Текст книги "Конец властелина подземелий или Новые приключений Чебурашки и его друзей"

Автор книги: Михаил Таманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Чебурашка продолжал:

– Перемещаться такой толпой нам не резон. А потому мы с Геной и Мурзилкой летим в Москву, а вы трое – в Ленинград. Обо всех новостях докладываем друг другу на главпочтамт до востребования. А теперь отдыхать. Отправляемся завтра рано утром. И не вздумайте опаздывать на самолет.

2

Судьба разделила наших героев и теперь два самолета уносят их в разные концы необъятной страны. Группа Чебурашки летит на стремительном АН-24 в Москву, а неразлучная троица на облупленном "кукурузнике" выбирается из районного центра в областной, чтобы уже оттуда добраться до второй столицы.

Еще в начале полета Хрюша сообщил друзьям, что ему не нравится звук двигателя. Он был спецом в этих вопросах и все разделили беспокойство, что, впрочем, не помешало им устроиться на узлах и заняться игрой в карты.

Хрюша сидел на деревянной скамье у иллюминатора и с нарастающей тревогой следил за стуком поршней. Справа на него навалилась исполинская баба. Ее могучее дыхание доносило запах конюшни. Баба спала богатырским сном. Ей снилось, что она, вся обнаженная, несется на прекрасном коне по диким холмам с победным криком, и во сне она глухо смеялась от восторга, хотя увидь эту картину кто-то другой, он завизжал бы от ужаса.

Хрюша выглянул в иллюминатор и с грустью посмотрел на унылую русскую землю. Шел мелкий дождь. Пашни были прикрыты его мутной пеленой.

И вдруг Хрюша побледнел. Он увидел, что стропа, держащая крыло, сейчас оборвется – кронштейн держался на одной заклепке и уже отгибался.

Хрюша сбросил с себя спящую бабу и метнулся в пилотскую кабину. Один из летчиков спал, откинувшись в кресле, другой читал журнал "За рулем", изредка поглядывая на приборы.

Хрюша растряс спящего и вкратце все объяснил. Пилоты недружелюбно посмотрели на него и один из них, очевидно командир, сказал: – Пойдем на вынужденную.

И они взялись за штурвалы, принялись высматривать внизу подходящую площадку.

Как назло, под брюхом самолета были то деревья, то холмы, а между тем Хрюша уже телом ощущал, как рвется стропа.

Раздался короткий неуловимый звук и самолет немного качнуло. Выглянув наружу, Хрюша с ужасом убедился, что последняя заклепка вылетела и крыло болтается свободно без опоры. Он резко развернулся к командиру и процедил сквозь зубы:

– Дай штурвал...

– Ты что, очумел, парень? Иди проспись!

– Дай штурвал, придурок! – с этими словами Хрюша вытолкнул пилота из кресла и сел на его место.

Ждать было нельзя. Хрюша сразу приглядел себе холм с пологими склонами и направил самолет вниз. Что и говорить, машина плохо слушалась руля, плюс к этому отвратительная видимость – дождь пошел сильнее.

Хрюша сбросил газ и повел машину на посадку. Командир съежился в углу и испуганно наблюдал за его действиями, стряхивая пот уголком журнала. Крыло уже трещало. Все это слышали.

Хрюша закончил последний маневр, прижался к земле, и самолет, последний раз взмахнув элеронами, побежал по широкому склону. В ту же секунду заглох двигатель, а, когда самолет тряхнуло на кочках, с душераздирающим скрежетом отвалилось, наконец, крыло. Самолет замер на месте, Хрюша откинулся на спинку кресла и закурил. Второй раз в жизни.

В салоне уже зарождалась тихая запоздалая паника. Исполинская баба проснулась и глазела наружу, все еще не понимая, почему дикие холмы рядом, а прекрасного коня нет.

– Где учился? – спросил второй пилот после недолгого молчания.

– В Калифорнии, – чистосердечно признался Хрюша.

– Шутник... – ощерился пилот.

Командир раздраженно договаривался с диспетчером, чтобы за пассажирами выслали вертолет. Но через час выяснилось, что никакого вертолета не будет. Еще через два часа дождь утих и пассажиры, взвалив на себя мешки и ящики потянулись по скользкой грязи в сторону ближайшего поселка, благо до него было всего четырнадцать километров.

Чебурашке стоило огромных усилий найти в Москве приличный гостиничный номер. Однако усилия были вознаграждены: он выбил прекрасный трехкомнатный люкс с двумя телевизорами, холодильником и даже роялем. Пока они с Геной устраивались, куда-то исчез Мурзилка.

А дело было вот в чем. Он решил без свидетелей позвонить одной из своих подруг, которую не видел уже несколько лет. Поскольку все телефоны-автоматы в округе были изуродованы, он прошел пару кварталов и вдруг увидел интересную личность.

Это был худосочный средних лет гражданин с безумными глазами, который маршировал по улице, напевая:

Карабас нам нипочем!

По мошонке кирпичом!

Мурзилка позабыл о подругах и взял гражданина за локоток, а поскольку гражданин начал сопротивляться, пришлось его успокоить.

Когда Мурзилка доставил пленного в номер, Крокодил Гена схватился за сердце:

– Кащей... – только и смог сказать он.

– Вот, – объяснил Мурзилка, – иду, смотрю – идет. Что-то кричит про Карабаса. Ну я дал ему по голове и принес. Думал, может какая польза из него будет...

Кащей услышал имя Карабаса, вдруг тоненько пискнул и затараторил:

Карабас – наш дурачок,

Провалился раз в толчок...

Чебурашка обошел вокруг него и медленно проговорил:

– Неплохое начало... Ведь это бессмертные стихи Пьеро!

Наконец, пришел в себя Гена.

– Ты почему без камбалы?! И вообще, почему ты жив?!

– Оставьте меня! – завизжал Кащей. – Я бессмертный! Я Гагарина видел! – и тут же перешел на нежный ласковый шепот. – Девочки, мальчики играют в дочки матери. Доиграются...

– Да он бредит! – догадался Мурзилка.

– Слушай-ка, приятель, – обратился к Кащею Чебурашка, – и в каком яйце у тебя смерть – в левом или в правом?

Кащей захохотал.

– Не выйдет! Меня кастрировали! Кастрировали! Мое яйцо в институте мозга! А там – там знаете у меня знаете что? – Кащей перешел на шепот. Кубики! Ку-би-ки!

Он расстегнул ширинку и оттуда действительно выпал кубик с женской задницей.

– По-моему, от него толку не будет, – предположил Чебурашка.

– У парня была слабая психика, – согласился Гена. – Ему многое пришлось пережить.

Мурзилка вышел вперед.

– Ну что, его обратно отнести?

Кащей тем временем лег на пол и заговорил нараспев.

– Легионеры бросили меня в море. Я плыл, плыл, и русалки щекотали мне пятки. И через несколько лет я увидел златые берега Греции. Но я все плыл, плыл...

– Отнеси его лучше горничным, – посоветовал Чебурашка, – пусть его хоть помоют. Мочой пахнет...

– Штаны вроде сухие... – заметил Гена.

– Давайте спросим у него, где живет Карабас, – осенило Мурзилку.

– В дерьме, – не задумываясь ответил Кащей. – И что это вы мне тыкаете? Называйте меня на "мы".

Чебурашка вздохнул и посмотрел на часы.

– Отнесите его куда-нибудь, у нас нет времени.

Кащей вскочил и вытянулся "во фронт".

– Разрешите идти, товарищ старший капитан?

– Иди, иди...

– Рад стараться, товарищ дважды майор!

– Проваливай.

– До встречи, господа главнокомандующие!

Кащей подошел к двери и выглянул наружу.

– Тихо в небе ночном...

Затем он изобразил таинственный вид и сказал очень тихо:

– Карабас не любит терять игрушки... Спрячьте это...

Он протянул Чебурашке кубик. Тот машинально взял его и с облегчением закрыл за Кащеем дверь.

– Фу-у! Проветрите-ка номер.

Они сели на диван и обсудили свои планы. Мурзилке было поручено решить вопрос с транспортом, а Гена с Чебурашкой решили объехать город и освежить старые связи.

Только к вечеру они собрались вместе. Чебурашка с Геной были усталыми и злыми. Весь день они мотались по Москве и никто не смог дать им информации о местонахождении Карабаса. Мурзилка же, напротив, сделал свои дела за пару часов и успел обзвонить половину своих подруг.

– Может ребята в Питере чего-нибудь нащупают, – сказал Чебурашка без особой надежды.

– Зря мы отпустили Кащея, – грустил Крокодил. Затем, посмотрев на Мурзилку, спросил:

– У тебя-то как дела?

– Нормально. Я взял по дешевке две старые "Лады" с тонированным стеклом. Машинки бегают хорошо, сам проверял, и внимания не привлекают.

– Слава Богу, – сказал Чебурашка. – А то я сегодня на одном такси двухдневный заработок просадил. Затем, после короткой паузы добавил:

– Ну что, есть у кого какие мысли?

Ответом было угрюмое молчание. Мурзилка уже совсем было предложил поужинать, но его опередил неестественно резкий телефонный звонок. Чебурашка устало поднял трубку.

– Алло, – и вдруг он оживился. – Да, я слушаю! Что, есть? Подожди, подожди... А адрес? Можно узнать адрес? Понятно... Жаль... Но все равно диктуй.

Чебурашка начал быстро записывать в блокнот. Друзья следили за ним с возрастающим интересом и надеждой. Наконец, он закончил.

– Все ясно. Спасибо огромное. Звони...

Чебурашка повернулся и испустил нервический смешок.

– Карабас в Москве.

– Как!

– Это звонил Незнайка. Он работает аналитиком на валютной бирже. Я просил его разведать обстановку, он обзвонил своих знакомых и узнал, что Карабас открыл счета в нескольких банках.

– Господи! – воскликнул Гена, – ведь в каждом банке он оставил свои координаты!

– В принципе, да. Но к этой информации у Незнайки доступа нет. А координаты могут быть и фальшивыми. Он только смог сказать точно, что часть денег Карабас вкладывает в недвижимость – опять же безадресно. Ну ничего, рано или поздно все узнаем. Главное, Карабас здесь, осталось только его найти.

После минутного раздумья Гена выдал:

– Был бы здесь Филя, он бы сказал, что это так же трудно, как наложить гипсовую повязку на поросячий хвостик.

– Почему же?

– Да потому, что Карабас вертлявый и крученый как поросячий х... хвост.

Гена встал с дивана, намереваясь развить свою мысль, и вдруг на пол что-то со стуком упало. Это был кубик. Кубик с женской задницей.

– Вот оно! – сказал Гена. – Я вспомнил.

– Что, что вспомнил?

– Весь день на уме вертелось... Ты помнишь, что сказал Кащей перед уходом?

– Да особо не... Может, Мурзилка помнит?

– Он сказал, что Карабас не любит терять игрушки. Я вспомнил: любимая игра Карабаса – кубики. Он трясется над ними, как ненормальный.

– Ты считаешь, что это его кубик?

– Ну конечно! Ведь не в "Детском мире" Кащей его купил. Наверняка спер у шефа.

– Я понимаю... Это приманка, да?

– Именно. Нужно довести до него информацию, что игрушка нашлась – и он в наших руках. Как? Да очень просто – через газету, например.

– Карабас не читает газет, – подал голос Мурзилка. Он стоял у окна и пристально изучал пасущихся у подножия гостиницы проституток.

– Постойте! – воскликнул Чебурашка. – Помните его скандал с этим поганым кукольным театром? Я же читал протокол обыска – там значилась подшивка "Веселых картинок".

– Вот это может быть, – прокомментировал Мурзилка.

– А у тебя есть там, в редакции, знакомые?

Мурзилка пожал плечами.

– Будут...

– Нужно срочно дать объявление: "Нашелся кубик с женской задницей. Звонить по телефону..."

– Не пойдет, – возразил Мурзилка, высыпая на проституток содержимое пепельницы. Подозрительно. Кто же такие вещи за так отдает?

– А мы дополним. "Нашелся кубик с женской задницей. Отдам за вознаграждение."

– Давайте обсудим это завтра, – предложил Крокодил. – Я смертельно хочу спать.

– А ужинать? – испугался Мурзилка.

– Если хочешь, сходи в ресторан. А я ложусь.

Мурзилка спустился в бар, перекусил, а затем вышел на улицу, нашел телефон-автомат и начал обзванивать подруг. Лишь через полтора часа он вернулся, тихо разделся и лег в кровать. Усталый, но довольный.

– Ну, что мы будем делать? – сказал наконец Степашка.

Они сидели на автобусной остановке вместе с другими авиапассажирами и слушали, как по ржавой крыше стучит дождь. Автобус, которого все ждали, скорее всего не существовал вовсе.

Хрюша ничего не сказал в ответ и лишь сплюнул. Затем, он встал со скамейки и задумчиво сделал несколько шагов. Его место тут же заняла круглая тетка, груженая морковью.

Настроение у Хрюши тут же изменилось на несколько порядков ниже. Он захотел крикнуть в лицо тетке что-то дерзкое, но вместо этого поскользнулся, налетел на чей-то мешок и, не удержавшись, с размаху растянулся на мокрой щебенке. Люди молча смотрели на все его беды.

Хрюша вскочил и с налитыми кровью глазами заорал:

– Какого хрена пялитесь, ублюдки! А пошли все отсюда!

С этим криком он выхватил пистолет и сделал в ржавой крыше два отверстия. Остановка мигом опустела. Можно было вновь садиться на свое место.

– Идиот... – процедил Степашка. – Успокойся, подумай лучше, что нам делать.

Хрюша сел на скамейку и подумал. Дождь то усиливался, то совсем прекращался. Он зевнул и почесал пистолетом свой бритый затылок.

– Я думаю нам стоит прогуляться в поселок. Там мы хоть что-нибудь узнаем, может быть поедим, наймем машину.

Поселок был в шестистах метрах от дороги. Степашка щелчком по уху расшевелил Филю, который дремал на рюкзаке, и они потащились по мокрой глине в сторону темных кривых хат, что мокли под дождем, сбившись в беспорядочную кучу на вершине холма. Пассажиры повыскакивали из укрытий и вновь заняли место под навесом.

Здесь было пусто. Лишь какая-то бесхозная курица суетливо бегала по серой жиже, выбирая из нее всякую съедобную дрянь.

Друзья встали посреди обширной лужи и осмотрелись. Убогость окружающего мира отбивала охоту действовать. Хотелось лечь в грязь и умереть.

Выбрав дом покрепче и поновее, они направились туда. Поднявшись на крыльцо, сбили комья грязи с обуви и только собрались постучать, как вдруг Хрюша замер, глядя вглубь двора.

Там, за перегородкой под жестяным навесом лежала на куче земли большая рыжая свинья.

– Почему-то вспомнился родной дом, – заговорил Хрюша. – Такой же сад, забор, тот же запах земли...

Степашка сплюнул и злобно проговорил на ухо Филе:

– Начинается... Хоть бы здесь мог не выпендриваться.

Филя кивнул.

– Допился наш дорогой Хрюша...

А тот продолжал:

– Но откуда эта тоска, это уныние, не свойственное родным местам? Что-то случилось с нашей землей.

– Не нравится – поезжай обратно в Америку, – посоветовал Степашка.

– И там тоска, – отстраненно подумал вслух Хрюша.

– А ты, когда ехал, надеялся, что там сплошь водочные реки и селедочные берега, так что ли?

– Нет, у меня были другие надежды, – с достоинством ответил Хрюша. Да, я никогда не скрывал, что мне многое не нравилось здесь. Мне не нравилось, когда эта мымра в студии с поганой улыбочкой говорила всей стране: "Дорогие телезрители, по вашим многочисленным просьбам вместо американского боевика сегодня мы повторяем трансляцию очередного пленума ЦК КПСС"...

– Хоть бы мне не брехал, – оборвал его Степашка. – За колбасой ты в Америку ехал. И за красивой жизнью. Наплевать тебе было на дорогих телезрителей.

– Ваш спор так же беспредметен, как поиск мозга в заднице, – рассудил их Филя. – Если бы мы не уехали, то валили бы сейчас кедры в Сибири-матушке. А потому, давайте-ка заниматься делом.

В первый дом их просто не пустили. Во втором им пришлось выслушать несколько неприятных слов в свой адрес, прежде чем их конкретно послали. И лишь в третьем дверь им открыла дородная белобрысая девка и икнул от удивления, прокричала:

– Ой, это ж не Колька!

– Колька просил передать, что у него заело кардан, – не растерялся Хрюша. – Пустите погреться.

В хате было сухо и уютно. Белобрысая девка, которая оказалась дочкой хозяев, ускакала кормить теленка, а ее мать подкладывала гостям картошечки и спрашивала, что нового в мире.

Гости же, не владея информацией о новых ценах на хлеб и сахар в Москве, могли рассказать только об очередном перевороте в Намибии и о падении курса акций "Биг Электрик" на фондовой бирже.

– А муж у вас есть? – закидывал удочку Хрюша.

– Все у нас есть, – приветливо отвечала хозяйка. В деревне часто рады неожиданным гостям. – Спит он.

– А, к примеру, машина у вас имеется?

– Да какая там машина... На бульдозере в райцентр за хлебом ездим.

За стеной послышался скрип кровати, простуженный кашель, и муж хозяйки, шлепая босыми пятками по полу, показался в дверях. Он обвел комнату мутным взглядом и, не задавая лишних вопросов, вышел. Через полминуты он вновь появился, неся большую бутыль с мутной самогонкой, и присоединился к компании.

– Это муж мой, Андрей Павлович, – сказала хозяйка.

Андрей Павлович оказался человеком немногословным, однако, чем меньше в бутыли оставалось зелья, тем общительнее он становился, и, наконец, за столом завязался непринужденный народный разговор, слушая который иной любитель русской словесности пришел бы в неописуемый восторг.

– Трактор мой в ремонте, – сказал хозяин, когда друзья посвятили в свои проблемы. – Раздели его немножко – гусеницы сняли, пускач, еще там кое-что. Ремонт на неделю.

– Мы деньги заплатим, – успокоил его Степашка.

– Да на кой черт мне твои деньги! Мне водка нужна. Водка – это все: дрова, шифер, инструмент... А деньги у нас у самих имеются.

– Что же делать?

– А делать вот что. Автобус уже неделю не ходит – распутица. Пешком дойдем до Маковки, там гараж. Берете в магазине полтора ящика водки – один ящик мужикам, чтоб трактор к утру сделали, остальное – мне. Переночуем у моего свояка.

Вариант был не самый лучший, но единственный. Друзья отдохнули часок и Андрей Павлович пошел одевать сапоги.

До Маковки было не более трех километров, но то были километры на пределе человеческих возможностей. Дождь почти прекратился, но от этого было не легче. Друзья медленно пробирались мимо гниющих картофельных буртов, утонувших в грязи машин и комбайнов, и лишь через два часа увидели на горизонте почерневшую кирпичную трубу.

– Почти пришли, – констатировал Андрей Павлович. – Это скульптурная фабрика – наша достопримечательность. Мастерские в той стороне, но мы сначала зайдем в магазин за водкой.

Магазин – приземистое здание из красного кирпича – стоял аккурат посреди большой желтой лужи. За водкой решили послать Степашку, который имел неосторожность похвастаться непромокаемыми ботинками.

Минут через десять он вышел, неся два ящика водки и зачерпывая своими непромокаемыми ботинками грязную воду.

– Ну и крыса ваша продавщица, – возмущенно сказал он Андрею Павловичу. – Зачем, говорит тебе столько, да кто такой, да и вообще, больше двух в одни руки не даем...

– Да не... – ответил Андрей Павлович. – Зинка – баба нормальная, ей только с мужем не повезло...

– Сколько ты за это денег отдал? – поинтересовался Филя.

– Каких еще денег! – возмущению Степашки не было предела. – Пусть спасибо скажет, что жива осталась.

В мастерские Андрей Павлович зашел один. Друзья хорошо слышали пронзительный голос старшего мастера, который из последних сил доказывал:

– Ну нет у меня запчастей, Палыч! Ну как тебе объяснить? Ну нету, понимаешь?! Ну что я могу сделать...

Однако, услышав про ящик водки, он призадумался и вскоре сказал, что постарается.

– Никаких "постараюсь"! – строго предупредил его Андрей Павлович. Чтоб к утру машина была на ходу. – И повел друзей знакомиться со свояком.

Свояка звали Митрич. Он оказался приветливым и общительным человеком, и оставшийся ящик водки пришелся как нельзя кстати.

Под вечер Митрич сводил всех на скульптурную фабрику, где сам работал формовщиком. Прогуливаясь между колченогих гипсовых пионеров и пионерок, доярок с волевыми железобетонными лицами, рабочих, угрожающе наклонивших свои молоты и ковши, Хрюша наткнулся на группу статуэток, совершенно поразивших его эстетическое воображение.

Это были миниатюрные фарфоровые изделия, изображающие обнаженные женские фигуры. Женщины были, как на подбор, задастые и кряжистые, но каждая хранила свою неповторимую индивидуальность. Блестящие таблички у подножия каждой гласили: "Женщина, ремонтирующая телефон-автомат", "Женщина, препарирующая скунса", "Женщина, обменивающая валюту" и так далее.

Пока зачарованный Хрюша смотрел на эти произведения, сзади подошел Митрич:

– По спецзаказу делали, – пояснил он. – Один богатый человек из Москвы заказывал. Большие деньги заплатил.

– Из Москвы? – удивился Хрюша.

– Да, у него здесь вроде как дача...

– А с кого делали эти статуэтки?

– С Зинки и делали. Той, что в магазине...

Ночь прошла беспокойно. В мастерских не смолкали удары кувалдой и треск электросварки. Около двух Филя был разбужен странным гулом. Он вышел на крыльцо и увидел, что по деревне идет большая автоколонна. Могучие тягачи тащили какие-то огромные круглые корпусы, затянутые в брезент. Звезды выглядывали из поредевших туч и отражались в стеклах машин.

А утром пришло время идти в мастерские. Андрей Павлович вошел первым и... остолбенел. Среди железок, инструментов и станков лежали вповалку уставшие за ночь мужики. А посреди стоял плод их полночного труда.

Сказать, что это был бульдозер – означало бы солгать. Да, когда-то он был им. Но видимо, старший мастер так и не нашел запасных гусениц, зато нашел четыре больших колеса от трактора "Беларусь". И с двигателем тоже было что-то не так: уж очень он напоминал приводной механизм парового пресса. Не говоря уже о мелочах: самолетный штурвал вместо рулевых рычагов, ржавый ствол от пулемета вместо выхлопной трубы.

В углу зашевелился старший мастер.

– Вот, – гордо сказал он и похлопал свое произведение по радиатору парового отопления, установленного вместо масляного радиатора. – Всю ночь старались.

Однако, видя, что лицо Андрея Павловича сохраняет напряженное выражение, он забеспокоился.

– Договаривались, что б машина на ходу была, так? Ничего не знаю, ребята, ящик водки, как договаривались, – он поправил деревянный бочонок с опилками, заменявший, очевидно, воздушный фильтр. – Я предупреждал, что запчастей нет...

– Ладно... – сказал Андрей Павлович после долгой паузы. – Ладно, иди, забирай свою водку.

Как ни странно, сработанный за ночь монстр действительно двигался. И когда грязная дорога поползла навстречу, настроение у друзей заметно поднялось. К тому же выглянуло долгожданное солнышко, влага начала подсыхать, и даже Хрюша избавился от своего ностальгического уныния и принялся назойливо доказывать Степашке, что израильский автомат "узи" куда лучше советского АПС. Филя же забился в угол кабины и тщетно силился дать оценку происходящему.

Уже к полудню они добрались до райцентра, расплатившись с Андреем Павловичем и, связавшись с Чебурашкой узнали, что должны немедленно прибыть в Москву. Трудное, но благородное дело ждало их.

3

...Ветер гнал по воде легкую рябь. Дуремар стоял на набережной, подняв воротник старомодного плаща, и перебирал пальцами висящую на груди пробирку, внутри которой ползала большая муха с обрезанными крыльями.

– Хороший денек! – приветствовал его подошедший сзади Карабас.

– Ветер... – безучастно ответил Дуремар. – Он сдувает все, что попадается на пути, рано или поздно он и нас сметет в преисподнюю.

– Что-то ты сегодня грустный.

– Знаешь, всю ночь мне не давал покоя один вопрос. Почему дети так часто думают о смерти? Почему так любят устраивать похороны для бездомной кошки или замершего голубя? Наконец, почему рыдают по ночам под одеялом, чувствуя ее неумолимое приближение? Я не нашел ответа. А теперь говори, зачем ты меня позвал?

– Запахло хорошими деньгами, Дуремар.

– Деньги? Я люблю деньги.

– На, угощайся, – Карабас протянул Дуремару банку сгущенки. – Ты помнишь, как мы расстались четыре года назад?

– Да, – сухо ответил Дуремар, принимая угощение.

– Пойми меня правильно. После того, как ты посадил Мальвину на иглу и продал ее в публичный дом, я вынужден был уйти в тень.

– Ты предал меня.

– Я не предал, я затаился. А иначе мы оба могли пострадать. Но теперь мы должны позабыть старые обиды. Перед нами появились новые возможности.

– Интересно, какие?

– Помнишь деревянного мальчишку по имени Буратино? Во-первых, мы можем получить с него хорошие денежки. Я запер его папашу у себя и получу выкуп.

– Как все сложно, – удивился Дуремар, наблюдая, как пытается выбраться на скользкий бетонный парапет котенок, выброшенный с моста злыми мальчишками.

– Ничего сложного. Я проворачивал дела и покруче. Буратино где-то в Шотландии. Мои люди ищут способ довести до него информацию о похищении Карло.

– А не проще ли отвернуть голову старому пердуну Карло, напилить реек из его сыночка и спокойно взять наши денежки?

– Ты рассуждаешь, как школьник. Думаешь, Буратино хранит несколько сот тысяч фунтов стерлингов в кармане своей бумажной курточки? Наверняка уже вложил в какое-нибудь дело. И потом, ты напрасно думаешь, что я затеял всю эту бодягу из-за его вшивых денег.

– А что же еще?

– У меня появились сильные покровители. Ты не представляешь масштабов того дела, которое мы сейчас проворачиваем. Этот городишко Москва будет у меня вот здесь, – Карабас потряс своим волосатым кулачищем. – А потом и вся страна.

– Я сейчас тресну от восторга, – вяло пробормотал Дуремар.

– Извини, пока не могу всего рассказывать, – продолжал Карабас, не обращая внимания на иронию. – Но у нас будет настоящая власть и настоящие деньги. Сейчас я просто скупаю недвижимость. А скоро я стану повелителем подземелий. Я буду везде, но никто не узнает где именно.

– А я-то здесь причем?

– Мне могут помешать эти ублюдки – друзья Буратино. Двое уже у меня на хвосте – Чебурашка и крокодил Гена, которого мы не успели убить на Мальте. Как я и задумывал, узнав о моих планах относительно Карло, они слетаются в Москву, как мухи. Вот и прекрасно – их можно прихлопнуть одним ударом. И сделаешь это ты!

Дуремар смотрел на Карабаса с легким испугом и шевелил губами.

– Но почему ты не спрашиваешь, сколько ты получишь за это? – удивился Карабас.

– А какая разница, если все мы одинаково подохнем. А сколько я получу?

Карабас нервно засмеялся и протянул пухлый пакет.

– Вот здесь три тысячи долларов. Еще семь получишь, когда сделаешь дело. Ну а дальше – как знать. Будь с нами и ты не пожалеешь.

Дуремар смотрел на деньги и глаза его едва не лопались от жадности.

– И не дрейфь! Если что – похороны за мой счет.

Карабас хлопнул его по плечу, забрал сгущенку, которую тот так и не смог открыть и сел в машину.

Дуремар отвернулся к реке. Он представил себе, как всадит пулю в живот Чебурашке. Он уже давно мечтал это сделать.

Шура Сироткин, про которого все уже забыли, проснулся только к вечеру. Течение несло его среди неведомых берегов. Он отхлебнул из бутылки немного браги, но не согрелся.

В голубых сумерках блеснули и исчезли какие-то огни. Не было сомнений, что лодка приближается к большому городу. Вскоре справа потянулись скучные серые пристани. Сироткин выловил из воды кусок доски и начал осторожно подгребать к берегу. Через несколько минут лодка ткнулась в бетонный выступ набережной, что окаймляла пустынный городской парк. Шурик выбрался на берег и осмотрелся. Первое и последнее, что он увидел, были двое патрульных сержантов с резиновыми дубинками и рациями.

– Очень хорошо, что я вас встретил! – обрадовался Шурик. – Я обладаю информацией, имеющей решающее значение для всей страны. Прошу немедленно связать меня с ближайшим подразделением госбезопасности...

Было видно, что патрульных эти слова сильно огорчили. Они переглянулись.

– Ну что, свяжем товарища, раз он просит?

– Да ладно, так дотащим...

Изумленного Шурика взяли под локоток.

– Ну, пойдем. Сейчас будет тебе и госбезопасность, и ЦРУ, и даже Организация Объединенных Наций.

...В отделении было холодно и пустынно. Худосочный дежурный с большой родинкой на щеке с дикой тоской глядел в глаза Сироткину и слушал его бессвязный говор.

– Я за ними когда погнался, они грузовик угнали. Стойте, говорю, и ружье достал. Ну они, понятно, перепугались, а потом как что-то в голову ударило, я – раз! – и в овраге.

– Дыхни-ка, – попросил дежурный. – Посмотрим, что тебе в голову ударило.

Шура дыхнул.

– Ясно. А документы есть?

– Да нет же! Кто ж с собой на такие дела документы носит? Даже партизаны, когда на задание шли, оставляли и документы, и награды...

– А ты, стало быть, партизан? Нехорошо... Партизаны чужих лодок не воруют.

– Ну я ж не крал! Меня бандит туда спихнул.

– Ну это понятно... Покажи-ка, что у тебя в кармане.

Шура хотел возразить, но вовремя одумался. В конце концов, право на личный досмотр они имеют.

Дежурный с тревогой наблюдал, как на столе вырастает куча всевозможных проволочек, увеличительных стеклышек, непонятных железочек, шнурочков и прочей дребедени. Недопитая бутылка увенчала груду этого хлама.

Дежурный с крайне озадаченным видом поскреб шею и подвел итог разговору.

– Ну, значит так. В нетрезвом виде, без документов, на ворованной лодке... Придется твоей партизанской душе потомиться в наших застенках. До выяснения личности мы тебя задерживаем.

Первые секунды Шурику хотелось возражать, спорить, отстаивать законные права, но вдруг он понял – сопротивление бесполезно. Он сдал шнурки и ремень и поплелся в подвал, где были камеры для таких, как он.

Когда стальная дверь захлопнулась за Шуриком и глаза его привыкли к темноте, он разглядел в углу на нарах кучу тряпья. Куча шевельнулась, отхаркалась и, чуть приподнявшись, уставилась на Шурика.

– А ну, сынок, включи свет, – сказала куча, свесив с нар ноги.

Сироткин зашаркал по стене в поисках выключателя.

– Да нет же, сынок, лампочку закрути.

Когда яркий свет залил камеру, куча оказалась коротеньким гражданином с бритой головой и золотыми зубами.

– Ну, рассказывай, мил человек, кто таков, как сюда попал?

Шурик сел, откинувшись на колючую стену.

– Политический я... – ответил он с горечью. – За правду страдаю.

Они помолчали.

– Понятно, – с сочувствием сказал гражданин. – И за какие же государственные преступления тебя арестовали? Разглашение нецензурных слов возле винного магазина? Или проникновение под чужую юбку путем ее насильственного свержения?

– Партизан он! – заорал охранник, который подслушивал разговор через глазок. – Террористический акт путем подкладывания бутылки с брагой начальнику дежурной смены.

Последовал хохот и удаляющиеся по коридору шаги.

Шурик безучастно сидел, разглядывая надпись "Проверено: баб нет", выведенную чьей-то дерзновенной рукой на двери.

– Ну что ж, – сказал сокамерник. – К политическим у нас подход особый. Назначаю тебя своим заместителем по воспитательной работе. Буду о тебе заботиться. Здесь не очень вкусно кормят, иногда можно даже отравиться. Поэтому сначала я буду еду пробовать...

Шурик его не слушал. Он закрыл глаза и с ужасом думал: "Земля колыбель человечества, но нельзя... Нельзя!"

Уже на следующий день Дуремар начал дежурство возле гостиницы, где остановились наши друзья. Установить их адрес не составило труда – в Москве давно существовала справочная гостиничная служба, а имя Чебурашки было достаточно редким.

Дуремар сидел на скамеечке напротив гостиницы и ждал, пока кто-нибудь не появится. Чтобы не терять времени он обдумывал очередной некролог. Дуремар обожал писать некрологи, на каждого его знакомого уже имелись по несколько штук, и все разные. Он держал их на всякий случай в чемоданчике из под столярного инструмента.