Текст книги "Бойся сбычи мечт (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

  – Я там был и видел.

  – Расскажи, – попросил шаман.

  Я посмотрел на жену.

  – Уйди, – приказал я.

  Жена фыркнула, мотнула головой и, скривившись, вышла из жилища.

  – Я хочу её выгнать. Она мне надоела. И детей она больше не рожает. Придумай что-нибудь.

  – Это легко сделать, – сказал шаман. – Рассказывай.

  Я рассказал всё. Не всё, а – Всё. От начала и до конца.

  Рассказывая, я разглядывал его. Шаман слушал внимательно и спокойно. Он сидел, чуть сомкнув веки и положив ладони на скрещенные колени. В отсветах огня небольшой масляной лампы, висевшей над нашими головами, его морщины двигались, и лицо казалось ожившей маской идола.

  Орлиные перья индейцы не носили. Лишь изредка, в торжественных случаях, например при встречах «на высшем уровне», т.е., между племенами, вожди надевали свои регалии. У шамана же в волосах имелись вплетённые в косицы косточки и пёрышки разных мелких птиц: голубей, ворон, синиц и т.п.

  – Такое нельзя придумать, – сказал шаман, обдумав мной сказанное и не раскрывая глаз. – Нашим людям повезло, что ты пришёл к нам. Духи предков призвали потомка. Такого ещё не происходило в нашем роду. Было когда-то давно, рассказывали старики, когда в ребёнка вселился его предок. Со всеми своими знаниями. Тогда у наших людей появились печи для плавки красного камня, и мы стали делать из него острия для копей и стрел. Раньше мы получали их у людей, живущих далеко на Холоде. Они приносили нам пушнину и медь, а мы им давали мясо бизонов и бобы.

  – Я принес вам секрет изготовления из красного камня жёлтого. Не такого, – я показал на золотой кулон Урфа, висевший на шее шамана, – а такого.

  Я показал ножницы, взял в левую руку небольшую толстую кожицу и легко надрезал её вдоль.

  – Это хорошо, что ты выгнал из жилища жену, и она не слышала твоего рассказа. Береги себя. И я буду просить духов за тебя. А пушнины мне твоей не надо. Мне ничего не надо. У меня всё есть.

  Шаман встал и вышел, скользнув между двух шкур, висевших в дверном проёме внахлёст. Сразу за ним вошла жена. Её сжатые губы и сведённые брови, и так достаточно сросшиеся на переносице, обозначали гнев.

  – Ты что удумал?! Меня выгнать? Я всё слышала.

  – Что ты слышала? – Спросил я.

  – Что ты хочешь меня выгнать! Я потратила на тебя свои лучшие годы. Я рожала тебе детей.

  «У-у-у-у»... Что-то мне это напоминает", – подумал я.

  – Ложись спать! – Сказал я. – А если будешь орать, уйдёшь прямо сейчас.

  Я самолично собрал шкурки в сумку Урфа, крепко стянул её ремнями и поставил рядом своей постелью. С момента ранения я спал отдельно.

  Я проснулся от дуновения свежего ветра. В жилище было темно, но сквозь восточное окно, прикрытое наружным клапаном, пробивался слабый луч света. Я приподнял рукой клапан, и в вигваме стало светлее.

  Жены на кровати не было. Сумка Урфа стояла на половину пустая. Я понял, это, хлопнув по ней ладонью. Потянув на себя сумку, я увидел в ней отверстие, сделанное острым предметом, вероятно ножом.

  – Хорошо, не по горлу, – сказал я, судорожно сглотнув. – Баба с возу – вознице раздолье...

  Сон прошёл. Лежанка уже не казалась мягкой и удобной. Я встал, накинул было перевязь из шкурок, но передумал и, не надевая её, вышел. Ходить голым не возбранялось и не считалось зазорным. Как и справление нужды на глазах соплеменников. Я присел возле ямы с деревянным ведром и задумался.

  * * *

  Я зря опасался своей отставки. Ни Лис, ни кто-либо ещё, не осмелились поставить под сомнение мое соответствие занимаемому положению. Я хорошо показал себя и как охотник, и как организатор.

  В племени осталось пятьдесят два взрослых воина-охотника возрастом от шестнадцати до сорока лет. Не достигших возраста посвящения в носители оружия возрастом от двенадцати до пятнадцати лет – восемнадцать человек.

  Вот этим восемнадцати я и посвятил всё своё внимание. Они не имели права самостоятельно охотиться и включались по два три человека в охотничьи команды, чаще с отцами. Остальные оставались в лагере и помогали по хозяйству.

  На охоту ежедневно в разные стороны уходили все воины, кто не занимался починкой оружия или снаряжения, разделяясь на группы по пять-шесть человек.

  Я решил «сбить» свою охотничью команду.

  Глава десятая

  – Как у тебя получается? – Спросил Белый Медведь с раздражением в голосе. Он в очередной раз не дострелил до цели.

  Вернув мне мой большой лук и взяв свой, он пустил стрелу навесом и в мишень попал.

  Я наложил тетиву на перстень, натянул и сразу отвёл большой палец в сторону. Стрела, со свистом пролетев сто пятьдесят шагов, вошла в соломенное чучело, пробив насквозь.

  – Ну как?! – Развёл руками Медведь.

  Я сам не понимал, как во мне восстанавливается кондиция Урфа.

  Раньше, живя в том мире, я замечал, что даже если я не тренируюсь несколько лет, то стоит мне начать нагружать тело, как оно принимает прежнюю форму. И это происходило не только в молодости, но и в зрелом возрасте.

  В теле Лэнса я стал быстро набирать мышечную массу, как только стал «качаться». Вероятно, сознание даёт какие-то команды телу, перенося в него параметры имеющейся матрицы. Это происходило и с телом Урфа, когда я в него вселился. Разум управлял моторикой и настраивал организм. Тяжелее было с растяжками, но и их мой разум проецировал на тело, и я, постепенно, входил в нужную мне форму.

  – Терпенье и труд, всё перетрут. Я вынужден был растягивать свою грудь, пробитую большеногим, чтобы она выправилась. Позанимайся с моё, и у тебя получится. Хотя, зачем это тебе?

  – Бизонов стало сложно подстрелить. Они не подпускают на выстрел. А ты, как не пойдёшь на охоту, без бычка не возвращаешься.

  Бизоны паслись огромными стадами. Они медленно мигрировали по долине с севера на юг и с юга на север. В конце лета бизоны начинали движение к Большой Воде и проходили мимо нашего поселения.

  Моё племя вело оседлый образ жизни. Выращивало тыквы, подсолнухи и бобы. Охотилось на тапиров, кроликов, равнинных косуль, фазанов и других птиц. Рыбу ловили гарпунным методом, сетей племя не знало. Здесь, на безлесье не водился хвостатый лось, из волос которого, свил верёвки я.

  Моё сознание отделилось от племени Урфа окончательно. Я уже даже мысленно называл их «они». Вот, что значит, – «бытие определяет сознание». И меня мало волновала судьба Игры и Срока. Как это не прискорбно. Да и что мог, я им дал. Я так себя утешал.

  Наша детвора на моё предложение собраться в охотничью команду отреагировала, в основном, положительно. Тут надо сказать, что вождь не имел авторитарных полномочий даже во время войны. А в мирное время его функции были минимальны.

  Племя представляло собой добровольную общину. В любой индеец мог выйти из племени когда угодно, один или с сообщниками. Особенно, если вождь терял уважение. Если вождь оставался в абсолютном меньшинстве, он уходил сам.

  Равнины были пустынны, и племя переходило на другое место через два сезона. Переходило не далеко. Я видел эти, оставленные отдыхать, поля. На них с удовольствием паслись тапиры, дикие козы и бизоны. Кое-где взошедшие семена бобов и подсолнуха, давали им неплохой прикорм.

  Племя располагалось на невысоких возвышенностях в месте слияния неширокого ручья с рекой, но не рядом с берегом. В отличие от реки Урфа, которая долгое время протекала меж небольших холмов и лишь своей третью текла по равнине, эта река текла по долине более двух третей и основные её притоки брали своё начало, как я догадывался, со Скалистых гор.

  Я точно не помнил, но мне казалось, что в моём мире в Северной Америке здесь текла только одна река с множеством притоков – Миссисипи, и все реки, текущие со Скалистых гор впадали в неё. А здесь протекало, похоже, две, и эта река была намного больше «той».

  Как-то на охоте, когда я обучал детишек стрельбе из лука, мы расположились на одной из возвышенностей, на которой два года назад стояло индейское стойбище.

  – Вихо, смотри, что я нашёл, – сказал малыш Шикобо (Перо), протянув мне медную пластину. – Это не наше. Мы ведь такие не делаем?

  У меня в руках была неровная тонкая медная пластина размером с большой смартфон. На ней, через прилипшую землю, угадывались вычеканенные изображения. Что-то древнее.

  – Где взял?

  Шикобо показал на русло ручейка, стекающего с возвышенности.

  – Пошли, посмотрим.

  Как говориться, «водичка дырочку найдёт». Вот и вода от дождей находила себе водосток с этой небольшой, явно искусственной возвышенности.

  Я спустился по «руслу» ручья внимательно осмотрев его. В том месте, куда ткнул стрелой Шикобо, я поковырял копьём, и мне показалось, что кусочки земли на что-то похожи. Разломав их, я обнаружил несколько изделий из меди: пару колец и один браслет.

  – Дай-ка лопату, – попросил я.

  Мы с собой брали небольшие лопаты. Я показывал ребятне, как окапываться, как строить крепостцы и ловушки для врагов и животных.

  Ковырнув сильнее и обвалив ком земли побольше, я увидел явно человеческие останки.

  – Предки. Их нельзя тревожить. Давайте прикопаем землёй, – сказал я, и тут земля подо мной провалилась.

  Я пролетел не так много, но ударился о что-то твёрдое, неровное и едва не поломал ноги. Кряхтя, стеная и потирая ушибы, я осмотрелся. Неровный свет заходящего солнца плохо освещал подземелье.

  Во-первых, я разглядел то, на что упал. Это были камни арочной кладки потолка и части стены. Массивные, такие, камни. Рядом виднелась сама стена, а дальше в темноте угадывались колонны, поддерживающие свод потолка, до которого было не менее пяти метров.

  – Вихо! – Прокричали сверху.

  Я отошёл в сторону и поднял голову. Сверху сыпалась земля, и могли обвалиться камни.

  – Всё в порядке, – сказал я. – Не свалитесь вниз.

  Эхо разошлось далеко. Помещение пропадало в темноте.

  – Киньте мне мою сумку, – попросил я, и через некоторое время сумка упала на камни.

  Достав из сумки короткое смолистое поленце для розжига костра, я вогнал в него копьё и поджёг с одного конца.

  Высокий потолок позволил передвигаться с поднятым копьём и насаженным на него факелом свободно.

  – Что там, Вихо? Нам страшно! – Прокричали сверху.

  – Ждите меня!

  Я пошёл вдоль ближайшей стены, поражаясь качеству кладки и обработки камня. До угла оказалось не больше десяти метров. Следующая стена откланялась от этой под прямым углом. Примерно в её середине имелся очень низкий арочный проём, ведший в другое помещение.

  Я шагнул в него и оказался в похожем зале, такого же, примерно, размера – двадцать на двадцать метров. В каждой стене имелись проходы в похожие помещения. Потолок поддерживался колоннами, стоящими друг от друга на расстоянии чуть больше двух метров.

  Опасаясь заплутать в лабиринте, я решил вернуться и быстро нашёл выход.

  – Спустите мне моё копьё! Только не кидайте! – Крикнул я, увидев, свисающее остриём вниз копьё.

  Я развернул алебарду остриём вверх и, забравшись на камни, зацепился крюком за край «колодца» и, подтягиваясь на руках, выбрался наверх.

  – Что там, Вихо? – Спросил меня Суни, Сын Медведя.

  – Там? Там можно жить, – сказал я. – Там большой вигвам. Очень большой вигвам.

  Я пересчитал пацанов.

  – Всем собраться и проверить свои сумки и снаряжение. Построиться. Налево бегом!

  Самые маленькие всегда бежали первыми.

   * * *

  Вернувшись в поселение, я нашёл шамана за «камланием», и решив его не тревожить, отправился домой. С тех пор, как ушла жена я жил один.

  С женой вышла та ещё история. Её семья в ту же ночь снялась из табора и исчезла в неизвестном направлении. Утром я объявил о побеге жены, вытащил из вигвама сумку Урфа, показал всем дыру, и сколько в ней осталось пушнины. Сколько в ней было, видели все, и им было с чем сравнить. Я объявил о том, что жена и её семья исчезли.

  Сородичи пообсуждав ситуацию, пришли к заключению, что нас ограбили, что по индейским понятиям считалось последним делом. Богатство каждой семьи, являлось частью богатства племени. Племя, по сути, являлось сообществом, связанным родственными узами.

  Жену я брал из другого племени. Туда беглецы и убежали. Там их, наверняка, приняли с распростёртыми, как говориться, объятиями.

  Я посылал гонца и заявлял о претензии на возврат жены, и о том, что имею право востребовать с племени компенсацию. Община, из которой я брал жену, имела больше воинов, чем наша, и моего гонца послали «лесом».

  Теперь я имел все права на возмездие, и стал готовить подростков. Потому что и племя жены имело право на упреждающее нападение. Хитрость и коварство у индейцев, я знал из книжек, были традиционными национальными чертами. Хотя... Почему были? Есть! Я же здесь!

  * * *

  Шаман пришёл затемно.

  – Слышал, ты нашёл старый большой вигвам? – Спросил он.

  – Нашёл, – вздохнул я.

  – Это плохой знак.

  – Плохой, – согласился я и снова вздохнул.

  – Нужны жертвоприношения. Ты потревожил могилы предков.

  – Ты предлагаешь напасть на соседей?

  – Да. Или они нападут на нас. И тогда предки будут на их стороне.

  – Ну, да... У нападающих преимущество, – сказал я. – Наше поселение совсем не защищено. Даже не огорожено.

  – Защищаются трусы.

  – Ты считаешь предков трусами? – Удивился я.

  – И они не всегда поступали правильно. Их большие вигвамы всё равно не сдержали большеногих.

  – Не знаю, как раньше, а сейчас нас можно убить запросто. Ночью прийти и вырезать.

  – А дозорные? Они предупредят.

  – Не уверен, – сказал я.

  Мы помолчали.

  – Что в вигваме предков? – Прервал молчание шаман.

  – Я далеко не ходил. Большой. Можно потеряться. Сходим вместе посмотрим? Там жить можно.

  – Там могила предков...

  – Нет, – перебил я, – кости были наверху. Может быть это воин, которого настигли большеногие у стен города.

  – Города... Интересное слово. У нас поля огорожены от коз.

  – Так и вигвамы огораживали. От врагов. Предки строили стены.

  – Стены... Ты, Вихо, так много новых слов говоришь. И вроде они похожие на наши.

  Я занялся словообразованием сразу. Мне не хватало слов и я стал их составлять из тех, что знал мой реципиент. Например, слово стена я составил из слов стоять, камень, много. Получалось громоздко, но понятно всем. Я полагал, что когда-нибудь «лишние» звуки «отшелушатся». Главное, что меня понимали.

  – Мы же защищаем свои поля от коз, почему мы не должны защищать наши семена от врагов? Я имею ввиду наших детей. Враги нападут тогда, когда воинов не будет, и убьют их.

  Шаман почесал затылок и покачал головой.

  – Мне нечего тебе возразить, Вихо. Ты мудр. Что ты хочешь?

  – Я хочу узнать, есть ли под нашими типи (жилище) вигвам предков. Это раз. И два – это пройти по старому вигваму.

  – Вот это ещё... Мы никогда не знали, как поделить бобы. Ты взял и предложил «меру», и, как ты говоришь, «счёт». Там, откуда пришла твоя наги, (свободная душа) все такие?

  – Не все, но ваши потомки получат разные знания и станут другими. Не такими, как вы. Мы с тобой ещё не говорили об этом. Давай потом. Зачем тебе знать про твоих потомков. Нам надо жить здесь и сейчас.

  – Правильно говоришь. Мудро. Я дам тебе один амулет... Дело в том, – сказал шаман, – что наги шаманов не уплывает к Песчаным Холмам, как наги простых людей, а перемещается шаманом в какой-нибудь предмет. И это очень важно, потому что Ваканка (Вечная Женщина) охотится на них и если поймает, то съедает, выделяя из себя нагийю (ложная душа). Ваканка вселяет нагийю в предметы или людей, которые вредят обычным людям и приводят их души к Ваканке.

  А так как шаманы имеют свою силу и способности, то такие предметы: камни, деревья или животные, могут сильно навредить, потому что Ваканка усиливает их силу своей.

  Поэтому почти каждый шаман, выбирая путь для души, добровольно направляет свою душу в амулет. Я дам тебе посох, который выведет тебя из подземного вигвама.

  – Ты сказал – «почти каждый шаман».

  – Есть те, кто направляет свою душу Ваканке, и тогда амулеты из этих душ становятся почти всесильными. Они служат людям, в которых вселились нагийи. Иногда Ваканка делает из них своих шаманов, но это бывает редко.

  Шаман с помощью своей силы может освободиться от Ваканки и прожить ещё одну жизнь, а потом отправить душу в амулет или в сторону Песчанных Холмов.

  – Эти амулеты, наверное очень сильные?

  – Очень. Но так бывает не часто. Сложно обмануть Ваканку, – шаман рассмеялся и продолжил.

  – Я почему тебе это рассказываю? То, что твоя душа дважды перешла из тела в тело, говорит о том, что ты сам шаман, а душа твоя ещё не нашла свой путь. Да, я помог тебе войти в тело Кохэна Лэнса, но ты и так бы переселился в другую душу. Я так думаю. Поэтому я предупреждаю тебя о том, что вещи предков могут иметь свои души, а какие они, сразу понять сложно. Будь осторожен. Не раскрывайся им. И посоху не раскрывайся. Думай только о том, что он покажет тебе обратный путь. Возле входа стукнешь по земле рукоятью, и когда обратно пойдёшь, тоже стукнешь рукоятью. Путь тебе и откроется.

  – Спасибо, Охэнзи.

  Глаза у меня слипались, спина требовала горизонтального положения. Шаман это понял.

  – Пойду я, – сказал он.

  * * *

  В эту ночь мне приснился странный сон. Я шел по песчаным холмам, взбираясь с одного холма на другой. Шел, опираясь на подаренный мне Охэнзи посох. С ним идти было легко. Посох не проваливался в песок, как мои ноги, и я сожалел, что у меня не два посоха, чтобы я мог опираться на них обеими руками, как на лыжные палки.

  Я упорно шёл всё выше и выше, но песчаные холмы не заканчивались. Сразу за вершиной одного холма начинался другой и, в конце концов, я остановился, чтобы отдышаться.

  Но едва я опёрся на посох обеими руками, я услышал чей-то голос:

  – Кто стоит на месте, тот движется назад.

  Я оглянулся, но ничего, кроме песка не увидел. Даже сзади, откуда я пришел, виднелись только верхушки песчаных холмов. Зато я почувствовал, как, действительно, скольжу вместе с осыпающимся холмом. Сначала едва заметно, потом чуть быстрее, быстрее.

  Я испуганно шагнул вверх раз, другой, и снова, теперь уже несколько торопливо, зашагал к вершине очередного холма.

  – Ты кто? – Спросил я устало. – Я хотел только отдохнуть.

  – Ты устал идти вверх? Тогда иди вниз. Промежуточного положения нет.

  – Ты кто? – Повторил я вопрос.

  – Наги, – сказал посох.

  – Дух шамана?

  – Я не помню, кем я был в твоём мире, и вряд ли я наги одной сущности. Я многолик.

  Голос, как я его ощущал, исходил точно из посоха.

  – Мне сказали, что наги нашего шамана перешла в посох, который указывает правильный путь.

  – Путь? – «Голос» наги показался мне удивлённым. – Показать правильный путь? Всего-то? И ты не побоишься пойти путём, который я тебе укажу? Ты мне поверишь?

  – Наги, переместившаяся в посох, принадлежала телу моего деда.

  – Принадлежала телу? Это не верно. Тело принадлежит наги, а не наоборот. Не обольщайся смертный.

  Теперь в интонациях наги слышались сарказм и высокомерие.

  – Я вот вижу, что твоя наги меняет не первое тело. Но ты, наверное, этого не понимаешь.

  – Не знаю, сколько моих тел ты видишь? Я вижу их несколько.

  Посох замолчал, и я шёл на холм некоторое время в тишине.

  – Значит ты – свободный наги? – Спросил меня посох, когда я стал взбираться на очередной холм.

  Холмы как-то так переходили один в другой, что я не мог остановиться на вершине предыдущего.

  – И ты ощущаешь своё тело? Ты видишь материальный мир?

  – Ты, наверное, удивишься, но я даже понимаю, что я сейчас сплю, – сказал я смеясь. – И ты мне снишься.

  – Я не понимаю, о чём ты говоришь. Но я понимаю, что ты свободный наги. И очень сильный наги. В тебе сильно светлое начало и ты бы мог свободно уйти к Вакан Усака (светлая восьмёрка). Поэтому ты легко перемещаешься между материальным и не материальным мирами, не опасаясь тёмных сил.

  – А ты?

  – Во мне много наги, не нашедших свой путь, но не желающих идти в сторону тьмы.

  – Так идите к свету.

  – Если бы это было так легко, – почти вздохнул посох. – Я же говорю: «не нашедших свой путь».

  Мы снова помолчали. Моя усталость куда-то делась. Может быть потому, что я перестал обращать внимание на своё тело, а просто шёл, и пытался почувствовать свою душу.

  – А ты говоришь: «укажет правильный путь».

  – Я говорил про путь в нашем, материальном мире, не среди душ.

  – Не среди душ? Это как?

  – Мне сказали: «Стукнешь по земле в начале пути и иди. Потом, когда захочешь вернуться, стукнешь по земле, и проявиться путь».

  – И всё?! – Обиженно спросил посох.

  – Что, всё?

  – И это всё, что ты хотел взять от меня?

  – Да.

  Посох помолчал.

  – Это как-то даже... оскорбительно.

  Теперь удивился я.

  – Почему?

  – Получается, я сижу в этой оболочке только для того, чтобы указывать обратный путь? Не правильный, а обратный. То есть, – путь назад. Не вперёд, а назад! Не вверх, а вниз! О, Боги! Стоило-ли копить столько сил и запирать себя в... ?! Я даже не могу представить этот предмет!

  – А что ты ещё умеешь? – Спросил я.

  – Я не умею! – Воскликнул посох. – Я сила! С моей помощью ты сможешь многое. Откройся мне и поймёшь.

  Я отвлёкся от созерцания себя изнутри, в котором продвинулся достаточно, для того, чтобы начать видеть свою внутреннюю сущность, и потерял из своего внутреннего взора уже почти проявившийся образ.

  – Открыться? Тебе? – Переспросил я. – Наш шаман предостерегал меня от этого. Он сказал, что ты можешь поглотить меня.

  – Тебе это не угрожает. Ты нашёл свой путь.

  Я этого не чувствовал, но удержался от того, чтобы начать на эту тему рассуждать. Скорее всего, мы говорили о разных вещах.

  * * *

  В подвале замка, а по-иному назвать то, где я был, не поворачивается язык, ничего интересного не обнаружилось. И не потому, что там ничего не было. Глиняно-земляные наносы покрыли подвал где-то на полтора метра.

  Я провел раскопки рядом с проломом после того, как обошёл сто сорок восемь комнат, и ни в одной не нашёл ничего, лежащего на полу. Зато я наткнулся на кое-где торчащие из «пола» изделия: некие металлические и деревянные конструкции. В некоторых из них я узнал повозки, в некоторых что-то подобие пушечных лафетов.

  Раскопки показали, что на глубине около полутора метров имеется каменный пол и множество различных предметов. Проверив глину на пластичность и содержание песка, я понял, что она прекрасно подходит для изготовления кирпича.

  Полтора метра отличной глины и каменные помещения грех было не использовать для организации в одной из комнат кирпичного производства.

  Индейцам я сказал, что будем строить новую медеплавильную печь. Местный «кузнец-металлург» подтвердил, что в подземелье печь станет плавить лучше. И за глиной для форм далеко ходить не надо. На том и порешали.

  Мы начали обкапывать стену снаружи и освобождать помещение от глины внутри. И вот тут-то нам и стали открываться вещи древних. Странные вещи. Они были большие. Все: и инструменты, и оружие, и одежда, и доспехи. Стальные, между прочим, доспехи. И оружие стальное. Они не корродировали и были готовы к использованию, но они были очень большие. Примерно для Урфа.

  Большие кувшины стояли плотно закупоренные и наполненные зерном, овсом и, вероятно, пшеницей, или рожью. Я в этом не разбираюсь.

  Вода прошла по всем помещениям и повалила многое, стоявшее в них. И это «многое» теперь лежало погребённое глиной, перемешанной с песком.

  Мы нашли проём, ведший наружу, откопали его с обеих сторон, и получили нормальный вход и даже с деревянными дубовыми дверями. Двери во время наводнения были открыты нараспашку и прикреплены к стенам большими крючками. Таким же образом были найдены и откопаны ещё несколько наружных дверей.

  – Если поставить наверху стены, то можно вообще плевать на врагов, которые подойдут нас грабить. А со стрел метать в них камни и стрелы.

  Мы с шаманом сидели на верхней площадке кургана и курили его трубку. Шаман нажевался с утра пежуты и наконец-то увидел посланника Вакан Танка (Великий Единый Дух). Посланник посоветовал ему слушаться меня и раскурить со мной чанупу (священную трубку). И вот мы сидели у костра и курили чинчушу (лыко красной ивы).

  Как известно, красная ива – лекарственное растение, имеющее жаропонижающие свойства. Меня как раз познабливало, и, вероятно, Вакан Танка озаботился моим здоровьем. Я сказал это в шутливом тоне, но шаман воспринял это всерьёз и набил чанупу основательно.

  – Со стрел метать стрелы? – Переспросил шаман.

  – С каких стрел? Со стен. Поставить стены и метать, – прошамкал я. Язык мой перестал меня слушаться. Забористое вино предков уносило меня в даль на вертолёте. Уже улетая, я услышал.

  – Со стен, так со стен. Будем строить.

  * * *

  Мы перенесли поселение на новое место, установив лишь несколько типи – укрытых шкурами строений, и стали обносить его кирпичами.

  Кирпичи выпекались, как пирожки. Опыт кирпичного производства, полученный мной в теле Урфа, помог собрать печь очень быстро, сразу избежав первичных конструктивных ошибок. В то, случайно получившееся отверстие, мы вывели дымоход. Большие раскопки делать не стали, а выкопали в одной из комнат емкость для воды, углубившись в глине почти до пола. Здесь на холмах тоже попадался бентонит, которым мы и выложили дно и борта бассейна. Для пущей водонепроницаемости.

  Холмы, из которых вытекал ручей, представляли собой остатки известняковых гор, а чуть выше на север, имелись залежи каменного угля, выходивших прямо на поверхность. Вот их заготовками мы и занимались, пока не пошёл снег. А по первому снежку санные волокуши заскользили между холмами и нашим новым стойбищем, которое, кстати, находилось значительно ближе к холмам и дальше от реки.

  Известняк пережгли на известь, загасили. Известь смешали с полынной золой в пропорции три к двум, долго перемешивали и получили цемент, на который и клали кирпич. Благо, горькой полыни здесь были целые распадки и осенью мы её нажгли знатно.

  Другой цемент делали из пережжённой и измельчённой глины, измельчённой каменноугольной золы и извести. Из пережжённой бентонитовой глины цемент получался наиболее качественный.

  Как-то незаметно росла стена, основанием которой стали развалины древнего замка или крепости.

  Прокопанная до кладки траншея показала, что под землёй, примерно в полуметре, находятся руины и нам, чтобы класть кирпич, пришлось их частично разобрать и переложить. На ровных участках мы клали кирпич поверх развалин.

  На санных волокушах завозили и дрова, нарубленные за холмами. С нашей стороны деревья, почему-то, не росли.

  Протоптав дорожку за холмы, мы наладили ловушки на соболя. Сиу не знали такой охоты. Они били белок и соболя стрелами с тупыми наконечниками, ломающими слабые кости зверьков. Ходили по путику по очереди ежедневно по двое-трое.

  * * *

  – Зима – время войны, – сказал как-то шаман.

  – Мы не станем выкапывать топор войны, – сказал я.

  – Надо дать молодым воинам прикоснуться к врагу.

  – Враги сами придут. И у молодых сиу будет возможность почувствовать себя воинами и принять дух врага. Их разведчики уже подходили к границе старого места. Скоро придут за нашими скальпами. Как встанет река, так и придут.

  – Ты так уверен в своей крепости? А если они поставят здесь свои жилища и станут ждать, когда мы выйдем?

  Я рассмеялся.

  – Во-первых, – у нас есть запасы копчёного мяса, и мы продолжаем его коптить. У нас огромные коптильни и заполненные кладовые.

  Я поднял большой палец.

  – Во-вторых, – мы нашли в крепости источник воды.

  Я распрямил указательный палец.

  В-третьих, – у нас хорошие луки, много стрел, и мы продолжаем их изготавливать.

  Я выпрямил средний палец.

  – В-четвёртых, – у нас действительно крепкие стены и мы продолжаем их наращивать. Мы уже стали выкладывать первый зуб башни. Поверь мне, Охэнзи. На нашей крепости они потеряют свои зубы.

  Шаман рассмеялся.

  – Расскажи-ка лучше мне ещё раз про желтоволосых, которых ты видел у Большой Воды, – попросил я.

  Шаман отхлебнул вина и поставил серебряный кубок на глиняную тумбу, заменяющую мне низкий столик. Вокруг неё стояли четыре низких «кресла», таких же глиняных, как и стол. Я вырубил их из «пола». Не мудрствуя, я вырубил и небольшую печь, и несколько ящиков для хранения припасов и имущества.

  Увлёкшись, я начал было вылепливать из глины шкаф для посуды, наращивая комод, но понял, что это уже «излишество».

  На креслах лежали шкуры, и кресла очень нравились шаману.

  – Желтые лица появились у нашего берега много зим назад, когда я ещё не был шаманом. Наше племя жило у Большой Воды в месте впадения в неё Миссисипи (Большая река). Там и сейчас находятся мои сыновья.

  Он вздохнул.

  – Когда я впервые увидел посланника Вакан Танка, я понял, что я должен посвятить свою жизнь ему. К тому времени у меня была жена и двое сыновей. Но Охэнзи обязан отдать себя либо Вакан Усака (светлая восьмёрка), либо Вакан Инктехи (тёмная восьмёрка). Я выбрал светлую силу и ушёл в одиночество. Но перед этим я видел большие лодки с белыми крыльями и прибывших на них пахуска (жёлтые волосы – так называли европейцев). Мы приняли их как посланников Вакан Танка. Они дарили нам красивые покрывала из странной мягкой кожи. А потом я узнал, что все наши люди умерли от странной болезни. Я понял, что покрывала были амулетами, убивающими наших людей. Умерли и мои сыновья, и их мать. Мы тогда сожгли все покрывала, а я ушёл в холодные земли. К вам. Ваш шаман как раз закончил свой земной путь. Его душа и живёт в посохе, который я тебе давал.

  – Вот как? – Удивился я. – Ты мне об этом не говорил.

  – Должно же быть что-то новое в старой истории, рассказанной ещё раз, – сказал, рассмеявшись, шаман.

  Рассмеялся и я, но только для того, чтобы шаман не заметил моей озабоченности.

  Получалось, что я попал в восемнадцатый век, ведь французы пришли в устье Миссисипи именно тогда, много позже испанцев и чуть позже англичан. И сейчас здесь начнутся чудеса. Вот я попал!

  – Вихо, – позвали меня от двери моих апартаментов. – Мы нашли кувшины с серой глиной.

  – Просто с серой глиной? С пробкой?

  – С пробкой, залитой смолой.

  – Значит там что-то вкусненькое, – сказал я, вставая и потирая руки.

  Во вчерашнем, найденном в заносах, кувшине лежали залитые мёдом фрукты, коими мы сейчас с шаманом и закусывали вино. Мёд, и так отличный консервант, а засыпанный порошковым бентонитом, сохранился сам и сохранил фрукты в идеальном состоянии.

  – Вероятно, мы наткнулись на неприкосновенный запас предков, – сказал я, продвигаясь за «археологом».

  – Вот здесь мы вчера нашли кувшины с мёдом, а этот в том вигваме, – Большой Барсук вошёл в комнату, где шли раскопки, и показал на «артефакт».