Текст книги "Агент ливийского полковника"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Джонни, тебе мог присниться ливийский террорист?

– Конечно – если бы его снимок красовался на обложке порножурнала, который я листал на ночь. Но я видел его, как тебя сейчас, Том. Я даже шмотки ему свои привез, а потом доставил его в Лондон.

– А вот это очень плохо.

– Считаешь, мне стоило отказаться?

– Это ты так сказал, а не я.

– Правильно. Потому что я могу назвать место, где высадил ар-Рахмана и его подружку, рассказать, как он одет и во что собирается облачиться.

– А вот это неплохо.

– Вот так и запиши в протоколе, Том.

* * *

Лондон

Руби не знала, кому принадлежит эта квартира на втором этаже трехэтажного дома, и не стала спрашивать об этом у Рахманова. Предположила – что его друзьям. Хозяин оставил ключ в почтовом ящике, и Андрей уверенно, как будто проделывал это десятки раз, открыл ключом замок на этой двери.

Руби с первого взгляда определила – квартира принадлежит холостяку: стены и потолок прокурены, в раковине скопилась грязная посуда, в платяном шкафу висела только мужская одежда: пара костюмов, пара брюк, плащ, куртка.

Андрей вынул из шкафа плед, бросил его на диван, указал Руби на кровать:

– Ложись. И тебе, и мне нужно отдохнуть.

Он разделил ее и себя, как пару. Руби эта проблема показалась неразрешимой, и она потеряла всякую надежду хотя бы объяснить ее. К тому же она смертельно устала и валилась с ног. Жутко хотелось есть, однако она одержала верх в борьбе с этим желанием.

Глава 8
Рецепты политической кухни

Натан Паттерсон проснулся в начале восьмого утра. Рано. Однако он отказался поваляться в своей спартанской постели в это воскресное утро. Если он встанет позже, у него заноет шея, даст о себе знать межреберная невралгия, единственно лекарство от которой – хороший спарринг-партнер на татами. Ему часто приходилось ночевать в отелях, и, какой бы удобной ни казалась кровать, болезненные симптомы всегда проявлялись под утро. Но все проходило, едва он с наслаждением вытягивался на своей постели. Сила привычки? Он не знал, как ответить на этот физиологический вопрос, разве что штампом: «Все болезни в голове».

Натан прихватил с собой зубную пасту, полотенце и привел себя в порядок в чистом и стерильном, как приемный покой в военном госпитале, туалете. Ему казалось, он один в этом здании, построенном в 1996 году, но, конечно же, он ошибался. Кроме охраны, в этот ранний час здесь находилось не меньше двух десятков сотрудников разведки, которые, как и он, закончили работу за полночь. С одним из них – лет сорока, с огненной шевелюрой, прозванным Лисом, – он столкнулся на выходе из туалета.

– Дай мне твою зубную пасту, – попросил Лис, поздоровавшись с коллегой. – Моя закончилась.

– Конечно, возьми. – Паттерсон передал ему полупустой тюбик. – Можешь не возвращать.

– Спасибо. Много работы? – бросил ему в спину Лис.

– Не то слово. Удачи!

У себя в кабинете Натан завершил туалет: побрился электрической бритвой и освежился лосьоном. Теперь он был готов к встрече с директором службы.

Говоря голливудским языком, они успели пристреляться, хотя дружеских отношений не поддерживали. Располагающая улыбка при такой же внушающей симпатию внешности возникала на лице Троя Смита, когда дела у подчиненного шли в гору, и лицо его вытягивалось, когда Паттерсон терпел неудачу. И надо отдать последнему должное: он не допускал череды неудач. Зато серийность его успехов просто впечатляла.

Троя М. Смита и Натана Паттерсона неразрывно связывало одно, по крайней мере, дело – Локерби. Трой в 1988 году возглавлял группу агентов МИ-6, некоторые из которых имели связи с фундаменталистской группировкой в самой Ливии. Натан, по молодости лет и малому стажу работы на разведку, не мог похвастаться такими связями, но свой вклад в дело Локерби внес: показал себя со стороны исключительного исполнителя. Он только начинал постигать азы операций, сценарный план которых основывался на провокациях и назывались они долгоперспективными. Бесстрастные аналитики расписывали их на 15, 20, 30 лет. С ума сойти. Но едва проходит этот колоссальный срок, и ты с его высоты видишь положительный и так долго ожидаемый результат, ничего удивительного и сногсшибательного не замечаешь. Паттерсон мог привести хотя бы один пример самой широкомасштабной и долгоиграющей операции, начатой Алленом Даллесом (1942—1945 – глава политической разведки США в Европе; 1953—1961 – директор ЦРУ) и завершенной его преемниками: это уничтожение СССР «методами пропаганды, нацеленной на разобщение национальностей и социальных групп, потерю традиций, нравственных ценностей, моральное разложение населения страны». Для Натана Паттерсона доктрина Даллеса со временем стала настольным произведением. Вот она.

«Окончится война, все утрясется и устроится. И мы бросим все, что имеем: все золото, всю материальную мощь – на оболванивание и одурачивание людей! Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного и необратимого угасания его самосознания. Например, из искусства и литературы мы постепенно вытравим его социальную сущность; отучим художников и писателей – отобьем у них охоту заниматься изображением и исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино – все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, процветанию взяточников и беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов – прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, – все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности. Таким образом мы станем расшатывать жизненные устои одного поколения за другим. Будем браться за людей с детских, юношеских лет и главную ставку всегда будем делать на молодежь – станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из нее циников, пошляков и космополитов. Вот так мы это сделаем!»

В наше время слова Аллена Даллеса звучат как пророчество. Но это совсем не так. Он и его последователи шаг за шагом привели некогда могущественное государство к его гибели. И что стало с Россией, с ее «самым непокорным на земле народом»? Натан Паттерсон для тех, кто не понял, посоветовал бы еще раз прочесть размышления шефа ЦРУ, уместившиеся на одной странице. Однажды жуткая, но далеко не фантастическая мысль влезала в голову Паттерсона: а что, если во главе российского государства стоят единомышленники Аллена Даллеса? Или же в управлении государством российским воцарились, как и обещал директор ЦРУ, хаос и неразбериха?

Другая широкомасштабная операция, затянувшаяся на годы, родилась в недрах британской разведки, и первая часть ее носила название «Дело Локерби».

Натан Паттерсон вернулся к началу своих размышлений. Так вот, Запад не мог потерпеть на севере Африки процветающего государства, населенного грамотным (это 98 процентов населения) народом. Как сказал Трой Смит, «раб должен знать свое место». Это в равной степени относилось и к «рабским» ценам на нефть, поскольку грамотный, цивилизованный человек не продаст нефть по бросовым, так необходимым Западу ценам. И это одна проблема. Другая – географическая близость Ливийской Джамахирии к Европе. И на своих рубежах Ливия ощетинилась средствами ПВО. Все это и многое другое не могло не раздражать лидеров европейских стран и Соединенных Шатов Америки. На непокорного Каддафи «мальчики, улетевшие на восток», сбрасывали бомбы в надежде уничтожить его. В 1986 году Маргарет Тэтчер пришлось публично признаться в том, что британская авиация нанесла ряд атак на армейские бараки, где предположительно скрывался лидер Ливии. Спустя десять лет агенты из «Сикрет сервис» провалили попытку уничтожить полковника Каддафи, заложив взрывное устройство «не под тем автомобилем». Но начало конца Муаммара Каддафи зародилось в небе над шотландским городом Локерби; там лежало начало долгоперспективной операции. Если сжать отрезок времени, лежащий между началом операции, а это 1988 год, когда на Локерби упал самолет, и нынешним годом, когда натовские бомбы посыпались на ливийские города, – то он уместится в клише аналитиков от разведки, не признающих временных координат: взрыв «Боинга», блокада Ливии, выкуп в 2,7 миллиарда долларов, уступки полковника Каддафи на внутреннем рынке и его молчание под градом бомбежек иракских городов. Спецслужбы США и Британии спровоцировали конфликт внутри самой Ливии, уготовив Муаммару Каддафи участь Саддама Хусейна.

«Раб должен знать свое место».

«Народ должен знать, когда он покорен».

Что изменилось с 1985 года, когда на Ливию посыпались авиабомбы? Тогда политики через СМИ назвали это шпионским скандалом. Сейчас же глава британской «Сикрет сервис» открыто подписался под ультиматумом, выдвинутым полковнику Каддафи: или ты отречешься от власти, или мы уничтожим тебя.

Ответ не заставил себя ждать. Внятная подпись полковника стояла под коротким предостережением: «Берегитесь!»

В 8.15 секретарь Паттерсона Софи – лет сорока, рыжеватая, одетая в серый деловой костюм – доложила шефу, что Трой Смит ждет его в музее.

Шеф британской разведки вечно ходил с взъерошенными волосами. Жесткие и непослушные, они ложились как угодно, не поддаваясь расческе. Ему бы подошла короткая стрижка, однако Трой Смит придерживался иных взглядов на свою внешность. Вероятнее всего, ему подошел бы иной цвет костюма, но он предпочитал темно-синий, подчеркивающий замкнутость; иногда он позволял себе разброс в цветовой гамме, надевая клетчатую рубашку и твидовый пиджак нейтрального оттенка. Именно в такой упаковке, демонстрирующей открытость, сегодня утром он встречал Паттерсона в месте, которое его не могло не вдохновлять, где с его глаз спадала пелена невзгод и скверного настроения...

Он приехал в музей в обычном сопровождении: водитель и офицер физической защиты. Охранники музея остались на своих рабочих местах: за пультом слежения и на входе в служебную часть. Телохранитель обошел зал и вернулся в комнату слежения, в которую отозвали единственного находящегося на обходе охранника. На этом объекте был установлен мощный блокиратор сотовой связи, несший двойную функцию: предотвращение несанкционированного прослушивания мобильных переговоров и съемку посредством скрытых беспроводных камер и других устройств в помещениях, где использование вышеназванных устройств нежелательно. Телохранитель включил блокиратор и сосредоточил свой взгляд на мониторе пульта слежения. И первым, кого он увидел спустя несколько минут, был Натан Паттерсон, приехавший на встречу с шефом.

Директор и его подчиненный сошлись в том месте этого хранилища мощи и доблести английской военной разведки, где экспонировались увеличенные фрагменты аэрофотосъемки, датированные 1944 годом, на которых отчетливо были видны дороги, поля, строения, даже столбы, вкопанные на взморье.

– Начнем с самого начала, Натан, – взял слово Трой Смит, пощелкав пальцами и принимая от подчиненного тонкую кожаную папку с документами; что в них – ему только предстояло узнать. – Начнем с главного, – повторил он. – Я одобрил план, который ты построил, опираясь на специфику твоего отдела. Если ты помнишь, тогда я спросил тебя: «Клин клином вышибают?» – а ты ответил...

Смит выдержал паузу, дождавшись ответа Паттерсона: «Да», и продолжил, чуть ускоряя темп:

– Идея неплоха. Даже в моральном плане. Если ты сможешь предотвратить смерть двух сотен людей ценой двух десятков – это не обсуждается. Это леденец для чистоплюев и политиков высокого ранга. Ты думал о том, почему твой план провалился?

– Всю ночь, – не моргнув глазом, соврал Паттерсон. Хотя у него жутко ломило спину, но чувствовал он себя отдохнувшим.

– И? – поторопил его Смит, узнавший о «провале» Паттерсона от своего секретаря, составившего рапортичку, основанную на материалах полицейских отчетов и телерепортажей. Такие рапорта носили характер независимых, хотя далеко не полных, и состояли на вооружении любого уважающего себя чиновника.

– Я не вижу никакого провала, шеф.

– Правда? – Смит начал отсчитывать очевидные пункты по пальцам: – Теракт, цель которого – связать ар-Рахмана по рукам и ногам и тем самым отсечь его от своей жертвы, к желаемому результату не привел. Вместо того чтобы отступить, ар-Рахман пошел в атаку: убил одного, ранил двух человек, похитил свидетеля, который проходит в операции как главный. Ты можешь объяснить действия этого ливийца?

– Я не могу объяснить действия «этого ливийца», потому что он ливиец условно. Он родился в Советском Союзе, и мы имеем дело с ментом ГРУ. – Паттерсон вынужденно повторился (эти слова он говорил Смиту 3 апреля, после допроса абд-Аллаха Хасана). – Да, в жилах Рахманова течет кровь бедуина, такая же, как у Каддафи, но мозги у него советского военного разведчика.

– Это ночь накануне натолкнула тебя на такие мысли?

«Господи, да он ни черта не помнит!»

– Отчасти – да. Меня ввел в заблуждение полковник абд-Аллах Хасан. На его чистосердечных показаниях я начал строить план операции, нарисовал психологический портрет Рахманова – террориста, по сути, члена «Антиимпериалистического центра», ответственного за связи с террористическими организациями за пределами Ливии. Так вот, человек, образ которого я себе отчетливо представил, унес бы ноги из этой страны, испугавшись радикальных мер, направленных на его нейтрализацию. Ведь когда противник идет на такие меры, как жертвы среди мирного населения, он, с одной стороны, не оставляет тебе выбора, а с другой – дает шанс убраться восвояси. Рахманов, как агент ГРУ, выбрал оригинальный ход, который при определенных условиях может свидетельствовать против нас, и с его помощью можно легко раздуть очередной шпионский скандал.

– И в этом ты не усмотрел провала? Тогда что провал в твоем понимании? Объясни мне, Натан.

– Мы возьмем Рахманова, – ушел от прямого ответа Паттерсон, невольно взваливший на себя часть функций личной охраны шефа военной разведки: радикальный метод защиты директора от покушения, предложенный Паттерсоном, не предполагал его разглашения даже в среде его физической защиты. – Мы возьмем Рахманова завтра или послезавтра, через три или четыре дня, давление на него продолжится по нарастающей. С нашей стороны необходимо подогреть все средства массовой информации, чтобы увеличить продолжительность новостей о кентерберийском теракте, включить больше кровавых подробностей, использовать сюжеты с родственниками погибших и пострадавших от рук ливийского террориста.

– Но если всплывет правда, – по инерции продолжил Трой Смит, – то откровения Дэвида Шейлера покажутся цветочками.

Кто такой этот Дэвид Шейлер, Паттерсон знал очень хорошо. Это агент МИ-5, раскрывший мировой общественности глаза на операцию по устранению Каддафи в 1996 году и сдавший своих коллег по МИ-6. Он признался на пресс-конференции, состоявшейся накануне его отъезда из Франции: «Я сделал то, что сделал, потому что я люблю свою родину. Я не предатель. Все англичане должны знать, лжет им правительство или нет. Я не думаю, что правительство не хочет открытого суда. Для них это будет большей проблемой, чем для меня».

Вот и Рахманов (может так случиться) заявит: «Я сделал то, что сделал». Он выполнял приказ своего начальника. И чем он отличается от агентов британской разведки, которые получили приказ лично от Троя Смита – устранить полковника Каддафи? Может, тем, что задача у Рахманова «помягче»? В том плане, что задача у него – устранить руководителя разведки, а не премьер-министра, фактического главу государства. И с этой, и с предыдущей позиции действия Рахманова вполне оправданны, по-другому – адекватны.

Трой Смит размышлял на эту тему, пока Паттерсон «разорялся насчет усиленного давления на СМИ, которые в интересах национальной безопасности просто обязаны действовать под диктовку спецслужб, призванных устранять проблемы такого рода». Он говорил о тандеме, и сама эта идея имела глубокий смысл.

– Исправляй ошибки, – отпустил его директор. – Первая – это ар-Рахман, вторая – Руби Уоллес. И смотри, чтобы эта пара не зачала третью ошибку.

– Да, сэр.

Натан Паттерсон, прощаясь с директором, вдруг представил невероятное: во главе МИ-6 все-таки стал советский шпион Ким Филби [3]3
  Ким Филби – английский разведчик, агент советской разведки. В МИ-6 занимался подготовкой специалистов по пропаганде, саботажу и диверсиям, позже стал шефом европейского отдела МИ-6, являлся представителем английской секретной службы при ЦРУ в Вашингтоне. Ким Филби умер 11 мая 1988 года, похоронен на Кунцевском кладбище в Москве.


[Закрыть](ему для этого оставался один шаг), и как бы в этом случае поступил его коллега, Андрей Рахманов?.. Весьма и весьма интересный вопрос.

Паттерсон ехал в офис военной разведки, переключившись на другую тему. Он не мог не заметить, что во время непродолжительного, но насыщенного разговора с шефом разведки тот испытывал страх.

Трой М. Смит боялся реванша. И любому другому на его месте стало бы не по себе. Убийца здесь, в Лондоне, в его руках нити, ведущие к террористическим группировкам. Управляя мощным денежным потоком, отследить который пока не представлялось возможным, Рахманов мог организовать масштабную спецоперацию, направление которой – все то же: ликвидация директора МИ-6. Рахманов непредсказуем, и это один из главных его козырей. Другой козырь – это сложившаяся в его пользу ситуация, при которой директор МИ-6 не сможет взять отпуск или «заболеть»: любое его оправданное или неоправданное отстранение от работы может навести на подозрения в пронырливой журналистской среде.

Вернувшись в свой офис, Натан Паттерсон нашел у себя на столе факс из Рочестера. Полицейский детектив, подписавшийся как Томас Браун, отправил его не мешкая спустя четверть часа после допроса Джонни Гюнтера на два адреса: Паттерсону и Биллу Арчеру, как требовала того особая инструкция, разосланная во все полицейские участки. Внимательно ознакомившись с копией протокола допроса Гюнтера, Паттерсон связался по телефону с рочестерским детективом:

– Здравствуйте! Меня зовут Натан Паттерсон. Я получил ваш факс, спасибо. Джонни Гюнтер все еще у вас в отделении?

– Да, он дрыхнет сейчас в камере.

– Доставьте его к нам на Воксхолл-кросс, 85, и чем быстрее, тем лучше.

– Да, сэр.

Паттерсон оборвал связь и задумался. То, что он собирался сделать, называлось дополнением к дополнению. К последней ориентировке на Андрея Рахманова прирастала еще одна. Он мог изменить свою внешность при помощи смываемой татуировки в виде свастики и обязательно на видном месте – предположительно на шее, использовать в качестве маскировки другие фашистские атрибуты, а также, вероятно, символику футбольной команды «Рейнджерс»; возможно, он изменит цвет волос и глаз.

«Рочестерская информация» стала еще более ценной, когда нашла подтверждение из первых, если можно так сказать, рук: это когда Паттерсон лично допросил доставленного в Лондон Джонни Гюнтера. Невероятно – этот фашистский ублюдок лично знал Андрея Рахманова! Не сталкивался с ним случайно, а поддерживал контакты на протяжении двух лет. Опытный разведчик, работавший и на МИД России, и на ГРУ Генштаба, не брезговал и такими отморозками, как Гюнтер. Собственно, такие индивиды – зачастую основное оружие экстремистов. Его явку в полицейский участок Паттерсон, поддерживая рочестерского коллегу, квалифицировал как явку с повинной, а его показания – чистосердечными. Но не все так гладко, как думает этот фашист. Ему еще только предстояло узнать, что такое настоящие проблемы.

На вопрос Джонни Гюнтера, может ли кто-нибудь принести ему пива, Паттерсон ответил утвердительно:

– Будет тебе пиво. – Сам же подумал: «А не доставить ли «фашиста» в «нижнюю цитадель» – для устрашения?»

Группировка Гюнтера насчитывала двенадцать человек (это на данный час; а так она колебалась от пяти до пятнадцати; кто-то из членов банды садился за решетку, кто-то уходил в мир иной, получив смертельную рану в драке или разбившись на дороге; нашлась пара чудаков, которая обзавелась семьей). Всех членов группировки Натан Паттерсон распорядился взять под арест. Нет, объяснил он Томасу Брауну, в Лондон везти «тупых ублюдков» не надо, туристический сезон только начинается; если они похожи на своего предводителя, пусть сидят в Рочестере.

Итак, Паттерсон узнал, каким образом может изменить внешность Рахманов. Пожалуй, в кожаном прикиде, со свастикой на шее, со стальным цветом радужной оболочки глаз его могут принять за своего и в баре типа «Голубая устрица», и в байкер-пабах.

Художник недолго трудился над новым обликом Рахманова, и когда Паттерсон положил перед собой два изображения ливийского террориста, то покачал головой: очень резкий контраст. По сути – позитив и негатив. Это и есть трудности, которые посулил абд-Аллах Хасан на допросе. Да, нелегко придется полицейским на своих постах. Им придется выискивать в многотысячной толпе одного многоликого человека.

Еще Паттерсон не мог обойти своим вниманием следующее обстоятельство: одна из камер наблюдения в Паддингтонском вокзале зафиксировала передвижения Андрея Рахманова и Руби Уоллес; они сели в поезд, следующий в Дувр, однако сошли в Рочестере, оттуда на автомобиле их доставил обратно в Лондон Джонни Гюнтер. Рахманов ведет себя дерзко, не отпуская от себя свидетеля, и рискует, как говорят в народе, свернуть себе шею на ровном месте. И чтобы этого не произошло, ему необходимо сменить методы. У него нет иного выхода, как оставить Руби Уоллес в надежном месте и получить так необходимую ему свободу действий. И тогда полицейским снова придется перестроиться с двух объектов на один, что, конечно, не облегчит им работу.

Андрей Рахманов находился в шаге от Франции, за спиной у него Англия, в которой его обложили со всех сторон. Но он не воспользовался шансом уехать и вернулся в Лондон. «Он выполнит задание», – качал головой Натан Паттерсон, которого захватил сам процесс защиты директора МИ-6, а не его жизнь. Выполнит задание, несмотря ни на что? И в очередной раз припомнил выдержку из «страшилки» абд-Аллаха Хасана: «Все действия Рахмана основаны на логике, и каждый поступок – это ступень на пути к цели, конечному результату. У него несколько заграничных паспортов, и ни один из них не вызовет сомнений у пограничников и полицейских. Он – человек-невидимка, и его могут выдать только оставленные им следы».

Рационализм и разумность.

Вот здесь что-то не срасталось, нахмурился Паттерсон, взвесив два этих качества Андрея Рахманова. Ответственный за связи с террористическими организациями, он «организовал» в том числе дешевую группировку, что называется, из подворотни. Где же здесь разумность? Ведь Джон Гюнтер сдал его полиции при первой опасности. Почему Гюнтер не сдал его в Большом Лондоне, завернув на своей машине в ближайший полицейский участок? Ответ на этот вопрос нашелся легко: Лондон – это Лондон, у него своя полиция – знаменитый Скотленд-Ярд (исключение – район Сити со своей полицией), а Гюнтер – из Рочестера, где его каждая собака знает. Он сделал признание там, где и созрел до этого непростого шага, у себя дома. Многие поступили бы так же, как он.

Связи Рахманова начали рассыпаться. Тот же Гюнтер отказался разделить с Рахмановым ответственность за совершенный ливийцем теракт.

В очередной раз Паттерсон поймал себя на абсолютной вере в то, что теракт на линии Лондон – Кентербери совершил Рахманов. И это говорило о чистоте подготовки и исполнения теракта, о точной направленности первого микроудара по ливийцу российского происхождения...

Так вот, связи Рахманова начали рассыпаться, и означало это следующее: поддержку, на которую Андрей в полной мере рассчитывал, он не получит. Есть ли у него связи в ИРА? Не исключено. (Честно говоря, Паттерсон не знал реакции ИРА на теракт в Кентербери. Этот пробел он собирался восполнить в ближайшее время.) Он не может таскать за собой Руби Уоллес, вяжущую его по рукам и ногам, но и бросить ее он не может. В определенных обстоятельствах она для него алиби. Если, конечно, она и дальше продолжит поддерживать взгляды Рахманова. Руби Уоллес – незаконно удерживаемая как при отдельной личности, так и группе лиц или целой организации. Натан Паттерсон даже представил это длинное определение в виде змеи, вылезающей из его черепа. Но смысл не вызывал сомнений, никуда ему от этого не деться.

Паттерсон сколько угодно долго мог уповать на расстроенные связи Рахманова, что в полицию явится очередной связник террориста. Под кипящий котел, в который угодил оперуполномоченный ГРУ, необходимо подбросить дров.

Паттерсон глянул на часы: вот-вот должен явиться на работу Ахмед Джемаль. И едва не вздрогнул, подняв глаза: отдохнувший, полный сил, посвежевший Джемаль стоял в шаге от рабочего стола шефа. Свежий лейкопластырь украшал его правую бровь (из чего Паттерсон сделал ошибочный вывод: Рахманов – левша; в действительности бровь ему он разбил головой) и даже подчеркивал его мужественные черты лица.

– Здравствуй, Ахмед! – неподдельно радостно приветствовал его Паттерсон.

– Добрый день, шеф!

– Присаживайся. Прыгать от радости времени у нас нет, – ответил на часть своих чувств Натан, – так что сразу приступим к делу. Нужно сделать вот что, Ахмед. Во-первых, подготовить еще одно взрывное устройство на основе семтекса.

Поймав недовольный взгляд подчиненного, начальник жестом попросил его не делать скоропалительных выводов.

– Взрывное устройство, – продолжил он с нажимом, – в этот раз не должно сработать... по техническим, скажем, причинам. Нам нужно зафиксировать ошибку Рахманова. На волне первого взрыва другой неудавшийся теракт произведет на общественность не меньшее впечатление. Нам нужна реакция, и мы ее получим. Тем самым ослабим связи террориста в Англии и Северной Ирландии. Если представить себе Рахманова как капитана корабля, то крысы неминуемо побегут с него. Кстати, ты наверное еще не знаешь: одна «рочестерская крыса» уже сбежала.

– Ну что же, такой подход мне нравится, – по-деловому согласился с патроном Джемаль.

* * *

На задворках паба «P&P», что в начале Кинг-стрит, в мусорном контейнере бомж – выходец из Румынии – нашел приличную кожаную фуражку-восьмиуголку и почти что неношеные, вроде как армейские ботинки с «вездеходным» протектором. «Удача», – бросил он себе под нос, примерив обновки. Ботинки оказались на пару размеров больше, но, если насовать в носы бумаги, на ноге болтаться точно не будут. Небывалое чутье привело бомжа в следующий двор, и в другом мусорном баке он обнаружил кожаную куртку с множеством сверкающих молний. Прежде чем обменять ее на бутылку дешевого пойла, он проверил карманы куртки, нашел какую-то бумажку с фашистским крестом и отчего-то представил себе хозяина куртки в виде танкиста; прежде чем оставить свой танк на парковке, он снимает с дула крест... Румын скомкал бумажку и выбросил.

Ему так и не удалось продать куртку. К нему подошел полицейский, патрулирующий эту часть центральной улицы Хаммерсмита, и долго всматривался в его одежду и опухшее лицо, под козырьком восьмиуголки казавшееся черным. Бомж сморкнулся под ноги и спросил:

– Ну и чего ты уставился, придурок?

Полицейский махнул рукой и вернулся на свой пост.