Текст книги "Если судьба выбирает нас…"
Автор книги: Михаил Валерин
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
8
На следующее утро за завтраком меня наконец-то настигла сильно припозднившаяся мысль, навеянная внезапными «новыми старыми» воспоминаниями.
Офицеры снаряжаются за свой счет! Во вчерашнем разговоре Комаровский изрек нечто подобное, но я, находясь в состоянии некоторого помрачения рассудка, не врубился. Все эти «мундирные», «столовые» и «снарядные» деньги время от времени прибавляются к жалованью. Не регулярно, но непременно полностью.
Значицца, так! У меня там, кажись, было двести с лишним рублей – приличные деньги. На них и экипируюсь. Вот только надо узнать где.
– Авдеич, а где бы мне тут приобрести новую форму? – как бы невзначай изрек я, оторвавшись от вкуснейшей яичницы с перченой колбасой.
– Дык в лавке!
– …???
– Эвона, через два двора от нас походная лавка «Обчества». Там все и прикупите, ваше благородие, – отозвался старый санитар, сосредоточенно ковыряясь в печи. – Токмо вы сейчас не ходите. Сейчас – дохтур придет!
– Ну а после-то покажешь, где это?
– А как же! Отчего ж не показать-то? Я ить и сопроводить могу дотудова!
– Договорились!
– День добрый, господин прапорщик! – Сияющий доктор появился в комнате как раз в тот момент, когда я серьезно раздумывал над вопросом «что надеть?». Надо ведь как-то до полковой лавки добираться, а то в рубахе и непонятных бриджах могут и за шпиона принять с перепугу. Или, что гораздо хуже, напорешься в таком виде на начальство – и прощай репутация.
– Доброе утро, Валерий Михайлович! Рад вас видеть!
– И я, голубчик, рад вас видеть. Как самочувствие?
– Прекрасно! – Я действительно чувствовал себя прекрасно. Энергия буквально переполняла меня. Хотелось прыгать, кричать и совершать всякие несовместимые с моим прошлым возрастом поступки.
– Чудесно. Тогда сегодня ограничимся первичным осмотром. – Доктор присел на скамейку. – Будьте любезны присесть на корточки и вытянуть руки вперед.
– Пожалуйста…
– А теперь встаньте-ка!
– Оп!
– За-ме-ча-тель-но, – по слогам произнес Валерий Михайлович. – Голова не кружится? В глазах не двоится? Не тошнит?
– Нет. Я же сказал, что чувствую себя от-лич-но, – передразнил я медицинское светило.
– Ну тогда, голубчик, извольте явиться ко мне после обеда – я оформлю выписку. – Валерий Михайлович с усмешкой посмотрел на меня. – Хотя, признаться, еще вчера я серьезно опасался за ваше здоровье!
– Почему? – При воспоминании о вчерашнем «откате» у меня екнуло сердце…
– Боялся, что наш вольноопределяющийся при штабе – Жорж – заговорит вас до смерти! – Доктор весело рассмеялся. – Ага! Испугались?
– Так и удар может хватить!
– Экий вы чувствительный. Вот пропишу вам еще недельку в лазарете – будете знать, как шутить с пожилыми земскими врачами. Ну до свидания, голубчик!
– До встречи, Валерий Михайлович.
Шутник, блин!
Ведь правда чуть инфаркт не хватил. Думал, вдруг кто-нибудь наблюдал, как меня вчера колбасило! Не гожусь я в нелегалы. Чуть не прокололся на такой ерунде.
Ладно, проехали…
– Авдеич, ты где там?
– Туточки мы. – Санитар возник в дверном проеме с ведром в руках. – Чего изволите, ваше благородие?
– В лавку проводи!
– Сей секунд, только воду поднесу!
Пока мой «домохозяин» хлопотал в сенях, я сунул бумажник в карман бриджей и полез в сундук за останками старой формы. Если попадусь – всегда можно сказать, что иду к полковому портному. Ну или еще что-нибудь изобрести.
Фуражку я лихо нахлобучил на манер бейсболки, а вот китель придется в руках нести – не надевать же лохмотья.
Вернулся Авдеич и, оглядев меня с ног до головы, с ходу просек мои затруднения:
– Ваше благородие, да вы не сумлевайтесь. Я дворами вас проведу – никто и не увидит. Фараоны по дворам не лазиют.
– Фараоны? – Я слегка опешил. – Какие фараоны?
– Ну дык жандармская команда!
– А-а-а! Ну тогда пошли.
Идти оказалось и правда через два двора. Авдеич не обманул и провел меня палисадниками прямо к большой армейской палатке, пристроенной к длинному защитного цвета фургону с вывеской «Военное экономическое общество. Отделение Московскаго 8-го гренадерскаго полка». [23]23
В действительности «Экономическое общество» имело не общеармейскую, а исключительно полковую организацию при офицерском собрании.
[Закрыть]Интересно!
– Спасибо, Авдеич! – Распрощавшись со стариком, я решительно двинулся ко входу в местный «супермаркет».
9
Внутри палатка представляла собой беспорядочный склад различных ящиков, коробок и тюков с неизвестным, но несомненно разнообразным содержимым.
Складской беспорядок начинался сразу за добротным прилавком из струганых досок, передняя стенка которого была облеплена рекламными афишками, предлагавшими покупать «Папиросы ПУШКА фабрики А. Ф. Миллера» и «Папиросы ОТТОМАНЪ», «Мармеладъ ЛИЛИПУТЪ. Товарищество А. И. Абрикосова и Сыновей» или «Какао товарищества Эйнемъ». Горы барахла были частично скрыты несколькими открытыми шкафами с полками, заставленными различным товаром.
В зоне для посетителей имелся небольшой стол и пара массивных стульев.
Поскольку за прилавком никого не было, я, прокашлявшись, подал голос:
– Эй! Есть тут кто-нибудь?
– Чего-с изволите-с? – Из-за шкафов появился румяный прилизанный тип в армейской гимнастерке без погон и подобострастно уставился на меня.
– Прапорщик фон Аш, – представился я. – Хотел бы приобрести обмундирование и снаряжение.
– Все-с к вашим услугам-с, ваше благородие, – приказчик поклонился. – У нас наилучший выбор-с для господ офицеров.
– Мне нужно китель полевой, бриджи, шинель, погоны, портупею и все необходимое снаряжение. И… как там тебя?
– Власием величают, ваше благородие!
– Ну так вот, Власий, я отсюда должен выйти при полном параде!
– Не извольте-с сумлеваться! Все сделаем-с в лучшем виде-с! – Приказчик вытянулся во фрунт, еще раз поклонился и закричал куда-то за шкафы: – Дорофей! Дорофе-э-эй!
– Чегось? – донесся из глубин палатки солидный бас.
– Дорофей, тащи мерный аршин! И Федьку сыщи, пущай в примерный угол бежит… Да поворачивайся шибче!
– Чи-ча-ас иду-у…
– Идемте-с в примерную, ваше благородие. – Власий провел меня в дальний угол палатки, где стояло ростовое зеркало, швейная машинка и манекен.
Вслед за нами появились здоровенный мужик борода-лопатой и худенький кучерявый паренек в жилете.
– Я аршин принес, – пробасил человек-гора.
– Ну дык Федьке отдай! И пошли, снимешь мне тюк с кителями.
Приказчик и его подчиненный удалились, а вокруг меня захлопотал кучерявый Федька. Замерил рост, охват, длину и размах рук, черкая при этом огрызком карандаша прямо на струганой поверхности стола со швейной машинкой.
Тут же все завертелось и понеслось полным ходом – притащили три кителя на примерку, бриджи, шинель – и подгоняли, подшивали, утягивали, наращивали. Меня крутили и вертели, кололи булавками, пачкали мелом. Потом примеряли и вновь корпели над формой…
Спустя пару часов я, уже в новых бриджах, сидел за столиком у входа с кружкой душистого чая, поправляясь свежевыпеченной сдобой. Все эти портновские манипуляции здорово меня утомили, и теперь я отдыхал в ожидании своего заказа.
За прилавком вновь появился Власий, который приволок кучу чего-то, завернутого в промасленную бумагу. По очереди распаковывая товар, приказчик выкладывал его на прилавок: портупея «уставной» желтой кожи, бинокль в кожаном же футляре, кармашек со свистком на плечевой ремень, полевая сумка. Все новое, добротное.
Бинокль меня порадовал особенно – шестикратный, с надписью «Казенный оптическiй заводъ г. Изюмъ», [24]24
В реальности завод начали строить в конце 1916 г.
[Закрыть]он был отделан кожей и медью и выглядел шикарно.
А потом мне задали интересный вопросик:
– Ваше благородие, не желаете ли приобрести-с пистолет?
– Какой пистолет?
– Русский браунинг Сестрорецкого заводу. Рекомендованный для господ-с офицеров!
– Тащи!!! – Предложение заинтересовало меня чрезвычайно, и, пока Власий копался в закромах, я мучительно пытался вспомнить что-нибудь про означенный девайс.
Тщетно.
Какие-то смутные образы и ощущение щенячьего восторга…
Наконец на столик передо мной поставлена коробочка мореного дерева с красивым клеймом «Браунингъ русскiй. Нацiональная фабрика военнаго оружiя г. Сестрорецкъ». Внутри на подушке лежал массивный армейский пистолет, как две капли воды похожий на «Кольт М1911», виденный мною на картинках.
Хотя, присмотревшись, я заметил отличия – не было автоматического предохранителя в рукоятке и головка курка вроде другая. Ну и калибр, конечно: уже известный мне «русский сороковой», только патрон другой. Здесь же в коробке, вместе с пистолетом, два магазина, отвертка, масленка и еще какая-то мелочь.
– Сколько?
– Тридцать четыре рублика, ваше благородие. Вместе с кобурой и двумя коробками патронов.
– Беру!!! – Эта пушка получше нагана будет. Я, человек XXI века, уважаю револьвер за надежность, но автоматический пистолет в бою – лишний шанс выжить. – Скажи, Власий, а еще пару запасных магазинов к пистолету можно купить?
– Никак нет-с. У нас не имеется, но можно у полкового оружейника сговорить, за долю малую.
Из большого ростового зеркала на меня смотрит веселый юнец в ладно сидящей форме русской армии. Как картинка – новый китель, перетянутый ремнями, на одном боку кобура с браунингом, на другом – полевая сумка. На шее – бинокль. На плечах зеленые полевые погоны с металлической «гранатой об одном огне» [25]25
В действительности гренадерских знаков на погонах не носили. Принадлежность полков определяли по цветам выпушки.
[Закрыть]и полковым знаком – вензелем в виде стилизованной буквы «М».
Орел!!!
Я бы даже сказал: БЕРКУТ!!!
– Красавец писаный, – бубнит за спиной Власий.
– Хоть сейчас на парад, – вторит ему голосок кучерявого Федьки.
– Молодцы! Хорошо поработали! Спасибо!
На выходе из палатки я столкнулся с высоченным офицером в синих кавалерийских бриджах и в синей фуражке. «Жандарм», – понял я, приглядываясь повнимательней.
Роста он был такого, что шашка казалась при нем несуразно короткой. На простом открытом лице – рыжие бородка и усы.
Блин. Приветствовать же надо!!!
– Прапорщик фон Аш, – гаркнул я, прикладывая ладонь к виску.
– Поручик Михайлов. – Он тоже козырнул, а потом протянул руку: – Михаил Афанасьевич. Командую полковой жандармской командой.
– Александр Александрович! Весьма рад, – представился в ответ. – Назначения пока не получил.
– Зато получили известность.
– В каком смысле?
– Наш Жорж, по обыкновению, сочинил из служебного документа настоящий исторический эпос. Теперь подробности вашего чудесного спасения попадут в архивы военного министерства.
– Не знаю даже, хорошо это или плохо. А что касается чудес – Господь сохранил!
– Вы куда-то торопитесь, Александр Александрович?
– Хотел еще заглянуть к скорняку. Ножны моей шашки безнадежно испорчены.
– Ну это не к спеху. При полевой форме пехотные ее все едино не носят… [26]26
Еще одно различие миров – вменяемый устав.
[Закрыть]
В общем, немного поболтали о всякой ерунде и расстались, вполне довольные друг другом. Милейший и интеллигентнейший человек.
Хоть и жандарм.
10
Волнительный момент.
Стою навытяжку перед командиром полка.
Полковник Николай Генрихович Беренс. [27]27
Николай Генрихович Беренс (1862–1921) – полковник от инфантерии, русский военный деятель, действительно командовал Московским 8-м гренадерским полком, но в период с 17 июля 1915 по 12 октября 1915 г.
[Закрыть]Высокий, представительный, с пышными ухоженными усами и аккуратным пробором в волосах. Маленькие круглые очки несколько смягчают суровый образ кадрового офицера.
Рядом за столом сидит начальник штаба – подполковник Левицкий. Грузный седоусый мужчина с озорным огоньком в прищуренных глазах.
Справа от меня у дверей стоит адъютант полка – поручик Шевяков.
– Ну что ж, – полковник заложил руки за спину, – очень рад, барон, что вы к нам присоединились. Вы назначаетесь младшим офицером в десятую роту. Служите достойно и помните о богатой истории нашего славного полка! – Он взял со стола мою офицерскую книжку и нагрудный полковой знак 8-го гренадерского. – Поручик Шевяков введет вас в дела. А в ближайшие дни ждем вас в офицерском собрании.
– Слушаюсь! Разрешите идти?
– Идите.
Четким шагом вышел за дверь и, пройдя еще пару метров, привалился к стене.
Фу-у-у-у-у…
Пронесло…
Снял фуражку и дрожащей рукой провел по взмокшим волосам.
Почему-то момента представления командиру полка я боялся больше всего. Обе половинки моей, с медицинской точки зрения, шизофренической личности впадали в панику при одной только мысли о предстоящей процедуре. Я-старый боялся ляпнуть что-нибудь не то. Я-молодой опасался показаться несерьезным.
Слава богу, обошлось.
Теперь: что там с назначением?
По довоенному штату, в роте три младших офицера – заместители командира роты по различным вопросам. Сейчас, во время войны, в связи с большой убылью офицерского состава что-то могло и измениться.
Значит, буду заместителем командира роты.
Вообще, местная войсковая организация значительно отличалась от того, что было в нашем мире. Полки были трех-, а не четырехбатальонного состава, зато значительно сильнее оказались прочие подразделения.
Пулеметная рота – двадцать четыре станковых «максима». Артиллерийская рота – шестиорудийная батарея знаменитых «трехдюймовок», три полевые 122-мм гаубицы и шесть траншейных 47-мм пушек Гочкиса [28]28
В действительности траншейная пушка Гочкиса была калибром 37 мм. В данном случае автор обыгрывает идею использования многочисленных морских скорострелок Гочкиса калибром 47 мм.
[Закрыть]для действия в рядах пехоты. Минометная команда из шести четырехдюймовых минометов. Егерская команда – десяток снайперов.
Кроме того, значительно урезали нестроевой состав полка. Стало меньше денщиков, избавились от всяческих носильщиков-уборщиков и прочих бездельников.
В общем, воевать можно.
Только осторожно.
Хлопнула дверь, и в коридор вышел адъютант:
– Господин прапорщик, сего дня вы поставлены на довольствие. Если желаете питаться от солдатского котла – извольте, за счет казны. Если хотите разносолов – взнос в офицерскую столовую 30 рублей. – Поручик задумался, что-то припоминая. – Огнеприпасы для личного оружия получаете под расписку, тоже за счет казны. Денежные выплаты будете получать соответственно. А сейчас зайдите к вашему знакомому – Жоржу. У него для вас ордер на внеочередные «мундирные». Их получите у казначея. – Он немного помолчал. – Вроде бы все. Идите!
– Есть, – четко развернулся через левое плечо и двинулся в полковую канцелярию.
– И не тянитесь, барон! Чай, не на параде! – насмешливо бросил мне вслед адъютант.
У-у-у… Крыса штабная. Еще прикалывается.
Пройдя по коридору в первую от входа комнату, я был радостно встречен ославившим меня на весь полк вольноопределяющимся историком-летописцем Жоржем Комаровским.
– Здравия желаю, господин прапорщик! – Он вскочил из-за стола, отдавая честь. При этом его гимнастерка, по обыкновению, встопорщилась, живя как бы отдельной от тела жизнью.
– Здравствуйте, господин вольноопределяющийся. Знаете, Жорж, я пришел вас пожурить. Благодаря вашему опусу меня теперь не вышучивает только ленивый. И я не могу сказать, что меня это радует. Мне кажется, вы злоупотребили моим доверием.
– Простите… Я… Я не хотел ничего такого. Просто историки пишут для грядущих поколений и могут быть не поняты современниками. Еще раз прошу прощения.
– Ничего-ничего. Вы полностью искупите свою вину, если выдадите мне полагающийся денежный ордер и совсем чуть-чуть расскажете мне о моих новых сослуживцах. – Я присел на стул у окна. – Итак, я весь внимание!
– Да-да, конечно! – Комаровский с облегчением плюхнулся обратно за стол. – Вы, кажется, назначены в десятую роту?
– Именно так.
– Ну что ж, – он поправил очки, – командует ротой поручик Казимирский. По имени-отчеству – Казимир Казимирович, но все называют его «triple Kazimirsky». [29]29
Тройной Казимирский ( фр.).
[Закрыть]Он – поляк. Храбрый и решительный офицер, но слишком эксцентричен. Отмечен наградами.
– А командир батальона?
– Капитан Берг. Иван Карлович. Очень уравновешенный во всех отношениях офицер, коренной москвич.
– Достаточно. Спасибо вам, Жорж. Давайте ордер – и я пойду, мне еще в расположение роты надо добраться дотемна. И, кстати, будьте добры забрать вашу тетрадь.
– И каково ваше мнение о моих сочинениях? – Вольноопределяющийся аж привстал от волнения.
– На мой взгляд, для историка вы слишком субъективны и многословны, но как часть большого романа о великой войне – ваше произведение вполне достойно!
– Спасибо за откровенность. Вот ваш ордер, господин прапорщик. А что касается вашего беспокойства о своевременном прибытии в роту, то сегодня вечером в третий батальон едет наш полковой священник – отец Серафим. Он будет рад компании…
На том и порешили, а я отправился к полковому казначею получать свои кровные, которые мундирные.
Вечерело.
Стрельбы, которая время от времени доносилась от линии фронта, слышно не было. Видно, и наши, и немцы на сегодня уже угомонились.
Трещали цикады, мерно поскрипывала телега, на которой мы с полковым священником путешествовали в расположение 3-го батальона.
Отец Серафим, массивный здоровяк с заметной офицерской выправкой, поначалу расспрашивал меня о моем житье-бытье, о ставшем уже притчей во языцех моем спасении. А потом предложил спеть что-нибудь жизнеутверждающее, дабы скоротать дорогу.
Хотя ехать было недалеко – минут двадцать – батальон стоял в двух верстах) – я согласился. Дело в том, что в прошлой своей жизни петь я любил, но совершенно не умел. Переболев в детстве бронхитом, я навсегда потерял способность к воспроизведению каких-либо мелодий голосом. Зато здорово научился играть на гитаре: не могу петь – значит, буду аккомпанировать…
Теперь же, когда я для пробы спел вместе со священником «Рвемся в бой мы всей душою…», обнаружилось, что я стал обладателем весьма приятного баритона.
А когда, батюшка предложил мне спеть что-нибудь по моему выбору, я затянул Розенбаума:
Голос красиво играл в пахнущем майскими травами теплом вечернем воздухе, а я думал совсем о другом.
Песни песнями, а ведь еду-то на ВОЙНУ…
Глава вторая
1
«Социализм – это учет и контроль!» – так, кажется, говорил видный теоретик марксизма, а по совместительству вождь мирового пролетариата и мой теперешний современник товарищ Ульянов-Ленин.
Так вот. Армия – это учет и контроль, помноженные на русский авось и приправленные русским же народным раздолбайством.
Особенно ярко все это осознается в тот момент, когда ты, взяв голову в руки и напрягая мозговые извилины до полного перегрева, распределяешь жалованье по роте.
Картина маслом – сижу на бревнышке, а передо мной импровизированный стол из двух патронных ящиков, поставленных друг на друга. На столе ведомость на десяти листах – весь списочный состав 10-й роты, числом двести тридцать пять голов, не считая двух офицеров – меня и ротного.
Означенный ротный – расфуфыренный польский индюк (хотя, надо признать, индюк бойцовый), усвистал куда-то в тыл – «по бабам», оставив младшего офицера (то есть меня любимого) на хозяйстве.
И вообще мой «тройной Казимирский» считает, что занятия с личным составом, хозяйственная канитель и прочая проза военной службы – это ниже его достоинства. Даже ротную кассу мне отдал, ибо на то и есть младшие офицеры, чтобы начальство не обременяло себя рутиной.
Вот и сижу – мучаюсь. Занимаюсь, так сказать, распределением материальных благ.
По правде сказать, я этим не один занимаюсь. Рядом со мной примостился ротный фельдфебель – Кузьма Акимыч Лиходеев. Замечательный дядька годов около сорока. Крепкий, почти квадратный, с шикарными «тараканьми» усами на добром улыбчивом лице. Солдаты его уважают и обожают – у него и по службе не забалуешь, и по жизни не пропадешь.
Тут же, прямо на земле, расположились четверо взводных унтеров. А за моей спиной маячит ротный каптенармус – унтер-офицер Копейкин, которого на эту должность выбрали за одну только фамилию и по местному обыкновению зовут «артельщиком».
Спрашивается, зачем для раздачи денег созывать такой консилиум?
А это и есть та самая вышеупомянутая проза военной службы. Жалованье одного солдата – два рубля с копейками. А ведь еще есть ефрейторы, унтеры. И у всех выплаты – тоже с копейками. Проблема в том, что полковой казначей выдает деньги на всю роту скопом и в основном ассигнациями. Вот и получается, что есть купюры по рублю, трешки, пятерки и десятки, а то и четвертной дадут. Мелочи же – кот наплакал, и ту приходится выцарапывать с боем.
Выходит, что деньги надо раздавать «артельно», то есть на несколько солдат общая сумма. Сиди теперь и решай, а как самый образованный, еще и высчитывай – кому сколько.
Бяда…
– Филимон, – это я Копейкину. – Сколько ты там мелкой деньги припас?
– Чятыре целковых да тридцать одну копеечку, вашбродь!!!
– Молодец! Тащи все сюда! Делить будем.
Полк уже некоторое время стоит в тылу и активно пополняется и снаряжается.
Чего-то ждем.
Чего ждем – никому не известно, но всем понятно.
А по значительной концентрации в округе других воинских частей понятно особенно: скоро наступление. Опять же распутица прошла. Здесь, в северной Польше, на границе Мазурских болот, это немаловажный фактор.
Так что попал я удачно, есть время осмотреться и втянуться.
Мое прибытие к месту службы прошло без особой помпы.
Представился командиру батальона – высокому флегматичному блондину. Он порасспрашивал меня о моем военном и гражданском образовании. Поинтересовался, не сын ли я Александра Николаевича фон Аша. Спрашивал, где мы жили в Москве и тому подобную ерунду.
Тем временем появился мой непосредственный начальник – поручик Казимир Казимирский. Высокий, как все гренадерские офицеры, темноволосый, с ухоженными и напомаженными усиками на породистой шляхетской физиономии. Наперекор уставу он носил при полевой форме золотые галунные погоны, белые перчатки и шпоры на высоких кавалерийских сапогах. Форма, сшитая из дорогого сукна, сидела на нем безукоризненно.
В общем, «франт шел по бульвару из театра…».
В процессе дальнейшего общения мне было сообщено, что я принимаю должность младшего офицера 10-й роты прославленного (георгиевские ленты, георгиевские трубы и какие-то непонятные «мальтийские знамена») Московского 8-го гренадерского полка и типа должен соответствовать.
Я сделал вид, что проникся.
После чего мы с Казимирским отбыли в роту.
Уже в полной темноте солдаты под руководством каптера поставили мне палатку, в которую я и завалился спать, укутавшись в шинель.
Проспал до подъема мертвецким сном без сновидений.
– Следующий. Подходи! – гаркает Лиходеев.
– Так. – Я сверяюсь со списком. – Четвертый взвод! Акимкин, Белов, Воскресеньев и Гусев! Вот вам записка, кому сколько причитается. Кому деньги давать?
– Акимкину!
– Получай. – Отсчитываю положенное. В ведомости – в трех экземплярах под копирку – чернильным карандашом напротив означенных фамилий ставлю «галки».
– Дальше.
– Следующий. Подходи! – вновь орет над ухом ротный фельдфебель.
И вот так полдня, до самого обеда.
