Текст книги "Убить генерала"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Тройной праздник вылился в четверной. В пятерной – образ Маши долго не выходил из головы. Таких красивых женщин – именно женщин, а не девушек, он видел только по телевизору и в иллюстрированных журналах. Она была упакована от и до: уверенностью, опытом, манерами, свойственными, наверное, только ей, неповторимым запахом. Одежда не в счет – тряпки они и есть тряпки. Она походила на мечту, по-юношески рассуждал Витька. Мечту, которую отогнал прочь визит инструктора, да еще фотография, которую он вручил.

Близнец зашел в туалет, откинул крышку унитаза и едва не вздрогнул. В желтоватой ложбинке, заполненной водой, он явственно различил отблески ордена. Как на фотографии.

Задает загадки капитан-инструктор. И почему Витькин орден тоже должен лежать в унитазе? Больной какой-то. Только псих может положить награду в унитаз, сфотографировать и спросить, что об этом думают другие.

Кто-то получил ее по делу, просто так боевыми наградами не разбрасываются. Осквернил орден.

Осквернил...

В своей комнате Близнец нашел тугую пачку армейских писем, отыскал письмо от капитана Проскурина с номером телефона. Закрыв дверь в спальню, прошел в прихожую. Снял трубку и набрал номер:

– Андрей?

– Да.

– Это Виктор Крапивин. Может, придурки вроде тебя нужны и полезны, но только не мне. Зачем ты это сделал?

– Поговорим завтра. Приезжай в спецшколу к двенадцати, буду ждать.

– Может, мне «Скорую» тебе вызвать?

В ответ – короткие гудки.

– Псих! Вот ты меня загрузил на ночь! Никуда я не поеду, на хер ты мне спахтался! – Витька плюнул в пищавшую трубку и бросил ее на рычаг.

Показалось, нашел способ успокоиться. В очередной раз открыл фирменный пакет и достал джинсы. Снова примерил – сидят как влитые. На миг показалось, что это Машины джинсы, даже ноздри пришли в движение. Желание накатило волной, и он бесцеремонно растолкал большеухую Светку...

Глава 4
Под знаком близнеца

За восемь месяцев до этих событий

24 октября 2003 года, в пятницу, к генералу Свердлину зашел с докладом Владимир Шведов, исполняющий обязанности начальника отдела Службы безопасности президента по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти. Александр Семенович только что вернулся из поездки в Бангкок, где принцесса Маха показывала российскому президенту, прибывшему на саммит АТЭС, как извлекают шелк из тутового шелкопряда. Ничего особенного: шелкопряда бросают в кипяток и потом начинают тянуть из него нить. Когда из гусеницы вытянут все «жилы», ее обыкновенно съедают. Привычно и совсем по-русски.

Накануне у Шведова состоялась встреча с нервным, лет пятидесяти, человеком, представившимся бывшим военным прокурором. Юрий Хворостенко оказался борцом-одиночкой с коррупцией и фактически был контужен навязчивой идеей вывести генералов Минобороны и Генштаба на чистую воду. Причем через силовую структуру, наиболее близкую к главе государства. Как выразился сам прокурор, «структуру не передаточную», «из рук в руки».

– Он принес кучу документов, – докладывал полковник Шведов, наглядно демонстрируя начальнику пухлую папку с тесемками. – Подергал за тесемки и говорит: «Это пеньковая веревка для бывших и действующих генералов». Я спрашиваю: «Что там у вас?» Он отвечает: «Боевые приказы и планирующие документы, оформленные задним числом». А глаза пышут жаром: «Все от меня получат, все!»

– Какого года бумаги? – спросил Александр Семенович, сумев прочитать на титульном листе что-то вроде эпиграфа: «Шпионы, работающие против нас, могут немного передохнуть. От них вреда меньше, чем от внутренней коррупции». И с этим андроповским высказыванием генерал был полностью согласен. Даже готов был дать разрешение повесить его в качестве девиза в каждом кабинете отдела.

– Начало 95-го, – ответил Шведов. Полковнику был к лицу фирменный твидовый джемпер с локтевыми накладками, который, однако, не подходил к черным костюмным брюкам. Шведов был наиболее близок к начальнику СБП. Во-первых, «по семейным обстоятельствам». Их жены работали в автобизнесе (сеть столичных салонов по продажам немецких авто) и помимо обширных связей – в таможне, в частности – имели мощную протекцию со стороны «главной» спецслужбы страны. Всего лишь раз был наезд со стороны преступной группировки, и на место тут же выехал спецназ Центра СБП.

К тому же Шведов был использован Свердлиным в ином бизнесе: контроль над столичными охранными предприятиями, обеспечивающими безопасность многих российских и иностранных знаменитостей.

– Приличная бомба, – продолжал Шведов. – Прокурор на этот счет выразился очень точно: «Приговор военного трибунала тем, кто затолкал наши войска в страшное жерло Грозного». Кажется, я воспроизвел дословно.

Имя военного прокурора Хворостенко генералу Службы было хорошо известно. Хотя бы по тому факту, что ныне уже бывший офицер Службы безопасности президента имел с ним тесный контакт и сообщил, «что в Моздоке накануне ночного штурма состоялась дружеская пирушка, на которой и родилась бредовая идея, приписываемая Грачеву: кто первым ворвется в Грозный, тот получит Звезду Героя».

И дальше:

«Во время ночного штурма Грозного полузахмелевшие командиры, пожелавшие преподнести министру-имениннику подарок ко дню рождения, все-таки решились на ввод частей в некоторые районы города...»[3]3
  Виктор Баранец, «Потерянная армия: Записки полковника Генштаба».


[Закрыть]

Результат – страшные потери.

– Почему именно сейчас он принес их, интересовался? – спросил Свердлин.

– Конечно. Позавчера, говорит, было рано, послезавтра будет поздно. Я назначил встречу через неделю. Точнее, через шесть дней. Уже пять осталось, – задавил числами полковник. – Он явится в четверг.

– Он оставил свои координаты?

– Я попросил его оставить. Его адрес и телефон записаны на первом листе.

– Хорошо, я посмотрю. Одну секунду, Володя, – остановил Шведова генерал. – Ты подготовил список в Минэкономразвития?

– Черт! – ругнулся полковник. Он совсем забыл о списке, в который после тщательной проверки близкого окружения министра внес шесть фамилий. Все они были коррумпированы, на что лично генералу Свердлину придется указать главе экономического ведомства и посоветовать избавиться от этих людей. Шведов мог прямо за соседним столиком черкнуть на листке бумаги фамилии чиновников, однако шеф не пойдет с этими закорючками в министерство. – В понедельник все будет готово, Александр Семенович.

– Хорошо. Если сегодня – понедельник. Можешь идти, – отпустил он Шведова. – Жду тебя через час.

Генерал просидел за изучением бумаг и этот час, и несколько последующих. Фактически работал всю ночь. Документы оказались не просто интересными, а очень интересными.

В половине девятого утра он позвонил Шведову на домашний номер и потребовал узнать про военного прокурора все, что только можно.

В среду вечером на стол Свердлину легло небольшое, но емкое досье на бывшего военного прокурора Юрия Александровича Хворостенко, 1953 года рождения.

Человек этот оказался неуживчивым. В 1996 году он уволился со службы. Последующие два года работал адвокатом в столичной адвокатской конторе «Сквозняков, Романов и партнеры». Ровно четыре месяца назад покинул офис, принадлежащий преступной группировке с нацистским «уклоном» «Южная». Хотя именно у «южан» карьера Хворостенко складывалась весьма успешно. Во всяком случае, с материальной стороны. Трудно сказать, насколько сильно беспокоили его события десятилетней давности. Что-то вроде занозы в заднице, сравнил генерал.

Свердлин снова побеспокоил Шведова телефонным звонком и попросил срочно зайти.

– Собери полное досье на «южан», – распорядился он. – А пока расскажи своими словами об этой группировке.

У Владимира Шведова был свой оригинальный стиль изложения материала. Он словно перемалывал сухие строки донесений, рапортов и служебных записок, замешивал их в голове и выпекал самобытный продукт.

– Глава «южан» – Алексей Захаров, родом из Ставрополя. В молодости – активист общественного неонацистского движения «Русский Кавказ». Обвинялся в разжигании расовой, религиозной и национальной вражды, использовании фальшивых документов. Занимал должность главного редактора газеты «Русский Кавказ». С его активным участием организовалось молодежное движение «РККА», что переводится легко: «Русский Кавказ – казакам». В 1993 году приехал в Москву и при поддержке своего двоюродного брата-москвича Саши Сальникова образовал группировку, которая начинала с рэкета, а позже выросла во что-то вроде общественного движения. «Южане» отчасти прославились тем, что заполонили контролируемые ими спортивные магазины бейсбольными битами – хорошим аргументом, которым «хлопцы» крушили ребра «басурманам».

– Что сегодня?

– Сегодня – не знаю. А на январь будущего года Захаров запланировал празднование юбилея – День образования общественно-преступного движения «Южная». Десять лет назад можно было бы и скаламбурить: мол, группировка была необразованна. Но сегодня на «южан» работают аналитические группы, четко функционирует система контрразведки и прочее, без чего немыслимо существование действительно мощной группировки. Как я уже говорил – исповедующей «легкий» или «умеренный» нацизм, – напомнил Шведов. – Что отражается в популярном девизе «Россия для русских». С 1994 года и по сей день «захаровцы» периодически отвоевывают у выходцев с Кавказа их «традиционные» территории. Действуют согласно детективной литературе: «Что, не согласны? Ну, тогда к вам гости». Гостей обычно человек сто. И начинается натуральный бейсбол.

Свердлин покивал. Идея «легкого нацизма» уже официально начала витать в коридорах власти. Блок «Родина» сделал блестящий ход, использовав в предвыборной кампании именно этот девиз – «Россия для русских», и оставил своих конкурентов далеко позади.

Отпустив Шведова, Свердлин позвонил Хворостенко по телефону и назначил встречу на субботу, 1 ноября. Сделал еще один телефонный звонок и попросил своего личного водителя, старшего лейтенанта Юрия Цыганка, выйти в субботу в вечернюю смену.

Генерал решил использовать излюбленный прием спецслужб. В данном случае это подготовка заговора с целью устранения одного конкурента и ослаблений позиций другого во главе с человеком, который на протяжении десятилетия выискивал планы выведения генералов на чистую воду – посадить за решетку, уготовить пулю. Затем раскрыть заговор силами своего аппарата и шагнуть мимо пошатнувшегося поста директора ФСО к более высокому креслу.

Что касается аппарата Службы, то его с блестящей подачи Бориса Ельцина до сей поры называли «маленьким КГБ». Отдавая приказ Александру Коржакову на создание этого ведомства, Борис Николаевич, однако, едва не проиграл. Он получил письмо со стандартной «шапкой»: «Президенту Российской Федерации ЕЛЬЦИНУ Б.Н.». А из «подвала» светились глаза его личного охранника: «Искренне ваш. Честь имею. А. КОРЖАКОВ». Середина обращения выела не только бумагу, но и душу президента:

«...Вероятно, Вы считаете, что поступили правильно с государственной точки зрения, поддавшись на уговоры тех, кто убедил Вас в том, что, убрав Вас с дороги, Вы быстрее придете к демократии... Я всегда разделял Ваши политические убеждения и был рядом с Вами в самые трудные минуты Вашей жизни...»

И президент забросил мяч на вытоптанное поле противника, уже не защищаясь. То был Указ «О Коржакове А.В.» № 963 от 20 июня 1996 года об освобождении генерала от занимаемой должности начальника Службы безопасности президента.

* * *

К месту встречи на Малой Пироговской Юрий Александрович Хворостенко приехал на «Жигулях» в сопровождении двух человек с военной выправкой. На бывшем военном прокуроре был черный пиджак, камуфлированный перхотью, синяя рубашка и светлые брюки. Короткая губа топорщилась седой полоской усов. Во взгляде – смесь настороженности и навеки въевшейся в глазную слизь лихорадочности.

Ровно одиннадцать вечера. Возле черной «Волги» с непроницаемыми стеклами стоял высокий плечистый парень. Юрий Цыганок сделал шаг навстречу Хворостенко и его спутникам, холодно и безапелляционно бросил, указав на прокурора, опирающегося при ходьбе на трость с изогнутой рукояткой:

– Только вы. – Цыганок шагнул назад и открыл дверь со стороны водителя: – Садитесь. Трость прислоните к машине. Во время разговора не оборачиваться, резких движений не делать.

Для сопровождающих Хворостенко людей это значило: если их старший товарищ и захочет уехать, то по собственной инициативе. Могли спросить: «Ключи зажигания на месте?» И получить ответ: «Да, торчат там, где им и положено торчать: в замке».

Цыганок закрыл за Хворостенко дверцу и остался стоять рядом в непринужденной позе: ноги чуть расставлены, руки сложены на животе. Работа только с виду из разряда «монументальных». Лейтенант был собран и за рулем, и когда сопровождал шефа. В кобуре, расположенной слева и скрытой под пиджаком, покоился снятый с предохранителя пистолет Макарова, оснащенный патронами с пулями старого образца: со свинцовым сердечником, запрессованным в стальную оболочку, а не наоборот, как современные пули, которые скачут при попадании в твердую преграду и отскакивают от бронежилетов со стальными пластинами.

Цыганок привык к такой работе. Часто он дожидался шефа возле подъезда жилого дома, офиса. Возвращался, привычно отмечая, нет ли за ним «хвоста». На подобные мероприятия он выезжал на «Волге» с форсированным двигателем, но чаще сидел за рулем бронированного «Мерседеса» класса «G».

В салоне «Волги» негромко звучала композиция Вильяма Аура «Синий коралл». Тихая и спокойная музыка не мешала беседе, заодно зашумляла голоса в машине.

Первым заговорил человек, лица которого Хворостенко не мог разглядеть при всем желании. Во-первых, было темно, а во-вторых, он получил указания, походившие на приказ.

– Я не называю своего имени по нескольким причинам. Во-первых, я занимаю высокий пост в одной из спецслужб. Причины, которые подтолкнули меня к данному шагу, вам станут понятны во время беседы. Такой вариант вас устраивает?

– Да, – спокойно ответил Юрий Александрович, глядя перед собой. Когда он ехал на эту встречу, то представлял ее именно так. После телефонного звонка у него не осталось места сомнениям: Кремль по-прежнему не заинтересован в разоблачении «военных преступников» по той причине, что почти все они были живы и здоровы, занимали губернаторские и министерские кресла, возглавляли фонды и прочее. Лишь по мере их отхода в мир иной к ним проявится интерес, чтобы вопреки традиции говорить о них правду и только правду.

Однако его визит в один из отделов Службы не остался без внимания. И в данный момент военный прокурор мог угадать, кто именно проявил интерес к бумагам и сделал приемлемый дипломатический ход, сославшись на причины, подтолкнувшие его к беседе. Этот человек принял решение, ни с кем его не согласовывая. Невозможно представить, как это выглядит.

– Тогда к делу, – продолжил Свердлин. – Документы, которые вы передали в отдел СБП по борьбе с коррупцией, обременительны для тех, кому вы их адресовали. У меня к вам два вопроса: как долго вы можете ждать положительного результата и на какие жертвы согласны?

– Я отвечу на оба вопроса двумя словами: в пределах разумного.

– Например, в этих пределах уместится ликвидация генерала Дронова, скажем, через пять-шесть месяцев?

Продолжение беседы ошеломило Хворостенко. Он даже вздрогнул. В салоне «Волги» ему шили натуральную уголовщину.

– Зачем, – спросил он, непроизвольно дергая плечом, – убивать военного советника? Методы одинаковы во всех спецслужбах?

– Не мне вам рассказывать об этом. Что значит жизнь одного человека, когда речь идет о тысячах?.. Насколько правильно я понял, генерал Дронов принимал активное участие в фальсификации этих планирующих документов? Он тоже пировал в то время, когда в Грозном шли новогодние бои? И после наворотил немало, – не дав ответить, продолжил Свердлин. – Вы – военный прокурор. Вы вместе с членами военного трибунала летели в январе 1995 года затем, чтобы верхушка военного руководства все-таки предстала перед судом.

– На такой успех никто не рассчитывал.

– Но когда вы знакомились с фиктивными приказами, у вас было желание...

– У меня было такое желание, – перебил прокурор, – но у меня не было с собой пистолета. Объясните, при чем тут Дронов?

– У меня появился шанс, который впору называть историческим, и я не могу упустить его. Для меня Дронов – самая удобная кандидатура. По многим причинам, – добавил генерал. – От вас я требую ответить – да или нет. Чтобы гарантировать вам безопасность в случае утвердительного ответа.

«Главное, вовремя сказано», – заметил прокурор. Он колебался ровно секунду. Собственно, выбора у него не было. Нет – означало положить голову на плаху.

– Да.

– Хорошо. Теперь я объясню, почему остановил свой выбор на вас. В середине января 1995 года вы уже имели контакт с одним офицером Службы и до сей поры не расстались с желанием завершить это дело.

– Откуда вы об этом знаете?

– Ворона на хвосте принесла. Так что вы для меня человек не совсем с улицы. Я предлагаю классическую схему: создание мифической структуры, которая выступит с обвинениями, основанными на ваших документах, и возьмет ответственность за убийство Дронова на себя. Потом она таким же мистическим образом исчезнет. Предлагаю рабочее название «Второй кабинет».

– Исчезнет, сказали вы?

– Да. Но ее место займу я.

– Для чего?

– Для того чтобы согласиться с мотивами обвинений, выдвинутых «Вторым кабинетом», и продолжу разыгрывать тему. Помимо имеющихся бумаг всплывут другие документы, которые я уже начал собирать. Среди них планы правительства на ближайшую перспективу. Вы же знаете, что в Белом доме работает отдел Службы, в который вы и передали документы.

– Не боитесь за себя?

– После открытого выступления спецслужбы начнут с меня пыль сдувать, лишь бы со мной ничего не случилось. Со мной начнут договариваться даже те, на кого я работаю.

Хворостенко думал похоже. На его взгляд, убийство Дронова – это как артподготовка. Без нее идти в атаку бесполезно – постреляют. Убийство – это дальнейшие серьезные намерения заказчиков, их нешуточные претензии, сильный шаг, сделанный с «дочерней» структуры. Действительно классика. Действительно кости, без которых немыслимо даже гадание. Собственно, это то, над чем прокурор размышлял чуть раньше: при живых и здоровых генералах, занимающих высокие кресла, их разоблачение невозможно. Рассекречивание материалов происходит лишь в двух случаях: по срокам и смерти конкретного лица или группы лиц, и чаще по совокупности. Что в равной степени относилось и к намерениям опубликовать секретные материалы.

– Мне кажется, я где-то...

– Только кажется, – оборвал генерал. – Вынигде не могли слышать мой голос.

– Я хочу уточнить вопрос о приоритете.

Генерал понял собеседника.

– Документы, которыми я располагаю, довершат начатое. И в этом свете абсолютно неважно, кто поднял шум, кто взял на себя ответственность за убийство военного советника. Он лишь прыжковый мостик. Наоборот, чем больше будет таких людей, тем лучше. И советую не забегать вперед: пройдет много времени – может, полгода, может, больше, все будет зависеть от расстановки сил на самом верху. Такие дела с наскока не делаются. Каждый шаг должен быть предельно взвешен.

– Вот в этом месте я должен обернуться, – решительно сообщил прокурор, – и спросить – кто вы?

И получил оригинальное разрешение – собеседник щелкнул клавишей на плафоне, и неяркий свет разогнал темноту в салоне.

Хворостенко обернулся и разглядел черты лица собеседника. Собрал на лбу морщины, вспоминая. Несомненно, он где-то видел этого человека, который едва ли не на голову возвышался над...

Военный прокурор был готов к этому, однако ему захотелось активно подвигать всеми членами своего тела, чтобы сбить ледяную корку. Он узнал личного телохранителя главы государства, хотя видел его всего несколько раз по телевизору. Камера ненадолго застывала на его суровом лице и переключалась на другое. Однако всегда было интересно заострить свое внимание именно на нем, более закрытой персоне, нежели его шеф.

И Хворостенко в одну минуту разобрался, что именно гложет этого человека. Они были похожи в одном. Каждого точило одно-единственное слово: перспектива. Как и Свердлин, работая в охране президента, не видел перспективы, так и прокурор не видел будущего за демаркационной линией своего дома. Он смотрел на личного телохранителя президента и видел в его черных зрачках усталость: ему еще долго ходить в охранниках. Если подаст в отставку, то получит какое-нибудь теплое место – не более того. Он постоянно видит, как шикуют генералы от политики, бизнеса, видит реальную власть в их руках. «Люди идут во власть для того, чтобы иметь власть над людьми» – с этим спорить невозможно. Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Тем не менее в положении личного телохранителя президента достичь таких высот можно было лишь на примере его предшественника, генерала Коржакова, который, сделав блестящий ход, прибрал к рукам Тульскую область.

Он хочет поиметь власть, которая пока еще имела его. Но в его сегодняшнем положении искать поддержку среди политиков равносильно панели – тут же поимеют со всех сторон. Сложное положение, когда и хочется, и колется. Но без поддержки ему не выжить уже сейчас – это надо понимать. Сегодня криминальные группировки в сто раз честнее правоохранительных органов, уверенно рассуждал прокурор, успевший поработать и на тех, и на других. Профессиональные силовики уже давно перешли в частные структуры. Порой дело доходит до абсурда. Целый месяц не могли даже напасть на след террористов, устроивших взрыв в Каспийске 9 мая 2002 года. Послали известного профессионала, которого некогда «съел» Рушайло, будучи главой МВД. И этот профессионал отыскал всех, а это два десятка человек, вывел их на чистую воду и отдал под суд[4]4
  Генерал армии Валентин Варенников, «Независимое военное обозрение».


[Закрыть].

Нельзя сказать, что у Свердлина был беспроигрышный вариант с прокурором как человеком со стороны, но он был единственным, размышлял Хворостенко. Генерал не может взять в компанию кого-то из своего окружения. Поскольку этот кто-то сразу прикинет: лучше взлететь с костей генерала, чем разбиться насмерть вместе с ним. Военный прокурор хорошо это понимал и в своей практике видел подобные случаи стремительных взлетов и неудачных приземлений; иногда приземляться просто не давали.

Оба они понимали друг друга как в меру своей испорченности, так и внутреннего состояния.

Хворостенко смотрел на генерала и не мог не видеть в нем яркую фигуру, которая в его глазах уже начинала посверкивать. Сколько предложений поступит от различных организаций и движений – не счесть.

Да, все так. Но он буквально выезжал на примере своего предшественника, о котором Ельцин писал: «Очень порядочный, умный, сильный и мужественный человек, хотя внешне кажется очень простым. Но за этой простотой – острый ум, отличная и ясная голова». И прокурор в связи с этим вгляделся в собеседника более пристально. Словно действительно пытался разглядеть тот призрачный блеск. И, как показалось, увидел, как тает в нем демаркационная линия.

– Я знаю, у вас остались связи в ОПГ «Южная», которой вы продавали свои услуги адвоката, – продолжил Свердлин после затянувшейся паузы. – Не переходя на личности, вы можете пообещать Захарову поддержку с моей стороны: реорганизация в общественно-политическую структуру. В данном случае у меня под рукой весь спецназ Службы, но я не могу его задействовать по понятным причинам. А без силового ядра и финансовой поддержки в этой тонкой операции нам не обойтись. Кстати, вы готовы на небольшую роль? Дело в том, что ликвидацию Дронова необходимо окрасить в идеологические тона. Другие варианты не работают.

Прокурор все еще находился в легком шоке, однако по опыту он знал, что некий сумбур этой беседы исчезнет, как только начнет подвергаться анализу. И каждое слово обрастет пояснениями, каждая фраза обретет смысл. Так всегда бывает. Для этого и придумана фраза: «Мне надо подумать». Покопаться, найти слабые места, чтобы тут же отыскать их крепкую защиту либо в начале, либо в конце разговора.

– В чем будет заключаться моя роль? – спросил Хворостенко.

– Ничего сложного. Работа по специальности: выступить перед исполнителями с обвинительной речью, не скрывая своего имени, и быть готовым к частым вызовам в прокуратуру и следственные отделы.

– Чтобы не предстать в качестве заказчика. Это вы хотели сказать?

– Именно.

– Несложная роль. Я одинаково хорошо знаю и законы, и объездные пути.

– Отлично. Что касается исполнителей. Основного, как мне кажется, я нашел. Под него буду подыскивать второго. Именно второй должен услышать от вас следующее: «Нам нужен крепкий орешек с крепкими же мотивами личной мести к генералу». Личные мотивы – это перестраховка. Идеологическая обработка требует времени и не всегда бывает эффективной. Но все вместе даст тот результат, на который я рассчитываю.

– А что будет со мной? Вы говорите то, что я хочу услышать. У вас есть не очень, надо сказать, убедительный план, но я не думаю, что вы следуете принципу: лучше плохой план, чем совсем никакого.

Генерал снова пришел к выводу: Хворостенко умен, и работать с такими людьми всегда интересно.

– Вы вольетесь в мою компанию. А скорее – в кампанию. У меня есть запасной вариант, который не даст нам проиграть.

«И я его не услышу», – резонно заметил про себя прокурор.

– Дело касается закрытых от прессы планов по реорганизации силовых структур – на этом закончим обсуждение. Мы – профессионалы, и к работе привлекаем профессионалов. Впереди не одна встреча, мы успеем поработать над деталями.

Прокурор в это время думал о сроках – шесть месяцев или больше. Его не торопят, и это хороший признак. Если бы Свердлин, своими манерами походивший на Мартина Бормана, предложил приступить к работе через шесть дней или шесть недель, он бы отказался. Сразу.

И еще одно. Предложение быть в компании начальника Службы было более чем заманчивым и перспективным. С таким человеком, который мог решить практически любой вопрос, стоило иметь дело и даже платить ему.

Свердлин же вспоминал события недельной давности. Воистину, только что закончившийся месяц прошел под его знаком. Знаком Близнеца.

Адъютант генерала Дронова капитан Константин Верников обратился к Свердлину с привычной в общем-то просьбой: оформить его на должность начальника охраны военного советника. На что Свердлин ответил скуповатой улыбкой: «Он же не премьер-министр, чтобы выделять ему целую смену». Но уже к этому моменту знал, что Дронов написал заявление директору ФСО с просьбой предоставить охрану для членов его семьи – его дочери Надежды Князевой, в частности. Такие заявления часто остаются без ответа – директору писать отказ – себе дороже. Поскольку чиновники по сути своей народ капризный и к службистам относятся свысока.

Свердлин затребовал из приемной Чернякова заявление генерала Дронова и в правом верхнем углу поставил свою резолюцию: «Прошу выделить в отделение личной охраны Дронова И.В. и членов его семьи (3 объекта) водителей – 3, охрана – 3 (1 смена по 2 человека). Назначить начальником отделения капитана Верникова К.И.».

Не все офицеры и начальники государственной охраны имели специальное образование. Как раз последних-то в руководящем составе было немного. Большинство обучалось, что называется, по ходу. Впрочем, как и везде, наверное.

Капитан Верников расплылся в улыбке, принимая завизированное заявление, робко присел на стул и уж совсем застенчиво принял от генерала сигарету: «Закуривай, Костя, побеседуем». Такие беседы с начальниками смен были обязательны. Сколько ты уже с Дроновым? Какие интересные моменты были на службе? И вообще, как он, Дронов, нормальный мужик? Обезоруживающая улыбка, и капитан едва ли не растекся от знаков внимания по полу. Оказалось, что последняя боевая операция, которой лично руководил генерал Дронов, носила эпитеты «блестящая», «неподражаемая».

– Жаль, один парнишка погиб... Вызвал огонь фронтовой авиации на себя.

– Расскажи поподробнее, как это было.

– Разведгруппа в составе двух человек с позывным «Близнецы» вышла в рейд 8 сентября, – официально начал Костя. – Снайпер и его наблюдатель...