Текст книги "Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи"

Автор книги: Михаил Лобанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Ленин умер. От него в этой комнате остались только крышка стола, за которым он работал, да кресло: стоят в углу, за шелковым шнуром, как в музее. Да еще портрет на стене. И из тех людей, с которыми он работал, большинства уже нет. Новые, более молодые и более суровые, пришли сюда.

Председательствует Молотов. Самый сильный в стране после Сталина человек. Твердая воля. Ясный и упорный ум. Рядом с ним его правая рука – с измученным лицом, с блестящими от постоянного напряжения глазами, незаметный, невзрачный, но с громаднейшим запасом жизненной энергии – Андреев… Иной раз здесь собирается человек до пятидесяти. Все люди, вышедшие из войны и революции. Избранные случаем, судьбой, люди сегодняшней страны, те, от кого, в их совокупности, зависит многое и в настоящем ее, и в будущем. Это Совнарком, значение которого сильно поднялось после того, как его председателем стал Молотов.

Все вопросы жизни страны проходят перед ними. И мрачнеют лица. Выдержит ли страна? Правилен ли путь?

Все они долго шли вместе. Все они до ослепления любят свою родину, прекрасную Россию. Но сейчас, на поворотном пункте ее истории, многие думают по-разному.

Одни готовы на все закрыть глаза – и упрямо идти вперед сегодняшними путями.

– Народ устал? Не хочет уже жертвовать всем? Хочет жить для себя? Требует мира? Хлеба? Свободы?.. Ничего. Потерпят…

Другие, наоборот, все шире раскрывают глаза, все больше оглядываются на живую народную жизнь, стараются вдуматься в народные нужды, желания, тайные мысли.

– Не пора ли, – думают они, пока что еще нерешительно, сомневаясь, – по-иному как-то сомкнуться с народом? Пойти по пути не мертвой идеи, но живых потребностей сегодняшнего дня?..

…Спокойный, неподвижный сидит Сталин – с каменным лицом допотопной ящерицы, на котором живут только глаза. Все мысли, желания, планы стекаются к нему. Он читает, слушает, напряженно думает. Уверенно, не спеша отдает приказания. Плетет сеть интриг. Возвышает одних людей, растаптывает других. Покупает, продает тела и души.

…Он знает все, что происходит на просторах огромной России. Но его ничто не волнует. У него нет сомнений. Ему никого и ничего не жалко. Понадобилось – и он залил кровью родную Грузию, железными цепями диктатуры приковал ее к телу социалистической России. Может быть, под пулями его солдат падали сверстники его детских игр… Что из того! Они оказались предателями. Они просили помощи у империалистов Запада, сговаривались с вековым врагом, с Англией. Предателям – смерть! Нет, ему никого не жалко. Великое дело требует таких же и жертв… Жизнь идет вперед – и время разрушает все. Качается уже и трон его власти. Он знает и это. Он чувствует, что все большей становится пустота вокруг него. Но почему? Разве его путь – не народный путь?

Сегодня – нет. Сталин уже пройденный этап революции. Он нужен был для того, чтобы практически поставить в порядок дня задачу роста национального самосознания великого народа. Он нужен был для того, чтобы острым плугом стальной воли и безграничной власти перепахать русскую землю, выкорчевывая из нее все старое. Он нужен был для того, чтобы заложить материальный фундамент здания новой национальной империи. Это сделано. На взрыхленной им почве вырастают новые люди и новые идеи.

Эти люди возьмут многое из намеченной вместе с ним программы. Но внесут одно громадное добавление, одну идею, отсутствие которой сводит на нет все его усилия, делает мертвым все, к чему он ни прикоснется – рожденную и выношенную ненавистным Сталину Западом идею свободы человеческой личности. Значение этой идеи понял великий Ленин. Его понимают и новые его наследники. Из свободы личности – и только из нее – вырастает хлеб: основа жизни, человека, страны, нации.

Стокгольм. 4 апреля – 28 мая 1931 г. [15]15
  «Советская Россия». 12 авг. 1990. С. 4.


[Закрыть]

В. Надтониев
«Тройка», «семерка», Сталин

«Взрыв был для меня абсолютно неожиданным»

Это признание принадлежит Троцкому. Он сделал его, уже находясь в далекой Мексике, через тринадцать лет после XIV съезда ВКП(б).

Трудно поверить, что всегда самоуверенный, высокомерный со всеми (за исключением Ленина), заносчивый, категоричный в суждениях, всезнающий Лев Давидович Троцкий, окруженный многочисленными помощниками и осведомителями, вдруг оказался в положении героев гоголевского «Ревизора» – удивленно-растерянно-пораженным.

Можно, правда, предположить, что такой прием понадобился ему для того, чтобы как-то объяснить свою позицию молчания, которую он занимал на съезде. Ему – члену Политбюро – несомненно было известно, что в развернувшейся к этому времени внутрипартийной борьбе по проблемам социалистического строительства отчетливо обозначились два лагеря: «большинство» во главе со Сталиным и Бухариным и «новая оппозиция» с ее лидерами Зиновьевым и Каменевым. И те, и другие имели своих преданных сторонников. Их идейные разногласия усугублялись еще и борьбой за власть, за личное лидерство в партии. И Сталин, и Зиновьев с Каменевым, и, конечно, Троцкий ставили процесс выработки политически верных решений в зависимость от успеха в этой борьбе. Все это, вместе взятое, диктовало им и выбор сторонников, и политическую позицию. Можно добавить только одно: в отличие от других членов Политбюро (Бухарина, Рыкова, Томского), Троцкий не осуждал действий оппозиции и не сделал ни единого шага, чтобы как-то устранить имевшиеся разногласия внутри Центрального Комитета. А они были, и серьезные.

В первые годы после Ленина дискуссии в партии приобрели особую остроту. Пожалуй, цель их была не в коллективной выработке решений, а в выявлении тех, кто высказывал особое мнение или свою позицию, порой не схожую с «генеральным курсом». Как правило, это были отдельные члены партии или группы, критически настроенные к официальному курсу, но в то же время, как им казалось, стремившиеся вынести на обсуждение партии свою программу действий, предложить свои «рабочие гипотезы» решения тех или иных задач социалистического строительства. Сколь это ни прискорбно, именно в 1924–1925 годах они стали причисляться к врагам партии, а их мысли подвергались резкому, а подчас и жестокому осуждению. Но вернемся к XIV съезду партии…

С Политическим и Организационным отчетами ЦК выступили Сталин и Молотов. Делегаты уже было приготовились к обсуждению отчетов, как возникло неожиданное обстоятельство – оппозиция выставила своего содокладчика в лице Зиновьева. И хотя регламентом была предусмотрена такая возможность, этот факт крайне удивил и озадачил большинство участников съезда.

Создалась чрезвычайная ситуация.

Подавляющее большинство съезда поддержало Сталина и Бухарина. Оно клеймило, разоблачало, доказывало, наступало. Оппозиционное меньшинство, в свою очередь, отбивалось, обвиняло, выставляло свои требования. Троцкий молча наблюдал, взвешивал, прикидывал. Логическим завершением яростной полемики по спорным идейно-теоретическим вопросам стало высказанное устами Каменева, под сильный шум собравшихся в зале, требование оппозиции: «…Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба… мы против теории единоличия, мы против того, чтобы создавать вождя».

Это была кульминация съезда. Это была та «бомба замедленного действия», которую заготовила оппозиция и о которой вспоминал Троцкий.

Небезынтересно вернуться к истокам этой истории. С чего же и как все начиналось? И к чему все это вело?

После Ленина

Тяжелейшей утратой для партии и страны явилась смерть В. И. Ленина. Чтобы хоть отчасти восполнить отсутствие вождя, важно было сохранить сплоченность внутри ЦК и в особенности в его Политбюро. Помимо Ленина, тогда в Политбюро входили Сталин, Каменев, Зиновьев, Рыков, Томский, Троцкий и Бухарин, переведенный в июне 1924 года после смерти Ильича из кандидатов в члены Политбюро.

В партийной среде все чаще говорилось о сложившемся к этому времени ядре в ЦК партии, о том, что это ядро призвано вести всю партию по завещанному Лениным пути. В его составе назывались три «ветерана» по стажу пребывания в Политбюро – Сталин, Каменев и Зиновьев, между которыми существовали не только партийные, но и товарищеские, личные отношения еще со времен совместной ссылки в Туруханском крае, Февральской и Октябрьской революций и гражданской войны. Всех троих связывала еще одна нить – борьба с их общим политическим противником, претендовавшим на особые роли в партии и государстве после Ленина, – Троцким.

Каждый член «тройки» исполнял определенные функции и обязанности. Так, Зиновьев являлся основным докладчиком и выступающим практически на всех политических форумах в это время: на XII и XIII съездах партии, на партконференциях, съездах Советов, профсоюзов, конгрессах Коминтерна и других. Еще при жизни Ленина пост председательствующего на заседаниях Политбюро занял Каменев; его характерной особенностью было умение формулировать вносимые предложения. Сталин же, будучи генеральным секретарем ЦК с 1922 года, сосредоточил свое внимание на работе аппарата Центрального Комитета, на подборе и расстановке руководящих и местных партийных кадров.

Драматическая ситуация в партии сложилась в связи с политическим завещанием Ленина, и в первую очередь с «Письмом к съезду». В этом ключевом документе, как известно, давались итоговые, лаконичные, но чрезвычайно емкие по содержанию оценки членов Политбюро ЦК, говорилось о возможных рецидивах их прежних ошибок. Естественно, что это не могло не повлиять и на сам характер взаимоотношений между отмеченными Лениным деятелями партии. Никто из указанных в «Письме» не был заинтересован в том, чтобы вступать в конфликт между собой на платформе этого ленинского документа. Более того, со стороны Каменева и Зиновьева предпринимались попытки по-своему интерпретировать ленинские оценки и высказанные мысли. Будучи директором Института Ленина, в распоряжении которого находились ленинские документы, Каменев вместе с Зиновьевым, тоже членом комиссии по приему бумаг Ленина, прилагали все силы к тому, чтобы оставить Сталина на посту генсека, рассчитывая использовать его организаторские способности в борьбе против Троцкого.

Нет нужды повторять читателям содержание «Письма к съезду», историю его появления. Однако напомним, что именно Зиновьев и Каменев вместе со Сталиным проводили совещания делегаций на XIII партсъезде. Они зачитывали этот ленинский документ, выступали с комментариями к нему, они ратовали за то, чтобы оставить Сталина на посту генсека. То есть они имели возможность, и немалую, формировать мнение делегаций, влиять на выработку их решений.

Положение Сталина в этот момент было предпочтительнее других. В ожесточенной дискуссии с Троцким по вопросам партийного строительства и экономической политики партии, состоявшейся незадолго до смерти Ленина осенью 1923 года, он опирался на аппарат, на существовавшее в партии недоверие к Троцкому, к его политическому прошлому.

В результате авторитет Сталина заметно вырос, а делегаты XIII съезда РКП(б), высказавшиеся за его кандидатуру на посту генерального секретаря ЦК партии, фактически предрешили решение этого вопроса на организационном Пленуме ЦК в июне 1924 года, которому ничего другого не оставалось, как «оформить» переизбрание Сталина. Такая процедура способствовала определенному возвышению генсека над остальными членами Политбюро. Произошло усиление его влияния, определенное выпячивание его личности.

Похоже, что у Сталина в этой ситуации появилась возможность дать ясно понять, что он уже больше не отождествляет себя с деятельностью Зиновьева и Каменева, проводившими, как и он сам, политику «отсечения» Троцкого. На этом этапе Сталин всецело солидаризировался с позицией большинства ЦК, считавшего, что, наряду с Троцким, все большую угрозу единству партии приобретала «особая позиция» Зиновьева и Каменева, по сути также сводившаяся к попыткам укрепить свое положение за счет отстранения других политических лидеров.

К этому времени обстановка уже прояснилась. Например, Зиновьеву удалось немало сделать в плане укрепления собственного положения в Ленинграде. Он окружил себя подобранным по принципу личной преданности людьми, готовыми отстаивать претензии Зиновьева, бросить вызов Москве, то есть Сталину и группировавшимся вокруг него деятелям партии.

В этой обстановке Сталин решил воспользоваться своим положением и предпринял попытку закрепить его. 17 июня 1924 года в докладе «Об итогах XIII съезда РКП(б)» на курсах секретарей укомов при ЦК партии он обвинил Каменева в «беззаботности насчет теории, насчет точных теоретических определений». Досталось и Зиновьеву, в особенности за выдвинутый тезис о «диктатуре партии как функции диктатуры пролетариата». В свое время этот зиновьевский тезис, по словам Сталина, вызвал острые споры, «путаницу и неразбериху» и, как следствие, несогласие и негативную реакцию партийных масс. 20 июня часть сталинского доклада была опубликована в «Правде».

От этого выступления и отсчитывается начало открытой борьбы за власть между этими членами Политбюро. Как позднее напишет Зиновьев, с того момента начинается его (Сталина. – Авт.)двухлетняя работа по созданию своей группы цекистов и отстранению от руководства Каменева и Зиновьева.

А что же Троцкий?

Действительно, чем был занят он? Выдвигая все новые и новые острые политические и теоретические вопросы, требующие долговременных дискуссий и обсуждений, Троцкий все время держал партию в полемическом напряжении. Это давало основания обвинять его в стремлении отвлечь коммунистов от решения назревших практических задач социалистического строительства. Помимо своего желания он все больше и больше укреплял авторитет Сталина как лидера партии. «Этот вывод парадоксален, – пишет генерал-полковник Д. Волкогонов, – но, пожалуй, никто не способствовал так укреплению положения Сталина во главе партийной колонны, как Троцкий». С этим нельзя не согласиться.

Партийное большинство имело право считать, что вокруг Троцкого группируются его сторонники, что он стал центром сочувственного внимания всех небольшевистских элементов. Зиновьев и Каменев заявляли, что «как истинные ленинцы» не могут разговаривать по основным вопросам с Троцким, с «этим меньшевиком, с этим разрушителем ленинизма» (как и они, Троцкий являлся членом Политбюро ЦК!). Они утверждали, что могут работать только при том условии, если основные вопросы будут обсуждаться в тесном кругу ленинского ядра, вспоминал позднее Я. Э. Рудзутак.

В течение нескольких лет Троцкий, по словам Томского, занимался тем, что регистрировал все ошибки, столкновения точек зрения, неаккуратно оброненные слова, фразы в Политбюро и время от времени разражался документами, адресованными партии, своим единомышленникам и Политбюро. Открытому и принципиальному – в духе Ленина – способу разрешения возникших разногласий большинство предпочло иной метод действия. Создается особый орган («группа из числа ленинцев», как говорил тогда Зиновьев) для обеспечения нормальных условий работы партийного руководства, для согласования действий в противовес Троцкому, которого все остерегались, которому не доверяли.

«Конечно, – говорил чуть позже Зиновьев, – мы были убеждены – и я в том числе, – что действуем в интересах партии. Мы считали внутреннее положение вещей в партии таким, что нам подобная мера казалась необходимой». Он так формулировал задачу: «Мы должны иметь хоть какое-нибудь место, где в своей среде старых ленинцев мы могли бы по важнейшим вопросам, по которым возможны разногласия с Троцким и его сторонниками, иметь право колебаться, ошибаться, друг друга поправлять, совместно коллективно проработать тот или иной вопрос. Перед Троцким мы лишены этой возможности». Это была одна из причин, которая заставляла Зиновьева так долго и упорно настаивать на выведении Троцкого из Политбюро, для того чтобы впоследствии отстранить его от работы в ЦК.

Обстановка в руководстве партии все более запутывалась и одновременно накалялась. «Надводную», видимую ее часть составляла бескомпромиссная идейная борьба против Троцкого и его приверженцев, а невидимая, «подводная» соответствовала также все более обостряющемуся и нарастающему соперничеству в борьбе за власть, за личное лидерство в партии, в руководстве – между Сталиным, с одной стороны, Зиновьевым и Каменевым – с другой.

В повестку дня выдвигались неотложные вопросы: что делать? Как быть? С помощью каких мер можно спасти положение и преодолеть надвигающийся кризис?

Выход найден

«Мы образовали фракцию вполне организованную с начала 1924 года, сначала мало оформленную, а потом вполне оформленную», – делает признание Зиновьев.

В ходе августовского (1924 г.) Пленума ЦК состоялось совещание группы единомышленников, членов ЦК (Сталин, Бухарин, Рудзутак, Рыков, Томский, Калинин, Каменев, Зиновьев, Ворошилов, Микоян, Каганович, Орджоникидзе, Петровский, Куйбышев, Угланов и несколько других товарищей), которое с целью укрепления руководства партией и для предотвращения наметившегося раскола постановило считать себя руководящим коллективом. Будучи сначала одним из инициаторов его создания, позднее Зиновьев стал называть его «фракционным центром».

Совещание выделило из своей среды исполнительный орган – «семерку» в составе членов Политбюро (Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский – за исключением Троцкого) и Куйбышева как председателя Центральной Контрольной Комиссии. Кандидатами в нее были Дзержинский, Калинин, Молотов, Угланов, Фрунзе.

Совещание выработало особый документ, наподобие Устава, регламентирующий всю деятельность созданного руководящего коллектива. Одной из главных установок документа был пункт о строжайшей дисциплине. «Семерка» была подотчетна только пленуму-совещанию этого коллектива, собиравшемуся одновременно (параллельно или накануне очередного Пленума ЦК. Все разногласия внутри «семерки» должны были решаться или пленумом-собранием, или самой «семеркой». Порядок дня работы «семерки» был тот же, что и на предстоящем заседании Политбюро, то есть она предварительно обсуждала те же вопросы. По требованию одного из членов она могла быть созвана немедленно. Также по требованию одного из ее членов любой вопрос мог быть снят с повестки дня заседания Политбюро. «Семерка» заседала по вторникам, Политбюро – по четвергам каждую неделю, а иногда и чаще.

Все это делалось для того, чтобы, придя на заседание Политбюро, быть готовыми к единодушному отпору Троцкому и выступать с единым мнением по обсуждавшимся вопросам. А обсуждались в «семерке» и предрешались практически все вопросы внутрипартийной жизни, по которым имелись разногласия с Троцким или другими товарищами. В поле зрения были хозяйственные, внешнеполитические и коминтерновские вопросы, важнейшие постановления Центральной Контрольной Комиссии. «Семерка» предрешала почти все организационные вопросы, а также вопросы распределения и расстановки партийных кадров.

Будучи, по свидетельству того же Зиновьева, секретным от партии, фактическим руководителем Центрального Комитета, «семерка» имела псевдоним – «руководящий коллектив» и располагала специальным шифром. Выступая в свою защиту на июльском (1926 г.) объединенном Пленуме ЦК и ЦКК, Зиновьев потрясал папкой официальных, по его словам, документов всевозможного характера, относящихся к работе «семерки». В качестве одного из примеров ее деятельности он привел документ, касающийся спора о хлебофуражном балансе. Постановление «семерки» гласило: «Так как открытие дискуссии, в особенности накануне открытия пленума фракции, считается нежелательным, то «семерка» считает необходимым перенести вопрос на обсуждение фракции пленума». Далее шли подписи членов Секретариата ЦК. Причем очень часто, продолжал Зиновьев, решения «семерки» в зашифрованном виде передавались из Москвы в Ленинград. «Как видите, – утверждал Зиновьев, – это была законченная организация: фракция пленума и ее исполнительный орган – «семерка», в которой участвовал председатель ЦКК т. Куйбышев».

Особо следует сказать о строжайшей дисциплине в «семерке». Ее соблюдение ценилось гораздо выше, чем соблюдение общепартийной дисциплины. Пытаясь как-то обосновать и объяснить свое выступление с содокладом на XIV партсъезде, Зиновьев признавал на упомянутом Пленуме ЦК и ЦКК, что он тоже несет часть вины за то, что на XIV съезд партии разногласия внутри Центрального Комитета свалились внезапно, что перед съездом в течение долгого времени не было б них известно широким слоям партии и даже членам ЦК. «Здесь была допущена ошибка с моей стороны, как и со стороны некоторых других товарищей. Мы надеялись, что вопросы, которые, как теперь показал опыт, могут быть разрешены только коллективным разумом всех членов нашей партии, прежде всего рабочей частью нашей партии, мы надеялись разрешить эти вопросы в стенах одной комнаты» (кабинета Сталина, где собиралась «семерка». – Авт.).Это свидетельство нашей близорукости. А не сделали мы этого потому, что, будучи связанными «фракционной дисциплиной», не желали вынесения разногласий на широкое обсуждение, мы подчинялись решениям «семерки».

Итак, до болезни Ленина, до декабря 1922 года, концентрация власти в руках Сталина происходила не столь явно. Однако вскоре после смерти вождя обстановка стала резко меняться.

Прошло совсем немного времени, и, уже будучи в составе «семерки», Сталин и его окружение начинают осуществлять новые приемы механической расправы теперь уже над бывшими единомышленниками – Зиновьевым и Каменевым. Предлог все тот же – Троцкий, отношение к нему.

Народ безмолвствует?

Напомню, что в результате прошедшей осенью 1924 года внутрипартийной дискуссии с Троцким выявились три категории резолюций местных партийных организаций, о которых сообщалось в «Правде». Одни выступали за исключение Троцкого из партии. Другие требовали снятия Троцкого с должностей председателя Реввоенсовета и члена Политбюро. Третья категория резолюций (от Москвы, Ленинграда, Урала, Украины и др.) требовала снятия Троцкого с руководства РВС и условного оставления его в Политбюро. Но при этом все были солидарны в вопросе об идейно-политической оценке троцкизма вообще.

Внутри ЦК первое мнение не имело ни одного сторонника. Расхождения были только между сторонниками второго и третьего мнения. Зиновьев и Каменев выступали за немедленное снятие Троцкого с постов члена Политбюро и предреввоенсовета.

Сталин же, оставшийся по воле партии на посту генерального секретаря, объяснял свою позицию по отношению к Троцкому стремлением исправить свою «грубость и нелояльность», на которые указывал в «Письме к съезду» Владимир Ильич. Позднее, на июльском объединенном (1926 г.) Пленуме ЦК и ЦКК, Сталин говорил, что когда развернулась дискуссия с Троцким в 1923–1924 годах, когда «одна часть нашей партии требовала применения крайних мер против Троцкого, а я был против снятия Троцкого с Политбюро, я занимал тогда место не на крайнем фланге против Троцкого, а на умеренном… Я отстаивал его оставление в Политбюро, отстаивал вместе с большинством ЦК – и отстоял… Во всяком случае, я старался учесть указания, данные Лениным мне в отношении Троцкого, и я принимал все возможные меры к тому, чтобы умерить пыл Каменева и Зиновьева, требовавших исключения Троцкого из Политбюро».

Сталин, однако, не был за безусловное оставление Троцкого в Политбюро. Вопрос стоял лишь о сроках и моменте, когда его можно было под удачным предлогом «потеснить». На январском (1925 г.) совещании руководящего коллектива, как мы теперь знаем, в преддверии Пленума ЦК было принято предложение Сталина о том, чтобы «осторожно подготовлять» вывод Троцкого. Сталин голосовал за это предложение, то есть высказался лишь за то, чтобы на январском Пленуме ЦК не выводить Троцкого из Политбюро.

В результате бурных дебатов уже на самом Пленуме ЦК подавляющее большинство членов Центрального Комитета (при двух голосах против) и все члены Центральной Контрольной Комиссии (при одном воздержавшемся) проголосовали за снятие Троцкого с поста предреввоенсовета, приняли, по выражению Мануильского «примиренческую» резолюцию.

Решение о «частичном» отстранении Троцкого, отказ поддержать предложение Зиновьева и Каменева (об удалении Троцкого из ЦК) свидетельствовали о снижении их авторитета, о поражении антисталинских настроений в Центральном Комитете партии. Не смогли поколебать позиции Сталина и попытки Зиновьева и Каменева, выразивших несогласие с мягким, по их мнению, решением январского Пленума, обвинить большинство ЦК и лично Сталина в либерализме по отношению к Троцкому, а также в том, что ЦК и ЦКК не только не ведут борьбу с троцкизмом, а даже смыкаются с ним.

С этого момента размежевание сил пошло полным ходом. Начался, говоря словами самого Троцкого, новый этап в осуществлении давно намеченного и систематически проводимого Сталиным плана. Уже вскоре после XIV съезда в руководящих кругах партии шли настойчивые разговоры о необходимости реорганизовать Политбюро в том смысле, чтобы отсечь ряд работников (в первую очередь имелись в виду. Зиновьев и Каменев), принимавших участие в руководящей работе при Ленине, и заменить их новыми кадрами, которые могли бы составить надлежащую опору для руководящей роли Сталина. Его план встречал полную поддержку со стороны тесно спаянной группы ближайших сторонников. Именно этим объяснялось решение руководящей группы проводить план по частям, пользуясь каждым подходящим случаем. Происходило постепенное сползание к авторитарному правлению, к созданию административно-командной системы и формированию культа личности Сталина [16]16
  «Неделя». № 1, 1989. С. 14–15.


[Закрыть].