Текст книги "Тень ветра"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Часть II. НОВЫЙ ЭДЕМ

Глава 5

Ричард Саймон, агент-стажер первого года обучения, замер навытяжку перед массивным столом, поедая глазами начальство. Вся остальная мебель в этом кабинете – и обтянутые кожей кресла, и стальные сейфы с чеканными гербами на дверцах, и хромированные стеллажи с бумагами, книгами и контейнерами для дисков – тоже была массивной, основательной, исполненной если не имперского величия, так явного намека на всемогущество и силу. Конечно, ООН не являлась империей, а ее многочисленные службы не могли претендовать на роль имперских министерств, однако каждая из них обладала изрядной толикой власти, весьма высоким статусом, квалифицированным и преданным персоналом, а также практически неисчерпаемыми финансовыми ресурсами. Все это вместе взятое отражалось как в зеркале в кабинете главы Учебного Центра ЦРУ, который был, разумеется, одним из самых высокопоставленных чиновников надправительственных структур.

Вид на безбрежный залитый солнцем океан тоже соответствовал обстановке. Три корпуса Учебного Центра были развернуты вдоль Серебристой бухты широкой дугой: южный выходил к университету, к реке Грин Ривер и городку с одноименным названием, северный – к Мемориалу Аддингтон и кладбищу героев космоса, центральный же гляделся тысячами окон прямо в океанские просторы и небесную синеву. Тут, на Колумбии, небо имело другой оттенок, чем простиравшееся над Тайяхатом, но было таким же ярким, огромным, необозримым и величественным. Это величие вполне подходило к служебным апартаментам Эдны Хелли.

Но Саймон не мог любоваться океаном и небом, так как глаз на затылке пока не отрастил, невзирая на все старания своих инструкторов. Он стоял лицом к столу, широкому и пустому, если не считать компьютерной клавиатуры и чашечки селектора, похожего на диковинный голубой тюльпан с хрупким и тонким стеблем. Женщина, сидевшая за столом, тоже казалась тонкой и хрупкой, но Ричард знал, что это впечатление обманчиво и создается массивностью мебели и титаническими размерами кресла. На самом деле Эдна Хелли, носившая прозвище Леди Дот, почти не уступала ему ростом, хоть и была поуже в плечах.

Сейчас ее серые зрачки буравили Ричарда с равнодушием пары стальных сверл. Он буквально чувствовал, как они впиваются в плоть, как рвут ее с хищным шипением, выбрасывая фонтанчики крови и костной стружки. Впрочем, до стружки дело еще не дошло, но призрак неминуемой расправы уже обретал некую пугающую телесность.

– Что пили? – холодным тоном поинтересовалась Леди Дот. – “Коммандос”, я полагаю? Ричард сглотнул и доложил:

– Никак нет, мэм. Ром “Фидель”, мэм. А девушки – “Нежную страсть”.

– Значит, были еще и девушки? – зловеще протянула Леди Дот, как будто в представленном ей рапорте сие обстоятельство обошли полным молчанием. – Девушки на могильной плите под кубинский ром… Я полагала, агент-стажер, что вы отличаетесь большей фантазией. На кладбище принято потреблять что-то другое, подходящее к ситуации, – скажем, “Вечное блаженство” или ватиканский эликсир.

– “Блаженство” и эликсир мне не по карману, мэм. Средства не позволяют, – отрапортовал Ричард. – К тому же сам я не пью спиртного.

– Верно, не пьете… – Голос Хелли сделался еще более ледяным, сухие губы сжались, напомнив Ричарду тетушку Флоренс. Что-то было между ними общее – то ли в этой манере поджимать губы, то ли в скупых движениях рук с длинными костлявыми пальцами. Но, разумеется, Леди Дот представляла собой куда более опасное издание его смоленской тетки. – Значит, не пьете, – повторила она. – Не пьете, однако приняли участие в пьяном дебоше среди святых могил! Святых для всякого цивилизованного человека! – Тут глаза Леди Дот полыхнули адским пламенем, и Саймон ощутил, что стальные сверла уже подбираются к его печенке. – Я не говорю об этих двух бездельниках, Друаде и Тирасисе, – продолжала Эдна Хелли, – и я не в претензии к вашим канадским подружкам, но вы, стажер Саймон!… Вы!… Клянусь, я была о вас лучшего мнения! И я жду объяснений!

Всю эту речь она произнесла ровным, лишенным эмоций голосом, расставляя восклицательные знаки одним лишь движением бровей. Под занавес к бровям присоединился палец, нацеленный Ричарду прямиком в висок. Затем в наступившей тишине будто бы щелкнул затвор пистолета, и он услышал:

– Я жду, стажер Саймон! Жду!

– Тирасис и Друад – мои соседи по жилому блоку, мэм, – выдавил стажер Саймон. – Девушки приехали ко мне… три девушки из Монреаля… и Друад с Тирасисом… – Он смолк, наблюдая, как зрачки Леди Дот из буравчиков превращаются в жерла гаубиц. Казалось, они вещали: ну и аппетит у вас, агент-стажер! Местных шлюх вам уже не хватает, приходится выписывать из Монреаля! Оптом, по три за раз!

Ричард судорожно сглотнул.

– Вы понимаете, мэм, я не мог лишить соседей столь приятного общества. Мы отправились на прогулку… Девушки желали посмотреть Мемориал… Ну, и…

Сейчас, под прицелом двух пушечных стволов, Ричард Саймон с отчетливой ясностью понял, что его Шнур Доблести вскоре украсится крысиными клыками. Наставник Чочин-га говорил: хрустнешь сучком в лесу – получишь стрелу в зад. Дейв Уокер, шеф-инструктор, формулировал этот тезис с большим изяществом, утверждая, что всякое следствие имеет свою причину. Эти причинно-следственные связи надлежало экстрагировать из хаоса, из той паутины, сплетенной из вероятностей и случайностей, какую являл собой мир; экстрагировать и прослеживать до логического конца, дабы не схлопотать неприятности. Крысиный клык в ожерелье был самой меньшей из них, стрела в позвоночник или пуля в лоб – самой крупной, а меж двух этих полюсов находился обширный список всяких бед, выволочек, разносов, проваленных заданий, рухнувших карьер и не свершившихся надежд.

Но сколь часто, размышлял Саймон, весь механизм причин и следствий запускается игрою случая, ничтожной флуктуацией в мире хаоса, легким трепетом вероятностных нитей! Их встреча с Алиной была, конечно, случайностью, а вот дальнейшее случайностью не назовешь. Ни койку в его жилом блоке, ни постель в ее монреальском гнездышке, несравнимо более мягкую и удобную… Ни просьбы Тирасиса и Друада – полушутливые, но настойчивые – привезти им пару канадских козочек с во-от таким выменем! Алина, добрая душа, привезла… И все кончилось бы тихо-мирно, так как контакты с девушками отнюдь не возбранялись и даже поощрялись, но тут козочкам пришла мысль осмотреть Мемориал., Вполне логичная, между прочим! Кто же, побывав в Грин Ривер, не заглянет на кладбище Аддингтон?… Вот и заглянули!

Все остальное было элементарным следствием из вышеназванных причин, и Ричард мог лишь корить себя за непростительное простодушие. В конце концов, он отучился в Центре без малого год и стал наполовину профессионалом! Ну, не наполовину, так на треть… Вполне достаточно, чтоб вычислить всех коз и всех козлов в округе!

Разумеется, у Тирасиса нашлась фляжка с ромом, а у Поля Друада с его пылким галльским темпераментом – три бутылки “Страсти”. Разумеется, их полагалось распить не в “Катафалке”, а только на могильных плитах, устроив затем маленькое шоу: канадские звезды в белье “филипс”, в чулках “голден лайт” – и ничего, кроме чулок и белья! Чулки, впрочем, уже свалились с прелестных манекенщиц, и Поль подбирался к белью, но в этот миг их компанию застукали. Так что шоу не закончилось оргией в ближайших зарослях, о чем Ричард Саймон, предпочитавший секс спиртному, искренне сожалел.

От Леди Дот, само собой, не приходилось ждать ни сочувствия, ни снисхождения, ни пощады. У нее имелся рапорт администрации Аддингтон, а в Северном жилом блоке уже освободилась пара помещений – Друад с Тирасисом были подвешены к позорному столбу, распяты, отчислены и высланы из Грин Ривер. Друад вроде бы собирался вернуться домой, в Бордо, а вотТирасис…

Палец Эдны Хелли шевельнулся, будто она выбирала местечко поаппетитней, куда стоило всадить пулю. Поговаривали, что она была отменным стрелком и во время Третьего Гаитянского Путча разделалась с телохранителями Монтеги, а также с самим мятежным генералом и тремя его наложницами. Сейчас Ричард был готов этому поверить – как и прочим страшноватым байкам о подвигах неуловимой Леди Дот.

– Вам хоть известно, стажер, чье захоронение вы осквернили? – Теперь ее палец нацелился Ричарду под пятое ребро.

– Разумеется, мэм… Там же было написано…

– Рада, что вы преуспели в грамоте, – Эдна Хелли поджала губы, снова сделавшись похожей на тетку Флоренс. – Так вот, вы развлекались на могиле Джека Кэбота, астронавта НАСА, который первым совершил посадку на Ганимед.

– Мне помнится, он там и остался, – пробормотал Ричард. – Прах не нашли, корабль – тоже, и в могиле захоронена только фотография. Так что мы не устраивали половецких плясок над его костями. Леди Дот нахмурилась.

– А! Значит, вам было известно, что погребение – символическое? Потому вы его и выбрали?

– Так точно, мэм!

Это было чистым враньем. На самом деле одну из монреальских подружек Алины звали Фелисией Кэбот, и она утверждала, что незадачливый покоритель Ганимеда ее предок. Впрочем, могла попасться и другая могила… Но Саймону казалось, что ни один из тысяч космических первопроходцев, захороненных в Аддингтоне, не возражал бы, если б три прелестные девушки станцевали над ним канкан. Им это было б приятней, чем торжественно-мрачные церемонии с возложением венков и долгими речами. К несчастью, мнением Ричарда Саймона, как и самих покойников, никто не интересовался.

– Символическое погребение… – протянула Леди Дот, и лицо ее не то чтоб смягчилось, но стало слегка задумчивым. Зрачки уже не казались жерлами гаубиц или буравчиками, но были теперь похожи на шляпки гвоздей, а в уголках рта обозначились крохотные морщинки. – Символическое погребение… В рапорте об этом не сказано… Что ж, я готова признать, что тут имеются кое-какие смягчающие обстоятельства… Явного святотатства не случилось… – Ее взгляд обрел прежнюю остроту, насквозь пронизав Ричарда. – Возможно, агент-стажер, я не отчислю вас. Возможно… Это будет зависеть от результатов нашей дальнейшей беседы.

Ричард выслушал это не дрогнув лицом, но в глубине души преисполнился сомнений. Казалось невероятным, чтоб Леди Дот чего-то не знала! А если знала, то почему смягчающие обстоятельства всплыли сейчас, а не в миг расправы с Друадом и Тирасисом? И почему с ним, Диком Саймоном, вообще толкуют, а не вышвыривают вон с крысиной челюстью на шее? Выходит, он как-то выделен… и, быть может, удостоится пощады… Но почему, почему? Конечно, Тирасис и Друад были сильно под хмельком, а он – трезв, как Четыре прохладных потока… Или тут другая причина?

Так и не разобравшись с этой загадкой, Ричард Саймон мрачно уставился на носки своих форменных башмаков.

Тем временем Леди Дот повернулась к клавиатуре, и крышка стола вдруг вспыхнула голубоватым матовым свечением. Прекратив созерцать башмаки и вытянув шею, Ричард увидел, как на экране разворачивается его досье – дюжина фотографий в различных позах, отпечатки пальцев и ретины, файл психофизиологических характеристик и еще какие-то данные – цифры, схемы, кодированные обозначения и слова, слова, слова… Во имя Четырех звезд, он никогда не думал – даже не мог представить, – что о нем собрано столько информации! За неполных девятнадцать лет!

Леди Дот, не выключая экрана, откинулась в кресле и обозрела Ричарда с головы до ног.

– Вы не пьете. Почему?

Это был сложный вопрос, мучавший Саймона в течение всех проведенных в Грин Ривер месяцев. Вокруг все пили, можно даже сказать, упивались, а он предпочитал спиртному молоко, кофе и чай. В Соединенных Штатах, на щедрой разгульной Колумбии, это воспринималось как глупое чудачество, но он не мог себя переломить. Тайят не потребляли алкоголя, отец тоже следовал их примеру, а учебный компьютер “Демокрит” мог преподать лишь элементарные уроки по части ректификации спирта – само собой, в курсе химии. Разумеется, Ричард знал, что этот спирт, разлитый в бутылки с цветными наклейками, называют водкой и джином, бренди и коньяком, ромом и виски, а в некоторых случаях – вином; но лишь здесь, в Грин Ривер, ему предстояло постичь всю глубину и смысл сего элемента человеческой культуры. После двух-трех неудачных опытов он решил к нему не приобщаться, разработав подходящую легенду.

Ее он и выложил Леди Дот.

– Я не пью по религиозным соображениям, мэм. Я, видите ли, мормон.

В горле Эдны Хелли что-то булькнуло, словно она подавила смешок.

– Мо-о-рмон! Вот как! – Она коснулась какой-то строки в досье, тут же вспыхнувшей алым. – По мужской линии вы действительно происходите из Мормонской семьи, из Юты – не из нынешней Юты, а той, оставшейся на Земле… Но по женской – вы из православных русских, а они пьют все, кроме ослиной мочи.

– Так ведь по женской, а не по мужской! – отозвался Саймон. – Женщины не пьют, мэм… я хотел сказать – много не пьют, даже у русских. А я вдобавок уродился в отца.

– В отца? Вы так полагаете? – Леди Дот сделала паузу и вдруг задумчиво протянула:

– Значит, в отца… С вашим отцом я встречалась… встречалась, агент-стажер…

Ричард невольно насторожился. Он был готов прозакладывать оба уха и все десять пальцев, что в сверливших его глазах промелькнули тени неких ностальгических воспоминаний. Это было потрясающим открытием; он и представить не мог, что непробиваемая Леди Дот знакома с его отцом.

– Ваш отец не питал и не питает склонности к религии, – сообщила ему тем временем Эдна Хелли. – Он такой же мормон, как я – папа римский или святая великомученица Елизавета. И вы не мормон. Вы пьете кофе! И чай! Горячий чай! К тому же вас вырастил человек… м-мм… точнее, человекообразное существо, лишенное всех и всяческих религиозных понятий! – Она погрозила Ричарду пальцем и добавила тоном ниже:

– Не пытайтесь заморочить меня, стажер. Ложь – великое искусство, которым вам придется овладеть – в свое время и под руководством опытных наставников. А сейчас запомните, что агент Центрального Разведуправления должен научиться пить – что угодно, с кем угодно и где угодно. Хоть. в церкви, хоть на кладбище! Пить, не пьянеть и не встревать в глупые истории. Это тоже искусство, мой дорогой, и пусть Уокер вас научит. Кстати, я накладываю на него взыскание… – Длинные сухие пальцы Леди Дот пробежали по клавиатуре. – На него и, разумеется, на вас…

Ричард щелкнул каблуками и незаметно перевел дух. Крысиные клыки, позорное изгнание миновали его, и теперь он был готов принять любую кару. Положим, накачаться до бровей и сплясать канкан на стойке “Катафалка”… Или пройтись по всем учебным лабиринтам, где рвутся капсулы с “хохотуном” и с “поцелуем Афродиты”, от коих сперва веселишься, а после плачешь да блюешь желчью и кровью… Или вскрыть компьютерный сейф-калейдоскоп, от чего происходит верчение в голове и дрожь в коленках, а перед глазами все двоится и троится, будто приложили тебя по затылку топором, чтоб без помех отрезать палец… Все эти пытки он вынес бы с честью, так как, овладевая приемами Смятого Листа, Звенящих Вод и прочих кланов, подвергался столь же тяжелым и унизительным испытаниям. Но Леди Дот – не Наставник Чочинга, мелькнуло у Ричарда в голове; она – человек цивилизованный, а значит, способна придумать пакости еще похлеще.

Ожидая вынесения приговора, он размышлял о ее прозвище – конечно, неофициальном, не являвшемся служебным псевдонимом и не занесенном ни в какие файлы. Собственно, означало оно “точка” и считалось как бы косвенным свидетельством того, что Эдна Хелли умела расставлять точки над всеми “i” и не промахиваться по мишеням. Но Ричард Саймон, владевший тремя языками, воспринимал это прозвище во всем его многообразии, с удивлением отмечая, что оно годится повсюду и везде – как хорошо разношенный башмак, который можно натянуть и на левую, и на правую ногу. Леди Точка – на английском, а по-русски – дот, блиндаж или капонир, оснащенный парой пушечных стволов… На тайятском же “доот”, произнесенное с легким придыханием, означало “серый”, а этот оттенок был у Эдны Хелли излюбленным: серые глаза, серые волосы, серый форменный мундир и серая шляпка-шлем, положенная женскому персоналу Службы. Шляпка, кстати, тоже напоминала бетонный колпак дота, в чем Ричард усматривал чуть ли не перст судьбы. Со всех точек зрения Леди Дот была не просто точкой, а точкой Долговременной, Огненосной и весьма Труднодоступной.

Расшифровав таким образом ее кличку, Ричард успокоился и стал ждать, когда дот откроет огонь на поражение. Эдна Хелли тем временем изучала его досье.

– Успехи ваши весьма похвальны, – наконец буркнула она. – Очень неплохо, очень… Вождение глайдеров и прочих транспортных средств – балл “а”… летали на “ведьмах”, “ифритах” и “бумерангах”… отлично летали… Теперь методы скрытного десантирования – парашют, реактивная капсула, дельтаплан, акваланг-балл “а”… стрельба, подрывное дело, взлом электронных средств защиты – балл “а”… та-ак… боевая подготовка… хм-м… ну, здесь выше всяких похвал… кости ломать вы умеете… А что у нас с теоретическими дисциплинами?… Хм-м… Политология… структура служб ООН… связь… межзвездная транспортировка… Неплохо, но не блестяще, агент-стажер! Особенно что касается последнего предмета! Или вам не известно, что Пандус – основа основ современной цивилизации?

– Известно, мэм, – откликнулся Ричард.

Упрек был, безусловно, справедливым. Если не считать снов, повторявшихся с путающей регулярностью, месяцы, проведенные в Учебном Центре, почти изгладили воспоминания о тайятских лесах. Саймон, однако, подметил, что практика для него целебней теории. Успокоение наступало быстрей, если он бегал, стрелял, сражался на боевом помосте, гнал в автомобиле или прыгал с реактивным ранцем в океан, дабы затем высадиться на берег, обманув команду захвата и хитроумного Дейва Уокера. Все эти дела, служившие испытанием ловкости и физической силы, напоминали о детских годах и о Наставнике Чочинге, тогда как любой теоретический курс большей частью погружал Ричарда в прострацию;

Правда, это не мешало ему сравнивать поучения Наставника с рекомендациями и советами преподавателей, но сравнение было не в пользу последних. Чочинга выражался куда яснее и называл все своими именами: смерть – смертью, а не ликвидацией, бегство – бегством, а не тактическим отступлением, муку – мукой, а не выжиманием информации путем болевого воздействия.

Голос Эдны Хелли вернул Ричарда к реальности.

– Вы будете заниматься всеми теоретическими дисциплинами, агент-стажер, пока не добьетесь оценки “а”. В первую очередь – межзвездной транспортировкой и Эпохой Исхода. Вы должны знать, какие проблемы стояли перед человечеством в ту эпоху, как они были разрешены и что мы имеем в результате. Кроме того, я полагаю, вам полезно заняться языками. Испанский, португальский и арабский не покажутся вам слишком большой нагрузкой?

– Нет, мэм, – пробормотал Ричард.

На испанском и португальском говорили в Южмерике и Латмерике, а также, само собой, в государствах, занимающих Иберийский континент Европы. Арабский считался основным языком всех стран Аллах Акбара, но был принят и в двух других Мусульманских Мирах, ибо на нем с правоверными говорил святой пророк. Так что Ричарду Саймону возразить было нечего.

– Разумеется, – сказала Леди Дот, – вам предстоит тяжко трудиться, пока вы не добьетесь впечатляющих успехов в этих языках. А потому – никаких увольнений и никаких девиц из Монреаля, равно как из Нью-Йорка, Лондона, Рима и иных населенных пунктов этой планеты. Вам ясно, агент-стажер?

Ричард с мрачным видом подтвердил, что ему все ясно, после чего был помилован и отпущен. Но не успел он переступить порог, как резкий голос Леди Дот заставил его обернуться.

– Русский – один из ваших родных языков?

– Так точно, – отрапортовал Ричард, томимый неясным, но тягостным предчувствием.

– Тогда вам будет нетрудно изучить украинский. Через полгода вы должны говорить на нем в совершенстве. Сама я, к сожалению, не сталкивалась с украинским, но, как утверждают эксперты, это изумительный язык. Звучный, напевный, богатый…

– Разрешите вопрос, мэм? – произнес Саймон, дождавшись паузы. Глава Учебного Центра одарила его подозрительным взглядом.

– Вопрос? Ну, спрашивайте, агент-стажер.

– Почему украинский, мэм? Почему не шведский, не суахили и не китайский?

– Потому, – она многозначительно свела брови, – что на украинском говорят на Земле. Возможно, говорят… Мы так предполагаем… – Рука Леди Дот шевельнулась, указывая Ричарду на дверь. – Идите, стажер, и не задавайте лишних вопросов. Есть русская пословица – о любопытном, коему прищемили нос. Она известна на Тайяхате?

– На Тайяхате советуют беречь уши, мэм, – ответил Саймон, покидая Кабинет.

Вышел он в коридор в полном обалдении. Конечно, навесили ему преизрядных трудов, лишив к тому же увольнений и женского общества, но эти несчастья Ричарда не волновали. Труд есть труд: выполнишь, что положено, искупишь проступок, заслужишь похвалу, а все, что узнаешь, останется с тобой. И языки, и хроника Исхода, и все остальное и прочее, что полагалось выучить на высший балл. Равным образом не печалился агент-стажер насчет девиц из Монреаля и других населенных пунктов. Алина была не первой и не последней его пассией, так как девушек и в Центре хватало. Взять хотя бы Долорес, бразильянку с Южмерики, смуглую и знойную, как летящий над пустыней самум… С такой красоткой португальский выучишь за неделю!

Но вот украинский…

С ним была связана некая тайна, Ричард принюхивался к ней словно гепард к следам клыкастых крыс. Закрытый Мир Земли и украинский язык? Какая между ними связь? На лекциях по медиевальной истории ничего такого не говорили… Вроде бы не говорили… Или он прослушал?

Помнилось ему, что в двадцать первом веке, в столетии Исхода, отношения меж Россией и Украиной были напряженными и спорили они о сотне различных вещей – о территориях и границах, о продвижении НАТО на Восток и о нефти, что текла на Запад, о кораблях и ядерном оружии, о старых долгах и новых субсидиях, что сочились скупым ручейком из Америки и Европы. Спорили с такой яростью, будто забыли о единых своих корнях и общих предках, о тяжком кровавом пути, пройденном вместе; спорили, не вспоминая о древнем своем достоинстве и о своих народах, но лишь прикрываясь их именами. Пандус разрешил эти споры и проблемы:

Украина вместе с Польшей, Чехией и Литвой отправилась на континент Славению, в мир Европы, а Россия разделила свою новую планету с кавказцами, прибалтами и азиатами. И воцарился мир! Нечего делить – не о чем спорить… Все Стабильные Миры исповедовали этот принцип. Старая история закончилась, новая началась с начала.

Так ли это, размышлял Ричард, спускаясь в лифте с административного этажа. Сейчас меж Россией и Украиной мир да покой, ибо пса и кошку разделяют три десятка светолет, но что таилось в самой истории их разделения? В том, что произошло столетия назад, в ту эпоху, когда Сергей Невлюдов еще не обнародовал своих открытий? Теперь Ричард был твердо уверен, что не читал и не слышал на лекциях о каком-нибудь историческом казусе, о событиях и фактах, разъяснивших бы загадочные речи Леди Дот. О Земле и других Закрытых Мирах говорили немногое, а писали и того меньше; никто не отрицал их существования, но истина была столь же недосягаемой, как и сами эти миры. Быть может, никаких истинных сведений вообще не было? Да и как их получишь, если блокирован Пандус?

Однако – Земля и украинский язык…

Ричард Саймон вышел из лифта на третьем подземном этаже, где находился спортивный комплекс, так и не разрешив этой загадки. Тайна по-прежнему волновала его, как и недавний разговор в высоком кабинете, и мышцы откликнулись привычной реакцией на эмоциональную нагрузку. Он ощутил их трепет, толчки крови в висках, готовность действовать, выплеснуть вовне нерастраченную мощь. Будто бы Дик Две Руки снова попал в тайятский лес и сейчас заскользит меж древесных стволов зыбкой тенью, помчится, разыскивая соперника, чтобы спеть ему песню голосом, ритуальными жестами и клинком… Такие приступы еще случались, но Саймон знал, как с ними совладать: секс, поединок или успокоительная медитация снимали стресс.

Рассмотрев все эти возможности и отвергнув первую и третью, Ричард твердыми шагами пересек облицованный мрамором вестибюль. По обе стороны от входа в тренировочный зал высились изваяния каких-то древних героев с огромными мускулами, тоже мраморные, трехметровой высоты, на кубических пьедесталах, украшенных бронзовыми табличками. Ему пришла в голову мысль, что он так и не удосужился узнать, кто же стоит здесь в почетном карауле, взирая на поколения юных бойцов. Ричард остановился, подошел к одной статуе, потом к другой, прочитал надписи на табличках: левый колосс изображал Милона Кротонского с быком на плечах, правый – Арнольда Шварценеггера в позе дискобола. Два с половиной тысячелетия разделяли их, но оба смотрели на Ричарда Саймона с одинаковым вызывающим выражением мраморных лиц, будто говоря: мы – были, ты – есть… Так покажи, каков ты!

Он шагнул в зал, к боевым помостам, на ходу расстегивая “молнии” комбинезона.

– Решил поразмяться, парень? После выволочки? Тяжелая ладонь опустилась на плечо Ричарда, и он резко обернулся. Перед ним стоял Дейв Уокер, собственный его наставник, дьявол и ангел-хранитель в одном лице. Лицо, как всегда, было бледным, веснушчатым, со свернутым носом, и рыжие лохмы обрамляли его словно огненные языки белую эмалированную кастрюльку. На губах инструктора блуждала кривая усмешка.

– Поразмяться? Хорошая мысль, сэр, – пробормотал Ричард, стягивая комбинезон и осматривая помосты в поисках достойного соперника. На крайнем разминался Селим, тридцатилетний турок с Сельджукии, полевой агент, весивший ровно центнер, но быстрый, как атакующая рысь. К тому же он имел еще одно достоинство – перед схваткой старался выполнить весь традиционный Ритуал Оскорблений – разумеется, в своей турецкой манере. И сейчас, заметив Ричарда, Селим скорчил свирепую рожу, напряг мышцы на левой руке, а кистью правой потряс у чресел. Мол, иди сюда, сосунок, я тебе вдую!

Это мы поглядим, кто кому вдует, решил Ричард, повернулся к Уокеру и произнес:

– Я наказан, сэр. Никаких увольнений и никаких девочек; полгода зубрить четыре языка и запивать спиртным. Вместе с вами, шеф-инструктор, до полного посинения.

– Какие языки? – облизнувшись, деловито осведомился Уокер. Ричард доложил, и кривая ухмылка инструктора сделалась еще шире. – Испанский пойдет у нас под текилу, распорядился он, – португальский, разумеется, под ром, украинский – под горилку, а вот арабский… Дьявол, они же ничего не пьют!

– Как насчет шербета? – подсказал Ричард.

– Пополам с джином, – уточнил Уокер, хохотнув.

– Как прикажете, сэр. Согласно полученным распоряжениям, я должен пить все, кроме ослиной мочи.

– Что ж ты ослов обижаешь, парень? – Все еще усмехаясь, Уокер потер шрам на нижней губе. – Чем они хуже верблюдов или макак? Пить так пить!

– Насчет верблюдов и макак распоряжений не было, сэр. Но есть кое-что еще.

– Да?

– Вас тоже наказали. Вынесли взыскание.

Ухмылка Уокера завяла. Впрочем, он отличался немалой стойкостью ко всяким жизненным передрягам и потому лишь спросил:

– Какое взыскание, стажер? Устное или в персональный файл? Поставлено на вид или – упаси Аллах! – отмечено несоответствие?

– Не знаю, – Ричард пожал плечами. – Отчего бы вам не узнать самому? Прямо у нашей Леди? Его наставник недовольно скривил рот.

– Учишь тебя, учишь, а все – дикарь! Без толка и понятия! Ты пошевели мозгами, парень! Кто же спрашивает у начальства, какое взыскание наложили? Если найдется такой болван, то будет ему и в персональный файл, и несоответствие по всем статьям, и коленом под задницу – без льгот и пенсии!

Ричард с деланной наивностью округлил глаза.

– Правда, сэр? А я-то думал, что в нашей конторе не доживают до пенсии…

– Много думаешь, парень… много, но плохо, раз твой шеф получает взыскания, – буркнул Уокер. И добавил тайятское проклятие, коему научился у Ричарда:

– Чтоб ты лишился всех пальцев! Иди-ка к Селиму. Пусть оборвет тебе уши и выбьет дурь!

Минут через тридцать, когда Селим лежал бездыханный, а из Ричарда вышла вся дурь вместе с томившим его напряжением, он устроился на скамье у помоста, бок о бок со своим инструктором. Уокер вроде бы подобрел – наверное, прикинув, что науку о зеленом змие будет преподавать стажеру за казенный счет, с совместной проработкой всех учебных пособий.

– Сэр…

Уокер кивнул, разрешая говорить.

– Один вопрос, сэр… Где я могу найти материалы о Земле?

– Загляни в свой учебный компьютер. Свяжись с архивом ЦРУ. Ты что, разучился жать на клавиши?

– Жму, но ничего полезного не выжать. История, история и опять история с географией… А что сейчас? Хмыкнув, Уокер искоса взглянул на него.

– Земля – Закрытый Мир. Информация о Закрытых Мирах засекречена. Ее архив не выдаст.

– Засекречена? От кого? От меня? От вас? От Леди Дот? Мы же сотрудники ЦРУ!

– Я – сотрудник ЦРУ, а ты – леденец на палочке, – уточнил Уокер. – Ты стажер и будешь стажером еще лет пять, пока не дадут тебе статус полевого агента. А до тех пор ты…

– … сопляк и полное дерьмо, – закончил Ричард. Это была одна из игр, которую он вел с Дейвом Уокером, следуя пути Смятого Листа: представиться дурачком и выудить что-нибудь интересное. Но Уокер был хитер, точно змей Каа, и редко попадался на крючок. Впрочем, отчего ж не попытаться? И Ричард, скосив глаза в сторону, задумчиво протянул:

– Говорят, что кое-кто побывал на Земле. Даже отчет составил. На украинском… На том самом, который я буду изучать под горилку.

Шрам на губе шеф-инструктора дрогнул, краешек рта пополз вниз, и Ричард Саймон узрел знакомую кривую усмешку.

– Скажи-ка, парень, слышал ли ты о парагвайской корриде? Нет? Только об испанской да мексиканской? Ну, должен заметить, что Парагвай – это тебе не Мексика и не Иберия. Народец там, видишь ли, не просто горяч, а бешеного темперамента, работы на дух не выносит, а любит совмещать приятное с еще более приятным. Ты послушай, что они придумали, эти паразиты…

Уокер откинулся назад, прикрыл глаза, и Ричард понял, что сейчас услышит очередную техасскую побасенку. Неважно, пойдет ли речь о Парагвае, о Египте или о городе Ташкент на планете Уль-Ислам, – басня все равно останется техасской, и будет в ней мораль, иногда ясная, а временами – скрытая… Ричард любил слушать эти истории, напоминавшие ему поучения Чочинги.

– Значит, так, – начал Уокер, поглаживая шрам на подбородке. – Представь большую площадку вроде футбольного поля; с одной стороны – загоны для быков, а с другого края, метрах эдак в ста пятидесяти – помост со ступеньками. На помосте сидит красотка, и одежды на ней, сам понимаешь, почти никакой; сидит она, значит, и сверкает голыми ляжками. А от загонов бегут к ней по очереди мужики, и все как один – в красном. Ну, а вдогонку за парнями пускают быков…