Текст книги "Гончаров идет по следу"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Проходите в кабинет. Лоренс, если ты не прекратишь свои игрушки, то буду говорить с тобой серьезно. Молодой человек, вас это тоже касается.

– Я что вспомнил-то, – плотно прикрывая за мною дверь, начал Говоров, – да, собственно говоря, и не забывал, просто не придавал этому значения, а сегодня подумал, что, возможно, вам эти сведения пригодятся. Дело касается этого подонка, Анатолия Олеговича. Он ведь двойного гражданства, причем каким-то образом ухитрился оформить два паспорта. Один на имя Стригуна Анатолия Олеговича, а другой киргизский. В нем он записан как Алимбаев Толибай Олжасович. У него то ли мать русская, отец киргиз, то ли наоборот. Ну а еще в связи с этим пришло на память, что он родился на берегу какого-то живописного высокогорного озера. Название его я обязательно вспомню, если взгляну на карту Киргизии.

– Я не сомневаюсь в этом, но зачем?

– Господи, ну ведь не трудно догадаться, что если он сбежал, то не иначе как в родные места, где у него проживают сестра и мать.

– Если не упорол за большой бугор или еще дальше.

– Куда это дальше? – насторожился Говоров.

– Вселенная большая. Может, у человека душа рвалась к звездам, да только бренная плоть не пускала, вот он и решил оставить ее нам.

– Вы что? – захлопал глазами строитель. – Вы думаете… он мертв?

– Не знаю, пока не знаю, возможно, что завтра я смогу вам ответить на некоторые вопросы. Скажите мне, у него была щель между верхними резцами?

– Да, и довольно внушительная, такая, что при разговоре он даже присвистывал.

– А при ходьбе похрустывал. У него особые приметы были? Татуировки, родинки или еще какие козявки-бородавки?

– Насколько мне известно, ничем таким особенным он не выделялся.

– Ладно, вам что-нибудь говорит эта фотография? – На стол перед ним я выложил цветное фото, где на фоне живописных сосен между двумя мужиками стояла моя висельница. – Вам, случайно, не знакомы эти люди?

– Господи, ну что за вздор вы несете, как мне могут быть не знакомы эти подонки, если я сам их снимал прошлым летом. Слева стоит Денис, справа Стригун, а посредине сожительница, а может, и жена Линда. Или, говоря попросту, Лидия Александровна Коровина.

– Чья сожительница, чья жена? Дениса или Стригуна?

– Бог мой, ну конечно же Стригуна, Денису такую шикарную бабу не поднять. Мне кажется, из-за нее Толик и пустился во все тяжкие. Та еще стерва!

– Не надо так, – тихо попросил я, но он разбушевался пуще прежнего.

– Как это не надо, как это не надо, если из-за этой суки меня прокатили на полтора миллиона, а вы… Кол ей осиновый в задницу, чтоб она подохла.

– Успокойтесь, Игорь Викторович, в ту ночь, когда мы с вами гуляли в «Ночах Шахерезады», а точнее, отдыхали в ментовке, она ваше желание удовлетворила.

– Что? О чем вы? Не понимаю.

– Она либо повесилась сама, либо ее повесили – я склоняюсь ко второму варианту.

– Вот так да! Да что же это? – вдруг нелепо засуетился лукавый бизнесмен. – Как же это? Она ведь молодая, красивая, у кого же рука поднялась? Подонки!

– Господин Говоров, – попытался я урезонить его, – вы непоследовательны. Только что вы желали ей страшной и мучительной смерти, а теперь вдруг раскисли, как галета в горячем супе. Чего вдруг?

– Не знаю, она мне нравилась.

– Ага, понятно, как говорил Шурик: «Птичку жалко».

– Перестаньте вы наконец издеваться. Где она сейчас?

– А где, по-вашему, должны храниться невостребованные мертвецы через день после кончины? Думаю, что не на ипподроме.

– Оставьте. Она в морге, да?

– Удивительная сообразительность.

– Я немедленно туда поеду, надо забрать тело.

– И куда вы его денете? Положите на свой письменный стол или отнесете домой к жене? Уверяю вас, она не поймет и сочтет вас некрофилом. И вообще, вам в нынешнем положении это знакомство лучше не афишировать. Так можно перепутать все карты. Вами заинтересуется милиция, потянется веревочка, и в конце концов результат будет плачевный. Если вы не оставите своей бредовой идеи, то я умываю руки.

– Да, вы правы, и что это я расквасился? Ничего, сейчас пройдет, давайте выпьем за нее. Помянем по русскому обычаю.

– Не могу, я за рулем, а тем более за нее я пил позавчера ночью. Вы уж сами.

– Да, конечно. – Из ящика стола он извлек плоскую бутылку и, не утруждая себя пустым переливанием, засосал прямо из горлышка. – Но похоронить-то я ее могу?

– Едва ли, лучше сообщите мне адрес ее местопроживания, я шепну кому надо, и ее заберут родные. Это все, что вы пока можете для нее сделать. Она не наркоманка?

– Какую чушь вы несете, она и спиртное-то почти не пила, любила себя баба. А родных у нее в городе, кроме Стригуна, никого не было. Кто будет ее хоронить?

– Ладно, что-нибудь придумаем. Эта Линда не могла лечь под Дениса?

– Нет, слишком высокого мнения она о себе была.

– Мнение мнением, а природа требует.

– С нее было достаточно меня и Стригуна.

– Поздравляю, братья во Христе, – не смог сдержать я улыбки. – Но как же она могла оказаться в доме у Виноградова?

– Что? Вы об этом не говорили. Она там была?

– Скорее всего, да.

– Ничего не понимаю. Может быть, приходила вместе со Стригуном?

– Не уверен. Скорее всего, Стригуна в городе нет. По крайней мере, свою квартиру он продал. Сегодня в нее заселились другие люди.

– Продал? Когда?

– Думаю, давно, по крайней мере, еще до третьего марта.

– Ну вот, я же вам говорил, что искать его нужно на родине, он там.

– Возможно, но не гарантировано.

– Нужно туда съездить, навести справки, на месте это сделать легче. Это он убил Линду, больше некому.

– Сомневаюсь, впрочем, более или менее точно я об этом сообщу вам завтра, когда прояснятся некоторые детали. Кстати сказать, где она работала?

– Насколько я знаю – нигде. А точнее, она была у Стригуна на содержании.

– А почему не у вас?

– Последнее время у них с Толиком возникло что-то вроде любви, теперь-то я понимаю, какая это была любовь! Когда Стригун слинял, я несколько раз к ней заезжал, думал, что она в курсе, но всякий раз натыкался на закрытую дверь.

– Понятно, тогда на сегодня все. До свидания, и больше не пейте, завтра с утра вы мне можете понадобиться.

Уже с порога я понял, что в своей кухонной резиденции Милка принимает гостей. Раскрасневшийся от непомерного количества выпитого чая, за столом пыхтел коротышка. Видимо, их беседа носила столь увлекательный и злободневный характер, что меня они заметили не сразу.

– Вот вы женщина неглупая, – заблуждался капитан, – скажите, на кой они черт мне сдались, эти демократы? Кругом сплошной беспредел и рэкет. Работы прибавилось, а зарплата убавилась. При коммуняках был порядок и уверенность в завтрашнем дне, а что сейчас?

– А сейчас, чтобы вырвать зуб, отнеси и положи двести рублей, – подпевала ему Милка. – А где взять эти самые двести рублей?

– В тумбочке! – заходя на кухню, зло посоветовал я. – Что вы как грачи раскудахтались? Или заняться больше нечем? Лаврентия Павловича на вас нет, политики кастрюльные. Попали в дерьмо, так сидите и не чирикайте. Капитан, пойдем в кабинет.

– Чего это ты, Константин Иваныч, такой грозный? Мы же просто так, языки чешем.

– От того и злой. Что там у тебя, рассказывай.

– Корочку хлебную я принес. С тем характерным прикусом она была одна. Погляди. – Из бумажного конверта Оленин извлек почти целый кусок черного сухаря с единственным надкусом. – Ты посмотри и верни, я его незаметно подброшу в общую кучу, а то получится преступное сокрытие улик.

– Можешь забрать его прямо сейчас.

– Что же, я зря старался? – обиделся околоточный.

– Нет, не зря, я уже увидел то, что мне нужно, а догрызать его я не собираюсь.

– И что же ты увидел? – вроде безразлично спросил он.

– Федорыч, перестань финтить, когда я что-то пойму, то сам тебе обо всем расскажу, кажется, у тебя еще не было оснований подозревать меня в мелочной скрытности.

– Ни Боже мой! Грех даже думать о таком. Благодаря тебе я сегодня герой дня. Я доложил так: проводя, мол, профилактический осмотр чердака с целью выявления бомжей, мною обнаружены… и так далее.

– Ну вот и отлично, что там у нас еще?

– Ничего интересного, кроме того, что в щелях между кафелем как на стенах, так и на полу найдена засохшая кровь. Завтра станет известно, принадлежит она расчлененному трупу или нет.

– А чье это тело? Хотя бы предположительно.

– Пока ничего конкретного они сказать не могут, но квартирант носил одежду пятьдесят четвертого размера, и именно такие габариты имеет безголовый труп.

– А голову, конечно, не нашли.

– В том-то и дело, что нет. Весь чердак по три раза прошмонали – и ничего. Нет головы, хоть ты лопни. Наверное, в мусорку выкинули или еще что отчебучили.

– Скверно. Без головы плохо даже покойнику. Больше ничего?

– Есть еще один прикол, но это уже мое личное наблюдение, и им я гордиться вправе. Среди шмоток квартиранта была одна кожаная куртка, самая обычная, черного цвета, с меховым воротником. Но меня она сразу заинтересовала.

– И чем же она привлекла внимание славного околоточного Оленина?

– Своей величиной. Она, представь, по крайней мере на пару размеров меньше, чем остальные вещи квартиранта. Я внимательно, по шовчикам, ее рассмотрел, и знаешь, что увидел? – Капитан сделал многозначительную паузу, словно собираясь декларировать изобретение вечного двигателя. – Я обнаружил дырку в кармане.

– А за подкладкой килограмм золота, – ощерившись, добавил я.

– Нет, Иваныч, это было сквозное отверстие, кто-то в кого-то стрелял через карман.

– Оригинально. И кто это вдруг решил возродить добрые бандитские традиции полувековой давности?

– А кто его знает, скорее всего, убивали того самого человека, которого потом разделали. Стреляли без глушака, потому что карман маленький и весь агрегат в него просто бы не поместился, к тому же и обгорел он сильно.

– Ну что же, Федорыч, поработал ты на совесть, это дело следует отметить.

– А вот личность повешенной женщины до сих пор установить не удалось.

– Ничего страшного, возможно, завтра я тебе помогу и с этим вопросом, а теперь забудем о делах, по маленькой – и спать. Устал я сегодня как черт.

– Я тоже, поэтому «маленькую» давай отложим до лучших времен.

– Не возражаю, – согласился я. – Такая возможность нам представится завтра.

Врач судебно-медицинской экспертизы опоздал на час и появился только в восемь. На удивление он был трезв как стеклышко и даже его вечно оплывшая физиономия сегодня была свежа и ухожена. Наверное, помимо запланированного, ожидается дополнительное затмение солнца. Однако, заговорщически пощелкав по крышке своего неизменного «дипломата», он тут же разрушил все мои иллюзии:

– Спиритус грандиозус! Колоссаль! Тебе принес.

– Как это ты по дороге его не уговорил?

– Не пьем мы, Гончаров, нынче это не в моде.

– Захарыч, не пугай так жестоко. А то ведь и родить можно.

– Нет, я говорю вполне серьезно.

– И давно это у тебя началось?

– Третий месяц пошел.

– Ну тогда не страшно, это пройдет. Просто банальная дамская задержка. Или тебя закодировали?

– Ага, начальница наша. Так закодировала, что до сих пор в глазах темно. Я последнее время как на работу приходил, так сразу прямым ходом к девчонкам под капельницу. Они меня прокачают, все дерьмо выведут, и вроде как ничего, иду к столу на трудовую вахту, а после работы опять рогом в землю. Прожил я так последние полгода: вечерком – в стакан, а утром – под капельницу. В конце концов привык к такому режиму, как наркоман все вены себе исколол. И тут эта горгона, Наталия Георгиевна, запретила выдавать мне физраствор. Я ей говорю: что же ты, блоха пернатая, делаешь, ведь загнется раб Божий Корж. А она отвечает: лучше тебя один раз похоронить, чем каждый вечер натыкаться на твою пьяную харю, да и раствор нынче не даром дается. Ну в тот раз меня еще почистили по полной программе, а к вечеру я нализался по новой. Думал, она шутки шутит. Ан нет. Я по привычке в девчонкам, а они в отказ. Говорят, что ключи от склада эта убийца забрала себе. Я к ней, то да се – бесполезно! Говорит: я тебя предупреждала и нет моих принципов, чтобы слово свое не держать. И более того, приказ о твоем увольнении подготовлен, но пока бездействует в столе. Доставать я его оттуда не буду, это сделаешь ты сам, если еще хоть раз увижу тебя в непотребности. Чуть я тогда дуба не дал. А жить-то хочется, кушать надо, а кому нужен старый алкоголик, который только то и может, что вспарывать брюхо да пилить черепа.

– С тобой все ясно, – прервал я затянувшуюся исповедь сизого носа. – Передавай привет Наталии Георгиевне и скажи, что ее политика единственно верная и дело ее правое. А теперь перейдем к делу. Что ты можешь сказать по существу поставленных мною вопросов?

– Во-первых, с тебя причитается. После твоего звонка я добровольно вызвался потрошить твою бабу и проканителился с ней до сего времени.

– За что я очень тебе признателен. Рассказывай.

– А чего рассказывать – я уже написал заключение, бери да читай.

– Нет уж, соизволь на словах, так мне понятнее.

– Как хочешь. Начнем с того, что она была наркоманкой.

– Не может этого быть.

– Может или не может, я не знаю, а говорю тебе голые факты. У нее на изгибах рук я обнаружил по крайней мере полтора десятка дырок от иглы. Далее, окочурилась она от сумасшедшей передозировки героина, а только потом пошла и повесилась. Вот такой расклад получается.

– Что-то здесь не так. Ты видел ее косметику?

– Хороший макияж. Я в этом не специалист, но, по моему мнению, гримировали ее уже мертвую. Примерно так, как разрисовывают матрешек.

– Почему ты так решил?

– Потому что тушь и помада нанесены поверхностно, так, как есть. Понимаешь, косметика не проникла в мелкие морщинки и углубления. Ты видел, как бабы себя размалевывают? Они растягивают губы аж до ушей, оттягивают веки до задницы и только затем мытарят себя, бедняжки, чтобы краска проникла в каждую пору. В нашем случае такого нет, помада нанесена на спокойные губы, как и тени, как и тональный крем.

– Захарыч, трезвый образ жизни идет тебе на пользу. Ты стал умный, как наш домком. Можно переходить ко второму вопросу, если ты исчерпал первый. Как тебе понравились фрагменты четвертованного тела?

– А никак, ими занимался Валерка, у меня же не десять рук. Правда, я глянул мельком, одним глазком, но этого недостаточно.

– Для меня все хорошо, говори что знаешь.

– Во-первых, там некомплект. Ты забыл положить в мешок голову. Во-вторых, ткани подверглись гнилостному изменению, так что точную дату его смерти определить будет очень проблематично, но если учитывать температуру окружающей среды за последние двадцать дней, то думаю, что узлы и агрегаты этого господина отсоединены и не функционируют не меньше двух недель. Плюс-минус три дня.

– Ты мог бы определить его возраст и телосложение?

– На первый взгляд от двадцати до тридцати лет, завтра скажу более точно. Что же касается роста, то тут можно сказать более определенно: он у него составлял порядка ста восьмидесяти – ста восьмидесяти пяти сантиметров. Стоит отметить, что парень был хорошо развит физически.

– Причину смерти ты, конечно, указать не можешь?

– Могу сказать, что его не зарезали и он не умер от передозировки наркотиков, поскольку его вены были чисты и непорочны.

– Его не могли удавить?

– Нет, голова отсечена очень высоко, под самый череп, так что нам достался довольно приличный кусок шеи. Видимых следов удавки на ней нет. Но все это я тебе говорю исключительно исходя из беглого осмотра, подробнее об этом господине можно узнать завтра, переговорив с Валеркой.

– Он мог умереть от черепно-мозговой травмы?

– Вполне. Скорее всего, так оно и было – его сперва хорошенько долбанули по темечку, а потом отрезали бестолковку.

– А прострелить ее не могли?

– Почему же нет? Очень даже вероятно, и если бы ты мне эту голову предоставил, то получил бы совершенно исчерпывающий ответ.

– Сизый нос, ты классный эксперт и тебе давно пора на повышение. Буду в области – непременно за тебя похлопочу.

– Избави меня Бог от таких покровителей. – Театрально открыв «дипломат», Корж извлек двухсотпятидесятиграммовую колбу. – Держи презент, а я побежал, похоже, я становлюсь добропорядочным семьянином.

Лежа в постели, я долго думал о страсти к деньгам, о смерти Линды. Что могло произойти в тот роковой день? Как она могла оказаться в квартире Виноградова, которого четвертовали еще в начале месяца? То, что упаковали его собственный труп, я теперь не сомневался. Но зачем любовнице Стригуна понадобилось тащиться в квартиру убитого полмесяца назад Дениса, я не понимал. Не склеивалась у меня вся это история, хоть ты разбейся. И сам Денис в нее не вписывался. Ну на кой ляд было финансовому жулику Стригуну посвящать в свои тайны какого-то парня с третьих ролей? Он и без всякой посторонней помощи обстряпал бы дело не менее успешно. Нет, не получается у меня с Виноградовым, не нужен он был Стригуну. Подождите, господин Гончаров, а что, если наоборот? Стригун был нужен Виноградову? Ну и что? Послал бы его уважаемый Анатолий Олегович куда подальше, и на этом делу конец. Вряд ли Денис мог его шантажировать. Финансовые мошенники люди умные и, прежде чем начинать какое-то предприятие, заранее все предусмотрят. Работают они практически без проколов, особенно в наше распрекрасное время, когда обычное воровство запросто сходит за авторитетную коммерческую сделку. И уж никак не мог деревенский парень, всего-то отслуживший в армии, подловить опытного Стригуна. А если все-таки… Тогда зачем убийство Линды?

– Нет, Гончаров не там ковыряешься, не то зерно ищешь, – завел я сам с собой диалог.

– А может быть, банальная ревность, мало ли что.

– Ты еще скажи, кровная вендетта. Не гони гусей, Гончаров.

– Про ревность я, согласен, загнул, но в том, что Линда могла быть любовницей Дениса, меня не переубедишь. Если судить по фотографии, то Стригуну под пятьдесят. Он, конечно, еще в форме, но все равно здорово проигрывает стоящему рядом Виноградову, а бабы это понимают за версту. Что, если вернувшийся раньше времени Анатолий Олегович застукал их бутербродиком?

– Неправильно рассуждаете, Гончаров. Виноградов, как и Стригун, перестал появляться на работе с третьего марта, зарубите это у себя на носу. Неужели вы думаете, что все это время Денис, наплевав на хорошую работу, кувыркается с любовницей начальника? Если так, то плохо вы знаете нынешнее поколение. Такой безответственный поступок могли себе позволить только люди вашей формации в золотое застойное время. Нет, скорее всего, третьего марта Денис уже был мертв, и это обстоятельство помешало ему выйти на работу. Что же касается самого Стригуна, то, вероятно, получив в Москве деньги, он прямым транзитом, игнорируя наш город, укатил на родину.

– Может быть, ты и прав, но тогда соизволь объяснить, за каким чертом через семнадцать дней после смерти Дениса к нему приходит Линда?

– А почему ты думаешь, что она приходила именно к нему? Дом большой, почти на триста квартир, так что зависать она могла где угодно.

– Не пойдет. В двойное совпадение я еще поверю, но уж в тройное – дудки!

– Как знаешь, давай спать. Утро вечера мудренее.

Я глубоко ошибся. Утро только прибавило проблем. В девять часов, без звонка и предупреждения, приехал Говоров. По его помятому непрезентабельному виду я понял, что он пил и не спал всю ночь. Ныть он начал прямо с порога:

– Константин Иванович, все-таки мне бы хотелось похоронить ее по-человечески. Вы обещали к утру что-нибудь придумать, обещали прояснить ситуацию.

– Ситуация прояснилась, это так, а вот организацию похорон, да еще в девять утра, я не обещал, тут вы, мой друг, передергиваете.

– А что удалось выяснить?

– Извините за въедливость, но вы уверены, что она не была наркоманкой?

– Абсолютно, и не стоит больше эту тему поднимать.

– Если так, то кто-то накачал ее героином под завязку. В общем, умерла она от бешеной передозировки, по крайней мере, такое заключение вынесли медики. Подвесили ее уже мертвую.

– Ну вот, а что я вам говорил! Безусловно, это дело рук Стригуна.

– Сомневаюсь. Скажите, Анатолий Олегович был физически силен?

– Я бы этого не сказал, скорее наоборот.

– Я так и предполагал. А теперь представьте, что полновесное тело мертвой женщины пронесли через чердак всего дома, а потом имитировали повешение. Как вы думаете, смог бы он с этим справиться?

– Едва ли, но не забывайте, что у него был помощник – Денис.

– Нет, не был Денис его помощником.

– Почему вы так в этом уверены?

– Во-первых, потому, что при таком раскладе личное дело Виноградова исчезло бы точно так же, как и Стригуна, во-вторых, все его документы находятся дома, а значит, он никуда убегать не собирался, а в третьих, Денис к тому времени был уже две недели как мертв, профессионально разделан и упакован. Так что не возводите на него напраслину.

– Боже мой, час от часу не легче. Значит, он погиб, защищая мои интересы? Бедный парень. Его похороны я тоже беру на себя.

– Возможно, но маловероятно, скорее всего, он защищал свои интересы. Но опять-таки пока ничего конкретного я вам сказать не могу. Из троицы, изображенной на фотографии, двое мертвы, а третий находится неизвестно где.

– Я же вам сказал, что искать его нужно на родине. Ночью я вспомнил, как называется озеро. Тюп-Кель, оно небольшое и находится недалеко от Иссык-Куля. Я помню, он говорил, что там в крохотной русской деревеньке живут его родные.

– Уж не предлагаете ли вы мне туда сгонять?

– А почему бы и нет? Что тут такого? В конце концов, вы работаете не бесплатно.

– Пока еще я к вам не нанимался, по крайней мере, не получил от вас ни копейки.

– За этим дело не станет. Если вы вернете мне украденное, то получите совсем недурно, столько, сколько вы запросили – десять процентов. Это даже для меня большие деньги. Советую вам, не откладывая дела в долгий ящик, выехать прямо сегодня.

– Господин хороший, это полный абсурд. Вы вообще-то представляете, какую задачу ставите передо мной?

– Естественно. Вы едете на озеро Тюп-Кель, находите там деревню, где живет мать Стригуна. Через нее узнаете местонахождение афериста и преспокойнейшим образом вытрясаете у него бабки моих вкладчиков.

– Простите, но вы рассуждаете как полный идиот. Скажите-ка, какое у вас есть основание требовать с него деньги? Он что, написал вам расписку, заверенную нотариусом?

– Нет, но такие расписки, а точнее, копии договоров есть на руках у вкладчиков. Их можно востребовать и сделать копии.

– Ну и что, он заявит, что перегнал деньги в строительную фирму «Лотос», а про остальное и знать не знает, и ведать не ведает.

– Вы правы, – поскучнел похмельный Говоров. – А если применить к нему силовые методы воздействия?

– Это в суверенном-то государстве? В государстве, чьим гражданином он является? Благодарю покорно. Если он оттуда родом, то наверняка у него есть куча друзей и товарищей. При тех деньгах, что у него появились, он, убежден, уже открыл свое дело и обзавелся кучей охранников. Вы должны понимать, что кормить рыб в Иссык-Куле мне не хочется, равно как и парить в свободном полете сброшенным с какой-нибудь скалы. Но это полдела, уже довольно давно все побережье Иссык-Куля стало элитной курортной зоной, и просто так никто меня в нее не пропустит. Или вы предлагаете мне десантироваться?

– Ну здесь-то сложностей не возникнет. Я куплю вам турпутевку.

– Чтобы я покорно бродил в общем туристическом стаде? Скорее всего, перемещение там ограниченное и мое неадекватное поведение тотчас вызовет у местных суверенно-самолюбивых властей нездоровый интерес.

– Продумать вопрос вашей легальной мобильности я берусь до вечера.

– Не стоит себя утруждать, все равно я не поеду по причине, указанной выше, мне еще хочется видеть, как цветет сирень.

– Там и увидите, наверняка в тех местах она уже цветет, благоухает и радует глаз.

– Господи, ну неужели же вам непонятно, что хваленая вами сирень может радовать только живой глаз? Почему я должен, исправляя ваши ошибки, раньше времени покинуть этот мир?

– Да, я с вами согласен, опасность предполагается, но, может быть, вы, не ввязываясь в это дело самолично, узнаете о точном местопребывании Стригуна? А дальше я все сделаю сам.

– Это уже реальнее, но почему вы зациклились на мне, в городе полно детективных агентств с более крепкими парнями. Вы только посмотрите, сколько зазывной рекламы.

– Я сужу не по рекламе, а по результатам работы. За те сутки, что вы занимаетесь моим делом, вы уже показали, на что способны.

– Ну, тут уж никуда не денешься, скажу вам без ложной скромности – умен и проницателен господин Гончаров. Ректификатику не желаете-с?

– Желаю, но не могу. Дел полно. Так, значит, мы с вами договорились?

– Да, если устроите мне туристическую путевку на Иссык-Куль.

– Я сделаю больше, и думаю, что не далее как завтра. Но для оформления мне нужен ваш паспорт. Не волнуйтесь, все будет в полном ажуре.

– Пишите расписку. Надеюсь, печать с вами?

– Да. Но зачем? Неужели вы мне не верите?

– Не делайте из меня ребенка. Передача собственного паспорта в руки сомнительного финансиста сам по себе шаг рискованный и отчаянный. Кстати, сколько вы мне заплатите, если я укажу вам адрес Стригуна?

– Пятнадцать тысяч рублей вас устроит?

– Да, если приплюсовать еще пять, которые я вам отработал вчера.

– Я согласен.

– Командировочные и прочие расходы за ваш счет.

– Это как положено. Однако я попрошу вашего содействия насчет похорон Дениса и Линды.

– Боже мой, вы меня утомили, будь проклята та минута, когда я вошел в ваше купе. Сделаем так. Вы сегодня после обеда, в поисках Виноградова, обзвоните сначала все больницы, а потом морги. В морге, что при судмедэкспертизе, спросите Ивана Захаровича Коржа. Все остальное он сделает сам. Только учтите – вам придется побывать на опознании. Как вы относитесь к трупам?

– Спокойно.

– А вот я их не люблю с детства и ничего не могу с собой поделать.

– Бывает, – отвлеченно согласился Говоров. – Так я, наверное, пойду?

– Да уж идите, теперь у вас еще с похоронами хлопот прибавилось. Вечером обязательно мне позвоните, в общем, держите в курсе.

– У нас стал не дом, а проходной двор, – проводив гостя, раскудахталась Милка. – Скоро в пять утра начнут доставать. Куда это ты намылился с утра и пораньше? – заметив мои приготовления, въедливо поинтересовалась она. – Ни свет ни заря соскочил. Куда поперся?

– Деньги зарабатывать, мне семью кормить надо. Антиквариат восстанавливать, который профукала легкомысленная супруга.

– Тогда удачи тебе, милый.

– Через три часа, к моему приходу, чтобы кормежка была на столе.

Предупредив Коржа о возможном звонке Говорова, я попросил его все устроить естественно и буднично, так, чтобы постороннему глазу не за что было зацепиться. Потом, подъехав к говоровской конторе с тыла, я битых два часа наблюдал за ним в бинокль. Зачем я это делал – сам не пойму, наверное просто руководствуясь каким-то непонятным чувством неудовлетворенности. Я даже не знал, за кем слежу. То ли за его посетителями, то ли за ним самим. Сторона, куда выходили окна его кабинета и приемной, была теневой, и потому, несмотря на солнечное утро, в них горели лампы дневного света. Он сам и крошка Лоренс были передо мной как на ладони. В почему-то тоже освещенном кабинете его бывшего зама никого не было, и это показалось мне странным. Поневоле заинтригованный, я ждал разрешения этой маленькой загадки, могущей перерасти в большой вопрос.

Вопрос вскоре разрешился просто и банально. Я поневоле рассмеялся, когда, проводив к шефу симпатичную посетительницу, Лоренс проворно юркнула в пустующий кабинет. Немного погодя туда же заскочил неизвестно откуда взявшийся Андрей. Торопясь и без лишних слов он начал было лапать мою симпатию, но та, приложив палец к губам, показала ему кулак. Согласно кивнув, он уселся за стол рядом с ней. В такой классической и загадочной позе они замерли. Ровно ничего не понимая, я перевел объективы на кабинет шефа, и здесь меня ждало новое потрясение. Доскональным раздеванием Говоров себя утруждать не стал, он просто задрал своей визитерше юбку и, уперев ее головой в стол, делал свою работу деловито и меланхолично, словно справляя тризну по умершей Линде.

– Не фирма, а натуральный дом терпимости, – решил я, разворачивая машину. – И надо было мне потерять почти два часа только на то, чтобы констатировать величину говоровского пениса. Полный улет.

– И много денег заработал мой муж? – с порога спросила Милка.

– Много, но об этом после, сейчас немедленно в койку…

– Костя, а ведь я вспомнила, кто мог воспользоваться моими ключами, – через некоторое время удовлетворенно призналась Милка.

– Какая теперь разница, – сонно ответил я. – Поезд ушел, и стук колес уже растаял.

– И все-таки. Это был один из тех кретинов, которые опрокинули меня на баксы.

– Наплюй и забудь, скажи спасибо, что отделалась сравнительно легко.

– Когда я вышла из машины для предварительных переговоров, то вся связка ключей оставалась в замке зажигания, – не слушая моих увещеваний, продолжала она гундеть под ухом. – А их машина с водителем стояла вплотную к моей.

– Да замолчишь ты или нет? – Прихлопнув ее подушкой, в крайней степени раздражения я повернулся к ней задницей. – Что с того, что ты вспомнила. Где их теперь искать? Скорее всего, залетные орелики. Где ты их откопала?

– Галка Фокина свела, она у них сто баксов на рубли выгодно поменяла.

– Вот иди и спрашивай со своей Галки, а меня оставь в покое, – недовольно пробурчал я и, подумав, добавил: – Наверное, из их же компании твоя подружка.

– Мне она говорит, что познакомилась с ними случайно и с тех пор их не видела. Вот взял бы и занялся этим делом, вместо того чтобы отлеживать бока и оскорблять женщину.

– Отстань, у меня и без твоих крысятниц есть чем заняться.

Ближе к вечеру, часов примерно в шесть, позвонил Оленин и гордо сообщил, что личность повешенной женщины установлена. Поздравив его с хорошо проделанной работой, я пожелал ему в самом скором времени найти недостающую голову и положил трубку. Но далеко от телефона отойти мне не удалось. Буквально тут же позвонил Говоров и, поблагодарив меня за помощь, сообщил, что похороны Линды состоятся завтра в полдень, что же касается погребения Дениса, то возникли определенные сложности и пока этот вопрос остается открытым. Конкретно на эту тему он хотел бы поговорить со мной завтра после обеда в своем кабинете.

Когда на следующий день в четыре часа я приехал в фирму, скромные поминки были уже закончены. Немногочисленные сотрудники разбрелись по своим комнатам, а мрачный шеф, ожидая меня в приемной, о чем-то тихо переговаривался с незнакомой черноглазой девицей восточного производства.

– Вот и похоронили Линду, – пропуская меня в кабинет, скорбным голосом сообщил он. – Жаль бабу, хоть она того и не заслуживает, но, увы, все мы смертны.