
Текст книги "Крематорий"
Автор книги: Михаил Соколов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Лениво-насмешливый голос Кулагина остановил меня на пороге:
– Уж не думаешь ли ты всерьез, что кто-то мог клюнуть на этот дешовый трюк с двойной дверью в подъезде?
Я так и застыл у порога, потом медленно повернулся.
– Я не понял?
– Я сказал, что никогда не жульничаю и это правда. Вы, Николай Сергеевич, выиграли три вещи: деньги, свободу и мою бывшую содержанку. Первые две вы, будем считать, получили. С третьей будут некоторые сложности, но, если хотите, вам завернут то, что осталось после тигра.
Он шутил, он так шутил!!!
Тут рассудок и оставил меня.
Я вспоминаю отдельные фрагменты этого утра – как серию не связанных, освещенных молниями, моментальных снимков...
Свет как-то померк, с двух сторон на меня надвигались горбатые обезьяны. Кто-то крикнул:
– Прикончите его! Быстрее!
Обезьяньи фигуры угрожающе зашевелились. Я повернулся на левой ноге и оказался у стены, где на ковре нащупал саблю. Кругом загремело, я смахнул голову ближайшей твари на пол. Пули свистели вокруг меня, я быстро двигался, чтобы не служить легкой мишенью.
В приемной, увидев выражение моего лица, они развернулись веером у стен. Надоедливо кто-то кричал. Затем они сбились в одно существо, которое я ненавидел какой-то животной ненавистью.
Мне захотелось колотить, бить, кромсать всех их. Они улыбались, скалили белые зубы и говорили мне какие-то успокоительные слова, которым я не верил. Обидно, я потерял саблю, но я достал кулаком ближайшего человека в звездной форме.
Человек упал без звука, я потянулся, чтобы добить его, но в раскрывшиеся двери кабинета лезли ещё двое. Я снизу лягнул створку, которая унесла одного нападавшего. Второй развернул ко мне автомат, и поэтому я мгновенно нагнулся. Очередь пуль веером прошла над моей головой; пули впивались в людей, но стрелявшему было все равно, лишь бы убить меня. Тут я схватил его за державшую автомат кисть руки, дернул к себе и встречным ударом сломал ему шею.
Я встряхнулся и осмотрелся. Все остальные тоже замерли. Я не видел оружия в их руках, и это мне не понравилось. Они как бы сдавались, а мне хотелось боя – я только входил во вкус. Поэтому я поднял одного из лежавших на ковре и бросил в дверь кабинета.
Дверь распахнулась внутрь. Оттуда торопливо резанули короткой очередью из автомата. Я выждал секунду под прикрытием стены и скользнул внутрь.
Поздно. Я увидел часть задвигающейся ложной стены, куском врастающую в резаный угол ковра.
Я бросился к вечно светящимся экранам компьютера, надеясь отыскать схему лабиринта, но из приемной подло стали стрелять.
Пули с электрическими брызгами разрушали экраны. Переждав шустрый поток свинца, я схватил уже мертвый монитор и швырнул в нападавших.
Там было притихли, но следом появился я.
В приемной все те же, – пять одинаковых человек возобновили стрельбу, но я уже летел им под ноги.
В меня все же попали. От боли я обезумел ещё больше. Подняв чье-то сопротивляющееся тело, я изо всех сил швырнул его в самую гущу врагов, а затем стал наносить короткие удары в появляющиеся передо мной лица.
Скоро бить стало некого. Они лежали передо мной – тихие, смирные, – и не могли больше причинять зло.
Но само зло жило; затаившись, я слышал далекие завывания моторов, клацанье металла, сотрясающее воздействие механизмов.
Я вошел в кабинет, сорвал прикрывающей потайную дверь кусок ковра. Я знал, что должен быть простой, быстродействующий замок.
Действительно, здесь особенно не мудрили и небольшой бугорок был почти точной копией люка в том подземном отстойнике, куда здесь вначале попадали жертвы.
Дверь открылась; дохнуло сырым сквозьняком. Бетонный узкий коридор скупо освещался грязными водозащитными плафонами под проволочной сеткой.
Я вернулся в приемную. Среди оружия, беспорядочно забытого между тел, нашелся автомат с подствольником. В чью-то сумку напихал запасные рожки с патронами, гранаты, взял пистолет и нож. Словно не было мирных месяцев – я вновь готовился к вылазке, готовился к бою.
Одинокий лучник на тропе войны...
Печаль, охватившая меня, не была связана с конкретным предметом. И она не мешала мне: я вновь собран, деловит, быстр. Но частью всегда свободного сознания, я горевал... О чем?
Бетонынй коридор в потеках сырой ржавчины, поворот, ещё поворот, тяжелая, словно для бомбоубежища отлитая дверь. Я потянул за рычаг засова, – прикрывая меня, дверь с тяжелым скрипом медленно отворилась.
Я заглянул внутрь и сразу отпрянул. Не важно, что спасло – инстинкт, опыт, – тяжелый пулемет сотряс воздух и стены. Я дождался передышки и ударил из подствольника гранатой: грохот, свист осколков, тишина.
Вниз вел колодец и спускаясь по скобам (на ржавой чешуйке болтался клок голубой костюмной шерсти) я мельком бросил взгляд на развороченную амбразуру в противоположной от двери стене, – там было тихо, только пахло стрельбой и смертью.
Теперь они точно знают, что я иду следом. Интересно, за амбразурой был автоматический стрелок или дежурный из наемной гвардии Кулагина? Что они ещё придумают? Ее ноги были длинные, стройные, гладкие, как шелк и как... может они просто забросают меня гранатами? Но как же она была прекрасна, прекрасна вся, когда с чудным обнаженнм бестыдством стояла передо мной, а я...
За поворотом невидимый дракон плюнул длинным, неохотно тающим языком пламени, прокалив отсыревший застойный воздух. Я подождал несколько секунд – огнемет выдал ещё одну пылающую струю и затих. Ничего не было слышно, лишь потрескивал остывающий металл где-то недалеко. Я решил, что огнемет сработал автоматически, без живого стрелка.
Стараясь не высовываться, я оглядел подчищенный огнеметом коридор. Напротив, но немного в стороне был виден подобный тому, где я сейчас сидел, ход. Приготовившись, я прыгнул, спиной ощутив запоздалый удар огня. Но тут, споткнувшись, я упал... как-то странно упал; меня вздернуло за лодыжки, все закачалось...
Вздувшись пузырем в округлую комнату, коридор потек дальше. Я же висел в центре помещения, подтянутый под потолок петлей железного троса. Ни автомата, ни закрепленной у пояса сумки я не потерял и никак не мог сообразить, что делать: выпутываться из петли, либо готовиться к немедленному появлению врагов.
Натужно заревел мотор и стационарная здесь лепестковая диафрагма гостеприимно раскрыла под моей головой большой люк. Я прицелился вниз; яркий свет, неподвижные, острые на вид лепестки огромного пропеллера, меня медленно опускало.
Ожидая подключения пропеллера, который, – было абсолютно ясно, должен размолоть меня в мелкий фарш, я нацелился гранатой подствольника на всю эту механику; люк, срез пола, большой бетонный зал, трансформаторная будка в углу, заполнившая воздух мирным гудением и три перевернутых мужика, молча следящих за моим низвержением.
На всякий случай я прицелился в них, не торопясь, впрочем, стрелять, меня отвлекала атмосфера мирного времяпрепровождения этих явно мирных мужиков.
Самый молодой из них вдруг напористо вопросил:
– Ну ты чё, мужик, новичок, что-ли?
Меня со скрипом раскачивало. Один из пожилых неожиданно качнувшись, нацелился пальцем в пульт на стене рядом со столом. Поколебавшись, палец уткнулся в большую черную кнопку. Я перестал опускаться. Лица присутствующих дружно отвернулись от пульта и вновь уставились на меня.
– И долго ты висеть собираешься? – спросил меня все тот же молодой парень.
А вы помогите выпутаться, – я решил вступить в диалог.
– Инструкцию тебе давали? – ворчливо заговорил пожилой. – Так чего же ты прешь по заряженным ловушкам? И шляются, и шляются, а нам лишняя работа. Вот заставим тебя сейчас самому все настраивать, будешь знать. Это вам не бездельничать в охране, попробуй тут у нас! – меня явно принимали за своего. И хорошо.
Пока же меня опускали, оттянув в сторону подальше от лепестков вентилятора, куда опасливо поглядывали мои спасители.
– Видел бы ты что тут творится, когда эта штука в работе. Мрак! Потом неделю все стены полировать приходится – все тут в крови и мясе.
– Ну пошли, составишь компанию, – сказал старший, седой невысокий мужчина с бледно-голубыми, мутнеющими уже глазами. Он потянул меня к столу, где уже сидели оба его товарища.
– Мужики! Выручайте. Я тут второй день, ничего ещё не знаю. И в инструкцию толком не заглядывал. У вас то она есть? А то боюсь опять куда-нибудь вляпаюсь.
– Володька! – скомандовал седой. – Покажь ему план. Ты ему инструкцию сделай, раз он такой здоровый, да глупый.
– Слышь! – обратился он ко мне, с хмельным упорством раскручивая забавляющую его мысль. – Сила есть, ума не надо? Да?
Но Володя уже шел к двери, за которой располагался неизменный компьютерный зал. Дожевывая бутерброд, он ткнул пальцем в клавиатуру ближайшего монитора, потом ещё раз, дисплей поурчал и выдал картинку. Я наугад забросил удочку:
– А кто где из людей? Можешь показать?
– Могу. Чего уж там.
Картинка исчезла в точке посередине экрана, вновь вспыхнула и, заполнив все поле, показала развернутый план.
Лабиринт впечатлял; сложность состояла в том, что поверх изображения стен, мерцали двух-трех цветные сети, делавшие изображение не только размытым, но и тем более непонятным.
– Володя! Убрал бы ты эти цвета, – попросил я еле сдерживая нетерпение. Мне хотелось побыстрее вытряхнуть информацию. Не важно из кого: людей, механизмов. – Мешают цвета, ничего не разобрать, – я дипломатично мягчел.
– Так что ты хочешь? Просто план или систему ловушек? Если план, так я могу, только тебе зачем один план? Тебе ловушки или план?
– А можешь людей показать? Где кто сейчас?
– Конечно, могу. Тебе кто нужен?
Я от нетерпения еле выдавил:
– Шефа, конечно. В кабинете его нет, а он мне позарез нужен.
– Нужен, так найдем, – уверенно заявил пьянеющий и потому все умеющий Володя.
Повторив последнюю метаморфозу, картина-схема проклюнулась с красной точкой в самом углу.
– Это где же он? – полюбопытствовал я.
– Где, где... Во дворе. К машине идет. К "мерсу" своему. Отбывает, вероятно.
– Слышь, друг! – слезно попросил я. – Как бы его перехватить? Ведь голову оторвет. Выведи, будь другом. Только побыстрее.
– Ладно, ладно. Только смотри, с тебя стакан. – Он погрозил мне пальцем. – Не нужен мне твой стакан, а вот друг за дружку держаться должны. Место сам знаешь какое.
Я в страшном нетерпении ждал. Мне хотелось поторопить его пинком, но Володя все так же не торопясь, подошел к узкой дверце напротив впустившей нас, и приложил извлеченную из нагрудного кармана пластинку к щели электронного замка. Дверь, пожужжав, поехала в сторону. Ворвался, чуждый бетонным катакомбам, ветерок, заглянуло солнце, но громкое близкое гу-гуканье голубей тут же прервал Володя:
– Это чё там такое? Смотри, шеф с Сашком чешут. Вон, вон смотри!
Я сам видел: метрах в 50, у здания управления все ещё стояли "Мерседес" Кулагина и ещё чьи-то машины. И к ним бойко катился шеф, весело загребая короткими под жирным брюшком ножками. Сашок трусил рядом, и все оглядывался куда-то назад, куда я не мог взглянуть вместе с ним.
Уже не обращая внимания на чудно помогшего мне Володю (долго, вероятно, на Руси будут существовать такие вот все знающие и ничего толком не делающие мужики), я прицелился и лупанул по иномаркам гранатой. "Мерседес" взорвался, подпрыгнул и весело запылал. Кулагин прытко обернулся. Сашок попытался загородить собой объемистого начальника. Я длинной очередью повел у них над головой. Оба упали, и Сашок немедленно открыл ответную стрельбу.
Спрятавшись за дверной проем и ощущая, как сильно солнце греет щеку, я подумал, что уже несколько дней не был на воздухе. Что за мысли лезут в голову!
Сашок вскочил на ноги, но я вновь выстрелил поверх их голов.
– Что тебе надо? – закричал Кулагин. Он сообразил, – на то и шеф, что раз сразу не кончаю с ними, значит имею свой интерес. – Бери свои деньги. Никто тебя не тронет.
Я усмехнулся. Старается держать марку, манипулятор чертов. Как в шутке об охотнике и медведе: "Иван, я медведя поймал. – Так тащи его. – А он не пускает".
– Идите сюда ко мне. И не дергайтесь, а то гранатой влуплю. Медленно, медленно, – орал я, смотря на бледного, забившегося в угол и разом протрезвевшего Володю.
– Топай отсюда, – сказал я ему, забыв простую истину: всегда подчищай тылы. Но очень уж трудно было относиться к этим алкашам как к врагам.
Володя исчез за дверью, Кулагин с Сашком были уже совсем рядом, метрах в десяти. Я стал думать, чем бы связать, – их же ремнями! – но тут Сашок начал выкрикивать угрозы. Что-то было неискреннее в его лице, да и Кулагин едва скрывал возбужденный интерес, я тут же понял...
Слишком поздно. Что-то садануло меня по черепу, – стены, потолок сначала медленно, а потом стремительно понеслись вниз, – мелькнуло перекошенное красное лицо Володи, подкравшегося под шумок угроз Сашка, и я потерял сознание.
В который раз.
Меня грубо хлестали по щекам. С натугой приходя в себя, я прежде всего ощутил, что крепко привязан к стулу: веревка не только прихватывала руки и ноги, но стягивала и грудь. Потом проявился передо мной Сашок, садистки ухмыляясь мне в лицо:
– Вот тебе – за твою – борзость – сукин сын! – ритмично вбивал в меня оплеухи пока не заболела рука; прекратив охаживать меня, он сел рядом на стул.
– Ну, кто у нас скулить будет? – спросил он.
Внезапно, видимо от того, что ещё не совсем пришел в себя, странные, совсем чуждые моменту мысли овладели мной. Ощущение апатии становилось все сильнее. Удивительно, но не смотря на страшную боль в голове, было спокойно, – умиротворение охватило меня. Дверь на улицу была открыта. В светлом проеме виднелась стайка голубей. Среди них, расставив голенастые ноги, стояла ворона. Я уже и забыл, что некогда поклялся ненавидеть всех ворон. Мне показалось нелепой любая ненависть. И борьба показалась нелепой. Все равно мы потерпим поражение. А Кулагин бедет торжествовать, видя как мы тут внизу у него под ногами деремся друг с другом. У людей на роду написано быть собаками, кошками и дрессированными шимпанзе у настоящих разумных людей, тех, кого судьба делает вождями, хозяевами нашими – в определенном смысле это не такая уж плохая в целом перспектива. По-видимому, нам всем нужны более мудрые, чем мы люди, чтобы присматривать за нами и направлять ход наших жизней. И нам надо смириться, потому что к своей собаке хозяин всегда добр.
Мы умеем только драться, разрушать и молчать по норам, а они сами, без чье-либо помощи движут историей. Зачем им мешать?
По всей вероятности, после того, как все утрясется, они смогут упорядочить эту бестолковую жизнь. Скоро единое правительсто объединит все нации в своем разумном правлении, так почему бы нам не стать их рабами? Ведь жизнь не так уж и плоха. Почему бы не отдать им этот древний ком грязи, собрание калек и нищих, что зовется Россией?
В самом деле почему?
Я уже потерял свою Марину, свою девочку – веселую и отважную колдунью. Ее отняли у меня Судьба и желание неразумного сопротивления. Я уже свыкся с мыслью о её смерти и только воспоминание о том, как она умерла не могло исчезнуть.
Никакие удары не способны убить боль этой утраты. И я уже не хотел никакого мира. Я хотел смотреть на них только сквозь прорези прицела, держа палец на спусковом крючке.
И я сказал Сашку, с интересом разглядывающего метаморфозы моих мыслей, наглядно проступющих на моем лице:
– Ты всегда был слабаком, Сашок. Ты не смог бы и минуты продержаться против меня. Ты щенок, Сашок. Твое место в собачьей будке у Кулагина во дворе. Полай немного, Сашок.
Он побелел.
Древние считали это плохим знаком – воин должен краснеть от гнева.
– Ну же, Сашок, убей меня. Тогда ты сможешь врать другим, что если бы мы смогли встретиться в бою... если бы случай подвернулся... Спрячься за пулю. Ты ведь трус!
– Ты хочешь меня вывести из себя, – выдавил слова побагровевший уже Сашок. Раз покраснел, может и неплохой воин.
– Конечно, хочу. Я хочу вывести тебя из терпения. Ты меня сейчас грохнешь, а сам будешь знать, мысль будет сверлить твою глупую голову, что я был сильнее тебя.
– Я сильнее! – взревел он, действительно выйдя из себя.
– Докажи. Развяжи меня, и мы быстро это определим. Что тебе Кулагин, если все будут говорить: он убил Иванько, потому что боялся. Боялся выйти на равный бой.
Схватившись руками за сиденье стула, набычившись, раздувшись в плечах и со спины, Сашок казался гориллой. Он даже не замечал, как трещит стул в его страшных руках.
Вдруг он поднял странно посветлевшее лицо:
– Ну, козел, сейчас я на тебе отыграюсь. Ты у меня щас блеять будешь.
– Правильно, Сашок, – сказал я. – Действуй.
Он поднялся и с трудом, словно сопротивляясь невидомой силе, подошел ко мне и стал развязывать веревки. Я ему не мешал своей помощью.
Когда веревки отлетели в сторону, Сашок отступил, а я встал, проверяя готовность мышц. Слегка затекли руки.
Я разминал кисти, когда Сашок метнулся ко мне.
Почти половину комнаты занимали столы с компьютерами. Оставшихся метров двадцати было слишком мало для двух таких крупных мужчин, как мы.
Он сделал мне подножку, но я быстро вскочив, охватил его под мышки и бросил через плечо. Он упал на ближайший монитор, словно дорожный каток дробя и мебель и электронику. Воспользовавшись заминкой, я выскочил во двор. Как и ожидал, никого не было видно. Пусто даже на крыльце.
В этот момент он появился в дверном проеме и быстро метнулся ко мне. Я ударил его кулаком в челюсть, он ловко поднырнул под мою руку и сзади схватил меня одной рукой за шею, а другой обхватил ниже подбородка. Я схватил его обеими руками за голову – наши объятия слились.
Некоторе время мы переносили вес своего тела то на одну, то на другую ногу, пробуя свои силы. Я не предполагал, что он так чудовищно силен. И он был таким же быстрым, как и я, и отвечал на каждое мое движение, едва я только усиливал свое действие.
Краем глаза я увидел испуганно вытаращенные глаза в дверном проеме, все трое работничков один за другим вытягивали шеи, не в силах ни смотреть, ни убежать.
Нагнувшись, я перебросил Сашка через себя. В полете ему пришлось разжать руки, чтобы гасящим ударом о бетон двора смягчить падение.
Он вскочил на ноги так быстро, как никто другой не сумел бы это сделать и тут же, вытянув руки вперед, пошел на меня. От напряжения мышцы спины округлились горбом. Вдруг он метнулся вниз и схватив меня за лодыжки, сильно дернул. Я приземлился на лопатки, но поджав колени, лягнул противника в грудь.
Мы поднялись одновременно, но ему удалось обхватить меня за поясницу. Я напряг руки, желая разорвать его захват. Хватка его стала ещё крепче. Тогда я изо всех сил рванул руки вверх. Мои ладони уперлись ему в подбородок, и я стал давить, надеясь сломать ему шею. Некоторое время казалось, что на него это не действует. Более того – опасно трещал мой позвоночник, – острая боль пронзила меня. Я закричал, напрягая всю силу рук.
Вдруг он отлетел назад. Я никогда не встречал такого сильного человека. Я думал, таких не бывает.
Сашок шел на меня совсем обезумев. Мне не удавалось поймать его взгляд. Я сделал обманное движение ногой, но тут его левый кулак странно быстро ударил меня в нос и тут же, – я мог только фиксировать, но не мог ничего предпринять, – в мое солнечное сплетение словно врезалось лошадиное копыто, и боль затопило мир.
Он сделал большую ошибку не став добивать меня сразу. Эти несколько мгновений и решили все. Я понял, – даже не сознанием, но на самой границе темных глубинных сил, – понял, что мне грозит смертельная опасность и немедленно все – мышцы, нервы, кости – пошли в разнос.
Я лягнул бурно дышащего Сашка в голень, его согнуло, а я тем временем быстро вскочил. Он уже готовился встретить меня, но прыгнув вперед, я хлестнул пальцами ему по глазам и, отступив, ногой попытался попасть в висок.
Я надеялся этим завершить наш поединок, но Сашок, непостижимо быстро среагировав, успел поймать мою ногу и, продолжая инерцию удара, толкнул её ещё выше.
Я упал на спину. Сашок, падая на колено, врезался кулаком мне в печень. Я успел откатиться.
Мы вновь стояли друг против друга. Напряженные мышцы спины широко раздвинули его руки, – словно огромный могучий зверь подкрадывался ко мне.
Пора кончать. Сашок всегда был хорошим бойцом. Он честно служил всем, кто хорошо платил.
Пора и ему оплачивать счета.
Сашок метнулся ко мне, его правая рука, промахнувшись, чуть не содрала мне ухо.
Я ударил раскрытой ладонью в живот, – пальцы остро проткнули кожу, мышцы и вошли в горячую плоть.
Глаза его вдруг помутнели, словно увидели что-то далеко отсюда, – так далеко, что и выговорить трудно.
Я рванул ладонь вниз, разорвав живот моего врага.
Смерть взмахнула косой, но опережая её замедленный взмах, я левым локтем ударил его в подбородок и, наконец-то, сломал ему шею.
Могучий автомат смерти, – его тело даже на вечном пороге успело среагировать, – колено взметнулось, попав мне в промежность.
Боже мой! как больно!
Очнулся, конечно, один я.
Совсем рядом, метрах в двух, победно расставив голенастые ноги, стояла ворона, родная сестра того убиенного мною на башне. Я очнулся, и ворона, подпрыгнув, улетела. Сашок навсегда утих рядом и вытекающая из него кровь успела побуреть. Как всегда после боя непрятно пахло смертью.
Я лежал щекой во всем том, что было частью Сашка, бедного наемника, когда-то (как давно!) гордящегося своим совершенным телом, – единственным, чем ему и можно было гордиться. Я стряхнул с ладоней загустевшую кровь, отер щеку; нет, сейчас не до брезгливости, сейчас надо доводить дело до конца.
Солнце начало сползать с неба – ветер, шум близкого леса, вороний грай.
Все пять машин, включая кулагинский "Мерседес" ещё здесь. Если только у него нет "вертушки", он мой. Некуда ему деться.
Я вернулся в операторскую к алкашам. Кто-то из них едва не проломил мне череп. Как-нибудь разберемся и с этим.
В первом помещении никого. Все ещё работают уцелевшие компьютеры. Небрежно брошенный, оставлен на стуле мой автомат. Я захватил оружие. У двери в соседний зал с мясорубочным вентилятором, я прислушался. Было слышно непонятное бормотание. Кто-то глотал. Я быстро заглянул.
Совершенно обезумевшими глазами уставясь на меня, Володя не прекращал поглощать содержимое бутылки. Много проливалось, и воздух резко пах дешевым самогоном, – Володю не могло пронять виски.
Больше никого не было. Я поманил Володю. Тот покорно встал и пошел ко мне. Из забытой в руке бутылки проливалось последнее; мужик смотрел на меня полными ужаса глазами и все же шел, словно кролик к удаву.
– Идем, – почти ласково сказал я. – Идем, покажешь где шеф.
Володя немедленно, вслепую, потому что все внимание было обращено ко мне, стукнул по клавишам.
На схеме экрана немедленно загорелась точка.
– Как же ты отличаешь шефа от других?
– А у него тут как бы звездочка пульсирует, – почти трезво ответил Володя и ткнул пальцем в экран. Что-то там на самом деле пульсировало.
– Где он находится?
– Да в пятом бункере, где последний раз машину песка сваливали.
– Ну пойдем, покажешь, – сказал я.
В этом пятом бункере, освещенном тусклой цепочкой настенных ламп, за кучей песка я нашел Кулагина.
Дверь, раскрываясь, пронзительно скрипнула. В замкнутом пространстве этого проклятого лабиринта, металлический скрежет мертво отозвался в закоулках души: одиноко, мерзко...
Из-за песочных дюн несколько раз выстрелили. Надежда выжить опьяняла Володю сильнее выпитого; худое, жидкое личико его преданно кривлялось, следя за мной.
– Есть возможность подобраться? – спросил я на всякий случай.
– Е-есть, – убедительно, всем телом качнулся он.
Недолго попетляв, он вывел меня к люку. Оказалось, незаметно поднявшись выше, мы находились над Кулагиным. Я попробовал механический запор люка, тихо отстегнул рычаг замка и, приказав моему энергичному, но на глазах теряющему координацию помощнику рвануть люк по моему сигналу, приготовился к прыжку.
Пора!
Я прыгнул в люк ногами, – падение, мягкое приземление, осатаневшее лицо Кулагина.
Он медленно-медленно поворачивал руку с пистолетом в мою сторону. И почти повернул, но тут мои пальцы сомкнулись на его руке, я рванул, высвобождая оружие и... тут я бросил случайный взгляд вверх – Володя неуклюже, но верно целился в меня из пистолета, а рядом, неизвестно как оказавшиеся – оба его приятеля.
Я выстрелил в них гранатой из подствольника.
Это была последняя из имевшихся у меня гранат.
Немного погодя, через приемную мы прошли к нему в кабинет. Настоящее побоище. Никто и не думал убирать... последствия моего отчаяния. Кулагин побледнел, когда мы перешагивали через тела. Я подобрал себе карабин с полной обоймой и оптическим прицелом. Я подумал, что он мне ещё понадобится. Кулагин в кабинете молча, стараясь не торопиться, открыл замаскированный картиной с импрессионистскими голыми телами на тропическом пляже сейф. Сейф – было сразу видно, – оказался набит пачками зеленых. Кулагин демонстративно выкладывал все на стол. Закончив свою впечатляющую работу, он сказал, указывая на пачки:
– Вы думаеете это деньги? Нет, дорогой, это прожиточный минимум. Я дам вам миллион. Хотите, дам сто миллионов в Швейцарском банке? Или, если хотите...
– Предлагаю вам сделку, – сказал я медленно, с расстановкой.
Он напряженно уставился мне в лицо.
– Сделку...
– Сделку, – повторил я. – Вроде русской рулетки: выиграете, получите свои деньги, ваш дурацкий лабиринт. Ну а проиграете – потеряете свою драгоценную жизнь.
Он побледнел, как полотно. Я думал, он хлопнется в обморок. Но Кулагин переборол себя. Не смотря на свое брюхо и замашки вождя всех народов, он был сильный человек.
– Вы, – просипел он.
– Вот мои условия, – сказал я все ещё тем же мертвым голосом. Сумеете пройти – вы свободны. Ну как?
– Нет, – хрипел он. – Глаза у него стали круглыми.
– Хорошо. – Я передернул затвор карабина и прицелился.
– Нет! – воскликнул он, протестующе вытягивая руку. – Нет! Не надо! Я... хорошо. – Он облизнул губы.
Я подтолкнул его стволом карабина, и мы повторили наш труднопроходимый путь через беспорядочно раскинувшиеся тела в приемной. Кулагин – я видел, ещё на что-то надеялся. Но вот мы спустились в вестибюль и вышли во двор.
Тихо, пусто. В одном месте невидимый смерч крутил листья, бумагу, обрывки картона, – шелест пролетащего мусора, неизменное карканье – мелодия могильных симфоний.
У Кулагина затрясся загривок, но и тут он переборол себя. И только у подножия башни он не выдержал:
– Ради Бога! – просипел он. – Все что угодно!..
– Напрасно мы теряем время, – сказал я. – От истерики вы заранее устаете.
Но он не двинулся с места, пока я не ткнул его стволом карабина. Он отшатнулся к башне, обхватил её руками и, вдруг, застонав, начал свой путь на Голгофу.
Я вернулся на крыльцо, где на ступеньках дожидались меня бинокль и литровая бутылка фруктовой воды. В горле у меня пересохло, я глотнул из бутылки, взял бинокль и приготовился ждать.
Где-то через час за моей спиной скрипнула дверь; извернувшись, я был готов стрелять, но:
– Ты меня не застрелишь? – вдруг услышал я испуганный голос своей ночной медсестры. И я был, признаться, рад ей.
Мы сидели на ступеньках крыльца и она, время от времени, брала бутылку с водой и делала несколько глотков. Я же поглядывал в бинокль, как некогда дежурный, следящий за моим восхождением.
Один раз, когда Кулагин одолел уже треть башни, я тщательно прицелился и выстрелил. Соблюдая справедливость, пуля выбила плитку в метре от Кулагина.
Он удержался, и я почувствовал к нему уважение.
Я думал о нем и о всех тех вождях – больших и малых, – которые сейчас правят нами и всеми... Я думал о власти и о деньгах. Рядом сидела Таня, было очень тихо, шорох и сопение Кулагина ясно, но слабо доносились через площадь, ветер стих, солнце обостряло тени, в одной из которых, по углу фундамента башни, развалились в томной неге две грязные лохматые собаки.
И вдруг страшная тоска охватила меня. Я вспомнил свои последние собачьи годы – боль, грязь, кровь товарищей, – потери, потери...
За что?
За что мы дрались? Чтоб нами правили вожди кулагины? Чтобы цветной экран телевизора поголубел от альтернативной шушеры?
Конечно, думал я, деньги решают все. Бизнесмены, политики и бандиты варятся в собственном соку и им кажется, весь мир сошел с ума по их долларам. Мы на войне тоже плохо представляли мирную жизнь, мы думали теперь всюду будет кровь.
Когда-нибудь все изменится, когда-нибудь все должно измениться. Не может Россия и русские люди только жрать, только покупаться и продаваться. Когда-нибудь мы стряхнем этих кулагиных как вшей, зажиравших нас вместе с "духами".
Я думал, самый последний солдат знает, что он часть России – это дает силы жить и сражаться. А что поддерживает этих "новых русских"?
Варитесь в собственном соку вместе с такими же бандитами и подонками, как и сами. Ваша сила в обмане, в возможности купить любой мундир, в "капусте", как вы называете деньги. А стоит потерять эти деньги, и вас тут же сжирают подобные вам, потому что сами вы никому не нужны, даже детям своим, потому что и воспитываете их по собственному образу – образу бандитов.
От ярости у меня буквально темнело в глазах – давали знать пережитые испытания – сердце гнало избыток адреналина.
– Что с тобой? – испуганно спросила Таня.
Ничего, это так. Я смог увидеть, Кулагин одолел половину пути. Если у него и дальше пойдет так, то есть надежда ему одолеть башню. Мне же не хотелось пускать его внутрь лабиринта, – зная о нем все он мог спастись, а я не могу допустить этого.
Я отмерил мысленно точку в метре от кромки башни, выше которой Кулагин не сможет взобраться и проверил прицел карабина. Оптика не запылилась, все было в порядке.
Кулагин утверждал, что он никогда не жульничает.
Обо мне этого не скажешь.