Текст книги "Олигарх 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Анри Ланжерон был ранен, левая рука у него висела как плеть, сквозное пулевое ранение плеча было не смертельным, но рана кровоточила, гноилась и очень болела.

Скорость передвижения месье Ланжерона по Европе была как у заправского фельдъегеря и он в Париже был всего на два дня позже приезда Сергея Петровича в Варшаву.

Радости братьев Ланжеронов наверное не было придела, наконец-то их дорогой Анри приехал в гости.

Но почти сразу же Анри понял, что перед ним стоит невыполнимая задача, таких бывших польских аристократок легкого поведения имеющих маленьких детей, во Франции тысячи и проверка каждой из них займет годы. Братья конечно обещали помочь, но оптимизма ни у кого не было.

Глава 16

Почти сразу же Анри понял, что перед ним стоит невыполнимая задача, таких бывших польских аристократок легкого поведения имеющих маленьких детей, во Франции тысячи и проверка каждой из них займет годы. Братья конечно пообещали помочь, но оптимизма ни у кого не было.

Но когда Ланжерон начал собираться в обратный путь в Париж прилетел посланец Сергея Петровича. Он очень спешил и тоже наверное поставил рекорд передвижения по старушке Европе, но это того стоило.

Привезенная им информация оказалась бесценной. Польская дамочка, отвечающая всем исходным данным, оказалась только одна.

Анри попытался с ней познакомится, но она как почувствовала недоброе и начала кричать, что русский царь негодяй, а никак не человек чести, давший слово и подослал к ней наемного убийцу.

После этого все стало на свои места, а неумная дамочка еще и выстрелила в Ланжерона. Анри был ранен и скорее всего все бы для него кончилось очень плохо, дамочка была не одна и шансов уйти живым у него не было.

Но братья на таких делах собаку съели и подстраховались. Месье Анри был спасен, дамочка и несколько её шустрых кавалеров были без каких-либо сантиментов схвачены и жестко допрошены.

Пани Ядвигу допрашивал сам Шарль Ланжерон. Она сразу же поняла всю серьезность и печальность своего положения и честно рассказала всё.

Кипя желанием мести мне, граф Белинский в свое время сделал короткую остановку в Париже, где мгновенно угодил в сети пани Ядвиги предложил ей руки и сердце и успел даже обвенчаться с ней.

Незадачливый молодожен успел поделиться со своей молодой женой страшной тайной. Он был незаконнорожденным сыном русского императора Павла, при том вторым и должен быть наследником русского престола, а отнюдь не Великий Князь Константин.

Через несколько дней новоиспеченная графиня стала вдовой и решила дальше жить тихо и ни во что больше не встревать.

Вскорости у неё родился мальчик, но это был сын не графа Белинского, а очередного любовника, с которым пани Ядвига быстро утешилась.

Этот господин был очень очень шустрым, участвовал в Польском восстании, но сумел убежать и вернутся в Париж. Он то и задумал провокацию на Дальнем Востоке.

Во Франции было достаточно русофобов и среди них были и враги Джеймса Ротшильда. Они то и проплатили хитроумную провокацию, в итоге которой они хотели хорошо поднагадить царю-батюшке и Ротшильдам, которые в результате понесли бы большие убытки.

О том, что ничего не получилось заговорщики узнали быстро, по своим заранее подготовленным каналам они это узнали, когда я еще плыл в Европу. Англичане конечно лопуха склеили так быстро казнив Айзика Смита, он как выяснилось рассказал далеко не все.

Ярости пани Ядвиги не было предела и она сама предложила своему любовнику отомстить мне, рассказав своему любовнику о тайне графа Белинского. В итоге Государь получает письмо с угрозами разоблачения очередной тайны дома Романовых и требованием моего наказания.

На мое наказание император согласился и пообещал отослать меня подальше от Европы, а вот с остальным история должна еще только получить свое продолжение.

В процессе спасения месье Анри жизни лишились двое поляков, одним из которых оказался любовник пани Ядвиги, а никакого ребенка не оказалось. За него она выдавала сына служанки.

Все это пани изложила на бумаге и её повезли в полицию, оказалось что у неё большие проблемы с французской Фемидой и месье Шарль дал гарантии, что дамочка будет строго наказана.

Чтобы не осложнять себе жизнь еще больше, всю свою переписку с русским императором она добровольно отдала месье Анри и он привез её мне.

Я сразу же приказал заложить экипаж и поехал в Зимний, где потребовал срочной аудиенции Государя.

Николай Павлович наверное был удивлен, но принял меня сразу.

В кабинете кроме императора никого не было.

Я поклонился и протянул императору пакет с компрометирующими письмами, признанием пани Ядвиги и описанием судьбы всех фигурантов этого грязного дела.

Император внимательно прочитал всё и убрал бумаги в стол. Я молча стоял и ждал его реакции. Похоже Самодержец не знал как ему поступить и немного растерянно сказал:

– Благодарю вас, князь, – мне совершенно не хотелось слышать никаких слов от императора, я молча поклонился и вышел.

В полдень пятницы, восемнадцатого августа 1833-его года я поднялся на палубу парохода «Москва» и мы сразу же взяли курс на Британию. Там мы как всегда берем отличный английский уголь и вперед.

Пароходы ушедшие в Техас уже должны возвращаться, но ждать мы их не будем.

Наш отряд идет через мыс Доброй Надежды. У нас на борту стопятьдесят семей, пятьдесят казаки, остальное староверы. Отряд, идущий через мыс Горн тоже везет столько же семей.

Кто-то останется на Южных Курилах, если конечно там все нормально. Но конкретно я буду решать уже на месте.

Первого сентября мы покинули Британию и направились на юг.

Перед отходом из Британии я встретился с Федором, он ничего принципиально нового не сообщил, кроме благодарности Лайонеля с которым накоротке встретился в нашем клубе. Молодой Ротшильд был в курсе неудавшейся провокации на Курилах. И против сложившейся ситуации его клан не возражает, а полученные мною острова вполне заслуженный приз.

До французского острова Уэсан мы шли вместе, а затем наш отряд пошел к Африке, а отряд Артемова на Ресифи.

Нам предстоит пройти шестнадцать тысяч миль и сделать мы это должны за четыре месяца с учетом двух заходов на дозаправку: в Южную Африку и на Цейлон.

Второй отряд идет с одним заходом в Ресифи до Чили, а потом задача с непонятным количеством неизвестных.

До Курил идти напрямую девять тысяч миль и не факт, что хватит угля. Но можно идти с заходом в Калифорнию, это лишние полтысячи миль, но гарантировано дойдешь, заправившись там древесным углем.

Но конкретно будет решать капитан Артемов, флагман второго отряда во время стоянки в Чили.

С пароходами, возвращающимися из Техаса мы разминулись, хотя я до последнего надеялся на встречу, и погудев друг другу, разошлись и со вторым отрядом.

Никакого экстрима во время перехода через Атлантику, а затем и Индийский океан не было, за исключением непонятного сближения с нами десятка джонок около Сингапура, думаю это были местные пираты.

Но увидев, что мы вооружены, они предпочли пройти мимо. Второй неприятный эпизод был при прохождении Японских островов.

Здесь нас встретили уже военные джонки, но мы сыграли боевую тревогу и японцы передумали приближаться к нам, но на удалении сопроводили нас почти до Кунашира, вернее до пролива между Хоккайдо-Эдзо и островами малой курильской гряды.

Этот пролив японцы зовут Гоёмай, а мы еще никак.

Достигнув пролива, утром тридцать первого декабря, мы легли в дрейф, справа в нескольких кабельтовых небольшая скала посреди океана. Я её знаю как остров Сигнальный. Сейчас он по идеи пренадлежит мне. На нем неплохо бы соорудить маяк.

Места здесь еще непуганные и на русских картах не обозначены, да скорее всего и на любых европейских.

Я подошел к крестному, который разглядывал в подзорную трубу окрестности.

– Алексей Андреевич, эта скала если мне не изменяет память тоже пренадлежит вам? – крестный показал на будущий остров Сигнальный.

– Полагаю, что да.

– Идеальное место для установки маяка и остров вполне можно будет называть Сигнальным. До южного мыса Кунашира здесь миль двадцать. Не могу честно сказать решить куда идти в Южно-КУрильск или все-таки сначала заглянуть в бывшую японскую крепость? – слова крестного меня удивили, обычно он такими сомнениями не делится. А насчет Сигнального и маяка на нем попадание в десятку.

– Как тут называть острова это ваше право, насчет маяка с вами полностью согласен и если вас интересует моё мнение, то я бы предпочел идти до Южно-Курильска.

До Южно-Курильска мы шли еще пять часов и в полдень бросили якоря в его бухте.

Картина открывшаяся нам была довольно живописной.

На восточном берегу бухты на небольшом полуострове выдпющемся в океан был русский поселок. Он был небольшим и очень компактным. Всего я насчитал двадцать два деревянных строения. Половина из них были достачно большие и длинные бараки. У каждого было по два-три окна и по две-три печных трубы.

Все они были построены в одну линию на берегу бухты и производили впечатление чего-то временного.

А вот за ними было несколько свежесрубленных деревянных домов, по всей видимости пятистенков. Они производили основательный и капитальный вид. Из всех труб русского поселка поднимался дым, на улице был легкий минус

Немного отдельно стояли два более больших дома. Они были как бы глубине строящегося поселка и их высокие крылечки выходили на океан.

На восточном мысе бухты стояли четыре пушки, одна из них выстрелила и от строящегося на мысе причала отвалила шестивесельная шлюпка и бойко пошла в нашу сторону. На её корме развивался российский триколор и небольшой андреевский стяг.

От русского поселка вдоль берега бухты беспорядочно стояли хижины айнов. Их было несколько сот, но большинство похоже были необитаемые. Только в центре этого поселения аборигенов кипела жизнь.

Через час мы с Соней сидели в одном из больших домов и пили чай. Этот дом называли губернаторским и это была как бы резиденция правителя Южных Курил. В нем также во время своих приездов размещались гости с Камчатки, других здесь еще не было.

В доме была комната канцелярии, достаточно большая приемная и местный арсенал, где под замком хранилось несколько десятков винтовок и бумажные патроны к ним.

Нас угощала хозяйка: жена бывшего хорунжего. Иван Кузьмич Кольцов, прибывший на остров два дня назад рассказывал о положении дел на Курилах.

Первым делом я поинтересовался, что это за полусгоревший остов джонки виднеется около мыса ограничивающего бухту с запада.

На столе лежала нарисованная карта Южных Курил. Я поразился точности изображения на ней и некоторым названиям на ней.

Западный мыс был назван Горячим, а рядом с ним была надпись – Горячие Ключи. Восточный мыс бухты так и назвали Восточным, а юго-восточную оконечность полуострова на которой разместился Южно-Курильск назвали Южно-Курильским.

Бывшую японскую крепость на юге острова назвали Головнинским фортом, а южный мыс Кунашира мысом Головнина. Вулканам Кунашира имена дал я: южный Головнина, северный Тятя, а самый большой который в моем 21-ом веке назывался именем Меделеева остался просто Вулканом.

Отношения с японцами были непонятными. Придя в себя после нашего ухода они стали предпринимать робкие попытки выдворить наших людей с Кунашира и остальных островов.

Каждую недели японские джонки пытались подойти в острову и высадить десант. Но в Южно-Курильске постоянно стоял или бриг или пароход. Наши корабли и пароходы были вооружены, на пароходах и бриге было по шеснадцать корранад и по четыре длинных корабельных пушки.

Такое же пушечное вооружение было у Головинского форта и на Восточном мысе были установлены четыре длинные корабельные пушки. Две четырехорудийные батареи были установлены в Курильске. Артиллерия была в основном трофейная, захваченная у японцев и на английском бриге.

Иван Кузьмич быстро организовал переброску с Камчатки желающих поселится на Южных Курилах и через два месяца на Кунашире была сотня русских семей и Итурупе пятьдесят.

Шестьдесят из них были казаками, десяток на Итурупе. В Головинском форте расквартировалось три десятка казачьих семей. Остальные казачьи и русские семьи решили пока жить в Южнл-Курильске.

На Итурупе все русские живут в Курильске.

Для экипажей наших кораблей были построены морские гостиницы в Южно-Курильске и Курильске, пока это просто большие бараки. Но моряки очень довольны, когда они несколько дней стоят на якоре на Курилах у них есть возможность спать не на борту в гамаках и на шконках.

Айны в своем большинстве разошлись по островам и пытаются вернуться в своему традиционному образу жизни. Все смешанные семьи, где мужьями стали пленные японцы, остались в двух селениях возле Южно-Курильска и Головинского форта.

Рядом с русскими осталось жить и какое-то количество чисто айнских семей.

Среди оставшихся был и айн Иван. Он среди айнов Южных Курил стал как бы князем. Его верховенство безоговорочно признавалось всеми айнами.

Японцы сумели конечно очень поломать традиционный уклад жизни курильских остатков этого некогда многочисленного и могучего народа. И сейчас они, оказавшись на Кунашире и Итурупе на свободе и предоставленные сами себе, пытаются создать по сути что-то новое. Какими будут их новые общественные отношения пока совершенно не понятно.

Меня очень удивило, что айны почти отказались от изуверского обычая татуировок женщин. Но самым главным было их очень дружеское отношение к нам, доходящее чуит ли не до обоженствления.

В этом основная заслуга была нашего хорунжего. Он понял важную вещь, что без опоры на курильских аборигенов мы не сможем здесь закрепиться и пригрозил запороть до смерти любого, кто будет обижать и притеснять айнов.

Эта его политика принесла свои неожиданные плоды через несколько недель после нашего появления, айны Эдзо-Хоккайдо начали всеми правдами и неправдами перебираться на Кунашир.

Это быстро вызвало неудовольствие японцев и они потребовали выдать всех бежавших. На что получили легендарный казачий ответ в местной интерпритации: с Курил выдачи нет.

После этого японцы стали предпринимать попытки силой решить этот вопрос. Они пытаются, но практически безуспешно, перехватывать лодки айнов переправляющихся через пролив и дважды пытались высадится на Кунашир на его западном побережье. Но оба раза казаки спровадили незванных гостей, причем второй раз после небольшщого боя, в котором с нашей стороны был один убитый.

Апофеозом всего этого была попытка налета на Южно-Курильск месяц назад.

С Камчатки пришел «Алексей Чириков» и встав на якорь, возле строящегося причала начал разгружаться.

В этот момент со стороны океана в бухту стали заходить две военные джонки японцев. Какой маневр они задумали осталось тайной, но на предупредительный выстрел батареи Восточного мыса японцы ответили открытием огня с пушек одного из бортов джонок.

Предупредительный холостой выстрел был уже стандартной процедурой, знакомой японцам. Они до этого уже три раза заходили к нам.

Но и в этот раз наши канониры оказались сноровистее и удачливее, «Алексей Чириков» правда получил пробоину ниже ватерлинии и потерял трех человек и японцы сумели зажечь один из бараков на берегу.

Но обе японские джонки в итоге были потоплены. Одна попыталась уйти и затонула на выходе из бухты на уже приличных глубинах, а другая, загоревшаяся как свечка, выбросилась на берег.

С джонок спаслась почти сотня японцев, все они были взяты в плен и на отремонтированном «Алексее Чирикове» отправлены на Камчатку, где они влились в ряды японских строителей дороги.

Но перед тем как уйти на Камчатку, наш ледокольный пароход сделал рискованный рейс на Хоккайдо.

За несколько дней до налета в Головнинский форт приплыл японский купец и сказал, что нас ждут с товарами в новом порту Сибецу открытом для торговли с нами.

Хорунжий после долгих раздумий решил все таки рискнуть. Перебежчики докладывали. что японцам как воздух необходимо восстановление торговли с айнами. Местная торговля была вещью загадочной и нам еще совершенно не понятной.

На взгляд наших людей айны могли предложить пока немного морепродуктов, в этом деле они были большие мастера и на голову превосходили японцев и свои охотничьи трофеи, например медвежьи шкуры.

Но охоту они только – только возобновили, также как и морской промысел и ничего товарного пока не было. Но хорунжий нашел выход из положения. На захваченных японских складах было кое-что годное для торговли: несколько шкур, айнские изделия из дерева, среди них были редкостные мастера, какие-то местные травы и небольшое количество особо ценных товаров, орлиных хвостов и шкур каланов. Их ценность заключалась во вхождении в официальный список подношений сегуну.

Все это погрузили на пароход и поплыли в Сибецу.

Японские купцы и администрация Сибецу были сама любезность. все было тут же куплено, вернее поменяно, причем очень выгодно для нас. Наших купцов интересовал только рис. Он был нужен не столько нам, сколько айнам.

Пока наш корабль стоял в Сибецу произошел очередной инцидент с перебежчиками. Инцидента как такового не было, японцы не заметили двух айнов тайно проникших на корабль.

Их обнаружили уже в море, на подходе к Южно-Курильску и они рассказали очень интересную историю

Оказывается Итуруп является одним из мест торговли с Китаем. Китайцы туда приплывают раз в несколько лет, но каждый раз их приход просто золотое дно. Китайские товары очень популярны в Японии и очень дорогие.

Свободной торговли с Китаем нет, поэтому все каналы торговли с ними ценятся и на перечет.

Глава 17

Вернувшийся с Хоккайдо «Алексей Чириков» сразу же оправился в Петропавловск как только его сменил бывший английский бриг. Он теперь носит название «Виктория».

Иван Кузьмич Кольцов пришел в Южно-Курильск на «Херсонесе», который на пару с бригом перед нашим приходом отравился на Шикотан и корабли должны не сегодня завтра вернуться.

Два года назад японцы заставили айнов покинуть его и они просят разрешение вернуться на свой родной остров. Наши начальники не возражают, но перед этим надо убедится, что там нет японцев.

Корабли действительно вернулись к вечеру и было решено, что бриг сразу займется переселением айнов на Шикотан.

За неспешным чаепитием я не только узнал новости, но и ответ на возникший вопрос, что делать с японской агрессивностью.

Хорунжий предложил нанести визит четырьмя пароходами в новый японский город Немуро.

Он, как и Сибецу, появился несколько месяцев назад после окончания нашей войнушки. Если назначение Сибецу торговля с нами, то строящийся на месте небольшой рыбачкой деревни айнов Немуро это новый военно-административный японский центр новой провинции.

Её границы были проведены очень просто: все побережье Хоккайдо откуда можно видеть Южные Курилы вошло в новую провинцию.

Немуро по информации пленных и перебежчиков строится исключительно как административный центр и военно-морская база. Напавшие на Южно-Курильск джонки пришли именно оттуда.

Военный совет с участием всех капитанов, хорунжего и двух Иванов, Васильевича и Кузьмича, план хорунжего одобрил. Решили, как только будет закончена выгрузка переселенцев и грузов, быстро совершить поход в Немуро.

Пока пароходы разгружались, мы с Соней погуляли по Южно-Курильску.

Меня интересовало как наши люди здесь устроились и не жалеют ли что согласились на мою авантюру.

С этим был полный порядок. Староверы, в том числе и все казаки, и бывшие крепостные, а другой публики здесь не наблюдалось, были безумно счастливы что они теперь свободные люди и сами распоряжаются своей судьбой. Просьб у них было много, но одна единственная была высказана всеми – скорейшее строительство двух храмов, один из которых старообрядческий.

Владыка Анатолий с этот поход с нами не пошел, а вот два десятка священников, специально отобранных им, пошли.

Десять из низ были староверческими. Когда он привез их у нас состоялась откровенная беседа и Владыка сказал, что это предпоследняя уступка, сделанная мне Святейшим Синодом, больше священников – раскольников не будет, а все беглые кто появятся в моих любых владениях, будут подлежать выдачи российским властям как уголовные преступники.

Эта новость меня несколько озадачила. Такого резкой смены курса я никак не ожидал и спросил Владыку с чем это может быть связано. Слова о предпоследней уступки я как-то пропустил мимо ушей.

Он ответил не сразу и несколько минут молча сидел в кресле, перебирая свои четки. Видно было, что он размышляет над ответом на мой вопрос.

Но вот Владыка поднял свой взор и пронзительно посмотрел мне в глаза.

– Это, Алексей Андреевич, связано с просьбой, вернее даже требованием, вашего покровителя генерала графа Бенкендорфа. И его в этом поддерживают другие приближенные Государя, граф Алексей Федорович Орлов и Павел Дмитриевич Киселёв, – слова Владыки меня удивили, с графом Орловым я был знаком и у нас были почти дружеские отношения, а вот с Киселёвым у меня было только шапочное знакомство.

Но дальнейшие слова Владыки меня поразили еще больше.

– Полагаю, что автор идеи не граф Бенкендорф, но высказал Государю её именно он. Государю предложено согласиться на создание в ваших владениях церковной иерархи раскольников. У Павла Дмитриевича есть кандидатура какого-то греческого епископа, согласного перейти к раскольникам, другим должен быть русский епископ, – Владыка отложил четки, я видел, что он с трудом сдерживает свое раздражение.

– Не знаю, что там Бенкендорф говорил Государю, но он согласился, – Владыка резко встал и уже с нескрываемым раздражением бросил мне в лицо. – Вот к чему приводят уступки в принципиальных вопросах. И я, ваша светлость, должен это сделать, а потом надзирать за тем, что они не будут склонять православных уходить в раскол и пресекать их попытки окормлять за пределами ваших владений на Дальнем Востоке и в Америке. В Иркутской губернии и Якутской области разрешено будет иметь десять и пять храмов. Монастыри только в ваших личных владениях.

Золото, только обещанное мною золото могло подвигнуть императора на такое и мне надо как можно скорее его предъявить.

Владыка Анатолий тут же уехал, а я изрядно озадаченный остался со множеством вопросов.

Все эти вопросы я буду решать позже, а сейчас все священники сошли на берег и занялись закладкой двух храмов.

Небольшую речку в Южно-Курильске я назвал Серебрянкой, так она называется в 20-ом веке. Почему не знаю. Но я решил, что максимально буду называть все привычными для меня названиями, отчего и почему так, а не иначе, у меня никто не требует.

В излучине Серебрянки в полуверсте от устья закладывается старообрядческий храм, на противоположном левом – православный.

Среди священников шесть монахов, три из них иргизские старообрядцы. Здесь на Кунашире или еще где-нибудь они останутся и заложат два монастыря: православный и старообрядческий.

В это дело я пока вмешиваться не буду. Все священники и монахи получили подробнейшие инструкции о том как себя вести и подписались под ними. Новообращённых крестить по старому обряду запрещено, кроме желающих вступить в старообрядческое казачество. В случае нарушения их ждет каторга, от которой их ничто не спасет. Даже нахождение в таких тьмутараканях.

Пока идет разгрузка и готовится поход на Хоккайдо мы с Соней знакомимся с жизнью наших союзников, айнов. Я искренне хочу чтобы они были нашими союзниками, а не подданными к примеру.

Айнское селение называется Фурукамаппу, в него японцы согнали все население Кунашира, кроме нескольких сотен живущих в селении вокруг японской крепости на юге. Как она называлась по-японски, я не запомнил, сейчас это наш форт Головнинский.

Там осталось небольшое количество айнов, все они смешанные семьи, те где мужьями стали пленные японцы.

Здесь в Фурукамаппу тоже много таких семей, обитаемой частью селения осталась его центральная часть, на правом берегу Серебрянки по берегу бухты с полверсты от устья Серебрянки.

Восточная часть селения по берегам Серебрянки разобрана русскими и частично пущена в дело на строительстве, а частично использована как топливо.

Западную часть разбирают сами айны. Оставшаяся часть поселка ими уже существенно перестроена. Они начали строить себе новые жилища, какую-то причудливую смесь своего традиционного, японского и нашего.

Главное, что они перенимают у нас, это печи. Кирпича на Кунашире хватает, уже успели наладить свое производство и наши корабли везут его с Камчатки, где Иван Кузьмич это дело поставил чуть ли не на поток.

На наших Курилах благодаря этому нет проблем с печами и начато строительство кирпичного Головинского форта и планируется построить кирпичную Южно-Курильскую крепость, она будет на полуострове между мысами Восточный и Южко-Курильский.

Формирующийся новый уклад жизни у оставшихся в Фурукамаппу, тоже причудливая смесь традиционного айнского, японского и нашего. Айны во многом стараются подражать именно нам и многие успешно осваивают русский язык.

Их вождь Иван, а Иван Кузьмич утверждает что он реально является таковым на Кунашире, по-русски говорит уже вполне прилично.

Его жилище самое можно сказать русифицированное, это по сути наш пятистенок. В семье Ивана все старательно изучают русский язык и стремятся и в быту подражать нам.

У многих айнов интересная смесь русско-японского гардероба. Начало зимы было очень ранним и суровым и многие из них оказались неожиданно раздетыми и разутыми. А у нас оказались достаточно приличные запасы одежды, уже завезенной с Камчатки. И были приличные японские трофеи.

Поэтому хочешь не хочешь, а пришлось айнам немного переодеться.

Иван Кузьмич рассказал, что я для айнов живой бог, спустившийся с небес, чтобы спасти их. Верховное божество айнов – Пасе камуй и он или оно послал меня на землю, чтобы спасти айнов от угнетения японцев. Этим наверное и объясняется стремление айнов подражать русским и перенимать наши обычаи.

Всего на Кунашире было около двух тысяч семей айнов и они разошлись по всему острову. Не считая Южно-Курильска самым крупных их селением стала Лагунка, она метрах в трехстах от берега озера Лагунного. Которое отделено от Охотского моря узким, шириной метров сто, перешейком в середине которого протока шириной пять-семь метров между морем и озером.

В Лагунку ушло жить три семьи староверов. У которых уже сложились отличные отношения с айнами.

Еще одно достаточно крупное селение образовалось километров в трех выше по течению Головнинского ручья, устье которого было в пятистах метров от форта. Туда ушло жить две семьи староверов и там оседали многие бежавшие с Хоккайдо.

Кроме этих есть еще три селения. Одно почти в устье речки вытекающей из Песчаного озера и впадающей тут же в океан. Перешеек здесь был полторы версты. Его ногами измерила семья староверов поселившаяся здесь с айнами.

На перешейке много песка. Как и на более узком, меньше половины версты между озером и Охотским морем. Это селение так и назвали Песчаным.

Почти пятьдесят верст севернее, в том месте где на побережье начинались крутые труднопроходимые скалы, тянущиеся на север до Спокойного залива, еще одно селение айнов, его у нас называют Отрада, рядом находится мыс Отрадный.

Все названия, кроме Южно-Курильска и Головнинского форта и реки Серебрянки я позаимствовал из материалов экспедиции Василия Михайловича Головнина, в том числе и неопубликованных.

И последнее селение айнов было в пяти верстах от Песчаного озера на охотском побережье острова. Оно было самым маленьким и русских там селится пока не желают.

В Отраде поселились две семьи уральских староверов – Савва и Филипп Пермяковы. Главы семей родные братья и какин-то очень знающие рудознатцы. Особенно они разбираются в двух рудах: золотых и железных.

Они со своими старшими сыновьями после беседы с айном Иваном сразу ушли на север острова. Отраду как местожительства они выбрали только из-за близости в районам своих поисков.

Из своих рейдов братья возвращались уже трижды. Из последнего они принесли маленький холщовый мешочек с золотистым тяжелым песком и двумя небольшими камешками такого же цвета.

Это было золото Кунашира, которое они нашли на северо-западе острова на берегах небольшой речки. Про эту речку им рассказал Иван.

Со слов айна несколько лет назад двое японцев тайно начали искать на острове золото и нашли его. Но жадность их сгубила. Сначала один убил другого, а когда его схватили и начали пытать, он не выдержал мучений и умер, но тайны своей не выдал.

С ними были два айна, которые решили убежать, чтобы избежать пыток, но японцы их догнали и убили.

Золотая тайна так и осталась бы тайной, если бы один из айнов перед побегом не поделился ей с Иваном, а тот с нашими рудознатцами.

Они нашли эту речку и даже примитивную штольню несчастных японцев.

Этот мешочек с золотом Кунашира мне торжествующе передал Иван Кузьмич. МЫ с ним тут же взвесили его содержимое. Для этих целей у меня было трое специально изготовленных весов, позволяющих точно взвешивать от одного грамма до десяти колограммов.

Содержимое мешочка потянуло на девяносто пять грамм. Это семьдесят два с половиной золотых рубля в чеканке пятирублевыми монетами. Они регулярно чеканятся Санкт-Петербугским монетным двором.

Пятая часть достанется братьям, четверть казне или лично Государю, мне это все равно, а половина это мое. Двадцатая часть или пять процентов местной администрации.

Братья сказали, что золота можно на той речке добыть изрядное количество, россыпного там немного, но можно организовать рудную добычу.

Четвертого января мы четырьмя пароходами вышли в море и через два часа хода на горизонте показались дымы трех приближающихся пароходов. Это мог быть только наш второй отряд.

К Немуро мы подошли около трех часов дня. Невооруженным глазом была видна начавшаяся там паника. Бросив якорь, мы спустили гребной катер. Подняв на нем два флага, триколор и флаг Российской Американской Компании, Иван Кузьмич Кольцов отправился на переговоры с японцами.

То, что я решил сделать, переговорами назвать конечно можно, но с большой натяжкой. Это было на самом деле предъявление ультиматума японцам.

Он был коротким и лаконичным. Я уточнял наши договоренности, вернее излагал свою трактовку. Кунашир, Итуруп, Шикотан и все острова Южно-Курильской гряды, которые японцы называют Хабомаи, на веки вечные личные владения рода князей Новосильских. Японским кораблям запрещено приближаться к ним ближе двенадцати морских миль и проходить Южнокурильским проливом между островами. В проливе Измены и Русском, так я впредь стал именовать пролив Гоёмай, где расстояние между Эдзо и моими владениями меньше, японским кораблям разрешено проходить на половине этого расстояния.