Текст книги "Первый после бога"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Довольно кивнув, он отправился в свою каюту, стянул сапоги, снял камзол из бычьей кожи и лег в койку. Море баюкало его, и, засыпая, Питер Шелтон слышал, как скрипит дерево, щелкают паруса и отвечают этим тихим звукам мерные удары колокола.

* * *

Звуки таяли, исчезали, растворялись в безграничной пустоте, затопившей его разум. Он не осознавал себя, и это было ужасно! Кто он такой? Питер Шелтон, правнук старого Чарли, капитан «Амелии»?.. Нет, точно нет! Он никогда не командовал судном, тем более парусным! И не был в Магеллановом проливе, хотя вид припорошенных снегом утесов, выраставших из темных вод, казался смутно знакомым. Он видел раньше этот пейзаж, определенно видел, но не пребывая в тех местах, не чувствуя порывов ветра, не ощущая, как тают на коже снежинки… Могло ли быть такое? Конечно, могло, ведь есть масса способов, чтобы увидеть дальние края, оставаясь в собственном жилище… Не только увидеть, но говорить с людьми, которые там живут! Это привычное дело, однако не в мире Питера Шелтона… А в каком?

На этот вопрос у него не было ответа. Но вскоре он ощутил под руками мягкие подлокотники кресла, потом ноздри втянули воздух, пахнувший не соленой морской водой, а свежими лесными ароматами. Он в лесу?.. Нет, ответила пробуждавшаяся память, это не лес, и запах искусственный. Всё окружающее его не имеет отношения к природе и далекому прошлому, в котором остались Питер Шелтон, бриг «Амелия», десять орудий и шестьдесят восемь мореходов. Просто он был Шелтоном какое-то время, думал и размышлял как Шелтон, вспоминал о не случившемся с ним, жил чужой жизнь. Это всего лишь ментальная запись. А на самом деле он…

– Мохан! – позвал его кто-то встревоженным голосом. – Мохан, ты очнулся?

Мохан Дхамендра Санджай Мадхури, эксперт ИНЭИ, поднял веки. Милое женское лицо парило над ним в облаке темных локонов; подрагивали длинные ресницы, трепетали губы, повторяя его имя, в волосах, над левым ухом, блестела заколка из серебра. Старинное украшение, его подарок…

– Мохан, ты меня слышишь? Ты узнаешь меня?

Он глубоко вздохнул.

– Я тебя узнаю, даже вернувшись из преисподней. Лиззи, счастье мое! Я…

– Помолчи. – Ее пальцы коснулись висков, потом затылка, отсоединяя датчики контактного шлема. – Помолчи и сиди спокойно. Нельзя вставать сразу после сеанса.

– Я помню. – Он посмотрел вниз и сказал: – Пол качается, словно палуба корабля. И ноги… Такое ощушение, будто я провел на ногах много часов.

– Это пройдет, но тебе нужно отдохнуть. Пойдем в обзорную галерею, милый. Апельсиновый сок, кофе и вид звездного неба… Это успокаивает.

Когда пол перестал раскачиваться, Мохан осторожно поднялся. Елизавета поддерживала его, но в этом не было нужды: он пребывал уже здесь, в реальности двадцать четвертого века, на космической станции, висевшей над Марсом.

Створки люка разошлись перед ними, и Мохан, остановившись на секунду, окинул взглядом контактную камеру. Удобное мягкое кресло с широкими подлокотниками, шлем на его сиденье, кабель, протянувшийся к считывающему агрегату… Под прозрачным кожухом мерцали огоньки и виднелась тонкая нить с ментальной записью. Целый мир хранился сейчас в этом устройстве, мир, канувший в прошлое: неизведанные просторы суши и моря, девственные равнины и острова, народы, которых больше нет, забытые языки и обычаи, странные одежды, примитивные орудия, корабли, плывущие по воле бурь и ветров… И в этом исчезнувшем мире спал в своей каюте Питер Шелтон, спал, покачиваясь на волнах и, возможно, видел счастливые сны. Капитан, первый после бога на борту «Амелии»…

Прощаясь с ним, Мохан поднял руку и улыбнулся.

Станция ИНЭИ над поверхностью Марса. 2302 год

Внешняя стена, пол и потолок обзорной галереи были прозрачными. Она занимала примерно шестую часть окружности гигантского диска, тянулась метров на двести пятьдесят, и в той ее стене, что граничила с жилым сектором, устроили ниши с кафе, игровыми автоматами, терминалами связи с Авалоном или просто скамьей под кустами жасмина. В одном из таких крохотных отсеков и устроились Елизавета с Моханом. Это место им очень нравилось – кроме жасминовых кустов здесь росла лаванда и стоял круглый аквариум с пестрыми пучеглазыми рыбками. К тому же их семейный модуль находился рядом: выход с галереи в Лунный коридор, семнадцать шагов, поворот в коридор Цереры, и вот оно, их гнездышко, под номером сорок шесть. Спальня, зона отдыха и санблок, кубатура сто двадцать, стандартная для семейных пар. Мохан, родившийся в Бомбее, на берегу Аравийского моря, еще не привык к тесноте и к тому, что приют их любви именуется модулем. Елизавета, для которой станция была как дом родной, утешала супруга русскими пословицами – мол, с милым рай и в шалаше.

– Как прошел контакт с идентом [8]8
  Идент – сокращение термина «идентификант», персонаж, с которым отождествляет себя лицо, просматривающее ментальную запись (от «identify» – отождествлять).


[Закрыть]? – спросила она, наливая кофе в чашку Мохана.

Вопрос был не праздный – успех слияния определялся в какой-то мере подобием героя записи и изучающего ее эксперта. Опытные аналитики могли подавить отторжение, возникавшее при несходстве характеров, но Мохан, эксперт-стажер, таким искусством еще не владел. Одиссея Шелтона стала вторым эпизодом, предложенным ему для исследования, а первая работа была связана с плаванием в Библ египтянина Ун-Амуна [9]9
  Ун-Амун был послан в финикийский город Библ за кедровым лесом для священной ладьи Амона, главного божества Фив. Его странствие датируется примерно 1100 годом до н. э. и описано в папирусе, дошедшем до наших времен.


[Закрыть]. Этот бедолага, заброшенный в Финикию и тоскующий по дому, неприятия у Мохана не вызывал – скорее, сочувствие. Ун-Амун оказался человеком мирным, богобоязненным, и если кого и мог зарезать, так только жертвенного барашка. А вот капитан Шелтон был ягодкой с другого поля. За краткий период контакта Мохан еще не распознал, кто он, этот Питер Шелтон, корсар, купец, или то и другое в одном флаконе. Со временем это прояснится, а сейчас, размышляя о его статусе, полагалось учесть нюансы торговли в вест-индских водах, звон испанского серебра, такой чарующий и соблазнительный, количество пушек «Амелии» и свирепые рожи ее команды. Вероятно, на совести Шелтона была не одна жизнь и не одно потопленное судно, и все же Мохан симпатизировал ему. От того, пожалуй, что ощущался в капитане некий стержень, крепкий, как закаленная сталь. Такие люди всегда внушают уважение.

– Крутой парень этот идент, – сказал Мохан, прихлебывая кофе. – Настоящий морской волк. Авантюрист, искатель сокровищ! И примерно в моем возрасте. – Он помолчал и добавил: – Мне такие нравятся.

– Рыбак рыбака видит издалека, – промолвила Елизавета. – Ты, дорогой мой, тоже авантюрист.

Мохан поперхнулся кофе.

– Это еще почему?

– Вспомни, как ты здесь оказался и чем это кончилось. Сокровище ты тоже нашел – меня! – Сделав строгое лицо, она сообщила: – На свою голову!

«Всё верно», – подумал Мохан. Он прилетел на Марс, чтобы взять интервью у Сергеева, главы ИНЭИ и деда Лиззи. Сергеев трудился в Институте экспериментальной истории чуть ли ни целый век, был одним из его столпов и ситуацию с посланиями из иного мира знал во всех подробностях. Без разговора с ним задуманная Моханом книга была что дом без фундамента. Со времен Первой марсианской экспедиции, обнаружившей межвселенский канал, появилось море книг, но Мохан считал, что сумеет сказать нечто новое – не о фактах и гипотезах, а о людях, добывающих факты и измышляющих гипотезы. К тому же он имел преимущество перед другими авторами, в своем большинстве историками, археологами и этнографами. Мохан же являлся не ученым, а писателем и знал, что и как подается публике. Даже великие события не вызовут интереса, если нет интриги, тайны, драматических подробностей – словом, всего того, что придает изложению занимательность.

Итак, четыре месяца назад он прилетел на Марс и, просидев неделю в Авалоне, удостоился встречи с Сергеевым, был приглашен к обеду и представлен Лиззи. Случайно ли она появилась в этот день либо имелся в том какой-то умысел, Мохану не было известно. Она упала в Авалон со своей станции, точно звезда с небес, упала прямо в сердце Мохану, и он уже не вспоминал об иных вселенных, о тайнах мироздания и еще не написанной книге. Кстати, о возвращении на Землю он тоже не думал.

Был писатель Мохан Мадхури, уроженец Земли, житель Бомбея и свободный человек, не помышляющий об узах брака, был, да весь вышел! Зато появился Мадхури-марсианин, эксперт ИНЭИ и счастливый супруг Елизаветы, трудившейся в том же заведении… Чем не авантюра? И разве Лиззи не сокровище?..

Он улыбнулся и поцеловал жену. Наверное, ответ был правильный – Лиззи вернула поцелуй с большой охотой. Некоторое время они предавались этому занятию.

Потом Елизавета сказала:

– Ты не стал просматривать всю запись. Почему?

– Так посоветовала Жаклин. Мой поиск требует тщательности, и лучше знакомиться с ситуацией постепенно, изучая фрагмент за фрагментом. Посмотреть, подумать, получить дополнительную информацию и снова подумать… Я ведь ищу аномалии и нестыковки с нашей земной историей, нечто такое, чего не заметили прежде. И к тому же…

Он замолчал, размышляя об увиденном.

– К тому же?.. – повторила Лиззи.

– Этот период близок к точке развилки. Ты знаешь, что с началом Нового времени история Земли-2 пошла по-другому, но с какого момента? Предполагается, что расхождение произошло в восемнадцатом веке, может быть, в эпоху Северной войны и Войны за испанское наследство. Но вдруг раньше? Скажем, в конце семнадцатого? Моя задача в том и состоит, чтобы найти отличия. Как говорится, на свежий писательский глаз.

Елизавета кивнула, затем поинтересовалась:

– Эту запись уже многие смотрели?

– За четырнадцать лет – с полсотни специалистов. Жаклин говорила об историках, географах, даже метеорологах.

– И они не нашли ничего?

Мохан покачал головой.

– Ничего, что не соответствовало бы сохранившимся документам. Поэтому я должен быть очень внимательным.

Он посмотрел вниз, где, расплываясь радужными бликами в прозрачном пластике пола, сияло световое кольцо. То был висевший под станцией знак реальности канала, соединявшего две вселенные – возможно, не две, а множество измерений, в которых была своя Земля, своя Солнечная система, свой Мохан Мадхури и своя Лиззи. Но пути этих Земель разошлись, что делало историю экспериментальной наукой, а потому существовала вероятность, что где-то Мохан и Лиззи не встретились и ничего не знали друг о друге. Мысль была неприятной, и он постарался ее прогнать.

Световое кольцо окружало микроскопическую щель, сквозь которую приходили ментаграммы из параллельной вселенной. В 2036 году, когда звездолет «Колумб», достигнув Марса, завис над рифтовым каньоном Долин Маринера [10]10
  Долины Маринера – часть рифтовой системы западного полушария Марса, примыкающая к каньону Титонус Часма. Названа в честь автоматической станции «Маринер-9», благодаря которой этот объект был открыт земными учеными в 1972 г. Долины Маринера представляют собой систему гигантских ущелий, ширина которых достигает 75—150 км, а глубина – до 6 км. В XXIII веке, в процессе освоения Марса, Долины были перекрыты силовым куполом, терраформированы и заселены. По их дну протекают реки, на берегах которых стоят города (крупнейший – Авалон).


[Закрыть], этот эффект был обнаружен. Первооткрывателем стала Лаура Торрес, корабельный врач и природный телепат – в той степени, в какой этот паранормальный дар был доступен людям. В ближайшие годы Т-излучение, названное в ее честь, породило множество гипотез и, соответственно, споров; дело усугублялось тем, что человеческий мозг не был приспособлен к приему ментальных посланий тех параметров, какие использовались отправителем. Нечеткое и отрывочное восприятие картин не позволяло интерпретировать их однозначно.

Ситуация изменилась в начале двадцать третьего столетия: первые земные корабли отправились исследовать Галактику, и один из них нашел Терею, обитаемую планету Альтаира. Населявшие этот мир гуманоиды не владели звуковой речью, зато третья сигнальная система плюс сложный язык знаков были у них привычным способом общения. Тереянцы не создали техническую цивилизацию, не имели машин сложнее колодезного ворота и не летали к звездам, зато оказались существами мирными, доброжелательными и склонными к сотрудничеству. Их помощь была бесценна; теперь на станции дежурили три-четыре представителя их расы, живые преемники, воспринимавшие ментальные сигналы без всяких искажений. Затем ментограммы переводили в электромагнитный код, что позволяло формировать запись в виде фильма полного присутствия. [11]11
  Фильмы полного присутствия – электромагнитная запись, которая воздействует непосредственно на мозг и создает иллюзию участия в событиях фильма (вплоть до тактильных ощущений). При этом может быть реализована столь глубокая связь с определенным персонажем, что зритель на время отрешается от собственной личности и как бы живет жизнью другого человека, существуя в ином темпе времени (за час проходят месяцы и годы). Последний вариант обычно используется в фильмах, которые созданы на базе ментальных посланий, пришедших с Земли-2, так как сотворение подобных миражей требует огромного объема информации, если кодировать ее электромагнитным способом.


[Закрыть]

Информация, полученная таким путем, включала сюжеты из земной истории, иногда относившиеся к эпохе палеоцена, но в большей части – к знаковым событиям, связанным с деятельностью человека. Строительство пирамид, храмов, дорог и других сооружений, экспедиции, что привели к открытию мира, битвы, штурмы крепостей, походы огромных армий – все это было узнаваемо, вплоть до исторических персонажей, таких, как Цезарь, Архимед, Рамсес, Наполеон, Вольтер и другие личности помельче рангом. В результате возникла гипотеза о загадочных иномирянах, которые наблюдает Землю миллионы лет; предполагалось, что их эмиссары или технические средства зафиксировали ряд важнейших событий и теперь возвращают человечеству память о его свершениях. Чтобы принять и осмыслить такой дар (были в нем чудовищные сцены), необходим высокий уровень развития, и потому источник сигналов размещен у поверхности Марса. Иначе говоря, дарители считали, что человечество, дотянувшись до Марса, будет вполне цивилизованным.

Эта гипотеза рухнула при изучении записей из девятнадцатого века – точнее, его второй половины. Ни свирепых войн в Европе и Америке, ни разграбления колоний, ни массовых убийств индейцев, ни вывоза черных рабов, ни прочих жестокостей не наблюдалось и в помине. Зато средства транспорта, включая воздушный, были много совершеннее, города освещались электрическими фонарями, а первый ламповый компьютер был собран в 1860 году. Это была не земная реальность, а некий другой мир, чья история совпадала с известными фактами и событиями, но только в прошлые века. Затем что-то случилось – или не случилось, и исторический процесс пошел иной дорогой, наверняка более выигрышной и перспективной – ведь Земля явно отставала от своего аналога.

Но этот вопрос не волновал специалистов, важнее было понять: зачем?.. Зачем Они шлют картины своей реальности, как похожей, так и не похожей на земную? Какого отклика ожидают? Адекватных сведений по земной истории? Как использовать полученную информацию, о чем говорят факты сходства и различия? Наконец, откуда взялись тысячи сюжетов, уже отправленных с Земли-2 и продолжающих поступать по каналу? Являются ли они инсценировкой, театральным действом, воссоздающим былое точно и достоверно, или получены другим путем? Каким же? С помощью машины времени?

Ответ находился на рубеже физики и истории. В 2219 году Римек и Саранцев, специалисты из Маунт-Паломар [12]12
  Маунт-Паломар – одна из крупнейших обсерваторий на Земле. Расположена в горах Калифорнии. Специалисты обсерватории традиционно занимаются исследованиями внегалактических объектов, червоточин и черных дыр, параллельных пространств и мегафизикой Вселенной.


[Закрыть], высказали гипотезу о строении Большой Вселенной как совокупности параллельных пространств, разделенных ничтожно малым интервалом времени. Примерно через сорок лет Жак Колиньяр создал теорию пробоя, в принципе позволявшую открывать тоннели между мирами, что подтвердило гипотезу множественности вселенных. Физики установили, что бесконечное их число сосуществует в мировом континууме, в его гранях-реальностях, образуя то, что понимается под Мирозданием. Любая из этих вселенных – параллельный мир, где существует такая же Галактика, как наша, те же звезды, туманности, планеты и та же Земля. Более того, на каждой из этих Земель живут такие же или почти такие же люди, но судьбы их, как и ход истории материнских планет, могут различаться. До какого-то момента, до развилки между двумя мирами, имеет место их адекватность, но затем, после неких событий, она нарушается: люди-аналоги те же, но жизни их различны, у них другие свершения, другие социальные процессы, другая история. Следовательно, ход истории в разных мирах можно сравнить, что, в свою очередь, дает возможность предвидения будущего. Не исключалось, что при этом будет получен ответ на главный вопрос: конечен ли срок человеческой цивилизации, и если конечен, то как его продлить?..

Лиззи притихла, не желая нарушить раздумья Мохана. Внезапно непроницаемая тень закрыла часть звезд над верхней полусферой; нечто огромное, вытянутое, медленно и плавно спускалось к шлюзовому сектору в центре гигантского диска. Мигнули и зажглись огни, вспыхнули прожекторы, выхватив из темноты серебристый корпус корабля; затем в обзорной галерее раздался мелодичный звон. Приятный женский голос произнес: «Прибывает лайнер «Кампанелла» сообщением Земля – Марс – Земля. Рейс вне расписания. Время стыковки – двадцать два семнадцать».

– Кто-то прилетел, – сказала Елизавета. – Кто-то важный, раз рейс вне расписания.

Мохан очнулся.

– Важный? К нам?

– Наверняка. Лайнер не лег на орбиту и не пристыковался к причалам Фобоса. Значит, к нам. Но кто?

– Завтра узнаем, – промолвил Мохан и поднялся. – Пойдем домой, в наши небесные чертоги, прекрасная моя апсара [13]13
  Апсара – в индийской мифологии – небесная дева, услаждающая богов танцами и музыкой.


[Закрыть]. Устал я сегодня. Желаю отдохнуть.

– И это все, мой господин? – Елизавета лукаво прищурилась.

– Не все. Еще желаю вкусить мед твоих губ, – ответил Мохан и подхватил ее на руки.

* * *

– Ну, какие впечатления? – спросила Жаклин Монтэ, когда на следующий день Мохан вошел в ее крохотный кабинетик и опустился на жесткое сиденье.

– Я готов работать с этой записью, Жаклин. Думаю, на третьем или четвертом сеансе слияние с идентом будет полным.

– Когда хочешь продолжить?

– Завтра.

Она кивнула, взметнув рыжие локоны с проблесками седины.

– Только не торопись, mon petit. Лучшие результаты достигаются терпеливыми и неспешными усилиями. Кстати, это касается и семейной жизни.

Жаклин Монтэ, стройная улыбчивая дама за семьдесят, была историком и куратором Мохана. Характер у нее легкий, и она направляла своего подопечного с истинно французским изяществом и тактом. Что, однако, не мешало ей отпускать фривольные шуточки о причинах утренней бледности эксперта-стажера и его глаз с темными кругами.

Под ее внимательным взором Мохан потупился и потер ладонью щеки, дабы вернуть им естественный цвет. Затем сказал:

– Я бы не прочь познакомиться ближе с семейством Шелтонов. Помнится, вы говорили о документах, сохранившихся с тех давних лет?

Изысканным жестом Монтэ пригладила волосы.

– Оригиналы я тебе смотреть не дам. Я подготовила краткий реферат об их фамилии, его и проглядишь. Будет вполне достаточно.

– Почему нельзя ознакомиться с первоисточниками? – спросил Мохан. – Ведь чем больше я узнаю, тем теснее будет контакт с идентом. И мне не придется сканировать его воспоминания, чтобы…

Историк прервала его движением руки.

– Это ошибка, mon petit. Ты должен знать не более того, что знает и помнит идент. Особенно нежелательны сведения о его дальнейшей судьбе, о том, когда и почему он умер. Хотя во время просмотра записи ты – Шелтон, но информация о подобных вещах хранится в твоей памяти и создает негативный фон. Поверь, это очень мешает контакту. – Опершись подбородком о ладошку, Жаклин Монтэ устремила на Мохана взгляд серых, чуть выцветших глаз. – Все мы смертны и все об этом знаем, но точная дата и причина… о-ла-ла, не хотела бы я вдаваться в такие подробности! Даже намека не нужно!

Минуту-другую Мохан обдумывал ее слова.

– Верно ли я понимаю, – промолвил он наконец, – что в период контакта мой разум не отключается полностью? Что мои разум и память как бы играют роль подсознания для идента? Нет, это неверно… не для него, а для меня, когда я – Питер Шелтон или персонаж другой записи… Так?

– Соображаешь ты неплохо, хотя ночь, мне кажется, была утомительной, – заметила его куратор, поднимаясь. – Теперь садись на мое место и ознакомься с рефератом. В нем ровно столько, сколько тебе положено знать. А я прогуляюсь в «Шоколадную улыбку». Твой истомленный вид вызывает желание подкрепиться.

Мохан хмыкнул, отвел глаза и перебрался за стол куратора. Монтэ была уже на пороге, когда он произнес:

– Кажется, у нас гости, Жаклин? Вчера прилетел «Кампанелла»… И кого нам привез?

– Колиньяра с группой сотрудников, – сказала историк и грациозно выпорхнула в коридор.

«Надо же! Самого Колиньяра!» – подумал Мохан, поудобнее устраиваясь в кресле. Жак Колиньяр был из породы гениев, какие рождаются раз или два в столетие. Как многие люди такого сорта, он отличался странностями – в частности, вел себя довольно резко с репортерами, иногда атаковавшими знаменитость, проявлял полное равнодушие к премиям и наградам, любил ловить в океане рыбу и, как знающие его люди утверждали, ни разу в жизни не удалялся от родных берегов далее пятидесяти километров. А родиной его был прекрасный остров Гаити, где в Порт-о-Пренсе, специально для Жака Колиньяра, создали институт темпоральной физики. Ибо этот гений, разработавший некогда теорию межвселенского пробоя, был уже много лет одержим идеей путешествий во времени.

Более трех минут Мохан не размышлял на эту тему; все же он был гуманитарием, а не физиком, так что визит Колиньяра его, по всей вероятности, не касался. Взмахнув рукой, он дал команду считывающему блоку, поглядел, как в крышке стола плывут текст и объемные картины, прищурился и решил, что так разглядывать их неудобно. Затем увеличил изображение и передвинул его в вертикальную позицию, расположив у дальней стены. Пробормотав: «Начнем с прадеда…» – он облокотился на столешницу и приступил к работе.

«Чарльз Шелтон (1550—1588) родился в Плимуте, портовом городе Южной Англии (Корнуолл) в правление короля Эдуарда VI. Четвертый сын небогатого судовладельца и торговца Генри Шелтона. В основном его жизнь прошла в период царствования Елизаветы I, в эпоху, когда начался расцвет британского флота и мореходного искусства. Впервые вышел в море в двенадцать лет юнгой на корабле отца, затем служил в качестве матроса, боцмана и к двадцати пяти годам овладел штурманской профессией. Дрейк, набирая экипажи для своей экспедиции, определил его помощником штурмана на флагманский корабль «Пеликан» (затем переименованный в «Золотую лань»). Являлся офицером и спутником Дрейка в кругосветном плавании 1577—1580 гг. По возвращении продолжил службу в королевском флоте. В 1581 г. женился на Мэри Вильямс, дочери пастора одного из плимутских приходов, которая через год подарила ему сына. Погиб в 1588 г. (в 38 лет) во время сражения с испанской Непобедимой армадой. Оставил тайные записки, касавшиеся плавания Дрейка и, в частности, навигации в районе Магелланова пролива.

В дневнике Шелтона описана длительная стоянка «Золотой лани» у острова Мохас (расположен у побережья Чили, примерно 38 градусов южной широты), где обитали индейцы, в том числе знатные, сбежавшие из Перу после того, как империя инков была захвачена испанцами. Чарльз Шелтон подружился с Пиуараком, сыном верховного инки Атауальпы от одной из его многочисленных жен. По неясным причинам Пиуарак сообщил Шелтону о так называемом «кладе инков», история которого излагается ниже.

16 ноября 1532 г. инка Атауальпа был пленен испанцами в битве при Кахамарке. Опасаясь, что его казнят, Атауальпа предложил Франсиско Писарро, предводителю захватчиков, выкуп за свою жизнь. Согласно письменным свидетельствам очевидцев (документы сохранились до настоящего времени), это произошло в довольно большом помещении, которое инка обещал наполнить золотом и серебром на высоту своей вытянутой руки. Индейцы, для которых Атауальпа продолжал оставаться верховным владыкой, собрали выкуп, однако Писарро нарушил обещание, и инка был казнен (26 июля 1533 г.). Неизвестно, как возник слух о том, что выкуп является лишь частью сокровищ инков, и остальное сокрыто в тайном месте, в неприступных Андах или в амазонской сельве. Специалисты полагают, что источником слуха мог быть сам Атауальпа, догадавшийся о неизбежности казни и в отчаянии обещавший своим убийцам еще большие богатства – вероятно, мифические, так как клад инков найден не был. Что до сведений, которые Пиуарак сообщил Чарльзу Шелтону, то они весьма расплывчаты и не могут служить руководством для поисков тайника.

Источники:

лоция, карты и дневник Чарльза Шелтона (хранятся в Морском архиве, Вашингтон);

письмо Чарльза Шелтона к жене (1588), которое можно рассматривать как его завещание (хранится в городском музее Плимута);

документы Исторической библиотеки Британского Адмиралтейства;

записки священника Ф.Флетчера, летописца похода Дрейка».

– Очень достойный джентльмен. Герой, путешественник! – одобрительно произнес Мохан, разглядывая портрет бравого тридцатилетнего мужчины с аккуратной шкиперской бородкой, изображенного на фоне морского пейзажа. Он не имел понятия, где Жаклин Монтэ раздобыла портреты старого Чарли и его потомков – не таким уж значительным было это семейство, чтобы художники писали Шелтонов, их жен и дочерей. Скорее всего, он видел реконструкцию, обобщенный образ английского морского офицера конца шестнадцатого века.

Разглядев сомнительный портрет старого Чарли, Мохан убрал картину и двинулся дальше.

«Питер Шелтон-старший (1582—1664), дед Питера Шелтона-младшего, также был рожден в Плимуте. Как и отец, пошел по морской части, плавал на многих кораблях и дослужился до чина капитана королевского флота. Вышел в отставку в 1623 г. (в 41 год) по причине тяжелых ранений и потери правой руки в битве с французским фрегатом. Переселился в вест-индские колонии (Ямайка, Порт-Ройял), где приобрел судно, вооружил его и выправил патент капера. В одиночку и в содружестве с другими флибустьерами грабил испанские поселения, весьма разбогател и получил среди Берегового братства прозвище Однорукий Пит. Мечтал найти сокровища инков по сведениям из записок отца, но ему не удалось организовать экспедицию в Южное море. В 1625 г., во время налета на Картахену, похитил девушку-испанку Исабель Сольяно (21 год) и женился на ней. Несмотря на большую разницу в возрасте и драматические обстоятельства знакомства, они прожили в счастливом браке около сорока лет. В 1626 г. Исабель произвела на свет сына Джона – в поместье Шелтонов на Ямайке, которое Питер, в память о первой встрече с супругой, назвал Картахеной. Там они оба и скончались, дожив до весьма преклонных лет: Питер Шелтон – в 1664 г. (82 года), Исабель – в 1676 г. (72 года).

Источники:

документы Исторической библиотеки Британского Адмиралтейства;

запись о крещении Питера Шелтона в церковной книге (хранится в Генеральном каталоге англиканской церкви, Лондон);

различные счета, бухгалтерские реестры и записи о распределении награбленной добычи. Хранятся в нескольких местах: Музей флибустьеров на Тортуге, Карибский архив (Майами), Национальный кубинский архив (Гавана), Мемориальная библиотека им. Э. Хемингуэя (Гавана) и т. д.»

Полюбовавшись Исабель Сольяно (какие глаза!.. какая осанка!.. красавица!.. и на Лиззи похожа!..), Мохан уставился на портрет Питера Шелтона-старшего. Капитан королевского флота, авантюрист и пират ответил ему высокомерным взглядом. Было ясно, что этому типу палец в рот не клади – всю руку отхватит, а то и в горло вцепится. Дубленая кожа, хищная физиономия, шрам на щеке, приподнимающий верхнюю губу, – поэтому казалось, что Питер пренебрежительно усмехается. В то же время он был красив, хотя на портрете лет ему было немало, семьдесят или около того. Изрядный возраст для семнадцатого века.

– С вами, сэр, я не рискнул бы делить добычу, – промолвил Мохан. – Можно без штанов остаться или без головы. Очень у вас грозный вид! И эти пистолеты за поясом… Думаю, вы тот еще живодер!

Питер Шелтон не произнес в ответ ни слова. Его глаза сверлили Мохана, губы кривились, будто говоря: попался бы ты мне в былые годы! Я бы наладил тебя по доске в море! Или продал полковнику Бишопу на Барбадос! [14]14
  Тем, кто читал «Одиссею капитана Блада» Сабатини, не нужно объяснять, кто такой полковник Бишоп с Барбадоса.


[Закрыть]

Чуть поежившись под этим взглядом, Мохан принялся изучать следующее поколение семейства Шелтонов.

«Джон Шелтон, 1626 года рождения (для справки: он на девять лет старше Генри Моргана), единственный сын Питера Шелтона-старшего и его супруги Исабель. Человек прагматичный, не склонный к авантюрам; по стопам отца не пошел, чем очень его разочаровал. Тем не менее Шелтон-старший вложил крупные средства в судоходную компанию, созданную Джоном в 1650 г. совместно с Реджинальдом Кромби. Вскоре они породнились: Джон женился на Амелии Кромби, сестре Реджинальда, и в ее честь был назван первый корабль новообразованной компании – бриг «Амелия», приобретенный в Плимуте. Амелия подарила мужу двух детей: сына Питера-младшего в 1652 г. и, спустя четырнадцать лет, дочь Элизабет. Однако вторые роды прошли неудачно, и она скончалась…»

Тут Мохан остановился, скользнул взглядом по изображениям Джона, Амелии, Питера-младшего и начал разглядывать Элизабет, бормоча:

– Надо же, тоже Лиззи! Но на мою не похожа… нет, совсем не похожа, однако хорошенькая… Волосы светлые, глазки голубые… Должно быть, в Амелию пошла, а не в бабку-испанку… А моя Лиззи, наоборот, – вылитая донья Пилар… Чудеса генетики, и только!

Пилар была супругой Сергеева и бабушкой Елизаветы. Мохан очень ее любил – за сходство с Лиззи, за приветливый нрав и за то, что Пилар была сердечной подругой Амриты, его собственной бабки. В детстве они улетели на Терею вместе с родителями, потом вернулись, и Амрита поселилась на Земле, а Пилар начала работать с тереянцами в проектах ИНЭИ. Тут они с Сергеевым и встретились.

– В общем, симпатичная у Питера сестрица, – подвел итог Мохан и принялся читать дальше.

«Питер еще при жизни матери большую часть времени проводил не в Порт-Ройяле (столица Ямайки, где жили родители), а в поместье деда. Питер Шелтон-старший, обнаружив у внука природную склонность к морской профессии и всяческим авантюрам, был чрезвычайно доволен этим открытием и надеялся, что Питер-младший исполнит его мечту – доберется до Южного моря и сокровищ инков.

Компания «Шелтон и Кромби» расширялась и процветала в течение трех десятилетий. Ее многочисленные шхуны и бриги плавали среди вест-индских островов и добирались до восточного побережья, до Джеймстауна в Виргинии [15]15
  Благодаря выращиванию и экспорту табака Виргиния в XVI—XVII вв. была самой процветающей британской колонией в Северной Америке. Джеймстаун – ее столица.


[Закрыть], богатейшей из британских колоний. Бриги, приобретенные на верфях Плимута и Бристоля, крупные и хорошо вооруженные суда, регулярно ходили через океан за товарами, которые пользовались в колониях особым спросом: изделия из металла, мушкеты, ткани, посуда, предметы роскоши. Вывозились же сахар и ямайский ром, жемчуг, табак, красители и ценные древесные породы, фернамбук и кампешевое дерево [16]16
  Кампешевое дерево – дерево семейства бобовых, растущее в Центральной и Южной Америке, из его древесины получают ценную краску – синий сандал; кампешевый экстракт также применяется как дубитель. Фернамбук – красное дерево, произрастающее в Южной Америке. Ценная порода; отличается очень твердой древесиной, которая идет на изготовление мебели и производство красной краски.


[Закрыть]. На Карибах торговля велась в основном в поселениях англичан, французов и голландцев, а при случае – в испанских городах Панамы и Мексики. Но отношения с испанцами были сложные: случалось, они топили или захватывали торговые суда, и в этих случаях капитаны «Шелтон и Кромби» не церемонились – ответный налет на один из прибрежных городов рассматривался как возмещение убытков.

В первой половине восьмидесятых годов дела компании пошатнулись. Причины этого известны из предыдущих просмотров записи № 006322, но в данном контексте не важны. Суть в том, что компании «Шелтон и Кромби» предстояло выплатить в 1687—1690 гг. крупные суммы, взятые ранее в лондонских банках для расширения флота и деловых операций. Предчувствуя неизбежный крах, Джон Шелтон и Реджинальд Кромби искали источник быстрого дохода. Именно в этой связи всплыла история с дневником Чарльза и кладом инков, малая часть которого могла бы спасти компанию. Но послать в Южное море один корабль, даже хорошо снаряженный, было явной авантюрой – если бы судно преодолело столь долгий путь, с ним бы расправились испанцы. Поэтому экспедиция Дэвиса – Гронье пришлась очень кстати: во-первых, «Амелия» шла в составе большого каравана и могла рассчитывать на помощь, а во-вторых, вторжение корсаров наверняка бы дестабилизировало ситуацию в западных колониях испанцев и облегчило поиски сокровищ. С другой стороны, Эдвард Дэвис нуждался в лоцмане, который провел бы его суда через Магелланов пролив. Таким образом, интересы компании и предводителей пиратов совпали; в результате Питер Шелтон, лучший капитан на лучшем корабле, отправился в Южное море с корсарской флотилией.