Текст книги "Путешествия по Китаю и Монголии. Путешествие в Кашгарию и Куньлунь"

Автор книги: Михаил Певцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Животная жизнь описываемой страны также не бедна видами, отличаясь при этом многочисленностью самих особей. Из крупных млекопитающих на окрестном пустынном плоскогорье пасутся стада джигетаев (Equus hemionus) ^{23} , которые встречались нам почти ежедневно. При виде их некоторые из наших лаучей-киргизов, имевшие хороших скакунов, пускались за ними в погоню, и, после часовой или двухчасовой ужасной скачки, им удавалось иногда поймать одного или двух. Для ловли они употребляли арканы и копье, железный наконечник которого загибался в виде багра, чтобы зацеплять на скаку животное. Совершенно здорового и взрослого джигетая чрезвычайно трудно догнать, даже на отличной лошади, а отстают обыкновенно и становятся добычей только больные: в числе 20–50 штук, составляющих табун, часто встречается один или два с наколотой, например, острым щебнем ногой или страдающий какою-либо другою болезнью, препятствующей быстрому бегу. Эти несчастные только и делаются жертвами гонцов. Однажды мы захватили маленького жеребенка. Он пасся с матерью в пустыне, в стороне от табуна. Когда киргизы погнались за этим табуном, она оставила свое дитя и пустилась тоже в бегство, а жеребенок, постояв несколько времени на месте, заметил наших лошадей и прибежал к нам сам. Он скоро стал совершенно ручным: позволял себя гладить, не боялся ни верблюдов, ни собак и охотно пил верблюжье молоко, которым мы его кормили. Но киргизы тайно закололи и съели это бедное создание, уверяя, что он будто бы захворал по дороге и не в состоянии был далее идти, между тем, как оказалось потом, ими руководило в этом случае страстное желание полакомиться его вкусным мясом.

Джигетаи живут преимущественно в окрестной пустыне, а на реке появляются только временно на водопой и мимоходом попастись на тучных ее береговых лугах. Тропинки, протоптанные ими по направлению к долине, встречаются в иных местах по нескольку десятков на одной версте. Там, где увалы, ниспадающие в долину, очень круты, они пробираются в нее по выходящим туда ущельям, в которых все дно истоптано их копытами и покрыто кучами экскрементов. Следовательно, уже по одним этим признакам можно судить о громадном количестве джигетаев, привольно живущих в здешней пустынной местности.

В топких камышовых болотах самой долины водятся в огромном количестве кабаны (Sus scrofa арег), следами которых покрыты все грязи поблизости густых камышей, служащих им приютом, а по вечерам и по утрам нередко можно слышать хрюканье, раздающееся в таких местах. В песчаных же буграх долины живут во множестве суслики (Spermophilus mugodjaricus), песчанки (Rhombomys opimus), тушканчики (Dipus jaculus) и барсуки (Meles taxus); в обрывах ее встречаются корсаки (Canis corsac), а в зарослях чия водятся в большом количестве маленькие серые длиннохвостые зайцы (Lepus tolai?).

Из пернатых обитателей долины реки Урунгу мы встречали: луня (Circus cyaneus), сокола пустельгу (Falco tinnunculus), зимородка (Alcedo bengalensis), саксаульную сойку, впрочем очень редкую (Podoces hendersoni), ласточку (Hirundo riparia), синицу-ремеза (Parus pendulinus), белоспинного дятла (Picus leuconotus), обыкновенную сороку (Pica caudata), каменного голубя (Columba livia), горлицу (Columba turtur), копытчатого рябка (Syrrhaphtes paradoxus), серую куропатку (Perdix cinerea), две породы улита (Totanus calidris et T. ochropus), болотную курочку (Ortigometra porzana), лысуху (Fulica atra), гуся (Anser cinereus), три породы уток (Anas bochas, et querquedula et A. strepera) и баклана (Phalacrocorax carbo). Но чаек мы не видели тут ни одной ^{24} .

Пройдя около 200 верст вверх по реке, мы с высокого левого берега ее долины стали уже ясно различать Южный Алтай. Он простирается с С.-З. к Ю.-В. и в северной части, как нам казалось отсюда, состоит из трех параллельных цепей, из которых в средней, вероятно самой высокой, мы отчетливо видели снежную группу, состоявшую из нескольких массивных гор, примерно под 48°20′ с. ш. и 58°30′ от Пулкова долготы. Далее к Ю.-В., к верховьям Урунгу, видна была нам только передняя ближайшая цепь Южного Алтая, покрытая лишь кое-где спорадически малыми снежными пятнами. Местами эта передняя цепь понижается, образуя седловины, через которые были заметны вершины средней, или главной, цепи, но снежных между ними не было. Подходя к р. Урунгу, передняя цепь Южного Алтая значительно понижается, но на левом берегу реки высота ее быстро увеличивается, и она опять достигает здесь почти такой же высоты, как и на севере от Урунгу ^{25} .

Геогностическое строение холмисто-скалистого плоскогорья, как на севере, так и на юге от Урунгу, начиная с того места, где широкая долина реки суживается, т. е. в 160 верстах от Булун-Тохоя, и до самого Южного Алтая, мы в состоянии выразить лишь в общих чертах, схематически. Преобладающие породы этой части, из которых состоят большей частью насажденные на плоскогорье скалы и гольцы, суть мелафир и фельзит, а к подчиненным породам относятся кремнистые сланцы и ортоклазовый порфир, развитые лишь местно. Из мелафира и фельзита не только состоят главным образом здешние высоты, но породы эти служат, вероятно, остовом всей высокой земле, как показывают многочисленные обнажения их в ущельях. Подчиненные же породы, т. е. кремнистые сланцы и ортоклазовый порфир, залегают более или менее обширными островами среди главных, преобладающих пород, обнажаясь, подобно им, в скалах, гольцах и ущельях. Кроме кремнистых сланцев и порфира, к подчиненным породам относятся здесь еще глинистые сланцы, переходящие иногда в тальковатые. Они залегают тоже отдельными островами и, будучи изогнуты и надломлены напором из недр поднятия какой-то породы, не имеющей обнажений, образуют антиклинальные морщины с преобладающими простираниями NNO и SSO и углами падения от 20 до 50°. Поверхность высокой земли здесь, точно так же как и на западе, состоит из стлани аллювия, мощность которой колеблется в пределах от 1 до 3 и, много, до 4 футов. Осадочных мягких отложений и окаменелостей мы в этой местности не встретили нигде. Признаки же горных масс, распавшихся на месте своего существования, тут, на ровных местах, еще более явственны, чем в западной части плоскогорья.

Сопоставляя все сказанное о строении высокой земли, прорезаемой углубленной долиной реки Урунгу, можно с уверенностью полагать, что теперешние плоские в западной ее части бугры и еще сохранившиеся далее к востоку скалистые высоты были некогда посредствующими звеньями, соединявшими Тарбагатайскую горную систему с горами Южного Алтая. Хотя орографическое единство этих двух поднятий ныне и нарушается на пространстве около 60 верст, по крайней мере близ реки Урунгу, но несомненные признаки горных масс, возвышавшихся прежде в этом промежутке и тут же на месте своего происхождения и распавшихся, ясно показывают, что оба помянутые поднятия соединялись некогда в одно орографическое целое непрерывною и весьма широкою цепью гор, огибавшею с юга многоводное горное озеро, наполнявшее в ту эпоху всю Булунтохойскую впадину. Может быть, даже и ныне Салбуртинские горы, посредством ряда прерывающихся на небольшом пространстве низких и длинных кряжей, соединяются в местности к Ю.-Ю.-В. от озера Бага-нора, но южнее мест наших наблюдений на левом берегу долины р. Урунгу, с последними отпрысками Южного Алтая. По крайней мере, мы видели над этим самым местом обратное изображение в воздухе горного кряжа, хотя простым глазом и в бинокль не могли усмотреть там никаких гор, скрывавшихся от наших взоров на далеком расстоянии только, быть может, вследствие сферической фигуры поверхности и своей малой относительной высоты ^{26} .

По словам южноалтайских торгоутов, р. Урунгу составляется главным образом из двух горных речек– Булугуна и Чингиля. Булугун течет сначала с северо-востока на юго-запад, а потом прямо на запад, собирая в себя множество ручьев и речек, из которых торгоуты чаще упоминали: Ельтон, Тулатты, Гурбу-Джиргаланты, Чоган-гол и Баин-гол. Приняв в себя с правой стороны самый большой приток Чингиль, Булугун получает отсюда название Урунгу и вскоре после того оставляет Южный Алтай ^{27} . По выходе из гор река на пространстве первых 25 верст течет с С.-В.-В. на Ю.-З.-З., потом круто поворачивает к С.-З., удерживая это направление на протяжении с лишком 100 верст; далее, в средних частях, она направляется с востока на запад около 150 верст, описывая на этом пространстве большие излучины, затем поворачивает на С.-С.-З. и, наконец, в окрестностях г. Булун-Тохоя снова принимает западное направление и изливается в оз. Улюнгур несколькими рукавами. На всем пространстве от Южного Алтая до самого устья Урунгу не принимает ни одного притока. В нижних частях эта река носит еще другое название – Булун-Тохоя или Бурлу-Тохоя, но в среднем и в верхнем течениях ее называют Урунгу, и только говоря о нижнем течении, употребляют безразлично названия: Урунгу, Булун-Тохой или Бурлу-Тохой.

Как водный путь Урунгу даже в полноводие совершенно неудобна для судоходства. Хотя в это время (в июне и июле) она бывает очень глубока, но течение ее тогда, даже в нижних частях, так быстро, что взводное плавание становится затруднительным, не говоря уже о верхнем течении, где она в ущельях несется с ужасною скоростью, едва ли допускающею какое бы то ни было плавание. Но и в нижних частях оно, кроме быстроты течения, встретит в период полноводия серьезное препятствие в массе плавника, который нескончаемою вереницей несется в это время всюду по реке ^{28} .

По спадению воды, в первых числах августа, на Урунгу во многих местах образуются мели, по которым ее можно свободно переходить вброд, хотя в плесах или омутах она и в это время бывает еще очень глубока. Кроме того, после каждого разлития в реку сваливается с подмытых берегов множество деревьев, держащихся своими корнями в берегах и загораживающих таким образом фарватер до следующего наводнения, а в ущельях в это время не редки водовороты и быстрины. На обратном пути, желая подробнее ознакомиться с геогностическим строением местности верстах в 45 от Южного Алтая на Урунгу, мы отправились 20 августа впятером на плоту вниз по реке. Несколько раз садились мы на мель, но все было благополучно, пока не въехали в теснину, имевшую около 20 верст длины, в которой далее протекала река. Лишь только мы показались в ней, нас понесло с такой силой, что не оставалось никакой возможности справиться с плотом, и он сделался игралищем бурной реки, стремившейся тут по крайней мере со скоростью 7 футов в секунду. Прежде всего мы попали близ левого берега в водоворот, где наш плот вертелся около 10 минут, потом нас нанесло на прибрежную скалу, о которую с шумом и пеною разбивалась вода, оттуда на толстое дерево, торчащее с берега, потом раза три или четыре ударялись мы о прибрежные камни и, наконец, к благополучию нашему, были выброшены на широкий и плоский каменный мыс. Все эти страшные толчки наш плот выдержал и избавил нас, таким образом, от неизбежного крушения только благодаря толстой настилке из ветвей тальника, выдававшейся за его края и смягчавшей значительно удары.

В летнее время р. Урунгу совершенно необитаема кочевниками: на всем пройденном нами по ней пространстве мы не встретили ни одного человека. Только у подножия Южного Алтая увидели мы торгоутов, работавших на своих пашнях близ источника. От них, между прочим, мы узнали, что летом на р. Урунгу неудобно кочевать, так как появляющиеся там по временам комары и в особенности оводы сильно беспокоят скот, а потому кочевники предпочитают проводить это время года в Южном Алтае. К зиме же собираются на р. Урунгу многие аулы урянхаев ^{29} кочующих летом в горах Южного Алтая к северу от реки, а отчасти и южноалтайских торгоутов, летние стойбища которых находятся в тех же горах, но только к югу от Урунгу.

Пройдя 312 верст от Булун-Тохоя вверх по р. Урунгу, мы достигли почти самой подошвы передовой цепи Южного Алтая, которая тут носит местное название гор Кутус. Долина реки, верстах в 20 от гор, имеет еще около 5 верст ширины и довольно отлогие увалы, но по мере приближения к горам увалы эти становятся круче, долина же суживается и переходит, наконец, в дикое ущелье, откуда вытекает река, осеняемая и здесь высокими лиственными деревьями, верхушки которых видны были нам с высоты.

23 июня мы оставили р. Урунгу, так долго сопутствовавшую нам, с которою мы как бы сроднились, и, поворотив на юг, направились по гористой местности близ передовой цепи Южного Алтая – Кутус. Несмотря на гористый характер страны, по дороге нигде не встречается крутых подъемов и спусков, так как здешние горы, на скатах и вершинах которых часто торчат гольцы, имеют большей частью пологие склоны. Окрестная же местность отличается таким же пустынным характером, как и страна по обе стороны р. Урунгу, и караванное движение здесь становится возможным только потому, что у подножий встречающихся тут изредка высоких гор есть источники, расположенные верстах в 25–30 друг от друга. Около этих источников всегда лежат небольшие оазисы, представляющие единственные караванные станции. Впрочем, эта местность служит лишь преддверием той настоящей пустыни, которая лежит отсюда на юг и которую нам предстояло пересечь на пути в г. Гучен.

По мере движения к югу от р. Урунгу, мы поднимались постепенно все выше и выше, потом, перейдя плоский перевал, спустились немного по весьма отлогому спуску к роднику Кайче – первой караванной станции от Урунгу. Отсюда мы в первый раз перед солнечным закатом увидели самые высокие, снежные вершины Тянь-Шаня, едва заметные простым глазом. Среди них резко выделялась, однако, могучая конусообразная гора Богдо-ула. Освещенная последними лучами дневного светила, она ярче других белела на отдаленном горизонте и, несмотря на огромное расстояние, отделявшее ее от нас, была ясно видима в бинокль.

Передовая цепь Южного Алтая, близ подошвы которой находится родник Кайче, сохраняет здесь сначала то же направление, как и на севере от Урунгу, т. е. с С.-З. на Ю.-В., но верстах в 45 или 50 от реки поворачивает к Ю.-В.-В. и идет в этом направлении на всем видимом пространстве.

Поднявшись на одну из выдающихся вершин этой цепи, мы могли обозревать оттуда обширное горное пространство: на севере от Урунгу мы снова увидели горную группу, самые высокие вершины которой были покрыты вечным снегом, и заметили опять, что в северной части Южный Алтай состоит из трех параллельных цепей и что эта снежная группа, как мы еще и ранее предполагали, принадлежала действительно средней, самой высокой и могучей, цепи. По мере приближения к истокам Урунгу эти три цепи расчленяются на несколько ветвей, которых мы могли отличить ясно только 4, и вместе с тем, как нам казалось, уменьшается немного к стороне верховьев реки и средняя абсолютная высота этих раздробившихся членов. К югу от верховьев Урунгу такому дроблению системы отвечало подобное же ее расчленение. И тут мы насчитали 4 цепи, точно так же понижавшиеся к стороне верховьев реки, но к Ю.-В.-В. высота их заметно росла, и верстах в 200 в этом направлении от того места, с которого мы наблюдали, отчетливо видна была, опять-таки в центральной, самой высокой цепи, обширная группа снежных гор.

По словам торгоутов, Южный Алтай простирается в этом направлении весьма далеко, уходя в страну, где кочуют монголы ведомства Сойн-Нойн, до которой отсюда по крайней мере 40 дней пути, но и там еще эти горы не кончаются, добавляли они, а уходят неизвестно как далеко на восток. Система Южного Алтая, по всем признакам, в северной части должна быть уже, чем в верховьях р. Урунгу, где она сильно расчленяется и вместе с тем, как нам кажется, полнее развивается в горизонтальном направлении, но далее на Ю.-Ю.-В. с возрастанием высоты главных членов ее должна, казалось бы, уменьшиться и ширина всего поднятия. Впрочем, об этой части Южного Алтая мы не могли получить ясных и определенных сведений от здешних торгоутов, да и о ближайших к Урунгу частях его показания их были темны и сбивчивы, а чертежи, которые мы предлагали им делать на песке, у разных лиц отличались разногласием; поэтому мы остановились лишь на тех, у которых было больше общего и которые при этом согласовались несколько с нашими собственными наблюдениями и догадками.

Южный Алтай, как сообщали нам местные торгоуты, весьма богат пастбищами и представляет все удобства для кочевников, в особенности в летнее время. В высоких областях его растут густые леса сибирской лиственницы и ели, в которых живут в большом количестве медведи, маралы, косули, соболи, куницы, лисицы и белки, а в реках водятся выдры. Кочевники очень любят Южный Алтай и, как видно, сильно привязаны к своим родным горам, которые всегда расхваливают, перечисляя при этом все удобства их для жизни номада. Кроме скотоводства, южноалтайские торгоуты занимаются, отчасти в небольших размерах, и хлебопашеством в горных долинах и у подошв гор около источников, из которых проводят на свои пашни арыки. Сеют они преимущественно пшеницу, совершенно сходную с китайской, а также просо и немного табаку.

От родника Кайче местность по направлению к югу становится несколько ровнее, горы Кутус уклоняются все более и более влево, а близ дороги, как и на предыдущей станции от Урунгу, часто встречаются обнажения темно-бурого кремнистого глинистого сланца и фельзита, имеющих тут, по-видимому, обширные месторождения. Далее к югу, в расстоянии около 23 верст от родника Кайче, возвышается обширная, совершенно голая и весьма высокая гора Ушкэ из желтого гранита, от которой, как от узла, отходят к востоку и югу второстепенной высоты гранитные же гряды. Осматривая западный склон ее, мы нашли в одном месте в горе трещину, почти сплошь усаженную внутри друзами горного хрусталя. У западной части подножия Ушкэ лежит небольшое, около версты в окружности, соленое озеро, поросшее по берегам камышом, на котором мы встретили множество турпанов, уток, улитов и турухтанов. К югу от этого озера в 1 версте находится прекрасный родник Джаксын с небольшим оазисом, где мы и расположились на ночлег.

Продолжая движение к югу, мы на следующий день встретили близ дороги несколько желтых гранитных высот почти правильной конической формы, выступающих тут среди залежей кремнистых сланцев. Гранит этих высот совершенно сходен с гранитом горы Ушкэ и отходящих от нее на восток и юг кряжей. На 27 версте от родника Джаксын лежит глубокая поперечная лощина, в которой протекает маленький ручеек Улун-Булак, образующийся из родников у подошв соседних высоких гор Байтык-богдо. Переночевав на этом ручейке, мы на следующий день поднялись из лощины и направились сначала по пересеченной несколькими неглубокими ложбинами местности, а потом стали постепенно подниматься по едва заметному склону на поперечную горную цепь. Эта невысокая, неширокая цепь гор, простирающаяся с С.-З.-З. на Ю.-В.-В., окаймляет холмисто-скалистое плоскогорье, по которому мы шли, с юга, служа ему окраиной. Над плоскогорьем гребень ее возвышается не более как футов на 400, но зато относительная высота его над соседнею, южнее лежащею равниной должна быть не менее 2000 футов. На С.-З.-З. эта цепь тянется так далеко, как только мог видеть глаз, и везде, по-видимому, сохраняет в этом направлении почти одну и ту же высоту, но на Ю.-В.-В. от дороги высота ее быстро возрастает, и верстах в 20 от того места, где мы ее пересекли, она образует уже весьма высокое вспучение, футов 8000 абсолютной высоты, называемое горами Байтык-богдо, но далее к Ю.-В.-В. эта окрайная цепь понижается и идет, тоже на всем видимом пространстве, в Ю.-В.-В. направлении, следовательно, параллельно передовой цепи Кутус Южного Алтая.

Достигнув подножия помянутой окрайной цепи, мы встретили близ него несколько выходов двух разностей серого гранита и одной разности серого же сланцеватого гнейса, но самая цепь состоит из темно-бурого кремнистого глинистого сланца, прорванного местами кварцевым порфиром и фельзитом. Вступив по весьма отлогому, едва заметному подъему в эту окрайную цепь, мы тотчас же должны были спускаться по страшной крутизне в глубокое ущелье. Хорошо еще, что спуск этот извивается зигзагами, уменьшающими несколько падение, но все-таки без поддержки верблюды в этом месте не могут безопасно сходить, а из двух телег, бывших в караване, пришлось выпрягать лошадей и поддерживать их веревками. Это был, впрочем, единственный на всем пути до Гучена страшно крутой спуск.

Спустившись в ущелье, среди которого течет небольшой ручеек Кюп и расстилается неширокой, но длинной зеленой лентой мягкая и сочная травяная растительность, мы остановились для ночлега, пройдя всего в этот день 12 верст. Такой роскошный оазис, представляющий прекрасную во всех отношениях караванную станцию, приходится как нельзя лучше кстати: впереди лежащая местность представляет совершенную пустыню на пространстве 150 верст, и, чтобы перейти ее благополучно, необходимо предварительно откормить здесь хорошенько верблюдов и в особенности лошадей.

Простояв на ручье Кюп целые сутки, мы, сопутствуемые проводником-торгоутом, отлично знавшим, как это и подтвердилось после, окрестную местность, тронулись в путь. Около 5 верст шли мы горами тем же самым ущельем, в котором стояли, спускаясь все ниже и ниже, и, наконец, вышли на обширную равнину, называемую Ламан-Крюм-гоби и представляющую, как нам кажется, не что иное, как западное продолжение Великой среднеазиатской пустыни ^{30} . Действительно, отсюда начинается уже настоящая унылая, мертвая пустыня со всеми явлениями, свойственными этим печальным землям. Горячее дыхание ее мы почувствовали тотчас же, как только спустились на нее из гор. Но опасения мало тревожили нас в это время, так как собранные нами о ней от торгоутов и встречных китайцев сведения показывали, что она вовсе не так страшна, как нам рисовали ее в Булун-Тохое, да к тому же мы имели еще хорошего проводника. Без последнего в жаркое время года крайне рискованно пускаться в эту местность, потому что две станции нужно проходить ночью, когда очень легко сбиться с здешней неторной дороги и погибнуть окончательно от жары и жажды.

По выходе из гор мы направились по ровной, твердой поверхности пустыни, почти сплошь усеянной щебнем, галькою и гравием, сквозь которые пробивался низкорослый, тощий вереск, колючки и низенькие кустики карагана, но последние по мере удаления от гор исчезли и встречались далее только в неглубоких рытвинах, образуемых, вероятно, весенними потоками. Здесь сохранились местами те же признаки распавшихся гор, как на плоскогорье в нижних частях р. Урунгу, свидетельствующие о существовании в этой местности некогда разнообразного рельефа, с утратой которого она лишилась несравненно более интенсивной органической жизни, развивавшейся на ее поверхности, и стала мертвою пустыней. Мы имели возможность проследить подобные признаки изменения рельефа на плоскогорье левого берега р. Урунгу во всех фазах их проявления, начиная от едва заметных, или, так сказать, антизачаточных, до таких, которые не оставляли ни малейшего сомнения и вместе с тем казались нам совершенно аналогичными с первыми. Поэтому, встретив тут точно такие же следы распавшихся гор, мы не сомневаемся в существовании их прежде на нынешней равнине Ламан-Крюм-гоби.

Равнина, по которой мы шли, сначала на протяжении первых 25 верст имеет легкий склон на юг, потом начинается слабый, едва заметный подъем к стороне протянувшейся по пустыне с С.-З. на Ю.-В. невысокой цепи гор Намейчю, сочленяющейся с помянутой окрайною цепью верстах в 40 к С.-З.-З. от дороги увалами, покрытыми мелкосопочником, среди которого резко выделяется высокая гранитная гора Бабагай. Протяжение же этой поперечной цепи незначительно: пройдя верст 40 от дороги к Ю.-В., она оканчивается в пустыне мелкосопочником. Поднимаясь к ней по отлогому склону, мы неоднократно встречали на поверхности совершенно ровные, в виде огромных плит, обнажения желтого гранита, совершенно сходного с гранитом горы Ушкэ, о которые копыта наших лошадей звучали, как по каменной мостовой. Наконец, отойдя верст около 30 от предыдущей станции, мы вступили в широкую поперечную долину цепи Намейчю. Обнаженные горы этой цепи, состоящие из черного кремнистого глинистого сланца, имеют траурный, печальный вид и производят такое грустное настроение в наблюдателе, что так и хочется скорее их покинуть. Среди пологих, куполообразных черных высот воздымаются изредка такие же куполы желтого гранита, совершенно сходного с виденным нами на пути. Этот последний, очевидно, прорвал наиболее древние кремнистые глинистые сланцы, но не оставил никаких заметных следов метаморфизации. Желтый гранит здешних высот легко выветривается, и образовавшийся из него песок разносится ветрами, так что поблизости этих высот всегда встречаются песочные наносы, остановленные в своем движении неровностями местности, а около самых высот лежат мощные отложения дресвы, еще не успевшей перейти в песок.

Пройдя около 3 верст горами, мы остановились в той же поперечной долине у маленького источника Чюйже, вытекающего из скалы, около которого есть небольшой оазис с весьма скудною травянистой растительностью. Но и этот жалкий оазис с своим источником представляет тут щедрый дар природы, и без него едва ли возможно было бы движение поперек пустыни, так как до следующего оазиса считается отсюда 72 версты и на всем этом пространстве нет ни капли воды, ни одной былинки. Если же отнять от нее оба эти смежные оазиса, то наверное можно сказать, что ни один человек не осмелится летом пересекать ее в этом направлении.

Несмотря на крайне бедную природу описываемой пустыни, в ней живут, однако, некоторые млекопитающие. Подходя к роднику Чюйже, мы встретили около него стадо волков, приходивших сюда, очевидно, на водопой, а присутствие этих плотоядных указывало, что тут должны водиться и некоторые травоядные. Действительно, во время нашей стоянки у источника Чюйже, сайги (Antilope saiga), томимые жаждой, неоднократно показывались на соседних высотах и стояли подолгу, не осмеливаясь в нашем присутствии приблизиться к воде, но едва только наш караван успел отойти с ½ версты от родника, как их сбежалось туда штук около двадцати ^{31} .

У ключа Чюйже мы простояли целые сутки: нужно было дать отдохнуть хорошенько лошадям и верблюдам для предстоящего трудного перехода в 72 версты по совершенно безводной местности. Эту длинную станцию, по крайней мере в летнее время, проходят всегда ночью, так как при дневном зное, достигающем здесь 40° по Р, движение становится крайне затруднительным даже для верблюдов, не говоря уже о лошадях, из которых только разве самые сильные и выносливые способны выдержать такой длинный переход в страшную жару. Поэтому и мы порешили сделать этот переход непременно ночью, дав кратковременный роздых на полпути. Запасшись на всякий случай водой и напоив вдоволь верблюдов и лошадей, мы выступили в путь около 5 часов пополудни; жар уже спал, но термометр Реомюра показывал еще +28° на солнце. Сначала версты 3 мы шли горами Намейчю по широкой и ровной поперечной долине, а потом вышли на обширную равнину Бартэнъ-соби. Эта равнина показалась нам, сравнительно с Ламан-Крюм-гоби, еще более пустынною: там по крайней мере почва везде покрыта тощим вереском и колючками, между тем как здесь встречаются местами глинистые пространства, совершенно лишенные и этих жалких кустарников. В остальных местах поверхность равнины, в особенности на севере, покрыта щебнем, галькою и гравием и вообще отличается таким же характером, как и поверхность Ламан-Крюм-гоби, с тою лишь разницей, что здесь, в северной части, следы распавшихся на месте гор сохранились с еще большей ясностью. Тут на некоторых бугроватых возвышениях, усеянных острым щебнем и галькою, торчат гольцы темного кремнистого глинистого сланца с осыпями по сторонам, а еще ближе к горам Намейчю возвышается несколько совершенно голых из той же породы скал.

Пройдя около 35 верст, мы в час пополуночи остановились на привал и, поспешно по команде развьючив верблюдов, уложили их на землю, а лошадям после получасового отдыха задали по гарнцу овса. Окончив уборку лошадей, наши казаки не забыли и себя: быстро развели они из сухих Карагановых корней костры и, наполнив котелки запасной водой, стали варить чай. А мы любовались в это время редким зрелищем, которое не увидишь в наших местах никогда, – восхождением и захождением малой величины звезд, которые здесь, благодаря необыкновенной прозрачности атмосферы, ясно видны были близ самого горизонта до 4-й величины включительно, не говоря уже о крупных, появлявшихся последовательно блестящими, алмазными точками на восточной окраине небосклона ^{32} .

С рассветом караван так же быстро по команде навьючился, и мы, пользуясь утреннею прохладой, тотчас же направились вперед. Характер равнины несколько изменился: она стала волнистее и мягче, щебень и галька встречались уже реже, появились плоские хребтообразные увалы, тянувшиеся от востока к западу и представлявшие собой, по всей вероятности, остатки измельченных в муку горных кряжей. Около 9 часов утра, когда термометр поднялся до +20 °Р, мы стали понемногу замечать явления миража: сначала мы видели обратные изображения невысоких плоских кряжей, появлявшиеся в юго-восточной части пустыни, потом нам представлялись вдали небольшие озера, окаймленные по берегам деревьями. По мере приближения к этим мнимым озерам, видимым близ дороги, они исчезали поочередно, и в тех местах, где заметны были эти оптические метеоры, мы, подъехав ближе, увидели лоснящиеся, совершенно голые глинистые площади, окаймленные по краям низкорослым караганом.

На 55-й версте этой утомительной станции мы встретили около самой дороги ламайскую кумирню, стоящую одиноко среди пустыни. Она состоит из маленькой деревянной постройки, внутри которой против входа стоят на особом возвышении несколько деревянных, грубой работы кумиров, а перед ними медные чашечки с хлебными зернами и кучки китайской монеты – чохов. По стенам развешено несколько картин, снаружи же под навесом – небольшой чугунный колокол с зубчатыми краями. Эта кумирня, по всей вероятности, посещается только на перепутье, потому что окрестная местность совершенно безлюдна.

К востоку от кумирни простирается плоская возвышенность, поднимающаяся над равниной футов на 150 и ниспадающая к ней крутым обрывом. Она имеет около 15 верст ширины по направлению с севера на юг, а на восток от дороги простирается на неопределенное расстояние. Эта возвышенность представляет редкое и вместе с тем загадочное явление: она состоит из слоистой, желтовато-розовой глины, подвергавшейся действию весьма высокой температуры, раскалившей ее до такой степени, что она стала необыкновенно твердой и звонкой. Пласты разделены тонкими, не везде ясными прослойками другой разности глины, пепельно-голубой, желваки которой заметны местами и в пластах основной массы. Около обрыва лежат во множестве шлаковидные, пузырчатые куски прокаленной глины, образующие у его подошвы на всем протяжении как бы россыпь, но ни следов каменноугольного пожара, никаких других признаков, которые указывали бы на причины этого любопытного феномена, мы не заметили ^{33} . Впрочем, нами осмотрен был этот увал только в двух местах, отстоявших одно от другого верст на пять, и в каждом месте мы наблюдали пространство не более 50 сажен. Невыносимый жар, около 40 °Р, во время которого мы производили тут наблюдения, не позволил окончательно заняться подробным изучением этой интересной высоты, а на обратном пути мы, к сожалению, проходили здесь уже поздно вечером.