Текст книги "Властитель"

Автор книги: Михаил Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

22
НИ КУДА НЕ УШЛИ ТЕ АБРЫ

Сковывая силы людей, войско абров стояло у воинского городища. На глазах у всех, не скрываясь, малая часть – пятая? третья? – переправилась через брод и ушла в леса. Воевода Ставр смотрел на полосу красной зари, на живое кипенье лагеря внизу и подзывал стрелков:

– А ну-ка, бросьте стрелы.

Метнувшись под высоким углом, рой стрел одолевал расстояние, и в орде спокойное шевеленье сменялось суетой. Долетали яростные крики.

– А ну-ка еще попотчуем.

Абры в ответ метали стрелы, не долетавшие через реку и поле до высоких стен. Кто-то внизу догадался отдать приказ, и масса живых тел, телег и юрт передвинулись дальше от нас.

Воевода Ставр решительно обернулся, что-то решив для себя.

– Сергей! – позвал он. – Где ты?

– Я здесь.

– Возьмешь своих и добровольцев из наших, но не больше пяти сотен, и пошарь по лесу. Мстишу возьми, он тебе поможет.

Собрались быстро. Каждый видел силу зверолюдей, утекшую в лес, и каждый боялся: как мои? У нас тоже беспокойство: Екатерина и Маргарита остались в городище Палыша, всего в пяти километрах отсюда.

Абры не умели ходить в лесу. После них не то что местные, мы тоже не заблудились бы. По дороге, в которую превратилась тропа, мы спешили наперегонки с наступающими сумерками.

И к счастью, успели.

Селенье Палыша располагалось на поляне, имевшей в поперечнике три-четыре километра. Городище поставлено почти в середине поляны, и оттуда звонко, тревожно били в железную доску, предупреждая своих в округе: абры под стенами.

Городища всюду одни и те же. Везде ров, залитый водой лишь в лихолетье, как сейчас. Везде осмоленный и обмазанный глиной тын. Тяжелые ворота вешали с наклоном, чтобы оставленные на свободе створки сами закрывали вход.

Абры не стали на ночь глядя идти на слом, а расположились лагерем недалеко от рва у высоких костров, которые сразу развели слишком близко от стен. И так же, как начальники в основном войске, в этом поняли неудобство близкого соседства после нескольких смертей: стрелки с тына не упустили случая лишить себя нескольких врагов.

Я вместе с Мстишей и Кочетовым сосчитал костры, а по ним – абров. Было их не больше трех тысяч, нас – пять сотен. Но мы были дома, во всяком случае; мы, паломники тоже забывали о своем пилигримстве, равняясь со всеми.

Две сотни воинов скрытно послали в городище, чтобы утром женщины и старики за стенами могли продержаться, а сами, подождав тишины, зажгли сухую траву. Скоро пламя перепрыгнуло на хлебные поля, появился и сильно задул низовой ветер. Абры в испуге кинулись к стенам городища, оттуда тут же посыпались стрелы; ветер, гул свободного огня, безумные крики лорков и стрелы, стрелы, стоило лишь пересечь невидимую черту, опоясывающую стены.

Кто-то из опытных воинов-абров догадался пустить встречный огонь. Попытка удалась, фронты огня сшиблись, взялись ввысь и опали. Подождав, абры улеглись на горячий пепел. И все стихло.

На рассвете лагерь проснулся; абры бросали злобные взгляды на городище: будет вам сегодня! Солнце уже поднялось над деревьями у дальней границы поляны, когда из леса вышли несколько человек. Сначала абры вроде бы и не заметили их, но когда число людей достигло полутора сотен – без доспехов, но с луками, копьями, щитами, – абры выслали два верховых отряда по триста всадников. Отряды поскакали прямо к лесу достаточно далеко от людей. И конечно, с тем, чтобы, описав в лесу широкие дуги, отрезать кучку дерзких.

Прозрачность их замысла заставляла искать скрытый смысл; Мстиша успокаивал: просто абры таковы, они думают, что скрыто все, о чем не сказано вслух. Не верящий на слово Кочетов и Илья съездили на разведку. Да, действительно, все так и есть.

– Тогда на что они надеялись, придя с войной?

– Животные, что с них взять, кроме их жизней? И еще добра, по упущению оставленного им Богом-Отцом.

Через некоторое время, которого должно было хватить двум посланным отрядам, чтобы совершить окружение, в лоб нам двинулась еще одна группа абров.

Мы подпустили их к себе на двести метров, потом повернули и бросились в лес. Там уже гудели сигнальные рога.

Знающие здесь каждый кустик, воины легко бежали между деревьями. Мы тоже старались не отставать. Наши преследователи на лорках еще не поняли безнадежности своей задачи, а когда поняли, было уже поздно: со всех сторон, словно пчелы, оводы, шершни, взмывали и падали тучи стрел. И жалили, жалили, жалили. Абры пытались отстреливаться, но где цель? Человек, в которого посылали стрелу, оборачивался стволом дерева, а безобидный куст сам жалил смертоносной стрелой.

Из тех, кто ушел за нами в лес, назад не вернулся никто.

Абры на поляне готовились идти на слом, но ждали припоздавших лесных охотников. Вместо них из лесу вылетел наш конный клин; тяжело, плотно сомкнувшись стременами, выставив густую щетину копий, скакали мы на врага…

В лагере абров заревели сигнальные рожки, заметались знамена на длинных древках; кое-как построившись, абры попытались разогнать лорков.

Поздно. Взвились струи рук и оружия, дико смешались боевые крики. Поле вспенилось, поднялось в визге, стоне, вое. Конный бой сродни молнии. Только столкнулись, и уже перед нами чистое поле, слева – городище, наши на стенах, отворяющиеся ворота, а сзади – тела, тела, тела. Смотришь – кипит поле, шевелится от тел, и нет чистого места, и нет стебля, не окропленного кровью, и воет абр, грызя землю. Меч на меч, копье на копье.

Развернувшись, мы рассыпали строй, чтобы не мешать размаху меча боевого товарища. Мы охватили потерявшихся абров и косили, косили, косили, словно косари, а сзади спешили из городища товарищи подобрать упущенные нами жизни.

Эх, раздолье! Руки, тело без мысли и понукания отдает вложенное годами тренировки. И ликует сердце, видя мертвых врагов.

Сами пришли!

Рядом были Илья и Семен Кочетов. И Мстиша рядом; он трубил в рог, и всадники собирались к нам. По огромному полю там и сям еще виднелись одиночные абры на лорках, а кое-где группы по пятьдесят-сто верховых.

Не давая опомниться, мы гнали, давили абров. Им было тесно; ревели посеченные лорки. Абры – плохие воины. Не видя смысла сопротивляться, они опустили руки.

Пыль, смрад, грохот и неумолчный стон, стон, стон – хор душ, кипящих в адских котлах нашего Бога-Императора.

Бросив оружие, абры бессильно сползли с лорков, а те, беспомощно шлепая широкими клювами, ревели и, подгоняемые уколами копий и мечей, убегали в сторону. Абры распахивали розовые пасти в знак покорности и, встав на колени, закрывали глаза. Вид острых зубов, длинного языка, широкого провала глотки ярил наших воинов. Но вот устали и самые неутомимые из нас. Оставленных в живых абров согнали, словно стадо овец.

Наконец-то они поняли, что не в победе, а в гибели воля Бога-Отца, а иначе исход был бы другим.

У наших почти не было раненых и убитых. Бог-Отец доволен своими детьми.

Только-только ушел утренний туман, утро едва перешло границу дня, когда в бывшем лагере абров раздались крики наших. Вон оно что: кто-то из быстрых умом заглянул в котлы, в которых повара готовили мясо. В некоторых котлах варились освежеванные тела людей: женщин, детей, мужчин. Кого-то, значит, поймали по дороге сюда. Наверное, я сказал это вслух, так как Мстиша рядом ответил:

– Никуда не ушли те абры…

Пора было уходить. Из городища Ставра потянулась к небу тоненькая нитка сигнального дыма: пока ничего не переменилось, абры не шли на слом.

У видевших вареные тела близких (все сейчас близкие, ближе некуда) лица были страшнее, чем у самого сатаны. Недаром вождь Арсун назвал нас самыми ужасными существами.

Всем абрам быстро посекли головы, лишь задержались оказать почесть нескольким командирам, живьем побросав в быстро разогретый кипяток…

Зная, что абры больше в лес не сунутся, с собой взяли почти всех мужчин. Оставшимся наказали в случае, если враг подойдет, бросив добро, спешить к дальним заимкам, чтобы спасти самое дорогое – себя.

"Ты сам тут стал свирепый, как Бог-Отец", – говорила Катенька, провожая нас. Шла между мной и мужем, держалась за стремя, и, забыв о войне, молодые воины не могли отвести от нее взгляда, И она щедро улыбалась всем.

Перед тем как скрыться в лесу, я оглянулся. Вытоптанное, разоренное поле, мертвые тела, вороний грай и только души павших невидимо носились над оставленным полем.

23
ЗАВТРА БУДЕМ БИТЬ ЭТИХ

Не знаю, может, кто, избежав смерти от наших мечей, сумел вырваться и доложить Арсуну об участи ушедших в лес на свободную охоту абров, или кто просто догадался, увидев нас, возвращающихся в городище. Суматоха началась ближе к вечеру, всю ночь гудела встревоженная орда, а утром мы отпустили одного из раненых, оставленных в живых на такой вот случай, абра. Ему было велено сказать Арсуну, что мы желаем встретиться с ним для переговоров.

Отпустили пленного, тот переправился через реку и исчез, утонул во множестве врагов.

До прихода абров было у Ставра три тысячи воинов Сейчас, оголив городище, имел уже до пяти тысяч воинов. Много это? Как сказать. Но ведь половину абров уже посекли. Десять тысяч зверолюдей не увидят больше родных мест. Поделом. Свершенное наполняло уверенностью. И временами восторг сжимал мне горло; из прогнившего сытого болота декаданса, где потребление стало знаменем эпохи, мне посчастливилось попасть в молодой яростный мир отсутствия старческого плюрализма, где все, как один, и один, как все.

Сильному жить!

Под вечер, уже в густеющих сумерках, со своего берега абры стали звать на переговоры. Один из них, размахивая пустыми руками, перешел брод, крича еще издали:

– Величайший вождь Арсун разрешает вам прийти сейчас.

– Пес он и мать его псица, – весело выругался воевода Ставр. – Лучше бы с утра идти, но негоже нам опасаться. Пойдешь со мной? – спросил он меня.

– Пойду.

– Возьми еще кого-нибудь. Человек пять, не более.

Ко мне подошли Илья и Исаев с Малининым.

– Возьми нас, упустить такое представление!..

– А если?..

– Что говорить, не дети.

– Своих берешь? – сказал воевода, увидев, кого я отобрал. – Хорошо. Я думал и Мстишу взять, но пусть будут твои. У твоих мечи хорошо пляшут.

Быстро стемнело, вышла бледноватая еще луна, проклюнулись первые звезды. В лагере абров горели костры. Войско образовало живой коридор, ярко освещенный факелами. Огонь с треском и жаром вырывал из темноты длинные рыла и белое-белое обрамленье зубов. С лязгом захлопывались пасти: абры как могли устраивали нам прием.

Перед входом в зеленую юрту Арсуна нам преградила дорогу стража. Это тоже входило в сценарий устрашения, но Ставр не желал чужой режиссуры:

– Дорогу, псы! Ваш вождь нас заждался. К стражникам подскочили какие-то царедворцы, чего-то там шепнули, а потом потребовали наши мечи.

– Дьявол с ними, а Бог-Отец с нами! – сказал Ставр и вытащил меч. Мы тоже протянули паши мечи рукоятями вперед и наконец вошли.

В юрте вождя горел круглый светильник с семью рожками, маслянистое пламя коптило, но свет давало. Мы сели на предложенные нам подушки. Огоньки, словно испугавшись нашего прибытия, еще долго дрожали, искажая рыло Арсуна.

– Зачем вы пришли? – спросил он. И тут же продолжил, пытаясь сразу навязать свою волю: – Вы пришли обговорить условия сдачи оружия? Похвально. Покорность – мудрость слабых. Мы оставим вам жизнь, ибо имеющий жизнь имеет все. Часть из вас мы переселим на земли ближе к замку Бога-Императора, часть оставим здесь, потому что и здесь нужно жить и обрабатывать пашню во благо Империи.

– Ну-ну! – напряженно прогудел воевода. Пляшущие огоньки осветили прищуренные глаза. – А больше никаких условий?

– Нет, – важно ответил Арсун. – Мы решили прервать наш поход и уйти к столице. Наши планы изменились, нас ждут другие дела.

– Так это все? – еще раз переспросил Ставр. – Тогда и нас выслушай. Во-первых, вы должны сдать все свое оружие и все имущество, которое привезли с coбой. Верховых лорков тоже оставите. Я вам дам столько телег с тарканами, чтобы вы на них поместились. И еще несколько лишних тарканов, чтобы не подохли с голоду. Вы их сожрете по дороге. Да и то вы, говорят, по полгода можете без еды обходиться, как-нибудь протянете. Еще дашь обещание больше сюда не являться. Никогда. И только при соблюдении всех условий мы оставим вам самое дорогое – вашу зеленую жизнь.

Я видел, мои товарищи боялись упустить слово, каждый звук. Забыв, что сами являются участниками действия, они словно бы наслаждались постановкой в визоре. Подумать только! Два вождя без всяких гарантий встречаются в пустыне и ведут переговоры о своих народах, презрев опасности и угрозу собственной жизни. Мы, правда, рисковали больше. Однако Арсун видел, на что способен я, понимал, на что способны обозленные потерей вождя люди, ежели бы он решился па такое безрассудство, как убийство Ставра. Да и безоружные, несмотря на десять телохранителей Арсуна, мы представляли значительную угрозу.

Арсун убеждал Ставра:

– Твои условия неприемлемы. Нас все еще в три раза больше, чем вас. Мое войско перестанет мне подчиняться, если я предложу такое. Просто не мешай нашему уходу, и твои люди будут все живы и целы.

Ко мне наклонился Малинин и прошептал:

– Я хочу задать вопрос этому крокодилу.

Я прошептал Ставру его просьбу, тот кивнул, и Малинин, наклонившись вперед, спросил:

– Ответь, великий вождь, почему вы нарушили волю Бога-Императора по регулировке численности абрского населения?

Ставр удивленно взглянул па Малинина. Арсун втянул голову в плечи и зашипел. Потом мы узнали, что так они вырожают свою ярость, негодование или замешательство. Сейчас присутствовали все эмоции.

– Бог-Отец давно отменил свое указание по отношению к нам. Он просто забыл объявить всенародно перед тем, как уйти. Он хотел эти ограничения направить на вас, людей.

– Понятно, – кивнул Малинин. – У меня все.

– Так ты принимаешь наши условия? – спросил Ставр.

Я смотрел на Арсуна и, мне кажется, уловил в его желтых глазах растерянность. На самом деле, конечно, уловить было трудно, но что еще мог чувствовать этот главный ящер?

– Ты же сам знаешь, что война вами проиграна, – убеждал Ставр. – И ту часть войска, что ты отправил в лес, мы посекли. Завтра посечем вас.

– Говорил я твоему рабу – вон ему, – кивнул Арсун на меня, – что вы, люди, самые кровожадные существа. Ваша жажда крови неутолима. Но ты забыл, что все смертны, один удел у всех, и у победителей и у побежденных – смерть. И воинское счастье изменчиво.

– Ты, вождь, говоришь о нашей кровожадности, – жестко вмешался Ставр, – но забываешь, что это вы пришли к нам, а не наоборот. Наши условия тебе известны. Завтра сообщи свое решение, а сегодня мы пойдем. Прощай, вождь.

Мы поднялись, пошли к выходу. Нас не задерживали. Выйдя из юрты, мы получили свои мечи и вновь шли по живому коридору. Как всегда бывает, солдаты уже узнали о том, что условия не приняты ни с чьей стороны и война, следовательно, продолжается. Страсти были накалены. Может быть, надежда уйти, может быть, понимание проигранной кампании – мы по себе все ощущали, ибо прямо противоположное ощущали сами – абры выпускали пар своего разочарования: шипели, ругались, лязгали мечами. И еще, переходя брод, могли слышать ритмичный стук – хлопанье звериных челюстей.

Журчала вода, омывая наши ноги. Усыпанное звездами небо наклонялось к нам, темные округлые облака гнал верховой ветер, а здесь, внизу было тихо.

– Вот мы и дома, – вздохнул Ставр, когда мы ступили на берег. – Завтра будем бить этих. Ничего, победим.

24
ВСЕ В РУКАХ БОГА

На рассвете войско абров медленно двинулось в обратный путь. Четверо суток, всего четверо суток! Этих суток хватило, чтобы воинственный запал абров был сломлен и столь же сильно разгорелся у людей. Никто не знал своей силы, пока не случилась беда. Что ж, пути Господни неисповедимы, и кому знать, каким образом Бог может направить тебя на путь познания себя, познания своих сил.

Самый маленький ребенок знал, что абры бегут, что абры побиты, победа за нами! В этой эйфории таилась опасность. И Ставр железной рукой сдерживал боевой порыв молодых.

Отступать всегда тяжело; медленно, согласуясь скоростью с ходом плохо отдохнувших за эти дни тарканов, абрский обоз тащился на юг. Были случаи дезертирства. Одиночек, бросавших своих, ловили люди.

Отряды Ставра висели над абрами. Было легко и свободно молодым воинам, в полной мере поверившим в свою силу. Отставшие телеги уже никогда не догонят общую силу абров; небольшой отряд налетал, щедро сорил стрелами, несколько возничих пробовали сопротивляться и гибли, гибли…

Превозмогая быстро проходящее отвращение, люди учились управлять тарканами и лорками, животными глупыми и покорными. Человек, провозившись полчаса, уже умело, будто всю жизнь это делал, погонял неуклюжих гигантов – послужат теперь и людям!

Конные воины опережали абров. В урочище, где побили первый разведывательный отряд, успели отравить ручей конским навозом. Обезвоженные за день, сипло ревели тарканы, им пронзительно, со скрипом вторили лорки.

На рассвете, окружив ночлег абров редкой цепью, воины стали осыпать врагов стрелами. Абры ответили; Ставр отвел своих за пределы досягаемости более слабых луков зверолюдей. Из-за тесноты, страшной скученности редкая стрела пропадала зря. На большом расстоянии стрела убивала редко, но даже легкая рана скоро делала бойца слабым, как ребенок.

Солнце поднялось высоко; множество людей и животных перемололо траву, в воздухе завис туман из спор растений и истолченной в пыль глины. Вопли животных, вскрики абров, ржавая сухость во рту… Истощив запас стрел, воины отъезжали за новыми тремя десятками и бросали, бросали смерть в дикую орду…

Натягивал свой лук и я. Тетива била в железную пластину на левом предплечье, и стрела, пролетев более четырехсот метров, исчезала в самом центре лагеря. Молодые воины крутили головами, подъезжая, трогали мой лук. Сохраняя суровую невозмутимость, я не показывал, что доволен. И вновь стрелял.

Наконец чья-то воля сумела стронуть обоз, но на выходе абров ждал клин конного войска. Пока абры перестраивались в боевой порядок, пока отводили неповоротливых тарканов, солнце поднялось еще выше, время уходило; лучшие стрелки продолжали десятками косить захватчиков.

Стояли долго, солнце зашло за полдень. Абры так и не решились напасть; Ставр сдерживал своих. Стрелки продолжали кидать стрелы. Лихорадочное ощущение победы заставляло гореть глаза воинов. Все чего-то ждали.

Размахивая флажком на длинном древке, из строя зверолюдей выехал всадник. Ставр дал знак прекратить стрельбу. Кто-то гулко загудел в рог, чтобы услышали дальние стрелки. Все молча следили за серым ют пыли абром, от жары не смыкавшим длинной пасти.

Абр, понукая лорка, приблизился на расстояние слышимости голоса. Привстав на стременах, закричал:

– Мир! Мир! Всемогущий Арсун, вождь абров, желает беседовать с предводителем людей воеводой Ставром.

И, словно не было суток, вновь все повторилось. Однако тогда говорили в темной юрте, лишь наши сторожа да семь пламенных язычков светильника были свидетелями брошенных наудачу слов.

Теперь – другое. Теперь солнце смотрело прямо вниз на большой квадратный ковер, где с одного краю на подушке сидел Арсун и держал в зеленоватой, покрытой мелкими чешуйками руке золотой кубок. На другом конце – воевода Ставр присел на простом седле и молча разглядывал поставленные перед ним кубки, кувшин, блюдо с фруктами. Серо-зеленые глаза жестко смотрели с коричневого лица, и временами пробегали по скулам желваки.

Сердит был воевода Ставр, сердит, и все же весело ему. Знал, что нет выхода у абров, пришли выторговывать свою жизнь. Что ж, послушаем.

– Ты, воевода Ставр, хочешь накликать на себя несчастье, – проговорил Арсун и, открыв пасть, положил узкий сосок кубка чуть ли не в глотку. В составе свиты сидел за спиной воеводы и я. Кроме Малинина, Исаева и Ильи, на этот раз здесь присутствовали Мстнша и трое его друзей. Мы все с оружием, и это тоже отличало нынешний торг от вчерашнего. Я вместе со всеми с гадливостью наблюдал за приемами питья этого полуящера. Несколько проведенных здесь дней заставили полностью перенять отношение людей к абрам. И странно, как же далеко канула в прошлое недавняя столичная жизнь…

– Наше войско, не трогая вас, пытается уйти домой, а вы мешаете. Где справедливость?

– Зря время тратишь, вождь. Не я к тебе пришел, а ты. Не мы хотели разорить ваши городища, а вы. С чем пришел, от того и гибнешь. Говори, что хочешь сказать, если у тебя есть что сказать. А нет, пусть договорят за нас мечи.

– Крови хочешь, кровавый воевода? У нас в обозе женщины, раненые. Ты и женщин хочешь побить?

– Пустое говоришь. – У Ставра вновь забегали желваки по скулам. – Что нам твои женщины? И что нам жизни твоих раненых? Не заставляй повторять одно и то же. Раз вы к нам пришли с войной, для нас хороший абр – мертвый абр. И женщины ваши умрут, чтобы не рожали подобных вам.

– Жестокий ты, воевода. Все вы опасные для живых, потому что считаете свое существование главным. Дай вам волю – расползетесь по всей земле. Надо было к вам раньше прийти. Тридцать лет назад у вас едва нашлась бы сотня-другая мечей.

– Чего ж задержался? – лениво спросил Ставр и посмотрел на солнце, давая понять, что разговор пуст, а время идет.

– Не мог, знаешь ли, переубедить старейшин. Глупые старейшины слишком хорошо помнили наказы Бога-Императора держаться от вас подальше. Теперь я убедился, Господь хотел уберечь нас от ваших убийц. И довольно. Смотри, мы тут вдвоем сидим, решаем каждый за свой народ. Не хочешь нас отпустить – давай биться. Но и ваших жизней мы возьмем много. А хочешь – решим один на один, тогда тебе не придется прятаться за своих бойцов. Я тебя одолею, твое войско будет моим. Ты меня свалишь – возьмешь всех моих, на веревке погонишь к себе. Или тебе выгодней прятаться за других?

Воевода Ставр выпрямился и оглянулся на нас. Я вспомнил наш разговор на вышке. Вновь воевода один, и решать ему одному. Легче спрятаться за шуткой, легче поиздеваться над почти побежденным абром, но сильный сам творит законы, которым тяжелее всего следовать самому творцу. Но на то ты и сильный.

Я встретился взглядом со светлым взором Ставра: что промелькнуло там, в ледяной глубине?.. Но воевода уже отвернулся.

– Вот ты и заговорил по-своему, змей, – сказал Ставр. – Линяешь шкурой на ходу; не получилось нахрапом нас взять, и в поражении ищешь выгоды. Бой приму. А условия твои для глупых детишек. Одолеешь меня – мои всех вас добром отпустят. Я одолею – всех твоих возьму. Не согласен, иди прячься за спинами охраны, буду тебя силой брать.

И, поднимаясь, добавил:

– Оружие бери какое хочешь. Мне все едино.

Выше урочища была площадка солончака, где и трава не росла, и сурки не рыли нор, а значит, конь не поломает ног. Трехпалым птичьим лапам лорков норы не страшны, а конь, на скаку ломая ногу, мог рассчитывать лишь на милосердный взмах стали.

На одном краю столпились стеной абры, на другом – наши бойцы. Все прослышали об условиях, и люди и абры, но известие по-разному действует на нас. Людей веселит злобная радость, но нет, нет – колет мысль: а ну как?.. Ха, все будет хорошо! И сразу думается: а ну как все-таки?.. Будешь способен покорно отпустить врага, убийцу близких? Нет ответа, да и не нужен. Воевода Ставр знает все. И делает как лучше.

А вот абры, кажется, забыли о войне. Чувствовалось, война для них в любом случае кончилась. Победит Арсун – уйдут домой, погибнет Арсун – тем более не нужно пленному оружие. Толпа чешуйчатых воинов стояла и разевала розовые пасти. Так бы и воткнул меч!..

Приказав Мстише, чтобы заставил всех не на поле глядеть, а за абрами следить, воевода легко вскочил в седло и шагом тронул коня.

Абр был выше ростом, а сидя на лорке, казался еще больше. И многие засомневались на мгновение: ну как задавит нашего воеводу? Но вера в силу вождя торжествовала – нет, не может быть.

Абры по природе мощнее, и руки – силы нечеловеческой, но на то они и нелюди. Кому же много дается, тот обычно, уверовав в свою исключительность, только регрессирует. Это относится к разумным, думал я, но человек – и это правильно понял Арсун – исключение: от рождения не имея ничего, он вынужден совершенствоваться, и предела этому нет.

Воевода оделся в железный доспех. Точнее, в кафтан из кожи зубра в палец толщиной, на которую чешуйками – есть у кого поучиться! – были нашиты железные бляхи. Под кафтаном – кольчуга, под Ней поддет толстый ватник из льняной пряжи, иначе доспех как бы и ни к чему: от удара ломается кость. Так же одет и абр, лишь по верху шлема, вместо острия, как у людей, шел острый гребень.

А щиты, копья и мечи одинаковы, все сделано по одному образцу, ибо умельцы-кузнецы есть только у людей, – абры к тонкому ремеслу не способны. Начав завоевания, они просто вынудили трудиться пленных. Мне об этом рассказал Ставр, ему – пленные, которых заставило разговориться каленое железо.

Схватка началась. Абр на своем лорке словно вырос. Арсун наклонил копье и, понукая лорка, помчался навстречу воеводе. Ставр со щитом, но без копья, а с цепным кистенем, состоящем из ручки с ременной петлей для запястья, цепи, длинной почти в метр и кованого железного шара с шишками, весом килограмма в два. Такое оружие требовало не столько силы, сколько безупречно тренированного глаза.

Два всадника понеслись навстречу друг другу, две жизни, а за ними – судьбы, судьбы и судьбы! Кто победит? Сомкнулись. Воевода поймал острие копья срединной бляхой щита, а сам, крутнув кистенем, задел убийственным замахом утиную голову лорка.

Разъехались. Что-то там?.. Абр потерял копье – неудачно отбитое Ставром, оно поразило коня; отъехав в горячке схватки, конь уже, шатаясь, падал. Ставр ловко соскочил. Все так быстро! У лорков нет, видно, мозгов – железный шар снес полчерепа, а тот все еще нес всадника.

Но пет, упал, – равный бой. Оба бойца потеряли своих верховых животных и пешком поспешили друг к другу. Арсун на ходу подобрал копье, в левой руке вместо меча свисала сеть. Он выставил копье, отведя назад левую руку с сетью; огромная полированная морда сверкнула на солнце.

Метнув в лицо Ставра жало копья, Арсун сбил расчет воеводы. Пущенный в цель шар запутался шипами в ячейках, – вместо своего тела абр подставил сеть.

Рывок, и Ставр едва не упал. Ременная петля рванула кисть. Занята щитом левая рука, и нечем полоснуть по крепкому ремешку…

Но петля не выдержала, и вместе с сетью абр подтянул к себе кистень. Ставр с лязгом вытащил меч и, пока Арсун был занят сетью и добычей, коротким взмахом перерубил древко вражеского копья.

Отскочив, Арсун отбросил бесполезное теперь древко, затем сеть и, вернувшись к испытанному оружию, перехватил щит со спины левой рукой. В правой тут же появился меч продолжением кисти, покрытой зеленоватыми, словно бы искусственными чешуйками.

Чего ждать? Нечего ждать! Жарко. Абр будто бы наметился рубить сверху, а ударил наискось снизу, тяжелый меч полетел в колено человеку, а голову с длинным рылом абр спрятал под щит. Встретило железо, меч выщербил меч, и замелькали оба клинка как змеиные жала.

Ставр ударил абра по шлему, а сам получил удар по плечу. Стальной кованый погон остался цел, цело и плечо.

Теперь, когда первый запал боя прошел, оба бойца вели себя как расчетливые игроки. Абр тяжел и массивен, и Ставр уже не мальчик, чтобы в прыжках и увертках испытывать ловкость и удачу. Опыт и мастерство сделали его лучшим среди людей; слева, справа, сверху, сверху, сверху бил воевода, и абру уже тяжело было выдерживать такой темп. Он пробовал силой переломить натиск, бил изо всех сил, и воевода ловил лезвие вражеского меча краем щита точно между двух кованых пластин, которые и предназначены для подобного приема; резкое движение щитом, мгновенное напряжение всего тела – и закаленная сталь звонко лопнула и отлетели обломки…

Арсун не медлил ни секунды, ударил Ставра щитом, отвлек и успел выхватить второй, запасной меч, не настолько длинный, как основной, но все же…

Мы забыли о времени, каждый человек и каждый абр бился за своего и вмести с ним. Все исчезло, кануло в пустоту, смешными показались страсти, измены, споры; мир Господа нашего Отца-Императора сузился до этого поля, нет, еще уже, размахом меча можно охватить, и здесь пряталась не одна жизнь, а жизнь тысяч людей, вот почему не может погибнуть воевода, а абрам казалось – их вождь,

Солнце светило сверху и с юга – поперек поля. В ярости метался Арсун, и не поймешь, от чего ярость – от усталости? или от страха проиграть битву?.. Смерть пока утомилась, обходила поле стороной, и только звенели мечи и глухо друг о друга бились щиты.

Абры верили, что Бог-Отец занес в книгу жизни и смерти путь каждого. И верили, что к судьбе своих верных слуг его воля благосклонна. Человеку и проще и труднее. Наделив его своим обликом и подобием, Бог-Отец дал человеку и свободу воли. Так что твоя судьба – в твоих руках, и если не поможешь себе сам, Господь с презрением отвернется. Тяжко трудясь, не отдыхая от воинских тренировок и в юности, и потом, имея власть, Ставр превратил себя в неутомимого бойца. Но и абр не беспомощен: все в воле Бога, кто бы ни был твой противник, Бог в любое мгновение может вмешаться: лопнет сосуд в голове, схватит судорога мышцу… Беспокоиться – пустое…

На пряный запах разгоряченных тел слетелись мухи, черным роем жужжали над бойцами и лезли в нос, глаза. Арсун, отскочив, опустил щит. Концом меча он попытался достать холодный, словно кусок льда, глаз воеводы. И не заметил широкого, как взмах косы, удара. Меч Ставра словно бы метился в ноги, но по плавной дуге пошел вверх, перерубил на ходу пряжку шлема и, зацепившись за железо, оголил длинное рыло абра.

Сила удара была такова, что меч, вместе с зацепившимся за клинок шлемом, взлетел вверх – Арсун в ярости раскрыл зубастую пасть, зашипел. Оранжевые его глаза загорелись гневом. Не раздумывая, Ставр взмахом бросил шлем в голову абра, Тяжелый гребень железного шлема с хрустом врезался в череп, Арсун опустил руки, па мгновение затянув глаза защитной пленкой, и тут воевода ударил его кованым краем щита в голову.

Все кончено: замерло множество людей и абров, только что врагов, а теперь победителей и побежденных. Ставр примерился мечом, но вдруг махнул, нам рукой, и Мстиша поскакал на зов.

Подъехав, он коршуном упал на абра и, развернув тяжелое тело на живот, связал тому за спиной руки.