцать?

– Нет-нет. Вы не поняли. Когда Мария Тюдор вернулась в Англию, племянницы остались при дворе Франциска Первого. Ну и... Ударились во все тяжкие. Говорят, Анна, будучи фрейлиной королевы Франции Клод Французской, сошлась с сестрой Франциска Маргаритой Наварской, с помощью которой постигала и философию религии и искусство великосветский флирта.

Генрих некоторое время встречался со старшей сестрой Анны Мари и находился в совершеннейшем восторге. То, что вытворяла проказница Мари, не делала ни одна его предыдущая фаворитка. А любовник Анны, поэт Томас Вайет, рассказывает друзьям такие вещи про Анну, что я, как католик, отстоял молебен, дабы очиститься. А мой брат хочет её женить на Генрихе. Я, по понятным причинам, против.

– Король не знает про любовника?

– Не знает и не верит. Анна ведёт себя скромницей. Вероятно, она сберегла свою целостность несмотря на французские игры.

Я покраснел, представив каким образом.

– Ваша дочь, Питер, шикарная девушка!

– Вся в меня, – сказал я, кинув взгляд на Крис.

– Это – да, – улыбнулся Говард. – Король редко уделяет дамам так много внимания. Особенно после возвращения Анны к его двору, произошедшему совсем недавно. Она не замужем?

– Кто? Крис? Нет. Не замужем. Надо искать партию.

– С этим, полагаю, проблем не будет. Герцогов в Англии только трое: Я, Вы и Чарлз Брэндон герцог Саффолк. У меня нет дочерей. Все дочери Чарлза замужем. Все лучшие женихи ваши.

Я рассмеялся и одновременно скривился от очередного музыкального пассажа.

– Что с вами, Питер? Зубы болят?

– Музыка, – сказал я. – Отвык от этого... э-э-э... шума.

– Что-то не так? Вы сами музицируете? На чём? Генрих это очень уважает. Он и сам неплохо играет на арфе, лютне и виоле.

– Мой инструмент клавесин. Точнее – вёрджинел.

– Это для меня недостижимый инструмент. Он плоский как... старуха. То ли дело виола! На ней и сила звука и вибрации.

Как раз заиграли виолы.

– Что я говорил! – Воскликнул Говард. – Сразу жить хочется и ноги сами в пляс идут. Позвольте, сэр, я приглашу вашу жену?

– Да ради Бога.

Говард с Ларисой скрылся в толпе топчущихся пар. Центр был занят королём и Крис.

– Нас точно сегодня отравят, а пить хочется, – пробормотал я, глядя на Болейна старшего и его дочь, стоящую с ним рядом. Лица у обоих не отличались здоровым цветом.

Крис носилась по залу самозабвенно и радостно. Генрих рядом с ней казался радостным щенком, прыгавшим под ногами и заглядывавшим снизу в глаза хозяйке. Увидя эту картину, я сначала чуть не расхохотался в голос, а потом загрустил.

Виолы отзвучали и передо мной остановился Говард с Ларисой и тут же припрыгали Крис и Генрих.

– Питер, с вашим клавесином никто не может справиться. Вы можете показать моим э-э-э... Короче, они уже все попробовали, но получается какая-то чушь.

– Да, милый, сыграй мою любимую.

– Она не танцевальная, дорогая. Это песня.

– Ну тогда спой.

Я посмотрел на Генриха.

– Ты поёшь? – Спросил он меня.

– Какой рыцарь не поёт в дороге? – Ухмыльнулся я.

Говард одобрительно хлопнул меня по плечу.

Я прошёл к клавесину и заиграл Юрия Антонова, переведённого мной на английский ещё в девятом классе для нашего школьного ансамбля. В нём я тоже играл на электро-клавесине, звук у которого, кстати, был не лучше, чем у этого.

The moon sat on the throne again

To rule its starry land.

I remember as a sweet dream

The same evening, and your hands.

На моё удивление король подхватил Крис, они попытались станцевать «павн», и у них получилось. Я немного замедлился, и всё вообще пошло, как по маслу. Краем глаза я заметил и Говарда с Ларисой.

Я прищурил свой левый глаз, и Лорис рассмеялась, поняв мой намёк, но показала мне кончик языка.

– «Вот-вот», – подумал я. – «Сколько девушек у меня увели, пока я играл на танцах».

Английских песен, кроме Битлз я больше не знал, и закончив «Моё Богатство», я ударил по клавишам, извлекая «A Hard Days Night».

Кристина с детства знала все мои песни и запрыгала вокруг Генриха, увлекая его в незнакомый ему ритм. Крис не танцевала рок-н-ролл. Она просто двигалась в такт музыке и у них с Генрихом вскоре получилось вполне слаженные движения. Я повторил мелодию ещё два раза, потому что и остальные гости решили подвигаться.

Следом за «Ночью...» я заиграл вальс из фильма «Берегись Автомобиля»: Татс, татс, та-ра-ра-ра-ра-ра татс, и Кристина подхватив короля, закрутила его в танце.

Честно? Я убоялся, что Генриха стошнит. Однако, обошлось. Кристина периодически переходила с вращения на простые «переступы» из стороны в сторону, но потом я увидел, как уже сам Генрих повёл мою дочь в вальсе.

Больше никто из гостей повторить этот танцевальный вихрь не осмелился.

После вальса я встал из-за клавиш и буквально мне на руки упал Генрих. С него рекой стекал пот, капая с жёстко накрахмаленного жабо. Что характерно, моя доча даже не взмокла.

– Вы сумасшедший, Питер. А ваша дочь ещё сумасшедшее вас. Я в восхищении от неё. И от такого бала. Вы сломали весь церемониал. Сначала своим клавесином, а потом своими песнями.

– Прошу извинить меня, мой король и мою дочь. Ничто не мешает продолжить бал по заведённым традициям. Я моряк, сир, и плохо знаю традиции моей новой родины.

– Да, Питер, вы дикарь! И это мне в вас нравится. Пошли и свергли русского царя! Господа, – обратился король к гостям. – Вы знаете, что сэр Питер сверг Императора Московитов и сейчас на троне Московии наш царь и с ним наши советники. За это мы передали ему графство Стаффордшир.

В зале стояла абсолютная тишина. Хоть бы одна млять отреагировала. Нас в этом обществе любили всё больше и больше.

– А если вы, Питер, научите моих музыкантов играть на вашем клавесине также хорошо, как и вы, можете просить у меня что угодно. Всё, господа, перерыв. Играем в фанты. Вы Питер, свой фант уже исполнили. Я назначаю фант для вашей дочери.

Крис сделала книксен.

– Вы, Крис, можете петь?

– Могу, Ваше Величество.

– Тогда пойте! Попросим, господа!

Король захлопал и его поддержали хилые хлопки. Крис затянула «Аве Мария» и жена, толкнув меня к клавесину, дала свой носовой платок.

Я вступил на второй фразе и сделал хороший проигрыш после первого куплета, чтобы Крис отдышалась. Она тянула песню в замедленном темпе с хорошим вибрато, и я видел, что она ещё не отошла от танцев, поэтому дал ей отдохнуть. Зато последнюю ноту Крис тянула восемь тактов.

И зал не выдержал. Король начал хлопать уже на третьем такте, а зал с шестого. У меня эта тема вызывала странные чувства, вероятно связанные с прошлой жизнью. Я до последней ноты был строг и сосредоточен, а на последней ноте слёзы из меня выбрызгивались в буквальном смысле.

Лорис знала об этом и её платок мне пригодился. Пока все взоры были обращены на Крис, я успел привести себя в порядок.

 

Глава шестая.

– Доча, что ты думаешь о вчерашних событиях? – Спросил я Кристину утром.

– Ты про внимание ко мне Генриха?

Я взял её за плечи, развернул к себе и посмотрел ей в глаза.

– Доча, это не Генрих. Это – король Англии. Ты крокодила в Бразилии видела?

Кристина посмотрела мне в глаза и часто захлопала длинными ресницами.

– Генрих – это крокодил, готовый схватить добычу, когда захочет есть. Особенно, когда добыча сама подошла близко к водоёму и не чувствует опасности. В его руках жизни всех англичан. Он убил или казнил столько подданных, сколько не съели наши индейцы. По его капризу начинаются и заканчиваются войны. Вот только что он воевал с франками.

– Зачем ты мне это говоришь? Мне он безразличен, – фыркнула дочь.

– К сожалению, не безразлична ему ты. Хотя.... Почему к сожалению? Может быть и к счастью, если ты будешь себя правильно вести. Ты хочешь стать королевской наложницей?

– В смысле? – Переспросила меня дочь. – Королевской шлюхой?!

– Именно.

– Нет, конечно! – Возмутилась она.

– А женой?

– Королевой?

– Нет. Не королевой. Женой короля. Жёны королей только внешне считаются королевами, а на самом деле они просто жёны. И как были подданными короля, такими и остаются, до старости. Если не начинают считать себя равными королю.

Я замолчал.

– И что происходит тогда? – Спросила дочь.

– Жёны теряют свои головы, – ответил я. – Король их съедает. Как у нас в Бразилии. Король может съесть любого своего подданного в любой момент. Особенно если кто-то начинает вредничать.

На лице дочери стало проявляться понимание. Она выросла среди индейцев, и как мы не оберегали её от местных традиций, она их знала и не удивлялась. Когда слышала про ритуальные убийства, с которыми я и не собирался бороться.

– Ты поняла, да? Что мы все пленники Генриха Восьмого которых он может...

– Ну, хватит, папа... Я всё поняла.

– Молодец.

– И что мне дальше делать? Он ещё вчера ко мне приставал. Пошли, да пошли...

– Я, почему и спросил тебя... Ты девочка взрослая. Мария Болейн была официальной наложницей Короля несколько лет и даже родила от него нескольких детей. Потом она ему наскучила. Сейчас он добивается Анны Болейн, но её отец, который думал, что Мари, отдавшись Генриху, сможет стать его женой, изменил тактику и запретил Анне вступать в связь с королём до женитьбы. Поэтому Анна строит из себя недотрогу. Они с Генрихом встречаются только в присутствии родственников Анны.

– Но у короля есть жена!

– Генрих отягощён мыслью о наследнике мужского пола, которого не может дать ему Екатерина, и ищет способы развестись. Вот ещё одна участь жены короля: не можешь родить наследника, освободи место для другой. И это надо учитывать.

– Да, с чего ты начал этот разговор. В наложницы я к нему не пойду, в жёны тоже нет особого желания. Я лучше к крокодилам вернусь, чем за Генриха.

Она помолчала и спросила:

– А других женихов нет?

– Боюсь, – засмеялся я, – даже замужество тебя не спасёт.

– Ну и зачем мы тогда сюда приехали? – Спросила дочь, едва не плача. – Куда ты меня привёз?

– Ты не истери. В Бразилию я тебя отправлю хоть сегодня. Но и король, не такой уж и «крокодил». Это я, как всегда, слегка гипертрофировал проблему. Слегка нагнал на тебя жути.

– Ничего себе, слегка! Меня аж колотит.

Я подошёл и обнял её.

– Если будешь королю хорошей женой и будешь правильно себя вести, всё может быть хорошо.

– Да, какой женой, пап?! Кто его разведёт?!

– Всё-всё-всё! Это моё дело. Не переживай.

* * *

В этот же день, следующий день после бала, после полудня в наш Лондонский дом на Флит стрит заявился Томас Говард. Именно заявился, а не прибыл, как подобает королевскому лодр-казначею. То есть, совершенно без церемоний и без почётного эскорта, а верхом лишь с двумя лакеями.

Я прохаживался во внутреннем дворике, раздумывая, как жить дальше. Моя вчерашняя комбинация с подаренным королю клавесином, настроенным мной под себя, удалась на славу.

Буквально всё произошло так, как я хотел. Я мысленно просил прощения у жены и Крис, которых использовал в «тёмную» и, потирая замёрзшие от упавшего на Лондон холода ладони, периодически произносил: «А! Хуже не будет!». Я, предвкушая интригу, убеждал себя, что выкручусь.

Ещё в Бразилии я для себя решил, что «воровать так миллион и ....». Ну и про королеву, само собой...

После разговора с жёнушкой про дочино замужество, я так для себя и решил: делаем подход к королю. По моим прикидкам, Анна Болейн, только что появившись при дворе, ещё не должна была сильно запасть в душу Генриху Восьмому. В мой предыдущий приезд в Лондон о ней ещё не было, как говориться, «ни слуху, ни духу».

Анна – девушка не красивая, но милая и очень «прокачанная» в плане искусства обольщения. Очень образованная и начитанная, музицирующая на нескольких инструментах, увлекалась охотой с помощью арбалета, великолепно ездила верхом. Папа Болейн, похоже, был ещё тот «продуман» и готовил дочерей целенаправленно под Генриха. И ему это удалось в той истории, а в этой история он столкнулся со мной.

Услышав переговоры у ворот, и узнав в одном из всадников Говарда, я приказал впустить его и он въехав во двор, ловко спрыгнул с коня, и бросив поводья лакею, устремился ко мне.

– Хорошо, что вы не уехали из Лондона, Питер. Вас срочно желает видеть король. Собирайтесь. У Короля к вам дело.

Я мысленно хмыкнул, но сделал удивлённое лицо.

– Позволительно ли узнать, причину? Что за дело? Если честно, мы уже собирались отъезжать.

– Но вы же понимаете? – Говард отвёл взгляд

– Понимаю. Маку! Коней мне и герцогу! – Крикнул я слуге-индейцу.

 

* * *

Генрих ожидал нас в своих личных покоях в Хэмптон-корте лёжа в кровати с большим винным кубком в руке. Он был спокоен и относительно трезв.

– Проходите, господа. Будете пить?

Говард сразу подошёл к винному столику, налил себе вина и отошёл к высокому стрельчатому окну.

Генрих выжидающе посмотрел на меня.

– А вы, Питер? С нами?

– Я всегда с вами, сир, но Томас говорил о каком-то деле. Не навредит ли?

Генрих прищурился, рассматривая меня сквозь кровавое стекло бокала, и растягивая слова сказал:

– Мне понравилась ваша Кристина. Ей сколько лет?

– Вроде, как девятнадцать, – сказал я, наливая себе в бокал вино. – Надо уточнить у жены. Мне не до этого, сир, вы же понимаете.

– Но Томас говорит, что вы озадачены выбором для неё хорошей партии, да?

– Задумались, сир.

Генрих допил вино, положил бокал прямо на шёлк покрывала, потянулся и зевнул.

– А я? Хорошая партия?

– Вы, сир?

Я сделал аккуратный глоток, чтобы не проглотить соринку и продолжил.

– Вы – партия самая лучшая.

– И вас не смущает, что я женат?

– А разве это моё дело, сир? – Спросил я. – Дело отца – блюсти честь дочери и подготовить достойное приданное.

– И какое приданное вы для неё приготовили? – Рассмеялся король.

Я пожал плечами.

– Теперь уже и не знаю. Хотел отделаться малым сундуком золота, а теперь уже придётся большой сундук закладывать.

– И сколько в вашем большом сундуке?

– Столько же сколько и в вашем.

Генрих закрыл глаза и закинул руки за голову, сомкнув пальцы в замок.

– Вот видите, Томас, осталось только развестись и все деньги Диаша наши. Мы теперь знаем, дорогой Питер, сколько у вас денег. Знаем! Но мы не дикари московиты.

– Да мне не жалко, сир. Особенно для зятя, – осмелился пошутить я.

– А для короля? – Спросил Генрих, открыв глаза и кинув на меня взгляд.

– Для короля тем более, сир.

– Вы были правы, Томас. Вы были правы...

Генрих встал с кровати.

– Что говорит Уолси?

– Уолси ищет возможность.

– Но не находит, – продолжил Генрих. – Или не хочет найти?

– Позвольте, сир?

– Да.

– Если вы о вашем разводе, сир, то и не найдёт. Пока император – племянник Екатерины, Рим не согласится на развод. Мои негоцианты случайно перехватили письмо императора к папе Пию. В нём император прямо угрожает сровнять Рим с землёй. Не теряйте времени, Сир, на уговоры папы. Позвольте рассказать вам историю про Московию?

– Ничего себе у вас негоцианты! – Удивился Генрих. – Налейте мне вина, Томас. А вы, Питер рассказывайте.

– Царь Василий был в точно таком же положении, как и вы, и даже ещё хуже. У него вообще нет детей, а он категорически не хотел передавать власть своим братьям. И он тоже задался целью развестись.

– Московия, вроде, не подчиняется Риму?

– Не подчиняется. И это вроде как проще, но иерархи не хотели давать добро на развод. Долго не давали. Десять лет Василий с ними мучился.

Я сделал паузу, позволив себе отпить из бокала.

– И?! – Не выдержал король. – Что дальше?

– Царь Василий начал поддерживать тех монахов и иерархов, которые обвиняли церковных патриархов в стяжательстве: наличии подневольных крестьян, излишне обширных земель у монастырей, богатства. Дескать, Христос – Бог нищих и легче верблюду пройти через игольное ушко, нежели богатому попасть в рай.

И дошло до того, что патриархи убоялись, что царь своей волей отберёт у них всё нажитое непосильным трудом и сами предложили царю развенчать его с первой женой. И Развенчали. Когда я там был, Василий Иванович собирался жениться вторично, но не успел.

Я замолчал. Генрих подошёл к окну и задумавшись лёг грудью на высокий подоконник. Он некоторое время смотрел, как конюхи пытаются случить жеребца с кобылой. Все, вроде, были не против, и люди, и животные, но в общей толчее людей, шумно советовавших друг другу что куда и когда, процесс не шёл.

– Вот-вот, – сказал я серьёзно. – Неужели жеребцу надо советовать и помогать в его деле?

В это время жеребец мотнул мордой и, отогнав помощников, напрыгнул на конягу и так ей вставил, что она весело заржала.

Заржал и король.

– Весёлый вы человек, Питер. Вы сравнили меня с жеребцом.

– Это метафора, сир. У коника свои дела, у птичек свои, и никто не советует им как их исполнять, и не запрещает. Они вольны в своём праве. Неужели у короля меньше своей воли?

– Вы волюнтарист, Питер. Томас, у нас есть такие... э-э-э... Монахи и патриархи, о которых говорит Питер? Non-possessors? (Не обладатели)

– Сколько угодно, сир, но... Это раскол! – Говард заволновался. Он был преданным католиком.

– Но, как я понял, Питер не говорит про раскол, он говорит про имитацию нашей поддержки протестантам. Ведь верно, Питер?

– Абсолютно, сир. Надо запустить ложный путь: провести встречи с реформаторами, выступить в их поддержку, принять закон о главенстве законов Англии над законами Рима и подчинении епископов королю. А потом намекнуть Риму, что на этом вы не остановитесь и пойдёте на полное подчинение церкви лично себе и создание церкви, обособленной от Рима. Назовёте, например, «Англиканская церковь». И пусть папа начнёт вас уговаривать отказаться от этого шага. И ни в коем случае не говорите о разводе и не просите папу об аннулировании брака. Будьте с Екатериной галантным. Они сдадутся уже через год. Вот увидите.

Генрих ходил по комнате как заведённый.

– А ведь он прав, Томас! – Вдруг воскликнул король.

– Согласен, ваше величество! Только что потом делать с протестантами? Ведь они взбунтуются, когда поймут, что их обманули?

Это он обратился уже ко мне.

– Да! – Поддержал его король, останавливаясь на против меня.

– Что делать? – Усмехнулся я. – Переговоры с Папой вести тайно и после получения его согласия на развод, всех реформаторов пустить... под нож. Всех поголовно. Но о вашей афере никто не должен знать. Приблизьте к себе самого рьяного реформатора. Его, кажется, зовут Томас Кромвель.

– Секретарь кардинала Уолси – реформатор?

– Как и сам Уолси, который ради собственного обогащения закрывает монастыри и строит такие дворцы, как этот.

Я обвёл комнату руками.

– Это вам тоже ваши негоцианты рассказали?

– Об этом, кто только не говорит. Уолси не скрывает своих аппетитов. А кто, здравомыслящий и находящийся при деньгах, не ворует? – Спросил я и рассмеялся.

Генрих, сначала напрягшийся, когда я заговорил о кардинале-канцлере, сейчас тоже рассмеялся.

– Слушай, Томас, а не сделать ли Питера лордом-великим камергером? Ты же не расстроишься?

– Мне? Расстраиваться? С чего бы?

– Ну, ты ведь потихоньку подбирал эти функции.

– Сир, я подбирал, как вы выразились, «эти функции», потому что Джон де Вер устранился от своих обязанностей по управлению вашим хозяйством. Система управления королевским двором едва не рухнула. А потом он возьми да умри в двадцать шесть лет.

– Да-а-а... Я официально приказал ему умерить охоту, меньше есть и пить, отказаться от поздних ночей и быть менее экстравагантным в одежде, но где там?

– Но, сир... Эта должность наследственная и не расстроится ли Джон де Вер Пятнадцатый его двоюродный брат?

– Он пока тяжело болен, а управлять моим двором, действительно, некому.

– Не добьёт ли его известие о том, что его должность передана другому?

– Всё в руках Божьих. А сэр Питер со своей семьёй переедет во дворец. Правда, здорово я придумал! – Сказал он, потирая ладони.

– Но, сир... Я хотел бы сразу... э-э-э... Определиться с моей позицией, как отца. Я хотел бы понять. Мы ведь говорим не о наложничестве, а о замужестве, да?

– Да, Питер, да. Не волнуйтесь. Наложниц и любовниц у меня было много и будет много. Мне нужна жена и рождённый ею наследник. Она... Ваша дочь... Необычная. Она выше всех моих придворных. И когда у нас родится сын, он будет такой же, высокий, как и вы, и умный, как я! Ведь наследуются качества отца и деда по матери, как говорили наши предки. Так говорила мне моя мать. Наши дети будут великанами. Это как в коневодстве.

Генрих показал на удовлетворённо гарцующих по двору кобылу и жеребца.

– Ведь мы скрещиваем породистых лошадей? Так и здесь.

– Позвольте спросить, сир, про Болейн?

Генрих удивлённо посмотрел на меня.

– Спрашивайте.

– А почему вы выбрали Анну? Ведь не по любви, же?

– Любовь? Что за вздор? Она умная, как и её отец. Она не отдалась мне сразу, как другие. Это говорит о характере.

– Скверный у неё характер, – добавил Томас Говард едва слышно. – И развратный.

– Ха-ха, – хохотнул Генрих. – Он её не любит. Говорит, что она французская лазутчица и садомистка. А где взять при дворе иную? Если они уже с малолетства лезут ко всем в панталоны? Ваша же дочь другая?

– Другая, да. У вас будет время её узнать. Она хорошо стреляет из лука и арбалета, фехтует на чём угодно, плавает, как рыба. И она весёлая. Я это больше всего ценю в людях, а особенно в женщинах.

– По вам, любезный Питер, не скажешь, что вы весёлый. А в разговоре проскальзывает.

– Она, к стати, не хуже меня играет на клавесине, и может вас обучать.

– Питер, вы прелесть.

 

Глава седьмая.

Должность Лорда Великого Камергера передавалась по наследству аж с 1133-го года, когда король Генри Первый передал её вместе с титулом графа Оксфорда семье Обри де Вере, которые держали её до нынешнего 1526 -го года, в котором наследование прервалось по причине, как уже говорилось выше, скоропостижной смерти лорда и отсутствия у него наследников, кроме престарелых тётушек.

Графство унаследовал дальний родственник. Тогда король Генрих Восьмой объявил, что эта должность принадлежит короне. Как сказал мне Говард, король рассчитывал продать должность за хорошие деньги и лишить должность права передачи её по наследству.

Мне она обошлась даром. К должности прилагался годовой пенсион в размере тысячи фунтов и обязанности по руководству деятельностью подразделений королевского двора. На мне лежала ответственность за доступ в королевские покои и организация важнейших церемоний: свадьбы, крестины, похороны членов королевской фамилии, коронации монархов, кои в ближайшее время не ожидались.