Текст книги "Вирус «В»-13. Тайна белого пятна"

Автор книги: Михаил Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Ловушка

Хотя Таня и смеялась над плохими предчувствиями Байдарова, но и ее, за три дня пребывания в Зиттине, не покидало ощущение непривычной, непонятной неловкости.

Если бы она была искушенным подпольщиком, она смогла бы объяснить это ощущение. Оно появляется у человека, когда за ним начинают следить; следить внимательно, настойчиво и незаметно.

Но Таня никогда не была подпольщицей, ей не от кого было прятаться, вся ее жизнь текла открыто, на виду у всех. Поэтому она решила, что все ее неприятные ощущения происходят от нервной усталости. Она решила, что просто ей надоела толчея зарубежной жизни, наглые фоторепортеры и неотвязные журналисты.

В Зиттине ее не тревожили ни те, ни другие, зато появились новые неприятности. То, ни с того ни с сего, лопнет пробирка с препаратом, то у больного внезапно появятся странные симптомы, заставляющие ее раздумывать над правильностью своего диагноза и тревожиться.

Вот и сегодня. С опозданием почти на сутки почта вручила посылку. Консул вместе с препаратом прислал Тане советские конфеты «Мишка», и она была растрогана его внимательностью. Приехав в больницу, Таня сама поставила препарат в автоклав и решила сидеть возле него до конца стерилизации; но автоклав вдруг перестал работать.

Старший врач был очень огорчен такими задержками, Затем больного так долго подготовляли для инъекции, что Таня, наконец, потеряла терпение.

Сделав вливание, она решила с полчаса побыть возле больного, проверить действие препарата.

За всеми заботами Таня забыла позвонить в гостиницу Байдарову и Березкину. Когда больной уснул, она направилась было к телефону, но вошел старший врач и сказал, что господа журналисты уже звонили из гостиницы и просили передать доктору Майковой, что будут ждать ее на пляже.

Таня вначале удивилась, что журналисты уехали, не дождавшись ее. Однако тут же оправдала их: чего было сидеть в номере в такую жару.

Больной спал. Делать возле него было нечего.

И Таня решила ехать прямо на пляж, минуя гостиницу.

Вырвавшись из сутолоки городского движения на загородное шоссе, Таня включила последнюю скорость, откинулась на спинку сидения и постаралась отдаться тому приятному ощущению, которое испытывает человек, проносясь по земле со скоростью тридцати метров в секунду. Но неприятное ощущение не проходило. Тане даже показалось, что кто-то пристально смотрит ей в затылок. Она сбавила скорость и оглянулась. Конечно, сзади никого не было. Только по шоссе, метрах в двухстах, мчалась белая машина.

Когда кадиллак, в котором ехала Таня, свернул на прибрежную полосу к пляжу, белая машина тоже замедлила ход и съехала с шоссе на противоположную сторону.

Фрейлейн Морге выключила мотор. Задернула шелковую шторку. Бросила отрывисто:

– Демарсе!

– Да, я слушаю вас.

– Это очень удобный случай. Нужно задержать ее на пляже до вечера.

– Понятно, фрейлейн. Но… каким образом?

– Придумайте… Подайте мне платье.

– Вот оно, пожалуйста. Кстати сказать, мне легче было достать новейший бальный туалет, чем это платье. Я совершенно не знал, где продаются подобные веши, пришлось обратиться за советом к дворнику. Объясните для чего вы собираетесь надевать такие лохмотья?

– Чтобы попасть в машину к той девчонке.

– И вы считаете, в таком виде она вас скорее возьмет?

– Конечно.

– Не понимаю?

– И не поймете, Демарсе… Застегните-ка мне платье на спине… Чтобы это понять, вам нужно бросить читать французскую порнографию и познакомиться с русскими романами. У таких людей, как доктор Майкова, врожденное чувство жалости к каждому ободранному бедняку.

Фрейлейн Морге слегка отодвинула шторку и посмотрела в сторону берега.

– Она собралась купаться. Что ж, это несколько облегчает дело. Демарсе, вы придумали, как задержать здесь ее машину?

– Пока нет.

– Ну, где вам… Возьмите на заднем сидении мою шляпу.

– Взял.

– Там есть длинная булавка.

– Есть, вот она, – Теперь вы сообразили? Нет… Вы не особенно-то умны, Демарсе.

– Фрейлейн!… Ага, понял!

– Быстрее! А то она сейчас выйдет из воды.

Не найдя на пляже ни Березкина, ни Байдарова, Таня решила, что они уже уехали. Посмотрев на приветливое, ласковое море, она решила выкупаться.

Когда она вернулась к машине, то увидела, что одна из задних покрышек сплющилась и железный обод колеса стоит прямо на земле.

Пришлось доставать домкрат, инструменты и менять колесо. Таня провозилась довольно долго, и когда, наконец, завернула последнюю гайку, тени от береговых скал уже удлинились настолько, что закрыли машину.

Побуксовав на мягком песке, кадиллак медленно выбрался на шоссе. Переключая скорости, Таня заметила на пешеходной дорожке странную фигуру.

Женщина, в старом поношенном платье, медленно брела по узкой тропинке, с трудом переставляя усталые ноги, обутые в рваные туфли. Лицо ее было серое и измученное. Таня видела, как она то и дело облизывала губы, почерневшие от пыли и потрескавшиеся от зноя. По шоссе проносились машины, в которых сидели мужчины, одетые в дорогие светлые костюмы, и женщины, одетые в не менее дорогие платья. Никто из них не обращал внимания на женщину, еле двигавшуюся по раскаленному гравию дорожки и так нуждавшуюся в помощи.

Наконец, женщина остановилась. Качнулась и, потеряв последние остатки сил, медленно опустилась на землю.

В ту же секунду Таня была возле нее. Подняла, помогла дойти до машины и усадила рядом с собой.

Таня плохо говорила на местном языке. Но невеселая история, рассказанная незнакомкой, была стандартно проста, и чтобы ее понять, не требовалось знания большого количества слов. Безработная машинистка… ездила в соседний городок искать работу… не хватило денег на обратный автобус… живет в Зиттине в Портовом Пригороде.

Женщина говорила тихим, равнодушным от усталости голосом, прикрыв длинными ресницами покрасневшие глаза и уронив на колени руки с красивыми пальцами, покрытыми дорожной пылью.

Таня молча слушала. Смотрела на красивые руки женщины, на мягкие очертания ее лица, на ее нежную чистую кожу, чуть покрытую загаром и думала, что в недалеком прошлом эта женщина жила, очевидно, очень неплохо…

Непонятное ощущение тревоги, какой-то приближающейся опасности опять заставило Таню обернуться. Но кругом было тихо. Мирно поблескивало море в лучах заходящего солнца. Вечерние тени подкрадывались к машине, где сидела эта измученная беспомощная женщина.

И Таня предложила довезти ее до дома…

Они еще не доехали до города, как женщина показала на старую разбитую дорогу, круто сворачивающую в сторону Портового Пригорода.

– Тут ближе, – тихо сказала она и опять прикрыла глаза.

Таня послушно свернула, и кадиллак, переваливаясь по ухабам дороги, недовольно заворчал мотором. Поднятая колесами пыль закрыла машину…

Байдаров и Березкин не спали всю ночь. Перед утром позвонил телефон. Березкин кинулся к нему, опрокинул стул. Услышав мужской голос, протянул трубку Байдарову.

Звонил шеф полиции. – Случилось несчастье, – сказал он. – Я сейчас заеду за вами.

Подозрения

Предутренний туман еще стоял в воздухе, затягивая дымкой безлюдный пустырь, окруженный старыми складскими зданиями. Тянулись ржавые рельсы заброшенной узкоколейки, валялись куски черного толя и листы изъеденного ржавчиной кровельного железа.

– Вот здесь! – сказал полицейский агент.

Красный лимузин резко затормозил. Байдаров и Березкин вслед за шефом полиции вылезли на грязную землю.

Кадиллак стоял, почти уткнувшись фарами в кирпичную стену старого угольного склада. Капли росы покрывали голубую эмаль машины и редкими слезинками сползали по стеклам распахнутых дверок пустой кабины.

– Господа журналисты, – сказал шеф полиции, – прошу не подходить к машине. Мы можем спутать отпечатки и мелкие следы на месте происшествия.

Он отдал распоряжение. Один из агентов вытащил большую лупу и, с видом Шерлок Холмса, принялся рассматривать дверные ручки кадиллака. Второй агент опустился на корточки и занялся изучением следов на земле возле машины.

– Какое несчастье, господа, – сочувственно обратился шеф полиции к Байдарову. – Зачем только доктор Майкова поехала сюда: район Старой Гавани самое глухое место в Портовом Пригороде.

Байдаров молча жевал мундштук давно погасшей папиросы. Агент с лупой не спеша выбрался из кабины кадиллака.

– Следов борьбы и крови в машине не обнаружено, – доложил он.

– Очень хорошо, Брайт. Продолжайте обследование. – Шеф полиции снова обратился к Байдарову. – Такой неприятный случай… Я отдал распоряжение пока ничего не сообщать в прессу. Журналисты нам мало чем помогут. – Шеф полиции немного помолчал. – Вы сообщили вашему консулу?

Байдаров покачал головой. Он ночью звонил на междугороднюю, но ему ответили, что линия повреждена, все разговоры откладываются на завтра.

– Ах да, – как бы вспомнил шеф. – Знаю, знаю. Это наше несчастье: старенькая линия часто портится и, как назло, в самый нужный момент.

Не понимая, о чем говорят шеф полиции и Байдаров, Березкин с тревогой следил за процедурой осмотра.

У него замирало сердце каждый раз, когда агенты начинали что-то говорить друг другу или разглядывать что-либо замеченное ими на обшивке сидения или на рулевом колесе. С беспокойством он оглядывался, и его профессиональный наблюдательный взгляд фотокорреспондента замечал на земле каждую деталь, и каждая деталь казалась ему подозрительной.

Агенты полиции тщательно рассмотрели и изучили все камешки, все щелочки, все мало-мальски заметные и даже не заметные следы кругом кадиллака. Но след чужой машины первым все-таки увидел Березкин.

Он потрогал Байдарова за локоть и показал ему на землю.

– Что? – не понял тот.

– Посмотри.

Байдаров нагнулся. На кучке пыли, увлажненной росой, виднелся свежий отпечаток покрышки со сложным узором, напоминающим сердце, пересеченное двумя рядами елочек. На покрышках их кадиллака узор был другой.

– Вы что-то нашли? – быстро шагнул к ним шеф полиции.

Он выслушал Байдарова, взглянул на отпечаток и сказал со снисходительной улыбкой, как бы извиняя нелепость такого предположения:

– Вы считаете, что злоумышленники приехали сюда на машине? Нет, это дело местных обитателей, а они предпочитают передвигаться пешком. Впрочем, – добавил он, останавливая Березкина, который было взялся за ФЭД, чтобы сфотографировать след, – мы можем, на всякий случай, сделать гипсовый отпечаток.

Через полминуты агент уже заливал след слоем жидкого гипса. Байдаров выразительно посмотрел на Березкина, и они отошли в сторону.

– Что-то мне не нравится поведение шефа полиции, – хмуро сказал Байдаров, выбрасывая потухшую и изжеванную до табака папиросу. – Таня сказала бы, что это опять мое расстроенное воображение; но, к сожалению, все плохие предчувствия здесь неизменно сбываются. Я начинаю им верить все более и более.

– Яша, ты думаешь, что в похищении Тани замешана та женщина?…

Байдаров не успел ответить. К ним приближался шеф полиции.

– Агенты ничего подозрительного не обнаружили, заворковал он. – Все, как говорят, покрыто мраком неизвестности. Но не будем терять надежды. Возможно, просто похищение с целью выкупа. У нас это иногда, к сожалению, случается. – Он сокрушенно поднял плечи и добавил: – И зачем только она поехала в такой заброшенный район?…

– Да, да! – вдруг раздался рядом с ним глуховатый, слегка пришепетывающий голос. – Вот я то же самое подумал, господин военный.

Все повернулись. Возле них стоял пожилой мужчина, одетый в военный заплатанный китель, с удочками и алюминиевым котелком в руках.

– Я тоже подумал, – продолжал мужчина, оглядывая всех выцветшими глазами, – зачем эти молодые женщины приехали в такое глухое место, как наша Старая Гавань.

– Женщины? – удивился Байдаров.

– Какие женщины? – строго спросил шеф полиции. – В машине была одна женщина.

– Виноват, я видел две…

– Ты был пьян!

Мужчина не обиделся. Он только вздохнул с грустной улыбкой.

– Я уже позабыл, когда был пьян в последний раз. Я хожу в Старую Гавань каждую ночь ловить бычков, но их хватает только на хлеб. Я хорошо видел – женщин было две. Одна совсем молоденькая, а вторая…

– Подождите! – перебил его Байдаров. – Сережа, у тебя с собой снимок? Дай-ка его сюда, – и он показал мужчине отпечаток с видом подъезда рабочей больницы. – А вторая женщина… не походила вот на эту?…

Мужчина положил удочки на землю и вытер руки о штаны.

– Я плоховато вижу без очков, – сказал он, рассматривая снимок на расстоянии вытянутой руки, как это делают дальнозоркие, – но как будто бы…

– Все это очень интересно, – перебил его шеф полиции. Он решительным жестом выдернул снимок из рук оторопевшего мужчины. – Так значит, вы были здесь ночью? Брайт! Заберите его в мою машину.

Как из-под земли выросший агент взял растерявшегося мужчину под руку и повел к красному лимузину.

Шеф полиции бросил быстрый взгляд на фотографию.

– Неважный отпечаток, – заметил он. – У вас нет лучшего?… тогда, с вашего разрешения, – шеф любезно улыбнулся, – я возьму его. И прошу меня извинить, но я должен уехать. Я хочу лично заняться допросом этого господина… Брайт! Вы останетесь здесь за меня. Продолжайте обследование. Вы можете ехать в своем кадиллаке, господа журналисты.

И лимузин шефа полиции пронесся мимо друзей, увозя с собой единственный снимок и единственного свидетеля.

На мостовой остались две удочки да помятый алюминиевый котелок, из которого торчали шевелящиеся рыбьи хвосты.

Все было сделано так быстро, что друзья ничего не успели сказать. И когда красный лимузин скрылся в переулке, Байдаров многозначительно протянул сквозь зубы:

– Так, так… Ну вот, кое-что и определилось, Сережа. Конечно, жаль снимка. Но взамен его шеф полиции вернул нашу машину. Поедем в гостиницу. Там у нас осталась пленка, и мы сделаем второй отпечаток.

Пока кадиллак, почти цепляясь бортами за углы изломанных улиц и проваливаясь по ступицы в рытвины и канавы, выбрался, наконец, из закоулков Портового Пригорода, прошло около получаса. Взошло солнце. По улицам уже прошли поливочные машины, смыв с матово-черного асфальта следы пыли и грязи.

В вестибюле гостиницы неприятно пахло горелой тряпкой. Друзья поднялись на свой этаж, где их встретил господин Скарбон. Лицо управляющего гостиницей Выражало высшую степень огорчения.

Байдаров с запоздалой догадкой прикусил губу.

– Неприятность, господа! – управляющий часто заморгал, закатывая глаза под лоб. – Такая неприятность! Небольшой пожар в вашем номере. Или замыкание шнура настольной лампы, или господин Байдаров плохо притушил окурок в пепельнице… В коридоре дым… пришлось взломать дверь… Но из вашего имущества ничего не пострадало, господа. Сгорела только скатерть на столе.

Двери номера были открыты. Уборщица смывала с пола коричневую пену огнетушителя. Валялась обугленная скатерть, от которой поднималась тоненькая струйка дыма. Березкин быстро открыл ящик стола, где хранились заснятые пленки. Он перебрал их под вопросительным взглядом Байдарова.

Пленки со снимком женщины не было.

– Фон Штрипс! Вы поступили, как идиот!

– Фрейлейн Морге… Я не позволю…

– Вы мне позволите повторить, что вы поступили, как идиот. Черт вас возьми! Да знаете, что с вами сделает господин Эксон, если я расскажу ему о такой работе.

– Но что произошло?

– Вы навели подозрение журналистов на меня и, следовательно, на клинику.

– Помилуйте, наоборот, я отобрал у них все подозрительные улики.

– Нет, я удивляюсь Эксону, что он послал сюда такого бестолкового человека. Да неужели вам неясно, что, отбирая улики, вы только укрепили подозрения.

– Но что я должен был сделать?

– Вам нужно было бы прежде, чем пригласить журналистов с собой, уничтожить все следы машины и, тем более, исключить появление живых свидетелей.

– Свидетель больше ничего не скажет.

– Он уже достаточно сказал. Нам нужно задержать приезд советского консула хотя бы на несколько дней.

Старая знакомая

Горничная принесла в номер свежую хрустящую скатерть. Господин Скарбон, продолжая соболезновать (ах, какая неприятность, какая неприятность!), отослал горничную и собственноручно расстелил скатерть на столе.

– Я надеюсь, ничего не пропало? – остановился он в дверях. – Я все время лично присутствовал…

– Нет, – прищурился Байдаров. – Ничего не пропало. Очень благодарим вас за заботу.

Он закрыл дверь за управляющим и, вернувшись, с шумом опустился на диван. Березкин подвинул к нему спички и пепельницу и сел рядом.

От телефонного столика донесся тихий щелчок. Они прислушались, ожидая звонка, который мог принести им еще какую-нибудь новость. Но телефон безмолвствовал.

– Что будем делать, Яша?

Байдаров сломал спичку о коробок и бросил ее в пепельницу.

– Потеряв все вещественные улики, – сказал он, – мы приобрели твердую уверенность, что похищение Тани – дело рук известной нам женщины, нашей старой знакомой. Мы не знаем, кто она и где ее искать. Обращаться к местным властям бесполезно: здесь хозяин – шеф полиции, а он заинтересован в том, чтобы мы эту женщину не нашли. Мы бессильны против него. Нам нужен один человек…

– Консул.

– Да, Сережа. Наш консул. Мы расскажем ему все, что знаем. Действуя от имени правительства, консул будет разговаривать с шефом полиции на другом языке.

– Тогда нужно сейчас же вызвать его.

– Это труднее, чем ты думаешь.

– Сегодня заработает междугородняя.

– Она может не заработать, – заметил Байдаров.

– Пошлем телеграмму.

– Телеграмма может не дойти.

– Тогда я сам поеду за консулом.

– А ты можешь не доехать.

В темных глазах Березкина появилось вначале удивление, затем негодование.

– Но не может этого быть! – воскликнул он.

– Сережа, милый, – сказал Байдаров значительно, – давай условимся: здесь все может быть. Мы только потому и потеряли Таню, что думали иначе. Но мы все-таки проверим первые два способа. Сейчас пойдем на телеграф. Кстати, там узнаем, когда начнет работать междугородняя.

Байдаров встал. Телефон опять звякнул тихо и приглушенно.

– Кто-то собирается позвонить, – сказал Березкин.

– А может быть… подслушать?

В это время звонок телефона задребезжал резко и настойчиво.

Байдаров снял трубку.

– Да, – сказал он.

Трубка молчала. Слышались только легкие шорохи и потрескивания; где-то далеко-далеко играла гавайская гитара.

– Слушаю! – повторил Байдаров. Он уж хотел повесить трубку, как вдруг мембрана щелкнула, наступила тишина, и в тишине прозвучал спокойный женский голос: – Журналист Байдаров?

Звук пистолетного выстрела меньше бы удивил Байдарова. Он на секунду запнулся, в его памяти промелькнула горящая улица Берлина и женщина с сумочкой в тихом переулке.

– Да, – сказал он. – Кто говорит?

– Это вы скоро узнаете, – услышал он. – Мне бы хотелось побеседовать с вами по интересующему вас делу.

– Когда?

Когда вам угодно. Но, во всяком случае, раньше, чем вы пошлете телеграмму вашему консулу, – в спокойном голосе прозвучала скрытая, как бы свитая в тугую пружину, угроза.

– Хорошо, – сказал Байдаров. – Я согласен говорить сейчас. Где мне вас найти?

– Меня не нужно искать, – слабо усмехнулся голос. – Я заеду за вами.

Мембрана щелкнула, послышались частые отрывистые гудки.

– Кто звонил, Яша?

Байдаров не ответил и Березкин сразу догадался: – Та женщина?

Сдержанным движением Байдаров опустил трубку на телефон. Присел возле окна, из которого был виден подъезд гостиницы. Они молча ждали несколько минут.

Байдаров нагнулся к окну.

– Вот и она.

У подъезда остановилась длинная, похожая на гончую собаку, белая машина.

За рулем сидела женщина – сверху из окна были видны ее светлые волосы, мягкими завитками лежащие на плечах. Она сидела спокойно, не вертелась, не сигналила, не смотрела по сторонам. Она была уверена, что ее уже увидели, и небрежно постукивала пальцем в перчатке по волнистому ободу рулевого колеса.

– Да, – протянул неопределенно Байдаров. – Это не миледи у Дюма. У той, кроме яда да коварства, ничего за душой не было, – у этой к услугам и пистолеты, и вообще вся современная техника. А у меня даже Д’Артанъяновой шпаги нет, – усмехнулся он. – Так я поехал, Сережа. Ну, что ты на меня, как на покойника, смотришь?… Сиди и дожидайся. Я скоро вернусь.

– Может быть, вместе поедем?

– Нет, нет! Жди здесь, как договорились. Читай пока «Трех мушкетеров». Там как раз все хорошо кончается.

На пороге Байдаров остановился.

– Но из номера никуда не уходи. И никому не открывай, кто бы ни стучал.

Байдаров не торопясь спускался по лестнице. Ему хотелось подготовиться к предстоящей встрече. Он догадывался, что сейчас произойдет серьезный разговор, который должен решить судьбу Тани, и он боялся, очень боялся, что каким-либо неверным словом, неточным ходом может ее погубить. Он не знал, кто эта женщина, что она может и что не может сделать, какого тона ему держаться в разговоре с ней. И тут вспомнил слова своего московского тренера-боксера: «В бою иногда полезно для разведки применить приемы своего противника».

Он расправил воротничок рубашки и даже улыбнулся, чтобы согнать с лица следы бессонницы и тревоги.

«Нужно будет посмотреть на покрышки колес, – продолжал размышлять Байдаров, уже выходя из дверей гостиницы. – Если она их сменила, значит – боится, и ее можно будет еще припугнуть».

Он подошел к белой машине. Коротко поклонился женщине. Она, не поворачивая головы, бросила на него быстрый косой взгляд и показала на сидение рядом с собой.

Байдаров обошел машину сзади, нагнулся и узнал на покрышках знакомый узор – сердце с двумя рядами елочек.

«Да! Эту не припугнешь, – подумал он. – Бедная Таня!» Впрочем, Байдаров постарался ничем не проявить своего беспокойства. Он протиснулся на сидение и, закрывая дверку кабины, хлопнул раз, другой. Но замок не закрывался. Женщина молча протянула руку, наклонилась и захлопнула дверку. Прядь ее волос коснулась лица Байдарова, ему показалось, что она это сделала нарочно.

Мощный мотор мягко тронул машину, набирая скорость, она скользнула по блестящему асфальту бульвара.

Женщина молчала, склонившись над рулем. Байдаров видел в зеркале отражение ее глаз. Ему казалось, что он замечает в них не то улыбку, не то усмешку, и это заставляло его все более и более тревожиться за судьбу Тани…

Белую машину загородила массивная туша городского автобуса. Березкин отошел от окна и сел на стул. Откинулся на спинку и сидел так не шевелясь, прислушиваясь к нарастающему чувству томительного беспокойства. Несколько раз взглянул на часы, потом снял их, положил на дальний угол стола и прикрыл газетой.

«Три мушкетера» Лежали на столе. Он подвинул Книгу, прочитал одну страницу до конца и, перевертывая ее, сообразил, что не помнит, о чем читал. Он закрыл книгу, встал, приподнял газету и посмотрел на часы. Послушал – они шли. Он положил их на место и попытался представить, что может случиться с Байдаровым. Однако он не знал ничего определенного, и фантазия – как всегда бываете таких случаях – принялась рисовать ему картину за картиной и одну страшнее другой.

Тогда он снова раскрыл книгу. Механический процесс чтения Все-таки отвлекал мысли и заполнял медленно текущее время.

Так прошел час… другой. Наконец, Березкин не выдержал. Он вскочил, подошел к вешалке, взял шляпу, не представляя себе, куда он пойдет и зачем. Но сидеть в номере он больше не мог.

Дверной замок щелкнул, и в номер вошел Байдаров.

Березкин оторопело смотрел на него, как на человека, появившегося с того света.

– Ты пришел, Яша, – наконец вымолвил он.

Байдаров взял из его рук шляпу и повесил рядом со своей. Не свойственным ему усталым движением сел на диван и закурил.

– Я видел Таню, Сережа, – сказал он.

– Живую?

– Пока живую, – мрачно потупился Байдаров. – Садись, я попробую тебе все по порядку рассказать.

Он повертел в руках спичечную коробку, с видом человека, который пытается привести в какой-то логический порядок свои мысли.

– Мы промолчали всю дорогу, – начал он. – Так как я приготовился ко всяким неожиданностям, то не особенно удивился, когда машина свернула на ту самую аллею…