Текст книги "Олигарх 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8

Я подошел к уже севшему на снегу казаку. Кто-то из стоящих рядом с уважением сказал:

– Емельян Ермолаевич голыми руками засов открыли, а потом загорелись, – сидящий на снегу казак тряс обожженными руками, смотрел на выбежавших из огня и улыбался. Его улыбка потрясла меня, руки все в ожоговых волдырях, одежда обгорела достаточно прилично, весь в грязи, но улыбается.

Я обернулся и подозвал Петра.

– Быстро несите его на корабль. В моей каюте среди теткиных баночек найдешь мазь от ожогов. Их целых три, но они все подписаны. Пусть лекари сначала дадут ему выпить три глотка обезболивающего эликсира. У них он есть, – все, что я называл было наследство тетки Анфисы еще её приготовления.

– Последний глоток пусть держит во рту сколько может. Лекари должны раны промыть чистой водой и удалить пузыри, а потом смазать ожоги мазью из первого пузырька. Емельяна переодеть во все чистое и свежее и положить в лазарет.

Четверо казаков подхватили своего товарища и выбежали из крепости.

Спасшиеся айны плотно толпой стояли вдоль стены крепости и испуганно смотрели на нас. Женщины прижимали к себе дрожащих скорее всего от страха детей, те кто постарше тоже старались быть поближе к взрослым. Сразу же было видно, кто родители, а кто их дети.

Мужчин было намного меньше, чем женщин. Несколько женщин были беременны.

Женщины все были достаточно молодые. Взрослых детей почти не было, только несколько мальчиков подростков. В глаза бросилась группа из пяти взрослых айнов стоящая отдельно, двое мужчин, три женщины и семеро детей, четверо мальчиков и три девочки, среди которых была одна уже можно сказать девушка.

Эта группа резко выделялась среди айнов, они были самые старшие.

Заметив мой взгляд, один из мужчин направился ко мне. Иван Васильевич с Анри сразу же среагировали и приготовились вмешаться.

Одет он был как и все на японский манер. Достаточно потрепанное, но еще крепкое косодэ, это что-то типа короткополого кимоно, подвязанное каким-то тонким пояском и хакама – традиционные японские длинные широкие штаны в складку, похожие на шаровары. На ногах были соломенные дзори, японские сандали и что-то типа носок.

Увидев реакцию моей охраны, мужчина остановился и сделал что-то типа почтительного земного поклона и неожиданно заговорил по-русски.

Несмотря на ошибки и чудовищный акцент я понял, что мужчина много лет назад знал русских и жил среди них, но на другом острове. Его русское имя Иван, которое ему дали после купания в большом корыте и полученного подарка как у всех русских. Они его носят на груди на веревочках. Скрестив пальцы, он показал, что это был крестик.

Но потом наступил голод, японцы мешали торговать и добывать рыбу и русские ушли, а Иван попал в плен. Его сильно били, особенно за крестик. Но так как айнов говорящих хорошо по-русски было мало, а надо было общаться с пленными русскими, его в конце концов отпустили и заставили служить японцам.

Через несколько лет ему разрешили вернуться на свой остров, где он нашел брата, мужчина показал на другого из своей группы и даже разрешили завести себе женщину. А потом его с братом привезли на этот остров и заставили служить японцам в крепости.

У брата было две женщины и он поделился с ним своими и таким образом у них стало три женщины на двоих.

Японцы женщин братьев не трогали и даже не забрали старшую дочь брата, которая появилась еще до его воссоединения с семьей брата, но они знают, что девушка предназначена для княжеского инспектора, который скоро должен приехать с большого острова.

Иван очень рад снова видеть русских и просит не отдавать их японцам.

В конце нашей беседы моряки привели одного их айнов – полукровок, перешедших на нашу сторону и беседа пошла веселее.

Всех этих женщин, кроме трех пренадлежащих братьям, японцы использовали по своему желанию, кому какая приглянулась в данный момент. Против использования женщин айнами, прислуживающих им, японцы не возражали, поэтому кто был чьим отцом неизвестно.

Когда дети подрастали их увозили на большой остров, что было дальше с мальчиками они не знают, а девочек продавали японцам. Иногда сюда привозили новых айнов, более менее молодых и больше женщин. Стариков среди них нет, просто никто здесь столько не живет.

На острове есть еще несколько деревень, где живут айны, но японцев там постоянно нет, только надсмотрщики, которые меняются.

Если кто из айнов пытается сопротивляться или даже выражать своё недовольство, его убивают.

На другом острове, речь шла об Итурупе, японцев меньше, но порядки такие же. А третий большой остров, речь как я понял идет о Шикотане, сейчас не заселен, почему он не знает.

Благодаря свежевыпавшему снегу огонь все никак не мог разгореться, кроме конюшни, которая была явно подожжена специально и уже полыхала вовсю. А вот все подожженное нашими ядрами, больше тлело чем горело и пока мы беседовали, хорунжий организовал тушение всех очагов возможных пожаров.

Закончив свой рассказ, новоявленный Иван замолчал, почтительно глядя на меня.

Найденными баграми казаки, мужики и айны растащили даже горящую конюшню и огонь начал стихать.

– Акира, – у нашего толмача было естественно японское имя и он решил пока его оставить, – скажи ему, что я буду называть его Иваном и спроси, кто командовал всем на острове и в крепости и кто отдал приказ запереть их в конюшне и поджечь её?

Всем на островах заправлял купец, княжеский откупщик Хюдай Денбей. Но ему, как и его сыну не повезло, наше ядро убило купца и один из офицеров самураев взял на себя командование. Во время вылазти и он погиб.

Решение о капитуляции и уничтожении айнов, оставшиеся самураи принимали вместе и конюшню они поджигали лично и тоже все вместе.

Перекрестный допрос Ивана и Акиры был довольно муторным делом и я порядком от этого устал, не говоря уже о Сысое, который вообще еле стоял на ногах.

Японский похоже понимали все взрослые айны и я через Сысоя задал им несколько контрольных вопросов. Всё совпадало: решение об уничтожении подневольных айнов приняли самураи и все они лично поджигали конюшню.

Айны под контролем староверов быстро ликвидировали последствия нашего обстрела крепости, ядра наших пушек произвели на японцев больше чисто психологическое воздействие, чем нанесли реальный ущерб, не считая гибели купца-откупщика.

А вот сожженая конюшя это был действительно огромный ущерб, также как и основные и решающие потери гарнизон понес во время неудачной вылазки, сломившей волю японцев к сопротивлению.

По моему приказу японцев разделили на несколько групп: самураи; простые солдаты и матросы; купцы с приказчиками; надсмотрщики и немногочисленные ремесленники и крестьяне.

Помимо уничтоженной конюшни в крепости было еще куда посадить эту публику по отдельности под замок и казаки не церемонясь, это сделали.

К моему удивлению все женщины, попавшие в наши руки были айнянками-наложницами, даже у ремесленников и крестьян и только две из них заступились за своих господ-мужчин, наложница кузнеца и одного из крестьян. Этих двоих японцев и их наложниц с детьми я тоже приказал отдельно посадить под замок.

Сысой со своими людьми, знающими немного японский и Акиро с Иваном и его братом, который тоже знал японский и мог сказать пару русских слов, под командованием хорунжего получили задание свергнуть власть японцев на всем острове и арестовать всю эту публику. Главное было быстро захватить самое большое селение айнов в центре восточного побережья острова в достаточно удобной бухте. В этой бухте в океан впадал ручей, вытекающий из почти круглого озера, расположенного севернее.

Судя по этому описанию на этом месте в моем покинутом времени возник город Южно-Курильск.

Завершив, все эти дела, я вернулся на «Дежнева» и пригласил на совет всех капитанов, Ивана Васильевича, корабельных священников и священника староверов. Надо было решать судьбу пленных и что вообще делать дальше.

Я изложил известное мне до этого и всё, что узнал сегодня. Играть с демократию я не стал и сразу же высказал своё мнение.

– Самураи, принявшие изуверское решение сжечь своих невольников, наложниц и их детей, причем заметьте это были и дети японцев, и лично начавшие претворять его в жизнь, должны быть казнены. Единственная поблажка – расстрел, а не петля к примеру. Кузнец и крестьянин, за которых попросили их скажем так жены-невольницы, имеют право на снисхождение и если айны согласны, пусть остаются со своими женщинами. Купцы, приказчики, надсмотрщики, насиловавшие женщин солдаты и моряки, ремесленники и крестьяне, все в трюм и на каторжные работы. Куда, решу позже. Солдаты, матросы, простые японцы и приказчики будут иметь шанс получить свободу. Купцы и надсмотрщики вряд ли. Господа Слободчиков и Попов подобное решение поддерживают, – в кают-компании стояла тишина, казалось даже океан за бортом притих.

– Если у кого-то есть весомые аргументы против такого решения, прошу их изложить, но только если это весомые аргументы, – на душе у меня было не весело, но своё решение я менять не собирался и не представлял какие аргументы надо привести, что бы я его изменил.

Ровно три минуты я ждал, но тишину никто не нарушил и моё решение не оспорил.

– Теперь, господа, следующий вопрос, что делать дальше? В свое время Российская империя распространила свою власть на все Курилы и северо-восток острова Эдзо. Русские появились с этих краях раньше японцев и когда те пришли сюда они встретили православных аборигенов. Подтверждение моих слов айн Иван. Затем японцы подло вытеснили русских с этих территорий и после истории с Василием Головниным установилось установилось статус-кво, существовавшее еще несколько дней назад. Но потом произошло то, в чем нам пришлось активно поучаствовать и сейчас стоит вопрос, что делать дальше? – можно конечно коротко сказать, я решил и вперед, но мне хотелось, чтобы мои товарищи, а всекх присутствующих сейчас я считал именно таками согласились с моми решением.

– Варианты следующие: мы наказали обидчиков, поэтому разворачиваемся и уходим. Второй вариант, мы добиваем японцев здесь, затем на Итурупе и тоже уходим. И третий вариант, мы остаемся. Вот по этому поводу хотел бы услышать, господа, ваше мнение.

– Алексей Андреевич, а в каком качестве мы здесь можем остаться, – первым заговорил капитан Панин. – Мы уже освободили несколько сотен фактически японских рабов. Наши люди сейчас занялись освобождением на Кунашире всех других. Я думаю их может оказаться несколько тысяч. После всего мы не можем уйти, бросив этих людей. Только получается что мы развязали войну между Россией и Японией, ну или между Российской Американской компанией и Японией. По моему мнению, хрен редьки не слаще.

– Отлично, господин капитан, вы верно подметили главное, кто является сторонами в возникшем противостоянии. Я хочу предложить освобожденным нами айнам два варианта. Первый, они уходят с нами, вернее желающие уйти. Мы отходим на Уруп, кто-то останется там, а кто-то поплывет со мной дальше. Так как японцы напали первыми, то они умоются и промолчат. А урок жесткий и и запомнят надолго. То, что местный князь был в курсе этих планов сомнению не подлежит. Захваченная джонка вооружена новенькими голландскими пушками. Согласитесь, господа, вариант и вполне возможный, – я внимательно посмотрел на каждого. У нас уже сложилась определенная культура общения, говорить только по существу, а не комментировать и не выражать своё согласие.

– Второй вариант. Айны вообще-то народ не очень способный к общественной организации, поэтому в многовековой борьбе японцам и проиграли. Но остатки этого когда-то большого и могущественного народа подверглись сильной японской ассимиляции и сейчас это немного другие люди. Освобожденные нами из японского рабства айны потомки порабощенных русских подданных и они просят нас защитить их. Но войну с Японией никто устраивать не желает, поэтому, айны провозглашают свое государство, признают своим сюзереном нашего Государя и обращаются к нему за помощью. А я как верноподданный, интересы Государя блюду и эту помощь им оказываю, а вы все просто служите у меня. Тем более, что помогать айнам останутся только добровольцы, – вариант конечно возможный но честно говоря достаточно фантастический и откровенно говоря завиральский.

– Алексей Андреевич, вы с огнем играете, Государь я думаю будет в ярости, это всё уже большая политика, – все явно немного ошарашены услышанным, но крестный пришел в себя быстрее всех.

– Я так, господа, не считаю. Если все получится, Государь просто меня пожурит. Что такое Япония? Пока, господа, ничего, но она позволяет себе захватывать территории принятые в российское подданство бабкой Государя, императрицей Екатериной Великой. В Европе ни одна пушка не могла выстрелить без её дозволения, а тут какая-то Япония творит что хочет, одна история с пленением русской экспедиции чего стоит. Второй факт, мы захватили еще и английский бриг и уверяю вас, господа, их появление здесь не случайно. И когда с этими господами я побеседую еще раз они много расскажут интересного и скорее всего японцы промолчат, – аргументы в пользу такого разворота событий я находил бкувально на ходу и получилось немного сумбурно.

А на последок я оставил самый плохой, но по-моему мнению очень вероятный сценарий.

– Есть, еще и третий вариант, самый плохой. Заваривается нешуточная каша и мне, чтобы расхлебать её, придется хорошо раскошелится. Ну что же тогда придется распечатать свою кубышку и расплачиваться за содеянное.

– И сколько, ваша светлость, окажется этих добровольцев, как вы полагаете? – капитан Панин похоже быстро все обдумал и решил вернуться к обсуждению первого варианта.

– Все казаки и староверы, что сейчас на берегу, и часть наших моряков.

– Вы, Алексей Андреевич, отдаете им все захваченные трофеи, с том числе всю артиллерию, часть винтовок и вернувшись в Россию снаряжаете тут же еще одну экспедицию с вооруженной помощью, – Панина неожиданно поддержал Иван Васильевич.

– Именно так, но в любом случае тут нам придется немного задержаться и я попробую вступить в переговоры с японцами.

На этом наше совещание закончилось. Крестный все это время молчал не проронив ни слова. Но я уверен, что мы с ним еще поговорим тет-а-тет.

Ближе к вечеру «Дежнев» и «Ласточка» пошли на Итуруп вдоль восточного берега Кунашира, пройдя пролив, они пойдут вдоль западного берега Итурупа.

Их задача вышвырнуть японцев и с Итурупа.

В нескольких верстах севернее большого поселения, которое я для себя уже называю Южно-Курильском, одно единственное селение, почти напротив торчащей из океана метрах в десяти вертикальной скалы, еще одно немного южнее, примерно посредине расстояния до вулкана.

Мы когда шли от Урупа видели в ночи их огни. Еще одно поселение на другом западном берегу острова, но не на берегу океана,а на берегу озера рядом с океаном.

Других селений нет, японцы всех айнов лет десять назад согнали в эти четыре. А на Итурупе вообще одно, бывшая русская Шана. Её я для себя уже зову Курильском. Он расположен на западном побережье острова и с него японцы всегда ходят только одним маршрутом. Вдоль побережья до пролива с Кунаширом, а потом только вдоль его восточного берега, другими маршрутами запрещено пользоваться под страхом смерти. Поэтому пароходы и идут этим маршрутом.

Казаки с хорунжим должны успеть навести порядок в трех селениях и сесть на один из пароходов возле торчащей скалы, а Сысой с братом Ивана пойдет в четаертое село на берегу озера.

Я остался в крепости, со мной были два толмача, раненый помощник Андрей Мыльников и товарищ Акиры Харука.

Я хотя и говорил о своих твердых решениях, на самом деле очень сомневался и мысль об англичанах и возможной попытке договориться с японцами пришла мне в голову во время моего сольного выступления. Я собирался сам, на белом коне, отправится на Итуруп, поэтому я быстро переиграл свой план, тем более что я не успел его озвучить.

Я рассудил просто, если я сумею дознаться с какой стати и зачем англичанин и японец вмести поперлись в пиратский набег на русский остров, то возможно у меня появятся козыри в разговоре с японцами.

Отправлясь на Кунашир, трех самых подозрительных англичан я решил прихватить с собой: старшего офицера, квартирмейстера и чернявенького представителя избранного народа в котором за версту было видно бухгалтера. Представился он Айзиком Смитом.

Вот с разговора с ним я и решил начать претворять в жизнь свой план договориться с японцами.

На эту мысль меня натолкнула одна небольшая деталь. Все, что рассказывали пленные, я и Иван Васильевич записывали.

И вот читая свои записи, я вдруг натыкаюсь на перечисление англичан, приплывших в гости на джонку, а через два абзаца на такое же перечисление уехавших и тут меня как током пронзило, среди приехавших его не назвали, а вот среди отъезжающих сразу же за английским капитаном.

Я тут же вспомнил его забегавщие глазки, когда я спросил его, а не бывал ли он в Нагасаки и решил начать с нового допроса господина предположительно бухгалтера.

Когда привели господина Смита, я сидел и перечитывал протоколы допросов. Иван Васильевич усадил его напротив меня и встал сзади, глыбой нависая над достаточно тщедушным господином Смитом. Несколько минут я молча якобы читал свои бумаги, а сам внимательно вслушивался в звуки издаваемые человеком сидящим напротив. Сначала я не понял в чем дело, но прислушавшись сообразил, это стучат его зубы и все чаще и чаще.

Я резко поднял глаза и увидел трясущийся подбородок Смита.

– Господин Смит, а почему вы меня обманули? – теперь затрясся не только подбородок, но и весь сам Смит. Мне показалось, что даже начал подпрыгиваить стул, на котором он сидел и он с трудом выдавил из себя:

– Я… вас… – и зарыдал.

Иван Васильевич налил стакан теплой воды из кувшина и протянул его мне, а сам резко вылил на Смита ледяную воду из другого. Его только что принес стюард.

От ледяной воды Смит замолчал, а глазах его появился ужас.

Иван Васильевич взял у меня стакан и протянул его несчастному человечку.

– На выпей тепленького, сразу полегчает и облегчи свою души, расскажи всю правду, тебе тогда вообще станет хорошо.

Глава 9

Иван Васильевич протянул стакан теплой воды Айзику Смиту:

– На, выпей тепленького, сразу полегчает и облегчи свою души, расскажи всю правду, тебе тогда вообще станет хорошо.

И Айзек Смит действительно рассказал всё, что знал. Всего он конечно не знал, но даже то, что он рассказал было ошеломляющим.

Причиной случившегося были деньги и при определенном раскладе просто огромнейшие. И мало того это может привести к глобальным геополитическим потрясениям. Япония – дыра на краю света, а в эту дыру хотят столкнуть великие европейские державы.

Остров Хоккайдо или Эдзо и южные Курильские острова были вотчиной японского княжество Мацумаэ, которое принципиально отличалось от других японских княжеств.

Основой существования всех княжеств были оброк и повинности с земледельцев. А доходы Мацумаэ почти целиком основывались на монопольной торговле с айнами, которых они беззастенчиво эксплуатировали, потихоньку осваивая Эдзо и создавая себе традиционный для японцев экономический базис. Это право утверждалось сёгунами Токугава.

Княжество Мацумаэ не имело кокудака, это специфический японский рейтинг, выраженный в объёме выращиваемого риса.

В 1799-ом году сегун, фактический правитель сегодняшней Японии, начал лишать Мацумаэ их владений на Эдзо. Взамен они правда получали земли на других островах, им начал присваиваться этот самый рисовый рейтинг и назначаться пенсия.

Но в 1821-ом году сёгунское правительство разрешило роду Мацумаэ вернуться на остров Эдзо, вернуло все ранее конфискованные владения, а год назад они получили большой рейтинг и разрешение на строительство замка в княжестве с правом его обладания.

Такое возвышение рода Мацумаэ естественно не очень нравилось другим и им решили подставить ножку.

За неплохие деньги нашлись желаюшие участвовать в большой провокации, которая должна была по их замыслам свернуть шею Мацумаэ.

Деньги были французские, после катастрофического поражения Наполеона у них продолжало чесаться одно место и вот какой-то французский банкир средней руки решил поиграть в большие геополитические игрища.

В эту провокацию втравливался не только княжеский дом Мацумаэ, но и Англия с Голландией.

Последовательно должны быть разгромлены русские посты и поселения на Курилах и организовано нападение на Камчатку. Для этого был подкуплен купец-откупщик на Кунашире и привлечен беспринципный английский капитан. А ребятки эти снаряжались в Нагасаки, где заправляли голландцы.

В итоге должно было получиться обострение отношений между Россией и европейскими державами с Японией.

В итоге бы конечно все разобрались, буря в стакане улеглась, а на биржах прошли бы небольшие потрясения, на которых можно сделать не плохие деньги.

Мацумаэ гарантировано получают от сегуна по шапке, как и голландцы с англичанами, а французы, все в белом, предлагают свои услуги разгневанному сегуну.

Колоссальные потери кстати несут Ротшильды, особенно Джеймс, сидящий в Париже.

Наш господин Айзек в этом деле был всем: мозговым центром и организатором. Он был в курсе всего, знал все адреса, пароли, явки. Вот только деньги были французские. В Великобритании Айзек не рискнул искать финансирование своего проекта.

Куш должен получиться неплохим, сам Айзик рассчитывал расплатиться с долгами и все равно стать миллионером.

Запутавшись в долгах, он подался на Восток, где в конечном итоге оказался в Нагасаки, а там случай свел его с таким же японским проходимцем. Вместе они все это и придумали.

Время не только деньги, но и зачастую чья-то жизнь. Со слов Айзика завтра или послезавтра из Кусури должна прийти еще одна военная джонка. Она вместе с двумя уничтоженными нами должна присоединиться к бригу и джонке, которые после набега на Уруп продолжат нападения на русские посты и поселения на островах. А затем они вместе они должны атаковать Камчатку.

Так считают глупые японцы, участвующие в этом деле. На самом деле на этой джонке приплывет для инспекции приближенный сегуна, прибытие которого окажется совершеннейшей неожиданностью для всех. Он должен разоблачить «провокацию», получить доказательства о причастности к ней дома Мацумаэ и доложить об этом своему повелителю.

Что успеют натворить джонка и английский бриг организаторов не волнует, сам Айзек к этому времени уже должен покинуть эту сладкую парочку, высадившись на Урупе с двумя матросами. Их через несколько дней должна забрать одна из джонок, благополучно догорающая на берегу возле крепости. Эта джонка должна была доставить мистера Смита в Манилу, где он спокойно должен подвести итоги операции.

Есихиро Мацумаэ, юный внук недавно умершего князя Акихиро находится при дворе сегуна и ждет результатов инспекции по результатом которой должно произойти окончательное восстановление прав клана на Эдзо.

Услышав все это, мы с Иваном Васильевичем в буквальном смысле потеряли дар речи. Это же надо такое придумать и рассчитывать, что это сработает. То, что обезумевший от своих финансовых неурядиц Айзик, а я на самом деле полагал, что у него не все в порядке с головой, такое придумал, не удивительно. Подтверждением его безумия, по моему разумению, является как раз его признание. Но как он сумел втравить в это дело кучу людей и получить немалые деньги во Франции?

То, что там полно безумцев, желающих назло маме отморозить себе уши, общеизвестно, но не настолько же, чтобы пускаться в такие авантюры.

После чистосердечного признания Айзека дело пошло быстрее, старший офицер брига и квартирмейстер упираться не стали и все рассказали, подтвердив многие слова Айзика. Всего они конечно не знали, но того что знали было достаточно.

С японцами было немного сложнее, в первую очередь из-за отсутствия хорошего переводчика. Но в конце концов у оставшихся в живых офицера крепости и одного из капитанов разгромленных нами джонок, проснулись лингвистические способности, они поняли что их ждет не почетная самурайская смерть, а какое-нибудь немыслимое бесчестие и признались в заговоре против Мацумаэ.

Пазл сложился и теперь спокойно можно подумать, что делать. Погибших японцев и англичан мне было совершенно не жалко, в отличие от наших на Урупе, но это семечки по сравнению с тем, что могло быть.

Всю ночь мы готовились к очередному возможному бою с японцами. Если конечно будет одна джонка, то мы без сомнения справимся, а если две или три?

Около десяти утра впередсмотрящий в вороньем гнезде на мачте доложил, что видит парус. Через два часа я и без подзорной трубы видел приближающуюся к нам японскую военную джонку.

Японцы шли совершенно спокойно, без какой-либо опаски. А ведь они не могли не видеть выбросившиеся на берег свои две полуразбитые джонки. На расстоянии примерно полумили они остановились, бросили якорь и спустили шлюпку, которая направилась к нашему кораблю.

К моему удивлению первым к нам на борт поднялся японец в европейском платье, если бы не его характерная внешность, я бы сказал, что передо мной европейский морской офицер.

Остальные японцы не стали подниматься на наш корабль и высадив своего представителя, отошли метров на двадцать.

Японец внимательно осмотрелся по сторонам, окинул внимательным взором капитана, Ивана Васильевича и меня.

Японец явно был не дурак и хорошо разбирался в людях и поэтому обратился ко мне на хорошем английском.

– Что делает вооруженный русский корабль в нашем порту и почему на берегу две наших разбитых джонки? – вежливость явно не была достоинством этого господина. Сказано все это было достаточно оскорбительным тоном.

– Ваш военный корабль атаковал наш пост на острове Уруп и уничтожил его своим огнем, мы были вынуждены вмешаться, – ответив японцу я подумал, что начало разговора совершенно дурацкое.

Но японец невозмутимо выслушал меня и задал следующий вопрос.

– А мы разве находимся возле острова Уруп?

– Нет, мы находимся около острова Кунашир, но прежде чем объяснить в чем дело, я хотел бы узнать, сэр, с кем имею дело? Я светлейший князь Российской Империи Алексей Новосильский.

Японец еще раз внимательно оглядел всё вокруг и ответил, что он представитель сегуна. Проходить куда-либо он отказался и потребовал объяснений прямо на месте.

Свои паспортные данные японец не назвал, видимо полагая, что достаточно представиться представителем сегуна.

Я как чувствовал подобное и изложил все на бумаге, поэтому молча взял свой труд Ивана Васильевича и протянул его Петру, который также молча передал его японцу.

Японец пять листов моего рукописного текста прочитал на удивление быстро.

– Где эти люди? – я хотел было уточнить кто именно, но потом передумал.

– У меня под арестом. Ваших офицеров, приказавших сжечь невинных людей, я прикажу расстрелять. Остальные будут на каторжных работах, чтобы никому не повадно было нападать на русские посты. После этого я пойду в Россию и приведу сюда большой флот. И это будут не только русские, но и английские корабли. Мы вместе накажем вас за случившееся, – я говорил, а у самого в голове была мысль, что я несу? Да кто поверит в подобный бред. Это легко сказать, я приведу сюда большой флот.

Но к моему величайшему удивлению это сработало. Японец невозмутимо выслушал мою мою ахинею и спокойно ответил. Надо сказать, что после своих первых эмоциональных слов он проявлял потрясающую выдержку и говорил ровно и однотонно.

– Я приношу извинения от имени господина сегуна и хотел бы знать при каких условиях инцидент можно будет считать исчерпанным?

Происходящее было определенно из рубрики очевидное-невероятное. Форма наших так называемых переговоров, это раз, их суть и содержание, это два. Такое просто не может происходить в реальности. Но мой организм сейчас работал в каком-то непонятном режиме и я как бы со стороны услышал сам себя.

– Вы отдаете мне, не Российской империи, а мне, светлейшему князю Новосилькому, острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и гряду Хабомаи. Я получаю право торговли с правителем острова Эдзо, князем Мацумаэ или кем-нибудь другим, если господин сегун сменить здесь правителя. Все это должно быть оформлено договором и должны быть гарантии его нерушимости, – я приготовился к тому, что сейчас я буду по японски куда-нибудь послан за свою несусветную наглость.

Но произошло совершенно немыслимое, японец согласился.

– Хорошо, я согласен, но при одном условии. Вы отдаете мне всех наших людей. Только людей, это, – японец показал на выбросившиеся на берег джонки, – меня не интересует. Когда вы готовы отдать мне их?

– Когда получу подписанный договор, – я пожал плечами, это вообще-то очевидное.

Японец развернулся и подошел к фальшборту корабля, японская шлюпка не подошла, а просто подлетела к нашему кораблю, а затем с немыслимой скоростью полетела к джонке.

Я поднялся на мостик и огляделся. Все как обычно, все на месте и ничего невероятного не происходит, кроме одного: японская шлюпка летит как на крыльях.

– Алексей Андреевич, я не могу поверить в реальность происходящего, – Иванг Васильевич был явно растерян.

– Я, Иван Васильевич, тоже. Прикажите позвать Харуку и Мыльникова.

Мыльников японский знал очень посредственно, но очень старался и у него более-менее получалось, а Харука тоже очень старался понять, что от него хотят и в итоге получился неплохой результат.

Меня интересовал только один вопрос, какое может быть разумное объяснение происшедшему?

Харука думал недолго.

– Есть только одно разумное объяснение этого. На джонке находится сам сегун Иэнари Токугава и ему обязательно надо освободить кого-то из захваченных вами самураев, – Услышав это, Иван Васильевич даже с досадой хлопнул в ладоши.

– Так Алексей Андреевич еще может быть даже и прогадал? Наверное надо было больше просить, – чего-чего, а вот этого перла от всегда разумного господина Тимофеева я не ожидал и только смог произнести.

– Ну вы, Иван Васильевич и даете, – еще бы секунда и я бы рассмеялся, но меня успел опередить Харука, который очень серьёзно изрек.

– Будет чудом, если они согласятся.

Но чудо случилось и через час тот же японец опять поднялся к нам на борт. На этот раз он был не один, с ним был еще один надутый важностью господин в какой-то традиционной японской одежде. В руках он держал перевязанный лентой свиток бумаги.

Наш японец молча взял его и протянул его подошедшему Петру. Показав на Харуку, он сказал:

– Пусть ваш человек проверит наш договор.

Харука развернул свиток и медленно прочитал его, а Мыльников еще более медленно перевел на русский.

– Здесь написано, что князю в вечное владение передаются все затребованные им острова и ему разрешается торговать со страной Нихон через порт Сибецу, который для этого построят князья Мацумаэ на острове Эдзо напротив Кунашира. Здесь японцам будет разрешено общаться с русскими, в остальных местах запрещено под страхом смертной казни, японским кораблям также запрещено даже приближаться к этим островам, – Харука еще раз внимательно со всех сторон разглядел переданный договор. – Это действительно настоящий договор, подписанный сегуном и здесь стоит его печать.