Текст книги "Группа особого резерва"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4 Старый приятель

– Я так и знал, что найду тебя здесь.

На лице Адама не дрогнул ни один мускул, когда он услышал голос этого человека. Он не узнал его. Бросив на него косой взгляд, он кивком головы отдал напарнику команду: «Взяли!» Они погрузили на тележку кислородный баллон и резак со шлангами и подкатили ее к самолету, горделиво стоящему посередине ангара.

Адам Хуциев два раза в неделю приезжал сюда из Шеки, где он проживал со своей семьей, словно здесь ему было легче принять непростое решение – продать «самопальный» аэродром, а в придачу к нему – «жестяное корыто с крыльями». По сходной цене. Странно, что самолет «Як-40», переоборудованный под десантный вариант Саратовским авиационным заводом, ему предложили продать по цене новой жигулевской «классики», которую не взялся бы довести до ума тот же завод с берегов далекой Волги. Адам прикинул, сколько он выручит за лом, когда распилит самолет на куски, и потом уже не колебался. Он не стал нанимать помощников и уж тем более бригаду сварщиков. Адам посчитал справедливым, если самолет разрежут два человека – он и бортмеханик по имени Хусейн. Разрежут, как праздничный торт: «Жрите, гады!» Адам был готов прибавить богохульное: «Жрите мое тело и пейте мою кровь!» Пожалуй, только он и его бортмеханик знали цену этому 32-летнему «Яку». В каждом иллюминаторе светилось по сердечку; это чувствовалось и в каждом обороте двигателя.

На него просто-напросто наехали: объявили реальную цену этой земли, на которой уместился автобокс и учебная трасса автобатальона, и предложили выкупить. Адам выкупил эти строения несколько лет назад, но времена меняются; ушли со своих постов люди, стоящие за этой сделкой, на их место встали другие, они-то и потребовали свое. «Круговорот воды в природе», – заключил Адам.

Он в очередной раз одарил Сергея Марковцева недружелюбным взглядом, но задержался на несколько мгновений, изучая его. Лицо знакомое, кажется, они действительно встречались раньше.

– Выглядишь ты, Адам, хорошо, – продолжил Марк, прикуривая сигарету. – Говорят, кто выглядит хорошо, тот и чувствует себя хорошо.

– Покойники в гробу выглядят хорошо, – ответил Адам, по-восточному, с хитрецой сузив глаза, и тут же перешел на американскую прямоту: – Мы знакомы?

Наверное, он – один из моих клиентов, прикинул Адам, маякнув Хусейну: «Кури пока». Один из бывших клиентов. От этой мысли у летчика с новой силой заныли зубы.

– Один раз, – ответил на вопрос Хуциева Марковцев, непроизвольно стилизуя речь. – Один раз твой дом стал нашим домом, а твой самолет…

– Вашим самолетом, я понял, – грубовато оборвал гостя Адам и стал загибать пальцы: – Значит, виделись мы три раза. Или мне следует дослушать тебя до конца?

– Один раз, – рассмеялся Марковцев. – Вижу, берет ты бережешь, как свою голову.

– Это талисман, – был вынужден объяснить Адам, поправляя порядком выгоревший, с несмываемыми масляными пятнами головной убор, в котором он походил на Лелика из «Бриллиантовой руки». Без него он не занимал кресла КВС, и только поэтому количество взлетов его самолета равнялось количеству посадок, был уверен Адам. У каждого человека – даже у спортсмена, по-простому рассуждал он, есть вещи, которые помогают ему, особенно в трудную минуту. Кто-то надевает на соревнования штопаный-перештопаный носок, кто-то не бреется, кто-то обладает набором заклинаний. Коричневый же берет Адама так понравился его ангелу-хранителю, что его крылья всегда хлопали в спутной струе самолета.

«Моего самолета…»

Адам окончательно и бесповоротно решил, что не станет продавать его, точнее – отдавать как довесок к земле, на которой он работал и изучил каждый сантиметр.

– Прыгали группой? – спросил он, с трудом отмахиваясь от назойливых мыслей.

– Да, – ответил Сергей. – Нас было тринадцать человек.

Не самая большая группа, машинально покивал Адам. Он поднимал на борту своего «Яка» и тридцать человек. Едва ли не со слезами на глазах он представил, как отваливается челюсть-люк самолета и звучит команда: «Рампа открыта». Он заходит на высадку по левой коробочке на курс следования через расчетную точку приземления. А после выхода из разворота выпускает закрылки на пятнадцать градусов и сбавляет скорость, в динамиках, установленных в грузовой кабине, звучит его голос: «Полет горизонтальный. Скорость триста десять. Пошел!» Групповые прыжки. Что может сравниться с ними по красочности? Даже прыжки в один поток и с принудительным раскрытием парашютов – завораживающее зрелище. Пошел первый парашютист, второй, третий, четвертый… Интервал – одна секунда, а кажется, что вся группа высыпала через люк за одно мгновение. Только вытяжные тросики, собранные в кучу, покачивались на леере.

Что-то с лицом ранее прожитого выбило из скупых глаз азербайджанца слезу. Он видел то, чего не видел ни один человек на этой земле: групповой прыжок со сверхмалой высоты, равнявшейся ста метрам. Вот сейчас, в этот миг, он узнал Марковцева, чей диверсионный отряд грузно протопал по грузовой кабине его самолета и исчез за опущенной рампой.

Десантников разворачивало ногами вверх, за ними поочередно появлялись серые «хвосты», стремительно приобретавшие очертания куполов парашютов. Затем положение парашютистов резко менялось на противоположное: рывки в сопровождении хлопков. Но уже у самой земли. Хлопки куполов едва ли не совпадали с ударом ног о землю.

Сколько же лет прошло, пролетело с тех пор?

Восемь – пришел ответ.

Неужели восемь?

Адам больше удивился не цифрам, а своей памяти, в которой нашлось одно из самых светлых мест – для этого человека и его парней, головой вниз унесшихся в самую гущу боя. Парашюты – лишь отсрочка, малая отсрочка. Их было тринадцать. На поле боя, среди десятков трупов бандитов, потом нашли десять тел русских десантников – Адам навсегда запомнил это сообщение.

– Так это ты… – улыбнулся он Марковцеву и протянул ему сразу обе руки. – Я уже и забыл, как тебя по имени-отчеству.

– А я что, представлялся тебе по полной?

– Конечно. И фамилию назвал. – Адам врал так убедительно, что и сам верил в свою ложь… как в спасение. Отчего пришло такое определение, он так и не понял. – Ты помнишь моего бортмеханика?

Марковцев вместо ответа указал за спину Адама, подмигивая помощнику.

– Хусейн, да?

– Точно, – опередил Хусейна Адам и, не глядя на верного помощника, отдал ему приказ: – Хусейн, подойди и поздоровайся с уважаемым гостем.

А прозвучало по-другому: «Хусейн, бери самый большой нож и выбирай самого жирного барана». И если бы Хусейн держал нож, он бы выронил его: он застыл, увидев вдруг спутницу Сергея Марковцева. Он чуть было не пустил слюну. Не потому что девица показалась ему сногсшибательной красавицей и что он давно не встречал в этих краях представительниц слабого пола. Неожиданность заставила его застыть на месте. Он кое-как справился с собой, набросил на лицо подобие улыбки и провел масленой тряпкой, которую комкал в руках, по носу.

– А-а… – чуть слышно протянул Марк, от которого не укрылся ни один жест азербайджанца.

Он подозвал Катю, появившуюся в ангаре неслышно и неожиданно даже для Адама, который сначала возносил женщин к самым небесам, а потом безжалостно бросал их на землю. Он рассуждал об этом именно в таком ключе. И поэтому встретил незнакомку с настроением и чувствами мужа, которому поднадоела жена.

– Хусейн, – назвался он, подавая гостье руку.

– Катя, – последовал ответ, сопровождаемый дружеской улыбкой.

Хусейн небрежно махнул масленой тряпкой на «ка-вэ-эс», как часто называли Адама Хуциева: командир воздушного судна.

– Это Адам.

Если бы не Катя, Хусейн дошел бы до Марковцева и представил бы и его. Она коснулась борта рукой и спросила в продолжение темы знакомства:

– А это ваш самолет, да?

– Да, – быстро отозвался Хусейн, как ширмой отгораживая Катю от своего старшего компаньона и старого знакомого, о котором он напрочь забыл. Был ли он благодарен ему за эту приятную неожиданность, он об этом пока не думал. Где-то в подсознании победным копьем торчал едва ли не преклонный возраст Адама и его удручающее семейное положение – жена и четверо детей, что напоминало название сказки «Коза и семеро козлят», а в азербайджанской интерпретации – «Коза, козел и семеро козлят», а еще Марковцев, чей возраст был буквально отчеканен на его суровом лице.

Хусейн был небрит, но его этот факт не трогал. Он подумал о том, что бритым будет выглядеть совсем другим человеком, на что Катя просто обязана обратить внимание.

«Это ваш самолет?» – все еще звучал в голове вопрос Кати. Хусейн мог и без помощи Адама поднять самолет в воздух и посадить его. А что касается прыжков с парашютом, то он мог «перепрыгать» и Адама, и Марка. Он столько раз совершал прыжки…

Не прошло и получаса, как все четверо сидели в беседке, которая пряталась от солнца в тени бетонного бокса; его предприимчивый Адам Хуциев приспособил под самолетный ангар. В отсутствие Хусейна и Кати, которая взялась помогать ему на камбузе, Марк спросил у Адама, доверяет ли тот своему помощнику, – тот ответил: «Как себе». И тут же насторожился:

– А что?

– Намечается работа. И я хочу сделать предложение твоему экипажу.

И это, черт возьми, прозвучало солидно, не мог не отметить Адам. Он, не сходя с места, решил, что отказываться не стоит. И только когда Хусейн и Катя накрыли на стол и все четверо опрокинули по рюмке местного коньяка, Марк приступил к делу.

Адам не пропустил ни слова из рассказа Марковцева, ни разу не переглянулся с помощником, – решать, принимать ли рискованное, но заманчивое предложение, ему и только ему. Никаких там голосований. Словно бортмеханик был безрукий и безголосый. Но точно не слепой. Он по-прежнему не сводил глаз с Кати.

Адам Хуциев медленно возвращался к жизни. Он уцепился за шанс, буквально дарованный ему Марковцевым, и плевать, какого он качества. Главное, ему представилась возможность вернуть фактически потерянный аэродром, работу. А это значит, он сможет возродить парашютный клуб. А это экстрим, риск, страх; это клиенты. И это деньги. Жизнь снова постучалась в дом «первочеловека», и он не мог прогнать ее. Он сказал Марковцеву:

– Я согласен.

– А твой бортмеханик?

– Дурацкий вопрос.

Хусейн прослушал, что говорили о нем, об этом он догадался по взглядам, устремленным на него, и спросил у всех сразу:

– А?..

Сразу за всех ему ответил Марк:

– Оставайся с нами – узнаешь.

Глава 5 Теория и практика

Наутро отношение Адама Хуциева к Марковцеву поменялось. Он встретил его как человека, которого нанял, чтобы решить свои проблемы. Марк был не без глаз и без обиняков спросил, что случилось. Адам не мог объяснить перемен, случившихся с ним, но ответил начистоту. Марковцев, выслушав его, пожал плечами и закончил первый в это солнечное утро разговор в своей манере:

– Ты не думай, что я к тебе за проблемами пришел.

Он оставил Адама и вышел на свежий воздух. Он не знал, где в этот час найти Катю, но увидел Хусейна. Гладко выбритый, в майке с короткими рукавами и нарочито небрежно наброшенной на плечи летной кожанке, он походил на героя фильма «Мимино».

– Где? – спросил Марковцев, опуская имя Майорниковой.

– Кто? – прикинулся было дурнем Хусейн.

Марк поставил его на место своим «фирменным» тяжелым взглядом тигра, наевшегося человечины.

– А… – забуксовал бортмеханик. – Да она…

– Я здесь, – раздался позади Сергея Катин голос.

Он обернулся. То, что он увидел, соответствовало его замыслу.

Катя была одета в свободный комбинезон кричащего сине-оранжевого цвета, волосы убраны под пеструю бандану.

– То, что нужно, – одобрил он и поманил девушку за собой.

Он хорошо ориентировался на аэродроме и через пару минут привел Катю в ангар. В большинстве своем парашюты укладывали на улице, но в ненастную погоду для этого в ангаре было отведено место. Оно сейчас пустовало, и Сергей, подавая пример Хусейну, начал раскладывать на полу фанерные щиты. Они настолько плотно прилегали друг к другу, что могли послужить основанием для крыши: ни одна капля не просочится. Опередив Хусейна, Сергей прошел в кладовую, где хранились парашюты, и вскоре вернулся с двумя ранцами. Один он положил перед Катей, с другим отошел к своему месту.

– Прыжки с парашютом начинаются на земле и заканчиваются на земле, – с неожиданными менторскими нотками произнес Марковцев. – Все причины неудач лежат на земле.

– Я не умею прыгать с парашютом, – сказала Катя и невольно передернула плечами.

– Научишься, – обнадежил ее Марк. – Самый лучший инструктор…

– Неужели ты?

Он пропустил ее сарказм мимо ушей.

– Время. Пока летишь к земле – научишься. Как представишь полный рот земли, мигом сообразишь, где вытяжное кольцо и что с ним делать. Что такое парашют?

Этот вопрос Марковцев адресовал Хусейну. Не ожидавший такого простого на первый взгляд вопроса, тот с минуту подбирал определение. Марк терпеливо ждал, обволакивая азербайджанца мрачным взглядом.

– Ну, – начал Хусейн, включая «защиту» – невесть откуда появившийся акцент, причем немецкий. – Ну, парашьют, это такая штьюка, которая… ну… замедляет, да?.. падение. Да, точно, падение.

– Может, снижение?

– Может, и снижение. Все зависит от того, кто и что собрался делать – падать или снижаться, – вывернулся Хусейн.

– Ты не еврей?

– Я?

– Нет, я.

– У меня иранские корни.

– Но вершки-то еврейские.

– Ну ты и сказал. Я – Хусейн, моя родная сестра – Насрин. Где ты видел евреев с такими именами?

– Ее корни тоже уходят в Иран?

– А куда же?.. – Хусейн собрал на лбу морщины. – А что ты улыбаешься? Насрин – смешное имя для русских, что ли?

– Грустное. Для того, кто носит это имя. – Сергей посмотрел на часы, отмечая точное время. – Настроились. Хусейн, обращаю твое внимание на то, что настроиться не означает не пить накануне, а серьезно настроиться – не пить два дня. Слушай меня.

С этого мгновения подполковник Сергей Марковцев влез в порядком полинявшую шкуру инструктора по парашютной подготовке.

– Парашюты замедляют снижение, и происходит это благодаря двум силам: подъемной и сопротивлению воздуха. Круглый купол набирает столько воздуха, сколько может, а тормозит за счет сопротивления. А крыло, – Сергей легко удерживал в вытянутой руке ранец, – создает и подъемную силу. Она воздействует на крыло в определенном направлении, которое зависит от параметров профиля и его положения по отношению к набегающему воздушному потоку. Искусство пилотирования купола состоит в том, чтобы контролировать поток на профиле крыла.

Сергей поднял один фанерный шит цвета хаки и прислонил его к стене ангара; получилась приличная школьная доска. А мелом послужил кусок известкового раствора, застывшие потеки которого виднелись в каждом ряду кирпичной кладки. Он набросал форму крыла и продолжил, сопровождая инструктаж жестами:

– Купол создает подъемную силу двумя способами. Первое: подъемную силу создает сама форма крыла. – Он изобразил несколько плотных штрихов. – Воздух движется по верхней кромке крыла быстрее, чем по нижней. Чем больше скорость воздуха, тем меньше его давление. Что получается? Получается то, что над верхней кромкой образуется область пониженного давления, а под нижней – повышенного.

Есть еще один способ создания подъемной силы – это отклонение воздуха. Если отклонить его в каком-либо направлении, тотчас возникнет сила реакции, и направлена она будет в противоположную сторону. Что позволяет парашютистам поворачивать, двигаться по горизонту, вообще совершать любые маневры в свободном падении. Задавливая правый край купола, мы поворачиваем вправо – потому что правая кромка начинает двигаться медленнее и создает меньше подъемной силы.

Марк, заметив растерянность на лице Кати, пожал плечами и внес предложение:

– Тебе не придется прыгать с парашютом, но тогда тебе придется…

– Оставить тебя без контроля, – продолжила Катя. И добавила про себя, глядя на Хусейна, а затем – на Адама, который вошел в ангар незамеченным; он минут пять, а может, и больше безмолвно присутствовал на инструктаже: «Это значит довериться и этим людям тоже». «Эти люди» приобрели конкретную национальность, которая до сей поры как бы ускользала от Кати: азербайджанцы.

Она невольно покачала головой. Марк ответил прежним жестом, снова пожав плечами:

– Какая разница, как это называется.

Он, да и Катя, наверное, понимали, что его инструктаж пришелся не к месту, был несвоевременен, и сам Марк на фоне импровизированной доски смотрелся наивно. Но всем было понятно, что кроется за невольной торопливостью Марка. В первую очередь это желание. Хотя… Марковцев здесь – это уже больше, чем желание, это настрой. Вот он-то и был продемонстрирован. Шаг за шагом Катя «реабилитировала» Сергея как в собственных глазах, так и перед новыми компаньонами. Эти люди показались ей простыми донельзя.

Катя не ожидала, что Марковцев, ее словами, продолжит «гнуть свою линию». Он отошел от доски, но «не сел на свое место». Он взялся за ранец с парашютом. Пробормотал под нос так, что его было слышно в каждом углу ангара. То ли акустика хорошая, то ли голос у него такой, подумала Катя. А сказал он о том, что парашют не новый и его это устраивает.

Он разложил его. Прежде чем снова уложить парашют, внимательно осмотрел оболочки – верхнюю и нижнюю, не оставил без внимания нервюры, швы на тканях и стропах, слайдер и его кольца.

– Что ты ищешь? – спросила Катя, подходя ближе.

Он пожал плечами: «Разве и так не очевидно?»

И все же ответил:

– Парашют не новый. Я ищу порывы, пожоги, изношенные, неправильно собранные элементы – чтобы отремонтировать парашют.

– Если найдешь неисправности.

– Если найду.

Он бесцеремонно отодвинул Катю плечом и разложил парашют на фанерных щитах, зафиксировал ранец так, чтобы случайно не сдвинуть его с места. Неудовлетворенно сморщившись, он нашел глазами Хусейна:

– Есть инструкция на этот парашют?

– Да. Где-то была. – Спохватившись, исправился: – Есть. Сейчас принесу.

Адам Хуциев остановил его жестом руки:

– Оставайся здесь. Я сам принесу.

Его не было минуты три. Наконец он появился с книжицей в глянцевой обложке. Что удивило Марковцева, так это порядком потрепанные страницы под глянцем. Очень хорошо, что в инструкцию частенько заглядывали.

Полистав страницы и сверившись с инструкцией, Сергей передал книжицу Кате и в первую очередь зачековал стропы управления парашюта. Потом расколлапсировал слайдер и убедился, что язычки коллапса полностью спрятаны, а не спутаны со стропами.

Катя недоумевала. Сто пудов, рассуждала она, то ей придется совершить прыжок с парашютом. Она имела в виду решающий прыжок, а сколько учебных ждут ее, новичка в парашютном деле?.. И вот на этом фоне Сергей Марковцев уподобился глухонемому, но даже на пальцах не объясняет, что он там делает. Со стропами в руках он походил на браконьера, который чистит сеть, вынимая из ячеек сучья и подсохшие к утру водоросли. Особенно сейчас, когда он взял стропы группами у свободных концов и подошел к куполу.

– Марковцев, что ты делаешь?

Сергей молча положил купол на плечо так, чтобы он был на весу и натягивал стропы.

– Марковцев… Сергей…

– Дай мне вначале самому разобраться с парашютом, – резко ответил он. – Нельзя бросаться в омут с головой. И уж тем более с самолета, – смягчил он тон в тот момент, когда сдвинул слайдер в сторону, чтобы тот не мешал ему расправить и налистать воздухозаборников. Надежно удерживая полученный пакет, он тряхнул его, расправляя складки.

– Что ты делаешь?

И – вздрогнула, когда прямо у нее над ухом прозвучал ответ:

– Он разворачивает купол хвостом от себя…

Катя обернулась на Хусейна. Для нее это был бред сивой кобылы, но, так или иначе, действия Марковцева, который «развернул купол хвостом от себя, а потом воздухозаборники зажал коленями», отчасти завораживали. Одно сравнение сменялось другим. Сейчас Сергей укрощал ведьму, поймав ее за хвост, отняв у нее помело – средство передвижения по воздуху.

Марковцев тем временем отделил часть строп с одной стороны купола и расправил между ними ткань. Потом повторил то же самое с другой стороной купола. Затем, как гром среди ясного неба, его голос:

– Теперь настал черед слайдеров и ушей.

«Прорезало…»

Катя смотрела, как Марковцев расправляет слайдеры и уши между стропами, разделенными на группы, как придвинул что-то.

– Что это? – спросила она у Хусейна и получила ответ:

– Люверса слайдера.

Снова спросила:

– Это по-азербайджански, а как будет по-русски?

– Вплотную к ограничителям.

– А сейчас он что делает?

У Хусейна был готовый ответ:

– Он вспоминает. – Но объяснил конкретно: – Отделяет стропы управления… Сейчас – расправляет между ними ткань и разворачивает их к центру купола. Под слайдер, – чуть помедлив, ответил Хусейн.

Марковцев взялся за заднюю кромку купола в районе центральной секции, на которой была отчетливо видна предупредительная нашивка, положил ее на стропы и крепко прижал вместе со слайдером и стропами.

Он заканчивал складывать парашют: расправил хвост в стороны, чтобы обернуть им налистанный купол – по направлению к носу, но так, чтобы стропы управления оставались в центре купола. Кате показалось, она уже видела это и Марковцев пошел по кругу, а точнее, выполняет операцию в обратном порядке. Удерживая стропы и слайдер, он соединил заднюю кромку и скрутил хвост так, не захватывая при этом оставшуюся внутри часть купола. Не отрывая взгляда от слайдера и строп, он качнул купол (легко, нежно, как детскую пеленку, сравнила Катя), положил его на пол и осторожно выдавил из него воздух. Выполнив волнообразное сложение полученного пакета, Марковцев засунул его в камеру. Затем зачековал ее и уложил стропы в соты, оставив неуложенными чуть больше полуметра.

– Сил не хватило, – спросила Катя у Сергея, действия которого ее так или иначе захватили и она осталась под впечатлением, – или для меня оставил?

– Эта «косичка» для предотвращения закруток, – туманно объяснил он. – Ты все потом поймешь.

Хотя Марковцев и выглядел абсолютно спокойным, но волнение не обошло его стороной. Впервые за несколько последних лет он прикоснулся к парашюту и подготовил его для прыжка. Он не станет снова «перебирать и поглаживать» его стропы и купол. В этом Катя отчего-то была уверена. Как была уверена в том, что настала ее очередь складывать парашют. Для того, чтобы спустя какое-то время прыгнуть с небес на землю, пусть даже просто спуститься. Неожиданно на ее глаза навернулись слезы, всего две еле заметные капли, и она, не скрывая их, сморозила откровенную глупость:

– Можно я сначала попрыгаю с маленькой высоты? Ну, не знаю, метров с пятидесяти. Ну со ста…

Адам Хуциев, с утра обретший невидимость, крякнул со своего места наблюдателя и неторопливо пошел к самолету. На ходу позвал Хусейна. Марковцев же взял Катин ранец и вытряхнул из него то, что в небе всегда завораживает. На фанерный щит буквально упали части конструктора, и Катя Майорникова опустилась перед ними на колени. Прикоснувшись к стропе, она попыталась припомнить, с чего начинал Сергей «распутывать» парашют. И, к своему удивлению, вспомнила. Набросив на лицо строгое выражение, она требовательно пощелкала пальцами, привлекая внимание Марковцева.

– Передай-ка мне инструкцию.

Рассмеялся даже Адам Хуциев, обернувшись на Катю с верхней ступени трапа и поднимая большой палец.

Он был азербайджанцем. Только Кате порой казалось, он был негром, киношным негром. Такие ощущения были вызваны поведением Адама. Он не расставался с промасленным беретом, как не расставался со шляпой его «прототип» из американского боевика. Он обсасывал одну спичку за другой, и по следам измочаленных палочек найти его не составляло труда. С другой стороны, пол ангара был усыпан спичками. Искать его, используя метод влажности? Катю даже передернуло. Она сама не заметила, как расколлапсировала слайдер, и уставилась на язычки коллапса, правильно кумекая, не спутаны ли они со стропами.

Этот день слишком затянулся. Он вместил в себя все, даже «отмороженные» мечты Кати: она прыгала с малой высоты, а если точно – то со сверхмалой: сначала с метровой, потом дошла до полутора метров, наконец махнула с двух. Пока что без парашюта. И всегда ее встречали сильные руки Сергея Марковцева. Крепкие руки. Ей казалось, он мог влегкую выдавить из нее кишки. Она даже представила их в куче измочаленных спичек, над которыми поработали крепкие зубы «ка-вэ-эс». На самом деле это был сон. Не кошмар, но страшное сновидение. Она подбирала с заплеванного пола собственные кишки, которые держались на одной стропе, вытянувшейся точно из кровоточащего пупка. Она держала их в руках так, как держат мертворожденного ребенка, и не знала, что делать дальше. Звать на помощь? Но она же точно знает, что ей никто не поможет. Выть в голос?.. И она проснулась от того, что услышала, как рядом скулит собака. Через несколько секунд поняла, что разбудил ее собственный голос. Это она скулила во сне. Вгорячах она едва не побежала искать Марковцева, опережая свое сумасбродство, упрямство и еще черт знает что. Освобождаясь от страхов, она отпускала его: «Ты свободен! Делай свое дело там, наверху, где, кроме тебя, никто не справится, где другие, и я в их числе, будут тебе помехой, а я подожду тебя внизу, ровно на том месте, которое ты определишь, там мы и встретимся». От такой горячности ее даже пот прошиб, и она уловила его запах; и если раньше она натурально воротила нос, то сейчас вдруг принюхалась. Он не шибал в нос, потому что, наверное, поменял качество, став натуральным, рожденным перед лицом настоящей опасности, а не перед страхом источать его. Ее взгляд заслонила смутная тень такого же смутного предчувствия победы. Она успела заглянуть в самую глубину этого мига, но не издалека, а как если бы спустилась на самое дно. И это расстояние не испугало ее. Она словно сдула пыль с книги судеб и увидела себя сначала в свободном падении, а потом под спасительным куполом парашюта. Завтра или послезавтра состоится ее первый прыжок. Катя сняла промокшую майку и надела свежую. Выпив воды, она снова легла в кровать и моментально уснула.