Текст книги "Араб Пётр Великий. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Араб Петр Великий.

Книга вторая.

 

Глава Первая.

Для чего стоило всё это городить, спросите вы?

Развивать бразильскую колонию? Вступать в конфликт с Португалией? «Открывать» Австралию? Передавать её Британии? Попытаюсь кратко объяснить.

Появившись в этом времени в образе рыцаря Португальского Ордена Христа, я для себя сразу решил, что буду перебираться в Московию. Участвовать в Португальских интригах мне не хотелось. Не мой менталитет.

Память Педро Диаша у меня осталась, а вот привычки и желания нет. Я воспитывался в России при социализме, вернее – в СССР, и имел повышенное чувство ответственности за свою Родину, как бы это пафосно не звучало.

Во время обучения в академии ФСБ нам доходчиво объясняли первопричины исторических событий, войн и конфликтов.

И, по сути, первопричина была одна, – деньги. И государство вечно создававшее конфликты, было одно – Англия. И не потому, что англичане какие-то особые, а потому, что в Британии собрались спрятавшиеся от преследования .... Э-э-э.... Назовём их одним словом.... Ростовщики. То есть, – люди очень любившие деньги. И, естественно, власть. Даже, скажем, наоборот.... Любившие власть и деньги, её дающие.

Даже сама «отдача в рост», это была форма порабощения человека – человеком.

Во всём христианском мире сие деяние преследовалось, в Англии – нет. В центре Лондона для этих целей образовался Сити, место, где законы короны не действовали. Место, где правили тамплиеры, а потом их последователи, сначала тайно, потом явно, превратившись в банкиров и биржевиков.

Первую резиденцию тамплиеров в Лондоне заложил его первый Великий Магистр Гуго де Пейн, или, как его звали по-французски, – Хуго де Пейон, примерно в 1130 году. И с тех пор орден не только не потерял свою силу после репрессий четырнадцатого века, но и значительно окреп.

Сторонников ордена в Европе оставалось много, да и Орден Христа значительно расширил круг адептов. Десятина поступала исправно. За счёт неё жили короли Англии.

То ли обвинения тамплиеров в ереси были не беспочвенными, то ли они, обиделись на Папский престол, но дальнейшие события 15-17 веков заставляют думать, что кто-то поставил перед собой цель развалить католическую церковь.

Я не сильно знал историю реформаторства английской церкви, но и того, что я помнил хватало для того, чтобы понимать, в какой клубок страстей и интриг, в какой «замес» я добровольно себя погружаю.

Однако я понимал, что только эти люди, искушённые в интригах и целеустремлённые на восток, смогут мне помочь проникнуть в Московию.

Я просто добрался к нужному мне течению.

* * *

– Насколько вы преданы Ордену, сэр Питер? – Спросил меня Томас Говард.

– С какой целью интересуетесь, сэр? – Ответил я вопросом на вопрос.

– Вы знаете, что изображено на моём родовом гербе?

Я Пожал плечами.

– К сожалению, я не настолько хорошо знаю английскую геральдику.

– Крест тамплиеров.

Я искренне удивился.

– Я мастер братства, – он медленно расстегнул горловину камзола, отдёрнул отворот и я увидел изображение маленького восьмиконечного креста под ключицей.

Я знал, что это означает.

– Слушаю и повинуюсь, – сказал я.

– И так... – Продолжил лорд-казначей. – Повторю вопрос. Насколько вы, сэр Питер, преданны Ордену?

– Всем телом и душой, мастер.

– Хорошо. Вы должны знать, что титул и земли Бекингемшира переданы вам большим авансом. До вас ими владел наш брат Эдвард Стафорт, не справившийся со своей гордыней и поставивший под угрозу наше общее дело.

Мастер Ордена долго помолчал.

– Вы не спрашиваете.... Это хорошо.

Я продолжал молчать.

– У вас большое хозяйство. Мы убедили короля Жуана оставить за вами капитанство в Америке. Оно приносит хороший доход от торговли лесом. Как вы укротили индейцев?

– Я их не укротил. Это только одно племя к нам благосклонно. Мы научили их правильно обрабатывать землю и дали много разного железного оружия.

– Они продолжают ритуалы каннибализма?

– Да, мастер.

Томас Говард покачал головой.

– Ну да ладно. Папа Климент утвердил границу раздела мира между Португалией и Испанией. Вы понимаете, что это, фактически, граница владычества двух орденов: Христа и Господа (Госпитальеров), но мы, да будет вам известно, Орден Нового Замка. Вас введут в круг двадцати четырёх рыцарей Ордена Подвязки. Это высший управляющий круг нескольких известных вам рыцарско-монашеских орденов. Только Госпитальеры не с нами. До 23 апреля, когда об этом будет объявлено официально, ещё далеко, да и вы к тому времени будете неблизко, – Томас Говард усмехнулся, – но это условности.

Я слушал. Про орден подвязки я знал слишком мало и хотел узнать больше.

– Что вы знаете об Ордене Подвязки? – Спросил Мастер.

– Знаю, что он существует.

Не стану же я говорить, что кавалерами ордена были: император Японии Хирохито, король Италии Эмануил, исключённые из Ордена в 1940-ом году. А в первую Мировую Войну исключены были: Франц Иосиф и Вильгельм Второй.

– Орден Подвязки создан в 1348 году королём Эдуардом Третьим, вскоре после разгрома Ордена Замка и последовавших за этим междоусобиц, причиной которых стали земельные притязания госпитальеров. В конце концов в Англии братьев осталось только двадцать четыре рыцаря и они поклялись в вечной верности королю. Все рыцари получили титулы и земли. Они вышли из Тэмпла Сити и встали на защиту Англии. И только Стафорды получили и земли, и титул много ранее. И это послужило нашему Эдварду плохим поводом для гордыни. Он год назад восстал против нашего короля, Гофмейстера Ордена Генриха Восьмого. Вот почему вы с нами.

Для меня многое становилось понятным. Что-то подобное я предполагал, как и то, что, скорее всего, это обманка, внешняя сторона слоёного пирога секретной организации. Главное, что я узнал, это то, что организация, управляющая Англией, и пытающаяся управлять миром, есть.

– Чем я могу быть полезным?

– Как вы уже поняли, Орден Христа – часть нашей организации, – как бы продолжая мои мысли сказал Говард. – Именно поэтому мы высоко ценим ваш вклад в наше общее дело. Именно здесь, в Тэмпле Сити, хранится всё золото. В том числе и золотые фунты отчеканенные вами, сэр Питер. Очень хорошая работа, смею отметить. И очень правильно, что вы не отдали их в Португальскую казну. И хочу вас заверить, что имеющиеся у вас депозитные чеки в любой момент могут быть обналичены.

Томас Говард, лорд-казначей Англии смотрел на меня спокойно, но сурово.

– И мы не можем претендовать на ваши золотые россыпи в Бразилии. Однако.... Не считаете ли вы, герцог Бекингем, возможным увеличить поступление изготовленных вами монет на ваши депозиты. Можете не опасаться преследования. Мы готовы принимать их в Темпле в полцены. Без каких-либо ограничений. И с гарантией тайны вкладов.

Я мысленно ему аплодировал. Он считал, что поймал меня. Узнай король Португалии об утаивании мной найденного в Бразилии золота и не сносить мне головы. Но я аплодировал и себе. Они сами предложили мне то, что мне было нужно. У меня скопилось столько золота, что легализовать его я бы не смог никогда, не попавшись.

– Безусловно, мастер, – сказал я. – Я готов уже сейчас положить в ваш банк десять тысяч золотых соверенов.

– Банк, это, кажется, итальянское слово, обозначающее стол, за которым менялы проводили свои операции? Почему бы и нет? Банк Англии. Звучит неплохо. Как вы понимаете, я не только лорд-казначей короля, но и казначей Тэмпла.

Я вспомнил, что банк Англии до 1946 года не принадлежал английской короне. Но сейчас то ещё и нет никакого банка. Есть казна. Но, скорее всего, и казны нет. Короли всегда были по уши в долгах и посему в зависимости от баронов, графов и герцогов. А тамплиеры, со дня образования ордена, были освобождены от налогов, но были их казначеями. За что и получили от французского короля. А вот госпитальеры финансировали только себя. Или других, но только под очень приличный процент. «Разумные ребята», – подумал я. – «Думается, тамплиеры тоже поняли свои просчеты и оформили свои взаимоотношении с королями Англии в письменном выражении».

– Вы начеканили столько соверенов, сколько не чеканил ни один король, – рассмеялся Говард. – Мы пристроим их, или перельём, но вам пора переходить на другую монету. Мы дадим вам другие чеканные формы. Например, старое римское золото тоже в ходу. Вам же без разницы что чеканить? Качество вашего золота превосходное. Практически аналогичное оригиналу. Наши алхимики поражены.

Я развёл руками. Мне, действительно, нечего было сказать.

– А как вы относитесь к золотым дукатам?

– Что это?

– Это монеты Литовского княжества.

Я снова развёл руками.

– Это, сэр Питер, далеко на востоке, возле ордынских земель, ныне называемых Московия. Но там с золотом появляться опасно. У вас, случайно, серебра нет?

Я мысленно усмехнулся, но ответил спокойно.

– Есть немного.

Мои индейцы нашли самородное серебро в Потоси и трелевали его потихоньку к восточному побережью. Потихоньку, потому, что сильно далеко на западе и высоко в горах.

– Как немного? – Рассмеялся Говард.

– Около двух тысяч стоунов .

– Двенадцать тысяч фунтов?! Вы не шутите?

Я посмотрел на него деланно удивлённо.

– Извините, сэр Питер. Вы меня ошеломили. Не чеканили монету?

– Нет. В самородках. Но я сам с ним не справлюсь.

– Привозите.

– Уже везут, мастер.

Говард совсем оставил свою невозмутимость и смотрел на меня с изумлением.

– Вы всё больше и больше меня поражаете, сэр Питер. И я всё больше и больше понимаю, что не ошибся в вас.

Мы молча шли по дорожке вдоль периметра внутреннего двора Темпла. Он был скромен, но обширен. Одна стена самого низкого здания имела коновязь и была стеной конюшни. Три другие возвышались на два и три этажа и практически пустовали.

– Пройдёмте в сад. Там сейчас пусто. Студенты разъехались по домам.

Мастер словно читал мои мысли.

– Студенты? – Спросил я.

– Да. Мы здесь готовим знатоков права, теологии и философии. Как вы относитесь к Римскому Престолу, кстати?

– Индифферентно.

– Краткость – сестра таланта, – ухмыльнулся мастер.

Мы вышли на набережную Темзы. По реке дул лёгкий ветерок и зной, неожиданно упавший на Лондон, отступил.

– Хороший день, – сказал Говард так, что было не понятно, что он имеет ввиду, то ли вдруг наступившее тепло, то ли что-то иное.

– Хороший, – подтвердил я. – Мне стало значительно легче, после нашего разговора, когда мы поставили точку над «ай».

– Кстати о точках.... Что вы думаете о поездке к нашим братьям рыцарям тевтона и ливона?

– Цель?

– Поддержать их духовно и материально. Они находятся под сильным влиянием Мартина Лютера и, ходят слухи, склонны к принятию протестантизма.

– Мне надо будет их переубедить?

Томас Говард остановился и, повернувшись, посмотрел мне в глаза.

– Ни в коем случае. Пусть идёт, как идёт. Ваша главная цель склонить братьев к войне с Московией. И постарайтесь убедить в этом Польского короля Казимира.

* * *

Про Лондонский Сити в моё время писали мало, но наши инструкторы слегка расширили мой кругозор. По их мнению примерно с 1509 года в английское общество стала внедрятся венециано-голландская «олигархия», которая совместно с оставшимися рыцарями Ордена захватила власть в Англии, выстроив олигархическую экономику.

Я вдруг чётко вспомнил, как говорил инструктор:

– Запомните, товарищи, Лондонский Сити, это тесно переплетенная группа корпораций, которая вовлекает в себя рынок природных ресурсов, финансов, страхования, транспорта, производства продуктов питания, и контролирует львиную долю мировых рынков, по его воле решается судьба мировой промышленности.

Лондонский Сити, являясь государством в государстве имеет некоторые признаки суверена над официальными властями Великобритании. Премьер-министр Великобритании должен в течение десяти дней приехать в Сити, когда Корпорация Сити (правительство) просит его о встрече.

Если в Сити хотят видеть монарха, то он должен явится в течение недели. Ежегодно министр финансов выступает в Гилдхолле (здание ратуши) и резиденции лорд-мэра, где он отчитывается перед собравшимися, как служит интересам финансов ".

– Да-а-а.... Решается судьба мира, – сказал я сам себе, вытягиваясь на постели. – Да и хрен с ними. Пусть решают, чего хотят со своими Европами, а я хочу увидеть Московию. Наши цари тоже не пальцем деланные. На мякине их не проведёшь. Даже вмешиваться не буду. Просто интересно.

Я довольно потянулся, перевернулся на левый бок и мгновенно заснул.

Несколько месяцев ушло на подготовку к путешествию.

Меня готовили как в «конторе» перед заброской к «партнёрам». И тут я познакомился с интересными личностями. Про двоих я читал в своей истории, проходя краткий курс «реформация католической церкви в Англии», двое других мне были незнакомы.

Подготовка проходила здесь же, в Тэмпле. Сюда же, кстати пришвартовались и мои корабли с золотыми фунтами и серебром.

Говард не обманул. На то и на то я получил расписки казначея Тэмпла по ставкам один к двум.

Показав расписки знакомому банкиру-сефарду, с которым вёл дела, я получил от него заверения, что депозитные чеки Тэмпла принимает даже Ватикан.

Подготовка включала в себя беседы с Томасом Мором и Эразмом Ротердамским на тему реформ церкви и критики идей Мартина Лютера и краткой истории Руси, включавшую её взаимоотношения с Польско-Литовскими соседями.

Очень неплохо ориентировались в события, произошедших на моей Родине, господа Англичане. А с теоретиками реформ произошёл небольшой казус.

* * *

– Вы, Томас, не хотите признать, что ваш друг Эразм такой же реформатор церкви, как и Мартин. И не только церкви. И его «Похвала глупости» прямое тому доказательство. Да и все «гуманисты» с любимым вами Джованни Мирандола. Они все пытаются привнести в христианство что-то своё.

– Я признаю, что считаю, что церковь закоснела, а про нравы в ней и говорить грешно, и я хотел бы, чтобы она изменилась. Но лишь в этом я за перемены. А Эразм просто шутит, он вообще не говорит об изменениях. Он шутит над всем и всеми.

– Ну да... Он просто высмеивает тупых монахов и священников, рыцарей и судей. Государство и «корону». Очень смешно, кстати. Я вам скажу, как реформатор реформатору, Томас. Его шутки отлично ложатся на проповеди Лютера. Его студенты ухохотываются, когда он приводит цитаты из «Похвалы». Шутка сближает, а смех раскрывает человека, в которого он вкладывает свои мысли. Таким образом, все, его слушающие придут к выводу, что римскую церковь надо разрушить и построить другую. Что он и сделает совсем скоро. А вы потом, вместе с Эразмом, станете говорить, что к разрушению церкви отношения не имели и совсем не хотели отделения английской церкви от Римской. Но восставший народ вас не поймёт и казнит. А ваш Эразм благополучно сбежит через пролив.

– Так можно любое слово интерпретировать, сэр Питер. И прекращайте ваши... пророчества. Вы не оракул.

– Нет, Томас. Я не интерпретирую, а следую строго по его тексту и не искажаю смысл. И не выдумываю будущее. Я – как у вас здесь говорят, бизнесмен. И представьте, какой подарок Эразм сделал всем реформаторам Англии, Франкии, Германии, Литвы, Чехии, когда издал свою «Похвалу глупости». «Обезьяны, рядящиеся в пурпур...» – это сильно сказано. Тут пахнет не только реформацией церкви, но и государственным переворотом! И вы, Томас, в вопросах общества и государства – чистый рационалист. Я вообще подозреваю, что вы не христианин, а атеист.

– Как можно, Мартин? Я католик.

– Меня, Томас, терзают смутные сомнения. Вы ведь в своей «Утопии», сюжет которой вам, ненавязчиво, подсказал Эразм, осуждаете частную собственность, огораживание земель. Вы отрицаете прогресс. Вы с Эразмом взорвёте этот мир. Не протестанты. Может быть не сейчас, но – взорвёте. Ваши идеи взорвут мир.

Я не выдержал на второй «беседе» с Мором и на вторую беседу Эразм не пришёл, а пришёл Томас Говард.

– Ну вы и устроили, Питер, – сказал Говард с которым мы уже давно были на «ты». – Мор в тот же день нажаловался на вас королю.

– Но что я такого необычного сказал? – Деланно удивился я. – Они сами привели меня к таким выводам. Вы дали мне почитать их «труды». А из обсуждения событий, произошедших во время правления Генриха Седьмого и по настоящее время, я сделал закономерный вывод, что дело идет к революции и виной тому эти два «идеалиста». Вернее, Мор – точно идеалист, а вот Эразм, думаю, что реалист.

Говард сидел на скамейке, откинувшись на сё спинку, а я «возбуждённо» ходил перед ним по дорожке. Мы снова разговаривали в саду на набережной Тэмпла.

– Я всего этого не знал, как и не знал толком и историю Англии, но из того, что рассказали два этих «деятеля» я могу сделать только такой вывод.

Мастер какое-то время смотрел на меня чуть улыбаясь, потом сказал.

– Вы умны, Питер, а это опасно.

– Для кого? – «Удивился» я.

– Для дела, – ответил он.

– Вы, Говард, наверняка знаете, что я – рыцарь в двенадцатом колене. Мой предок....

– Полноте, Питер, – рассмеялся мастер. – Я знаю вашу генеалогию даже лучше вас, уж поверьте. Я шутил. Почти шутил. Вы вспыльчивы и безрассудны. Не стоило дразнить Мора. Он, как вы сказали, идеалист и считает себя безупречным гуманистом. А Эразм – наш человек. Очень рационален, как вы правильно заметили, и очень полезен «делу».

Говард помолчал.

– Вы правильно делаете, что не спрашиваете про «дело». Придётся вас посвятить в низший, первичный круг. Вы готовы? Ещё есть возможность отказаться и не терять свободу действий и мыслей.

– Свобода и право выбора – иллюзия.

– Вы знакомы с трудами Лютера?

– Нет.

– Они с Эразмом постоянно спорят на эту тему в последнее время. Ну так как?

– Если я нужен для дела, посвящайте.

– Верно сказано, что снова указывает на ваш ум. Снимаете с себя ответственность выбора. Хорошо, слушайте. И присядьте уже.

Я присел рядом, а Говард заговорил. Он рассказывал долго, начиная с основания ордена и кончая его закрытием папским указом. Упомянул и моих предков, ловко вплетя их в ткань истории Ордена. Один из них участвовал в войне за независимость Шотландии на её стороне.

– При создании Ордена Подвязки рыцари поклялись уничтожить власть Римской церкви и разрушить королевства материка.

Он сказал «Лэнд Кингз».

– Что мы и делаем с тех пор. Медленно и верно. Сейчас мы готовим конфликт Английского короля и Ватикана, который закончится полным разрывом английской церкви и Рима. Король Англии признает себя главой «своей» церкви. Ватикан предаст его анафеме. Мы очистим Англию от развращённых папских сторонников и воспитаем новых миссионеров, освобождённых от тягот надуманных обрядов.

Он замолчал. Молчал и я.

– Вам нечего у меня спросить? – Удивился он.

– Всё понятно, мастер. Вы всё доходчиво объяснили. И я принимаю ваше посвящение.

– Вот как.... Вы, всё же, сами делаете выбор?

– Это иллюзия, – засмеялся я.

– Но вы не спросите, в чём суть конфликта короля с Ватиканом.

– Боюсь снова показаться слишком догадливым, но весь Лондон только и говорит о требовании короля отменить его брак с Екатериной Арагонской.

Говард развел руки.

– Единственный вопрос, мастер.... Генрих знает, что им играют, или он сам в игре? Я склоняюсь к последнему.

Говард покачал головой из стороны в сторону.

– Генрих игрок. Он любил играть с детства, а Вулси этому потакал. Даже на жене своего брата он женился предполагая этот конфликт. По совету Вулси, конечно. Никто не ожидал, правда, что Кэтрин не сможет родить сына, но это только повод.

– С такими знаниями вы выпустите меня за пределы Англии? – Рассмеялся я.

– Честно говоря, – поддержал меня в смехе Говард, – теперь уже и не знаю. Будем уповать на ваше двенадцатое колено. Число двенадцать символично. Меня смущает лишь одно.... Ваше охлаждение к поиску Грааля, спрятанного вашим предком. Вы были так активны в организации экспедиции в Аравию, а потом резко охладели.

– Я вдруг понял, что сиюминутное конкретное дело может быть полезнее, чем идея фикс.

 

Глава Вторая.

Из Англии я отплыл на своей старой любимой китайской джонке, но с запасом обычных косых парусов. Я опасался оледенения китайских парусных конструкций. Стояла ранняя осень одна тысяча пятьсот двадцать четвёртого года, но в северных широтах, пока мы туда дойдём, нас встретят морозы.

Мне оставили все мои пушки чему я был несказанно рад. Сорок моих орудий плюс орудия трёх малых «крейсеров» должны были стать значительным аргументом при встречах с балтийскими пиратами.

Подписав контракт с лондонской Ганзейской конторой Города Любека по доставке сукна в Новгород, мы смело шли под их бело-красным флагом, увенчанным чёрным двуглавым орлом на белом фоне.

В 15 веке Новгород оказался сначала в блокаде, а потом в полной зависимости от Ганзы. Новгородцы опасались плавать в Балтийском море, а в 1494 году Великий Князь Московский и всея Руси Иван Третий вообще закрыл Немецкий Дом в Новгороде, конфисковав все имевшиеся в нём товары.

Открыли контору уже при новом Московском Князе Василии Третьем в 1514 году и то, только после того, как Император Священной Римской Империи Максимилиан официально признал его царём. Однако, активной торговли уже не получалось, Новгородская земля оскудела от войн и мора. Да и рынки сбыта уже были утрачены.

* * *

Заправившись водой и провизией в Любеке, нанеся визит главе Торгового Дома, одновременно являвшимся мэром этого симпатичного городка, мы на вторые сутки продолжили путь. Балтийское море мы преодолевали легко, и к Риге прибыли до морозов.

В Ордене мы прогостили всю зиму и март, а в середине апреля уже готовились швартоваться у Котлина острова.

Когда-то в той жизни я читал, что Финский залив назывался Котлинским озером, а река Нева вытекала из него и впадала в Ладожское. Но, судя по тому, что никакого озера мы не увидели, а увидели всё тот же залив, здесь и сейчас всё было стандартно.

На восточном берегу острова стояли, вытащенные на берег, несколько рыбацких, судя по развешенным рядом сетям, баркасов. Там же находился небольшой рыбацкий посёлок в десяток полуземлянок. Людей не наблюдалось, но кострища дымились. Не заметив к себе интереса, я махнул рукой в сторону востока.

К устью Невы подошли с попутным ветерком скоро, за два часа с четвертью, и увидели там приличных размеров городок. И даже с деревянными домами, а не с землянками. При виде нашей флотилии людишки, занимавшиеся чем-то на берегу, разбежались и куда-то попрятались.

Бросив якоря мы стали ждать.

* * *

– Не пройдёте вы эдакой шаландой по Волхову. Да и Орешек вас не пропустит. С такими дурами, – мужик указал рукой на палубные орудия. – В крепости таких нет, а тут... на тебе. На бортах. Воевать что-ли собрался Новгород? На кой они тебе там?

– А на мелких пройдём Волхов? – Спросил я. – Пушки я с них сниму, да на большом оставлю. На новгородских землях они мне ни к чему.

– На мелких? Могёт быть, что и протянут по порогам.

– Товара много везу.

– Товара много, это хорошо. А что за товар?

– Сукно английское да специи.

Я с удовольствием говорил на родном языке. Расспросил лоцмана о житье-бытье, которое оказалось безрадостным: «посколь ганза кораблей не шлёт», а "людишки привыкли жить с когга .

– Ты, почитай, первый, а ранее тут бы ужо караваны стояли и ругались промеж собой. Бывало, и по зиме коггы приходили, да санями шли. Но то, в основе, с серебром за пухом. А кто и ждал, пока лёд сойдёт.

– А ты сам-то до Новгорода ходил? – Спросил я лоцмана.

– А то! Сколь раз и не упомню.

Старик приплыл к нам как стемнело. Меня позвал вахтенный офицер, когда я уже спал. Накинув на себя овечий тулупчик, я вышел на палубу. Подмораживало. Апрель – ещё не всегда весна в этих широтах.

Парусный ял прижимался к борту В яле сидело трое: старик и двое мужиков по моложе. Похоже, его сыновья.

– Что надо, отец? – Спросил я.

– Ух ты! По-нашему гуторит немец, – воскликнул старик, обращаясь к сынам. – Великая редкость. Лоцман мы! – Крикнул он уже мне.

– На борт поднимешься? – Спросил я.

– А то! Кидай верьву.

– Спустите трап, – скомандовал я вахтенному.

Трап спустили. Дед поднялся на палубу.

– Пройдёшь в каюту? – Спросил я.

– Пошли, коль не шутишь, – ответил дед осторожно.

Мы прошли в мою капитанскую каюту, примыкающую к моим жилым апартаментам. Я попросил вахтенного подать чай с сухарями и через пять минут перед нами образовался стандартный для меня набор: чай, сахар, сухари, кружки.

Слегка покачивало, но все емкости стояли в специальных самобалансирующихся отсеках врезанных в стол.

Я взял чайник и налил в керамические кружки чай, не доливая выше половины и показал пример, отпив из кружки и прикусив колотый сахар. Отпил ещё. Потом бросил в рот сухарик и снова отпил.

Дед, глядючи на мои ловкие манипуляции, сам сначала взял кружку, а потом осторожно лизнул сахар.

– Матерь Божья! Цукер! – Запричитал он. – Кому скажу, не поверят.

– А ты никому не говори, – рассмеялся я. – Лоцман, значит? – Спросил я, закидывая в рот очередной сухарь.

– Лоцман, – сказал он, следуя моему примеру. – Матерь Божья, ситный сухарь. Это где же так живут?

– Не везде так живут и не все, дед. Давай по делу! До Новгорода доведёшь?

Мы сговорились с дедом Лымарем о цене в один золотой, и он согласился провести в Ладогу даже джонку.

Я догадывался, что по Неве в Ладогу суда ходили.

* * *

– Вывесь на фонарный столб этот плат, – сказал мне дед, когда мы подходили к Орешку.

Он достал из сумки и протянул мне кусок белой ткани

– То знак добрый для крепости, чтоб не пуляли зазря.

Я подозвал матроса и плат вывесили.

– А если враг такой плат вывесит? – Спросил я.

– Так... Это... Не водим мы сюда ганзу. Да и Тишка вперёд нас ушёл, упредить, что пойду и кого поведу.

– Не водишь ганзу? А меня почему повёл?

– Ты – не ганза, – сказал Лымарь.

– А кто? – Удивился я.

– Не знамо кто, но не ганза. Чо я ганзу не видел? С тех полушки лишней не возьмёшь, а с тебя я целый золотой слупил.

– Так чего ж ты «незнамо кого» в Ладогу ведёшь? – Усмехнулся я.

– Ты сам в Ладогу захотел. Я тебя не понуждал. Токма.... Сюда вход полушка, а выход – две.

Мы как раз проходили крепость.

– Что, не выпустят? – Спросил я с вызовом.

– Каверзу чинить не будешь, выпустят. А пока дознание учиним.

– Ты сам-то, что такой смелый? Ведь во власти моей.

– То тебе мниться. Не ужо ли ты такой смелый, что без опаски служилого человека пленишь? – Усмехнулся теперь дед. – На службе я государевой. И вот тебе тому грамота. Разумеешь буквицы?

Дед достал из сумки грамоту и передал её мне. Развернув её я прочёл:

«Сим вверяется право досмотра и крепости любого чолна и его людишек государему человеку Лымарю Прокопу. За императора всея Русии дьяк Тимофей Пушкарь».

На грамоте на красной шерстяной нити висела сургучная печать.

Я рассмеялся и вернул грамоту Прокопу Лымарю.

– Чо скалишься? – Удивился он.

– Как ты меня ловко окрутил?! – Отсмеявшись сказал я.

– И чо тут смешного? – Буркнул дед.

– Над собой смеюсь, дед.

– Не дед я боле. Служилые мы.

– Да это понятно, – махнул я рукой. – Прав ты, Прокоп Лымарь. Тебя по батюшке как?

– Трифоныч мы.

– Так вот, Прокоп Трифонович, прав ты. Не простой я купец, а посольский делец. Тфу ты, – снова рассмеялся я от того, что заговорил от растерянности стихами. – Посол я от английского короля.

– Чудной ты, человече. И баешь чудно, и деешь чудно. Кажи грамоту посольску.

– Так пошли ко мне, там и глянешь все грамоты. Их у меня много.

– И то. Пусть твои чалятся у тех быков.

Мы прошли в капитанскую каюту, где я предъявил Лымарю свои посольские полномочия.

– И посольские дары везёшь? – Спросил дед.

– Везу.

– Так ты, значиться, герцог? – С удивлением спросил дед. – А это выше графа, али барона?

– Выше. Выше герцога только король.

– Чудно... Видывал я германских баронов и графов, так те, не дай Боже, совсем на тебя не похожи. Вредные зело. Щёки как надуют...

– Я всё больше по морям плаваю, не до дутья щёк мне, Прокоп Трифонович. И что дальше, – спросил я, пряча документы.

Дед глядя на коносамент, качнул одобрительно головой.

– Знатная бамага. Всё чин по чину? Что прописано, то и есть?

– А то, – повторил я присказку деда.

– Посольские дары опечатаны?

– Да. Королевской печатью.

– Така што в грамоте?

– Да.

– В сундуках?

– Да.

– Смотреть не будем. В Московии глянут. А остальное покажешь.

– Смотри.

– Прямо шас?

– А когда?

– Пошли.

Досмотр прошёл без запинки и довольно быстро. Товара у меня в трюме лежало не так и много и лежал он по отдельным камерам, чтобы не сместился во время шторма.

Увидя такой порядок в трюме, дед то и дело качал головой и цокал языком повторял два слова: «Любо» и «Добре», чередуя их и перемежая вопросами по существу досмотра.

В итоге дед поставил на коносамент штамп «досмотрено Орешек» и вернул мне золотой.